Слова сияния Сандерсон Брендон

Я не пытаюсь использовать свою скорбь как оправдание, лишь как объяснение. Люди ведут себя странно, после того как столкнутся с неожиданной потерей. Хотя Ясна была вдали от меня некоторое время, ее потеря стала неожиданной. Я, как и многие, считала ее бессмертной.

Из личного дневника Навани Холин, йесесач, 1174

Знакомый скрежет деревянного моста, который становится, куда нужно. Солдаты сначала идут по камням, и звук их мерных шагов звучит глухо, а потом они переходят на дощатый мост, и топот делается гулким. Где-то далеко кричат разведчики, возвещая о том, что путь свободен.

Далинар хорошо знал звуки, сопровождавшие вылазку на плато. Когда-то он жаждал их услышать. От вылазки до вылазки испытывал нетерпение, всей душой стремясь разить паршенди своим клинком, добывать богатство и признание.

Тот Далинар желал искупить свой позор – то, как он лежал в пьяном забытьи, пока его брат сражался с убийцей.

Во время вылазки на плато вокруг простирался однообразный пейзаж: голые, зазубренные скалы, большей частью того же тусклого цвета, что и каменная равнина, на которой они располагались, и лишь время от времени тут и там попадались кучки камнепочек с закрытыми панцирями. Эти растения не зря так назывались – их часто путали с камнями. Ничего другого нельзя было увидеть от того места, где ты стоял, до самого горизонта; и все, что можно было принести с собой, все, имевшее отношение к людям, казалось пустячным по сравнению с необъятностью этих бесприютных плато и смертоносных ущелий.

За много лет эта работа превратилась в рутину. Маршировать под белым, точно расплавленная сталь, солнцем. Пересекать одну расщелину за другой. В конце концов вылазки на плато превратились из ожидаемых вещей в те, которые делались по долгу службы. Ради Гавилара и славы – да, но, по большей части потому, что алети – и их враги – были здесь. С этим надо что-то делать.

Запахи во время вылазки на плато были запахами великого спокойствия: раскаленный камень, пересохший крем, прилетевшие издалека ветра.

С недавних пор эти вылазки вызывали у Далинара отвращение. Они были легкомысленным растрачиванием жизней. Их порождала жадность, а не желание исполнить Договор Отмщения. Многие светсердца появлялись на ближайших плато, достичь которых было нетрудно. Но алети этого было мало. Они стремились дальше, устраивая штурмы, и платили за это высокую цену.

Впереди на плато сражались люди великого князя Аладара. Они прибыли раньше армии Далинара, и все развивалось знакомым образом. Люди против паршенди, извилистым строем, каждая армия пытается отбросить противника. Люди могли отправить на поле боя намного больше солдат, но паршенди добирались до плато куда быстрее и без проволочек захватывали их.

Тела мостовиков, разбросанные в той части плато, что прилегала к ущелью, свидетельствовали о том, как опасно атаковать врага, занявшего укрепленную позицию. От внимания Далинара не ускользнуло, как помрачнели лица его телохранителей, когда они увидели мертвецов. Аладар, как и большинство великих князей, разделял подход Садеаса к мостовым расчетам. Быстрые, жестокие штурмы подразумевали, что к людским ресурсам относились как к расходному материалу. Так было не всегда. В прошлом мосты носили солдаты в латах, но успех Садеаса породил подражателей.

Военные лагеря нуждались в постоянном притоке дешевых рабов, чтобы прокормить монстра. Из-за этого в Ничейных холмах плодились как чума работорговцы и бандиты, промышляющие торговлей живым товаром. «Вот и еще одна вещь, которую я должен изменить», – подумал Далинар.

Сам Аладар не сражался, но устроил командный штаб на прилегающем плато. Великий князь указал на трепещущее на ветру знамя, и один из его больших механических мостов покатился в нужную сторону. Мост тянули чуллы; он был полон шестерней, рычагов и валов, а главное – защищал людей, которые им управляли. Но также был очень медленным. Далинар терпеливо ждал, пока рабочие постепенно опускали мост поперек расщелины между плато, на котором они находились, и плато, где реяло знамя Аладара.

Когда мост был наведен, его телохранители, возглавляемые одним из темноглазых офицеров капитана Каладина, рысью взбежали на него, держа копья на плечах. Далинар пообещал Каладину, что его люди не будут сражаться, не считая защиты его самого. Когда они пересекли ущелье, Далинар пришпорил Храбреца, чтобы перейти на штабное плато Аладара. Он ощущал себя слишком легким на спине жеребца – все из-за отсутствия осколочного доспеха. С той поры как Далинар получил эти латы, прошло много лет, и он ни разу не отправлялся на поле боя без них.

Сегодня, однако, он приехал сюда не сражаться – не по-настоящему. Позади него реяло личное знамя Адолина, который вел основную часть армии Далинара на штурм плато, где уже сражались люди Аладара. Далинар не дал никаких особых указаний о том, как именно следовало проводить штурм. Его сын хорошо обучен и готов к командованию. Впрочем, на всякий случай рядом с ним был генерал Хал.

Да, отныне и впредь во главе войска будет Адолин.

А Далинар станет менять мир.

Он направил коня к штабной палатке Аладара. Это была первая вылазка на плато, после его приказа, требовавшего от армий совместных действий. Тот факт, что Аладар выполнил приказ, а Ройон нет – хотя плато-цель располагалось ближе всего к лагерю Ройона, – был сам по себе победой. Небольшое достижение, но Далинар брал то, что мог взять.

Он нашел великого князя Аладара, который наблюдал за полем битвы из маленького шатра, стоявшего на безопасной возвышенности. Безупречное место для командного пункта. Аладар был осколочником, но на время сражений обычно передавал доспех и клинок одному из офицеров, а сам предпочитал осуществлять тактическое руководство из тыла. Опытный осколочник способен мысленно приказать клинку не растворяться, когда его выпустит из рук хозяин, хотя при крайней необходимости Аладар мог призвать оружие, – в этом случае оно в мгновение ока исчезло бы из рук его офицера и появилось в руках великого князя через десять ударов сердца. Чтобы дать клинок взаймы, обе стороны должны были безоговорочно доверять друг другу.

Далинар спешился. Его конь, Храбрец, сердито посмотрел на конюха, который попытался взять поводья, и князь похлопал жеребца по шее.

– Храбрец сам о себе позаботится, – сказал он конюху.

Обычные конюхи все равно понятия не имели, что делать с ришадиумами.

Далинар в сопровождении телохранителей-мостовиков присоединился к Аладару. Тот стоял на краю плато, обозревая поле битвы, что раскинулось внизу, перед ним. Великий князь был стройным и совершенно лысым; кожа у него была на тон темнее, чем у большинства алети. Он стоял, сцепив руки за спиной, одетый в простую традиционную форму: такаму, похожая на юбку, и китель, сшитый в том же стиле, но выглядевший более современно.

Далинар еще не видел, чтобы кто-то так одевался. Аладар также носил усики и пучок волос под нижней губой – еще один необычный выбор. Этот великий князь был достаточно могущественным и прославленным, чтобы сделаться законодателем моды, – и он этой возможностью нередко пользовался.

– Далинар. – Аладар кивнул в знак приветствия. – Я думал, ты больше не будешь участвовать в вылазках на плато.

– Я и не участвую, – ответил тот, кивком указывая на знамя Адолина.

По мостам Далинара ринулись солдаты, чтобы присоединиться к битве. Плато было достаточно маленьким – некоторым воинам Аладара пришлось отступить, давая им место, и они это сделали чересчур охотно.

– Ты сегодня едва не проиграл, – заметил Далинар. – Хорошо, что пришла подмога. – На поле боя внизу его войско построилось и ринулось на паршенди.

– Возможно, – согласился Аладар. – Но в прошлом я побеждал в одном штурме из трех. Поддержка означает, что я, разумеется, одержу еще парочку побед, но она также будет стоить мне половины трофеев. Если король вообще присудит мне что-то. Не уверен, что в долгосрочной перспективе это будет для меня выгоднее.

– Но так ты потеряешь меньше людей. Армия в целом от этого только выиграет. И честь…

– Не говори мне о чести. Я не могу платить солдатам жалованье честью и не могу использовать ее, чтобы не дать другим великим князьям вцепиться мне в горло. Твой план благоприятствует слабейшим из нас и подсекает тех, кто успешен.

– Отлично, – рявкнул Далинар. – Честь ты не ценишь, Аладар, но все равно подчинишься, ибо этого требует король. Других причин тебе не нужно. Ты будешь делать то, что приказано.

– Или?

– Спроси Йенева.

Аладар вздрогнул, будто от удара. Десять лет назад великий князь Йенев отказался признать объединение Алеткара. По приказу Гавилара Садеас вызвал его на дуэль. И убил.

– Угрожаешь?

– Да. – Далинар повернулся и посмотрел великому князю, который был ниже ростом, в глаза. – Аладар, я больше никого не буду умасливать. Я больше не буду просить. Не подчиняясь Элокару, ты противишься воле моего брата и тому, за что он боролся. Я заставлю это королевство прийти к единству.

– Забавно, – сказал Аладар. – Хорошо, что ты упомянул Гавилара, – он-то объединил королевство не при помощи чести. Он это сделал при помощи ножей, которые убивали, и солдат, которые воевали. Любой, кто сопротивлялся, лишался головы. Так мы опять пришли к тому же? Что-то не очень такие вещи похожи на изысканные слова из твоей драгоценной книги.

Далинар стиснул зубы и повернулся лицом к полю битвы. Первым побуждением было напомнить Аладару, что он офицер под командованием великого князя Холина, и призвать его к ответу за разговор в таком тоне. Обойтись с ним как с новобранцем, которому требуется порка.

Но что, если Аладар просто проигнорирует угрозу? Далинар силой принудит великого князя к повиновению? У него для этого даже солдат не хватит.

Он вдруг понял, что сердится в большей степени на самого себя, чем на Аладара. Далинар отправился в эту вылазку на плато не сражаться, а говорить. Убеждать. Навани была права. Далинар нуждался в большем, чем бестактные слова и военные приказы, чтобы спасти королевство. Он нуждался в верности, а не в страхе.

Но, буря свидетельница, как?! Если ему и случалось в прошлом кого-то в чем-то убеждать, то при помощи меча в руке и кулака в физиономию. Гавилар всегда был тем, кто говорил правильные слова, тем, кто мог заставить людей прислушиваться к себе.

Далинар и не пытался сделаться политиком.

«Половина парней на том поле боя, наверное, поначалу и не думали, что станут солдатами, – прошептал его внутренний голос. – Сплоховать в этом деле – непозволительная роскошь для тебя. Не жалуйся. Меняйся».

– Паршенди слишком напирают, – указал Аладар своим генералам. – Хотят спихнуть нас с плато. Передайте людям – пусть немного поддадутся, тогда паршенди потеряют свою удачную позицию и мы сможем их окружить.

Генералы закивали, один начал отдавать указания.

Далинар, прищурившись, обозревал поле боя.

– Нет, – сказал он негромко.

Генералы замолчали. Аладар сердито посмотрел на Далинара.

– Паршенди готовятся отступать, – пояснил Далинар.

– Происходит, определенно, что-то иное.

– Им нужно пространство для маневра. – Светлорд Холин словно читал по клубящейся внизу битве. – Они почти достали светсердце. Паршенди будут и дальше напирать, но потом быстро отойдут к куколке, чтобы выиграть время и наконец-то вскрыть ее. Это тебе и следует предотвратить.

Паршенди хлынули вперед.

– Эта вылазка – моя по праву очереди. Согласно твоим же правилам, последнее слово по поводу нашей тактики – мое.

– Это всего лишь наблюдения, – бросил Далинар. – Я сегодня даже собственной армией не руковожу. Ты можешь сам выбирать тактику, и я не стану вмешиваться.

Аладар поразмыслил, потом негромко выругался.

– Предположим, что князь Холин прав. Подготовьте людей к отступлению паршенди. Пошлите ударный отряд занять позиции возле куколки, которая должна быть уже почти вскрыта.

Генералы обсудили новые детали, и гонцы понеслись прочь с тактическими указаниями. Аладар и Далинар наблюдали, бок о бок, как паршенди продолжают теснить войска. Их пение звенело над полем боя.

Потом они отступили, с обычной осторожностью и почтением обходя тела мертвецов. Войска людей, готовые к этому, ринулись следом. Ударный отряд из новых сил, возглавляемый Адолином в блистающем доспехе, прорвался сквозь строй паршенди и достиг куколки. Другие отряды хлынули через открывшийся просвет, оттеснив врага к флангам, обратив их отступление в тактическую катастрофу.

Прошло несколько минут, и паршенди покинули плато, перепрыгнули через расщелины и скрылись.

– Преисподняя!.. – негромко проворчал Аладар. – Ненавижу тебя за то, что ты в этом так хорош.

Далинар прищурился, заметив, что некоторые из убегающих паршенди остановились на плато неподалеку от того, на котором случилась битва. Они задержались там, хотя большая часть их войска продолжила отход.

Великий князь взмахом руки велел одному из слуг Аладара передать ему подзорную трубу, поднял ее и направил на этот отряд. На краю плато стоял воин в блестящей броне.

«Осколочник-паршенди. Тот, что был в битве на Башне. Он едва меня не убил».

Далинар мало что помнил о той встрече. Ему так досталось, что к концу он почти потерял сознание. В сегодняшней битве этот осколочник не участвовал. Почему? Несомненно, заручившись его помощью, паршенди вскрыли бы куколку быстрее.

Холина как будто что-то царапнуло внутри. Один лишь этот факт – осколочник, наблюдающий за битвой, – целиком и полностью изменил суть происходящего. Князь думал, что все понимает. Теперь до него дошло, что тактика противника была куда более изощренной, чем он предполагал.

– Кто-то из них все еще там? – спросил Аладар. – Наблюдают?

Далинар кивнул, опуская подзорную трубу.

– Они так делали хоть в одной из тех битв, в которых ты сражался?

Великий князь покачал головой.

Поразмыслив мгновение, Аладар отдал своим людям на плато приказ сохранять бдительность и выставить дозорных на случай внезапного возвращения паршенди.

– Спасибо, – прибавил он неохотно, поворачиваясь к Далинару. – Твой совет оказался полезным.

– Ты доверился мне, когда речь зашла о тактике, – сказал Далинар, тоже поворачиваясь к нему. – Почему бы не довериться и в том, что касается блага королевства?

Аладар устремил на него изучающий взгляд. Позади солдаты разразились победными возгласами, а Адолин вырвал светсердце из куколки. Остальные рассеялись в ожидании внезапной атаки, но противник не вернулся.

– Далинар, я бы хотел этого, – наконец проговорил Аладар. – Дело не в тебе. Дело в других великих князьях. Может, я бы смог довериться тебе, но никогда не доверюсь им. Ты просишь, чтобы я рискнул слишком многим. Остальные поступят со мною так же, как Садеас поступил с тобой на Башне.

– А если я заставлю остальных изменить мнение? Если я докажу тебе, что они достойны доверия? Если я изменю участь этого королевства и ход этой войны? Тогда ты последуешь за мной?

– Нет, – сказал Аладар. – Прости.

Он отвернулся, призывая коня.

Обратный путь был отвратительным. Они победили, но Аладар держался особняком. Как же вышло так, что Далинар преуспел в столь многих вещах, но ему не удавалось убеждать людей вроде Аладара? И как следовало понимать то, что паршенди изменили тактику и не выпустили на поле боя осколочника? Неужели они так боялись потерять свои осколки?

Далинар навел порядок в лагере, позаботился о своих людях и отослал донесение королю. По возвращении в свой бункер он обнаружил неожиданное послание.

Князь отправил за Навани, чтобы она прочитала письмо, а сам, застыв посреди кабинета, уставился на стену, на которой были написаны странные глифы. Их стерли, царапин не было видно, однако бледное пятно на камне как будто шептало:

«Шестьдесят два дня».

Шестьдесят два дня, чтобы разыскать ответ. Точнее, уже шестьдесят. Не много, чтобы спасти королевство и приготовиться к худшему. Ревнители в лучшем случае сочли бы пророчество чьей-то шалостью, а в худшем – богохульством. Предсказывать будущее запрещено. Такое делали пустоносцы. Даже азартные игры вызывали подозрение, потому что побуждали людей искать ключи к тайнам грядущего.

Он все равно верил, поскольку подозревал, что те слова написал собственной рукой.

Явилась Навани, просмотрела письмо и начала читать его вслух. Оказалось, оно от старого друга, который вскоре намеревался прибыть на Расколотые равнины… и с его приездом у проблем Далинара могло появиться решение.

9

Гуляя среди могил

Хотелось бы верить, что, если бы меня не придавил груз печали, я бы раньше заметила грядущие беды. Но по правде говоря, не уверена, что можно было что-то предпринять.

Из личного дневника Навани Холин, йесесач, 1174

Каладин вел свой отряд на дно ущелья, потому что решил, что так нужно.

Они спускались по веревочной лестнице, как делали и в армии Садеаса. Эти штуковины были ненадежными: веревки перетирались, обрастали мхом, перекладины ветшали за множество великих бурь. В прошлом Каладин не потерял ни одного человека из-за шквальных лестниц, но постоянно об этом беспокоился.

Эта была совсем новая. Он точно знал, потому что интендант Ринд почесал голову, услышав запрос, а после велел соорудить именно такую лестницу, какая требовалась Каладину. Она была крепкой и ладной, как и вся армия Далинара.

Каладин достиг последней ступеньки и спрыгнул на дно. Сил спустилась и заняла место на его плече, а он поднял сферу, чтобы осмотреться. Единственный сапфировый броум – больше, чем он заработал за все время, пока был мостовиком.

В армии Садеаса мостовики часто отправлялись на дно ущелий. Каладин по-прежнему не знал, делалось ли это по причине скудности ресурсов на Расколотых равнинах или попросту ради того, чтобы дать мостовикам какую-нибудь черную работу, которая ломала бы их волю в перерывах между вылазками с мостом.

В этом ущелье явно никто не успел побывать. Ни тропинок, протоптанных сквозь беспорядочные завалы натасканного бурей мусора, ни посланий или инструкций, нацарапанных на поросших лишайником стенах. Как и прочие, оно напоминало вазу: нижняя часть шире потрескавшейся верхней, потому что по ней во время великих бурь неслись потоки воды. Дно относительно плоское – все неровности сглаживали окаменевшие отложения крема.

Продвигаясь вперед, Каладин был вынужден выбирать дорогу среди разнообразного мусора. Сломанные ветки и целые стволы деревьев, вырванных бурей где-то на другом конце равнин. Треснувшие панцири камнепочек. Бесчисленные спутанные клубки высохших лоз, похожих на негодную шерсть.

И конечно трупы.

В ущелья попадало множество мертвецов. Каждый раз, когда люди проигрывали в битве за плато, им приходилось отступать, бросая павших. Садеас, буря бы его побрала, оставлял трупы, даже если побеждал, – а мостовиков бросал и раненых, беспомощных, хотя их можно было спасти.

После великой бури мертвецы оказывались здесь, в ущельях. И поскольку бури неслись на запад, к военным лагерям, вода тащила трупы в этом направлении. Каладин обнаружил, что почти на каждом шагу наступает на кости, запутавшиеся в листве, скопившейся на дне ущелья.

Пока он выбирал дорогу со всей возможной почтительностью, спустился Камень и что-то негромко произнес на своем родном языке. Каладин не знал, проклятие это или молитва. Сил покинула плечо Каладина, взмыла в воздух, потом по дуге направилась к земле. Там она обрела форму, которую он считал ее настоящим обликом: превратилась в девушку в простом платье. Ниже колен оно клубилось туманом. Она присела на ветку и уставилась на бедренную кость, что выглядывала из-подо мха.

Ей не нравилось насилие. Он даже сейчас не был уверен, понимает ли спрен смерть. Она говорила о смерти как ребенок, который пытается осознать нечто, превосходящее его разум.

– Что за бардак! – пробормотал Тефт, спустившись. – Фу! Да тут вообще ни разу никто не прибирался.

– Это могила, – сказал Камень. – Мы внутри могилы.

– Все ущелья – могилы. – Голос Тефта разбудил эхо во тьме. – А это просто неряшливая могила.

– Смерть почти всегда выглядит неряшливо, – ответил Каладин.

Пожилой мостовик фыркнул, потом занялся встречей новых рекрутов, которые спускались следом. Моаш и Шрам охраняли Далинара и его сыновей. Те отправились на какой-то пир светлоглазых, и Каладин был рад, что удалось избежать такого задания. Взамен он явился сюда, вниз, вместе с Тефтом.

К ним присоединились сорок мостовиков – по двое из каждого вновь сформированного расчета, – которых Тефт обучал в надежде, что из них получатся хорошие сержанты, способные возглавить собственные отряды.

– Внимательно оглядитесь по сторонам, парни, – приказал им Тефт. – Вот откуда мы все родом. Вот почему некоторые зовут нас костяной командой. Мы не заставим вас пройти через все то, что пришлось делать нам, и вам же лучше! Нас в любой момент могло смыть великой бурей. Теперь нам помогают бурестражи Далинара Холина, и риска почти нет – но на всякий случай будем держаться поближе к выходу…

Каладин скрестил руки на груди, наблюдая, как Тефт инструктирует новобранцев, пока Камень раздает им тренировочные копья. Сам Тефт остался без копья, и, хотя он был ниже ростом, чем большинство собравшихся вокруг мужчин в простой солдатской форме, они все же глядели на него со страхом.

«А чего ты ждал? – подумал Каладин. – Они мостовики. Даже вялого ветерка боятся».

Тефт, судя по всему, полностью владел ситуацией. И ему это нравилось. Что-то было в этом… правильное.

Рой из небольших светящихся шаров возник вокруг головы Каладина – это были спрены в виде золотых сфер, которые лихорадочно метались. Он вздрогнул от неожиданности и уставился на них. Спрены славы. Вот буря! Ему показалось, что подобного не случалось уже много-много лет.

Сил шмыгнула к нему и присоединилась к спренам славы, со смехом вертясь вокруг головы Каладина.

– Гордишься собой?

– Тефтом, – пояснил Каладин. – Он тут главный.

– Ну разумеется. Ты ведь назначил его главным, верно?

– Верно. Однако дело не в том, что я его назначил, а в том, что он это заслужил. Идем-ка. Давай пройдемся.

Она кивнула, взмыла в воздух и села, закинув ногу на ногу, как если бы чинно разместилась в невидимом кресле. В такой позе она продолжала парить, неотступно следуя за ним.

– Вижу, ты опять перестала притворяться, будто следуешь законам природы, – заметил он.

– Законам природы? – с явным изумлением переспросила девушка-спрен. – Законы придумывают люди. У природы их нет!

– Если я брошу что-то вверх, оно упадет.

– Может и не упасть.

– Это закон.

– Нет, – ответила Сил, задрав голову. – Это больше похоже на… дружеский уговор.

Он посмотрел на нее, вскинув бровь.

– Спренам приходится сдерживать свои порывы, – сказала она, подавшись вперед с видом заговорщицы. – Иначе у вас поломаются мозги.

Каладин хмыкнул и обошел кучу костей и веток, пронзенную копьем. Изъеденное ржавчиной, оно напоминало памятник.

– Ох, да ладно тебе. – Сил тряхнула волосами. – Мог бы хоть усмехнуться.

Каладин продолжал идти вперед.

– Ухмылка и усмешка – разные вещи, – донимала его Сил. – Я это знаю, потому что я умная и красноречивая. Сейчас ты должен мною восхититься.

– Далинар Холин хочет возродить Сияющих рыцарей.

– Да, – надменно проговорила Сил, паря где-то на краю его поля зрения. – Блестящая идея. Хотела бы я додуматься до нее. – Она торжествующе усмехнулась, потом нахмурилась.

– Что? – Каладин повернулся к ней.

– Тебе никогда не казалось несправедливым, что спрены не могут привлекать спренов? У меня сейчас точно должны были появиться мои собственные спрены славы.

– Я обязан защищать Далинара. – Каладин пропустил ее жалобу мимо ушей. – Не только его, но и его семью, а может, и самого короля. И при этом умудрился упустить того, кто забрался в комнаты Далинара. – Он так и не понял, каким образом кто-то сумел такое устроить. Разве что это был не человек. – А спрен мог написать те глифы на стене?

Сил однажды принесла ему лист. У нее была и физическая форма, просто едва ощутимая.

– Не знаю. – Она отвела взгляд. – Я видела…

– Что?

– Спрена, похожего на красную молнию, – тихонько проговорила Сил. – Опасного спрена. Из тех, кого я раньше не встречала. Теперь время от времени я замечаю их вдалеке. Спрены бури? Приближается что-то опасное. В этом глифы не ошибаются.

Он поразмыслил какое-то время, потом наконец остановился и посмотрел на нее:

– Сил, а есть еще люди, как я?

Ее лицо помрачнело.

– Ой.

– Ой?

– Ой, ты задал тот самый вопрос.

– Так ты его ждала?

– Ага. Вроде того.

– Значит, у тебя было много времени, чтобы подумать над хорошим ответом. – Каладин скрестил руки и прислонился к относительно сухой части стены. – Остается лишь догадываться, услышу ли я от тебя достойное объяснение или достойную ложь.

– Ложь? – в ужасе переспросила она. – Каладин! Ты за кого меня принимаешь? За криптика?

– А кто такие криптики?

Сил, все еще сидя в «кресле», выпрямилась и опустила голову набок:

– Вообще-то… вообще-то, я понятия не имею. Ух!..

– Сил…

– Серьезно, Каладин! Я не знаю. Не помню. – Она схватила себя обеими руками за белые полупрозрачные волосы и потянула в разные стороны.

Он нахмурился, потом ткнул в нее пальцем:

– Это…

– Я видела на рынке женщину, которая так делала, – пояснила Сил, опять дергая себя за волосы. – Означает, что я удручена. Наверное, больно. Как же это… ой-ой? В общем, дело не в том, что я не хочу тебе рассказывать то, что знаю. Я хочу! Просто… просто не знаю, что я на самом деле знаю.

– Бессмыслица какая-то.

– Только представь себе, как это меня бесит!

Каладин вздохнул и продолжил путь, минуя озерца стоячей воды, заполненные мусором. Вдоль одной из стен ущелья расположилась поросль чахлых, но упорных камнепочек. Наверное, здесь им доставалось мало света.

Он глубоко вдохнул тяжелые запахи жизни. Мох и плесень. Полуразложившихся трупов было мало – чаще попадались уже скелеты. Кладин держался подальше от той части дна, где ползали спрены гниения, похожие на красные точки. Прямо рядом с ними заросли обороцветов колыхали в воздухе нежными веерообразными листьями, над которыми танцевали зеленые искры – спрены жизни. Жизнь и смерть в этих ущельях шли рука об руку.

Он изучил несколько ответвлений от главного ущелья. Было странно не знать округу; Каладин освоил ближайшие к лагерю Садеаса ущелья лучше, чем сам лагерь. Пока шел, ущелье делалось глубже и шире. Юноша нанес несколько отметин на стены.

У одной из развилок Каладин нашел круглое открытое пространство, где было мало мусора. Отметил его и пошел назад, снова поставив знак на стене, перед тем как свернуть в другую сторону. В конце концов, они с Сил обнаружили еще одно место, где стены ущелья расступались, создавая нечто вроде зала.

– Приходить сюда было опасно, – проговорила она.

– В ущелья? Так близко к военным лагерям ущельных демонов быть не может.

– Нет. Я имела в виду, что для меня было опасно приходить в ваш мир, когда я еще не нашла тебя.

– Где ты была до того?

– В другом месте. Там много спренов. Я плохо помню… там были парящие в воздухе огни. Живые огни.

– Вроде спренов жизни.

– Да. И нет. Явившись сюда, я могла умереть. Без тебя, без разума, рожденного в этом мире. Я не умела мыслить. Сама по себе была просто еще одним спреном ветра.

– Но ты не спрен ветра. – Каладин присел возле большого озерца. – Ты спрен чести.

– Да.

Каладин сжал сферу в ладони, и похожее на пещеру пространство погрузилось в густые сумерки. Наверху был день, но трещина небесного цвета казалась далекой, недосягаемой.

Груды нанесенного потопом мусора окутались тенями и как будто вновь обрели плоть. Кучи костей теперь походили на безвольные руки, на трупы, сваленные друг на друга. Миг спустя на Каладина нахлынули воспоминания. Вот он с воплем несется на строй лучников-паршенди. Его друзья умирают на пустынных плато, захлебываясь собственной кровью.

Грохот копыт по камню. Неуместное пение на чужеродном языке. Крики людей – темноглазых и светлоглазых. Мир, которому было наплевать на мостовиков. Они были мусором. Жертвой, которую следовало бросить в ущелья, чтобы очистительные воды потопа унесли ее прочь.

Это и был их истинный дом – эти дыры в земле, эти места, расположенные ниже всех прочих. Когда его глаза привыкли к полумраку, воспоминания о смерти схлынули, хотя ему не суждено было когда-нибудь от них избавиться. Он всегда будет носить эти шрамы в памяти, как и множество шрамов на теле. Как и те, что на его лбу.

Озерцо перед ним излучало темно-фиолетовый свет. Каладин заметил это раньше, но при свете его сферы разглядеть такое было непросто. Теперь, в сумерках, проявилось жутковатое свечение поверхности воды.

Сил приземлилась возле озерца – она выглядела как женщина, стоящая на океанском берегу. Каладин нахмурился и подался вперед, чтобы лучше ее разглядеть. Она казалась… другой. Может, ее лицо изменило форму?

– Подобные тебе и впрямь существуют, – прошептала Сил. – Я их не знаю, но слышала, что другие спрены пытаются по-своему вернуть то, что было потеряно.

Спрен посмотрела на него, и ее лицо вновь обрело знакомые очертания. Мимолетная перемена была едва различимой, и Каладин сомневался, что она ему не померещилась.

– Я единственный спрен чести, явившийся сюда. Я… – Она как будто напрягала память. – Мне запретили. Я все равно пришла. Чтобы разыскать тебя.

– Ты знала обо мне?

– Нет. Но я знала, что найду тебя. – Она улыбнулась. – Я летала вместе с кузенами и искала.

– Со спренами ветра.

– Без нашей связи я, в общем-то, одна из них. Хотя они и не умеют делать то, что делаем мы. А то, что мы делаем, важно. Так важно, что я все бросила и пришла, против воли Буреотца. Ты его видел. Во время бури.

Волоски на руках Каладина встали дыбом. Он и впрямь видел во время бури какое-то существо. Лицо, огромное, как само небо. Кем бы оно ни было – спреном, Вестником или богом, – Каладин не удостоился пощады от его ветров в тот день, когда висел вниз головой.

– Каладин, мы нужны, – негромко проговорила Сил.

Она махнула ему, и он опустил руку к берегу маленького фиолетового океана, который слабо светился во тьме ущелья. Спрен взошла на его ладонь, и он встал, поднимая ее.

Она прошагала по его пальцам, и Каладин ощутил легкое давление ее веса, что было непривычно. Он повернул руку, когда спрен дошла до края ладони, и наконец Сил оказалась стоящей на кончике его пальца, сцепив руки за спиной. Он поднял этот палец к лицу, и их взгляды встретились.

– Ты, – сказала Сил, – должен стать тем, кого ищет Далинар Холин. Нельзя допустить, чтобы его поиски оказались напрасными.

– Сил, они заберут это у меня, – прошептал Каладин. – Придумают, как отнять тебя у меня.

– Глупости. Сам знаешь.

– Знаю, но чувствую, что все наоборот. Они сломали меня. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не Сияющий.

– Я не это видела. На поле боя, после предательства Садеаса, когда люди попали в ловушку и им не от кого было ждать помощи. В тот день я видела героя.

Он посмотрел ей в глаза. У нее были зрачки – хоть и созданные из разных оттенков белого и синего, как и все остальное в ней. Спрен светилась слабее самых тусклых сфер, но этого хватало, чтобы озарить его палец. Она улыбнулась, явно не испытывая ни малейших сомнений в нем.

Хоть кто-то из них не сомневался в нем.

– Я попытаюсь, – прошептал юноша.

Он пообещал.

– Каладин?

Это был голос Камня, с его отчетливым рогоедским акцентом. Он произносил «Каладин», с ударением на последний слог, вместо обычного «Каладин», с ударением на первую «а».

Сил взмыла с пальца юноши, превратилась в светящуюся ленту и упорхнула к Камню. Он выразил ей уважение по-рогоедски, коснувшись рукой плеч, а потом подняв ко лбу. Сил хихикнула, ее глубокомысленная серьезность мигом превратилась в девчачий восторг. Сил, быть может, состояла лишь в дальнем родстве со спренами ветра, но проказливая натура их явно объединяла.

– Эй! – Каладин кивнул Камню и опустил руку в озерцо. Он выловил аметистовый броум и поднял его. Где-то на равнинах светлоглазый умер с этой сферой в кармане. – Будь мы все еще мостовиками, это было бы сокровище.

Страницы: «« « ... 56789101112 » ... »»