Сага о каджитах: Скрытая угроза Цукиш Илья

Был уже полдень. Тхингалл молча сидел перед костром, что вечно горел в этом лагере денно и нощно. Возможно огонь, уничтожавший сухие поленья своим пламенем, был своего рода последствием определённых чар Старейшины. Тхингалл, что был занят изготовлением лука, не знал об этом. Не знали это и другие каджиты в лагере, знал лишь сам Старейшина: истина это, или нет.

Каджит, держа крепко изогнутую эластичную основу лука, натягивал тетиву, закрепив её на одном конце оружия. Ахаз’ир, держа в лапах нарубленные дрова, молча подошёл к Тхингаллу. Сбросив всё, он сел, выпрямившись и разминая свои плечи после рубки дров. Каджит не сразу заговорил с Тхингаллом, который даже не обернулся на пришедшего. Он молча был погружён в свою работу. Рядом с ним валялось несколько стрел с железными наконечниками, которые Тхингалл изготовил ранее, чтобы опробовать их в своей запланированной на завтра охоте.

Посмотрев на своего товарища, Ахаз’ир слегка усмехнулся.

– Об этом уже весь лагерь знает, – сказал он, не сводя взгляда с Тхингалла.

– О чём знает? – спросил тот, натянув тетиву и проведя по ней своими пальцами, слегка натягивая и прицеливаясь куда-то в сторону.

– Не строй из себя незнайку, дружище. Конечно речь идёт о тебе и Нисабе. Уже все осведомлены о вашей жаркой ночке в шатре. Джи’Зирр даже попросился к нам с Маркизом и Кейт в шатёр, чтобы переночевать. Ваши стоны не дали бы ему заснуть. А их было слышно даже отсюда.

Тхингалл молча улыбнулся. Он опустил своё оружие и свои глаза тоже.

– Скромничаешь, значит, м? – Ахаз’ир чуть склонил голову в бок, просверливая Тхингалла своим упорным взглядом, но его попытки поймать глаза каджита оказались тщетными.

– Поздравляю, так или иначе, ты теперь не дева, – каджит принялся перебирать дрова, что лежали охапкой у него под лапами. – Давно уже было пора.

– Всё не так однозначно, Ахаз’ир… Я люблю её. Надеюсь, и она меня. Надеюсь, это был не одноразовый порыв страсти. Сложно что-то объяснить, когда слишком много мыслей вертится у тебя в голове и эмоции вываливаются наружу, когда не можешь подобрать своих слов, но можешь показать. Я и показал, – он взял одну стрелу, поставив длинный охотничий лук рядом, и посмотрел на наконечник стрелы. – Посмотри, Ахаз’ир. Ты видишь стрелу. Ты знаешь, что бывает, когда ты пускаешь её в цель. Стрела летит и поражает её. Все те взгляды и прикосновения подобны этой стреле, что поражает сердце.

– О, дружище, да тут тяжёлый случай, – каджит усмехнулся, посмотрев на Тхингалла. – Философия любви прямо-таки рекой выливается из твоего рта. Скоро небось на луну будешь выть, подобно волку.

– Ой, да что ты знаешь? – коротко ответил Тхингалл, нахмурив свою мину.

– Ну, допустим, кое-что и сам понимаю. – Ахаз’ир широко улыбнулся, выпрямляясь и смотря на каджита. Тхингалл посмотрел на него.

– Кое-что? Дай-ка подумать. С чего бы такая ухмылка? М? Возможно, тебе есть что мне сказать? – Тхингалл подпёр свой висок кулаком, что упёрся локтем о колено, и не сводил своих глаз с Ахаз’ира.

– Сказать есть что, и не «возможно», а точно, – каджит слегка наклонился, словно боялся, что его услышит ещё кто-либо. – Не у тебя одного здесь любовный роман с каджиткой.

– Похоже, Кейт попала в лапы хвостатого авантюриста, м? – Тхингалл азартно улыбнулся.

– Ты не представляешь, что эта львица вытворяет… У нас с ней был уже не один раз. Пару раз во время перерыва на тренировках. Правда, Маркиз нас долго отчитывал за отсутствие. Но оно того стоило. И не так давно нас с ней послали к конюшне, чтобы мы скакунов покормили. Ну и как начали кормить, что если бы поблизости летали вороны, то слетелась бы целая стая поглазеть, как каджит оприходует свою напарницу на небольшом стоге сена. – Ахаз’ир лукаво засмеялся. Его смех подхватил и Тхингалл.

– Я рад за тебя и за себя не в меньшей мере. Надеюсь, это любовь. И надеюсь, что она крепкая и безмятежная. – Тхингалл взял другую стрелу, ощупывая железный наконечник. – М, неплохие получились, крепкие.

– Вчера у тебя, надеюсь, тоже крепкий был? – Ахаз’ир подтолкнул каджита локтем в бок, ехидно оскалив свои клыки.

– Пошёл ты, – отмахнулся каджит, но не сумел сдержать усмешку.

– В любом случае мы нашли свою любовь. Это так. – Ахаз’ир начал подкидывать дрова в огонь и слушать, как древесина потрескивает от острых языков пламени.

– Кстати, – продолжил он, посмотрев чуть выше головы Тхингалла, – тебе очень даже идёт такая прическа. Куда лучше этих длиннющих кос до лопаток.

– Спасибо Нисабе. Она как раз поработала над моей причёской перед тем, как мы… Ну, ты понял.

– Понятнее не бывает, – сказал Ахаз’ир, складывая нарубленные дрова в кучу. – Завтра идёшь на охоту?

– Да. Хочу потренироваться на мелкой дичи в стрельбе из своего собственно сделанного лука, к тому же принесу мясо для еды, если попаду. Не хочешь со мной? – Тхингалл, осмотрев последнюю стрелу и положив её, повернулся к Ахаз’иру.

– А что, я бы… – каджит резко оборвался, вспомнив кое о чём, что вдруг стало его навязчивой идеей.

– Я бы с радостью, но тут одно дельце есть… – он встал со скамьи, посмотрев на Тхингалла, – которое не приемлет отсрочки. Извини, мне надо встретиться со Старейшиной, а тебе удачи в завтрашней охоте, дружище.

– Спасибо, тебе взаимной удаче в твоём срочном деле.

Каджиты попрощались. Ахаз’ир пошёл в сторону шатра Старейшины, а Тхингалл в сторону кузницы: каджит посчитал, что стрел, которые он изготовил, слишком мало и ему их нужно больше.

Старейшина сидел возле алхимического стола и читал книгу под названием «Расовый филогенез» – учебное пособие для целителей, что имеют дело с приготовлением различных целебных зелий. Ахаз’ир зашёл внутрь и поздоровался.

– Доброго дня, отче.

– И тебе доброго, друг мой. – М’Айк Лжец Старший медленно перелистнул страницу, подробно изучая какой-то рисунок на непонятном для неподготовленного читателя языке. – Хотел чего, Ахаз’ир?

– Есть одна беспокоящая меня тема. Она внезапно пробрала меня. Я о ней вспомнил только что. Когда мы шли с Тхингаллом по тракту через нагорный путь рядом с огромным водопадом, сбежав от грабителей во время нападения на их форт, то преодолев его, мы остановились у берега небольшой реки, что впадала в бассейн. Я решил утолить свою жажду пресной водой и услышал, как позади что-то словно скребётся ко мне. Я выхватил свой клинок и увидел, как на меня идёт грязевой краб, расставив свои огромные серые клешни. Тут это существо вдруг заговорило человеческим голосом.

– Значит, краб грязевой, способный мысли свои вслух излагать, тебя удивил? – Старейшина не спеша обернулся, кладя книгу себе на колени и смотря на Ахаз’ира.

– И да, и нет, – ответил каджит. – Это существо было в облике краба и то, что оно заговорило на всеобщем языке, меня удивило. Но удивления рассыпались, когда оно поведало мне свою историю. Это эльф, заколдованный ведьмой из Айварстеда, вот уже несколько лет пребывает в облике грязекраба. Он не помнит своего имени и живёт подобно этим мерзким существам: питается рыбой, всякой падалью и скрывается от хищников, что сильнее него.

– Обратился ко мне ты с просьбой своей, на будущее продуманной, как понял я. С обычным каджитом ты бы не завёл разговор этот.

– Именно. Я бы хотел попросить Вас, что бы мы отправились в то место и попытались помочь этому несчастному глупцу. Вы обладаете определёнными знаниями в этой… области. Наверняка нашли бы решение.

Старейшина потупил свой взгляд, приложив пальцы к подбородку. Он долго думал перед тем, как дать ответ.

– Чары, что обращать умеют, сильные очень. Ведьма, что наложила их, несомненно могущественна и опасна. Но отшельницы редко околдовывают кого-то просто так, причина весомая должна быть.

– Откуда Вы знаете, что она отшельница? – Ахаз’ир недоуменно скрестил лапы на груди.

– Все ведьмы живут отшельническим образом жизни. В поселениях они отгораживают себя чарами от глаз ненужных. А глупцы любопытные, подобно эльфу этому, а точнее грязекрабу, лезут в дела, о чём жалеют в последствии. Такие чары имеют характер защитный и их весьма сложно снять, ибо сконцентрирована воля того, кто навлёк их. В них нет места эмоциям и ненависти. Большие знания нужны, чтобы побороть силу такую. Не знаю, смогу ли справиться я…

– Но попробовать можно. – Ахаз’ир сделал несколько шагов вперёд, опустив свои лапы.

Старейшина опять впал в раздумья. Ответ пришёл лишь спустя длительное время, сопровождаемое тишиной. Ахаз’ир боялся издать даже самого малого звука, дабы не нарушить её.

– Не помешает мне практика. Давно я сталкивался с чарами подобными и тогда же провалился я, облажался. Думаю, настало время исправить ошибку свою. Сегодня же мы выедем. До вечера до Айварстеда доберемся, а на утро следующее и к тому месту.

Ахаз’ир сильно обрадовался такому решению. Старейшина, поднявшись со своего деревянного стульчика, начал собирать все необходимые вещи в свою кожаную сумку. Туда были сложены многие травы, какой-то странный корень и миска. Когда всё необходимое было приготовлено, М’Айк Лжец Старший вытянул лапу и из дальнего затемнённого угла к нему вылетел его посох, точно попавший ему в ладонь, что крепко сжала его. Ахаз’ир сильно удивился увиденному: никогда раннее он не встречался с проявлением магии, не считая исцеления его друга, Тхингалла. Увиденное заставило застыть его рот в слегка открытом положении.

– Ну, что ж, друг мой, в путь, времени не теряя! – вдохновлённо произнёс маг и вышел из своего шатра. Каджит проследовал за ним.

Снаружи были Маркиз и Дро’Зарим. Они стояли возле шатра Ра’Мирры и о чём-то вели беседу. Старейшина подошёл к ним. Каджиты посмотрели на М’Айка Лжеца Старшего, мигом прервав свой диалог.

– С Ахаз’иром мы отлучиться должны. На сутки или двое – не известно мне. Но дело срочное и не потерпит отложки. Маркиз, остаёшься за главного ты. Будьте здесь осторожны. Чувствует сердце моё – не ладное творится в завесе тени от глаз наших.

– Хорошо, отче. – Маркиз слегка поклонился. – Мы будем внимательны, и в случае опасности будем опираться на здравый рассудок и проявлять осторожность.

После недолгого разговора Ахаз’ир и Старейшина вышли за пределы лагеря. Огибая чащу через тропинку, каджиты вскоре вышли к конюшне. М’Айк Лжец закидывал в стойла сено. Увидев отца и Ахаз’ира, каджит поставил вилы и подошёл к ним, вытирая пот со лба.

– Кони сыты? – спросил Старейшина.

– Их брюха весьма набиты едой, а жажда ещё долгое время не будет терзать их глотку, – ответил М’Айк Лжец.

– Отлично. Пригодятся они нам! – Старейшина подошёл к одному коню. Жеребец, увидев каджита, громко зафыркал, слегка топая своим копытом. Старик не спеша вывел его, крепко держа поводья.

Ахаз’ир подошёл ко второму коню и, погладив его по гриве, сделал то же самое. Старейшина, держась за седло, забрался на коня и ухватился за поводья одной лапой, второй держа свой посох.

– Ох и не знает каджит, сколько лет этой конюшне. – М’Айк Лжец осмотрел пробитую в некоторых местах деревянную крышу данного строения. Её балки упирались в потолок навеса, под которым находились заполненные кучками сена стойла. Сейчас здесь находилось двое коней, которых готовили к отъезду пришедшие каджиты, однако пустующих ограждений для животных было ещё несколько. – Она была заброшена и полуразрушена, когда мы пришли сюда. Сейчас она выглядит куда лучше, – сказал он.

Ахаз’ир, не теряя времени, запрыгнул на своего коня. Старейшина посмотрел на него, потом на своего сына.

– В лагерь беги и не выходи за пределы его. Проявляй осторожность, – сказал ему Старейшина.

– Хорошо, отец. Я всегда предпочитаю находиться ближе к тому месту, где безопаснее всего.

– Вот и молодец, сын мой! Но! Пошла! – Старейшина ударил поводьями и конь тотчас тронулся с места.

– Торопится он. Не к добру дело, – скрестив лапы на груди, сказал М’Айк Лжец, провожая взглядом старого каджита.

– Надеюсь, ты ошибаешься, – в пол голоса сказал Ахаз’ир и, ударив поводьями, поехал вслед за Старейшиной.

Утро следующего дня было достаточно прохладным. Ещё до того, как солнце первыми своими лучами осветило горизонт, прошёл лёгкий дождь. Пахло приятной свежестью.

Первым из шатра вышел Маркиз. Каджит был во всеоружии: он редко расставался со своим мечом с изящно сделанной рукоятью, на которой были выжжены различные символы, не относящиеся к каджитской культуре, каждый из которых раскрывал свой собственный смысл, заложенный художником, чья умелая рука украсила доблестный клинок необычной гравировкой. Меч был выкован лучшим кузнецом Сиродила, когда каджит пребывал в Имперском городе. На навершии эфеса красовался блестящий сапфир.

Было тихо. Лишь слышалось колыхание деревьев от дуновения лёгкого ветра. Каджит закрыл глаза и вздохнул, слегка подняв голову. Он посмотрел на небо, что было окутано, словно одеялом, серыми тучами. Потом прошёл к костру, сел на низенькую лавочку, закурил свою трубку и подбросил несколько припрятанных под скамьёй веток в огонь, наблюдая, как пламя взволновано поглощает их, потрескивая и издавая дым, что возвышался высоко вверх и смешивался с серой пеленой мрачного неба.

Каджит долго сидел в одиночестве, окутывая свою морду табачным дымом, размышляя. Длилось это до тех пор, пока Маркизу не наскучило это курение. Потушив горящий табак в люльке, он поднялся, осмотрел томящийся в покое лагерь. Потом пошёл в шатер, где находилось снаряжение. Их было два: в одном жили Ра’Мирра и Джи’Фазир, в другом же был склад всяких вещей, добытых на охоте, купленных или просто найденных.

Внутри шатра Маркиз, присев на одно колено, открыл слегка запылённый сундук. Среди прочего хлама, что валялся там, был один позолоченный пояс. Каджит достал его. Несмотря на скопившуюся пыль на позолоченной подковке рядом с замком, каджит смог разглядеть в нём своё отражение. Подковка слегка искажала его. Каджит улыбнулся, погрузившись в старые воспоминания. Воспоминания, которыми он живёт. Речь идёт о его прежней профессии, о его родине, которой он некогда служил и воспоминания о которой заставляют пасть каджита в горькую тоску.

Маркиз медленно подошёл к столу, не сводя своих глаз с пояса, словно заворожённый его позолотой. Он дунул, сгоняя пыль, потом протёр его тряпкой. Делал он это медленно, аккуратно и длительно. Он был так сильно увлечён очищением реликвии памяти от пыли и не заметил, как в шатре позади него встал Тхингалл, наперевес свесив свой охотничий лук на плечи, с колчаном стрел за спиной. Он не смел прерывать каджита и молча стоял и смотрел на то, как Маркиз вдохновлённо очищает свой пояс от пыли. Когда тот посмотрел на подковку снова, то увидел в отражении Тхингалла. Каджит повернулся, держа пояс в обеих лапах.

– Я не услышал, как ты вошёл… – сказал Маркиз. – Вот до чего доводит деятельность, в которой ты словно тонешь, как в реке, а желание сделать частичку твоего прошлого чище является балластом, что тянет тебя ко дну. – Каджит снова посмотрел на свой пояс.

– Что это? – спросил Тхингалл, переведя свой взгляд на позолоченную основу. – Я вижу, что это для тебя что-то важное.

– Да. Очень важное. – Маркиз посмотрел на него. – Это память о прошлом, о котором мы можем лишь вспоминать, но к которому не вернуться.

– Память? Эта вещь оставляет тебе какие-то воспоминания? – Тхингалл посмотрел на Маркиза.

Каджит в резной нордской броне, что придавала ему внушающий вид, молчал некоторое время. Тишина находилась между ними и каждый из них не находил в себе сил прерывать её, но Маркиз всё же сумел найти их.

– Давным-давно, когда я был ещё ребёнком, моих родителей убили разбойники. Как-то посреди ночи мы караваном остановились не далеко от Угренского ущелья. Мы должны были преодолеть его за сутки, но решили сделать это на следующее утро, так как длительный переход через пустыню забрал много сил, а перед ночёвкой разбили небольшой лагерь близ ущелья. Опасное то место было. Были трения между членами каравана, половина была за то, чтобы двигаться дальше, а другая половина настаивала на отдыхе, ибо наша усталость могла принести нам много бед лишь потому, что мы не смогли бы защитить себя из-за неё, преодолевая место, чья репутация страшнее мора или какой-либо чумы. Среди нас было мало воинов. Лишь двое. Я помню. Но они были уже в возрасте и не так крепко держали в лапе острый клинок. А остальные были торговцами, просто путниками, среди которых я с моими родителями. – Маркиз говорил необычным для себя спокойным тоном. Сейчас Тхингалл чувствовал, как этот каджит, суровый и хладнокровный, озабоченный ответственностью перед теми, кого он ведёт за собой, был открытым и искренним. Словно растаял, как ледник под жарким солнцем.

– Разве, способны себя защитить обычные торговцы, обычные каджиты, что никогда не участвовали в войне? Не видели смертей? Среди которых был один ребёнок. Изрядно любопытный и занудливый. Веривший, что мир прекрасен и все, кто живёт в нём, – глаза Маркиза слегка сузились. – Поздней ночью, когда все уже спали, стая пустынных шакалов во главе с их вожаком – беспощадным убийцей, который убивал ради удовольствия, которого больше интересовали предсмертные стоны, нежели захваченное имущество – напала на нас. Они группировкой возвращались из пустыни и наткнулись на наш спящий лагерь. Двоих воинов убили. Они защищались, словно загнанные в угол коты. Но они были уже стары, а этих мразей было много. Их убили, потом начали всех остальных резать. На моих глазах убили моего отца, а мою мать сначала отымели, как шлюху, потом перерезали ей горло. Всё это на глазах ребёнка, что считал мир прекрасным и всех, кто в нём живёт, тоже. Я сумел сбежать. Долго бродил по пустыне, бесцельно, чувствуя неутолимую жажду и голод. Кругом один песок, вдали у солнечного золотистого горизонта виднелись древние города, что полностью поглотила пустыня. Плутал я несколько дней. Проклятье, даже сейчас не могу вспомнить то ощущение, когда желал найти какой-либо источник воды и утопиться в нём.  Но в один из тех жарких и мучительно длинных дней, тянувшихся словно всю мою жизнь, навстречу мне как-то ехал на коне один странник. Он был окутан в плащ, на его ремне свисали ножны, а морду закрывала маска. Он остановился, посмотрел в мои жалостливые глаза и молча подал лапу. Безысходность толкнула меня принять её, не зная, кто этот странник. Возможно, он хуже тех, кто напал на нас. Я не знал.  И он повёз меня, угостив водой из своего кожаного бурдюка. Мы ехали до первого крупного поселения Эйрхард. Там пробыли некоторое время в местной ночлежке. За это время странник поведал мне о своей жизни, жизни бывшего воина, который теперь влачит свою жизнь скитальцем. Потом мы поехали в столицу Анеквина. Там я поступил на обучение в юниорский отряд воинов. Я имел уже небольшой опыт. В перерывах между переездами меня тренировал этот скиталец. Он не называл своего имени, поэтому я звал его скитальцем. Когда стал юношей, то служил в гвардейском гарнизоне. Я добивался авторитета и признания упорными тренировками, выполненными заданиями, пройденными войнами. Так я дошёл до звания вожака гарнизона. Солдаты знали меня и доверяли мне. Я тренировал новобранцев, которые ломали себе кости в испытательных ямах, но становились воинами впоследствии. Этот пояс, – каджит слегка приподнял его, показывая Тхингаллу, – достался мне в знак отлично проведённой операции по ликвидации шайки. Той шайки, которая некогда напала на нас, которая отняла у меня самое ценное, что есть в жизни каждого – родных. Я убил их главаря в поединке. Отрубил его поганую голову и сбросил его тело с вершины того рокового ущелья. Цена была оплачена. – Маркиз замолчал на некоторое время, снова опустив глаза на пояс, потом продолжил, не поднимая взгляда: – Это память о том долге. О том, что смерть моих родных была отомщена. О долге перед своей родиной, которая постепенно увядает под Талморским игом. Память о тех временах, о тех воинах, с кем я бился плечом к плечу, защищая свой дом от врагов, но сдавшийся перед безысходным повиновением одному из них. Когда-нибудь каджиты вернут себе свой дом. Я уверен. Когда взор прояснится, и мы не будем бояться страха кнута и смерти, когда главной ценностью будем считать не свою собственную шкуру, а жизнь и свободу своих сородичей. Эти времена непременно настанут, я уверен. Мы – великий народ.

Маркиз не спеша отстегнул свой пояс, слегка поцарапанный и поржавевший в некоторых местах подковки, и надел свой позолоченный. Он озабоченно оглядывал его, когда тот окутал каджита.

– Он красивый. – Тхингалл слегка усмехнулся, изучая Маркиза в новом обличье.

– Однако, любая красота требует жертв. – Маркиз взял свои ножны тёмно-коричневого цвета. Крепко держа их одной лапой, второй каджит взялся за рукоять и потянул её, медленно вытаскивая клинок. Он опустил меч остриём вниз, острым взглядом прорезая слегка отблескивающее дневной свет лезвие.

– Знаешь, как я его назвал? – каджит посмотрел на Тхингалла.

– Разве оружию принято давать имена? – немного удивлённо спросил у Маркиза каджит.

– Дают имена людям, животным. Оружию тоже, если прожил с ним достаточно долго, преодолев очень многие испытания. Раньше я бы тоже отнёсся к этому скептически, но время меняет каждого. – Он снова посмотрел на клинок, подняв его. – Охотник.

– Прозаическое имя для клинка. – Тхингалл скрестил лапы на груди, улыбнувшись.

– Возможно, но очень лёгкое и короткое. – Он протянул лапу, в которой держал меч. Тхингалл медленно подошёл, принимая клинок каджита. Он был не так уж и тяжёл, рукоять легко сидела в лапе. Каджит сделал несколько оборотов лезвием, наблюдая за тем, как лезвие переливается в серебристом свете от движений.

– Удобный очень. И выкован качественно. Это хорошо ощущается, – сказал каджит, после чего вернул меч хозяину. – Замечательно, когда у кого-то есть вещи, которые он ценит и при виде которых впадает в приятные воспоминания.

– Очень надеюсь, что и у тебя будет много приятных воспоминаний. – Маркиз взял меч и сунул его в ножны. Он посмотрел на лёгкое вооружение каджита.

– Идёшь на охоту?

– Да, хочу немного развеяться.

– Сам изготовил лук?

– Вчера был занят этим весь день. Стрелы тоже настругал. Правда, не все из них вышли удачными, поэтому их не так уж и много получилось.

– Ты быстро адаптируешься к любой среде. Это необычно. – Маркиз скрестил лапы на груди, по-прежнему изучая снаряжение каджита. – Не выходи слишком далеко от лагеря. Эти леса в последнее время стали опасными. Я, конечно, не отец тебе, но всё же наставлю на этом.

– Я буду осторожен, – ответил Тхингалл. – Думаю, прогуляюсь к той поляне, убив по пути несколько пернатых. Будет что приготовить на обед.

Каджит не спеша повернулся и начал идти к выходу из шатра.

– Тхингалл, – окликнул его Маркиз.

Каджит остановился и обернулся.

– Не дай Нисабе начать переживать за тебя. Эта каджитка весьма восприимчива и ранима.

Тхингалл молча улыбнулся, слегка кивнув головой, после чего покинул шатёр, оставив Маркиза одного.

Снаружи уже были другие каджиты. Нисаба сидела на скамье возле своего шатра и медленно расчёсывала свои тонкие локоны волос, спадающие до её хрупких плеч, деревянной расчёской. Она посмотрела на Тхингалла, когда тот вышел из шатра. Каджит уловил её взгляд. Каджитка улыбнулась, он ответил ей тем же, после чего не спеша пошёл вдоль огромного костра.

– Удачи на охоте, Тхингалл! – сказал Джи’Зирр, занимаясь привычным для него делом – рубкой дров.

Нисаба проводила постепенно удаляющегося в плотной чаще каджита взглядом. Она опустила свои руки на колени, молча посмотрев на небо, что было мрачным. Оно нагоняло некую тоску в душу каджитки. К ней подошла Кейт и села рядом, держа в руке жестяную кружку с крепким содержимым в ней.

– Переживаешь? – спросила она.

– За Тхингалла? – Нисаба снова посмотрела в ту сторону, где некогда видела каджита, теперь же там шевелились одни кусты от лёгкого ветра. – Не знаю, что и ответить…

– Значит, переживаешь. – Кейт улыбнулась, глотнув настойки Старейшины, слегка поморщившись. – Тяжело ощущение расставания, пусть и мимолётного, с теми, кого любишь.

– Да. Ты права. Но он сильный. Опасности следует хорошо подумать, прежде чем переходить дорогу этому каджиту. – Нисаба не сводила взгляда с взволнованных кустов, слегка улыбаясь.

– Ахаз’ир уехал со Старейшиной по какому-то делу, Тхингалл ушёл на охоту. Не лёгкое у нас, дам, бремя ожидания. Но надо справиться с ним. – Кейт посмотрела на каджитку, подавая ей кружку. Нисаба приняла её, глотнула, поморщилась ещё сильнее, чем её подруга.

– Похоже, это напиток слишком крепок для такой каджитки. – Кейт усмехнулась.

– Никогда я не смогу привыкнуть к нему. Но он успокаивает нервы. – Нисаба вернула кружку каджитке. Кейт отпила немного.

– Согласна. Что-то тревожное шествует в моём сознании. Не спокойно как-то на душе. Небо какое-то… мрачное что ли. – Кейт подняла свои ярко-жёлтые глаза.

К каджиткам подошёл Дро’Зарим. Он указал своим взглядом на свободную часть скамьи.

– Не против, дамы?

Каджитки немного подвинулись и улыбнулись. Дро’Зарим сел рядом с Нисабой, облокотившись спиной о тугое полотно шатра.

– Что-то вы притихшие сегодня, – сказал он.

– Я ещё не отошла ото сна. – Нисаба улыбнулась, потерев свои глаза тонкими пальцами.

– Ну а я не хочу шуметь в такую погоду, – сказала Кейт, полностью осушив кружку. – Боюсь нарушить царящий здесь мрак.

– Да, дамы, – сказал каджит, посмотрев в сторону горящего костра, – врать вы не умеете. По вашим глазам всё и так ясно. Хотя, насчёт погоды я с вами согласен. Что-то и самому немного тоскливо на душе. Пойти, что ли, поточить топор или меч? Отвлечься от тоски.