Русский ад. Книга вторая Караулов Андрей
Бурбулис смеялся как-то по-бабьи, ехидно, как бы исподтишка.
– Позвольте, – поднял глаза Борис Александрович. – Но вроде бы декларировалось что-то другое…
– Политики, дорогой мэтр, как женщины, – Бурбулис все еще досмеивался. – Политикам верят только наивные. Чем умнее человек, тем больше вокруг него идиотов. Умнея, человек открывает – вокруг себя – все новых и новых идиотов. Разве вы не понимаете, что СССР – это уже сейчас глубокое прошлое? Может, все-таки чайку… если не кофе?..
Старик вздохнул:
– Такие события сразу и не поймешь, – что вы!
– Не все успевают за ходом истории… – согласился Бурбулис. – Время нынче бойкое. Каждый день что-то приносит. Мы долго стояли на одном месте. Очень долго. Сейчас бежать хочется!..
– А вы думаете, – старик говорил так, словно извинялся за наивность, – в 37-м кто-нибудь доподлинно понимал, что такое… 37-й на самом деле? Даже Сталин не понимал, уверяю вас! Это как снежный ком, – Борис Александрович опять закинул очки на нос, – берут человека, с испуга человек на первом же допросе показывает еще на кого-то, или ему просто суют в руки какую-нибудь бумагу, силой заставляя ее подписать… Силой можно ведь… что угодно! Тут же берут того, на кого сигнал, он с испуга показывает уже на десятерых. Что делать? Надо же проверить, время-то строгое, военное, с подлецой. А эти десять показывают уже на тысячу…
Ведь писали все – на всех… – продолжал старик. – Обвал в горах. Был у нас такой… Рыбин, чекист. Из охраны Иосифа Виссарионовича. Проштрафился, вот и сослали его в Большой театр, комендантом. Он мне лично, пьяный, бахвалился, что на госбезопасность в Большой работал у них весь Большой! Кроме – великой Семеновой, потому что Марина Семеновна умная была. И когда ее вербовали – идиоткой прикинулась. Как, кстати, и Фаина Раневская, самая наивная и самая одинокая женщина в мире! «Милый, – целовала Раневская чекиста, присланного для вербовки. – Где ты раньше был, дорогой? Я ж готова! Хочу! Где явки будут, по ночам я всегда свободна, дай мне пистолет, я мечтаю о пистолете! Вербуй меня, вербуй, я никому не скажу, только Любке Орловой, так она тоже врагов ненавидит и товарищ Сталин к Любке совсем неплохо относится… – ты… понимаешь меня? А встречаться… – тут Раневская на шепот перешла, – встречаться будем в театре под лестницей, там нас никто не найдет, да и как романтично, милый… Мы сидим… как влюбленные, голова к голове, нос к носу, ты и я, ты и я…»
Раневская мечтательно закатывала глаза. Она гениально играла идиоток. Всегда! И от нее отстали – вы… вы мне верите?..
Алешка внимательно смотрел на старика. Ему вдруг показалось, что Борис Александрович долго-долго не был в Москве, тем временем в его квартиру забрались воры, унесли из квартиры все самое ценное, а он только сейчас заметил пропажу. Но поверить, что его действительно обокрали, не может, это не укладывается у него в голове…
– Значит… вы разгромили СССР? – вдруг тихо, почти шепотом, спросил старик.
– Не мы, мэтр, – строго возразил Бурбулис. – СССР разгромил Горбачев! Когда были избраны съезды народных депутатов, появилась потрясающая возможность сделать его делегатов мотором преобразования советской империи в великое ново качество. Но Михаил Сергеич испугался… он же – патологический трус, вы… вы обратили внимание?., и – принялся бороться с жизнетворной энергией обновления, которую, дорогой мэтр, он – сам! – выпустил на волю. И в результате колосс рухнул. А мы, наша команда, всего лишь оформили этот разгром!
– Да что вы, что вы… – замахал руками Борис Александрович, – сам Союз никогда бы не рассыпался, вы уж извините меня, старика! Он же был людьми соединен, люди – самая прочная связь на свете…
– Он уже рассыпался, – перебил его Бурбулис. – ГКЧП, который так и не понял, как не понимаете вы, Борис Александрович, что Советский Союз давным-давно умер, ГКЧП вбил в этот гроб последний гвоздик!
– А вот скажите, – Борис Александрович все время поправлял очки, – Галина Уланова, великая балерина…
– Пусть приходит, двери открыты…
– Это имя… как Юрий Гагарин… как Анатолий Карпов… оно известно всей планете…
– И что? – поднял глаза Бурбулис.
– Но иногда… после войны… в Кремле, знаете ли, были такие… тихие концерты. И Галина Сергеевна танцевала для Сталина. Пели Козловский, Максим Михайлов, иногда – Юрьева Изабелла… а Сереженька Образцов, мой друг, показывал куклы…
– По-моему, Уланова… не подписывала «Слово к народу», – насторожился Бурбулис.
– А если б подписала?
– Я бы его принял.
Борис Александрович опустил голову, потом медленно встал, сделал шаг к столу, к Бурбулису, и протянул ему руку.
– Извините, что отнял время. Был очень рад познакомиться.
– И вам спасибо, – улыбнулся Бурбулис, пожимая его ладошку. – Мы, я чувствую, стоим пока на разных позициях, но сближение неизбежно: демократические институты хороши тем, что у каждого из нас есть право на ошибку; мы как-то забыли…
– Если б не вы, товарищ Бурбулис, – теперь уже старик вдруг резко его перебил, – Советский Союз жил бы еще триста лет, как дом Романовых! Дело в людях, а не в начинке… социалистический он там… капиталистический, – он и социалистическим не был, потому что Ленин сразу ввел нэп и эти страшные концессии, Троцкий настаивал, Лев Давидович, Ленина в Россию немцы привезли, а Троцкого параллельно с Лениным, тогда же, в 17-м, везли – кораблем – американцы.
Дублирующий вариант, так сказать! Очень хотелось все захватить. И получили – в подарок – концессии: КВЖД, Дальний Восток, весь север. Когда приходят американцы, они всегда грабят. Где здесь социализм, равенство, братство?
Вот у вас бутылка, – Борис Александрович заметил вдруг бутылочку боржоми, стоявшую на журнальном столике. – Ей какая разница, бутылке-то, какая водичка в ней плещется? Бутылка на то и бутылка, чтобы объем сохранить, чтобы напиточек не разлился! Но если эту бутылочку с размаха да еще и об землю, о камни, она же разлетится к чертовой матери! Но зачем? Зачем ее разбивать? Осколки потом не соберешь, то есть придется нам, дуракам самонадеянным, по осколкам топтаться всю оставшуюся жизнь, ноги в кровь резать, потому что другой земли других осколков у нас нет!
Сто лет пройдет, сто, не меньше, пока мы эти осколки своими босыми ногами в песок превратим! А до тех пор, пока не превратим в песок, мы все в крови будем. Все умоемся. От этой гадости – раскол – не убережешься, осколки могут резаться, а кровь – пачкаться! Кровь всегда брызгами летит, не разбирая сторон… Когда брызги повсюду – это уже фонтан! Ну что же… – значит, поделом нам, если по матушке-земле, предкам завещанной, достойно пройти не сумели…
Борис Александрович встал, вежливо поклонился Бурбулису и незаметно поправил на шее платок-подушечку Он старался не смотреть Бурбулису в глаза, ему хотелось как можно быстрее закончить разговор и выйти отсюда.
Бурбулис молча, с поклоном, пожал Борису Александровичу руку и скрылся в комнате отдыха.
«Кто он такой, этот Бурбулис, – подумал Алешка, – что бы великий старик так сейчас волновался?»
Алешка вышел проводить Бориса Александровича на Ивановскую площадь, и вдруг выяснилось, что у старика нет машины.
– Суббота, знаете ли, – извинился Борис Александрович. – У шофера – выходной, он и так внуков не видит…
Алешка взглянул на часы. Нет, не суббота, уже воскресенье, полночь.
Пошел снег. Опираясь на палку, которая то и дело съезжала в сторону, старик сделал несколько шагов и чуть не упал. Даже здесь, в Кремле, снег почти не убирали. Зарплаты – копеечные, они сейчас везде копеечные, поэтому дворники – разбежались.
Алешка хотел вернуться обратно, в приемную Бурбулиса, попросить машину, но остановился: он знал, машину ему никто не даст, если бы Недошивин хотел – предложил бы сам, но он, видимо, решил, что машина Борису Александровичу не положена по его статусу…
Алешка подбежал к старику:
– Пойдемте… поймаем такси….
Он аккуратно взял его под руку.
– Да как же, господи, вы ж раздетый… – заупрямился Борис Александрович.
– Ничего-ничего, идемте! Я закаленный! Я из Болшева!..
– Болшево? Вот это да… А у меня, знаете ли, дача в Валентиновке, совсем рядом… электричка ходит… – тихо бормотал старик.
Он тяжело опирался на его руку. Ноги скользили, но держались; Борис Александрович и Алешка медленно шли вниз, к Боровицким воротам. Мимо них вдруг промчался кортеж Бурбулиса, и Геннадий Эдуардович, как показалось Алешке, весело помахал им рукой…
44
С утра, слава богу, не было совещаний, но настроение испортил Евгений Комаров, губернатор Мурманской области:
– Хлеба, Егор Тимурович, на два дня. Потом катастрофа. Услышьте меня, взорвется народ: хлеба нет!
Нашел чем испугать, губернатор… После сталинских лет нет у России охоты взрываться, отбита навечно! – Самое трудное в государственной работе – неизбежные встречи с психопатами. Хлеба нет… – А при чем тут Совмин?
Катастрофа, Комаров, это у тебя, в Мурманске, в Совете министров никакой катастрофы нет!
Гайдар считал себя ученым, но каких-то открытий в экономике у него пока не было. Сочетание несочетаемого: гипертония, животик-бегемотик, вечно мокрая (от пота) лысина и – несокрушимая энергия трибуна, публициста-оратора, журналиста, который умеет не только писать, но и говорить!
Ельцина убедили: если он, Президент России, снимет Гайдара (или Гайдар вдруг сам уйдет в отставку), от России тут же отшатнется весь цивилизованный мир.
Ельцин, Ельцин… – он как опустевшая деревня сегодня…
Если бы Ельцин не пил, он не был бы, конечно, так доверчив, но если бы Ельцин не пил, это был бы не Ельцин.
Егор Тимурович уже пять раз пожалел, что принял Комарова. Дикие люди эти губернаторы! Не могут понять: Гайдар – это не Силаев и не Рыжков; льготы, дешевые кредиты, господдержка, северный завоз… – хватит, господа, попрошайничать, привыкайте к рынку, – пора!
…Возвращаясь с Хоккайдо в Москву, Егор Тимурович на один день залетел в Магадан.
«Область перенаселена, – заявил он. – Людей будем выселять!»
Выселять? Куда?!
Пройдет неделя, и Магаданская область дружно проголосует… за Жириновского. Этот малый взял в руки текст речи Гайдара и все сказал наоборот. Слово в слово!
Пообещал, что никто не выселит, вернет северный коэффициент, социальные льготы – те, что были при Брежневе, а главное, самое главное, «каждой одинокой женщине в новом году по мужику!»
С болтунами очень трудно бороться, почти невозможно: болтун говорит не переставая, и в этом – сила болтуна!
До слез вчера развеселил Борис Николаевич: Гайдар приехал к нему на доклад, Ельцин играл в волейбол и принял его прямо в спортзале. Слушал, слушал, потом вдруг подошел к зеркалу и оттопырил правый глаз.
– Вот, Егор Тимурович… – вздохнул он, – говорят, Ельцин пьет….. А я по-о-сле катастрофы в Испании, понимаешь, са-о-вершенно не сплю… Спина так болит… просто трещит по швам. М-мучаюсь-мучаюсь, встаю, выпиваю стакан коньяка, только так и засыпаю…
Смешной человечек, искренний… Кто, если бы не Ельцин, доверил бы ему, журналисту, такую страну? – У Президента, кстати, прекрасное чувство юмора. Назначив Гайдара, он пригласил его к обеденному столу и сразу предупредил: «Случилось что, Егор Тимурович, из нас двоих я сумею спасти лишь кого-то одного…»
И такой отеческий, мягкий взгляд…
А может, он не шутил? Егор Тимурович ненавидел свой кабинет, зато очень любил комнату отдыха. В центре, у окна, здесь стоял большой аквариум, где веселились рыбки. Посетителей (если это друзья, конечно) можно было принимать лежа на диване, не вставая: когда Егор Тимурович лежал, голова почти не болела, при гипертонии диван – это спасение!
Правительство принимает тяжелейшее решение: закрыть ядерный центр под Нижним. Тот самый центр, где академик Харитон и его коллеги создали атомное оружие.
Каждый атомный заряд полагается проверять один раз в 30 лет, не чаще.
Зачем же, спрашивается, 30 лет (30!) держать (и кормить госзаказом!)
Арзамас-16?
Через 30 лет новый Курчатов возьмет в руки старые чертежи и сделает новые заряды. Скорее всего, они вообще не понадобятся: мир умнеет и разоружается, это факт!..
Звонит Вольский. И в крик:
– Убьем Арзамас – значит, убьем школу! Новый Курчатов откуда возьмется?
Ядерные заряды… что? у Буша покупать будем?..
Ельцин, кстати, не знал, что атомные бомбы на рынке оружия не продаются, и был очень удивлен.
Примаков докладывает: американцы (вопреки СНВ-1 и СНВ-2] не уничтожают сейчас свои ядерные заряды, а тайно их складируют. Значит, нужно поручить МИДу, Андрею Козыреву: пусть добивается от Америки гарантий, честности, но 30 лет, из года в год, из месяца в месяц кормить тех, кто ближайшие 30 лет точно не нужен?!
Вчера фельдъегер доставил бумагу от Коржакова. С пометкой «срочно»!
Подставная фирма в Раменках покупает 30 % акций Московского электродного завода, находящегося в системной кооперации с НИИ «Графит»: единственным разработчиком графитового покрытия российских самолетов-невидимок.
За «подставкой» стоят американцы, 30 % акций это, считай, контрольный пакет. И под давлением новых хозяев Московский электродный завод только что отказался принять государственный заказ Военно-космических сил России на производство 27 «точечных» технологий стратегического значения.
А где Баранников? Куда он смотрит? Почему контрразведка молчит?
Другая история – АЗЛК в Москве. Огромная территория, роскошное штамповочное оборудование, поточная линия по производству шрусов… – Но существуют серьезные проблемы с долгом: 40 миллионов – долг за двигатели, оказавшиеся неактуальным, 20 миллионов – пени по этому долгу.
Собственник завода – Российская Федерация. То есть – правительство Гайдара.
Нет уж, – всем лучше, если вместо «Москвича» здесь появится «Рено». Гайдар обанкротил АЗЛК. Его поддержали Чубайс и Шохин: любое предприятие, вырванное из рук крупнейшего в мире государства-милитариста и переданное, пусть за бесценок, частному владельцу, способствует безоговорочному разрушению социализма. – Но больше всех, конечно, вредит Лужков. Он постоянно, изо дня в день, убеждает Ельцина, что работа правительства сводится сейчас только к игре в курсовые уровни акций. По словам Лужкова, цель правительства – разрушить государственное мышление и уровень образования, особенно – в реальном секторе экономики.
Довести до минимума число вузов, где учатся технари, полностью остановить деятельность научно-исследовательских организаций прикладного плана, – все это он постоянно внушает Президенту. Можно подумать, черт возьми, что главная проблема Москвы – это вся Россия вокруг!
Рыбки, рыбки… – самые спокойные существа на свете!
Хорошо, что Гайдар догадался завести аквариум: вода, аквариум и огонь в камине действуют даже лучше, чем валерьянка.
Он медленно перевернулся на бок. Опять 160 на 100, круги перед глазами, при таком давлении, с такими нервами отогнать от себя инсульт – уже подвиг…
Какой-то институт под Рузой создает технологии для российского «ядерного щита» на основе высокоэффективных плазменных зарядов. ЦРУ командирует (в прежние годы) как «легалов», так и «нелегалов», но подступится к институту американские разведчики не смогли.
Андрей Нечаев не разобрался и выставил институт на аукцион. Сейчас здесь тамоенный терминал. Склад для алкоголя и сигарет. – Ну, хорошо, не разобрался Андрюша, он же молодой министр! Опять: куда смотрят спецслужбы? Почему за все, что происходит в стране, отвечает только правительство?
Черт бы с ним, с Лужковым, но за ним стоят депутаты, директора заводов, прежде всего оборонщики: Новожилов, Соломонов, Елисеев, Гуляев… Его поддерживает Зюганов. Заединщики! Будет ужасно обидно, если Президент пойдет у них на поводу. Он же – как петух, наш Борис Николаевич, из пьесы Ростана. (Петух, кричавший всегда с восходом солнца, в конце концов пришел к выводу, что именно он своим пением поднимает солнце на небосклон!]
И все же, господа губернаторы, нельзя жить с головой, повернутой назад. Хватит! Кормить no-прежнему по-советски, госзаказом те заводы, чей труд никому не нужен? Послушайте: если бы Россия в июне раз и навсегда отказалась бы от госзаказа и дотаций, хлеб сегодня был бы повсюду в любом количестве. А еще очень важно отменить прописку. Пусть в Москве хоть вся Россия живет; каждый человек имеет право жить там, где он хочет жить, в этом суть демократических свобод!
…Болит, болит голова, а через полчаса выезд к Караулову на съемки «Момента истины». Месяц назад у него снимался Нечаев. И этот Караулов вроде бы ему понравился. Не перебивает, дает «попеть», как говорят певцы о хорошем дирижере, главное – все время поддерживает разговор на определенном уровне, потому что вопросы у Караулова рождаются (всегда!) из ответов его гостя или гостей.
Гайдар взглянул на часы: надо вставать?
Минут пять еще есть…
Дом на Делегаткой, где жил Караулов, «зачистили» с самого утра. В работу спецслужб Гайдар никогда не вмешивался: бессмысленно.
От Белого дома до Делегатской минут семь, не больше, быстрое перекрытие; Гайдар, две его машины, домчались мгновенно, в Москве он никогда не создавал «пробки».
Бросилось в глаза: телекамеры у подъезда, у лифта, снимают с разных мест, а Гайдар без макияжа, галстук сбился, хоть бы предупредили, черти…
Караулов встретил на пороге комнаты:
– Прошу, прошу, сразу начинаем!..
Голова почти прошла. Хорошо, что он принял холодный душ перед дорогой, – помогло, действительно помогло!
Все просто, по-домашнему: входишь в квартирку, вытираешь ноги и – вот они, камеры, одна напротив другой у шкафов с книгами.
– Ну как, господин Гайдар? – Караулов был в своем любимом синем пиджаке. – На душе-то… фигово небось?..
Съемка началась, вопрос задан.
Первый вопрос всегда должен звучать как выстрел.
Гайдар сладко потянулся:
– Я, Андрей Викторович, исхожу из того, что в любом положении надо драться до конца! Драка – самая демократичная, самая понятная форма достижения консенсуса.
– То есть вы предвидели, что в Магадане у господина Жириновского будет такой вот результат?
Гайдар расплылся в улыбке:
– Я не Ванга и не Глоба, Андрей Викторович. Я экономист.
– Предала вас Россия? – перешел в наступление Караулов. – Миллионы людей голосуют за Жириновского. Главный тезис Владимира Вольфовича: «Гайдара в свинарник!»
Тема предательства была у Караулова любимой; жизнь слишком часто сводила его с людьми, для которых предательство – в порядке вещей.
Гайдар усмехнулся:
– Еще не вечер, еще не вечер, Андрей Викторович!
Он все время ждал подвоха и держался очень осторожно.
Журналисты редко доверяют журналистам.
– А если Жириновский все же придет к власти? – настаивал Караулов. – Уедете из страны? Или… в «Матросскую тишину»?
Гайдар неплохо держал удар:
– У меня не будет… э – э… шансов ни на первое, ни на второе… Развитие по такому сценарию, Андрей Викторович, готовит нам… э – э… приятнейшие сюрпризы…
Всем своим видом Гайдар показывал сейчас, что мрачные прогнозы его не пугают.
– И вам не тошно от того, что пишут о вас в газетах? – удивился Караулов.
Разговор ему уже нравился.
– А я, Андрей Викторович, не всегда доверяю газетам, – улыбнулся Гайдар. – Помните Цветаеву: «Читатели газет – глотатели клевет». – С осени прошлого года я постоянно говорил: дорогие друзья, слухи о том, что в нашей стране невозможно решить проблему дефицита и очередей, сущая ерунда. Мы реформаторы… вместе с Президентом… – Гайдар вдруг вспомнил, что он забыл взять у пресс-секретаря специально заготовленные фразы о Ельцине, – э… э… с Борисом Николаевичем… эту проблему решим!
Мы сделаем Россию бездефицитной, избавим ее от деревянного рубля, создадим быстро растущий частный сектор, привлечем западные инвестиции, то есть мы уже, Андрей Викторович… решили массу проблем, которые прежде казались несбыточными…
– Сразу – и массу? – перебил Караулов.
– Массу, массу, – подтвердил Гайдар. – Но не надо думать, друзья, что это и есть абсолютное счастье, ибо общество, которое все это получит, все равно будет несчастно, потому что вместо старых проблем тут же появятся новые…
– Ага, «Собачье сердце», великое советское кино, – согласился Караулов. – «Суровые годы уходят в борьбе за свободу страны… За ними други-и-е прих-о-о-дят… они бу-у-дут то-же трудны…».
Караулов сейчас вроде как пел.
– У вас хороший голос, Андрей Викторович.
– Баритональный бас. В сентябре думаю дебютировать в Михайловском театре. В «Севильском цирюльнике»!
– Надо же, кто бы думал… – Гайдар решил, что он шутит. – Так вот, представьте, уважаемый ведущий: у вас длинный и трудный день.
Непонятно… – посильно ли это вообще такое количество совещаний, встреч, телефонных звонков и бумаг, бумаг, бумаг… Железно перестаешь обращать внимание на разные там… укусы…
– Подождите, – остановил его Караулов. – Я приведу одну цитату…
Для убедительности Караулов нацепил на нос очки, хотя он читал всегда без очков.
– Руслан Киреев, газета «Новый взгляд». Статья «Гайдар – это Ленин сегодня». Подзаголовок: «Гайдар – это Ленин сегодня с поправкой на время».
Я испорчу настроение… можно, Егор Тимурович?
– Давайте, – кивнул Гайдар. – Послушаем.
– «Не знаю, – пишет Руслан Киреев, – весело читал Караулов, – сажает ли Егор Тимурович на колени чужих детишек, но чужие языки знает. Живал, как и Ленин, за границами, такая же плешь, если не больше, Гайдар не картавит, как Ленин, зато трогательно пришепетывает…»
Караулов сделал паузу, предлагая зрителям оценить очевидное хамство в адрес и.о. премьера.
– Но основное ваше сходство, Егор Тимурович, с Ульяновым по кличке «Ленин», считает Руслан Киреев, «в уникальной, беспредельной способности перешагнуть через благополучие, здоровье… да и жизни миллионов людей…»
Такие вот дела… точнее, тексты. В газетах.
Гайдар сладко-сладко потянулся, как женщина.
Ну что же, Андрей Викторович! Общество не обязано любить своих руководителей. Вспомните Брежнева: разве он был кем-то любим? Между тем, треска при раннем Брежневе стоила 12 копеек килограмм. А водка – 3.62. – Только сейчас все квалифицированные люди, Андрей Викторович, понимают: «зло», которое творит Гайдар, это наш единственный путь.
«Дама приятная во всех отношениях, – подумал Караулов. – Но толстоват, конечно».
– Некоторые… экономисты, Андрей Викторович… – Гайдар аккуратно промокнул платочком лоб, – по вполне понятным причинам тщательно скрывают такое вот понимание на публике, хотя в личных разговорах не отрицают тот факт, что у страны сейчас только один путь – наш. Сейчас мы, Россия, в значительной степени платим за неликвидированный в прошлом году госзаказ на сельхозпродукты…
Караулов насторожился:
– А чем же он плох? Госзаказ? Если армия сама заказывает для себя пшеницу – это плохо?
Что значит «плохо», Андрей Викторович, – удивился Гайдар. – Если госзаказ есть самая большая глупость советской командно-распределительной системы? Вдруг в Москве, в Госплане, какие-то дяди средних лет рисуют карту-план, какой э-э… колхоз (мы, к сожалению, все еще сохраняем в России колхозы), сколько зерна, кукурузы… просо там… не знаю… ячмень… должны сдать государству.
Дол-ж-ны, понимаете? По фиксированной цене! И где? В Сибири! Где Москва, и где Омск? Неужели омичи сами, без Москвы, не знают, что им сеять? И как им выгодно продать свой урожай?!
Караулов обомлел:
– Вы… Егор Тимурович, давно в Сибири были? Разрешите напомнить: до знаменитой деревни Муромцево, родины писателя Бориса Пантелеймонова, это самый север Омской области, «хоть три года скачи – все равно не доскачешь»! Если в Муромцеве отменить госзакупку, там сразу, в тот же день, появятся барыги. Да еще с автоматами. За зерно они дадут гроши. Пятьдесят долларов за тонну – баста!
– Вы преувеличиваете возможности криминала, господин ведущий, – обиделся Гайдар. – Особенно в масштабах Сибири.
Гайдар так сильно тер лоб, что лоб заблестел, была нужна пудра, вот и Володя, оператор, показывал на Гайдара: это не лоб, а черешня на солнце! В такой ситуации съемку полагалось остановить, но Гайдар завелся и Караулов – тоже.
– Если государство, – горячился Караулов, – уходит из Муромцева, это катастрофа; есть же разница между фермером в Провансе, где рядом – вся Европа, которая с удовольствием купить его молоко, и крестьянином в Сибири, где вокруг – один лес?
– То есть вы считаете, Россия к рынку не готова? А сама рыночная экономика занимается только тем, что выявляет самые худшие качества наших соотечественников: стремление к наживе, желание разбогатеть на горе других… – и т. д. и т. п.?
Гайдар уже жалел, что он приехал к Караулову
– Так?
Караулов усмехнулся:
– Я хочу сказать, что, если у нас в государстве больше нет государства, на авансцене тут же появятся те, кто сильнее. А самые сильные – это сейчас бандиты. Не гражданское общество, Егор Тимурович. Не надейтесь!
Гайдар аккуратно промокнул лоб.
– Тогда я, Андрей Викторович, задам вам вопрос.
– Очень хорошо.
– Не вы, а я вам, – уточнил Гайдар.
– Слушаю, слушаю…
– Я знаю, Андрей Викторович, русские крестьяне – народ достаточно сплоченный. Кто мешает крестьянам вашего Муромцева связаться с соседней деревней и быстренько договориться: либо вся область продает зерно по 400 долларов за тонну, либо барыги, как вы… назвали сейчас новых русских предпринимателей, остаются с носом…
– Я отвечу, Егор Тимурович…
– С любопытством жду.
– Баба.
– Кто?
– Баба, Егор Тимурович.
– Какая баба?
– Русская. Потому что у бабы детишки голодные. И в школу им не в чем пойти.
– А, феномен женщины… – согласно закивал Гайдар. – Понимаю, понимаю, это серьезный аргумент, Андрей Викторович, вы лучше меня знаете народные нравы…
Гайдар не понимал, что делает сейчас Караулов: вытягивает из него те ответы, которые могут успокоить страну, или Караулов просто глуп?
– Значит, утверждаете вы, Россия опять стоит перед выбором: либо мы – европейская страна, либо… женщины в деревне – это коврик для ног. Так? Так, Андрей Викторович?!
– Караулов удивленно снял очки. Он сейчас плохо понимал, о чем идет речь. Рынок отдает крестьянина на произвол судьбы.
Жили-жили, и вдруг – смотрите, кто от нас ушел: государство! А кто пришел? Мафия. – Пятьдесят долларов – это ниже себестоимости, дорогие крестьяне, но не задаром же. Умей радоваться, народ! Ищи кайф в пустяках!
Горели софиты, и в комнате было очень жарко. Гайдар достал платочек и снова протер лоб и лысину.
«Любит чистоту, – догадался Караулов.
Всякий раз, оказавшись на телевидении, Гайдар говорил – посути – одно и то же: раньше Госплан, сегодня – рынок. В детали он не вдавался, детали – это там, на местах, детали-не его дело, Гайдар мыслил глобально.
– Принципиальная ошибка, Андрей Викторович, – не согласился он.
– Советская власть всегда ценила не конкретных людей, а их коллективы. Демократическая власть ценит каждого человека, наделяяя всех равными правами. В США даже бомжи ходят с гордо поднятой головой: у них такие же права, как у Президента! – Так что не надо, Андрей Викторович, лезть в душу крестьянина со своими представлениями о его возможностях. Наши крестьяне – это не какой-то там… беззащитный народ. И не будут они смотреть в рот каким-то там…крутым парням… У нас великий народ, хочу вам напомнить! А то, что вы предлагаете, это опять командно-распределительный Госплан.
– Но сегодня даже такой известный рыночник, как Григорий Явлинский, – не сдавался Караулов, – пишет: «Гайдар пошел неверным путем. Я его предупреждал, это плохо закончится. Даже за полчаса до его назначения предупреждал. «Плевать, – говорил Гайдар, – я очень хочу возглавить правительство…»
Гайдар не обратил на цитату никакого внимания. Он долго боролся с креслом и расположился наконец максимально удобно.
– Вопрос меры и степени, – вздохнул Гайдар. – Господин Явлинский не может не понимать, что у нас нет другого пути.
Бесконечные переговоры о создании экономического союза на фоне э… э… разваливающейся российской экономики… подвели бы нас к параличу. Григорий Алексеевич, настырно звавший меня в оппозицию, но я не пошел…
– А вам-то, вам-то… лично вам, зачем все это? – не понимал Караулов. – Друг вашего дома Леонид Генрихович Зорин… – Караулов опять достал какую-то шпаргалку, – говорит, я цитирую:
«Если бы я загодя знал, что тот мальчик, сын Тимура Гайдара, которого я на руках нянчил когда-то, через тридцать лет меня разорит…»
Понятно, да?… что сделал бы милейший Леонид Генрихович с этим мальчиком? Если бы знал…
Гайдар оживился и даже улыбался сейчас как-то шире:
– Во-первых: сегодня сотни самых разных граждан утверждают, что носили меня на своих руках. Как будто в детстве я только тем и занимался, что перелезал с коленок на коленки!
– Вот – вот: знаменитый субботник в Кремле! – поддержал его Караулов. – Когда Владимир Ильич пронес – перед оператором кинохроники – одно-единственное бревно (на большее его не хватило, это по костюму видно).
Кто-то из историков подсчитал: в своих мемуарах 320 человек утверждали потом, что Ленин был в паре с каждым из них…
«А он смешной, – подумал Караулов о Гайдаре. – Тузик!»
– Приступая к реформам, – упрямо начал Гайдар, – мы рассчитывали на худшее! Было ощущение огромной опасности, надвигающейся на Россию.
Вспомните атмосферу сентября 91-го, Андрей Викторович: развалившееся государство, нарастающий хаос, анархия, безвластие, армия, продававшая оружие кому угодно, прежде всего – за кордон. Наш родной КГБ, утративший контроль даже за собственными складами, неработающая таможня – ни союзная, ни российская! Центр э… э… уже ни за что не отвечает, Россия все все еще не отвечает. А люди, облеченные властью, постоянно объясняют населению, почему они не делают то-то и то-то, хотя обязаны были все это сделать.
И я, Андрей Викторович, повторял, не уставая: да, нет у нас пока экономического союза, но давайте, друзья, хотя бы выговорим это слово – «приватизация»! Давайте хоть что-нибудь сделаем, черт возьми, примем на себя ответственность, кто-то должен отвечать за перебитые горшки!
На камерах замигал. Красные огоньки: закончились кассеты.
– Стоп, – приказал Караулов. – Егор Тимурович, это гениально. Быстро ставим вторую пару!
Гайдар потупит глаза:
– Вы считаете, это кому-нибудь интересно?
Караулов кивнул:
Читать бесплатно другие книги:
