Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра Клавелл Джеймс

Глава 42

Орланда Рамуш открыла дверь своей квартиры и поставила промокший зонт в подставку.

– Входите, Линк, – вся сияя, пригласила она. – Minha casa vossa casa. Мой дом – ваш дом.

– Вы уверены? – улыбнулся Линк.

Она беспечно засмеялась:

– А! Посмотрим. Это лишь старинный португальский обычай… предлагать свой дом. – Она снимала блестящий, очень модный плащ. Он тоже стаскивал плащ – промокший насквозь и поношенный.

– Так, давайте я его повешу. О, насчет того что натекло, не беспокойтесь, моя ама все подотрет. Заходите.

В гостиную, очень женскую, обставленную со вкусом, аккуратную и прибранную, было приятно зайти. Орланда закрыла за Бартлеттом дверь и повесила его пиджак на вешалку. Он подошел к высокой стеклянной двери балкона. Квартира располагалась на восьмом этаже Роуз-Корт на Коутуолл-роуд.

– Дождь всегда так поливает? – спросил он.

– В настоящий тайфун гораздо сильнее. В день может выпасть от двенадцати до восемнадцати дюймов[15]. К тому же случаются оползни, и смывает целые кварталы поселенцев.

Он посмотрел вниз сквозь низко нависшие тучи. Почти весь вид закрывали многоэтажные дома, которые тянулись лентой по краям извилистых дорог, врезающихся в склоны холмов. Мигали огоньки Сентрал и береговой линии далеко внизу.

– Будто на самолете летишь, Орланда. В ясную ночь вид, должно быть, потрясающий.

– Да-да, потрясающий. Мне очень нравится. Весь Коулун как на ладони. Пока не построили Синклер-тауэрс – вот этот большой дом прямо перед нами, – отсюда открывался лучший вид во всем Гонконге. Вам известно, что Синклер-тауэрс принадлежит «Струанз»? Думаю, Иэн Данросс приложил руку к его строительству, чтобы досадить Квиллану. У Квиллана здесь квартира на самом верху… по крайней мер, была.

– Башня испортила ему вид?

– Напрочь.

– Накладно досаждать таким образом.

– Отнюдь. И тот и другой дом приносит огромную прибыль. Квиллан говорил, что в Гонконге все окупается за три года. Чем надо обладать, так это недвижимостью. Можно заработать… – Она усмехнулась. – При желании вы могли бы значительно увеличить ваше состояние.

– А если я захочу остаться, где стоит поселиться?

– Здесь, на Мид-Лэвелз. Выше, на Пике, всегда очень влажно, стены отсыревают, и все плесневеет. – Она сняла с головы шарфик и, тряхнув ею, распустила волосы. Потом села на ручку кресла, смотря Бартлетту в спину и терпеливо ожидая.

– Вы здесь давно живете? – спросил он.

– Пять лет, почти шесть. С того времени, как был построен дом.

Повернувшись, он оперся на подоконник.

– Вид прекрасный, – оценил американец. – Как и вы.

– Благодарю вас, любезный сэр. Не желаете ли кофе?

– Да, спасибо. – Линк Бартлетт провел пальцами по волосам, вглядываясь в картину маслом. – Это Квэнс?

– Да. Это Квэнс. Подарок Квиллана. Эспрессо?

– Да. Черный, пожалуйста. Всегда хотелось лучше разбираться в живописи… – Он чуть не добавил: «Вот Кейси, та разбирается», но остановил себя, глядя, как Орланда открывает дверь кухни. В просторном современном помещении было полно самой разной утвари. – Кухня у вас словно сошла со страниц журнала «Дом и сад»!

– Это все Квиллан придумал. Он любит поесть, и ему нравится готовить. Весь дизайн его, а остальное… остальное – мое, хотя именно он научил меня отличать сделанное со вкусом от китча.

– Вы жалеете, что расстались с ним?

– И да и нет. Это джосс, карма. Он… это был джосс. Время пришло. – Она произнесла это так спокойно, что Бартлетт был тронут. – Это не могло продолжаться долго. Нет. Могло бы, но не здесь. – Он заметил, что на какой-то миг Орланду охватила грусть, но она отмела ее и занялась сверкающей кофеваркой. На полках не было ни пятнышка. – Квиллан – ярый поборник чистоты, слава богу, это сказалось и на мне. С моей ама, А Фат, просто с ума сойдешь.

– Она живет здесь?

– О да, да, конечно, но сейчас она пошла за покупками. Ее комната в конце коридора. Посмотрите квартиру, если хотите. Я скоро.

Исполненный любопытства, Бартлетт потихоньку вышел. Прекрасная столовая с круглым столом на восемь персон. Спальня в белых и розовых тонах, светлая и воздушная, мягкие занавеси, свешивающиеся с потолка вокруг огромной кровати, превращали ее в королевское ложе о четырех столбиках с пологом. Со вкусом составленный букет цветов. Современная ванная комната, где все подобрано в тон и даже полотенца под цвет плитки. Вторая спальня, здесь – книги, телефон, электронная аппаратура, кровать поменьше, аккуратно и стильно.

«Кейси до нее далеко», – отметил про себя Бартлетт, вспомнив бесшабашный холостяцкий беспорядок в маленьком домике посреди глубокой котловины, вольный хаос, на который хозяйка не обращала внимания: красная кирпичная кладка, везде стопки книг, вертел для барбекю, тут же телефон, копировальный аппарат и электрическая пишущая машинка. Смущенный тем, что подобное пришло ему в голову, что он, похоже, автоматически сравнивает двух женщин, Бартлетт, бесшумно ступая, прошел мимо комнаты ама назад к кухне. Сосредоточенная на кофеварке, Орланда не замечала, что американец смотрит на нее. Ему это доставляло удовольствие.

Сегодня, очень обеспокоенный, он позвонил ей рано утром и разбудил, желая напомнить, чтобы она – так, на всякий случай – показалась врачу. Когда после всей суматохи прошлой ночью Бартлетт, Кейси и Данросс оказались на берегу, Орланда уже уехала домой.

– О, Линк, благодарю за звонок. Как это любезно с вашей стороны! Нет, у меня все в порядке. – Счастливая, она тараторила, торопясь хоть что-то сказать. – Во всяком случае, сейчас. А вы как себя чувствуете? Как Кейси? О, не знаю, как вас и благодарить. Я просто окаменела от ужаса… Вы спасли мне жизнь, вы и Кейси…

Они весело поболтали, она пообещала, несмотря ни на что, показаться врачу, и тогда он спросил, не хочет ли она позавтракать. Она тут же сказала «да», и он поехал на гонконгскую сторону, наслаждаясь проливным дождем и приятной прохладой. Завтрак на крыше отеля «Мандарин», яйца «бенедикт», тосты и кофе, великолепное настроение, лучащаяся Орланда, которая не переставала выражать признательность ему и Кейси.

– Я думала, мне конец. Я знала, что утону, Линк, но мне было слишком страшно, и я не могла кричать. Если бы вы не проделали это так быстро, я никогда бы… Как только я погрузилась в воду, там уже была милая Кейси. Я и сообразить ничего не успела, как уже снова жила и опасность была позади…

У него в жизни не было такого замечательного завтрака. Она окутала его мягким коконом заботы, передавала тост, наливала кофе, поднимала упавшую салфетку, и об этом не нужно было просить. Она развлекала его и давала развлекать себя. Уверенная и женственная, она заставляла его чувствовать себя сильным и мужественным. А однажды, будто невзначай, накрыла его руку своей ладонью – длинные пальцы, изящные ногти, – и это прикосновение он чувствовал до сих пор. Потом он проводил ее домой, подвел к тому, чтобы она пригласила его подняться, и вот теперь он здесь и, скользя по ней взглядом – шелковая юбка и сапоги в русском стиле, блузка навыпуск, обтягивающая осиную талию, – наблюдает, как она хлопочет на кухне.

«Господи, – подумал он, – лучше будь поосторожнее».

– О, я вас не заметила, Линк. Для мужчины вашего роста вы ходите так тихо!

– Прошу прощения.

– Не нужно извинений, Линк! – Пар уже шипел вовсю, и капли кофе стали наполнять чашки. – Корочку лимона?

– Да. Спасибо. А вы?

– Нет. Я предпочитаю капучино.

Великолепный аромат кофе уже разносился вокруг, и под тонкое гудение кофеварки она подогрела молоко и отнесла поднос в уголок для завтрака. Серебряные ложки, прекрасный фарфор. Воздух был словно наэлектризован, но оба делали вид, что не замечают этого.

Бартлетт смаковал напиток маленькими глотками.

– Чудесный кофе, Орланда! Такого я еще не пил. И вкус у него какой-то необычный.

– Я добавила немного шоколада.

– Вам нравится готовить?

– О да! Очень. Квиллан говорил, что я хорошая ученица. Люблю заниматься домашним хозяйством, собирать гостей, и Квиллан всегда… – Она чуть нахмурилась и теперь смотрела ему прямо в глаза. – Похоже, я постоянно упоминаю о нем. Прошу прощения, но это по-прежнему… по-прежнему получается как-то автоматически. Он был первым в моей жизни, и единственным, поэтому стал частью меня, и от этого не избавиться.

– Не нужно объяснять, Орланда, я пони…

– Я знаю, но мне хочется объяснить. Настоящих друзей у меня нет, и я никогда ни с кем не говорила о нем, но почему-то… почему-то, ну, мне нравится быть с вами, и… – На ее лице вдруг расцвела широкая улыбка. – Конечно! Я забыла! Теперь вы отвечаете за меня! – Засмеявшись, она захлопала в крошечные ладошки.

– Что вы имеете в виду?

– Вы встали на пути джосса, или судьбы. Таков китайский обычай. О да. Вы вмешались в промысел богов. Вы спасли мне жизнь, потому что без вас я, несомненно, погибла бы – вероятно, погибла бы, – но на то была бы воля богов. Но вы вмешались и взяли их ответственность на себя, так что теперь вам придется заботиться обо мне всегда! Вот какой прекрасный, мудрый китайский обычай! – В глазах у нее заплясали чертики. Он никогда не видел таких белых белков, такой ясной карей радужки, такого привлекательного лица. – Всегда!

– Заметано! – рассмеялся он вместе с ней. Радость ее была так велика, что просто обволакивала.

– О, прекрасно! – воскликнула она, а потом, уже чуть серьезнее, тронула его за руку. – Это лишь шутка, Линк. Вы такой галантный, а я не привыкла к галантности. Я официально освобождаю вас – моя китайская половина освобождает вас от этого долга.

– А может, я не хочу, чтобы меня освобождали.

Он тут же заметил, как широко раскрылись ее глаза. Всю грудь у него сжало, сердце забилось. Аромат ее духов вызывал просто танталовы муки. И тут взаимное влечение накрыло их обоих огромной волной. Рука Бартлетта коснулась ее волос, таких шелковистых, тонких и чувственных. Коснулась в первый раз. И стала ласкать. Легкая дрожь, и они уже слились в поцелуе. Мгновение – и ее губы ответили, мягкие, чуть влажные, без помады, такие свежие и приятные на вкус.

Желание обоих росло. Его рука оказалась у нее на груди, и она чувствовала тепло ладони через шелковую ткань. По ней снова прокатилась дрожь, она попыталась отстраниться, но он крепко держал ее, нежно поглаживая, и сердце у него колотилось. Тогда ее руки легли к нему на грудь и, продлив немного это прикосновение, надавили. Она прервала поцелуй, но не отстранилась, тяжело дыша, опьяненная, как и он, с тем же бешено колотящимся сердцем.

– Линк… ты…

– С тобой так хорошо, – тихо проговорил он, прижимая ее к себе. Он наклонился, чтобы поцеловать ее еще раз, но она увернулась.

– Погоди, Линк. Сначала…

Он поцеловал ее в шею и попытался еще раз поцеловать в губы, чувствуя, как ей этого хочется.

– Линк, погоди… сначала…

– Сначала поцелуй, потом «погоди»!

Она рассмеялась. Напряжение спало. Он обругал себя за ошибку. Им и так владело огромное желание, а встречный порыв возбудил его еще больше. Теперь момент прошел, и они снова ходили вокруг да около. Закипевшая было злость не успела овладеть им, потому что Орланда прильнула к нему в поцелуе. Злоба тут же прошла. Осталось лишь тепло.

– Ты слишком сильный для меня, Линк. – Голос у нее был хриплый, руками она обвивала его шею, хоть и несмело. – Слишком сильный, и слишком притягательный, и слишком милый, и я на самом деле, действительно обязана тебе жизнью. – Лаская его шею, она глянула на него снизу вверх так, что он весь напрягся: все ее оборонительные порядки выстроены, крепкие и неприступные. «Наверное», – подумал он. – Сначала поговорим, – попросила она, отстраняясь, – а потом, возможно, поцелуемся еще.

– Хорошо, – кивнул он и тут же устремился к ней.

Но она приложила палец к губам, и его надеждам не дано было сбыться.

– Мистер Бартлетт! Американцы все такие?

– Нет, – не задумываясь, ответил он, но ее было непросто сбить с толку.

– Да. Я знаю. – Голос теперь звучал серьезно. – Я знаю. Именно об этом я и хотела поговорить с тобой. Хочешь кофе?

– Да, конечно, – сказал он. И стал ждать, не зная, как быть дальше, оценивая ее, желая, не в силах что-то понять в этой неразберихе, очарованный ситуацией и Орландой.

Она аккуратно налила кофе. Он был такой же вкусный, как и в первый раз. Бартлетт уже овладел собой, хотя сладкая боль не проходила.

– Пойдем в гостиную, – предложила она. – Я принесу твою чашку.

Он поднялся и обнял ее за талию. Она не возражала, и он почувствовал, что ей тоже нравится его прикосновение. Он опустился в одно из глубоких кресел.

– Сядь сюда. – Он похлопал по ручке кресла. – Пожалуйста.

– Потом. Сначала я хочу поговорить. – С чуть застенчивой улыбкой она устроилась на диване напротив. Диван, обитый темно-синим бархатом, подходил к китайскому коврику на сияющем паркетном полу. – Линк, я знакома с тобой всего несколько дней, и я… я не девочка, с которой проводят время. – Произнеся это, Орланда покраснела и продолжала, торопясь предупредить то, что он собирался сказать: – Извини, но я не такая. Квиллан был у меня первым и единственным, и просто интрижка мне не нужна. Мне не хочется безумных или просто приятных «кульбитов» в постели и застенчивых или болезненных расставаний. Я научилась жить без любви, я просто не смогу пройти через все это снова. Я действительно любила Квиллана, а сейчас не люблю. Мне было семнадцать, когда мы… когда у нас это началось, а сейчас двадцать пять. Мы врозь почти три года. Три года все уже кончено, и я больше не люблю его. Я не люблю никого, и извини, извини, но я не девочка для развлечений.

– Я никогда не считал тебя такой, – промолвил он, хотя в глубине душе сознавал, что лжет, и проклинал судьбу за невезение. – За кого ты, черт возьми, меня принимаешь?

– Я принимаю тебя за прекрасного человека, – тут же ответила она со всей искренностью. – Но в Азии девушка – любая девушка – очень быстро понимает, что мужчины думают лишь о постели и что на самом деле это все, что им нужно. Извини, Линк, просто переспать – это не для меня. Может, когда-нибудь это и станет моим, но сейчас это не мое. Да, я евразийка, но я не… ты понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно, – ответил он. И добавил, прежде чем смог остановиться: – Ты говоришь: «Вход воспрещен».

Она уже не улыбалась, а лишь неотрывно смотрела на него. От ее грустного вида сердце сжалось.

– Да, – медленно вставая и чуть не плача, проговорила она. – Да, видимо, так и есть.

– Господи, Орланда. – Он подошел к ней и взял за плечи. – Я не это имел в виду. Я не хотел тебя обидеть.

– Линк, я не пытаюсь дразнить тебя, или играть в какие-то игры, или вредни…

– Я понимаю. Черт возьми, я не мальчик, и я не домогаюсь или… я тоже не занимаюсь тем, что ты говоришь.

– О-о, я так рада! На какой-то миг… – Она подняла на него глаза, и от ее невинного взгляда он просто растаял. – Ты не сердишься на меня, Линк? Я имею в виду, что я… я ведь не зазывала тебя сюда. Вообще-то, ты сам настоял.

– Я знаю, – проговорил он, обнимая ее и думая: «Это правда, как и то, что я хочу тебя. Не знаю, что ты собой представляешь, кто ты, но хочу тебя. Но что мне нужно от тебя? Что мне действительно нужно? Волшебства? Или просто секса? Волшебство ли ты, что я искал всю жизнь, или еще одна шлюха? Какие у тебя преимущества перед Кейси? Соразмерны ли для меня ее преданность и шелковистость твоей кожи? Помнится, Кейси однажды сказала: „Любовь состоит из многого, Линк. Секс лишь одна из ее составных частей. Лишь одна. Подумай обо всех остальных. О женщине следует судить по тому, как она любит, но нужно и понимать, что такое женщина“». Однако тепло Орланды обволакивало, она прижалась лицом к его груди, и его плоть снова ожила. Он поцеловал ее в шею, не желая сдерживать страсть.

– Какая ты, Орланда?

– Я… я могу лишь сказать, какой не являюсь, – произнесла она своим тоненьким голоском. – Я никогда не пристаю. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто я пытаюсь дразнить тебя. Ты мне нравишься, ты мне очень нравишься, но я не… я не девочка на одну ночь.

– Я знаю. Господи, отчего ты так думаешь? – Он увидел, что ее глаза заблестели от слез. – А вот плакать ни к чему. Совсем ни к чему. О’кей?

– Хорошо. – Она отстранилась, открыла сумочку и, достав салфетку, вытерла слезы. – Айийя, я веду себя как девчонка, которой нет и двадцати, или как непорочная весталка. Извини, но это получилось так внезапно. Я была не готова к… Я чувствовала, что мне плохо. – Она глубоко вздохнула. – Приношу свои смиренные извинения.

– Не принимается, – усмехнулся он.

– Слава богу! – Она пристально смотрела на него. – Вообще-то, Линк, обычно я без проблем справляюсь и с сильными, и с кроткими, и с хитрыми – даже очень хитрыми. Думаю, мне известны самые разные женские подходы. Сам собой вырабатывается некий план игры, чтобы противостоять им еще до того, как они начнут. Но с тобой… – Подумав, она добавила: – Извини, но с мужчинами почти всегда одно и то же.

– Это плохо?

– Нет, но представь себе: ты входишь в комнату или в ресторан и ощущаешь на себе эти плотоядные взгляды. Я всегда думала: интересно, как бы на моем месте чувствовал себя мужчина? Вот ты молодой и симпатичный. Что бы ты делал, если бы женщины так встречали тебя, куда бы ты ни пошел? Скажем, идешь ты сегодня по холлу «Ви энд Эй» и видишь, как женщины всех возрастов – включая древних бабулек со вставными челюстями, старых мегер в париках, толстых, безобразных и вульгарных, – откровенно пялятся на тебя, раздевают глазами, пытаются подобраться поближе, погладить тебя по заднице, таращатся на твою грудь или ширинку. У большинства дурно пахнет изо рта, от них несет потом и другой какой-то гадостью. И ты знаешь, что они представляют, как ты с готовностью и с удовольствием кувыркаешься с ними в постели.

– Мне бы это совсем не понравилось. Кейси, когда она стала работать со мной, говорила то же самое, но другими словами. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Орланда. По крайней мере, могу представить. Но ведь так устроен мир.

– Да, и порой это просто ужасно. О, я не хочу быть мужчиной, Линк. Я очень довольна тем, что я женщина, но иногда это на самом деле просто ужасно. Понимать, что в тебе видят какое-то вместилище, которое можно купить, что после всех этих «удовольствий» ты должна сказать жирному старому развратнику с тошнотворным запахом изо рта: «Большое спасибо», принять свои двадцать долларов и ускользнуть в ночь, как воришка.

– Куда это нас занесло и как? – нахмурился он.

Она засмеялась:

– Ты поцеловал меня.

Он ухмыльнулся, довольный, что им так хорошо вместе.

– Верно. Значит, я, видимо, заслужил лекцию. Признаю себя виновным. Ну а как насчет обещанного поцелуя?.. – Он даже не двинулся с места. Бартлетт зондировал почву, закатывал пробные шары. «Теперь все переменилось. Конечно, я хотел – как она это назвала? – переспать. Ну да. И по-прежнему хочу, даже больше, чем раньше. Но теперь у нас все переменилось. Теперь мы играем в другую игру. Не знаю, хочется ли мне в нее играть. Правила стали другими. Раньше было просто. Теперь, может быть, еще проще». – Ты такая красивая. Я говорил тебе, что ты красивая? – сказал он, стараясь уйти от вопроса, который ей не терпелось обсудить открыто.

– Я хотела поговорить об этом поцелуе. Видишь ли, Линк, честно говоря, я просто не была готова к тому – что уж тут скрывать – к тому, что меня так захлестнуло. Думаю, это самое подходящее слово.

Он дал этому слову повисеть в воздухе.

– Это хорошо или плохо?

– И то и другое. – Она улыбнулась, и у глаз появилась сеточка морщин. – Да, меня захлестнуло мое собственное желание. Вы, мистер Бартлетт, не такой, и это тоже очень плохо – или очень хорошо. Я… я целовалась с наслаждением.

– Я тоже. – Он снова ухмыльнулся, глядя на нее. – Можешь называть меня Линк.

Она помолчала.

– Я никогда не испытывала такого желания, которое захлестывало бы меня всю, и поэтому очень испугалась.

– Не надо бояться, – усмехнулся Бартлетт. А сам раздумывал, как быть. Инстинкты говорили: уходи. Инстинкты говорили: останься. Мудрость предлагала помалкивать и выжидать. Слышно было, как бьется сердце и как стучит в окна дождь. «Лучше уйти», – подумал он.

– Орланда, думаю, что аб…

– У тебя есть время поговорить? Совсем недолго? – спросила она, почувствовав его нерешительность.

– Да. Да, конечно.

Ее пальцы отвели волосы с лица.

– Я хотела рассказать о себе. Мой отец работал у Квиллана в Шанхае. Мне кажется, я знала Квиллана всю жизнь. Он помог оплатить мое образование, в частности в Штатах, и всегда был добр ко мне и моей семье. У меня четыре сестры и брат – я самая старшая, – и они все теперь в Португалии. Когда после окончания колледжа я вернулась из Сан-Франциско в Шанхай, мне было семнадцать, почти восемнадцать, и… Ну, он ведь человек привлекательный, привлекательный для меня, хотя иногда очень жестокий. Очень жестокий.

– Как это проявляется?

– Он верит в личную месть, считает, что мужчина – если он настоящий мужчина – имеет право мстить. В Квиллане очень сильно мужское начало. Он всегда был добр ко мне. И сейчас добр. – Она изучающе посмотрела на него. – Квиллан до сих пор помогает мне деньгами, до сих пор платит за эту квартиру.

– Ты не обязана рассказывать мне это.

– Я знаю. Но мне хотелось бы – если ты готов выслушать. Тогда ты сможешь принять решение.

Он оценивающе посмотрел на нее: