Слова сияния Сандерсон Брендон

– Отлично. Тогда…

– Дай мне пару дней. Подготовь место, где нас никто не увидит. Потом… да, хорошо. Я позволю тебе измерить меня.

– Замечательно. Я как раз продумываю кое-какие эксперименты.

Он остановился на тропинке, позволив Каладину и остальным идти вперед.

Каладин положил копье на плечо и расслабил руку. Он частенько замечал, что сжимает оружие слишком крепко, до белых костяшек. Как будто часть его по-прежнему не верила, что можно носить копье при всех, и боялась, что его снова отнимут.

Сил спорхнула вниз, вернувшись после ежедневной прогулки по лагерю верхом на утренних ветрах. Она приземлилась на его плечо и села, погруженная в размышления.

В военном лагере Далинара царил порядок. Солдаты здесь никогда не бездельничали. Они чистили оружие, носили еду, таскали грузы, патрулировали. Патрулей в этом лагере было много, даже после того, как войско уменьшилось. По пути к воротам Каладин и его люди повстречали три патруля – то есть на три больше, чем он когда-нибудь видел в лагере Садеаса.

Он вновь обратил внимание на пустоту. Мертвым не было нужды превращаться в Приносящих пустоту, чтобы поселиться в этом лагере; пустые казармы делали за них всю работу. Каладин прошел мимо женщины, которая сидела у входа в одну из опустевших казарм, глядя в небо и прижимая к груди узел с мужской одеждой. На дороге рядом с нею стояли двое малышей. Они были слишком тихи. Такие маленькие дети не должны вести себя тихо.

Казармы составляли кварталы в огромном кольце, в центре которого располагалась более густонаселенная часть лагеря – шумный район, включавший имение Далинара и дома, в которых размещались разные великие лорды и генералы. Жилище великого князя походило на каменный курган, над которым развевались знамена, а вокруг туда-сюда бегали клерки с охапками гроссбухов. Неподалеку несколько офицеров разбили вербовочные палатки. Тут же выросла длинная очередь желающих записаться в солдаты. Среди них встречались наемники, которые добрались до Расколотых равнин в поисках работы. Другие были пекарями или кем-то еще, и сюда их привело объявление о наборе, последовавшее за катастрофой.

– Почему ты не смеялся? – спросила Сил, изучающе разглядывая очередь, которую Каладин обошел, направляясь к воротам военного лагеря.

– Прошу прощения, – ответил он. – Я не заметил, как ты сделала что-то смешное?

– Я про то, что было раньше. Камень и остальные смеялись. Ты – нет. Когда ты смеялся на протяжении тех трудных недель, я знала, что на самом деле тебе вовсе не весело. Я думала, что когда все изменится к лучшему…

– Мне теперь приходится следить за целым батальоном мостовиков, – пояснил Каладин, глядя перед собой. – И оберегать жизнь великого князя. Я посреди лагеря, полного вдов. Похоже, у меня нет повода веселиться.

– Но все стало гораздо лучше, – возразила она. – Для тебя и твоих людей. Подумай о том, что ты сделал, чего добился.

Бойня на плато, продлившаяся весь день. Безупречное слияние его самого, его оружия и бури. И он убивал. Убивал, чтобы защитить светлоглазого.

«Он не такой, как другие», – подумал Каладин.

Все обычно так и говорили.

– Наверное, я просто жду, – признался он.

– Чего?

– Грома, – тихо ответил Каладин. – Он всегда следует за молнией. Иной раз приходится ждать, но он обязательно прозвучит.

– Я…

Сил вспорхнула и зависла перед его лицом, перемещаясь задом наперед вместе с ним. Она не летала – у нее не было крыльев – и не двигалась туда-сюда. Сил просто стояла, не опираясь ни на что, и перемещалась одновременно с Каладином. Обычные законы природы на нее не действовали.

Она взглянула на него, склонив голову на бок:

– Я тебя не понимаю. Проклятие! Я думала, что почти разобралась во всем. Бури? Молния?

– Помнишь, как убедила меня сразиться, чтобы спасти Далинара, хотя тебе все-таки было больно, когда я убивал?

– Да.

– Это похоже, – тихо произнес Каладин и отвел взгляд.

Его рука опять слишком крепко сжимала копье.

Сил следила за ним, уперев руки в бока, ожидая продолжения.

– Случится что-то плохое, – сказал Каладин. – Со мной не бывает, чтобы все шло хорошо. Так устроена жизнь. Возможно, это как-то связано с теми вчерашними глифами на стене Далинара. Они похожи на обратный отсчет.

Сил кивнула.

– Ты когда-нибудь видела что-то подобное?

– Я что-то… припоминаю, – прошептала она. – Что-то плохое. Каладин, видеть грядущее… это умение даровал не Честь. Это нечто другое. Нечто опасное.

Чудесно.

Он больше ничего не сказал. Сил вздохнула и унеслась вверх, превратившись в ленточку из света. Она следовала за ним, лавируя между порывами ветра.

«Она назвала себя спреном чести, – размышлял Каладин. – Так зачем же ей продолжать эту игру с ветрами?»

Надо будет спросить, и Сил, возможно, ответит. Если знает ответ.

Тороль Садеас сплел перед собой пальцы, упираясь локтями в изысканную каменную столешницу, и уставился на осколочный клинок, который вонзил в центр стола. Лицо великого князя отражалось в лезвии.

Вот Преисподняя, когда же он успел постареть? Садеас воображал себя юношей двадцати с небольшим лет. Теперь ему было пятьдесят. Шквальные пятьдесят. Он стиснул зубы, глядя на меч.

Клятвенник. Это был осколочный клинок Далинара – изогнутый, словно сведенная судорогой спина, с чем-то вроде крючка на острие и рядом выступающих зубцов у перекрестья. Напоминает беспокойные волны на океанской глади.

Как часто он вожделел это оружие? Теперь оно у него, но обладание принесло лишь опустошенность. Далинар Холин, обезумевший от скорби, сломленный до такой степени, что битвы пугали его, все еще цеплялся за жизнь. Старый друг Садеаса был словно любимая рубигончая, которую пришлось умертвить, но яд не подействовал как надо, и вот она снова хнычет под окном.

Даже хуже – Садеас не мог избавиться от ощущения, что Далинар каким-то образом сумел его обставить.

Дверь в гостиную отворилась, и вошла Йалай. У его жены была тощая шея и большой рот, ее никогда не называли красавицей, и с течением времени недостатки проявлялись все сильнее. Садеасу было все равно. Йалай была самой опасной женщиной из всех, кого он знал. Это привлекало больше, чем любое милое личико.

– Вижу, ты испортил мой стол, – заметила она, созерцая осколочный клинок, вонзенный в центр столешницы, а потом беспечно опустилась на небольшую кушетку рядом с супругом, обняла его одной рукой и положила ноги на стол.

С остальными Йалай была безупречной дамой-алети. Наедине предпочитала расслабиться.

– Далинар вербует всех подряд, – проговорила она. – Я воспользовалась шансом разместить еще несколько своих помощников среди тех, кто работает в его лагере.

– Они солдаты?

– За кого ты меня принимаешь? Это было бы слишком очевидно; он станет внимательно следить за новобранцами. А вот в рядах обслуги образовались дыры, поскольку многие мужчины берут копья и идут в армию.

Садеас кивнул, не сводя внимательного взгляда с клинка. Его супруга управляла наиболее разветвленной шпионской сетью в военных лагерях. Несомненно, самой впечатляющей, поскольку о ней мало кому было известно. Она почесала ему спину, и по коже побежали мурашки.

– Он обнародовал приказ, – добавила Йалай.

– Да. Реакция?

– Как и ожидалось. Все в ярости.

Садеас кивнул:

– Далинар должен был умереть, но, поскольку этого не случилось, мы можем рассчитывать хотя бы на то, что он сам себя повесит в нужный момент. – Великий князь прищурился. – Уничтожив его, я хотел предотвратить крах королевства. Теперь я спрашиваю себя: не лучше ли будет нам всем, если оно и впрямь рухнет?

– Что?

– Любимая, я не создан для этого, – прошептал Садеас. – Для этой глупой игры на плато. Поначалу она меня удовлетворяла, но постепенно я начинаю ее презирать. Мне нужна война, Йалай! Не какие-нибудь маленькие стычки, которые иногда случаются после многочасовых маршей!

– Эти маленькие стычки приносят нам богатство.

Потому Садеас и терпел их так долго. Он встал.

– Мне нужно будет встретиться кое с кем. Аладар. Рутар. Мы должны раздуть пламя гнева прочих великих князей, усилить их возмущение выходками Далинара.

– А наша конечная цель?

– Йалай, я начну его заново. – Он сомкнул пальцы на рукояти Клятвенника. – Завоевание.

Это была единственная вещь, которая позволяла ему чувствовать себя живым. Славный, чудесный азарт, пробуждавшийся на поле боя, где все сражаются со всеми. Риск ради награды. Владычество. Победа.

Лишь так он мог снова почувствовать себя молодым.

Это была жестокая истина. Но лучшие из истин были простыми.

Князь сжал рукоять Клятвенника и выдернул клинок из столешницы.

– Далинар теперь хочет играть в политика, что неудивительно. Он всегда втайне желал быть таким, как брат. К счастью для нас, с подобными вещами у Далинара не складывается. Его требование посеет раздор. Он надавит на великих князей, и те возьмутся за оружие. Королевство распадется. И тогда, ступая по крови с собственным мечом Далинара в руке, я выкую новый Алеткар из пламени и слез.

– Что, если у него все получится?

– Тогда, моя дорогая, нам пригодятся твои убийцы. – Он отпустил осколочный клинок; тот превратился в туман и исчез. – Я заново покорю это королевство, а потом придет черед Йа-Кеведа. В конце концов, цель всей нашей жизни – воспитывать солдат. В каком-то смысле я всего лишь делаю то, чего желает сам бог.

Путь от казарм до королевского дворца, который сам король начал называть Пиком, занял примерно час, и у Каладина было достаточно времени на раздумья. К несчастью, по дороге он миновал группу лекарей Далинара, которые вместе со слугами собирали на поле шишкотравник, чтобы из его сока изготовить антисептик.

При виде их Каладин вспомнил не только о том, как сам прилагал усилия, собирая сок, но и о своем отце. О Лирине.

«Окажись он здесь, – подумал Каладин, проходя мимо них, – поинтересовался бы, почему я не с ними, не с лекарями. Отец бы потребовал объяснить, почему, раз уж Далинар принял меня, я не попросился в его медицинский отряд».

Вообще-то Каладин, возможно, смог бы упросить великого князя задействовать весь Четвертый мост в качестве помощников лекарей. Каладин смог бы обучить их медицине почти с той же легкостью, как это вышло с копьем. Далинар бы согласился. В войске не бывает слишком много хороших лекарей.

Он о таком даже не задумался. Его выбор был проще: или они станут телохранителями Далинара, или покинут лагерь. Каладин решил снова выставить своих людей на пути у бури. Почему?

В конце концов они достигли королевского дворца, воздвигнутого на большой скале и отчасти – благодаря прорубленным в камне туннелям – внутри ее. Покои короля располагались на самом верху. Это означало, что Каладину и его людям предстояло туда вскарабкаться.

Они маршировали по тропе, изобиловавшей крутыми поворотами; Каладин все еще был погружен в раздумья об отце и своем долге.

– Знаешь, а ведь это не очень-то справедливо, – сказал Моаш, когда они достигли вершины.

Каладин посмотрел на своих спутников и понял, что все они еле дышат после долгого подъема. Каладин, однако, сам того не заметив, втянул буресвет. Он даже не запыхался.

Юноша многозначительно улыбнулся на радость Сил и обвел внимательным взглядом похожие на пещеры коридоры Пика. У парадных ворот стояли несколько часовых в синей с золотом форме королевской гвардии – отдельного и особого подразделения личной гвардии Далинара.

– Солдат, – бросил капитан, кивая одному из них, светлоглазому низкого ранга.

Каладин стоял выше этого человека согласно военной иерархии, но не общественной, и он по-прежнему не совсем понимал, как следует себя вести в таких случаях.

Гвардеец смерил его взглядом:

– Я слыхал, ты удержал мост чуть ли не в одиночку, против сотен паршенди. Как же тебе удалось такое? – Он не обратился к Каладину «сэр», как сделал бы, окажись на месте бывшего мостовика любой другой капитан.

– Хочешь узнать? – рявкнул Моаш позади. – Так мы покажем. Лично.

– Тихо. – Каладин метнул на Моаша сердитый взгляд и снова повернулся к солдату. – Мне повезло, только и всего.

Он глядел человеку прямо в глаза.

– Наверное, так все и было, – сказал тот.

Каладин ждал.

– Сэр, – наконец добавил солдат.

Каладин взмахом руки велел своим людям идти вперед, и они миновали светлоглазых стражников. Внутри дворец освещали настенные лампы, в которых были перемешаны сапфировые и бриллиантовые сферы, чтобы получился синевато-белый свет. Сферы были небольшим, но действенным напоминанием о том, как все переменилось. Никто бы не позволил мостовикам находиться рядом со сферами, выставленными напоказ столь небрежно.

Пик был пока что незнаком Каладину – до сих ему приходилось охранять Далинара, большей частью в военном лагере. Однако он позаботился о том, чтобы изучить карты дворца, так что знал дорогу к вершине.

– Почему ты заткнул мне рот? – требовательно спросил Моаш, догнав Каладина.

– Ты нарывался на драку. Но ты теперь солдат. Тебе придется научиться вести себя соответственно. А это значит не провоцировать стычек.

– Расшаркиваться перед светлоглазыми не стану. Хватит с меня.

– Я и не рассчитываю, что ты примешься кланяться, но зато рассчитываю, что будешь держать язык за зубами. Четвертый мост не опустится до мелочных насмешек и угроз.

Моаш сдался, но Каладин видел, что внутри у него все продолжает бурлить.

– Странно, – заметила Сил, опять приземляясь на плечо юноши. – Он выглядит таким сердитым.

– Когда я сделался старшиной мостовиков, – негромко пояснил Каладин, – они были словно звери в клетках, которых битьем принудили к повиновению. Я научил их снова сражаться, но они оставались в неволе. Теперь двери клеток распахнулись. Моашу и другим нужно время, чтобы привыкнуть.

Они привыкнут. За последние недели в мостовом расчете мостовики научились действовать слаженно и четко, как солдаты. Стояли по стойке смирно, когда их мучители маршировали по мостам, и не позволяли себе даже насмешливого слова. Дисциплина сама по себе стала для них оружием.

Его люди сделаются настоящими солдатами. Нет, они и есть настоящие солдаты. Теперь им надо научиться действовать без притеснения со стороны Садеаса, которому приходилось сопротивляться раньше.

Моаш снова приблизился.

– Прости, – негромко сказал он. – Ты прав.

Каладин улыбнулся – на этот раз искренне.

– Не собираюсь притворяться, будто перестал их ненавидеть, – продолжил Моаш. – Но буду вести себя прилично. У нас есть долг. Мы его исполним как следует. Лучше, чем кто-нибудь ожидает. Мы – Четвертый мост.

– Молодец, – похвалил капитан.

С Моашем следовало соблюдать особую осторожность, поскольку Каладин все сильнее ему доверял. Остальные большей частью благоговели перед своим командиром. Но не Моаш, который был чуть ли не единственным настоящим другом, появившимся у Каладина, после того как его заклеймили.

К тому моменту как они приблизились к королевской совещательной комнате, убранство коридора сделалось поразительно роскошным. На стенах даже появилась серия барельефов, изображавших Вестников и в нужных местах украшенных вмурованными в камень заряженными самосветами.

«Все больше и больше похоже на город, – подумал Каладин. – Это место может вскоре превратиться в настоящие хоромы».

У дверей совещательной комнаты он встретил Шрама и его отряд.

– Докладывай, – негромко приказал Каладин.

– Утро было тихим, – ответил Шрам. – И меня это вполне устроило.

– Значит, на сегодня ты свободен. Я останусь здесь на время совещания, потом Моаш заступит на послеполуденную вахту. Я сменю его вечером. Тебе и твоему отделению следует выспаться; вы вернетесь на дежурство ночью, и продлится оно до завтрашнего утра.

– Так точно, сэр. – Шрам отсалютовал, потом собрал своих людей и двинулся прочь.

Комната за дверьми была украшена толстым ковром и большими незапертыми окнами с подветренной стороны. Каладин никогда не бывал здесь, а дворцовые карты – ради безопасности короля – включали только основные коридоры и пути, ведущие через комнаты для прислуги. В этой комнате имелась еще одна дверь – вероятно, она вела на балкон, – но других входов, кроме того, через который зашел Каладин, не было.

По обеим сторонам от двери стояли два гвардейца в сине-золотой форме. Сам король ходил туда-сюда мимо стола. Нос у него оказался побольше, чем изображали на портретах.

Далинар разговаривал с великой леди Навани, элегантной дамой с сединой в волосах. Скандальные отношения между дядей короля и вдовствующей королевой могли бы стать главным поводом для сплетен в военных лагерях, если бы их не затмило предательство Садеаса.

– Моаш, – велел Каладин, ткнув пальцем, – проверь, куда ведет эта дверь. Март и Эт, вы будете нести вахту снаружи, в коридоре. Без спросу никого не впускать, кроме какого-нибудь великого князя.

Моаш отсалютовал королю, вместо того чтобы поклониться, и проверил дверь. Она и впрямь вела на балкон, который Каладин заметил снизу. Тот опоясывал зал по наружной стене.

Далинар наблюдал за тем, как работали Каладин и Моаш. Каладин отсалютовал ему, и их взгляды встретились. Он не подведет князя опять, как подвел накануне.

– Дядя, я не узнаю этих гвардейцев, – раздраженно бросил король.

– Они новые, – ответил Далинар. – На этот балкон другим путем не попасть, солдат. Он в сотне футов над землей.

– Рад слышать, – отозвался Каладин и приказал: – Дрехи, ступай к Моашу на балкон, закройте дверь и будьте начеку.

Дрехи кивнул и ринулся выполнять приказ.

– Я только что сказал, что на балкон невозможно попасть снаружи, – заметил Далинар.

– Сэр, значит, именно этим путем я бы попытался пробраться внутрь, – пояснил Каладин. – Если бы захотел.

Великий князь посмотрел на него с веселым изумлением.

А вот король закивал:

– Хорошо… хорошо.

– Ваше величество, есть ли другие способы попасть в эту комнату? – спросил Каладин. – Потайные двери, коридоры?

– Если бы они существовали, – проговорил король, – я бы не хотел, чтобы об этом кто-то узнал.

– Мои люди не смогут охранять эту комнату, если мы не будем знать, что именно охраняем. Если существуют потайные коридоры, они тотчас же оказываются под подозрением. Расскажите мне о них – я использую для охраны только своих офицеров.

Король на миг уставился на Каладина, потом повернулся к Далинару:

– А он мне нравится! Почему ты раньше не поставил его во главе своей гвардии?

– У меня не было такой возможности. – Далинар устремил на Каладина весьма многозначительный взгляд. Тяжелый взгляд. Он шагнул вперед, положил руку Каладину на плечо и отвел его в сторону.

– Погоди-ка, – раздался сзади голос монарха, – это капитанская нашивка?! На темноглазом? С каких пор это стало возможным?

Далинар, не отвечая, провел Каладина в другой конец комнаты.

– Король, – негромко пояснил великий князь, – весьма беспокоится из-за наемных убийц. Ты должен это знать.

– Сэр, разумная подозрительность облегчит его охранникам работу, – сказал Каладин.

– Я не говорил, что она разумная, – возразил Далинар. – Ты называешь меня «сэр». Общепринятое обращение – «светлорд».

– Сэр, я буду использовать это обращение, если вы прикажете. – Каладин смотрел ему в глаза. – Но «сэр» – допустимое обращение, даже для светлоглазого, если он является непосредственным начальником.

– Я великий князь.

– Если позволите мне быть откровенным, – начал юноша и не стал ждать разрешения: этот человек его возвысил и, с точки зрения Каладина, должность предполагала определенные привилегии, если не было сказано иное. – Каждый из тех, к кому я когда-либо обращался «светлорд», предал меня. Нескольким из тех, кого я называл «сэр», по-прежнему доверяю и сегодня. Для меня одно обращение почтительнее другого. Сэр.

– Ты странный парень.

– Сэр, вы должны помнить, что обычные парни стали трупами в ущельях, – негромко заметил Каладин. – Садеас об этом позаботился.

– Что ж, пусть твои люди на балконе отойдут подальше, иначе они смогут подслушать нас через окно.

– Тогда я присоединюсь к часовым в коридоре, – сказал Каладин, обнаружив, что два королевских гвардейца уже вышли за порог.

– Этого я не приказывал, – возразил Далинар. – Стереги двери, но изнутри. Я хочу, чтобы ты услышал, что мы затеваем. Просто не болтай об этом за пределами совещательной комнаты.

– Да, сэр.

– На совещание придут еще четыре человека: мои сыновья, генерал Хал и светлость Тешав, его супруга. Они могут войти. Всех остальных следует держать снаружи, пока мы не закончим заседать.

Далинар возобновил беседу с матерью короля. Каладин разместил Моаша и Дрехи, потом объяснил Марту и Эту все, что касалось правил пропуска через дверь. Позже ему придется обучить своих людей кое-каким вещам. Светлоглазые на самом деле не имели в виду, что следует «никого не впускать», если было приказано «никого не впускать». Они подразумевали, что «если ты кого-нибудь впустишь, пусть лучше это будет достаточно важно, иначе тебе несдобровать».

Каладин занял свой пост у закрытой двери, встав возле стены, украшенной резными панелями из неизвестной ему редкой разновидности дерева. «Скорее всего, одна-единственная деревянная панель стоит больше, чем я заработал за всю свою жизнь», – рассеянно размышлял он.

Прибыли сыновья великого князя, Адолин и Ренарин Холины. Первого Каладин видел на поле боя, хотя без осколочного доспеха он выглядел иначе. Не таким внушительным. В большей степени похожим на избалованного юного богатея. О, он был в форме, как и все остальные, но с резными пуговицами, а ботинки… из дорогой свиной кожи без единой царапины. Новехонькие. Стоили, наверное, несусветных денег.

«Но ведь он в тот раз спас женщину на рынке. – Каладин вспомнил случившуюся несколько недель назад встречу. – Не забывай об этом».

Капитан не знал, что и думать о Ренарине. Юноша – он был, наверное, старше самого Каладина, но точно не выглядел на свой возраст – носил очки и ходил за братом словно тень. Эти тонкие руки и нежные пальцы не знали битвы или настоящего труда.

Сил металась по комнате, заглядывая во все укромные углы, щели и вазы. Она приостановилась у пресс-папье на женском письменном столе возле королевского кресла и уставилась на кусок хрусталя, в котором застыло странное существо, похожее на краба. Неужели у него были крылья?

– Разве этот не должен подождать снаружи? – спросил Адолин, кивком указывая на Каладина.

– То, что мы делаем, означает прямую угрозу для меня, – пояснил Далинар, сцепив руки за спиной. – Я хочу, чтобы он знал детали. Это может оказаться важным для его работы. – Далинар не смотрел ни на Адолина, ни на Каладина.

Адолин подошел к отцу, взял за руку и произнес тихим голосом – но недостаточно тихим, чтобы Каладин не услышал:

– Мы его едва знаем.

– Адолин, мы должны доверять хоть кому-то, – ответил великий князь обычным голосом. – Если и есть во всей армии тот, за которого я могу поручиться, что он не работает на Садеаса, то лишь этот солдат. – Он повернулся и снова устремил на Каладина внимательный, изучающий взгляд непостижимых глаз.

«Он не видел, что я делаю с буресветом, – настойчиво внушил себе Каладин. – Адолин был почти без сознания. Он не знает.

Ведь не знает же?»

Адолин всплеснул руками, но отошел в другую часть комнаты и что-то неразборчиво проворчал брату. Каладин остался на месте, позволив себе поблажку в виде стойки вольно.

«Да, он точно избалованный».

Генерал, пришедший вскоре после этого, оказался проворным лысым мужчиной с прямой спиной и бледно-желтыми глазами. У его жены, Тешав, было узкое лицо и русые пряди в волосах. Она села за письменный стол – Навани даже не попыталась занять это место.

– Докладывайте, – велел Далинар от окна, когда за двумя новоприбывшими с щелчком закрылась дверь.

– Светлорд, подозреваю, вы уже знаете все, что я собираюсь сообщить, – сказала Тешав. – Они взбешены. Все искренне надеялись, что вы передумаете по поводу приказа, – и его обнародование их рассердило. Великий князь Хатам оказался единственным, кто сделал публичное заявление. Он планирует – я цитирую – «позаботиться о том, чтобы отговорить короля от этого безрассудного пути, избранного на основании дурных советов».

Король со вздохом опустился в кресло. Ренарин тотчас же сел, как и генерал. Адолин неспешно отыскал место для себя.

Далинар продолжал стоять, глядя в окно.

– Дядя? – позвал король. – Ты слышал, какой была их реакция? Хорошо, что ты не решился на крайние меры, о которых думал, и не объявил о том, что Заповеди становятся обязательными для всех под угрозой конфискации имущества. Мы бы оказались в центре восстания.

– Дойдет и до этого, – проговорил Далинар. – Я все еще спрашиваю себя, не следовало ли объявить обо всем сразу. Когда в тебе застряла стрела, иногда лучше выдернуть ее одним рывком.

Вообще-то засевшую в теле стрелу лучше всего не трогать, пока не найдешь лекаря. Частенько благодаря этому удавалось не истечь кровью и выжить. Однако стоило помалкивать и не портить метафору великого князя.

– Клянусь бурей, что за жуткий образ. – Король вытер лицо носовым платком. – Дядя, неужели тебе и впрямь нужно о таком упоминать? Я и так уже боюсь, что мы все умрем еще до конца недели.

– Мы с твоим отцом пережили и не такое.

– Но у вас были союзники! За вас были три великих князя, против – только шестеро, и вам никогда не приходилось сражаться со всеми одновременно.

– Если великие князья объединятся против нас, – заметил генерал Хал, – мы не выстоим. Нам придется отменить этот приказ, что существенно ослабит трон.

Король откинулся на спинку кресла, прижимая руку ко лбу:

– Йезерезе, это будет катастрофа…

Каладин вскинул бровь.

– Не согласен? – спросила Сил, подлетая к нему в виде вороха трепещущих листьев. То, что листья продолжали говорить ее голосом, сбивало с толку. Остальные в комнате, конечно, не видели и не слышали ее.

– Нет, – прошептал Каладин. – Этот приказ, судя по всему, настоящий ураган. Я просто не думал, что король такой… нытик.

– Мы должны обеспечить себе союзников, – вклинился Адолин. – Создать коалицию. Садеас соберет свою, и мы сможем противопоставить ему нашу.

– Разделив королевство на две части? – уточнила Тешав, качая головой. – Не думаю, что гражданская война может как-то помочь трону. Особенно такая, которую мы вряд ли выиграем.

– Это будет конец Алеткара как королевства, – согласился генерал.

– Алеткар как королевство закончился несколько веков назад, – негромко бросил Далинар, глядя в окно. – То, что мы создали, – не Алеткар. Алеткар был царством справедливости. Мы словно дети, примерившие отцовский плащ.

– Но, дядя, – возразил король, – по крайней мере, королевство что-то собой представляет. Больше, чем на протяжении веков! Если мы потерпим неудачу и оно разделится на десять воюющих княжеств, погибнет все, ради чего трудился мой отец!

– Твой отец трудился не ради этого, – сказал Далинар. – Не ради этой игры на Расколотых равнинах, этого тошнотворного политического фарса. Гавилар грезил не об этом. Грядет Буря бурь…

– Что? – спросил король.

Далинар нконец-то отвернулся от окна, подошел к остальным и положил руку на плечо Навани:

– Мы разыщем способ добиться своего или уничтожим королевство, пытаясь это сделать. Я более не потерплю этот цирк.

Каладин, скрестив руки, постукивал кончиком пальца по локтю.

– Далинар ведет себя как король, – пробурчал он почти беззвучно, так тихо, чтобы лишь Сил услышала. – А остальные ему подыгрывают.

Тревожно. Так поступал Амарам. Хватался за власть при первой возможности, даже если она ему не принадлежала.

Навани посмотрела на Далинара и положила свою руку поверх его. Судя по выражению лица, вдовствующая королева готова была поддержать любое его начинание.

Король был не готов. Он чуть слышно вздохнул.

– Дядя, у тебя определенно есть план. Ну? Излагай. Этот театр утомителен.

– Чего я хочу на самом деле, – откровенно проговорил Далинар, – так это избить их до потери сознания. Именно так я поступил бы с новобранцами, которые не желают подчиняться приказам.

– Думаю, дядя, тебе придется постараться, чтобы… вколотить в них покорность, – сухо заметил король и почему-то рассеянно потер грудь.

– Вам надо их обезоружить, – ляпнул Каладин, сам того не ожидая.

Все взгляды обратились к нему. Светлость Тешав нахмурилась, как будто бы у Каладина не было права говорить. Скорее всего, не было.

Далинар, однако, кивнул ему: