Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости Коняев Николай
7
Недобрым гулом докатывалось эхо событий Смутного времени до Ростовского монастыря святых страстотерпцев Бориса и Глеба, где сидел в келье закованный в цепи преподобный отшельник Иринарх.
Появился второй самозванец – еврей Богданко, и еще одну трехсаженную железную цель повесил на себя Иринарх. Предался еврею-самозванцу ростовский митрополит Филарет – и еще увеличил тяжесть на себе преподобный затворник[48]…
Келья, где сидел он, была невелика, от стены до стены – рукою достать можно. В одном конце кельи – за монастырскую стену – оконце, в другом – дверь. Ни постели, ни печи никогда не было в келье… Прикованный цепями, Иринарх безвыходно сидел в убогой келье, а молва о силе его святых молитв распространялась по всей Руси. Шли к Иринарху нищие и убогие, присылали за благословением князья…
Весной 1609 года, когда совсем тяжко стало на Руси, попросил у Иринарха благословения собирающийся в поход на Тушинского вора князь Михаил Скопин-Шуйский.
Свой крест послал юному князю борисоглебский затворник…
Потом, когда московские бояре отравили князя, крест, возвращенный умирающим князем Михаилом, Иринарх снова поставил в келье.
Некому было нести этот крест. Еще долго надо было молиться, чтобы появился герой, способный взять его…
Все время Иринарх пребывал в непрерывной работе – вязал одежду для братии. Сам же одевался в рубище и вериги.
С каждым днем, приносящим новые известия о новых убийствах и клятвопреступлениях, прибавлял он груза, чтобы отмолить новой тяжестью и этот грех.
Уже и на плечах висели вериги, и на груди. На шее – железное путо, на ногах – цепи, на голову одет был тяжелый обруч. Ожерельями висели на груди медные кресты…
В великом откровении прозвучали Иринарху Божественные Глаголы: «Если испросишь чего, будет дано тебе!» Но прошли долгие годы тяжкого молитвенного труда, прежде чем было дано то, что испрашивал преподобный Иринарх.
На пути к Москве Дмитрий Михайлович Пожарский и Косьма Минин остановились в Ростове, чтобы побывать в Борисо-Глебском монастыре и лично получить благословение Иринарха.
Загремев цепями, поднял преподобный Поклонный крест.
– Да явит Господь милость Свою, – сказал он, вручая святыню князю. – Да пособит очистить Москву от великия скорби.
Это был тот самый крест, что посылал Иринарх князю Михаилу Скопину-Шуйскому.
– Дерзайте! – благословил Иринарх и гражданина Минина. – Не страшитеся ничего! Бог вам в помощь!
И еще одну цепь повесил на себя в Борисо-Глебском монастыре святой отшельник Иринарх, когда узнал об избрании в цари Михаила Романова.
В этих цепях и встретил он день 13 января 1616 года, когда отошел ко Господу…
Великая и чудесная сила обнаружилась в цепях преподобного. Когда больные возлагали их на себя, исцелялись…
Но некому стало нести на себе тяжесть боярских грехов…
8
Надобно еще было отыскать избранного царя и привезти в Москву.
Никто точно не знал, где находится новый государь, и посольство, состоявшее из архиепископа Рязанского и Муромского Феодорита, троицкого келаря Авраамия Палицына, боярина Федора Ивановича Шереметева, князя Владимира Ивановича Бахтеярова-Ростовского, окольничего Федора Головина отправилось 2 марта в «Ярославль или где он, государь, будет»…
Если ехать к Костроме со стороны Ярославля, откроются на левом берегу Волги белые стены и золоченые главы Ипатьевского монастыря.
Еще во времена Ивана Калиты отдыхал на этом месте татарский мурза Чет, и во сне явились ему апостол Филипп и великомученик Ипатий Гангрский, чтобы просветить мурзу светом веры Христовой.
Пораженный видением мурза принял во святом крещении имя Захария и стал основателем династии Годуновых. Предки Бориса Годунова вполне могли называться Захарьиными, как и Романовы, ведущие свой род от Захария – отца царицы Анастасии…
Выходцы из Золотой Орды Захарьины-Годуновы сошлись с выходцами из Пруссии Захарьиными-Романовыми в смертельной схватке за русский трон.
Случайно – случайно ли? – монастырь, основанный предком Бориса Годунова на месте явления ему святого Ипатия и сделавшийся родовой усыпальницей Годуновых, был, подобно деревеньке, подарен Филарету Романову Григорием Отрепьевым. Сейчас в монастыре откармливалась после московского сидения инокиня Марфа и ее родственники Салтыковы.
Произошла некая мистическая подмена…
Понимали ли это участники действа, происходившего 14 марта 1613 года, когда посольство, сопровождаемое крестным ходом, при стечении народа отправилось в Ипатьевский монастырь просить Михаила на царство?
Это не так уж и важно…
Мистическая подмена совершилась, и все происходило как бы вне зависимости от воли отдельных людей. Сценарий действа в точности повторял призвание на царство Бориса Годунова…
«Всяких чинов всякие люди бьют челом, чтоб тебе, великому государю, умилиться над остатком рода христианского, многорасхищенное православное христианство Российского царства от растления сыроядцев, от польских и литовских людей, собрать воединство, принять под свою государеву паству, под крепкую высокую свою десницу… – звучали вычитываемые с бумаги слова. – А если государь станет рассуждать об отце своем митрополите Филарете, что он теперь в Литве и ему на Московском государстве быть нельзя для того, чтоб отцу его за то какого зла не сделали, то бить челом и говорить, чтоб он, государь, про то не размышлял: бояре и вся земля посылают к литовскому королю, за отца его дают на обмен литовских многих лучших людей».
Согласно сценарию, подражая Годуновым, и Михаил, и инокиня-мать отвергли предложение послов. Инокиня Марфа заявила, что московские люди «измалодушествовались» и ее сыну на таком государстве править не под силу.
Вслушиваешься сейчас в речи, прозвучавшие четыреста лет назад, и видишь, что далеко-далеко, на три столетия вперед, улетали эти слова. Так получалось, что не о сыне Михаиле, согласно сценарию, плакала инокиня Марфа, а о своем далеком праправнуке, которому предстоит упасть под выстрелами, хлещущими из чекистских револьверов в подвале дома Ипатьева…
Далее по сценарию следовала сцена плача народного, в точности списанная со сцены выборов Бориса Годунова в Новодевичьем монастыре сцены.
Долго, как и было записано в сценарии, послы «уговаривали» государя и его мать; наконец, Михаил дал свое согласие, а мать благословила его, и Михаил принял царский посох…
Почти буквальный повтор сценария избрания на царство Бориса Годунова был не случайным. Организаторы приглашения стремились подчеркнуть, что избрание Михаила столь же легитимно, как и избрание на царство Годунова.
У царя Василия Шуйского такой возможности не было, и вот – преданный своими боярами, забытый всеми, он умер в тюрьме под Варшавой, а через несколько дней умер сидевший в соседней камере его брат – Дмитрий…
Михаил умер, передав престол сыну – Алексею Михайловичу…
И много царей и императоров из семьи Романовых сидело на русском престоле, но конец династии был таким же, как у Годуновых. Впрочем, мы уже говорили: то, что произошло в 1918 году в доме Ипатьевых, в Ипатьевском монастыре и было определено…
Разве случайно житие святого Ипатия, в память которого и был основан мурзой Четом монастырь, повествует, что после уничтожения святителем страшного змея[49] он был убит злыми последователями учения Новата.
Они устроили ему засаду в узком проходе на краю горной пропасти и на берегу болота (почти уральский пейзаж!). Как только подошел святой Ипатий к тому месту, они напали на него внезапно, устремившись подобно диким зверям, и, сильно изранив его, сбросили с высокого берега в болотную топь.
Святый, оставшись едва живым, простер руки немного кверху и, возведя очи на небо, молился за убийц своих, говоря:
– Господи! Не постави им греха сего… И когда он так молился, говорит святитель Димитрий Ростовский, одна злая женщина, держащаяся Ариевой ереси, взяв увесистый камень, ударила им святого по голове и убила его. Святая душа Ипатия, тотчас отрешившись от тела, отошла ко Господу. Убийцы, взяв тело святого, скрыли его в находящейся близ того места пещере.
Но их не замедлила постигнуть кара. На женщину напал нечистый дух. Она непрестанно била себя в грудь тем самым камнем, которым убила святителя. Другие мучители тоже сделались бесноватыми и сильно страдали, подобно большевикам в 30-х годах…
Между тем земледелец, которому принадлежала пещера (он хранил здесь солому), ничего не зная о совершенном убийстве, пришел за постилкой для скота и вдруг услышал голоса поющих в пещере ангелов. Землевладелец разрыл солому и нашел зарытое там мертвое тело святого епископа Ипатия…
Когда жители города Гангр погребали своего пастыря, женщина-yбийцa следовала за телом и тем самым камнем, которым убила святого, била себя в грудь…
Странным образом эти картины первых веков христианства перекликаются с тем, что происходило в нашей стране в минувшем веке…
Впрочем, до этого пока еще в нашем повествовании далеко, пока еще Романовым только предстоит уничтожить самим в себе страшного змея, и на это уйдут долгие века…
9
«По прежнему и по этому нашему указу велите устроить нам Золотую палату царицы Ирины, а матери нашей хоромы царицы Марьи, если лесу нет, то велите строить из брусяных хором царя Василья; вы писали нам, что для матери нашей изготовили хоромы в Вознесенском монастыре, но в этих хоромах матери нашей жить не годится»…
Это, кажется, самое первое распоряжение нового царя.
Сохранился портрет монахини Марфы, которой негоже было жить в хоромах в Вознесенском монастыре.
Низко опущенные брови…
Крупный, с горбинкой, нос…
Сжатые в недоброй полуусмешке губы…
Это не просто лицо монахини Марфы, урожденной Ксении Ивановны Шестовой, это лицо новой власти.
«Сделавшись царицей, – пишет С.Ф. Платонов, – Марфа взяла весь скарб прежних цариц в свои руки, дарила им боярынь, стала жить совершенно по-царски и занималась больше всего религией и благочестивыми делами как царственная монахиня; но имела также громадное влияние на дворцовую жизнь, направляла ее, выдвигала наверх свою родню, ставила ее у дел и тем самым давала ей возможность, пользуясь покровительством всесильной старицы-царицы, делать вопиющие злоупотребления и оставаться без наказания. В числе ее любимой родни были и Салтыковы (племянники царицы. – Н.К.), знаменитые своими интригами в первые годы царствия. Но изо всех креатур старицы Марфы, умевших устраивать свои дела, ни одного не являлось такого, который мог бы устраивать дела государственные и дал бы твердое направление внутренней и внешней политике».
Насколько мелочной и ничтожной была эта власть, видно по интригам Салтыковых…
Не то дивно, что они сумели расстроить свадьбу бесхарактерного царя Михаила с Марьей Хлоповой, а причина, из-за которой они поступили так…
Во время следствия, проведенного много лет спустя, Гаврила Хлопов, дядя Марии, рассказал, как произошла ссора. Дело было в Оружейной палате Кремля.
Царь рассматривал турецкую саблю и хвалил ее, а глуповатый Михаил Михайлович Салтыков сказал:
– Эка невидаль… И на Москве государевы мастера, коли приказать им, не хуже сделают!
Государь попросил Гаврилу Хлопова стать судьей в этом споре.
– Скажи! – сказал он. – Сделают ли такую саблю на Москве?
– Сделать-то сделают, – ответил Гаврила. – Только не такую…
– Ты ничего не смыслишь в этом, – в сердцах сказал Салтыков, – поэтому и говоришь так…
Гаврила Хлопов не удержался и тоже ответил Салтыкову грубостью. Слово за слово – возникла перебранка, а за нею и ссора, в результате которой и пала невеста царя.
Перед венчанием Салтыковы обкормили ее сладостями, а когда девицу стало тошнить, призвали врачей. Придворные доктора Валентин Бильс и лекарь Балсырь, осмотрев невесту, сделали заключение, что «плоду и чадородию от того порухи не бывает», но Михаил Салтыков донёс царю Михаилу, что лекарь Балсырь признал болезнь невесты неизлечимой. Мать Михаила инокиня Марфа потребовала, чтобы девушку удалили.
Был созван Земский собор. Марию, разлучив с родителями, отправили в ссылку в Тобольск[50].
Начало правления царя Михаила ознаменовано событиями, которые помимо прямого смысла несут в себе глубокий символический смысл и могут служить своеобразной метафорой к правлению всей династии Романовых…
Любопытно, что одно из них тоже связано с Салтыковыми…
В самые первые месяцы нового правления освободителю Москвы князю Дмитрию Пожарскому было решительно указано на его место.
Дума тогда сделала расчет, который, как говорит В.О. Ключевский, велся просто: «Пожарский родич и ровня кн. Ромодановскому – оба из князей Стародубских, а Ромодановский бывал меньше М. Салтыкова, а М. Салтыков в своем роде меньше Б. Салтыкова – стало быть, кн. Пожарский меньше Б. Салтыкова»…
То, что Салтыковы, и перебравшиеся под руку польского короля Сигизмунда, и оставшиеся здесь, все последние десять лет усердно предавали Россию, бояре не рассчитывали…
Дмитрий Пожарский, когда его «учли» перед Б.М. Салтыковым, возражать не стал, однако царского указа и боярского приговора не послушался. И тогда Салтыков вчинил против него иск о бесчестии, и царь Михаил выдал его с головою своему родственнику. Стражники провели Дмитрия Пожарского от царского дворца к крыльцу Б.М. Салтыкова, с которым освободитель Москвы вздумал тягаться.
«Суд нелицеприятный, кротость без слабости, твердость без жестокости приобрели Михаилу всеобщую любовь высших сословий, – пишет романовский апологет Н.Г. Устрялов. – Низшим угодить было нетрудно: народ благословлял небо, даровавшее отечеству царя православного, царской крови, спасителя веры, прав, нравов и обычаев, более ничего не требовали».
К знаковым событиям начала правления Михаила следует отнести и казнь «ворёнка» Вани…
Четырехлетнего мальчика, имевшего несчастье стать на выборах конкурентом Михаила Романова, по его приказу повесили возле посаженного на кол атамана Ивана Мартыновича Заруцкого.
Учитывая, что Заруцкий, возможно, являлся Ваниным отцом (считается, что он был любовником Марины Мнишек), казнь обретает черты какого-то особого, еще не виданного на Руси изуверства, превосходящего и злые забавы «дедушки», как теперь именовал государь Михаил Федорович Романов царя Иоанна Грозного.
На колу – тело под силой своей тяжести само нанизывалось на кол, и заостренный конец входил в тело через задний проход и, разрывая внутренности, выходил через грудь или между лопаток – человек жил сутки, а иногда и более…
Не сразу умер и «ворёнок» Ваня. Ему было четыре года, и телу его не хватало веса, чтобы затянуть петлю. Несколько часов ребенок висел так, еще живой, и никто не знает, задохнулся он или – была зима, метель – замерз в петле…
Во всяком случае, оба они, и ребенок, и взрослый, долго еще были живы, и мучения другого дополняли собственные мучения. Воистину перед этой первой казнью, устроенной Романовыми, блекли забавы «дедушки»…
Ванина мать, Марина Мнишек, вдова двух Лжедмитриев и атамана Заруцкого – эта «ужас что за полька», – умерла с горя в монастыре[51].
И вроде бы нет связи между унижением русского героя и зверским убийством невинного младенца, названного «злым сорняком вражеских смут», но в этом сказался весь характер прорвавшейся к власти династии…
Мы не знаем наверняка, участвовали ли Романовы (и если участвовали, то в каком качестве?) в убийстве царевича Дмитрия, но то, что начинала династия Романовых свое правление с убийства младенца – факт…
О том, что правление династии завершится тоже убийством ребенка – царевича Алексея, – ни Михаил, ни его матушка не знали…
Романовы тогда вообще мало задумывались о будущем…
Все, что они делали в первые десятилетия своего царствования, они делали, кажется, не для государства, а только для устройства семейных дел. Государство было для них лишь инструментом устройства этих дел…
Глава восьмая
Отец и сын
Любопытно, что вместе с московским посольством разыскивали Михаила Романова и поляки… Подвиг, вдохновивший Михаила Глинку на создание оперы «Жизнь за царя», вполне мог произойти, хотя многие историки и отрицают это.
То, что Сусанин, доверенный человек Романовых, действительно существовал, доказывает грамота, данная царем Михаилом его семье.
Безусловно и то, что поляки искали Михаила. Они считали, что русский престол принадлежит Владиславу и все конкуренты подлежали уничтожению или изоляции.
Тем более что в 1612 году умер в Варшаве царь Василий Иванович Шуйский, и место русского царя в польской тюрьме освободилось.
Было у поляков – пересылки романовской партии с Филаретом начались еще в конце 1612 года – и время, и возможности (польские шайки тогда слонялись по Руси без счета) осуществить похищение нового царя.
Сложнее было с поисками.
Как мы знаем, в Домнине поляки не нашли ни Михаила Романова, ни его матери. Они уже переехали в Кострому, в Ипатьевский монастырь.
Почему Иван Сусанин повел поляков в Ипатьевский монастырь через непроходимые дебри, рассказано в опере Михаила Глинки. Нам интереснее понять сейчас, случайно ли поляки остановили свой выбор на Иване Сусанине. На первый взгляд ответ прост… Поляки могли узнать, что из Домнина регулярно отправляются припасы и, значит, управляющий Иван Сусанин знает, где обретаются сейчас хозяева.
Однако доверчивость, с которой поляки последовали за поводырем на собственную гибель, наводит на мысль, что к Сусанину их должны были направить верные люди.
1
Вскоре после избрания на царство Михаила в Польшу был отправлен царский гонец Желябужинский, которому помимо прочего наказано было объявить Филарету: дескать, в Москве делается все доброе, все великие государи присылают с дарами и с поминками великими, прося царской к себе любви и дружбы…
Встреча Желябужинского с Филаретом произошла в доме канцлера Льва Сапеги в присутствии хозяина[52]…
– Как Бог милует сына моего? – спросил Филарет и, едва дождавшись ответа, начал выговаривать послу свои обиды. – Не гораздо вы сделали, послали меня от всего Московского Российского государства с наказом к королю просить его сына Владислава на Московское государство; я и до сих пор делаю во всем вправду, а вы после моего отъезда выбрали на Московское государство государем сына моего, Михаила Федоровича! Вы в том передо мною не правы… Если уже вы хотели выбирать на Московское государство государя, то можно было и кроме моего сына, а вы это теперь сделали без моего ведома.
– Царственное дело ни за чем не останавливается, – дипломатично отвечал Желябужинский. – Хотя бы и ты, великий господин, на Москве был, то и тебе было переменить того нельзя, сделалось то волею Божиею, а не хотеньем сына твоего.
– То вы подлинно говорите, – вынужден был согласиться Филарет, – сын мой учинился у вас государем не по своему хотенью, изволением Божиим да вашим принужденьем… – И, повернувшись к Сапеге, прибавил: – Как было то сделать сыну моему? Сын мой остался после меня молод, всего шестнадцати лет, и бессемеен, только нас осталось – я здесь да брат мой на Москве один, Иван Никитич.
– Чего вы имя Божие призываете?! – грубо вмешался в этот разговор Сапега. – Всем известно, что это казаки-донцы и посадили сына твоего на Московское государство государем!
– Что ты, пан канцлер, такое слово говоришь! – возразил Желябужинский. – То сделалось волею и хотеньем Бога нашего, Бог послал Духа своего Святого в сердца всех людей.
Действительно ли, Желябужинский так смело говорил с канцлером Львом Сапегой, или он, составляя отчет для московских бояр, прибавил себе находчивости, неизвестно, но реакция Филарета, как нам представляется, передана им без искажения.
В принципе, хотя Филарет и знал о выборах, на победу сына не рассчитывал.
Это подтверждается и «конституционным», как едко заметил В.О. Ключевский, порывом Филарета. Узнав о созыве избирательного Собора в Москве, он писал тогда, что восстановить власть прежних царей – значит подвергнуть Отечество опасности окончательной гибели и он скорее готов умереть в польской тюрьме, чем на свободе быть свидетелем такого несчастья…
Ну и преуменьшать опасности, в которой оказался Филарет после избрания Михаила, тоже нельзя.
Воистину двусмысленное положение… Он выпрашивает у польского короля послать сына на царство в Москву, а тем временем царем там становится его собственный сын.
Разговоры, что все это совершилось Божией волей, поляки, как мы видим, не принимали.
Любопытно, что Филарет, то ли сглаживая смелую находчивость Желябужинского в разговоре со Львом Сапегой, то ли пытаясь разжалобить поляков, начал рассказывать другому своему приставу, пану Олешинскому, о гонениях, которые обрушил Борис Годунов на его семейство…
– Нас царь Борис всех извел: меня велел постричь, трех братьев велел задавить, только теперь остался у меня один брат Иван Никитич.
– Для чего царь Борис над ними это сделал? – спросил Олешинский у Сапеги.
– Для того, – отвечал Сапега, – чтоб из них которого брата не посадили на Московское государство государем, потому что это были люди великие и близки к царю Федору.
Ответ канцлера удовлетворил пана Олешинского.
– На весну пойдет к Москве королевич Владислав, а с ним мы все пойдем Посполитою Речью, – сказал он Желябужинскому. – Владислав-королевич учинит вашего митрополита патриархом, а сына его – боярином.
– Я в патриархи не хочу! – быстро сказал на это Филарет.
И именно быстрота ответа и позволяет заподозрить, что изложенный Олешинским план устройства семьи Романовых при Владиславе детально обсуждался ими. Просто Желябужинскому знать об этом плане было не нужно.
Мог ли Филарет пойти с поляками на сговор в организации похищения своего сына Михаила?
Бог знает…
И вопросы личной безопасности подталкивали его к этому, и боязнь, что без него Михаил все равно не удержится на царском престоле… Ну а кроме того, как мы знаем, Романовы долго еще оставались «пруссаками», и многие из них и в дальнейшем, как, например, император Петр III, почитали чин полковника прусской армии выше звания русского императора.
И сейчас патриаршество для себя и боярство для сына вполне могли казаться Филарету более предпочтительными. Лучше, как говорится, синица в руке, а не журавль в небе…
Но удержать синицу Филарету Романову не позволил никому неведомый крестьянин Иван Сусанин. Сколько раз еще такие Сусанины будут мешать Романовым обменивать журавлей на синиц…
2
Как и у царя Василия Шуйского, власть Михаила Романова была весьма ограничена.
Григорий Котошихин писал, что «царь Михаил Федорович, хотя самодержцем писался, однако без боярского совету не мог делати ничего».
Обязательства, которые были взяты с него, по словам Котошихина, состояли в том, чтобы «быть нежестоким и непальчивым, без суда и без вины никого не казнить ни за что и мыслить о всяких делах с боярами и думными людьми соопча, а без их ведома тайной явно никаких дел не делать».
В этой ситуации существенного ограничения монаршей власти возрастала роль патриарха.
Князь Дмитрий Михайлович Пожарский
Мы рассказывали, какое большое значение избранию в патриархи Гермогена, а не Филарета придавал Василий Шуйский. Михаил тоже делал все, только уже для того, чтобы патриархом был его отец, уже поставленный в патриархи Тушинским вором.
С 17 января 1612 года, после кончины Гермогена, не было в Русской Церкви патриарха.
Шли годы, а патриарший престол пустовал…
Нет сомнения, если бы царем был избран князь Дмитрий Пожарский, эта вакансия в церковной иерархии была бы немедленно заполнена.
Еще 29 июля 1612 года князь Дмитрий Михайлович Пожарский от имени всех чинов, собравшихся к Москве с ополчением, послал к Ефрему, митрополиту Казанскому, следующую грамоту:
«За приумножение грехов всех нас, православных христиан, Вседержитель Бог совершил ярость гнева Своего в народе нашем, угасил два великие светила в мире: отнял у нас главу Московского государства и вождя людям государя царя и великого князя всея Руси, отнял и пастыря и учителя словесных овец святейшего патриарха Московского и всея Руси. Да и по городам многие пастыри и учители, митрополиты, архиепископы и епископы, как пресветлые звезды, погасли, и теперь остались мы сиротствующими в поношение, и посмеяние, и поругание народам. Но еще не до конца оставил нас Господь: даровал нам единое утешение, поставив тебя, великого господина, как некое великое светило на свещнице, сияющее в Российском государстве… (подчеркнуто нами. – Н.К.). У нас теперь, великий господин, скорбь немалая, что под Москвою вся земля в собранье, а пастыря и учителя у нас нет, одна соборная церковь Пречистой Богородицы осталась на Крутицах, и та вдовствует. И мы по совету всей земли приговорили: в дому Пречистой Богородицы на Крутицах быть митрополитом игумену Сторожевского монастыря Исаие, он от многих свидетельствован, что имеет житие по Боге. И мы игумена Исаию послали к тебе, великому господину, в Казань и молим твое преподобие всею землею, чтоб не оставил нас в последней скорби, совершил игумена Исаию митрополитом на Крутицы и отпустил его под Москву к нам в полки поскорее, да и ризницу бы дал ему полную, потому что церковь Крутицкая в крайнем оскудении и разорении».
Но хотя и смотрела тогда вся Русская земля на митрополита Ефрема как на главного архипастыря в России, период междупатриаршества продолжался, пока не удалось вызволить из польского плена тушинского патриарха Филарета…
3
Осенью 1618 года польский королевич Владислав предпринял поход на Москву. Защитники Москвы, которыми командовал Д.М. Пожарский, отбили этот штурм 1 октября с большими для поляков потерями.
Победа, одержанная Дмитрием Пожарским, дала возможность заключить Деулинское перемирие и в 1619 году произвести размен пленных.
«Для покоя христианского» поляки согласились написать «отпуск митрополита Филарета Никитича и князя Василья Васильевича Голицына с товарищами, полоняникам размену и городам очищение и отдачу на один срок, на 15 число февраля по вашим святцам, а по нашему римскому календарю февраля 25»…
Обмен состоялся на большой Дорогобужской дороге, в семнадцати верстах от Вязьмы.
Вечером 1 июня митрополит Филарет приехал к мосту через речушку Поляновка в возке, за которым шли Михаил Шеин, Томила Луговской и другие пленные русские дворяне.
Через речку было сделано два моста: одним должен был ехать Филарет с московскими людьми, а другим – Струсь с литовскими пленниками.
Волнующая минута…
В сентябре 1610 года Филарет покинул Русь, чтобы призвать на русский престол королевича Владислава. Исполнить замысел Семибоярщины ему не удалось, хотя и заняло его посольство девять лет. Впрочем, другому послу, отправленному вместе с Филаретом, князю Василию Васильевичу Голицыну, и вообще не суждено было увидеть родной земли, он умер по дороге, в Гродно.
Ну а Филарет возвращался назад в страну, где уже шестой год царствовал его сын…
Еще несколько метров по мосту, и завершится путь, в который франтоватый московский боярин Федор Никитич пустился тридцать лет назад…
Тогда он был молод и красив, тогда теснилась вокруг многочисленная романовская семья, дерзновенные мысли, великие замыслы роились в голове.
Теперь он достиг почти всего, о чем только можно мечтать…
С трудом Филарет вышел из возка навстречу спешащему к нему Шереметеву.
«Государь Михаил Феодорович, – развернув грамоту, начал читать Шереметев, – велел тебе челом ударить, велел вас о здоровье спросить, а про свое велел сказать, что вашими и материнскими молитвами здравствует, только оскорблялся тем, что ваших отеческих святительских очей многое время не сподоблялся видеть».
Дослушав грамоту, Филарет спросил о здоровье сына-царя, потом благословил Шереметева.
– Как у тебя, Федор Иванович, здоровье?
Переночевали в острожке, а на другой день пошли в Вязьму.
В Можайске Филарета встречали рязанский архиепископ Иосиф, боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский, а 14 июня, не доезжая речки Пресни, встретил митрополита и сам царь…
Он поклонился отцу в ноги.
4
После кончины Гермогена вдовствовал Патриарший престол: заботливый сын берег это место для дорогого отца.
Считается, что все уже было приготовлено к возвращению Филарета. Уже давно терпеливо поджидал его приехавший в Москву за милостынею иерусалимский патриарх Феофан. Он жаждал принять участие в торжественной церемонии поставления нового московского патриарха.
Считается, что 24 июня 1619 года в Успенском соборе Филарет, «ибо знали, что он достоин такого сана, особенно же потому, что он был царский отец по плоти, да будет царствию помогатель и строитель, сирым защитник и обидимым предстатель», и был посвящен второй раз в патриархи…
Между тем вторичное поставление Филарета в патриархи – история далеко не такая простая и очевидная, как представляется…
Сохранился лишь один достоверный документ, свидетельствующий о начале патриаршего служения Филарета в Москве.
Это окружная грамота царя Михаила Федоровича от 3 июля 1619 года, где говорится, что патриарх приходил к нему и советовался об устроении Русской земли (о проведении переписи). Но грамота эта свидетельствует только о том, что Филарет уже исполняет в Москве патриаршее служение и все.
А вот грамота, данная иерусалимским патриархом Феофаном, который якобы участвовал во втором избрании Филарета в патриархи, как и грамота Собора русских архиереев, якобы выбиравших в 1619 году Филарета, составлены, как это совершенно определенно известно, семь лет спустя, в 1626 году.
Официальная версия утверждает, что подлинные грамоты погибли во время пожара. Поэтому-то в 1626 году Филарет и вынужден был снова писать к патриарху Феофану и просить у него новую грамоту взамен сгоревшей…
Просьба странная…
Если Филарет действительно был поставлен в патриархи 24 июня 1619 года в Успенском соборе и благополучно патриаршествовал уже семь лет, какой смысл возиться с восстановлением утраченных в пожаре документов. Кому их было предъявлять? Никто ведь не оспаривал его сан!
Разумеется, патриарх Феофан за небольшое вознаграждение исполнил просьбу Филарета и написал новую грамоту, правда, написал не так, как хотел Филарет. Считается, что первая грамота, которая якобы сгорела, была полнее и излагала историю избрания Филарета так, как это и принято в изложенной нами официальной версии.
Поэтому Филарет, чтобы все-таки навести порядок в истории своего избрания, созвал Собор русских архиереев, которые и написали ему новую настольную грамоту вместо сгоревшей за своими подписями и печатями.
И в этой грамоте все было изложено как надо…
И опять задаешься вопросом: зачем это нужно было?
И не находишь иного ответа кроме того, что именно тогда, в 1626 году, и состоялось настоящее утверждение Филарета патриархом Московским, а до этого он правил на Москве как поставленный в Тушине патриарх, до это никого и не волновало. Ведь еще в 1613 году Земский собор подтвердил официальным решением, что аннулируются (кроме владений членов Семибоярщины) только пожалования, сделанные от имени царя Владислава, а пожалования Тушинского вора сохраняются.
Отчего же было аннулировать пожалование, сделанное евреем Богданко Филарету Никитину?
Никто и не собирался делать этого… Это уже в 1626 году сам Филарет понял, что не хорошо быть тушинским патриархом, надобно укрепить фундамент династии, вот и начал он хлопотать, чтобы выправили бумаги как положено…
5
«Сделавшись патриархом и великим государем, – пишет о Филарете в “Истории Русской Церкви” митрополит Макарий, – он был твердою опорою для своего юного сына, опытным советником и мудрым руководителем во всем, обуздал своеволие бояр, проявившееся в первые годы царствования Михаила Федоровича, укротил “сильников” земли, укрепил и возвысил царскую власть. По современному свидетельству, Филарет не отличался богословским образованием, так как и не готовился с молодых лет на служение Церкви»…
Как мы уже говорили, первым делом патриарха Филарета было проведение переписи.
Объяснялось это заботой о людях Московского государства, многие из которых действительно потерпели разорение и нуждались в льготах, и еще многие терпели насилия и обиды от бояр и всяких чинов и нуждались в обороне, но, как и всегда в фискальных мероприятиях, благотворительность служила лишь прикрытием.
На самом деле перепись призвана была выявить тех, кто уклоняется от платежа податей.
Мероприятие само по себе разумное и необходимое, хотя, может быть, и не самое первоочередное.
Но тут уже сказался характер новых правителей страны.
Разухабистости и беззаконию русской Смуты, заваренной, по сути дела, ими же самими, они могли противопоставить только железный «орднунг». И опять-таки все было бы ничего, если бы с помощью порядка Романовы восстанавливали лишь государственное управление.
Увы…
Любимый ими прусский «орднунг» они пытались внести в само сокровенное бытие Святой Руси…
Митрополит Макарий в своей «Истории Русской Церкви» справедливо отмечает, что вторым вопросом, на который патриарх Филарет обратил свое внимание, был вопрос «о невинных страдальцах за исправление церковных книг».
В нашем повествовании нет никакой нужды вникать во все тонкости этого дела и рассуждать, насколько правильными были исправления в церковных книгах, сделанные старцем Арсением и священником Иваном Наседкой.
Скажем о другом…
Все те исправления, которые намеревались вносить те или иные справщики, надобно было выносить на Соборное усмотрение и утверждать Собором, а не решать такие вопросы самостоятельно.
И то, что Филарет оправдал Арсения Глухого и Ивана Наседку, по сути дела, узаконило келейный порядок исправления церковных книг.
Какой национальной катастрофой обернется это уже в следующем царствии, мы еще будем говорить. Пока же скажем, что сделано это было Филаретом не из соображений гуманности, а из-за тяготения Романовых все к тому же немецкому порядку.
Ведь если и было что-то, что не поддавалось жесткому зарегулированию, то это православие Святой Руси. Ни на миллиметр не отступая от догматики, православная жизнь на Руси сохранила в своих обрядах своеобразие, которое чрезвычайно раздражало приезжающих за милостыней иерархов восточных Церквей…
Повторим, что мы не обвиняем Филарета в том преступлении, которое было совершено его внуком, царем Алексеем Михайловичем. Он только сделал лишь самые первые шаги в этом направлении, и шаги эти сами по себе никакой опасности не представляли.
Филарет, например, упорядочил и регламентировал те церковные праздники и торжества, которые совершались в Москве при участии самого патриарха и царя. Речь в составленном Филаретом Уставе шла, помимо важнейших праздников, о престольных праздниках главных московских церквей, праздниках в честь Московских святителей, московских крестных ходах. Судя по тому, что замечания Устава иногда сводились к краткому упоминанию, откуда и куда совершается крестный ход, а иногда довольно подробно определяли все патриаршее священнослужение, описывали, как встречал патриарх царя и что говорил ему, можно не сомневаться, что описанные в Уставе чины и порядки постепенно вводились еще при прежних патриархах…
6
Читать бесплатно другие книги:
