Реликтовая популяция. Книга 1 Ананишнов Виктор
Свим с улыбкой всё понимающего взрослого, для которого многое было в прошлом, в таком же возрасте, наблюдал за действиями мальчика.
– Сколько тебе лет, Камрат?
Камрат недоверчиво уставился на него. Неужели дурба может интересовать такая незначительная вещь? А он уж подумал невесть что. Однако уклонился на всякий случай от ответа.
– А зачем вам знать?
– Да просто так, – с хитрецой в глазах, как можно небрежнее, произнес Свим. – Мне вот уже сорок восемь, К”ньюша сказал, что ему двадцать шесть.
Камрат поразмыслил и значительно сказал:
– Мне меньше. Со второго сатена мне пошёл шестнадцатый год. Так бабка говорила.
– Значит пятнадцать, – Свим помедлил, посмотрел на хопса. – Да уж… Чертовщина какая-то!
– Сказание не я придумал, – отозвался выродок.
– Не ты, естественно. Но давай, К”ньюша не будем торопиться с выводами и остановимся. Раньше времени не хочется себя обманывать и травиться подозрением. Извека известно, что много чего бывает на свете невероятного. Ты же помнишь историю Хромого Рутки. Каждый свой шаг и все свои деяния он сверял по Книге свершений и дел знаменитого и удачливого Хромого. Он либо сам что-то делал и находил о том подтверждение в Книге, но чаще всего поступал по описанию в ней.
– Знаю. Хромой Рутка кончил плохо.
Непонятный разговор спутников стал слегка утомлять Камрата, к тому же позади была бессонная ночь. Бабка никогда ему не рассказывала ни о каких Хивашу, Тимурту, Хромых Рутков, а эти только о них и бормочут и почему-то связывают всё с его именем. Неужели все дурбы точно также проводят своё время – говорят ни о чём. Вот у Камеи о таких пустяках не поговоришь, у неё на первом месте дело.
– И я к тому веду, – продолжал Свим. Он отвалился в сторону, облокотился и принялся травинкой ковырять в зубах. К”ньец тем временем слизывал с рук остатки пищи, протирал глаза и по-кошачьи умывал личину. – Давай лучше поспрашиваем нашего нового друга и товарища по дороге, ведущей до Примето.
Камрат подозрительно глянул на Свима, соображая, чего он к нему пристает?
– О чём меня спрашивать? – возмутился он. – Иду в Примето и всё.
– Хо-хо! Остынь, Камрат. Путь у нас дальний, времени дней на сорок, и ты сам не утерпишь, расскажешь всё. В дороге язык развязывается. Так что я тебя торопить не буду. Но как бабку твою зовут, ты можешь сказать? Ты её через слово упоминаешь.
– Калея её зовут.
– Хорошо, Калея. А полным именем как её зовут? Каков её нэм?.. Как обычно людей называют.
Камрат беззаботно пожал плечами, не понимая, похоже, что от него добивается дурб.
– Калея её зовут. Я так всегда её называл. Бабка Калея и – всё.
– Та-ак… Но ты-то сам зовёшься как-то иначе, а не просто одним именем – Камрат?
– Почему я должен зваться по-иному? – Дёрнул головой мальчик. – Так и зовусь. Так меня бабка всегда называла.
Свим сел, подвернув под себя мало приспособленные для такой позы ноги. Он начинал постепенно злиться. То ли мальчик и вправду ничего не знает, то ли дурака из себя строит. Пожалуй, последнее. Кто же своего нэма не знает? А может быть всё проще. Не дурака валяет, а просто дурачок и есть… Сколько их таких, избежавших суда Круга Человечности или пропущенных им до первого проблеска в голове, который обычно появляется у человека примерно в возрасте двадцати одного года. И в городах, и… Да нет, не похоже. Что-то с ним не так, даже не понятно что. Всё время кажется – вот сейчас от него можно ожидать чего-то значимого, неординарного. Дурачки они во всем дурачки, а этот независим, к тому же сам пустился в такое отчаянное путешествие между городами с уверенностью, подсказанной не менее странной бабкой, что спутники у него найдутся.
– Ну, хорошо, – медленно проговорил он. – А как твоих родителей звали? Знаешь?
– Папу и маму? – словно слегка испугавшись произнесенных слов, спросил Камрат.
– Конечно, папу и маму. Кого же ещё?
Камрат зябко повёл плечами, потупился. Не любил он подобные расспросы. Он прекрасно знал, что у каждого есть и отец, и мать, значит, должны были быть и у него. Но все дело стояло за малым – он практически ничего не знал о своих родителях, кроме недомолвок Калеи.
– Мама умерла, – решил он передать её слова Свиму, – когда я родился. А папа… Я не знаю. Бабка мне о нём ничего не рассказывала и имени не называла, а маму звали… Елной или Селной.
– Хм… Елной или Селной… – Задумался Свим. – Большая, скажу тебе, разница. – Он коротко глянул на К”ньеца. – Так ты сирота? – голос его помягчел.
– Нет, – тут же отозвался мальчик. – Мой отец, бабка говорила мне, жив. Но он… Он не здесь. У него… Бабка говорила о Гаруме и Фи… Фе…
– О Ферате?
– Да. Это город такой. Далеко отсюда.
– Понятно, – Свим невесело усмехнулся.
Он поцыкал зубами. Интерес его к мальчику, с которым, как ему показалось, была связана какая-то тайна, стал резко пропадать.
Бабка, о которой всё время упоминает мальчик, рассказывала ему сказочки, лишь бы он не спрашивал об отце, носителе имени. Свим, скитаясь по бандеке, много раз встречал таких людей. У них кроме односложного имени да приговора к жизни Кругом Человечности ничего не было. Такие уходили в банды, иногда становились хожалыми, не имеющих пристанища ни в одном из городов или ютящихся на их окраинах. Они не были хозяевами домов, дуваров, семей.
Он посмотрел на Камрата с сожалением и отчуждением.
– Ты разочарован? – вкрадчиво спросил К”ньец, прижимая уши к темени. – После таких обнадеживающих совпадений со сказаниями о Тимурти, с предсказанием Индриса.
– Нет, – резко сквозь зубы выдавил Свим. – Но не пристало мне… Сам знаешь…
– Стоимённому не пристало? Или фундаренцу?
– Не я эти порядки придумал, – огрызнулся Свим. – У меня задание из Центра. И я не могу…
Лицо его потемнело, крупные белые зубы закусили губу.
– Но ты сейчас со своим именем на уровне инега. А задание,.. Всё равно идти как – с ним или без него.
– И что это меняет? Ничего.
Ему не хотелось обсуждать вопросы морали. В конце концов, кто бы там ни был Камрат, пусть это будут его заботой. У него своих хватает. Другое дело – К”ньюша был прав, напомнив о Тимурти и Индрисе…
Хотя и эти напоминания ничего не сулили такого, что могло бы его отвлечь от повседневного. А повседневное было простым – дойти до Примето, но и сложным одновременно – дойти до Примето, так как более полутысячи свиджей пройти нужны время, терпение и везение, чтобы в дороге не случилось чего-то неожиданного или неприятного.
Камрат почувствовал холодную стену, отгородившую его от Свима. Он не знал, почему она вдруг возникла, но ему стало неуютно и обидно не только за себя, и за дурба тоже. Неужели он из тех, длина имени для которых означает больше, чем сам человек. Бабка о таких говорила с презрением и советовала с такими не связываться. У них превратные представления о дружбе, честности и преданности – это её слова.
Похоже, Свим был из таких. Как жаль, что из таких.
Мальчик, пряча глаза и сдерживая слова, вот-вот готовые вырваться из него, неторопливо поднялся с земли, с сожалением посмотрел на оставленный кусок хлеба. Бренда, конечно, заменит всё, если ею правильно распорядиться, но хлеб оставлять было до слёз жалко, его просто так никто не даст, а обменных рахмов у него не было. Он вздохнул и шмыгнул носом.
– Спасибо, что вывели из города. Прощайте! – не слишком бодро поблагодарил он случайных спутников, на которых уже начал было надеяться, и смирился с мыслью дойти с ними до самого Примето.
Но, наверное, это не те, предсказанные бабкой.
– Это ты куда собрался? – удивленно осведомился Свим, отбрасывая травинку.
– В Примето! – Камрат поправил заплечный мешок.
– Без нас?
– А что?
Свим тупо уставился на мальчика.
– Ты вот что, малец несчастный! Ты знаешь эту дорогу? Ты по ней ходил? Там, – Свим вскочил на ноги и показал рукой на серую изъеденную глубокими кавернами ленту дороги, что уходила вдаль и терялась среди зарослей, – за каждым кустом, под каждым деревом ждут не дождутся, когда это появится такой вот гордый. Один и росточком в бермет с каблуками сапог в придачу! Это тебе не прогулка по городу…
– Никто меня не ждёт! И не несчастный я.
– Ну и…
Поведение Камрата ошеломило его. Он разозлился и на него, и на себя. Нежелание мальчишки что-либо рассказать о себе вразумительное и едкое замечание К”ньеца о стоимённости слились с его собственным душевным неудовлетворением, перешли за грань критической массы и взорвались бешенством. Что они себе тут позволяют? Безродный мальчишка строит из себя страма, будто хватанул уже харвы, и ему теперь всё нипочем, готовый идти напролом, а выгнанный из племени с позором выродок (здесь Свим был не прав, и знал это, но сейчас ему хотелось так думать) решил на нём, стоимённом и человеке, оттачивать свой язычок.
– Иди! – Закричал он. – Пальцем не пошевелю, если что с тобой случится. В сторону даже отвернусь… Иди!
– Ты бы не кричал, – спокойно отреагировал Камрат, выбрав паузу в монологе Свима. – Я могу идти куда хочу и когда хочу. Тебе не понравилось моё имя? Но мне оно нравится. К тому же такое имя, как твоё – Свим, надо ещё поискать. На ландук-прене оно означает кукушонок. Чем моего лучше?
И этот!.. Они что, с Индрисом договорились. Тот тоже упомянул о его имени, ну да, назвал ещё лучше – лягушонком.
Свима распирало негодование.
Камрат развернулся и уткнулся лицом прямо в растопыренную ладонь лапины выродка – пухлую, с короткими толстыми пальцами и острыми когтями.
– Постой-ка, Камрат. Сейчас идти опасно. Одному опасно. Если решил проделать дорогу без нас, то дождись тех, кто скоро выйдет из ворот. Присоединись к людям, и с ними пройдёшь от поселения к поселению.
Мальчик долго смотрел в круглые желтоватые глаза К”ньеца, но видел нечеловеческий их окрас и строение, и что было спрятано в них – нельзя было понять.
– Спасибо, К”ньюша, – наконец дрогнувшим голосом поблагодарил он хопса.
Людей и других разумных, если они были к тебе добры и лояльны, надо всегда благодарить. Так учила бабка Калея. А Свим и К”ньец ещё ничего плохого ему не сделали, напротив – вывели из города и на дорогу, ведущую в Примето, и вот дали совет.
Не оглядываясь, он прошёл по дороге несколько десятков шагов и сел на краю глубокой ямы, оставшейся ещё от жестоких времён Великой Войны. Здесь когда-то, наверное, что-то упало, и оттого появилась такая громадная яма. Ей зарастать ещё несколько сотен лет придётся, пока восстановится турус.
Отсюда были видны городские ворота. Не полностью, но когда они откроются и появятся первые караваны вьючных торнов и странники из разумных, он сразу сможет это заметить.
Вставало мутно-красное солнце, становилось теплее. Камрат почувствовала истому в усталом теле – его неудержимо стало клонить в сон.
Глава 7
Наступил один из редких дней, когда на краткое мгновение атмосфера над каким-нибудь клочком поверхности земли внезапно очищалась от аэрозолей, и злые лучи солнца, безжалостно пылающего на буровато-чёрном небосклоне, беспрепятственно проникали так глубоко, что касались живого. Живое, умеющее передвигаться, мгновенно обожжённое жестким излучением, спешно искало укрытие и пряталось, а растения сникали, сжимались в клубок или выбрасывали теневые листья, благоприобретённые не без участия древних людей, способные некоторое время отражать или поглощать смертоносные лучи без вреда для себя.
– Что-то сегодня уж слишком долго тянется, – бормотал Свим, кривя с досады полные губы и тщательно укрываясь в тени ствола и кроны раскидистого крадуба в берметах тридцати от дороги.
Камрат прижимался к ногам Свима. Его неудержимо тянуло в сон, колени то и дело подгибались, он вздрагивал, когда вялое непослушное тело начинало оседать к земле…
Он-таки утром заснул, сидя после ссоры со Свимом у дороги и ожидая открытия ворот. Разбудил его и поднял на ноги Свим. Мимо густой толпой двигались разумные, привычно обходя дорожные каверны.
– Что надо? – Со сна Камрату бесцеремонные действия Свима не понравились, он стал вырываться из его рук, но безуспешно.
– Вот что, Камрат, – не особенно приветливо проговорил Свим, когда мальчик перестал брыкаться, – мы с тобой не во вражде и ничего такого между нами не произошло. Что было, если ты так подумал, то давай забудем. Мы с К”ньюшей решили, раз уж наши дороги перехлестнулись, то дальше ты пойдёшь с нами. – Дурб положил тяжёлую руку на плечо мальчика – знак опеки со стороны старшего. Продолжил строго: – И больше без шуток. Видят мутные звезды, отшлепаю тебя по голому заду. Понял?
– Угу, – невнятно отозвался разомлевший Камрат. Хотел было узнать, почему это по голому, но спорить ему не хотелось и было как-то совершенно безразлично с кем и куда идти. Впрочем, не будь перед ним Свим, он навряд ли согласился бы так легко последовать за какими-либо незнакомцами.
– Тогда пошли! Пошли, пошли, малыш! Разойдёшься, сон как рукой снимет.
– Да-а…
Вокруг них, впереди и позади, редкими кучками, группками, даже небольшими ватагами проходили люди и выродки, а за ними выстраивались вереницы вьючных торнов. Громадные тюки, вздетые на широченные плечи биороботов, придавали им вид фантастических головастиков. Камрат даже не подозревал, что каждый день Кепрос покидает такое большое количество лесовиков, хожалых, иных разумных. Возможно потому, что по утрам, к моменту открытия ворот, он обычно спал или занимался с бабкой, и кроме того, он жил ближе к Восточному шлюзу, а от него дорога рокадой протянулась с юга на север в малонаселенные места – там, вдоль полноводного Сенера проходила граница Сампатании. Прямо на восток хотя дорога и была, но по ней через Брошенные земли и Пустыню Снов практически никто не ходил. Те же, кто ходил, помалкивали об увиденном или старались не раскрывать возможных тайн дорог. Восточное направление не занимало обывателей. А что о нём говорить, если там ничего нет?
В тесноте начала пути казалось, что люди и выродки находятся в таком же содружестве, как Свим и К”ньюша. Они обменивались репликами или обсуждали какие-то события. Потом, чем дальше они уходили по дороге от города, на ней становилось свободнее – одни отстали, другие ушли вперёд, кто-то свернул в упраны, и стало заметно размежевание: выродки сами по себе, люди отдельно от них. За редким исключением.
И все вооружены.
Камрат с недоумением, потому что редко видел в городе такое большое количество разумных, снаряжённых подобным образом. Люди буквально обвешаны мечами и ножами, хотя не все они выглядели дурбами. Кое-кто обзавелся остатками меленраев и, по сути, напялил на себя, не заботясь о своём внешнем виде, считая, по-видимому, что броню меленрая ничто не возьмёт, а смотрится ли она на них со стороны, то на дорогу выходить, не на прогулку направляться, дабы показать себя в лучшем виде. У каждого человека за плечами уёмистые мешки – запас еды на несколько дней, на поясах большие питьевые фляги-сарки, на ногах – вечные или с вечной подошвой сапоги, на плечах походная одежда.
Не в пример людям, выродки шли налегке. Они могли поживиться чем-нибудь в придорожном лесу: поймать кого на обед или съесть что-нибудь растительное, ядовитое для людей. И вооружение их смотрелось куда скромнее: либо нож, либо копьецо, редко меч, порой даже без ножен.
Пожалуй, среди путров выделялся только К”ньец – его меч покоился в ножнах, кроме того он имел питьевую флягу, нож и аккуратный пукель. Хопперсукс находился при человеке и имел право быть похожим на людей.
Солнце продвинулось уже на треть к полудню и хорошо прогревало спины. Мутная дымка прикрывала горизонт, дорога порой делала резкие повороты, скрашивая однообразие окружающих пейзажей какой-нибудь приметной картинкой, поджидающей путников за очередным изгибом.
Впрочем, ничего особо примечательного не встречалось. Однако Камрату всё было в новинку. Исковерканная громадными ямами-провалами дорога, придорожная ржавая прошлогодняя трава с остатками голых стеблей, заросшие кюветы, отходящие куда-то от дороги тропинки, возможно, туда, где таились неведомые достопримечательности, но за редколесьем по одну и другую сторону невидимые.
В начале пути, скинув сонную одурь, Камрат то забегал вперёд, чтобы быстрее увидеть, что там сейчас появится за новым извивом дороги, то отставал, и его приходилось понукать, дабы не отставал и не задерживал движения.
Но в целом спутники, как и все другие вокруг, шли молча, монотонно переставляя ноги, не слишком торопясь для сохранения сил на весь день. Потому Камрат постепенно тоже втянулся в ритм движения и находил дорогу уже не такой увлекательной, а в меру занимательной.
Но вот неожиданно всё вокруг преобразилось. Округа, до того погружённая словно в матовую полудрёму, осветилась режуще ярким голубоватым светом, даль очистилась до хрустальной прозрачности и стали видны синеватые горбы Суременных гор, расположенных за сотни свиджей, а тени пешеходов обрели неправдоподобно четкие очертания.
– Збун идёт! – крикнул-мяукнул тонким голосом К”ньец и метнулся под ближайшее к дороге деревцо.
– Збун идёт! – неслось со всех сторон.
Люди и выродки разбегались с дороги в стороны, ища укрытия.
– Здесь ненадёжно, пропадём! – крикнул К”ньецу Свим. – Смотри, вон куда надо! – Он показал рукой направление и, упруго перебирая толстыми, оттого кажущимися коротковатыми ногами, помчался к одиноко стоящему крадубу, не позабыв ухватить за руку растерявшегося Камрата.
Мальчик слышал о збуне с детства, но никогда не попадал под него вне города. Раздающиеся крики не слишком его взволновали. Зато Свим точно знал, что надо делать.
Сучкастая и разлапистая крона крадуба, пока они бежали к нему, уже принимала меры и словно дымилась. Теневая листва, свернутая до того в крохотные комочки и готовая в любой момент ожить, быстро разворачивалась, окутывая крону большими полупрозрачными листьями, отчего она превращалась, только что по весеннему голая, в светло серую и, чуть погодя, в серебристо сверкающую на солнце громадную купу. Сквозь неё не просачивался ни один палящий луч – их отражали теневые листья.
Росший вокруг кустарник укорачивался в росте, как будто врастал в землю, и также засверкал зеркальцами теневых листочков, отбрасывая прочь от себя мертвящую энергию дневного светила…
И вот уже почти в течение целого блеска наши герои стояли под крадубом, укрываясь его толстенным стволом и имея над головой плотный зонт листьев.
Збун затягивался. Тут и там начали чернеть более слабые теневые листья, сгоревшие от неодолимого потока ультрафиолета. Прямо на глазах жухла едва проклюнувшаяся новая трава, а старая задымилась. Из недалекой рощицы молодых деревьев всё чаще раздавались звуки диких, а то и разумных, потерявших укрытие и попавших под смертоносное солнце.
Свим машинально, как заклятие, на все лады повторял один и тот же вопрос, непонятно к кому обращенный, но настойчивый:
– Когда всё это кончится?.. Когда же это кончится?.. Скоро ли…
К”ньец фыркал в ответ. Да и что он мог сказать, тем более что Свим и не ожидал от него и ни от кого другого ответов и понимал, что продолжительность збуна ни от чьих желаний не зависит. Случится, и полдня протянется смертельная пляска, и тогда все те, кто вышел из города в несчастливый для них день, могут поплатиться жизнью или получить увечья; выгорят леса и травы до корней, и после там лет десять ничего не будет расти. Выживут лишь те животные, которые успели забраться в норы или нашли другие надёжные убежища.
Толстый ствол крадуба, напоённый весенними соками, его мощная теневая защита многоэтажной листвы могли выдержать и сохранять укрывшимся жизнь долго, если даже умрёт само дерево. Но кому приятно стоять и ждать, чем всё это закончиться? Деревья к тому же имеют неприятную особенность – гореть…
– Хоть бы дунуло откуда, – страдальчески проговорил Свим, меняя тему своих причитаний.
– Вот этого мы и дождались, похоже, – сообщил хопс. – Глянь-ка вон туда. Тучка?
Свим высунулся из-за ствола, посмотрел в сторону, указанную выродком.
– О, мутные звезды! Сегодня что, праздник всех неприятностей и напастей? Неужели ещё случиться и дождь? В эту пору?
– Дождь и буря.
– Не накаркай!
Камрат почувствовал, как вздрогнул Свим, да и сам пережил, напрочь позабыв о сне, тревожные минуты, после слов К”ньеца о дожде и бури.
Сейчас в городе все разумные, даже вьючные торны, во избежание неприятностей сидят по домам или подземельям. Конечно, збун, дождь и буря для систем погоды города и его защиты не страшны. Они очистят воздух и воду, степлят их или охладят, сами могут вызвать ветер и дождь. Однако город с его санитарно-климатическими системами – песчинка в море природного холма песков, давящего и подпирающего её со всех сторон, и ей трудно одной противостоять внешним силам и сохранять свой микроклимат. Продолжительные по времени збуны, а также дождь и сопровождающая его буря в состоянии принести горожанам бедствие. Потому-то всё живое в городе по сигналу стремиться избежать возможных последствий извне и уходит глубже под спасительный пласт земли. Тогда и збун им не страшен, а дождь и буря пронесутся где-то там, наверху. Могут развалиться несколько ветхих строений, пострадать растительность, но её восстановление дело привычное, отработанное веками.
Здесь же, вне стен города, произойдёт то, о чём так часто рассказывала бабка Калея: кислотный дождь и всё сокрушающий ветер – самая большая неприятность для путников. От збуна можно отсидеться под могучим деревом, забраться в естественный грот на склоне холма, укрыться копольцем, а от ветра и дождя – только под надежной крышей, куда не дунет и не внесёт разъедающую одежду и плоть жидкость.
А где здесь такую крышу найти?
– То-то мне сегодня так не хотелось уходить из города, – сетовал, теперь по другому поводу, Свим. – Так Индрис своими сказками попутал. Так-то, значит, он видел перемены, старая тарахтелка! Волосы выпадут и кожа облезет…
– А у нас разве был выбор? – укоризненно отозвался К”ньец и выглянул из-за ствола, стараясь разглядеть надвигающуюся неприятность. – Для нас что збун, что дождь, а хуже было подставить Токана. Теском фундаренцев в последнее время совсем невзлюбил. А ты всё на Индриса валишь…
– Ты хочешь, чтобы я на небеса валил? Так это по приметам вашего клана. У людей во всём люди виноваты или неправы. Небо молчит, глядя на нас.
– Но и Индрис ни при чём, – последнее слово осталось за выродком.
Они надолго замолчали.
Камрата снова стало клонить ко сну. Недавнее волнение сменилось вялостью и безразличием. Он почему-то не верил предположению хопса о дожде и ветре. Весной их, как он знал, обычно не бывает. Вот наступит осень, тогда… Наверное… Сам он никогда не видел за пределами города ни дождя, ни ветра. Там, в городе, о погоде заботятся в кугуруме. У них график на весь год расписан – когда быть дождю, а когда пусть солнце светит.
К”ньец в очередной раз выглянул из-за дерева и решительно вышел из-под его защиты.
– Всё, збун кончился.
Люди, вернее Свим, а уж потом Камрат, и без его напоминания заметили перемены: краски потускнели и не слезили глаза, чёрный редкий лес окружил их.
Не в силах уже стоять, Камрат присел.
– Будем искать другое укрытие или останемся здесь? – Свим похлопал по щелистой коре крадуба. – Он выдержит любую бурю, а теневые листья ещё долго будут служить навесом.
К”ньец приподнял голову, принюхался. Короткие и редкие его усы зашевелились от воздушного потока или, возможно, выродок сам ими управлял и настраивал для каких-то целей. Камрату стало смешно, хотя и смотрел он за действиями хопса осоловелыми глазами.
– Ветер, – наконец сказал выродок. – Ветер есть, а тучи и бури нет… Хотя, думаю, что-нибудь с неба покапает. Копольцы надо надеть. Камрат, у тебя есть копольц?
Мальчик неуверенно пожал плечами и полез в свой заплечный мешок.
– Да, есть, – сказал он облегченно. – Бабка положила. Но я… – он замялся, копольц не раскрывался.
– Раздёрни петли, – подсказал Свим. – Так. Надевай на голову и не снимай, пока К”ньюша не скажет.
Они вышли на дорогу и через несколько шагов наткнулись на агонизирующего в смертельных судорогах выродка из кошачьих, по-видимому, тигров. Его мощный полосатый хвост бил по каменной твердости турусу, но сам путр уже ничего не соображал и не видел подошедших к нему разумных. Почему он не укрылся от збуна, Свим решил не выяснять, и оттолкнул любопытствующего мальчишку от места трагедии. Выродку практически выжгло спину и тыльную часть черепа. Странно, что он был ещё жив.
К”ньец обошёл поверженного и внимательно осмотрел его.
– Его убили, – оповестил он сдержано о результатах осмотра. – Точнее, он не мог покинуть дорогу и найти укрытие из-за раны. В бок. Наверное, кто-то в начале збуна и в суматохе, возникшей вокруг, успел ткнуть его ножом.
Свим поправил поля копольца – широкополой шляпы от дождя и збуна, мрачно заметил:
– Удар втихую. Значит, по соседству с нами есть кто-то и, возможно, не один, для кого такое сделать просто. За что только?.. Будем внимательны.
Он рыскнул глазами вокруг. На дорогу выбирались люди и путры, проходили мимо, безучастно бросая короткий взгляд на погибшего. Похоже, им видеть такое было не в новинку. И то, ведь на дорогу выходят разные люди и путры, ищущие своего. Иногда их интересы не совпадают, а уступить никто не хочет. Так было всегда, так всегда и будет…
Свим хмуро провожал их, сверля спины, однако разве простым разглядыванием узнаешь, кого следует бояться?
– А ты, Камрат, – сухо проговорил он и положил руку ему на плечо, утверждая свое старшинство, – от нас ни на шаг. Нет, лучше будь всё время между нами. И вот ещё что. Если заметишь, как кто-то там… следит за нами или исподтишка подбирается, то сразу дай нам знать. Толкни, крикни или пни в ногу, в конце концов. Понял?
– Понял, – мысли о сне у Камрата сразу улетучились.
Смерть выродка его не удивила, не потрясла, и он остался к ней равнодушным. Другое дело – замечание Свима. Он прав. Выродок пропустил ножевой удар, значит, он был нанесён умелой рукой, и можно ожидать такого подлого удара и себе в бок. Пожалел, что не вооружен. Сказал:
– Мне бы нож хотя бы…
Свим хмыкнул, но промолчал, будто и не слышал просьбы мальчика.
– Жарко становится, – глядя вдоль дороги, чуть позже заявил он.
Непонятно было, к чему его слова относились: к полудню солнце и случившийся збун хорошо прогрели воздух, и можно было бы снимать куртки, или он имел в виду случай с убитым выродком.
Глава 8
Во второй половине дня, после краткой остановки на еду, Камрат стал отставать от своих попутчиков. Бесконечные каверны на дороге заставляли идти не напрямую, а всё время менять направление, обходить глубокие провалы, зарастающие так медленно, что прошло уже много веков, когда сюда падали устройства древних и разрывали крепчайший турус, а ямы так и остались.
Дробный перестук копытец К”ньюши поторапливал. Свим оборачивался, придерживал шаг.
– Ну что, малыш, устал? – наконец спросил он участливо и взял мальчика за руку.
Камрат неодобрительно посмотрел на него и промолчал.
Ему не хотелось само утверждаться. Назвал вот опять малышом… Руку всё время на плечо кладёт на правах старшего и покровителя… Так и пусть себе, решил он.
Свим его взгляд понял по-своему.
– Э, малыш. Да ты совсем разомлел. Слушай, – воскликнул он, словно чему-то несказанно обрадовался, – а давай я тебя на руках понесу.
– Зачем это? – поинтересовался Камрат.
– Как зачем. Отдохнешь немного… Вот так. – Свим подхватил мальчика руками снизу, как носят младенцев.
Первые мгновения Камрат не осознал произошедшего, потом его охватила гамма чувств: стыд, бешенство на Свима, бессилие. Последнее не в смысле, что он не смог бы справиться с дурбом, а в нежелании навредить складывающимися между ними отношений.
– Пусти! – крикнул он сдавлено. – Ты чего это?!
Свим засмеялся, плотнее прижал тело мальчика к себе.
– Да отдохни ты чуток! – попытался он урезонить брыкающуюся ношу.
– Я не устал, чтобы отдыхать! – вопил Камрат. – Да отпусти ты! Что привязался?
К”ньец фыркал от удовольствия наблюдать нешуточную схватку-возню, начавшуюся между людьми.
– Как хочешь, – Свим опустил мальчика, тот стремглав отскочил от него на несколько берметов, едва не угодив в яму с острыми краями туруса. Свим перевел дыхание, спросил его: – Ты чего такой тяжелый. – Маленький, маленький, а К”ньюша вон, раза в два тебя легче будет.
– Сам маленький. Разве не знаешь, почему я тяжелее? Он кошка, а я – человек. И больше никогда не бери меня на руки! Ты понял?
Свим захохотал, К”ньец зафыркал, вторя ему, а Камрат кипел в праведном возмущении и ничего смешного не находил…
Они ещё не знали, что пройдёт не так уж много времени, а не Свим Камрата, а Камрат Свима будет выносить на руках из под ударов недругов, что легкое тело К”ньюши заслонит их и выдержит натиск неведомой силы, напавшей на них невесть откуда, что…
Они еще ничего этого не знали…
Дурб смеялся, хопс фыркал, Камрат возмущался – это и только это было настоящим, а будущее терялось в туманной дали…
А Камрат и вправду не устал. Он лишь утомился от монотонности самой ходьбы и однообразия дороги. Одно, что столько он никогда не ходил. Другое – идёшь, идёшь, а по сторонам одно и тоже: кустарник, деревца, полянки. Чуть дальше, по обе стороны дороги унылый пейзаж – равнина, дорога уходит прямо вперёд – и это все ориентиры.
То ли дело в городе. Улица на улицу не похожи, иногда в такое место забежишь, что рот сам раскрывается от удивления. Да и ходить на такие дистанции он не умел, Калея даже его на такое и не настраивала. И ночь бессонная всё-таки сказывалась, наверное, хотя, бывало, он довольствовался сном в семь-восемь прауз. А те несколько минут, когда он прикорнул утром в ожидании открытия ворот, не в счёт.
К вечеру они дошли до развалин бывшего когда-то большого города. Когда в нём процветала жизнь, и как он прежде назывался, никто уже не знал. С того времени прошло пять тысяч, десять тысяч лет, а может быть и больше… Руины покрылись напластованиями земли, занесенной ветрами, поросли травой и кустарником, отдельные деревья гордо росли на самых высоких местах. Когда-то мощные стены с надёжной койной будто погрузились под тяжестью вниз.
Глядя на древний город со стороны, можно было строить любые беспочвенные предположения о причинах его запустения. Таких городов на Земле хватало: войны, отказы систем жизнеобеспечения, выморочность жителей, землетрясение – всё могло быть. Оттого создавалось впечатление, что странно изрытая земля с резкими провалами и выбросами вверх на большой площади когда-то подверглась варварскому нападению или пережила ужасную встряску – её исковеркали, изломали и так и оставили. Либо позабыли привести в порядок, либо бросили в назидание потомкам.
Остатки города, полуразвалившиеся здания, располагались по обе стороны дороги, и на всём её протяжении путники могли их использовать для остановки на ночь. Здесь располагались пункты для восстановления сил вьючными торнами, здесь кормились за обменные рахмы несколько десятков человек и выродков, предлагавшие желающим уединиться и не толпиться перед раздаточными, подстилки с крышей над головой и кое-какую снедь.
Вглубь городских развалин заходить никто не отваживался, там могли водиться дикие или воинственные гурты с извращёнными нравами.
Туда, в забытые кварталы руин, не заглядывали даже тескомовцы.
Войдя в город, Камрат приободрился. Свим уже сказал о ночёвке, которую они проведут здесь, и мальчик, осматриваясь с жадным любопытством – первый в его жизни брошенный древний город. Тем не менее, каждое мгновение ожидал от Свима или К”ньеца, в данном случае для него не имело значения, кто это сделает – человек или хопперсукс, заветной фразы, и их долгая изнуряющая ходьба наконец-то закончится, и можно будет отдохнуть целую ночь.
Однако обжитые места с раздаточными остались позади, справа и слева встречались только руины с редкими зазывалами провести ночь именно в их убежище, а его новые друзья не реагировали на заманчивые предложения и шагали всё дальше. Солнце уже прочно зацепилось за горизонт, окрасив его кровавыми полосами, а они всё шли и шли. Свим несколько раз, обращаясь к Камрату, произносил:
– Потерпи, малыш!
– Мы что, решили из города выйти? – спросил мальчик и тут же получил ответ.
– Здесь, – кратко мяукнул К”ньец и свернул на неприметную тропинку, ведущую к высокому, поросшему лесом холму.
Под холмом за раскидистым кустом таилась невысокая, Камрату по грудь, дверца под цвет руины, над которой образовался холм.
К”ньец присел перед дверью, обнюхал ее по периметру, шевеля усами и двигая ушами.
– Чисто, – деловито сообщил он. – Но кто-то подходил сюда и пытался её открыть. Похоже, – он втянул носом воздух, – крысы. Но не дикие.
– Этого нам ещё не хватало. – Свим помял губы пальцами. – Давно они здесь побывали?
– Дня два назад.
– Куда ни шло. Будем надеяться на лучшее. Открывай! – распорядился дурб и взял Камрата за руку. – Пригнись!
За миниатюрной дверцей оказалась небольшая совершенно пустая комната – прихожая – с довольно высоким потолком, достаточным, чтобы Свим мог выпрямиться. Из прихожей выходили сразу три двери. Правда, от самих дверей ничего не осталось – одни проёмы. Один из них, центральный, был проломлен снизу с обеих сторон, словно сквозь него протаскивали что-то широкое и невысокое. Через него спутники Камрата прошли дальше.
Темнота не мешала выродку ориентироваться, Свим шёл следом за ним также более чем уверенно, поскольку бывал здесь неоднократно. Зато Камрат умудрился вначале обо что-то споткнуться, а затем и удариться коленом.
– Ты поосторожнее, – напомнил ему Свим, – тут когда-то перекрытие межэтажное проломилось.
Мальчик промолчал. По нему, так надо было раньше предупредить, а не после того, как он саданулся коленом.
В центре подвального, а может быть, какого-то этажа древнего здания, куда они пришли, скупо освещённого вечными светильниками, в виде невысокой тумбы был сооружён открытый сверху очаг, рядом примостилась горка хвороста, высушенного до ломкости. И стоило только хопсу поднести огонь к костерку дров в очаге, как они загорелись веселым ярким пламенем и лучше осветили помещение.
– Посиди, малыш. Сейчас что-нибудь приготовим на ужин горячего.
– Я не хочу.
– Но-но! – строго прикрикнул Свим. – Есть надо, а ждать придётся не долго. Потерпи уж.
И пока Камрат мутным взглядом блуждал по стенам, освещенным колеблющимся светом костерка, и равнодушно отмечал их крепость, К”ньец колдовал у очага и вскоре сунул в одну руку мальчику кусок хлеба с подогретым прителем, а в другую – кружку горячего сладковатого навара, отдающего запахом коввты, однажды опробованной Камратом по настоянию бабки Калеи.
Ужин не занял много времени. Камрат тут же заснул прямо у очага. Блаженная улыбка застыла на его грязноватом лице – он забыл вытереться рукавом куртки.
– Совсем мальчишка обессилел, – проговорил Свим, нарушая затянувшееся молчание, и глубоко вздохнул. – Мы всё-таки зря его за собой потащили. Не находишь?
Выродок изогнулся в спине с ленивой грацией, подбросил в огонь хворостину, задумчиво покачал головой.
– Я размышлял о том же всю дорогу.
– Ну да. Двух лишних слов за день не сказал.
– Потому и не сказал.
Читать бесплатно другие книги:
