Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей Аберкромби Джо

Как дрессируют собак

Практик Иней стоял возле стены абсолютно неподвижно и абсолютно безмолвно, едва заметный в глубокой тени, словно был частью здания. За прошедший час с лишним альбинос ни разу не двинулся, не пошевельнул ногой, не моргнул; Глокта даже не замечал, чтобы он дышал. Остановившиеся глаза практика всматривались в перспективу улицы перед ними.

Сам Глокта тихо ругался, беспокойно ерзал, морщился, почесывал лицо, посасывал беззубые десны.

«Что их задерживает? Еще несколько минут, и я засну, упаду в этот вонючий канал и утону. Вот будет удачно! – Он посмотрел на маслянистую зловонную воду, плескавшуюся внизу. – Тело обнаружат в порту, раздутое от морской воды, и никакой возможности его опознать…»

Иней дотронулся в темноте до его руки и показал большим белым пальцем вдоль улицы. Трое человек медленно двигались по направлению к ним, ступая кривовато, как люди, что проводят много времени на борту корабля и привыкают удерживать равновесие на качающейся палубе.

«Итак, вот половина нашей маленькой компании. Лучше поздно, чем никогда».

Трое моряков прошли до середины моста через канал и остановились в ожидании шагов за двадцать от Глокты с практиком. Инквизитор слышал, как они разговаривали: тон наглый, самоуверенный, с простонародным выговором. О отодвинулся подальше в тень, цепляясь за стену.

С противоположной стороны послышались другие шаги – торопливые. Появились еще два человека, которые быстро шли по улице. Один, очень высокий и худощавый мужчина в дорогой меховой куртке, все время подозрительно оглядывался по сторонам.

«Это, должно быть, и есть Гофред Хорнлах, крупный торговец шелком. Тот, кто нам нужен».

У второго на поясе висел меч, и он с трудом тащил на плече большой деревянный сундук.

«Слуга, телохранитель или то и другое вместе. Он не представляет интереса».

Эти двое подошли к мосту, и Глокта почувствовал, как волосы на его затылке становятся дыбом. Хорнлах обменялся несколькими словами с одним из моряков – с тем, который носил окладистую каштановую бороду.

– Готов? – шепнул Глокта Инею.

Практик кивнул.

– Стойте! – завопил Глокта во все горло. – Именем его величества!

Слуга Хорнлаха развернулся кругом, с грохотом уронив сундук на мост; его рука потянулась к мечу. Из сумрака с другой стороны дороги послышался тихий звон спущенной тетивы. Лицо слуги приняло удивленное выражение, он всхрапнул и повалился лицом. Практик Иней быстрым шагом вышел из тени, мягко топая ногами по дороге.

Хорнлах расширенными глазами посмотрел вниз, на труп своего телохранителя, потом поднял взгляд на огромного альбиноса. Наконец он повернулся к морякам.

– Помогите мне! – крикнул он. – Остановите его!

– Это вряд ли, – улыбнулся в ответ их вожак.

Двое его приятелей не спеша перешли на другое место, перекрыв мост. Торговец шелком отпрянул и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к теням у канала с другой стороны. Секутор возник перед ним из дверного проема, держа арбалет на плече.

«Если заменить арбалет букетом цветов, Секутор будет выглядеть так, словно идет на свадьбу. Никогда не подумаешь, что он только что убил человека».

Окруженный Хорнлах мог лишь тупо озираться, кося широко раскрытыми от страха и удивления глазами на двух приближавшихся практиков и Глокту, хромавшего за ними следом.

– Но я же заплатил вам! – в отчаянии крикнул Хорнлах морякам.

– Ты заплатил за место, – ответил их капитан. – За преданность плата отдельная.

Большая белая ладонь практика Инея хлопнула купца по плечу, принудив опуститься на колени. Секутор подошел к телохранителю, поддел тело грязным носком сапога и перевернул вверх лицом. Труп уставился остекленевшими глазами в ночное небо; оперение арбалетной стрелы торчало из его шеи. Кровь, вытекшая у него изо рта, при лунном свете казалась черной.

– Мертв, – буркнул Секутор, хотя это было очевидно.

– Попадание стрелы в шею часто приводит к таким последствиям, – заметил Глокта. – Убери его, ладно?

– Хорошо.

Секутор взял телохранителя за ноги и подтащил к парапету моста, потом перехватил под мышками и, крякнув, перевалил тело в воду.

«Так гладко, так чисто, так умело. Сразу видно, что он делает это не в первый раз».

Раздался всплеск, и тело погрузилось в гнилую воду под мостом. Иней уже крепко связал руки Хорнлаха за спиной и надел на него мешок. Он потянул пленника вверх, заставляя встать, и тот завопил. Глокта приковылял к троим морякам; его ноги онемели после долгого неподвижного стояния в переулке.

– Ну вот и все, – проговорил он, вытащил тяжелый кошелек из внутреннего кармана пальто и задержал его, покачивая, над выжидающей ладонью капитана. – Скажи-ка мне, что произошло сегодня ночью?

Старый моряк улыбнулся, его обветренное лицо пошло морщинами, словно старый сапог.

– У меня портился груз, и нам позарез надо было отплыть с первым приливом, я так ему и сказал. Мы прождали его полночи у этого вонючего канала. И можете себе представить – этот гад так и не показался!

– Очень хорошо. Именно такую историю я бы и рассказал в Вестпорте, если бы кто-нибудь начал задавать вопросы.

Капитан обиженно вскинулся:

– Но ведь все так и было, инквизитор! Какую еще историю я могу рассказать?

Глокта уронил кошелек ему в ладонь. Внутри звякнули монеты.

– С благодарностью от его величества.

Капитан взвесил кошелек в руке.

– Всегда рад оказать услугу его величеству!

Он и два его товарища повернулись, сверкнув желтозубыми улыбками, и двинулись к набережной.

– Ну, отлично, – сказал Глокта. – Продолжим.

– Где моя одежда? – вопил Хорнлах, извиваясь на стуле.

– Приношу свои извинения. Я знаю, это очень неприятно, но под одеждой скрывается слишком многое. Оставь человеку одежду, и ты оставишь ему гордость, достоинство и все прочее, без чего ему лучше обойтись. Я никогда не допрашиваю узников, пока их не разденут. Вы помните Салема Реуса?

– Кого?

– Салема Реуса. Один из ваших людей, тоже торговец шелком. Мы забрали его за то, что он уклонялся от королевских налогов. Он сделал признание и назвал имена некоторых людей. Я хотел поговорить с ними, но все они оказались мертвы.

Глаза купца забегали.

«Обдумывает варианты, прикидывает, много ли мы знаем».

– Люди то и дело умирают, – ответил Хорнлах.

Глокта взглянул на фреску с изображением окровавленного тела Иувина: стена за спиной пленника была залита ярко-красной краской.

«Люди то и дело умирают».

– Разумеется, но не всегда такой жестокой смертью. У меня сложилось впечатление, что кто-то хотел их убрать. Что кто-то приказал их убрать. И мне кажется, что это были вы.

– У вас нет доказательств! Нет доказательств! Вам не сойдет с рук!

– Доказательства не значат ничего, Хорнлах, но я окажу вам любезность. Реус остался жив. Кстати, он здесь, немного дальше по коридору. Друзей у него не осталось, так что он болтает напропалую, называет подряд всех торговцев шелком, каких только вспомнит. Или каких только вспомним мы, если на то пошло.

Пленник сощурился, но не отвечал.

– С его помощью нам удалось поймать Карпи.

– Карпи? – переспросил купец, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно.

– Вы, конечно, помните вашего наемного убийцу? Такой слегка обрюзгший стириец? Рябой, много сквернословит? Его мы тоже взяли. Он рассказал нам все. Как вы его наняли, сколько заплатили, что поручили сделать. Все. – Глокта улыбнулся. – У него превосходная память для убийцы, он помнит любую подробность.

Теперь появился страх, самые первые его приметы, но Хорнлах быстро оправился.

– Это оскорбление моей гильдии! – закричал он, собрав все чувство собственного достоинства, какое оставалось у него, раздетого и привязанного к стулу. – Мой господин Костер дан Каулт никогда не спустит этого, а он близкий друг наставника Калина!

– Плевать на Калина, с ним уже покончено. К тому же Каулт считает, что вы сейчас спокойно почиваете на борту корабля, удаляющегося в сторону Вестпорта, где мы вас не достанем. Не думаю, что вас станут искать на протяжении нескольких недель. – Лицо торговца поблекло. – А за это время может случиться многое… очень многое.

Язык Хорнлаха метнулся, облизнув губы. Он быстро глянул вверх, на Инея с Секутором, и слегка наклонился к Глокте.

«Ага. Настало время для торговли».

– Инквизитор, – вкрадчиво проговорил Хорнлах, – за свою жизнь я узнал одну вещь: каждый человек чего-то хочет. Каждый имеет свою цену, не так ли? А у нас глубокие карманы. Все, что угодно, только скажите. Только скажите! Чего вы хотите?

– Чего я хочу? – переспросил Глокта и тоже наклонился вперед, как заговорщик.

– Да. К чему вы клоните? Чего вы хотите?

Хорнлах уже хитро улыбался.

«Как ни странно, но тебе не удастся выкупить себя».

– Я хочу, чтобы мне вернули мои зубы.

Улыбка купца стала таять.

– Я хочу, чтобы мне вернули мою ногу.

Хорнлах сглотнул.

– Я хочу, чтобы мне вернули мою жизнь.

Узник побледнел как мертвец.

– У вас этого нет? Что ж, возможно, меня удовлетворит ваша голова на колу. У вас нет ничего для меня, несмотря на ваши глубокие карманы.

Хорнлах дрожал мелкой дрожью.

«С хвастовством покончено? С торговлей тоже? Тогда можно начинать».

Глокта взял лежавший перед ним лист бумаги и прочел первый вопрос.

– Ваше имя?

– Послушайте, инквизитор, я…

Иней ахнул по столу кулаком, и Хорнлах съежился на стуле.

– Отвечай на вопрос, мать твою! – рявкнул ему в лицо Секутор.

– Гофред Хорнлах, – всхлипнул купец.

– Хорошо, – кивнул Глокта. – Вы являетесь старшим членом гильдии торговцев шелком?

– Да, да!

– Фактически одним из помощников магистра Каулта?

– Вы и сами знаете, что да!

– Верно ли, что вы вместе с другими торговцами шелком составили заговор, чтобы причинить ущерб интересам его величества короля? Верно ли, что вы наняли убийцу, чтобы умышленно лишить жизни десятерых подданных его величества? Верно ли, что вам отдал соответствующее распоряжение сам магистр Костер дан Каулт, глава гильдии торговцев шелком?

– Нет! – завопил Хорнлах голосом, визгливым от ужаса.

«Это не тот ответ, который нам нужен».

Глокта взглянул на практика Инея. Огромный белый кулак врезался в живот купца; тот тихо охнул и сполз на бок.

– Вы знаете, моя мать держит собак, – сказал Глокта.

– Собак! – прошипел Секутор в ухо задыхающегося купца, подпихивая его обратно на сиденье.

– Она их очень любит. Учит их проделывать всевозможные штуки. – Глокта выпятил губы. – Вы знаете, как дрессируют собак?

Дыхание еще не вернулось к Хорнлаху, он сидел, пошатываясь на стуле, со слезящимися глазами, не способный говорить.

«Это стадия рыбы, внезапно вытащенной из воды. Рот открывается и закрывается, но звука нет».

– Повторение, – произнес Глокта. – Повторение, повторение и повторение. Вы должны заставить собаку проделать трюк сотню раз, а потом начать сначала. Повторение – вот корень дрессировки. А если вы хотите, чтобы собака лаяла по вашему сигналу, вы должны использовать хлыст. Я хочу, чтобы вы полаяли для меня, Хорнлах, перед открытым советом.

– Вы спятили! – прохныкал купец, обводя их взглядом. – Вы все сумасшедшие!

Глокта обнажил пустые десны.

– Если вам угодно. Если это вам поможет. – Он снова взглянул на бумагу в своей руке. – Ваше имя?

Узник сглотнул.

– Гофред Хорнлах.

– Вы являетесь старшим членом гильдии торговцев шелком?

– Да.

– Фактически одним из помощников магистра Каулта?

– Да!

– Верно ли, что вы вместе с другими торговцами шелком составили заговор, чтобы причинить ущерб интересам его величества короля? Верно ли, что вы наняли убийцу, чтобы умышленно лишить жизни десятерых подданных его величества? Верно ли, что вам отдал соответствующее распоряжение сам магистр Костер дан Каулт, глава гильдии торговцев шелком?

Хорнлах в отчаянии обвел взглядом пространство вокруг себя. Иней смотрел на него, и Секутор смотрел на него.

– Ну? – настаивал Глокта. Купец закрыл глаза.

– Да, – прошептал он.

– Что-что?

– Да!

Глокта улыбнулся.

– Превосходно. Итак, скажите мне… Ваше имя?

Чаепитие и месть

– Прекрасный край, не правда ли? – сказал Байяз, оглядывая холмистую равнину по обеим сторонам дороги.

Копыта лошадей неторопливо стучали по мягкой земле, их размеренный звук противоречил тревожному настроению Логена.

– Разве?

– Ну, он, конечно, суровый – для тех, кто не знает, чем он живет. Непокорный и ничего не прощающий. Но есть в нем особое благородство. – Первый из магов обвел рукой вокруг себя, с удовольствием вдыхая холодный воздух. – В нем есть честность, цельность. Лучшая сталь – не та, что сияет ярче всех. – Он обернулся на Логена, мягко покачиваясь в седле. – Уж ты-то должен знать.

– Я не могу сказать, что вижу здесь что-то красивое.

– А что же ты видишь?

Логен обежал взглядом крутые травянистые склоны, где чередовались пятна осоки и бурого утесника, серые скалы и группы деревьев.

– Я вижу хорошее место для сражения, – ответил он. – При условии, что ты придешь сюда первым.

– Правда? Почему?

Логен указал на бугристую вершину неподалеку:

– Если разместить лучников там, на утесе, их не будет видно с дороги, а в этих скалах можно спрятать пехоту. Легковооруженных воинов можно оставить на склонах, чтобы заманить врага дальше, на крутые вершины. – Он кивнул в сторону колючих зарослей, покрывавших нижнюю часть склона. – Надо подождать, пока они пройдут немного вперед, а как только начнут продираться через кусты, накрыть их стрелами. Никому мало не покажется: сверху лучники стреляют быстрее и дальше, стрелы вонзаются глубже. Они разобьют строй противника. Когда враги доберутся до скал, они будут вымотаны как собаки, и их дух ослабеет. Вот тогда и пора нападать. Отряд карлов внезапно появится из-за этих камней – свежие бойцы, полные сил, азартные, вопящие как бесы.

Логен сощурил глаза, рассматривая склон холма. Ему доводилось и участвовать в таких внезапных атаках, и отражать их. В обоих случаях воспоминания не были приятными.

– Если у них все же останутся силы на сопротивление, конники вон в тех деревьях закончат дело. Когда на тебя неожиданно налетают несколько названных, несколько отборных воинов – это страшная штука. Враги обратятся в бегство. Но поскольку к тому времени они устанут, то не сумеют бежать быстро. Значит, можно будет захватить пленных, а пленные – это выкуп или по меньшей мере враги, которых легко убить. Здесь будет побоище или победа, достойная хорошей песни. Зависит от того, на чьей стороне окажешься. Вот что я здесь вижу.

Байяз улыбнулся, кивая головой в такт медленному движению своей лошади, и заметил:

– Кажется, Столикус сказал, что если место сражения не станет военачальнику лучшим другом, оно станет его худшим врагом?

– Я никогда не слышал о таком человеке, но он был совершенно прав. Здесь хорошее место для битвы при условии, что ты придешь сюда первым. Прийти первым – вот в чем штука.

– Именно так. Впрочем, войска у нас все равно нет.

– Спрятать среди этих деревьев нескольких всадников проще, чем большой отряд, – отозвался Логен и искоса глянул на волшебника. Тот беззаботно покачивался в седле, ссутулив плечи, наслаждаясь приятной прогулкой на природе. – Я не думаю, что Бетод последует твоему совету. К тому же у нас с ним много старых счетов. Затронуто самое больное его место – гордость. Он захочет мести. Он захочет ее очень сильно.

– Ах да, месть. Это ведь самое распространенное развлечение у вас на Севере. Похоже, оно вам никогда не надоедает.

Логен хмуро оглядел окрестные деревья, скалы, складки в склонах долины и множество мест, где можно укрыться.

– Скоро в этих холмах появятся люди, и они будут искать нас. Маленькие отряды опытных воинов, хорошо вооруженные, на хороших лошадях, знающие местность. Теперь, когда Бетод покончил со всеми своими врагами, на Севере не осталось недоступных для него мест. Может быть, они уже ждут нас вон там. – Логен указал на группу скал возле дороги. – Или в тех зарослях, или вон в тех. Они могут быть где угодно.

Малахус Ки, ехавший впереди с вьючной лошадью, нервно огляделся по сторонам.

– Это тебя пугает? – спросил Байяз.

– Меня все пугает, и хорошо, что так. Страх – хороший друг для того, за кем охотятся: до этих пор он сохранял мне жизнь. Лишены страха мертвые, а я не жажду присоединиться к ним. В библиотеку Бетод тоже пошлет людей.

– Ах да, помню – чтобы сжечь мои книги, и так далее.

– Это тебя пугает?

– Не особенно. На камнях у ворот начертано слово Иувина, а это не такая вещь, чтобы ею можно было пренебречь. Даже теперь. Никто, замысливший насилие, не сможет подойти к ним близко. Представляю себе, как люди Бетода будут блуждать вокруг озера под дождем, пока у них не кончится еда, и удивляться: как странно, почему же они не могут найти такую большую вещь, как библиотека?.. Так что, – весело сказал волшебник, скребя свою бороду, – я предпочитаю сосредоточиться на нашем собственном положении. Как ты думаешь, что произойдет, если нас схватят?

– Бетод нас убьет, причем самым жестоким способом, какой только придумает. Если, конечно, ему не придет в голову проявить милосердие, предостеречь нас и отпустить на свободу.

– Но это не кажется особенно вероятным.

– В точности так я и подумал. Лучшее, что мы можем сделать, – это добраться до Белой реки и попытаться перейти в Инглию, положившись на удачу и на то, что нас никто не заметит, – проговорил Логен. Он не любил полагаться на удачу, и само это слово оставило у него во рту плохой привкус. Он задрал голову, глядя в покрытое облаками небо. – Для нас было бы хорошо, если бы погода испортилась. Хороший ливень укрыл бы нас.

Небеса поливали Логена целыми неделями, однако теперь, когда дождь был очень нужен, отказывались выдавить из себя даже каплю.

Малахус Ки смотрел на спутников через плечо, его глаза были большими и круглыми от тревоги.

– Не стоит ли нам попытаться ехать быстрее?

– Да, может быть, – сказал Логен, гладя шею своей лошади, – но это утомит лошадей. Не исключено, что вскоре нам понадобится скорость. Можно было бы прятаться днем и ехать по ночам, но тогда мы рискуем заблудиться. Лучше ехать как сейчас. Двигаться медленно и надеяться, что нас не увидят. – Он нахмурился, бросив взор на вершину скалы. – Что нас уже не увидели.

Байяз хмыкнул.

– Тогда, пожалуй, сейчас самое лучшее время сказать тебе. Эта ведьма Кауриб не была и вполовину такой дурой, какой я пытался ее выставить.

У Логена упало сердце.

– Вот как?

– Да. Несмотря на ее раскраску, золотые побрякушки и болтовню насчет дальних окраин Севера, она знает свое дело. «Долгий взгляд», так это называется. Фокус не новый, но действенный. Она наблюдает за нами с тех пор, как мы с ней расстались.

– Она знает, где мы находимся?

– Более чем вероятно, что она знает, когда мы выехали и в каком направлении движемся.

– Это сводит наши шансы на нет.

– Да, я тоже так думаю.

– Черт!

Логен уловил какое-то движение среди деревьев слева от себя и схватился за рукоять меча. Пара птиц поднялась в воздух и взмыла в небеса. Он подождал, чувствуя, как отчаянно колотится сердце. Ничего. Он опустил руку.

– Надо было убить их, пока у нас была возможность. Всех троих.

– Но мы этого не сделали, а теперь поздно. – Байяз внимательно посмотрел на Логена. – Если они действительно поймают нас, каков твой план действий?

– Бежать. И надеяться, что наши лошади окажутся быстрее.

– А этот? – спросил Байяз.

От резкого ветра деревья не спасали: он задувал в долину и заставлял пламя костра метаться. Малахус Ки сгорбился и плотнее закутался в одеяло. Сосредоточенно наморщив лоб, он вглядывался в короткий стебелек, что держал перед ним Байяз.

– Ммм… – Это было уже пятое растение, и несчастный ученик до сих пор сумел назвать правильно только одно из них. – Это, кажется… ээ… ильеф?

– Ильеф? – эхом откликнулся волшебник.

Его лицо не давало никакого намека на то, верен ли ответ. Во всем, что касалось ученика, он был безжалостен, как сам Бетод.

– Ну да… наверное.

– Едва ли.

Ученик закрыл глаза и испустил тяжкий вздох, пятый за этот вечер. Логен искренне ему сочувствовал, но ничем не мог помочь.

– Урсилум, так это называется на древнем языке, – сказал маг. – Круглолистный вид.

– Вот-вот, конечно, урсилум, это все время вертелось у меня на языке!

– Ну, если название у тебя на языке, то полезные свойства растения тоже должны быть неподалеку, не так ли?

Ученик сощурил глаза и с надеждой устремил взгляд вверх, в ночное небо, словно искал ответ среди звезд.

– Оно помогает… при ломоте в суставах?

– Нет, определенно нет. Боюсь, твои суставы будут по-прежнему беспокоить тебя. – Байяз медленно повернул стебелек между пальцами. – У урсилума нет полезных свойств. Во всяком случае, мне о них неизвестно. Это просто трава.

И он бросил его в кусты.

– Просто трава, – повторил Ки, качая головой.

Логен вздохнул и потер усталые глаза.

– Прошу прощения, мастер Девятипалый, мы, кажется, утомили тебя?

– В чем здесь смысл? – спросил Логен, простирая вперед ладони. – Кому какое дело, как называется ни на что не годная трава?

Байяз улыбнулся.

– Справедливый вопрос. Малахус, расскажи нам, в чем здесь смысл?

– Если человек хочет изменить мир, сначала он должен понять его. – Ученик сыпал словами, словно читал наизусть; он явно радовался тому, что знает ответ на этот вопрос. – Кузнец должен изучить законы металлов, плотник – законы дерева, иначе их работа не многого стоит. Низшая магия необузданна и рискованна, ибо она исходит с Другой стороны, а черпать силу из нижнего мира опасно. Маг укрощает магию знанием и так творит высокое искусство. Но, подобно кузнецу или плотнику, он должен стремиться изменять лишь то, что понимает. С каждой новой частицей знания его могущество возрастает. Поэтому маг стремится узнать все, чтобы понимать мир в целостности. Дерево крепко лишь настолько, насколько крепки его корни, а знание – корень могущества.

– Можешь не говорить – думаю, это Иувиновы «Основы высокого искусства».

– Самые первые строки, – кивнул Байяз.

– Прости, если мои слова тебе не понравятся, но я живу в этом мире уже больше тридцати лет и до сих пор не понимаю ничего из того, что со мной происходило. Познать мир целиком? Понимать все, что в нем есть? Вот так задачка!

Маг рассмеялся:

– Да, задача, разумеется, совершенно неосуществимая. Чтобы по-настоящему понять одну-единственную травинку, потребуется целая жизнь на ее изучение, а мир постоянно меняется. Вот почему мы, как правило, специализируемся на чем-то одном.

– И что выбрал ты?

– Огонь, – сказал Байяз, беззаботно глядя в пламя костра, отблески которого плясали на его лысине. – Огонь, и силу, и волю. Но даже в избранных мной областях после долгих лет исследований я все равно остаюсь начинающим. Чем больше ты узнаешь, тем больше понимаешь, как мало знаешь. Однако усилие само по себе стоит того. Знание есть корень могущества.

– Значит, если у вас достаточно знаний, то вы, маги, можете все, что угодно?

Байяз нахмурился.

– Существуют определенные пределы. И существуют определенные правила.

– Вроде Первого закона?

Учитель и ученик одновременно подняли головы, чтобы взглянуть на Логена.

– Запрещено говорить с демонами, правильно? – уточнил тот.

Ки явно позабыл о том, что говорил в бреду, и раскрыл рот от изумления. Байяз прищурился, глядя на Девятипалого с едва уловимым подозрением.