Тая Вильчинская Наталья

Глава 1

– Жидовка!

Это было последнее слово, которая Тая услышала перед тем, как огромный камень ударил ее по голове, сбив с ног. Упав на землю, девочка горько заплакала от боли, в то время как мальчишки, победоносно улюлюкая, убегали прочь. Встать не было сил, голова гудела, а по лицу теплыми солеными струйками растекалась кровь.

Кто такая жидовка, она не знала, но что это что-то очень обидное, понимала четко. Кое-как придя в себя, маленькая Тая встала с земли и, закрывая руками кровоточащую рану, поплелась домой.

Дверь открыла старенькая бабушка Анна Аркадьевна. Увидев кровь и перепачканную одежду, она тяжело вздохнула.

– Мать будет в ярости! Быстро в ванную.

В том, что вечером ее ждет хорошая порция ремня, Тая не сомневалась. Сколько она себя помнила, ее постоянно били. Били за порванную или грязную одежду, за недоеденную кашу, за то, что убежала в соседний двор, залезла на забор или сарай или просто заигралась у подружки… Мать била Таю дедушкиным ремнем с пряжкой. И это было очень больно. Она вырывалась, убегала в соседнюю комнату, пыталась забаррикадировать дверь стулом, но все было бесполезно. Если ей удавалось спрятать все дедушкины брючные ремни, мама брала в руки провод или прут и все равно вершила самосуд.

Они жили втроем: Тая, мама и бабушка. В двухкомнатной «сталинке». У Таи не было своей комнаты, и она жила в одной комнате с бабушкой: Тая на диванчике, а бабуля на кровати.Рядом с Таиным диванчиком стояли огромный книжный шкаф и стол с книжными полками. Книг было очень много, и они были повсюду. Когда Тая не могла заснуть, она подолгу лежала, уставившись на разноцветные обложки изданий. Ее уставший от детской суеты и беготни взгляд скользил с одного имени на другое, останавливался на необычном шрифте или красивой букве, а потом снова перескакивал с полки на полку и, наконец, обессилив, Тая погружалась в сон.

Девочка никогда в жизни не видела своего дедушку, но знала, что своей шикарной коллекцией книг они обязаны именно ему. Дедушка был ученым и периодически ездил в большой город Москву, и из каждой такой поездки обязательно привозил новые книги. Однажды он потратил почти всю зарплату на редкие по тем временам сокровища: «Мастера и Маргариту» Булгакова, сборник Агаты Кристи и стихи Цветаевой. Вся семья с пониманием отнеслась к такой расточительности главы семейства и, подпоясав пояски до следующей получки, наслаждалась духовной пищей. Бабушка рассказывала, что некоторые из книг – например, «Библиотеку всемирной литературы» – он получал по подписке, которую оформлял в книжных магазинах, и, когда «подписные» издания наконец-то поступали в магазин, вынужден был стоять по пять-шесть часов в очереди, чтобы пополнить свою драгоценную домашнюю библиотеку. Эти книги Тая узнавала сразу – в одинаковых глянцевых обложках, но обязательно с разными цветными корешками, дружными шеренгами книги стояли на полке и многозначительно доминировали.

Ни бабушка, ни тем более мама не учили ее читать, но в четыре года Тая прочитала два сборника сказок зарубежных писателей… В пять – «Две Дианы» Дюма и «Всадника без головы» Майн Рида, а в шесть – полное собрание сочинений Жюля Верна. Скорость, с которой она поглощала книги, росла с геометрической прогрессией. Книги были ее тайным миром, волшебной страной Эльдорадо, путеводителем в необъятный мир, который, по мнению Таи, был куда более значимым, чем родной двор дома, в котором они жили. А это, надо заметить, был необычный дом – новый и красивый, он возник на центральной улице города между старыми дореволюционными деревянными постройками. Играя на солнце огромными окнами и толстыми стенами из красного кирпича, Таин дом всем своим видом показывал значимость тех людей, которые в нем жили: писатели и художники, партийные работники и ученые.

Таин дедушка Лев Константинович Виельгорский и по совместительству муж Анны Аркадьевны был доктором технических наук и заведующим кафедры приборостроения в авиационном институте. Каким-то чудом он получил роскошную по тем временам двухкомнатную квартиру, пожить в которой ему, к сожалению, так и не довелось. Через пару месяцев после переезда у него случился инфаркт, а еще через полгода родилась его внучка Тая, с которой он тоже так и не успел познакомиться…

Кое-как отмыв кровь и положив в огромный эмалированный таз детскую рубашечку с шортами, Анна Аркадьевна обильно помазала рану внучки зеленкой и, дав ей в руки кусок мяса из морозильной камеры, уложила маленькую Таю на диван, предварительно постелив на него старую детскую пеленку.

– Испачкаем диван кровью, мать убьет!

– Бабуль, она и так меня убьет… – грустно констатировала Тая.

– Ничего, может, еще и обойдется. Я все замочила с мылом хозяйственным – должно отстираться.

– Бабуль, а кто такая «жидовка»? – спросила Тая и вопросительно посмотрела в синие, как небо, глаза бабушки.

Анна Аркадьевна нахмурила брови.

– Кто тебе такое сказал?

– Гришка…

– Глупый твой Гришка. А камнем тоже он?

– Он… Он сказал, что я жидовка и бросил в меня камень. Ну так кто такая жидовка?

– Жидовка – это еврейка, иудейка… – неуверенно ответила Анна Аркадьевна и поправила выбившуюся из прически седую прядь волос.

– Бабуль, а это правда? Мы что, евреи?

– Да с чего он вообще такое заявил?! – перебила ее бабушка.

– Ну, они играли в футбол, я подошла и попросилась с ними. А он мне отказал, сказав, что с жидами не играет. Я не очень поняла, что значит «с жидами», но на всякий случай назвала его дураком. А он взял камень и кинул в меня. Бабуль, мне не нравится слово «жид», оно какое-то обидное, как будто с жидами все равно, что со вшами.

Про вшей Тая теперь была хорошо осведомлена. Прошлой осенью в ее детском саду обнаружили вшей. Эпидемия не обошла стороной и Таю. Мама очень сильно возмущалась, ведь садик относился к заводу, на котором она работала. Был большой скандал, после которого Таю из детского сада забрали и больше туда никогда не водили. В течение двух или трех недель волосы мыли керосином и дегтярным мылом, от чего они жутко воняли.

– Таюш, у тебя какая фамилия?

– Ви-ель-гор-ска-я, – медленно, но четко произнесла девочка.

– А чья эта фамилия?

– Дедушкина.

– Верно! Твой дедушка был прекрасным человеком, героем войны и моим дорогим мужем. А еще он был евреем. И это не хорошо и не плохо. Во всем мире около 2000 национальностей, среди них: арабы, башкиры, русские, китайцы, англичане, немцы, французы, евреи и многие-многие другие. И это совершенно неважно, к какой национальности ты относишься, главное, чтобы человек был хорошим и вежливым. Вот вежливости твоему Гришке точно не мешало бы поучиться! Увижу его, обязательно скажу!

– Баб, не надо, я сама, – возразила Тая, хотя прекрасно знала, что бабушка никогда в жизни не пойдет выяснять отношения с каким-то там Гришкой.

Она, в принципе, никогда и ни с кем не выясняла отношения. Анна Аркадьевна не была похожа на других бабушек, которые сидели целыми днями на скамеечке во дворе и грызли семечки.

Семечки она не грызла и не разрешала этого делать и Тае, потому что от них портились зубы. С соседскими бабушками Анна Аркадьевна лишь здоровалась и проходила мимо, а скамеечки любила только в парке с озером, где плавали лебеди. Если была хорошая погода, они брали с собой маленький мячик, пару мытых яблок и шли в этот парк. Бабуля садилась на скамейку, подставив свое старое морщинистое лицо солнцу, и дремала, пока Тая гоняла сама с собой мячик.

Тая мало что знала про бабушкино прошлое. Знала, что у нее раньше была другая фамилия – Грейг. Это было еще до того, как она встретила дедушку. Бабушка жила в большом доме с родителями и братом с сестрой. А еще у нее были слуги, длинные платья и даже свое собственное маленькое озеро с лебедями. Но это было очень-очень давно, когда бабушке было всего несколько годиков, меньше, чем сейчас Тае.

Анна Аркадьевна Грейг действительно родилась в далеком 1913 году в славном городе на берегу Невы, в большом доме с прудом, принадлежавшим ее отцу, Аркадию Самуиловичу Грейгу, сыну Самуила Алексеевича Грейга – генерала и члена Государственного совета. Мать Анны Аркадьевны, Елизавета Петровна Волконская, была очень дальней родственницей тех самых Волконских, но эта дальность нисколько ни на что не влияла и ни в коем случае не затмевала ее природное очарование и красоту. Ее брак с Аркадием Самуиловичем был тем самым редким случаем, когда брак по договоренности родителей всецело отражал желания новобрачных.

Юная Лиза, будущая мама Анны Аркадьевны, была представлена своему супругу Аркадию на рождественском балу, где тот, увидев волнующий трепет пушистых ресниц и легкий румянец девичьих щек, был незамедлительно сражен наповал. Что в свою очередь вызвало учащенное сердцебиение Лизоньки, ведь о таком муже она мечтала с самого детства – высокий статный мужчина в мундире и с усами! Через месяц молодых обвенчали, и юная Елизавета переехала в родовое гнездо Грейгов.

Через полтора года по фамильному паркету затопали маленькие ножки названного в честь деда Самуила, еще через полтора – Алексея, в честь прадеда, и только через шесть лет счастливые родители смогли наконец-то поцеловать розовые пяточки долгожданной принцессы Анны. Аркадий Самуилович и Елизавета Петровна души не чаяли в желанной дочери. Ведь, как известно, через сыновей родители удовлетворяют свои нереализованные амбиции, а дочерей просто любят и боготворят! И в этом родители преуспели: с детства Анечку окружали шелковые пеленки и золотые погремушки, любой ее каприз казался невинной шалостью, недовольный плач – реакцией на плохую погоду. Глядя на ее живой ум и прекрасный музыкальный слух, педагоги пророчили девочке блестящее будущее и не менее блестящую партию в замужестве, но события 1917-го внесли свои коррективы.

Говорят, что мы рождаемся с воспоминаниями о наших прошлых жизнях, и чем старше становимся, тем призрачнее становятся наши воспоминания. Так ли это, Анна Аркадьевна не знала, ведь даже свое «золотое» детство она практически не помнила. Крупные мазки, размытые краски, отголоски звуков и голосов. Когда началась революция, Анне было всего четыре года, старшим братьям Самуилу и Алексею – девять и семь. Она не помнила, что именно произошло, и как в ее уютном и красивом доме оказались жуткие люди с такими же жуткими голосами. Помнила, как у нее зачем-то отобрали любимую фарфоровую куклу и оторвали у куклы волосы и порвали платье. Помнила грязные следы от чужих сапог и совсем не помнила своих родителей…

Что стало с молодой четой Грейг, никто толком не знал. Поговаривали, что старшие Грейг сумели спастись и укрыться в далеком Париже, а вот их детям и правнукам повезло меньше. Елизавета Петровна и Аркадий Самуилович просто бесследно пропали холодным декабрьским утром. Детей распределили в детские дома, а прекрасный дом с озером, еще хранивший в себе запах счастья и гармонии, был отдан под нужды революции…

Как-то раз Тая с бабушкой смотрели фильм «Чучело», и бабушка обмолвилась, что давным-давно жила в детском доме. Но на все вопросы любознательной Таи отвечать отказалась, отмахнувшись, что есть такие в жизни эпизоды, о которых лучше и не вспоминать. Любопытная Тая попыталась расспросить маму, но, как выяснилось, и та знала немного. Мама рассказала, что жизнь в детском доме была очень суровая, дети голодали, и от голода становились особенно жестокими и злыми. Неизвестно, что с ними бы стало, если бы их не нашла тетя Лена, родная тетушка Аркадия Самуиловича, и вовремя не забрала к себе. Пик голода пришелся на 1921 год и в большей степени касался Поволожья, но и северной столице пришлось несладко. Всеми правдами и неправдами, собрав и оформив все необходимые документы, тетя Лена стала опекуном двух худых и подавленных подростков – Самуила и Алексея – и маленькой дикарки Анечки. К тому времени дети уже успели провести в детском доме долгих четыре года…

– Тай, – Анна Аркадьевна заглянула в комнату, – а знаешь, какая у меня есть чудо-новость?!

– Ммм, – промычала внучка.

– Сегодня воскресенье, а это значит…

– В гостях у сказки!!! – подпрыгнула на диване Тая и стремглав побежала к телевизору. – Сколько времени? – раздалось уже из соседней комнаты.

– Без пятнадцати четыре, – улыбнувшись, ответила бабушка. – Как раз хватит времени, чтобы приготовить кисель с сухариками.

– Бабуль, я тебя обожаю!

– А я тебя, – не переставая улыбаться, ответила Анна Аркадьевна и пошла на кухню.

Когда мама вернулась с работы домой, Тая уже лежала в постели.

Девочка слышала, как хлопнула входная дверь, шаркнули по паркету туфли и, легким шагом, минуя Таину комнату, мама прошла прямиком в ванную.

– Опять упала? – спросила женщина, выйдя из ванной.

– Да, Леночка, только ты ее не ругай. В нее соседский мальчишка камнем кинул. Она не специально.

– Мам, она всегда не специально! А я потом не знаю, где вещи новые добыть и как их отстирать. Таким трудом все достается!

– Я тебя умоляю! Вещи стираю я, а не ты. Да и от Беллочки пришла огромная посылка из Ленинграда на днях. Таюша вырастет и не успеет все даже сносить. Это же дети, они всегда падают и дерутся. У меня вас четверо было и ничего!

– Да, только у тебя еще дедушка был, который работал. А у меня есть только я и двое иждивенцев!

– Лена, ты забываешься! – возразила пожилая женщина твердым, несмотря на возраст, голосом.

– Я устала и хочу спать, – вырвалось у дочери с раздражением. – Мам, если ты не против, я лягу.

– Да, конечно… – сухо ответила Анна Аркадьевна и удалилась в их с внучкой комнату.

Она уже давно перестала обижаться на свою дочь, но, когда та приходила не в духе и с порога обрушивала свой гнев на домочадцев, сердце Анны Аркадьевны начинало тихо постанывать.

Лена была самой младшей из детей. За свою долгую жизнь Анна Аркадьевна родила четырех дочерей. Так бывает, когда супруги очень хотят сына и до последнего не теряют надежду. Со своим горячо любимым мужем Львом Константиновичем Аня познакомилась дома. Лев учился в ЛГУ вместе с ее братом Алексеем, и в одно прекрасное морозное утро пришел к ним домой за конспектами товарища. Дверь открыла еще совсем юная Анечка. На пороге стоял высокий худощавый парень с большими серыми глазами.

– Ты кто? – спросил в лоб парень, внимательно разглядывая невысокую темноволосую девочку в ситцевом халатике.

– Сестра, – от неожиданности промямлила Анна.

– Красивая… – с восхищением прошептал незнакомец.

– Лев Виельгорский, – продолжил он, протянув ей холодную и шершавую от мороза руку.

– Анна… – ответила смущенно девушка, поглядывая на него из-под пушистых ресниц.

Лев снял мокрые от снега шапку и куртку, вручил ей вещи и решительно прошел в квартиру, слегка подвинув хозяйку.

– Если еще и такая же умная, как брат, то женюсь! – услышала Аня откуда-то из глубины квартиры.

– На ком это ты собрался жениться, старая обезьяна?! – ответил голос Аниного брата. Парни засмеялись и закрыли дверь в комнату, оставив ошарашенную Анну одну в темном и душном коридоре.

Лев не соврал и действительно через пять лет попросил у старшего брата Самуила руку и сердце его сестры Ани. Тетя Лена вздохнула с облегчением: все племянники закончили на отлично институт, получили достойные профессии, а красавица Анна даже замуж выходит. Старая женщина искренне считала, что успешно выполнила свою миссию перед богом и могла спокойно умирать: больше детям не будут страшны голод, война и детский дом. Если бы она знала, как жестоко ошибалась!

Свадьбу сыграли скромно и в семейном кругу. Самым красивым украшением торжества была сама невеста: миниатюрная, с тонкой талией, огромными синими глазами и аккуратными ямочками на щечках, Анечка была невероятно хороша!

– Порода! – восхищенно шептал ей на ушко жених, на что тетя Лена шикала и недовольно закатывала глаза.

В этой семье не принято было кичиться своими дворянскими корнями. Ведь тетя Лена, работающая скромным учителем русского языка и литературы, воспитывала самых что ни на есть деревенских родственников, чьи родители умерли от голода… И только изредка, когда семья собиралась вместе, а тетя Лена выпивала пару лишних рюмок домашней вишневой настойки, она доставала из тайника под кроватью небольшой сундучок, где хранились старые письма, фотографии элегантных людей, похожие на иностранные открытки, набор шахмат из слоновой кости, детскую погремушку в виде тюльпана и пару золотых монет. Дети бережно перебирали воспоминания о родителях, плакали и обещали друг другу, что что бы ни происходило в их жизни, они никогда не забудут, откуда они родом и где их корни. А когда им становилось особенно грустно, тетя Лена заваривала им чай «белые ночи», так они называли обычный кипяток, который были вынуждены порой пить из-за нехватки денег, и они начинали мечтать о том, что родители каким-то чудом остались живы, ведь их успели спасти бабушка с дедушкой, и в один прекрасный день они приедут за ними из Парижа, и все будет по-старому…

Анна Аркадьевна ни дня не пожалела, что вышла замуж за Льва Константиновича. Это был прекрасный тандем: высокий балагур и миниатюрная красавица. Стоило только Анечке взгрустнуть, как он тут же оборачивал все в шутку. Зимой он умудрялся найти для нее кулек карамелек или сетку мандаринов, а летом задаривал полевыми цветами. Лева приучил Аню в любой непонятной ситуации готовить форшмак по рецепту своей бабушки, а она его – пить чай «белые ночи» в лучших традициях тети Лены.

Их первая дочка Сонечка умерла от туберкулеза еще во время войны. Левушка ушел на фронт, успев вывезти семью в Новосибирск, но этого оказалось недостаточно для того, чтобы спасти жизнь маленького человечка. Анна Аркадьевна до сих пор не поняла, как смогла подавить и пережить горе, охватившее ее, ибо нет ничего в мире страшнее, чем смерть ребенка на руках матери. Война забрала не только Соню, но и обоих старших братьев Анны, Алексея и Самуила, и старенькую тетю Лену, у которой даже не было сил покинуть родной Петроград, город, который так никогда и не стал для нее Ленинградом.

Пройдет много грустных дней и бессонных ночей, но Анна Аркадьевна так и не поймет, как и почему в один прекрасный день люди договариваются с собственной совестью и начинают унижать равных себе, отбирать у слабых то, что им дорого, и совершенно безнаказанно убивать, стирать с лица земли и сжигать в пепел ни в чем не повинных людей… Она еще в детстве поняла, что не бывает плохих или хороших, все люди по своей природе одинаковые, просто под воздействием тех или иных факторов темная или светлая сторона начинает доминировать в человеке и вырываться наружу. Когда в их дом ворвались люди в грязных сапогах и забрали ее родителей, а Аню с братьями отправили в детский дом, победило темное. Когда их били в приюте и пытались унизить, тоже побеждало темное… Эти люди, не важно, кем они были – детьми или взрослыми – не смогли пройти испытание властью и, получив самое небольшое преимущество перед другими, начали с ожесточением разрушать то, что ими не было никогда создано. Но потом появилась тетя Лена, которая не смогла жить, зная, что родные по крови дети страдают, и спасла несчастных племянников. И в жизни Анны наступила счастливая светлая полоса: их маленькая, но уютная коммуналка, школа, институт, довольные старшие братья, Левушка, первый поцелуй, свадьба, рождение Сонечки… А потом война, и другие люди, которые, опьянев от власти и безнаказанности, с еще большим усердием убивали, издевались, уничтожали и стирали с лица земли не только равных по силе и мужеству, но и слабых стариков, беззащитных женщин и беспомощных детей…

Анна Аркадьевна выплакала все свои глаза, прежде чем они решились с Левой еще на одного ребенка и родили Лизоньку, а потом сразу же еще на одного. А вдруг мальчик? Но на свет появилась девочка Белла. А потом они попробовали еще раз, но, родив четвертую дочь, поняли, что пора остановиться: видимо, на роду у Льва с Анной написано воспитывать прекрасных дам. Самую младшую дочь решили назвать Еленой – в честь покойной тети Лены. Когда-то давным-давно Анна Аркадьевна слышала, что, называя ребенка в честь какого-то родственника, мы даем ему частичку его судьбы. А так как судьбу тети Лены нельзя было назвать легкой, то, может, именно поэтому жизнь ее самой младшей дочери сложилась весьма непросто.

Лиза, Белла и Лена росли умными и прекрасными девочками. Анна Аркадьевна и Лев Константинович с самого начала договорились, что Анна работать не будет и посвятит себя воспитанию детей. Все три дочери на «отлично» закончили школу. Льва Константиновича отправили по распределению на периферию – поднимать уровень образования в регионах, а заодно и отсидеться, пока его «нестандартная» фамилия перестанет мозолить глаза особо заинтересованным лицам. А так как про Льва Константиновича говорили: хороший мужик, хоть и еврей, он решил не сопротивляться. Тем более, что предложенная должность заведующего кафедрой приборостроения была более чем привлекательной. Лиза с Беллой, последовав примеру отца, поступили в авиационный институт, познакомились там с прекрасными парнями и благополучно вышли за них замуж.

Чего нельзя было сказать про Лену – ее судьба сложилась иначе. Как и сестры, она пошла по стопам отца, решив освоить востребованную в то время профессию инженера. Но сразу же на первом курсе вся ее привычная жизнь перевернулась – Лена влюбилась. Да не просто в кого-то, а в сына директора завода и первого парня на курсе. Любовь была взаимная, но сложность состояла в том, что парня звали Салават, и был он из очень состоятельной и очень консервативной мусульманской семьи. Увидев на дне рождения своего единственного сына маленькую большеглазую еврейку, отец парня схватился за сердце, а мать с невероятным усердием начала знакомить наследника с подходящими по статусу и религии невестами. Все эти попытки не давали никаких плодов, так как на потенциальных невест Салават не обращал никакого внимания, родителей называл антисемитами, а все свое свободное время проводил с любимой Леночкой.

Видя, что катастрофа неминуема, семья Салавата решила действовать самым что ни на есть радикальным образом – переехать в другой город. Обив все пороги исполкома, отец добился перевода в столицу. Салават был в гневе, хотел экстренно жениться, но после долгих уговоров согласился, что сначала нужно закончить институт, устроиться на хорошую и перспективную работу, а уже потом думать про свадьбу. Да и Леночка, если действительно любит, то дождется. К тому же папа пообещал, что после того, как они обустроятся на новом месте, он узнает, что можно сделать, чтобы Лену перевели в новый вуз Салавата. Влюбленные горевали, клялись друг другу в вечной любви и, проведя последнюю ночь на даче у одногруппника, со слезами на глазах попрощались до скорой встречи. Которой так и не произошло…

Как и предполагали родители Салавата, жизнь в столице закружила и поглотила парня с головой. Кинотеатры, музеи, парки, новые одногруппники и море красивых и модных девчонок. Первое время он писал Лене каждый день, потом раз в неделю, а потом и вовсе перестал… И, может быть, Леночка и пережила бы разлуку, да вот только через три месяца у нее появился животик… Как уж так получилось, что, имея двух старших сестер и неработающую маму, Лена оказалась абсолютно необразованной в интимных делах, никто толком объяснить не мог. Животик заметила Анна Аркадьевна, задала пару уточняющих вопросов, и, сводив Лену к гинекологу, подтвердила свои опасения. Заливаясь слезами, юная мама написала письмо герою своего романа, но ответа так и не получила. А поскольку последнее письмо Салават ей писал месяц назад, Леночка пришла к выводу, что возлюбленный про нее забыл и наотрез отказалась отправлять телеграмму ему или его родителям.

На семейном совете решили, что стоит рожать, и Анна Аркадьевна с энтузиазмом начала готовиться к появлению внука или внучки. Чего нельзя было сказать про Лену. Девушка просто увядала на глазах. Видя страдания младшей дочери, Лев Константинович порывался несколько раз дозвониться до несостоявшегося свата, но Леночка тут же впадала в истерику и заклинала его этого не делать. Обстановка в доме была хуже некуда. По состоянию здоровья Лена оформила в институте академический отпуск и практически перестала выходить из дома. На все уговоры родителей радоваться счастью, которое у нее скоро появится на свет, Лена лишь отмахивалась и начинала рыдать. А потом у Льва Константиновича случился инфаркт… Леночка, которая души не чаяла в своем папе, решила, что причина смерти отца в ней и ее беременности. Она окончательно замкнулась в себе, перестав совсем откровенничать с мамой и сестрами. Родив девочку, Лена равнодушно попросила Анну Аркадьевну придумать ей имя и безапелляционно вернулась в институт. Так Анна Аркадьевна стала матерью, отцом, бабушкой и дедушкой для маленькой Таи…

На следующее утро Анне Аркадьевне совсем не хотелось сталкиваться с дочерью, поэтому она дождалась, когда та уйдет на завод, и только после этого вышла из комнаты, чтобы приготовить завтрак внучке. Тайка спала без задних ног, так что времени у нее было предостаточно, чтобы сварить рисовую кашу, пожарить пару гренок из вчерашнего батона, а потом с чистой совестью неторопливо попить кофе. Кофе Анну Аркадьевну научила пить средняя дочь Белла – самая деловая и предприимчивая… О, эта далеко пойдет, подумала Анна Аркадьевна с улыбкой и теплотой, представив статную красавицу с орлиным носом и волевым подбородком. Белла была такая же бойкая, как и ее отец, но при этом не рубила с плеча, благодаря какому-то врожденному инстинкту знала, с кем нужно дружить, кого стоит держать на расстоянии, а за кого стоит выходить замуж. Белла пила черный кофе и курила сигареты. Сигареты Анна Аркадьевна не уважала, а вот кофе полюбила страстно. Это был их с Таей утренний ритуал – рисовая каша для внучки, черный кофе с гренками для бабушки и абсолютная тишина.

Анна Аркадьевна уже и не помнила, в какой момент полюбила тишину. Когда еще Левушка был жив, они очень любили сидеть плечо к плечу и наслаждаться тишиной. Это пришло не сразу, ведь первое время, когда чувства обуревает влюбленность, пары чирикают без устали и немного боятся тишины. И только когда к ним приходит настоящая любовь, после первых проступков, предательств, боли, обиды и разочарований, когда все испытания пройдены вместе, а чувство уважения друг к другу по-прежнему сильно, как при первой встрече, только тогда по-настоящему близкие люди начинают понимать, что иногда можно и помолчать. Ведь в этом тоже есть своя прелесть…

Удивительно, как сложилась ее жизнь… Сколько всего в ней было: революция, потеря родителей, детский дом, коммуналка, замужество, война, гибель братьев и дочери, смерть Левы… Где-то она ошибалась, где-то поступала мудро, старалась изо всех сил быть хорошей женой и матерью: помнила каждый порез, каждую ранку, первое слово и первый зубик, садик, школу, институт… И что теперь? Она старая и больная женщина, которой даже и помолчать не с кем, кроме Таи… Да и та вырастет и выпорхнет из гнездышка, как Белла с Лизой, и забудет про свою бабу… Анна Аркадьевна усмехнулась. А что ей остается? Только жить и молиться, чтобы сил хватило погулять на Таюшиной свадьбе. Не может она ее вот так бросить… Прошло всего семь лет со смерти ее горячо любимого мужа, но каждый этот год Анна Аркадьевна проживала, как за десять, ведь самая младшая дочь, ее кровиночка, стала ей абсолютно чужим человеком. Что они с Левой сделали не так, где упустили момент? Неужели надо было вмешаться и не дать ей влюбиться по уши?! Да уж кто тогда знал, что будет «по уши», да и разве можно повлиять на чувства подростка. И не было бы сейчас Таи… Разве такое возможно? Как бы они сейчас жили без этого ангелочка, без этой любознательной птички?! Маленькая егоза! Анна Аркадьевна с любовью посмотрела на сидящую напротив сонную внучку. Худенькая, белобрысая и голубоглазая – копия ее отец. И Леночка ее тоже любит, просто делает вид, что ей все равно. Ведь когда ты холодная, люди, чувствуя твою власть и силу, начинают тебя бояться и не лезут с ненужными вопросами, а отвечать на вопросы Елена явно не хотела.

– Бабуль, а какой у нас план?

Страсть к планированию у Таи была с раннего детства. Ей всегда нужно было четко понимать, как будет построен ее день. А с тех пор, как Тая научилась писать, она регулярно аккуратно заполняла расписание на неделю и вешала его над своим письменным столом, чем ужасно забавляла свою тетю Беллу. Та заливисто хохотала и утверждала, что тетин ген крепко сидит в племяннице, ведь кто-кто, а Белла Львовна была самым знатным мастером планирования.

– Какой план, – повторила задумчиво бабушка. – Сначала мы пойдем в магазин, займем очередь за сахаром и маслом… И за водкой…

– За водкой??? Бабуль, зачем тебе опять водка??? – поперхнулась чаем Тая.

– Таюша, водка – эта главная валюта Советского Союза! – засмеялась Анна Аркадьевна. – К счастью, мы ее с мамой не пьем, а талончики на водку получаем исправно. Ты же слышишь, как бачок в туалете подтекает, нужно слесаря Вовку звать, а он, сама знаешь, без бутылки ничего делать не будет. Вот поменяем талончики на водку и починим с тобой унитаз.

– Уууу! Ненавижу очереди! – простонала Тая. В прошлый раз они простояли в очереди за спичками и мылом целых два часа.

– А что делать? Кашу без масла и сахара никто не любит. Ну ничего, мы с тобой быстро управимся. А потом в парке погуляем, хорошо?

– Бабуль, а зачем вообще нужны эти талоны? Почему нельзя просто прийти в магазин и взять, что тебе нужно? Вот мне тетя Белла рассказывала, что в других странах есть большие магазины, и там много всего, и все можно купить, даже жвачку и шоколадки. Хоть по сто штук!

– Потому что мы живем с тобой в Советском Союзе, где думать и спрашивать вредно для здоровья, – грустно ответила Анна Аркадьевна.

– Почему вредно? – удивилась Тая.

– Ой, я пошутила, – засмеялась бабушка. – Беллочка бы убила меня за антисоветчину. Удивительно, что она тебе про магазины иностранные рассказала!

– Ничего не поняла.

– Вырастешь, поймешь! Давай одеваться.

– Вот, всегда вы так, взрослые! На все щекотливые темы вы отвечаете одинаково – вырастешь, поймешь. А может я хочу сейчас понять? Ну, бабуль, объясни! – взмолилась Тая.

– Одевайся! – безапелляционно оборвала Анна Аркадьевна и принялась мыть посуду.

Закончив домашние дела, Анна Аркадьевна с Таей неторопливо собрались и вышли в магазин. С детства покойная тетя Лена приучила Аню всегда и везде выглядеть опрятно и элегантно: обязательно глаженые вещи, непременно белоснежный воротничок у блузки, аккуратно уложенные волосы и небольшая сумка в тон туфель. И если опрятность человека всецело зависела от его гигиены и привычек, то с элегантностью в Советском Союзе дела обстояли гораздо хуже. Пока Левушка был жив, он из каждой поездки в столицу привозил своим дамам туфли, пальто, броши, духи и даже чулки. Брал все подряд, стараясь увезти на себе как можно больше. Дома Анна Аркадьевна вместе с дочками разбирали заветный улов из Югославии и Польши и, если было нужно, ушивали, перешивали и доводили до ума привезенные наряды. Благо швейной машинкой умели пользоваться все, включая и Льва Константиновича. После его смерти ситуация с элегантностью усложнилась. Старшая дочь Лизавета, хоть и вышла замуж за москвича, эксклюзивный доступ к дефицитным товарам не имела. Но однажды, отстояв километровую очередь за мохером из ГДР, обеспечила всю семью роскошными пушистыми свитерами – пряжу отправили посылкой старенькой Анне Аркадьевне, и та искусно справилась с поставленной задачей.

Бабушка Таи ошиблась, пообещав внучке, что они быстро пройдут очередь. Длинная колбаса из людей тянулась на весь магазин и очень-очень медленно уменьшалась. Тая стояла понуро, не упуская из вида бабулю, которая двигалась в параллельном потоке. Они всегда так делали – Тая в самую длинную очередь, чаще всего это была очередь за водкой, а бабушка в другую, покороче, – чтобы хоть как-то сэкономить время. Когда Анна Аркадьевна получала продукты в своей очереди, она присоединялась к очереди внучки. Больше всего на свете Тая боялась этих очередей, и того, что ее очередь подойдет раньше бабушкиной, и ей придется что-то объяснять уставшей и злой продавщице и попытаться не потерять бабушкино место, ведь разъяренная толпа ни за что не будет ждать. В магазинах вообще все были злые… И очень грустные.

Когда Анна Аркадьевна закончила с покупками, время уже было хорошо к обеду.

– Знаешь, Тай, а давай мы с тобой пойдем сейчас на обед к бабе Любе?

– Урааа! – обрадовалась внучка.

Тая обожала ходить в гости к бабе Любе. Во-первых, бабуля там была всегда веселая. Во-вторых, в серванте у бабы Любы была шикарная коллекция фарфоровых фигурок, с которыми Тае разрешали аккуратно играть, а в-третьих и в самых главных, баба Люба пекла самые вкусные на свете пироги и заваривала чай в большом чайнике, на который надевала яркую курицу из лоскутков. «Чтобы чай хорошо настоялся!» – приговаривала баба Люба. Тая очень любила пить куриный чай. И пироги. И бабу Любу. И особенно свою бабу.

Анна Аркадьевна с Таей прошли через рыночек, купили небольшой букетик цветов для бабушкиной закадычной подруги и неспешно направились в гости. Мама всегда ворчала, когда бабушка покупала цветы, но Анна Аркадьевна ничего не могла поделать со своей слабостью. Цветы напоминали ей о муже, ассоциировались с радостью и немного беспечностью. «Вот постелешь на стол красивую скатерть, достанешь фужеры из хрусталя, поставишь в центр стола вазу с цветами – и сразу самый обычный день заиграет новыми красками!» – приговаривала Анна Аркадьевна.

Когда бабушка с внучкой вернулись из гостей, дома их ждал сюрприз.

– Мама, Тая, знакомьтесь, это – Борис Сергеевич, – коротко сказала Лена, указав на усатого мужчину в клетчатой рубашке.

Борис Сергеевич поднялся навстречу, пожал руку Анне Аркадьевне и пристально посмотрел на Таю. Тая, в свою очередь, не сводила с него больших и испуганных глаз.

Дело в том, что в жизни Таи никогда не было никаких мужчин. Ее окружение состояло из одних женщин. Дедушка умер до рождения Таи, папы у Таи не было, а все вопросы про него всегда оставались без ответа. Муж бабы Любы, с которой они часто виделись, тоже давно уже умер. Были еще, конечно, мужья у тети Лизы и тети Беллы, но поскольку Лиза жила в Москве, а Белла – в Ленинграде, они почти никогда не виделись, так как если Лиза с Беллой и прилетали в гости, то преимущественно одни. Вот и получалось, что жизнь Таи была очень женская по своей природе и напрочь лишена мужской энергии.

Борис Сергеевич сел на диван, мама рядом.

– Леночка, а что ж ты гостя чаем не угощаешь? – поинтересовалась Анна Аркадьевна.

– Спасибо, я не голоден, – ответил мужчина. Было видно, что он ужасно стесняется и немного побаивается пожилой женщины.

– Так я же вас не на ужин приглашаю, – усмехнулась Анна Аркадьевна. – Пойду поставлю чайник. Таюш, поможешь мне накрыть на стол?

Бабушка ушла, а Тая неловко замешкалась и так и осталась стоять посередине комнаты.

– Сколько тебе лет? – зачем-то спросил ее усатый.

– Шесть, почти семь. Через пять дней, – уточнила Тая.

– Ммм, славно. Вот и отметим на турбазе. – Ухмыльнулся мужчина.

– Турбазе? – не поняла Тая.

– Да, на заводской турбазе отдыха «Березка», – объяснила мама. – Мы с Борисом Сергеевичем вместе работаем на заводе, и поэтому на следующей неделе уезжаем на турбазу. Ты едешь с нами.

Тая молчала. Мама и Борис Сергеевич тоже. К горлу подступал комок, а в глазах отчего-то появился песок. Тая переминалась с ноги на ногу и не знала, что делать дальше. Расспрашивать про турбазу почему-то не хотелось. В комнате пахло чем-то новым и непривычным. «Видимо, так пахнет Борис Сергеевич», – подумала Тая.

– Тая, – раздался спасительный голос из-за спины.

– Аккуратно принеси из кухни вазочки с карамельками и вареньем, – сказала Анна Аркадьевна, входя в кухню с подносом, на котором стоял чайник чая и чашки с блюдцами.

– Ой, ну что вы так. Мне можно и по-простому – в стакан, – засуетился мужчина и подскочил с дивана.

– Знаете, Борис Сергеевич, меня так воспитывали, что если ты рад гостю, то всегда ему наливаешь чай в маленькие чашечки, чтобы неспешно за беседами распивать горячий чай, непрерывно его доливая. А если ты хочешь от гостя побыстрее избавиться, то ты нальешь ему большой бокал, чтобы он выпил его залпом и ушел.

Было видно, что Борис Сергеевич не знал, что на это ответить, поэтому просто крякнул и уселся за стол.

– Мы как раз говорили Тае, что на следующей неделе уезжаем на турбазу от завода, – сказал он, чтобы заполнить паузу.

Лена села рядом и с вызовом посмотрела на маму.

– А вы, по всей видимости, коллеги? – уточнила Анна Аркадьевна.

Борис Сергеевич кивнул.

– Турбаза? Какая прелесть! – улыбнулась пожилая женщина. – А Леночка нам ничего не говорила.

– Еще не успела, – процедила Лена.

Тая почувствовала нарастающее напряжение за столом, отчего ей сделалось очень плохо.

– Можно гулять? – неожиданно выпалила девочка, и, не дожидаясь ответа, стремительно выбежала на улицу.

Забившись за гараж, она начала плакать, сначала тихо, а потом все громче и громче. Слезы застилали глаза, а ребра больно сжимали грудь. Тая плакала, потому что ей было неприятно, что какой-то усатый мужчина сидел на их диване, а комната из-за чужого запаха перестала казаться родной. Она плакала от обиды за себя и бабушку, за то липкое чувство, которое ей подсказывало, что что-то не так и что не должен усатый Борис Сергеевич приходить к ним в гости. Плакала, потому что ужасно не хотела ехать на какую-то турбазу с этим огромным мужчиной в клетчатой рубашке… Ей было очень плохо и страшно, а когда тебе почти семь, ты всегда плачешь, когда тебе страшно…

– Ты чего? – раздалось откуда-то сверху.

Тая подняла голову. С высоты в пару метров на нее смотрело лицо Гришки. Мальчик лежал на гараже и, слегка свесившись вниз, наблюдал за девочкой.

– Ничего… – буркнула Тая.

– Залезай ко мне, – предложил Гришка, – я тебе кое-что покажу.

Тая вытерла слезы и нехотя подошла к забору, который примыкал к гаражу. Чтобы попасть на гараж, нужно было сначала залезть на забор, а уже с него – на крышу.

– Ну, жалуйся, – сказал очень серьезно Гришка, когда Тая легла на гараж рядом с ним.

– Ты же мне что-то показать хотел?! – вспылила Тая.

– Это был отвлекающий маневр – гордо ответил мальчик. – Моя мама так всегда делает, когда братишка плачет. Главное – отвлечь, и ребенок сразу успокоится. А ты так сильно плакала, что мне стало тебя жалко.

Тая молчала. Ей почему-то опять захотелось плакать.

– Ну, ты чего?

– Ничего… – промычала Тая уже мягче. – Ты зачем меня жидовкой назвал?

Гришка погрустнел.

– Ты меня прости, пожалуйста, – произнес он тихо, посмотрев на зеленый лоб Таи. – Я не знаю, что на меня нашло, когда я тебя обозвал и камнем кинул.

И еще тише продолжил:

– Это все потому, что я тебя люблю…

Тая удивленно подняла на мальчика глаза.

– Любишь?

– Ну да… Я видел, что у тебя кровь пошла, и мне стало стыдно. Я вечером все маме с папой рассказал. И поделился, что люблю тебя. Ну, и папа объяснил, что это – гормоны. И посоветовал перед тобой извиниться…

– Гормоны? – перебила его Тая.

– Ну это, когда ты еще юн, но уже влюблен, – серьезно ответил Гриша и добавил:

– Я тебя больше не обижу, честно. Будешь моим другом?

– Буду, – сама себе удивившись, ответила она, посмотрев в его карие глаза.

Гришка кивнул и перевернулся на спину. Тая тоже перевернулась и закрыла глаза. Солнце уже стремилось к закату, но воздух был все еще теплый, а железная крыша гаража, нагревшись за день, приятно согревала спину. Больше они ни о чем не говорили, ведь только по-настоящему близкие люди понимают, что иногда можно и помолчать… Ведь в этом тоже есть своя прелесть…

Глава 2

Как и пообещал Борис Сергеевич, ровно через пять дней они вместе с мамой и Таей уехали на турбазу, оставив Анну Аркадьевну в городе.

Турбаза «Березка» была типичным туристическим комплексом того времени: небольшие деревянные домики без каких-либо удобств, общественная столовая и дом культуры, где по вечерам показывали концерты или устраивали танцы. Баня была по выходным дням, а общественные туалеты и умывальники находились позади жилых домиков. Горячей воды в них не было.

Тая с мамой поселились в одном домике, а Борис Сергеевич по соседству. Накануне отъезда Лена сходила в парикмахерскую и сделала невероятно модную прическу – «химку», и теперь ее и без того волнистые черные волосы были похожи на тысячу пружинок. Каждое утро она их укладывала в элегантные прически, а Тая тихонечко лежала на кровати и любовалась своей красивой мамой. Ей безумно хотелось иметь такие же густые волосы, носить, как мама, джинсы и даже такие же клетчатые рубашки, очень похожие на те, что носит Борис Сергеевич.

Лето было прохладным, но, чтобы хоть как-то разнообразить досуг, мама с Таей все равно ходили на пляж. Они практически не разговаривали. Мама стелила коврик, доставала книжку, надевала огромную шляпу и ложилась читать. Тая неподалеку строила домики из камня и песка и ходила по дну речки руками – плавать ее так никто и не научил.

Однажды, когда она барахталась на берегу, к ней подошел Борис Сергеевич. Сперва Тая увидела огромные пальцы ног с широкими жёлтыми ногтями. А подняв голову вверх –волосатые ноги, такой же волосатый живот и красные плавки, из-под которых торчало мужское достоинство Бориса Сергеевича.

– Плаваешь? – усмехнулся он и, закрыв руками лицо, заслонил его от солнца.

Проследив взглядом за рукой Бориса Сергеевича, Тая не могла не заметить его волосатые подмышки. Здесь волосы были уже не такие кудрявые, как на ногах и животе, и они неряшливо торчали в разные стороны. Она никогда до этого не видела практически голого мужчину, и та картина, которая ей предстала, вызвала в девочке ужас. «Он похож на медведя!» – с отвращением подумала Тая. Чувствуя, что ее сейчас вырвет, девочка пулей вылетела из воды и побежала к маме.

– Замерзла? – спросила Лена сонным голосом.

– Да, – пискнула Тая и, завернувшись в полотенце, легла рядом с мамой. Омерзительные волосатые подмышки Бориса Сергеевича по-прежнему стояли перед глазами. Тая попыталась отвлечься и подумать о чем-то приятном, как вдруг увидела, что «медведь» в красных плавках идет в их с мамой сторону.

– Лен, а что она у тебя такая дикая? – услышала через минуту Тая голос Бориса Сергеевича.

Она, хоть и зажмурила глаза, делая вид, что спит, но все равно почувствовала, что мама нахмурилась.

– Дикая? – переспросила женщина.

– Ну да, я думал, вы это – из благородных, – усмехнулся мужчина. – А она обычная невоспитанная девка. Учти, я нянчится ни с кем не собираюсь, – закончил он фразу уже серьезным голосом.

Тая притихла, ожидая, что мама сейчас ее защитит и расскажет волосатому Борису Сергеевичу, какая она воспитанная.

– Больше такого не повторится, – к ее удивлению, ответила мама, поднявшись на ноги. – Пойдем, пройдемся, – предложила она Борису Сергеевичу.

Тая слышала, как удаляются шаги мамы и ужасного Бориса Сергеевича, но все еще не решалась открыть глаза. В них опять попал песок, и ей отчаянно хотелось плакать. А еще безумно хотелось домой к бабуле и больше никогда в жизни не видеть волосатые ноги Бориса Сергеевича!

Когда мама вернулась, Тая все еще лежала на коврике.

– Тая, мне надо с тобой поговорить…

– О чем? – настороженно спросила девочка.

– О Борисе Сергеевиче.

Тая почувствовала, как к горлу подступил комок.

– Борис Сергеевич – мой друг, и для меня очень важно, чтобы ты ему нравилась. Понимаешь? Когда мы вернемся домой, он будет жить с нами, со мной. И мне бы очень не хотелось, чтобы из-за твоего поведения он передумал.

Мамины слова вылетали, как пули: быстро, коротко, жестко, каждый раз попадая прямиком в Таино сердце. Тая любила свою маму так же сильно, как и боялась. Мама для нее всегда была, как Снежная королева – холодная, немногословная и очень красивая. У них не было принято обниматься, читать перед сном сказки, но это все было принято с бабулей, поэтому Тая и не ждала этого от мамы, получая каждодневную любовь и заботу от бабушки. Но все-таки мама занимала огромное место в ее сердце: мама, которая знала ответы на любые вопросы, мама, которую боялись все соседи, мама, которая красила ресницы из изящного черного тюбика с золотой розой и которая всегда, несмотря на погоду и обстоятельства, носила каблуки.

Практически каждое воскресенье, если у мамы не было дел, она устраивала генеральную уборку: мыла полы, стирала и кипятила белье, пылесосила ковры и непременно пекла шарлотку к чаю. Бабушка в это время уходила на рынок купить им на неделю картошки, моркови, немного арахиса, кураги и яблок. Тая любила такие воскресенья: еще сонная, она, закутавшись в одеяло, приходила в зал, включала телевизор и тихонечко лежала комочком в кресле под шум маминой уборки. Никто ни с кем не разговаривал, но каждый из них знал, что он не один. После уборки они пили чай и смотрели телевизор. В их доме не у всех был цветной телевизор, и Тая очень гордилась тем, что могла рассказать ребятам со двора какие-то интересные факты из жизни кино или, например, какого цвета было платье у Аллы Пугачевой на концерте. Тая любила свой мир, любила свою семью – маму и бабушку, и совсем не понимала, зачем в ее жизни должен был появиться Борис Сергеевич.

Чтобы не огорчать маму, Тая, сжав все свое маленькое мужество в кулак, выдавила из себя улыбку и кротко ответила: «Я обязательно понравлюсь Борису Сергеевичу».

Удивительно, но после случая на пляже усатый Борис Сергеевич больше не предпринимал никаких попыток заговорить с Таей. Не предпринимала их и Тая. И что самое удивительное, и Лена ничего не делала, чтобы подружить дочь со своим новым другом.

Жизнь на турбазе была очень размеренной и однообразной: утром завтрак в столовой, затем пляж, после пляжа обед, после обеда мама обычно уходила гулять с Борисом Сергеевичем, оставляя Таю играть с местными ребятами, а вечером ужин и кино. Кино показывали не на большом экране, как в кинотеатре, а на самом обычном телевизоре, почти как у Таи дома. У человека-телевизора, так Тая прозвала про себя мужчину, отвечающего за кинодосуг, был видеомагнитофон и кассеты с разными фильмами: в основном с боевиками и ужасами. Перевод фильмов оставлял, конечно, желать лучшего, но люди, не обращая внимание на гнусавый и абсолютно монотонный голос переводчика, с жадностью впитывали увиденное и услышанное на синем экране, сидя плотными рядами на стульчиках в душном и темном зале.

Обычно мама не брала Таю с собой, считая, что маленьким девочкам совершенно нет необходимости смотреть иностранные фильмы, но Тая так жалобно уговаривала взять ее хоть раз в импровизированный кинотеатр, что Лена в итоге сдалась и разрешила дочери пойти вместе с ней. В тот вечер, как назло, показывали фильм ужасов «Серебряная пуля» по роману Стивена Кинга. Фильм рассказывал про жизнь маленького американского городка, охваченного чередой странных убийств. И только главный герой – тринадцатилетний мальчик, прикованный к инвалидной коляске, знал, что убийца – самый настоящий оборотень, и вместе с сестренкой и дядей пытался вычислить и застрелить серебряной пулей убийцу-оборотня. То ли от того, что главные герои были детьми, то ли от того, что Таина психика была еще недостаточно крепкая для такого рода фильмов, то ли просто ужин в местный столовой был несвежий, но в какой-то момент Тая почувствовала, как к ее горлу подступает тошнота, а в следующую секунду ее вырвало прямо на сидящую перед ней женщину. Тая заплакала и кинулась к опешившей маме, как в этот же момент ее вырвало еще раз – прямо на маму. Мама отпрянула, а Таю продолжало рвать.

– Ты что, с ума сошла! – зашипела на нее мать. – Извините нас, пожалуйста, – сказала она ошарашенным вокруг них людям. – Быстро за мной.

И, крепко схватив рыдающую девочку, женщина двинулась к выходу. Последнее, что видела Тая – это ухмыляющееся лицо Бориса Сергеевича.

– Да что с тобой? Не можешь потерпеть до туалета? – затрясла она дочь на улице.

Тая ничего не отвечала и лишь плакала. Рвота по-прежнему не прекращалась. Она видела, как мама морщит нос от запаха рвоты и ее грязной одежды. Было видно, что она брезгует.

– Тая, прекрати уже! Иди быстро в туалет и умойся!

Женщина была в бешенстве.

– Мам, я боюсь. Там темно…

– Я сейчас тебя изобью в кровь, если ты немедленно не пойдешь и не смоешь все это дерьмо, – зашипела на нее мама, больно стиснув девочке локоть.

Тая вздрогнула и съежилась от боли.

– Мамочка, ну пожалуйста! А вдруг там оборотень?

– Чтоооо? – взревела женщина и залепила ей со всей силы пощечину. – Только попробуй еще хоть раз попроситься у меня в кино. Только посмей. На хрен мне вот это все нужно? Облевала весь зал, меня, себя… Думаешь мне больше заняться нечем, чем блевотину твою мыть????

– Мамочка, ну прости меня… – умоляла Тая сквозь слезы.

– Пошла вон пока я тебя еще раз не ударила!