Русский ад. Книга вторая Караулов Андрей

49

С какой же все-таки целью ты, Россия, так широко размахнулась на нашей маленькой планете: с северных морей, от Мурманска и, всеохватно, аж до самого Владивостока?

А на юге – до Черного моря? Там ведь, рядышком, и могучее Средиземное, в любые дали дорога… Была же, была у Творца какая-то высокая цель: доверить такое количество земель именно России, ее народам…

И русским царям.

Не соседям: Китаю, например, или Японии, Турции, Польше… – Нет, Россия, только Россия!

На исходе XX века госпожа Олбрайт, госсекретарь США, скажет: это несправедливо. Творец, мол, ошибся. Ну а что… все ошибаются. Вот и Он – промахнулся.

Была, это видно, была на Россию какая-то великая надежда, но вдруг – раскол, и вот вся Русь уже перевернута «вверх дном», погибших не счесть, – с той поры вся история России – это постоянная, ни на год, ни на минуту не прекращающаяся гражданская война, то есть борьба народа с собственной жестокостью и дурью (а как образовать людей на таких гигантских площадях, в таком количестве деревень и Богом забытых городков, особенно в Сибири?), но Россия, даже когда на ее землях появились – вдруг – такие персонажи, как Гришка Распутин, Вырубова или Стессель, никогда не теряла свое величие, а Петербург всегда был любимцем Европы.

Это сейчас Россия рассматривается Соединенными Штатами лишь как резервная территория для Европы. На случай какой-нибудь глобальной катастрофы. В серьезных кругах, близких к НАТО и Международному валютному фонду, центральной политической организации на планете (у кого больше влияния – у ООН или МВФ?), – в серьезных кругах это уже не скрывается. Россию можно завоевать только без войны, ведь прежде, до Буша-старшего, до Клинтона все ломали о Россию зубы: Карл, Наполеон, турки, немцы… Даже Брестский мир, «похабный», по словам Владимира Ильича, Брестский мир, когда Россия потеряла 50 миллионов человек, то есть те земли, где русские землекопы добывали почти 90 % всего отечественного угля и 70 % железной руды, даже Брестский мир не причинил России (и – глубоко – в самой России) того вреда, какой обозначен сейчас.

Так почему же Россия такая огромная?

Неужели, правда… «резервные земли»? И – резервный народ? На тот случай, когда миру являются такие скоты, как Гитлер?

Если бы американцы построили атомную бомбу на полгода раньше, Рузвельт сбросил бы ее на Гитлера, на Берлин.

Весь мир рукоплескал бы этой победе – великого американского оружия.

Пройдут годы, и – еще раз, – госпожа госсекретарь Соединенных Штатов открыто, не стесняясь, скажет, что Небожитель сглупил, у России слишком много богатств.

Всевышний может ошибаться, кто спорит, зато она, госсекретарь, не ошибается…

А Ельцин вдруг полюбил саксофон. – Как играет «друг Билл»! Ельцин в восторге! Что подарить Клинтону в знак дружбы? Конечно, саксофон! Старый, 50-х годов…

Новый русский страх. Главные достижения русского XX века: образование, металлургия, ВПК, химическая промышленность, полимеры, литература, театр… – и страх, страх, страх. Сначала Первая мировая и Ленин, потом Сталин и голод, потом КГБ и Андропов нагнали на Россию такой страх, от которого она, похоже, уже не избавится.

Почему? Потому что бояться – это правильно?

Да. Сейчас – да. Если вся работа у людей, миллионов людей, сводится лишь к выполнению задания, значит это задание (или задачу] должен кто-то поставить. Какой-то начальник. Большой или маленький. Точнее, большой – начальнику поменьше, начальник поменьше – совсем маленькому и т. д. Сверху вниз.

Вся страна в ручном управлении.

Человек приходит (пять раз в неделю) на работу с единственной целью – не навредить себе. И своему бизнесу, если он есть, но главное – себе.

Ни с кем нельзя ссориться, ибо неизвестно, какую должность купит себе завтра тот, с кем ты сегодня поссоришься, кем он станет или какой «заказ» сделает – против тебя.

В России сроду, с древнейших времен, никто никогда никого не «заказывал». Сейчас – можно. Любого.

Как описать тебя, новый – могучий и бесконечный – русский страх, это постоянное, всеобщее дрожание перед любым господином, и большим, и маленьким, когда вместо необходимых (ситуация зовет) поступков, решений, действий тут же, мгновенно включается голова, интеллект. Идет просчет: а нужны они вообще, эти поступки, решения и действия? Может быть, лучше, умнее вообще ничего не делать? Совсем!

В 37-м был страх у всех – за собственную жизнь.

Самый жуткий страх из всех самых жутких страхов. За свою жизнь[10].

Нынче другой страх: подленький. Уйти в тень, не услышать чью-то просьбу о помощи, например, просьбу друга промолчать, не подходить к телефону: тихо ускользнуть.

Если страна-такая страна-находится в ручном управлении, путь у страны только один – на кладбище.

В самом деле, может, предки виноваты? Заразили нас страхом, вирус подрос, освоился и мутирует сейчас в свое удовольствие?

Хрущев пережил четыре заговора против себя. Трижды он всех обыграл, на четвертый раз – сдался.

Он уйдет в 64-м, доживет до 71-го, фактически – под домашним арестом. В день похорон у могилы Хрущева будет совсем мало людей, хотя Москва, весь центр, будут оцеплены.

Зачем? Просто так, на всякий случай…

Четыре заговора: Берия, потом – Жуков, потом – Шелепин, которого подслушал – на прогулке с Семичастным – его же охранник [ «прикрепленный», как тогда говорили), ну и, наконец, «серые волки»: Брежнев, Подгорный, Суслов, Малиновский…

Если бы Берия не был грузином, он бы сразу после Сталина, не думая, забрал всю власть в стране. – Не надо, пусть сначала порулит кто-нибудь из ничтожных: либо Хрущев, либо Булганин; без Берии, без его рычагов, эти маршалы все равно что пыль…

Жуков-друг. Булганин – ничтожество, а Жуков-друг.

Как же он ошибся, – удивительно! Хрущев прикончит Берию в секунду, как только спецназ Московского военного округа, небольшой отряд, двадцать человек, налетит, по его приказу, на особняк Лаврентия Павловича у площади Восстания.

А чего было ждать? А?.. Когда Берия (он хотел…) всех арестует? – И ведь Жуков говорил Лаврентию Павловичу Серго, его сын, подтвердил точку зрения Жукова: «только военный государственный переворот смог бы что-то сдвинуть с места», имея в виду, что Булганин тупо, уверенно разрушает армию. И какую! Лучшую в мире!

А сам Жуков? Кто объяснит, почему Жуков шел к захвату власти в стране так нерешительно и так медленно?

1958-й, январь, Тамбов, глухой лес, почти две тысячи диверсантов, подчиняющихся только министру обороны Советского Союза Жукову и начальнику Генерального штаба Штеменко.

Дуайт Эйзенхауэр, коллега Жукова, стал Президентом Соединенных Штатов. Жуков и Эйзенхауэр встретились в Берлине, в 45-м, только Берлин, как известно, брал Жуков, а не Эйзенхауэр. И капитуляцию у немцев принимал Жуков: американцы скромно топтались в сторонке.

Кто объяснит, почему Советским Союзом руководит сегодня это ничтожество – Хрущев?[11]

В июне 57-го «маршал Победы» спас Хрущева от Молотова и «антипартийной группы». Если бы Хрущев тогда был свергнут, Жуков пошел бы следом: его «антипартийная группа» боялась даже больше, чем Хрущева!

«Цезарь! Прикажи мне стать Брутом…»

Жуков мог и без спецназа, конечно, расправиться с Никитой Сергеевичем, но рядом с «хрюшкой» всегда был вернейший человек – генерал Иван Серов. В случае переворота Серов, его войска, остались бы верны Хрущеву, Жуков – об этом знал, у Жукова и Серова были чистосердечные, приятельские отношения.[12]

Это генерал армии Штеменко рекомендовал Жукову назначить начальником тамбовской школы легендарного человека – Хаджи-Умара Мамсурова.

После событий в Испании Мамсуров стал прообразом главного героя романа «По ком звонит колокол?»: Хемингуэй понятия не имел [да и никто не знал), что командир испанцев, полковник Ксанти – советский диверсант, будущий Герой Советского Союза.

Предложение Штеменко – роковая ошибка, она сломает Жукову жизнь.

Мамсуров тут же обратился в Центральный Комитет: что это за школа такая, если Мамсуров подчиняется только Жукову и Штеменко, а его назначение произошло в обход ЦК?

Позже, на Пленуме, Хрущев назовет Мамсурова «настоящим, смелым партийцем». А о подготовке переворота скажет полунамеком: «Недавно Жуков, товарищи, предлагал заменить председателя Комитета государственной безопасности и министра внутренних дел военными работниками.

Чем продиктовано это предложение? Не тем ли, товарищи, чтобы «украсить» руководящие посты в этих органах своими людьми? Как вы думаете, друзья: не является ли это откровенным стремлением установить свой личный контроль над Комитетом государственной безопасности и министерством внутренних дел?..»

В Бога поверить не сложно. Вы попробуйте поверить в людей…

После отставки Жуков был – все оставшиеся до срока годы – как живой мертвец: «Я бы с радостью умер, но смерть отказалась от меня…»

Подсчитано: с 1368-го, за 525 лет, русские дружины провели в войнах 353 года. Что они делили? Особенно в XIV веке? Им было мало земли? Россия погрузилась в такую кровь, что она, эта кровь (даже через поколения), не могла не сказаться на психическом здоровье людей.

Сталин построил великую экономику. И у Гитлера, кстати, тоже была фантастическая экономика; Альберт Шпеер в четыре раза – с 42-го – увеличил объем вооружений Третьего рейха. – Да, у Сталина получилось раздуть народ. Он фантастически преподнес – всей планете – подвиг Чкалова, папанинцев, Гризодубовой и ее подруг, Стаханова… – русский народ стал наконец ценить собственный труд.

В 30-е годы все советские люди видели себя героями. Кто не видел себя героем – тот не советский человек.

Сталин каждый день готовился к войне.

Кто не простит Советам Советы? СССР – инородное тело в Европе.

Война неизбежна.

Если бы Гитлер в 1933-м на выборах проиграл коммунисту Эрнсту Тельману Вторая мировая началась бы в те же самые сроки (если не раньше) и была бы такой же чудовищной.

Версальский договорунизил нацию, были задеты самые коварные, самые больные струны национального самосознания, – и вот они, факельные шествия, вот он, Гитлер; страна Гете и Шиллера с удовольствием стала «фигурять» по Европе в мундирах с символикой рейха…

XX век – самый кровавый. Новая война русских друг с другом, названная Гражданской, «красный террор», необъяснимый, как любое безумие, поход Первой Конной на Варшаву, когда красноармейцы, вырезавшие на своем пути – полностью, целиком – польские и литовские городки и деревни, сами оказались в конце концов в концентрационных лагерях.

Зверства Красной армии в Европе, сначала в Польше, потом в Прибалтике, до сих пор не описаны в мировой литературе. Пилсудский вдребезги разбил армию Тухачевского и взял в плен – внимание, цифры! – 146 802 человека.

В Советскую Россию вернутся только 75 699 человек. Более 60 тысяч – погибнут в польских лагерях смерти.

Поляки доводили бывших бойцов Первой Конной даже до самоедства. (Да, «они – враги и злодеи», писали – не раз – польские журналисты и священники, «но нельзя же так…».]

ГУЛАГ, 37-й и 38-й. Халхин-Гол, поход в восточную Польшу (1939-й) и в Прибалтику, Финская, Великая Отечественная…

А «депортация военных инвалидов» в колхозы, на целину или в лагеря, где их, полуживых калек, беспощадно, по-сталински, «мордовали работой»? Тех, кто потерял обе ноги и передвигался на ручных деревянных платформочках… – их всех, почти всех выслали в концентрационные лагеря, под Магадан, на Соловки, в Казахстан!

Инвалиды портили, как говорил маршал Берия, «образ великой страны-победителя».

Значит, куда? на смерть!

История глубокой человеческой ненависти как история государства.

В Финскую войну был такой эпизод. В воздух поднят полк десантников – почти тысяча человек. Их выкидывают прямо в лес. На елки. Без парашютов. – Зачем? Был приказ из Москвы – десантироваться. А парашютов – не было, не привезли, не успели, да и сам полк был сформирован на скорую руку. Новый командир полка – промолчал (прежнего расстреляли за трусость) и тоже прыгнул – вместе с бойцами – из самолета…

Ночной пейзаж: на елках, как на штыках, висят люди, сотни людей…

Примеры жути в советской истории – на каждом шагу[13].

Если бы мы знали, сколько людей (и как!) погибли в России из-за своей трусости, сколько людей (и кто!) погибли из-за трусости других, в том числе и своих друзей, если бы мы знали, сколько блестящих проектов (и какие!) осталось на полках в архивах из-за трусости «сильных мира сего» (не из-за предательства, нет, – именно из-за трусости), если была бы у нас написана такая Книга, она была бы зачитана до дыр.

50

Как же хочется в мафию, Господи!

Явлинский поежился: тепло в комнате, пылает камин, а все равно будто озноб какой-то, да и кожа, вон, гусиной стала, нервы, похоже, опять разгулялись, опять…

И – мысли, мысли, мысли… Куда деться от них, если вся жизнь проходит в одиночестве?..

Явлинскому ужасно импонировал банкир Андрей Дробинин, «человек с клыками волка», как он сам себя называл. Еще крепче Явлинский подружился с Владимиром Гусинским. Казалось бы, они совсем разные люди, но не было между ними «недоумений», как говорил Гусинский, они с полуслова понимали друг друга, хотя владелец «Мостбанка» вел себя в Москве как хозяин.

С «Мост-банком» Явлинский договорился о финансировании экономических программ своего «ЭПИ-центра». Скупой до посинения, Гусинский на «ЭПИ-центр» денег, однако, не жалел. «Соглашение о разделе продукции» и собственный домик в Лондоне – разные вещи. Явлинский и «ЭПИ-центр» создают идеологию российского минерально-сырьевого комплекса, «Шелл» за это их вознаграждает… – можно домиком, можно квартиркой, можно и домиком, и квартиркой, – что же тут странного?

Месяц назад Бурбулис дал интервью «Московскому комсомольцу»: «За годы пребывания в российской политике Григорий Явлинский палец о палец не ударил, не сделал ничего, кроме постоянного, непрерывного словоговорения… Явлинский напоминает Васисуалия Лоханкина. Тот лежал на диване, ничего не делал, но все время рассуждал о судьбах русской интеллигенции…»

Перед Явлинским стояла бутылка красного вина. Вообще-то он любил виски, но из Краснодара вчерап рислали «ВинаКубани», целыйящик.

Выкидывать жалко, передаривать стыдно!

Ужасно, если ты сам себе наливаешь. Что такое комедия? Это когда есть с кем, но негде. Что такое трагедия? Это когда есть где, но не с кем.

А что такое трагедия всей русской интеллигенции? Это когда есть где, с кем… но зачем?

Явлинский пил с обеда, поэтому ему сейчас было уже все равно, что пить.

Интересно, кто явится раньше – девочка или Мельников?

Явлинский обижался по любым пустякам.

В 79-м он подружился с Львом Лосевым, директором Театра им. Моссовета. Давно, еще с фурцевских времен, Театр им. Моссовета (жуткое название, между прочим) шефствовал над шахтерами в Щекино, а Явлинский работал тогда в Министерстве угольной промышленности, был здесь на хорошем счету и даже выпускал стенную газету

Тема кандидатской Григория Алексеевича – «Совершенствование разделения труда рабочих химической промышленности». Молодцы биографы, Зверев и Кожокин, правильно отмечают: Явлинский «быстро пришел к выводу, что никакого способа организовать труд рабочих так, чтобы они достигали бы большей производительности труда, не существует»!

Лосев гордился, что Анатолий Эфрос, любимец Москвы, возвращает на сцену Театра им. Моссовета старый спектакль режиссера Раевского «Дальше – тишина».

С Фаиной Раневской и Ростиславом Пляттом в главных ролях.

Разумеется, Лосев тут же потащил «представителя министерства» в зрительный зал.

Плятт работал с трудом, все время забывал текст, Раневская сердилась: «Я с этой плятью… играть не буду!..» – Ее в театре боялись, она могла сказать. Увидев, что молодой актер Владимир Высоцкий (это было еще в Театре им. Пушкина) пропустил десять репетиций подряд, Раневская возмутилась:

– Молодой человек, вы пьете не по таланту!

Ее фразы облетали Москву

Улучив момент, Явлинский протянул Фаине Георгиевне свой паспорт – для автографа. Что делать, если нет под рукой даже листа бумаги!

Раневская удивилась: «Зачем же пачкать интимные вещи?..» И громко, на весь зал (глухие старики всегда говорят громко) предложила Лосеву и Явлинскому… «…вам, вам, молодой человек… как вас зовут-то?..» пообедать вместе в «Пекине»…

«П-понимаете… – Фаина Георгиевна чуть-чуть заикалась и говорила баском, – …есть о-одной в ресторане… в-все равно что срать вдвоем!..»

Явлинский вздохнул и снова налил – сам себе – жуткое краснодарское вино.

…О, вот еще хороший абзац в биографии: работая «в должности старшего инженера Всесоюзного НИИ угольной промышленности, Явлинский (дело было на шахте в Прокопьевске) попал в производственную аварию. Он почти час простоял по пояс в холодной воде и угодил в больницу, многие шахтеры после этой аварии скончались…»

Поверят? Но так было на самом деле. Почти так!

«…Зная с пяти лет английский, я понимал без перевода все песни «Битлз» и слушал их ночи напролет…»

Слушайте, «пять лет»… надо, наверное, выкинуть, да? Получается, Григорий Алексеевич чуть ли не с детского сада бредил битлами.

«…Именно тогда я полюбил длинные волосы, ведь «хипповать» было запрещено. Иными словами, я вырос, когда единственным окном в мир были «Битлз». И я, Григорий Явлинский, всегда буду находиться под воздействием их музыки…»

В 91-м, когда советские диссиденты, тем более – политкаторжане, пользовались (повсюду) особенным вниманием, Явлинский дал большое, полос на десять, интервью молодежному журналу.

Кто его тянул за язык, – а?

Или он просто работал на опережение?

Был, был в его жизни такой эпизод, не миновала его чаша сия: психбольница. Девять месяцев тяжелейшего лечения. Почти год.

В какой-то момент ему вдруг почудилось, что кто-то превратил его, Григория Явлинского, в ячменное зернышко: он неделями не выходил из дома, забившись в угол, боялся, его склюют птицы.

Рано или поздно кто-то из журналистов обязательно задаст этот вопрос: что он, Явлинский, целый год делал в психушке?

Лечился? От чего?

Не надо задавать такие вопросы.

Явлинский сразу, в первых строках своего признания в журнале, заявил: он долго молчал, были на то причины, но сейчас он молчать не будет и скажет все как есть.

А именно: в середине 80-х КГБ СССР устроил на Явлинского охоту, решив его уничтожить. Сгнобить в психбольнице.

Как и многих других пламенных борцов с советским режимом режимом.

Слишком часто он, Явлинский, «подавал» записки «на самый верх» о необходимости срочных реформ в экномике, прежде всего – в угольной промышленности. Видимо, терпение у кого-то лопнуло.

Явлинский опускал детали ареста, но оговорился, что забрали его прямо из кровати, глубокой ночью. Психбольница была где-то в Тушино, на окраине Москвы и замаскировалась под туберкулезный диспансер.

Таблетки, которыми пичкали Явлинского, сразу, мгновенно парализовали его волю! Он путал все на свете: день и ночь, мужчин и женщин, принимал лето за зиму – и т. д. ит.д.

Но когда ему полегчало (шел девятый месяц «хождений по мукам»), Явлинский стал готовиться к побегу.

Врачи поставили страшный диагноз: туберкулез легких.

В ночь перед операцией старый профессор… Явлинский даже называл фамилию этого благороднейшего человека, всю жизнь, правда, работавшего на КГБ СССР, – так вот, ночью старик-профессор шепнул Явлинскому, что утром у него отрежут здоровое легкое.

Что делать?.. Бежать. В окно!

И Явлинский бежал. Профессор ушел, а Явлинский бежал! Выломал окошко с тюремной решеткой и – в сугроб.

С третьего этажа.

На нем была только больничная пижама, больше похожая на арестантскую робу, но Явлинский холода не чувствовал.

Как же он бежал, Господи! За Явлинским гнались. Он слышал лай собак и выстрелы в воздух. Потом (это все в интервью!) долго пытался поймать такси, и какой-то добрый человек помог ему добраться до верных людей.

Почти год Явлинский скрывался в разных квартирах, но тут к власти пришел Горбачев, и КГБ СССР забыл о Явлинском. Он вернулся в Совмин, вступил в КПСС, и в Совмине (вот она, перестройка!) никто не интересовался, где шатался их молодой сотрудник целых два года!

Интервью в журнале прошло незамеченным.

Повезло Григорию Алексеевичу. Есть журналы, которые читают только дураки.

Пил Явлинский не часто, но если уж пил, то много, получая – в такие минуты – ощущение собственной глубины.

А ведь это уже профессия, между прочим: раз в четыре года баллотироваться в Президенты России. И – ничего больше не делать. Так и в Книгу Гиннесса можно попасть.

«Какой ты Президент, Гриша? – издевался Коржаков. – Ты ж еврей-западенец…»

«В России и небываемое бывает!» – огрызался Явлинский!

Все пространство страны сжимается сейчас до одной точки, точнее – до одного города: Москвы.

Явлинский с друзьями, Михайловым и Задорновым, подготовил проект реформирования экономики СССР: «400 дней доверия».

400 дней – потому что Козьма Минин и Дмитрий Пожарский спасли когда-то Россию именно за 400 дней. Явлинскому очень нравилась эта аналогия, и его горячо поддержал Задорнов.

На самом деле Явлинский имел прямое указание Горбачева: вместе с академиком Шаталиным срочно придумать для страны «что-нибудь спасительное…».

Веселый дед, академик Станислав Сергеевич Шаталин! Любит шашки, любит выпить («Такой коньяк, Гришенька, вчера хлестали, с утра было жаль в туалет идти…»).

Горбачев и Ельцин (редкий случай, когда они не спорили) согласились: нужен любой документ, любой лозунг, чтобы страна, ее народы хоть на какое-то время могли бы объединиться.

Когда-то премьер Столыпин просил для России «10 лет спокойствия». Шаталин смеется: 400 дней – никто не поверит. 10 лет – другое дело. – Мало? Нереально? Хорошо, будет другая фифра: 500.

500 дней. Тоже красиво![14]

Хорошо, кстати, что на обложке программы «500 дней» нет сейчас их имен – Явлинского и Шаталина.

– А вот и я, шеф…

Явлинский вздрогнул. Перед ним стоял лохматый, неделю не брившийся человек в черной шубе и в носках (ботинки он, видно, скинул в прихожей).

Человек держал в руках шапку из заполярного волка и прижимал ее к груди, как боевой шлем.

– Матка-боска… – пробормотал Григорий Алексеевич; он сейчас только узнал Мельникова. – Ты моей смерти хоц-цешь, – да? По-ц-цему… так тихо вошел?

Мельников улыбался, но как-то стеснительно:

– Как велели, шеф, так и вошел. У вас же встреча.

– Встреча… да, – согласился Явлинский. – Пока ее нет.

– Кого?

– Встречи.

Мельников скинул шубу и бросил ее на диван.

– Послушайте, Мельников, – не выдержал Григорий Алексеевич. – Я хотел бы все же напомнить: я – не Настасья Филипповна, а вы – не истеричный купец Парфен Рогожин, самый большой идиот из всех идиотов Федора Достоевского. За их искренними убеждениями прячется их постояная неубежденность. А взгляд на Россию как на страну идиотов не нравился советской власти, поэтому советская власть Достоевского не любила.

Умный там – один человек, некто Лебедев. Тот самый, кто больше всех старается быть идиотом.

Мельников плюхнулся в кресло.

– Согласен, шеф.

– Кидаться шубами… это вульгарно, Алеша.

– У нас проблемы, Григорий Алексеевич.

Брови Явлинского приподнялись: