Исчезновение Стефани Мейлер Диккер Жоэль
– Ты хочешь сказать, что эсэсмэску послала не она? Тогда кто?
– Кто-то, кто хотел выиграть время.
Я вытащил из заднего кармана конверт, который достал накануне из почтового ящика, и протянул Анне:
– Это выписка с кредитной карты Стефани. В начале месяца она ездила в Лос-Анджелес, и нам еще надо выяснить зачем. По моим сведениям, с тех пор она никуда не летала. Стало быть, если она уехала добровольно, то только на машине. Я объявил в розыск ее номера; если она где-то в пути, дорожная полиция быстро ее найдет.
– Ты времени даром не терял, – уважительно сказала Анна.
– Время терять нельзя, – ответил я. – Еще я запросил детализацию ее звонков и выписку с кредитки за последние месяцы. Надеюсь, сегодня к вечеру получу.
Анна быстро пробежала глазами выписку.
– Последний раз она использовала кредитную карту в понедельник вечером, в 21.55, в “Кодиаке”. Это ресторан на Мейн-стрит. Поехали туда. Может быть, кто-то что-то видел.
“Кодиак Гриль” находился в конце Мейн-стрит. Управляющий, справившись с графиком работы на неделю, указал нам, кто из персонала был на месте в понедельник вечером. Одна из опрошенных официанток узнала Стефани по фото, которое мы ей показали.
– Да, помню ее. Была здесь в начале недели. Красивая девушка, и одна.
– Вы заметили что-то особенное? Ведь к вам каждый день ходит множество посетителей, а вы запомнили именно ее.
– Она не первый раз приходила. Всегда просила один и тот же столик. Говорила, что ждет кого-то, но никто не приходил.
– А что было в понедельник?
– Она пришла около шести вечера, в начале моей смены. Сидела и ждала. Потом заказала салат “Цезарь” и колу и в конце концов ушла.
– Точно, около десяти.
– Возможно. Время я не помню, но она долго сидела. Расплатилась и ушла. Вот все, что я помню.
Выйдя из “Кодиака”, мы заметили, что в соседнем здании расположен банк с банкоматом на улице.
– Там обязательно должны быть камеры слежения, – сказала Анна. – Возможно, Стефани в понедельник на них попала.
Спустя пару минут мы сидели в тесном кабинете банковского охранника, и тот показывал нам, куда направлены разные камеры в здании. Одна смотрела на тротуар, на ней была видна терраса “Кодиака”. Охранник прокрутил нам понедельничные записи, начиная с 18.00. Я вглядывался в прохожих на экране и вдруг увидел ее.
– Стоп! – закричал я. – Это она, это Стефани.
Охранник остановил картинку.
– Теперь медленно отмотайте назад, – попросил я.
Стефани на экране пошла задом наперед. Сигарета у нее во рту стала целой, потом она поднесла к ней золотистую зажигалку, взяла двумя пальцами и убрала в пачку, а пачку положила в сумку. Отошла еще назад, свернула с тротуара к синей компактной машинке и уселась в нее.
– Это ее машина, – сказал я. – Двухдверная синяя “мазда”. Я видел, как она в нее садилась на парковке окружного отделения полиции штата.
Я попросил охранника прокрутить запись вперед, и мы увидели, как Стефани выходит из машины, зажигает сигарету, выкуривает ее на ходу и направляется к “Кодиаку”.
Затем мы промотали запись до 21.55, когда Стефани расплатилась за ужин кредитной картой. Через две минуты она показалась на экране снова. Взвинченной походкой подошла к машине. Прежде чем сесть в нее, достала из сумки телефон. Кто-то ей звонил. Она поднесла телефон к уху, звонок был очень короткий. Сама она явно не говорила, только слушала. Нажав на отбой, она села в кабину и с минуту сидела неподвижно. Ее было отчетливо видно через ветровое стекло. Потом она поискала в телефоне номер, позвонила, но тут же нажала на отбой. Как будто звонок не проходил. Подождала пять минут за рулем. Явно нервничала. Потом позвонила снова – на этот раз с кем-то поговорила. Звонок длился секунд двадцать. Наконец машина тронулась, двинулась на север и скрылась из виду.
– Похоже, это последнее изображение Стефани Мейлер, – пробормотал я.
После полудня мы долго опрашивали подруг Стефани. Большинство жили в Саг-Харборе, где она родилась.
Никто из них с понедельника не имел от Стефани никаких вестей, все тревожились. Тем более что Мейлеры-старшие тоже их всех обзвонили и добавили беспокойства. Все пытались с ней связаться – и по телефону, и по электронной почте, и через социальные сети, стучались к ней в дверь. Безуспешно.
Из разговоров выходило, что Стефани была женщиной порядочной во всех отношениях. Не кололась, пила немного, прекрасно со всеми ладила. Друзья знали про ее личную жизнь больше, чем родители. Одна из подруг сказала, что недавно познакомилась с ее парнем:
– Да, был один тип, некий Шон, она с ним однажды на вечеринку приходила. Это было очень странно.
– Что именно странно?
– Химия между ними. Что-то не ладилось.
Другая подруга утверждала, что Стефани вся в работе:
– В последнее время мы со Стефани почти не виделись. Она говорила, что у нее куча работы.
– А над чем она работала?
– Понятия не имею.
Третья рассказала о ее поездке в Лос-Анджелес:
– Да, две недели назад она летала в Лос-Анджелес, но просила никому об этом не говорить.
– Зачем она туда ездила?
– Не знаю.
Последним из друзей, кто с ней разговаривал, был Тимоти Волт. Они встречались со Стефани накануне, в воскресенье вечером.
– Она ко мне заходила, – сказал он. – Я был один, мы немножко выпили.
– Она не показалась вам нервной, озабоченной? – спросил я.
– Нет.
– Что за человек Стефани?
– Она гениальная девушка, блестящая, даже больше, но характер у нее тот еще, упрямая как осел. Если что взбредет ей в голову, ни за что не отступится.
– Она вам рассказывала, над чем работает?
– Немного. Говорила, что затеяла сейчас очень большой проект, но в детали не вдавалась.
– Какого рода проект?
– Книгу. Во всяком случае, она потому и вернулась в наши края.
– Как так?
– У Стефани непомерные амбиции. Она мечтает стать знаменитым писателем и своего добьется. На жизнь она до сентября месяца зарабатывала на стороне, в каком-то литературном издании… забыл название…
– Да, – кивнул я, – в “Нью-Йорк литерари ревью”.
– Точно, он самый. Но вообще-то это была просто подработка, счета оплачивать. Она, когда уволилась, говорила, что хочет вернуться в Хэмптоны, чтобы спокойно писать. Помню, однажды она сказала: “Я здесь только затем, чтобы написать книгу”. По-моему, ей нужно было свободное время и покой, и здесь она их нашла. Иначе с чего бы ей работать внештатником в какой-то местной газетенке? Она честолюбивая, я же говорю. Ей луну с неба надо. Если переехала в Орфеа, значит, на то была веская причина. Может, не могла сосредоточиться в нью-йоркской суете. Писатели ведь часто живут за городом, верно?
– Где она писала?
– Наверно, дома.
– На компьютере?
– Понятия не имею, откуда мне знать.
Когда мы выходили от Тимоти Волта, Анна обратила мое внимание на то, что дома у Стефани компьютера не было.
– Или его унес вчерашний вечерний визитер, – ответил я.
Раз уж мы приехали в Саг-Харбор, то заодно зашли к родителям Стефани. Те ничего не знали про парня по имени Шон, и компьютер Стефани у них не оставляла. На всякий случай мы попросили разрешения взглянуть на комнату Стефани. Она не жила там с тех пор, как окончила школу, и внутри все осталось, как было: постеры на стенах, спортивные кубки, мягкие игрушки на кровати и школьные учебники.
– Стефани уже много лет здесь не ночевала, – сказала Труди Мейлер. – После школы уехала в университет, жила в Нью-Йорке, пока ее в сентябре не уволили из “Нью-Йорк литерари ревью”.
– Есть ли какая-то конкретная причина, почему Стефани поселилась в Орфеа? – спросил я, не упоминая о том, что поведал нам Тимоти Волт.
– Я же вам вчера говорила. Она потеряла работу в Нью-Йорке, ей захотелось вернуться в Хэмптоны.
– Но почему именно в Орфеа? – настаивал я.
– Думаю, потому, что это самый большой город в округе.
Я решил задать еще один вопрос:
– Миссис Мейлер, а в Нью-Йорке у Стефани не было врагов? Может, она с кем-то поссорилась?
– Нет, ничего похожего.
– Она жила одна?
– Они снимали квартиру вместе с одной молодой женщиной, та тоже работала в “Нью-Йорк литерари ревью”. С Элис Филмор. Мы ее однажды видели, когда Стефани решила уехать из Нью-Йорка и мы помогали ей забрать какую-то мебель. У нее и было-то всего ничего, мы все отвезли прямо к ней на квартиру в Орфеа.
Ничего не обнаружив ни дома у Стефани, ни у ее родителей, мы решили вернуться в Орфеа и взглянуть на ее компьютер в редакции “Орфеа кроникл”.
В редакцию газеты мы приехали в пять часов вечера. Майкл Берд показал нам столы сотрудников. Ткнул пальцем в стол Стефани. На нем царил порядок: монитор, клавиатура, пачка носовых платков, астрономическое количество одинаковых ручек в чайной чашке, блокноты и несколько отдельных листков. Я быстро просмотрел их и, не найдя ничего особо интересного, спросил:
– Кто-то мог в последние дни получить доступ к компьютеру без ее ведома?
С этими словами я нажал на кнопку, чтобы включить машину.
– Нет, – ответил Майкл, – все компьютеры защищены индивидуальным паролем.
Компьютер не включался, и я еще раз нажал на кнопку.
– Значит, никто не имел возможности проникнуть в компьютер Стефани без ее ведома?
– Никто, – заверил Майкл. – Пароль знает только Стефани и больше никто. Даже у нашего айтишника его нет. Кстати, не понимаю, как вы собрались смотреть ее компьютер, если у вас нет пароля.
– Не волнуйтесь, у нас есть специалисты, они этим займутся. Хоть бы он включился наконец.
Я нагнулся и заглянул под стол, проверить, подключен ли к сети системный блок, но системного блока не было. Не было вообще ничего.
Я поднял голову и спросил:
– Где компьютер Стефани?
– Там, где же ему еще быть, – ответил Майкл.
– Нет, там пусто!
Майкл и Анна тоже посмотрели под стол и убедились, что там нет ничего, кроме болтающихся кабелей. Потрясенный Майкл воскликнул:
– Кто-то украл компьютер Стефани!
В 18.30 вдоль фасада “Орфеа кроникл” выстроилась вперемешку целая туча машин полиции Орфеа и полиции штата.
В редакции сотрудник-криминалист подтвердил, что речь идет о краже со взломом. Мы с Анной и Майклом гуськом проследовали за ним в подсобное помещение в подвале, служившее одновременно чуланом и запасным выходом. В глубине комнаты была дверь, выходившая на крутую лестницу; по ней можно было выйти на улицу. Стоило лишь просунуть руку через разбитое стекло, повернуть ручку и открыть дверь.
– Вы никогда не спускаетесь в это помещение? – спросил я у Майкла.
– Никогда. В подвал никто не ходит. Тут только архивы, они никому не нужны.
– Ни сигнализации, ни камер слежения нет? – поинтересовалась Анна.
– Нет, кто за них будет платить? Честное слово, будь у нас деньги, мы бы сперва канализацию починили.
– Мы пытались найти отпечатки на дверных ручках, – пояснил криминалист, – но там столько отпечатков и всякой грязи, что использовать их невозможно. Возле стола Стефани мы тоже ничего не нашли. По-моему, он вошел через эту дверь, поднялся на первый этаж, забрал компьютер и тем же путем вышел.
Мы вернулись в помещение редакции.
– Майкл, это мог сделать кто-то из сотрудников? – спросил я.
– Да никогда в жизни! – оскорбился Майкл. – Как вам такое могло в голову прийти? Я полностью доверяю своим журналистам.
– Тогда объясните, откуда посторонний мог знать, который из компьютеров принадлежит Стефани?
– Не имею представления, – вздохнул Майкл.
– Кто первым приходит сюда по утрам? – спросила Анна.
– Ширли. Обычно она по утрам открывает офис.
Мы позвали Ширли, и я спросил:
– Вы не замечали ничего необычного в последнее время, когда приходили утром на работу?
Ширли задумалась, напрягла память и вдруг просияла:
– Сама я ничего не видела. Но действительно, во вторник утром Ньютон, один из журналистов, сказал, что его компьютер включен. Он знал, что накануне его выключил, он последним уходил. Устроил мне сцену, говорил, что кто-то без его ведома включал его компьютер, но я подумала, что он просто сам забыл его выключить.
– Где стол Ньютона? – спросил я.
– Рядом со столом Стефани.
Я нажал на кнопку включения компьютера: им за это время уже пользовались, значит, на кнопке все равно уже не могло быть пригодных отпечатков. Монитор зажегся:
ЭТОТ КОМПЬЮТЕР: НЬЮТОН
ПАРОЛЬ:
– Он включил первый попавшийся компьютер, – сказал я. – Увидел имя и понял, что не тот. Тогда включил следующий, и высветилось имя Стефани. Искать дальше было незачем.
– Что доказывает, что это сделал кто-то не из редакции, – облегченно вздохнул Майкл.
– Прежде всего, это говорит о том, что кража произошла в ночь с понедельника на вторник, – продолжал я. – То есть в ночь, когда Стефани пропала.
– Стефани пропала? – удивленно переспросил Майкл. – Что значит пропала?
Вместо ответа я попросил:
– Майкл, можете мне распечатать все статьи, написанные Стефани с тех пор, как она стала работать в газете?
– Разумеется. Но скажите наконец, что происходит, капитан? Вы думаете, со Стефани что-то случилось?
– По-моему, да, – подтвердил я. – И боюсь, что-то серь езное.
В дверях редакции мы столкнулись с шефом полиции Гулливером и мэром Орфеа Аланом Брауном; они стояли на тротуаре и обсуждали ситуацию. Мэр меня сразу узнал. Вид у него был такой, словно он увидел привидение.
– Вы здесь? – изумился он.
– Я бы предпочел повидаться с вами при других обстоятельствах.
– Каких обстоятельствах? – спросил он. – Что вообще происходит? С каких пор полиция штата выезжает на заурядное ограбление?
– Вы не имеете права здесь находиться! – добавил Гулливер.
– В этом городе пропал человек, Гулливер, такие происшествия находятся в ведении полиции штата.
– Пропал человек? – задохнулся мэр.
– Никто никуда не пропадал! – в бешенстве вскричал Гулливер. – У вас нет никаких доказательств, капитан! Вы сообщили в прокуратуру? Коли вы так уверены в себе, то должны были уже это сделать! Может, это я должен им звонить?
Я ничего не ответил и ушел.
В ту ночь, в три часа, в диспетчерскую пожарной части Орфеа поступил звонок: по адресу Бендам-роуд, 77, где жила Стефани Мейлер, произошел пожар.
Дерек Скотт
Вечер 30 июля 1994 года, когда произошло убийство.
Лонг-Айленд мы пересекли за рекордное время и прибыли в Орфеа в 20.55.
Под вой сирены мы свернули на Мейн-стрит, перекрытую по случаю начала театрального фестиваля. Дежуривший там автомобиль местной полиции пропустил нас в оцепленный квартал Пенфилд, куда съехалось множество машин полиции и скорой помощи из всех соседних городов. Пенфилд-лейн обнесли заградительными лентами, за ними толпились зеваки, набежавшие с Мейн-стрит ради такого зрелища.
Мы с Джесси первыми из уголовной полиции прибыли на место. Нас встретил Кирк Харви, шеф полиции Орфеа.
– Сержант Дерек Скотт, полиция штата, – представился я, показывая жетон, – а это мой помощник, инспектор Джесси Розенберг.
– Я шеф полиции Кирк Харви, – отозвался полицейский; в голосе его звучало явное облегчение: наконец можно кому-то передать свои обязанности. – Честно говоря, я вообще не справляюсь. У нас в жизни не случалось ничего подобного. Четверо убитых, просто бойня.
Полицейские сновали туда-сюда, выкрикивали приказы и тут же их отменяли. Я был старшим по званию из присутствующих и решил взять ситуацию в свои руки.
– Перекройте все дороги, – велел я Харви. – Расставьте посты. Я вызову подкрепление из дорожной полиции и попрошу прислать все свободные группы полиции штата.
Метрах в двадцати от нас лежало в луже крови тело женщины в спортивном костюме. Мы медленно приблизились. Полицейский, стоявший рядом на посту, изо всех сил старался не смотреть на труп.
– Ее муж обнаружил. Если хотите его допросить, он в карете скорой помощи, вон там. Но самый кошмар внутри, – сказал Харви, указывая на соседний дом. – Мальчик и его мать…
Мы немедленно направились к дому. Хотели срезать угол и пройти по газону, но ботинки ушли в воду сантиметра на четыре.
– Черт, – ругнулся я, – ноги промочил, теперь наслежу везде. Что у вас тут за потоп? Дождь последний раз шел больше месяца назад.
– Прорвало трубу автополива, сержант, – сказал постовой с крыльца. – Пытаемся перекрыть воду.
– Только ничего не трогайте! – приказал я. – Оставьте все как есть до приезда криминалистов. И огородите газон, пусть все идут по плиткам. Не хватало еще затоптать все место преступления из-за этой лужи.
Я кое-как вытер ноги на ступеньках крыльца, и мы вошли в дом. Дверь была выбита ногой. Прямо перед нами, в коридоре, лежала застреленная женщина. Рядом с ней – открытый, наполовину уложенный чемодан. Справа – маленькая гостиная, в ней тело мальчика лет десяти, также убитого из огнестрельного оружия; он упал на шторы, словно пытался спрятаться, когда его подстрелили. На кухне распростерся на животе в луже крови мужчина лет сорока: явно хотел убежать, но его убили.
Невыносимо воняло мертвечиной и кишками. Мы поскорей вышли из дома – бледные, потрясенные увиденным.
Вскоре нас позвали в гараж мэра. Полицейские обнаружили в багажнике машины другие чемоданы. Мэр с семьей явно собирались уезжать.
Ночь стояла жаркая. Молодой заместитель мэра Браун обливался потом в своем костюме, торопливо спускаясь по Мейн-стрит и расталкивая толпу. Как только ему сообщили о происшествии, он выскочил из театра и решил добраться до Пенфилд-кресент пешком: наверняка так получится быстрее, чем на машине. Он был прав – в центре не проехать, все забито людьми. На углу Дарем-стрит его обступили встревоженные слухами горожане, все хотели знать, что случилось; но он, ни слова не говоря, пустился бежать как угорелый. Свернул направо к Бендам-роуд и помчался к жилой зоне. Поначалу улицы были пусты, дома стояли с темными окнами. Потом вдали завиднелось какое-то движение. Чем ближе он подходил, тем ярче разгорался свет, мелькали маячки полицейских машин. Толпа любопытных росла на глазах. Кто-то окликал его, но он не обращал внимания и бежал дальше. Пробрался к полицейским ограждениям. Его увидел помощник шефа полиции Рон Гулливер, сразу пропустил. При виде открывшейся сцены Алан Браун сперва растерялся: шум, огни, накрытое белой простыней тело на тротуаре. Он не понимал, куда идти. Но тут с облегчением заметил знакомое лицо: Кирк Харви, шеф полиции Орфеа, как раз беседовал со мной и Джесси.
– Кирк, – бросился к нему Браун, – ради бога, что происходит? Все эти слухи – это правда? Джозеф и его семья убиты?
– Все трое, Алан, – мрачно ответил Харви.
Он мотнул головой в сторону дома, вокруг которого сновали полицейские.
– Мы обнаружили их в доме, всех троих. Не выжил никто.
Харви представил нас заместителю мэра.
– Есть какой-то след? Улики? – обратился к нам Браун.
– Пока ничего, – ответил я. – Мне не дает покоя мысль, что это случилось в день открытия театрального фестиваля.
– Полагаете, это как-то связано?
– Пока рано что-то утверждать. Я вообще не понимаю, что мэр делал дома. Разве ему не надо было быть в Большом театре?
– Да, мы должны были встретиться в семь. Он все не шел, я пытался звонить ему домой, но трубку никто не брал. Пора было начинать спектакль, я экспромтом изобразил вместо Джозефа какую-то вступительную речь, а его кресло так и оставалось пустым. Мне только в антракте сказали, что случилось.
– Алан, – сказал Харви, – в машине Гордона мы обнаружили чемоданы. Он собирался уезжать вместе с семьей.
– Уезжать? Что значит уезжать? Куда?
– У нас пока нет никаких конкретных предположений, – пояснил я. – Но не казалось ли вам, что мэр в последнее время чем-то озабочен? Он вам не говорил, что ему поступают угрозы? Быть может, он опасался за свою безопасность?
– Угрозы? Нет, он ничего такого не говорил. А… можно мне зайти и посмотреть?
– Лучше лишний раз не топтаться на месте преступления, Алан, – остановил его Харви. – Да и зрелище не из приятных. Сущая мясорубка. Малыша убили в гостиной, Лесли, жену Гордона, в коридоре, а самого Джозефа на кухне.
Браун вдруг почувствовал, что его шатает. Ноги подгибались, и он сел прямо на тротуар. Взгляд его снова упал на белую простыню в нескольких десятках метров.
– Но если они все погибли в доме, то кто же там? – показал он на тело.
– Молодая женщина, Меган Пейделин, – ответил я. – Совершала пробежку и, видимо, столкнулась с убийцей, когда он выходил из дома. Ее тоже застрелили.
– Нет, это невозможно! – Браун закрыл лицо руками. – Это какой-то кошмар!
В этот момент к нам подошел Рон Гулливер.
– У прессы много вопросов, – обратился он к Брауну. – Кто-то должен сделать заявление.
– Я… я не уверен, что смогу это выдержать, – бледнея, пробормотал Алан.
– Алан, ты должен, – ответил Харви. – Теперь мэр города – ты.
Джесси Розенберг
Суббота, 28 июня 2014 года
28 дней до открытия фестиваля
В восемь утра, когда город понемногу просыпался, на забитой пожарными машинами Бендам-роуд царила суматоха. Дом, где жила Стефани, превратился в дымящиеся руины. Ее квартира выгорела полностью.
Мы с Анной стояли на тротуаре и смотрели, как пожарные ходят взад-вперед, сматывают шланги и убирают снаряжение. Вскоре к нам подошел их начальник.
– Это поджог, – уверенно произнес он. – Счастье, что никто не пострадал. В здании был только жилец со второго этажа, он успел выбраться. Он-то нам и позвонил. Идемте, хочу вам кое-что показать.
Мы следом за ним вошли в дом и поднялись по лестнице. В воздухе стоял едкий запах гари. Добравшись до площадки третьего этажа, мы обнаружили, что дверь квартиры Стефани распахнута. Выглядела она совершенно целой. Замочная скважина тоже.
– Как же вы вошли, если не взламывали ни дверь, ни замок? – спросила Анна.
– Именно это я и хотел вам показать, – ответил шеф пожарных. – Когда мы прибыли, дверь была открыта настежь, как сейчас.
– У поджигателя были ключи, – сказал я.
Анна озабоченно взглянула на меня:
– Джесси, по-моему, тот, кого ты здесь застал в четверг вечером, явился довершить свое дело.
Я подошел к порогу и заглянул в квартиру. Там не осталось ничего. Мебель, стены, книги – все превратилось в уголья. Человек, который поджег квартиру, ставил себе единственную цель: сжечь все дотла.
Жилец со второго этажа, Брэд Мелшоу, сидел на ступеньках соседнего дома, завернувшись в одеяло, пил кофе и разглядывал почерневший от огня фасад. По его словам, его смена в кафе “Афина” закончилась около 23.30.
– Я пошел прямо домой. Ничего необычного не заметил. Принял душ, немного посмотрел телевизор и уснул прямо на диване, со мной такое часто бывает. Около трех ночи я вдруг проснулся, как будто кто-то меня толкнул. Вся квартира была в дыму. Я почти сразу понял, что дым идет с лестничной клетки, открыл дверь и увидел, что верхний этаж горит. Сразу спустился на улицу и позвонил с мобильника пожарным. Стефани вроде не было дома. У нее ведь проблемы, да?
– Кто вам сказал?
– Все про это говорят. Городишко-то маленький.
– Вы хорошо знали Стефани?
– Нет. Пересекались, конечно, мы же соседи, но и то редко. Уж больно в разное время работаем. Она сюда в прошлом году переехала, в сентябре. Симпатичная.
– Она вам не говорила, что собирается уехать? Что на время отлучится?
– Нет. Я же говорю, не настолько мы были близки, чтобы она мне что-то рассказывала.
– Она могла попросить вас поливать цветы. Или забирать почту. Нет?
– Она меня никогда ни о чем таком не просила.
Вдруг в глазах Брэда Мелшоу мелькнуло смятение, и он воскликнул:
– Точно! Как я мог забыть? Она тут вечером, на днях, поругалась с полицейским.
– Когда?
– В прошлую субботу.
– Как это было?
– Я возвращался из ресторана, пешком. Около полуночи. Перед домом стояла полицейская машина, Стефани разговаривала с водителем. Говорила: “Ты не можешь со мной так поступить, ты мне нужен”. А тот ответил: “Слышать про тебя больше не желаю. Если ты мне опять будешь звонить, я жалобу подам”. Тронулся с места и уехал. Она с минуту постояла на тротуаре, вид у нее был совершенно потерянный. Я на углу стоял и все видел. Подождал там, пока она поднимется к себе. Не хотел ее смущать.
Читать бесплатно другие книги:
