Рок. Лабиринт Сицилии Швец Юрий

ГЛАВА 13

Обоз центуриона Теренция Мула продолжал двигаться по холмистой, заросшей лесами местности. Высылая вперёд несколько разъездов разведчиков, оба центуриона, Кассий и Теренций, собирали информацию и прокладывали маршрут обоза.

– Они готовят нам засаду. Только где? – говорил Кар.

– Ты думаешь, они повторят ночную атаку? – спросил Теренций.

– Нет, ночных шорохов они теперь будут бояться сами! – заметил Кассий. – Они совершат нападение только в светлое время суток, чтобы разглядеть все наши хитрости, если такие окажутся. И самое главное, для того, чтобы хорошо просматривалось их численное превосходство, которое будет для них самым основным фактором храбрости.

– Что же нам делать? Не можем же мы идти в постоянной боевой готовности! Это сильно тормозит нашу скорость передвижения, а у нас конкретные сроки прибытия в Эрбесс, – забеспокоился Теренций.

– И мне, поверь, Теренций, разгуливать, любуясь красотами Сицилии, совсем нет времени. У меня своё задание, которое я должен выполнить. И поэтому стоит подумать, что нам предпринять! – умерил беспокойство Теренция Мула Кассий, погружаясь в размышления.

Видя, что Кассий задумался, Теренций не стал мешать ему и, спрыгнув с повозки, пошёл с ежедневным обходом по обозу, беспокоясь о сохранности вверенного ему имущества, за которое он нёс ответственность. Кассий продолжал размышлять…

«Если они планируют нападение днём, – думал Кассий, – где им лучше всего его предпринять? Это должно быть какое-то труднопроходимое место. Лесное ущелье, гористая местность, переправа крупной реки. Вот места, где мы можем быть уязвимы! То, что за нами постоянно следят, это бесспорно. Среди этих бесчисленных селений Сицилии невозможно рассмотреть их соглядатаев. Значит…»

Кассий оторвался от размышлений, у него в голове возник план…

– Массилий, – позвал он.

– Да, центурион, – со следующей впереди повозки спрыгнул декан.

– Ты как-то говорил, что Овидий несколько раз следовал по этому маршруту с обозами? Позови его! – распорядился Кассий.

– Может и проводника Октия? – предложил Массилий.

– И его тоже!

Через четверть часа все сидели в повозке Кассия.

– Скажите мне, есть ли на нашем пути какие-то труднопроходимые места? – задал вопрос Кассий.

– Есть! – в один голос сказали и Овидий, и Октий.

– И что же это за место?

– Это переправа через одну из петель Сальсы, – ответил Октий, – нам придётся переходить её в довольно широком, но спокойном месте! Но сразу за переправой следует крутой подъём в гору, а на вершине и справа, и слева глухие леса.

– А обойти её никак нельзя? – спросил Кассий.

– Можно. Но переходить там очень тяжело, большое течение! Река там ревёт от возмущения! Повозки может опрокинуть, да и дно там каменистое! Для повозок непроходимое.

– Обход далеко? – спросил Кассий.

– Да нет, мили две, – ответил проводник Октий.

– Хорошо! – подытожил Кассий Кар. План в его голове созрел полностью. – Когда мы подойдём к широкой переправе?

– Если тронемся засветло, то в рассвет будем на месте!

– Отлично! Овидий, располагаемся на ночлег у сицилийского селения! Массилий, возьмёшь манипул и пополнишь запас воды! – распорядился Кар.

Обоз расположился на ночлег в селении пастухов, где люди жили тем, что продавали мясо и шерсть, молоко и сыр проходившим мимо них торговцам и военным отрядам. Надо заметить, что в то время, в отличие от последующих веков, воюющие стороны не разоряли селения крестьян, не участвующих в войне. Запасы продовольствия пополнялись покупкой или обменом товаров.

Глубокой ночью из лагеря, соблюдая тишину, в лес ушёл манипул принципов и центурия велитов. Возглавил отряд Кассий Кар, вместе с ним повёл отряд проводник Октий.

…Раннее утро… Река, делая несколько изгибов, разливается широкой петлёй возле крутых каменных скал и войдя в широкий горный каньон, а далее, окружённая по обоим берегам крутыми скалами, убыстряет бег. С высоты птичьего полета, кажется, что она разрезает своим холодным лезвием грубый камень и, демонстрируя первозданную силу природы, гордо шумит и пенится, пробегая, по отполированным её быстрым течением, огромным камням, лежащим на дне.

В один из краёв широкой петли упирается дорога. В ту её часть, где вода широким разливом умеряет свой бег, поддавшись восторгу от необычайной ширины пространства своего разбега. Именно, в этом месте дорога пронзает реку, восходит на крутой подъём другого берега, к вершине холма между лесом. По дороге движется римская военная колонна, за ней двигается длинный обоз, который постепенно, достигая берега, останавливается… На берегу люди явно совещаются… И вот группа воинов переходит вброд на ту сторону. Они явно пробуют дорогу. Следом переправляются несколько повозок. Благополучно переправившись, они выстраиваются в подъём, три повозки в ряд и достигнув верха подъёма, останавливаются. Следом переправляется пехота, в числе четырёх десятков. Она поднимается и останавливается у верхней точки подъёма, у трёх повозок…

Слева от дороги, уходящей круто в гору, поднимаются отвесные скалы высотою в шестнадцать локтей. Справа каменистая гряда, по которой невозможно движение ни конному, ни пешему. Только поднявшись на вершину, дорога уходит между двумя прилегающими холмами с лесом, куда-то в сторону заката солнца…

Переправив двенадцать повозок, римляне переправляют лёгкую пехоту – велитов, которая, выстроившись в три ряда, поднимается в гору. Следом переправляется остальная, тяжёлая пехота. Выстроившись «черепахой», с шестью повозками по бокам, римляне начинают подъём… Остальной обоз стоит на месте, на извилистом берегу… Но вот подъём закончен. Повозки разворачиваются, левые вправо, правые влево, оставляя «черепаху» пехоты в середине. Велиты к этому времени подошли к холмам… В этот момент раздаётся протяжный вой трубы не римской тембральности… Из обоих краёв леса, прилегающих к подъёму дороги, начинают выбегать нестройные толпы людей с каким-то яростным боевым кличем. Они очень торопятся вступить в схватку и, поэтому, бегут в беспорядке. Велиты этим пользуются, запустив в них ливень метательных копий, а сами в этот момент поворачиваются и бегут к тяжёлой пехоте. Тем временем звучит римский сигнал «к оружию» и «черепаха» рассыпается и перестраивается в пяти рядную линию с центурионом и знаменосцем в центре. Прислуга повозок, остававшаяся на том берегу, в спешке переправляется через реку…

Велиты несколько раз останавливаются, разворачиваются и повторяют разовый ливень метательных копий, который сбивает бегущих впереди неприятелей и косит набегающих. Велиты пробегают сквозь ряды своей тяжёлой пехоты и останавливаются за их спинами. Ряды принципов смыкаются и принципы держат наготове свои тяжёлые дроты. Звучит команда центуриона, и определённый звук римской валторны подаёт сигнал, принципы обрушивают дождь своих убийственных дротов, на бегущих сицилийцев… Передние ряды римской пехоты успевают бросить дроты ещё раз, прежде чем набежавшие враги заставляют их обнажить мечи. Слышен металлический звон, крики…

Теперь, заметно преимущество нападавших численностью и напором. Они бегут под гору, большой массой и римляне с трудом сдерживают их напор. Разгорается яростная битва. Римский строй подаётся несколько назад, но добежавшая к этому времени прислуга обозов выравнивает ситуацию. Бой разгорается с новой силой… Сицилийцы, подбадривая друг друга, наседают на римский строй, в ярости мстя за прошлое поражение. Их лёгкая пехота, стоящая сзади, почти не участвует в сражении, так как плотность и ширина их беспорядочной армии слишком разбросаны. И копьеметатели боятся поразить своих, стоя в бездействии… Римские велиты же, наоборот, поражают середину и задние ряды с натренированной лёгкостью. Но напор врага слишком велик, линия римлян медленно подаётся назад… Велиты, израсходовав свой запас копий, обнажают мечи и встраиваются в ряды пехоты…

…Предсмертное хрипение людей, стоны, крики ярости, жуткие возгласы, всё это пугает стоящих в повозках лошадей. Они инстинктивно рвут упряжь, дыбятся, их ржание сливается с общим шумом битвы…

Вдруг, раздаются звуки римской валторны, которая трубит сигнал атаки в тылу сицилийцев. Трубач сражающегося манипула трубит ответный сигнал, ободряя свои ряды… От холма быстрым передвижением, ровными рядами спускается развёрнутый манипул принципов, который ведёт Кассий. Перед рядами принципов центурия велитов обратила в бегство лёгкую пехоту разбойников и обрушила дождь метательных копий на тыл противника. В армии врага смятение, из только что почти одерживающего победу войска, она становится растерянной, её колебание очень заметно…

Задние ряды разбойников разворачиваются лицом к набегающим принципам. Кассий кричит боевой клич римлян, взятый ими со времени борьбы с Пирром, имитирующий крик свирепого слона: «Барра!» Клич подхватывает вся римская пехота. Возглас римлян, раздающийся и спереди, и сзади, деморализует разбойников. Идёт избиение противника…

Кассий видит впереди себя хорошо экипированного воина, который, отдавая короткие команды, сплачивает вокруг себя воинов в греческих доспехах. Этот отряд пытается пробиться из окружения. Воин с умением владеет оружием и повергает одного римского воина за другим. На шлеме воина искусно сделанная из сверкающей бронзы пасть волка. Кассий пробивается к нему… Десяток принципов Массилия окружает Кассия, прикрывая его с боков. «Волк», как бы почуяв приближение Кара, поворачивается… Лицо его почти полностью сокрыто выдвинутыми вперёд нащёчниками шлема. Увидев центуриона, он с яростью бросается на него. В его руке тяжёлый испанский меч, прорубающий любые доспехи и шлем. Кар знал, что биться таким мечом может только искусный воин. Воин делает замах и обрушивает на Кассия ужасающей силы удар, который центурион отражает щитом, одновременно делая колющий выброс правой руки с мечом в область шеи, где проходит мощная артерия, следующая от сердца к голове. Меч скользит по поднятому, круглому щиту «волка». Тогда Кассий, припадая на колено, атакует противника в левое колено. Ему удаётся зацепить мечом плоть «волка». Сицилиец отдёргивает окровавленную ногу, одновременно делая косой рубящий удар в надежде, что Кассий после укола будет подниматься и попадёт под рассекающий воздух меч. Противники замирают на секунду, обдумывая свой следующий ход, но тут верх берёт римская тактика… Справа от Кассия становится Массилий, слева другой ветеран. Строй наполняется римской пехотой. «Волк» кричит что-то. Его окружают его воины, которые тоже стремятся закончить построение, но не успевают. Римская пехота атакует… Против Кассия действуют два сицилийца, которые копьями стараются пронзить защиту центуриона. Отбив копьё одного, он атакует другого свистящим, рубящим ударом в руку, держащую копьё. Удар достигает цели!.. В это время, Массилий пронзает другого в пах. Кассий оглядывается по сторонам. Ряды врагов тают…

Уже после боя, обходя павших воинов, Кассий, нашёл убитого «волка», заколотого в спину…

Переправившись через Сальсу, обоз продолжил путь. До Эрбесса оставалось совсем немного.

Глава 14

Акрагант. Древний город, расположенный на южном побережье Сицилии. Город основали финикийцы. Но за свою историю он не раз попадал под влияние греческих городов-полисов, которые воевали друг с другом, оспаривая первенство. Удобная бухта и обширный тихий залив сделали город очень привлекательным для морской торговли, и город стал быстро расти. Влияние различных культур отразилось на архитектуре города так же, как и в Карфагене – в черте города основывались и строились храмы различных пантеонов богов, коим поклонялся тот или иной народ, живущий в городе. Поклонение различным богам в то время никого не удивляло и не угнетало. Поэтому, его жители селились, как и в Карфагене, стараясь расселиться кварталами по национальному признаку. Человеческое сообщество в то время было намного гуманнее и доброжелательнее к своему соседству, чем это выразилось в гораздо поздние века, когда с появлением единобожия ярые клирики одного и ортодоксы пророка другого выжигали целые страны и города, прикрываясь словом Божьим и изречениями из Корана. Но это произошло позже… После своего возвышения, Акрагант даже сам воевал с Сиракузами за сферы влияния в Сицилии. Так продолжалось многие века, пока город не попал в союз с основателями и, по сути, стал его протекторатом. Карфагеняне обнесли Акрагант гигантскими стенами, сделав его неприступной цитаделью в южной Сицилии. Два с половиной столетия велась война Карфагена с Сиракузами, которая поддерживалась Коринфом и Спартой (они были на стороне второй). Война шла с переменным успехом, но границы влияния двух городов-соперников оставалась почти неизменной – по течению реки Сальсы. Река текла почти от северного побережья Сицилии до южного, разделяя пополам остров, и впадала своим устьем во внутреннее море, почти у Акраганта, оставляя его в зоне влияния Карфагена.

С приходом на остров третьего заинтересованного лица – Римской республики – ситуация изменилась. Баланс сил был нарушен, и хитроумные греки переметнулись в союзники Римской республики, надеясь чужими руками ослабить и задушить их старинного противника. Всемирная история на их примере показала, что предательство карается первым, ибо греческие города-государства утратили свою независимость намного раньше, чем боровшийся и наводивший ужас на Рим Карфаген.

Осада Акраганта Римской республикой велась уже четвёртый месяц. Город отразил два штурма, истребив более десяти тысяч римлян. Больше римляне штурмовать Акрагант не решались, но держали его в блокаде. Блокада, правда, не приносила никакого успеха, так как подвоз всего необходимого осуществлялся с моря.

В Акраганте существовали пантеоны сирийского и греческого поклонения. Храмы занимали самые возвышенные, красивые места, но город рос и расселялся уже за крепостной стеной, и храмы шагнули за ним, занимая возвышенности и прибрежные молы. Из городской пристани к храмам ходили специальные небольшие суда – биремы, перевозившие людей к храмам во время празднеств, ритуалов, а также жертвенный скот для церемониальных нужд. Одним из таких храмов был храм греческой богини Артемиды, стоящий в десяти стадиях от города на высоком прибрежном моле. Так-как Артемида была почитаема многими народами, храм оставался как бы вне войны и продолжал выполнять богослужения во все религиозные празднества. Храм был очень красив. Свод храма стоял на колоннаде из двенадцати колонн в длину и шести в ширину. Артемида считалась покровительницей материнства и поэтому храм посещало много молодых женщин. За колоннадой стояли её статуи, изваянные из мрамора в различных её обличиях. К храму подходили две дороги с материка. Третьей дорогой считался водный путь от города, мраморные ступени храма спускались к самому морю и омывались морским прибоем.

Конец весны знаменует начало охотничьего сезона, покровительницей которого тоже являлась Артемида. В это время ей предназначалось множество ритуалов и жертвоприношений. Храм почти каждый день был наполнен людьми, ищущими покровительства богини. Жрицы и послушницы храма жили в постройках самого храма и редко покидали его пределы. Верховные жрицы храма могли покидать храм для публичного общения с другими религиозными сообществами.

Одной из таких жриц была Кларисса, уроженка Коринфа, попавшая в храм после переселения её семьи в Акрагант. Будучи очень красивой девушкой с хорошим воспитанием, она была замечена одной из верховных жриц, которая впоследствии и привела Клариссу к таинствам и мистериям служения Артемиде. Так Кларисса посвятила себя служению таинствам и ритуалам богини.

Но однажды она увидела в храме Гамилькара Барку. Они встретились глазами и бесшабашный Эрос пустил стрелы в сердца обоих… Это была безумная любовь, готовая снести все преграды на своём пути. И если бы храм стерёг великий Аргус, Гамилькар несомненно поверг бы его в прах. Они встречались сначала тайно. Кларисса до поздней ночи засиживалась у мраморных ступеней колоннады портика храма, ожидая своего возлюбленного. Гамилькар же пересекал половину Сицилии для встречи с любимой, невзирая на опасности, изобилующие в его жизни. Узнав обо всём, верховные жрицы сначала воспротивились их встречам, но, поняв безнадёжность своих запретов, решили перевести Клариссу в разряд верховных жриц и сами скрепили их семейный союз по греческому обычаю на алтаре. Теперь, Гамилькар мог встречаться с женой вне храма в Акраганте или увезти её на время, согласованное с храмом, в какое-либо место. Главное требование было, чтобы к началу великих мистерий во славу Артемиды верховная жрица Кларисса была в храме при исполнении таинств.

Так прошло пять лет, Кларисса подарила Гамилькару двух дочерей и сына. Но и сейчас Кларисса ждала ребёнка, находясь под покровительством своей богини. И если беременность ещё не была заметна визуально, то стук второго сердца под своим она угадывала точно, без сомнений. Гамилькар безраздельно доверял и был полностью уверен в своей жене, позволяя ей присутствовать при всех ритуалах и празднествах в честь Артемиды. За это время, их любовь нисколько не ослабла, а только усилилась. Кларисса из яркого весеннего цветка за эти годы превратилась в благоухающую, ослепительной красоты розу. Когда Гамилькар находился рядом с ней, он был подвержен какому-то необычайному чувству, заставляющему его забыть все перипетии военной жизни. Словно он находился под гипнозом счастья и гармонии. Таков был супружеский союз Гамилькара и Клариссы и судьба пока не могла поставить подножку их обоюдному счастью.

В один из майских дней, когда в алтарях храма Артемиды начали благоухать различными благовониями зажжённые жрецами курильни, а аромат этих курилен, расходившийся по окрестностям, возвещал о начале празднеств и мистерий в честь богини, от пристани Акраганта отплыла двухъярусная вёсельная бирема. Она вышла из пристани города и направилась по заливу к храму Артемиды. На биреме стояла женщина необычайной красоты и притяжения. Одета она была в мантию верховной жрицы Артемиды, волосы её были подобраны на греческий лад и подвязаны кружевной лентой. Рядом с ней находилась прелестная девушка, которая с испугом в глазах говорила о чём-то со жрицей:

– Говорю вам, госпожа, их было не менее десяти. Я таких ещё не видела! Чёрные плащи и повязки на лицах. Они зашли в храм, когда уже стемнело, и что-то выискивали, обходя алтари. На вопрос верховной жрицы Апафии «Что вам нужно?» один из них изрёк что-то подобное: «Слуги Двуликого не отчитываются Артемиде». Проверив все углы храма, они скрылись так же тихо, как и вошли.

– Когда это было, прелестная Иола? – спросила госпожа.

– Неделю назад, когда вы отплыли на корабле! – уточнила Иола.

– Ну не стоит так беспокоиться, Иола! Римские воины и раньше к нам заходили. Храм открыт для всех, кто ищет покровительства богини Артемиды!

– Госпожа Кларисса, они не искали покровительства Артемиды, мне показалось, они искали какого-то человека, – высказала свою догадку Иола.

– Может быть. Может, один из них мог зайти к нам? Или им показалось, что он вошёл к нам? И они зашли, чтобы разыскать его. Всё равно тебе не следует так беспокоиться, – успокаивала Иолу Кларисса. – Перестань волноваться, у тебя сегодня первое служение, ты должна быть совершенно спокойной! Оставь все свои страхи здесь, на корабле! И поднимись на портик уже совершенно готовой к непростому ритуалу!

Корабль медленно пристал к пристани храма. Женщин встретила прислуга храма и все торжественной церемонией проследовали по мраморным ступеням в храм. Помещения храма благоухали ароматами благовоний, исходящих из курилен храма. Всё было готово к мистериям в честь богини – покровительницы рожениц, защитницы целомудрия и покровительницы охотников.

Таинства начались. Собравшийся народ состоял из окрестных простых охотников, знатных горожан Акраганта, которые прибыли сюда морем. Также здесь находилось очень много беременных женщин из ближних селений и городов, молодых девушек, да и вообще разного люда, который пришёл полюбоваться красочными действиями богослужений. Артемида, будучи дочерью Зевса и Лето, олицетворялась с образом богини, дарящей тепло, веселье, счастье.

…Таинства продолжались от полудня и до позднего вечера, когда солнце уже стало клониться к горизонту. Пришедший народ потихоньку начал покидать храм. Тех, кто приплыл из Акраганта, увозили морем посредством тех же кораблей. Остальные расходились по окрестностям, полные впечатлений от увиденного действия мистерий. В храме оставалась одна прислуга. Жрицы убирали ритуальный инвентарь, прислуга омывала пол в большом зале. За такими хлопотами наступил вечер. Сгустились сумерки.

Кларисса и Иола вышли из храма под колоннаду портика и ведущим к пристани мраморным ступеням. Они с упоением вдыхали свежий воздух, проветривая лёгкие от благовоний, которыми дышали весь день, и от вдыхания оных к концу праздничных служений стала немного болеть и кружиться голова. Вдыхая аромат вечернего, свежего моря, они смотрели на залив.

– Когда же он придёт, госпожа Кларисса? – спросила Иола.

– Должен приплыть за нами после захода солнца, по окончании ритуалов. Так было договорено, – отвечала Кларисса и продолжила: – Ну вот, состоялось и твоё дебютное служение, девочка. Поздравляю! Ты вела себя прекрасно во время церемоний. Мне немного грустно, Иола… Когда-то и я вот так начинала, всё было впервые и в диковинку! – Кларисса о чём-то задумалась…

– Полноте печалиться, жрица Кларисса! У вас такие славные дети! И этот ребёночек, ещё не родившийся, будет такой же прекрасный! – Иола обняла Клариссу, прижалась к ней щекой.

– Ой! Госпожа Кларисса, вы оставили свою мантию у алтаря! – вдруг заметила Иола. – Я сейчас быстро за ней схожу!

И Иола, повернувшись, заторопилась наверх, по мраморным ступеням в храм.

Поднявшись к храму и пройдя к колоннаде, Иола услышала голоса, раздающиеся в большом зале храма. Один голос принадлежал верховной жрице Апафии, другой она слышала впервые. Вернее, если его можно было назвать голосом – что-то шипящее звучало в нём:

– И всё же, где верховная жрица Кларисса? Если вы её прячете, то зря! Мы найдём её, а храм сожжём! – угроза была не пустой, в руках некоторых «гостей» были зажжённые факелы.

– Артемида позаботится о судьбе храма! – гордо отвечала Апафия. – А Кларисса отплыла с кораблями в Акрагант!

– Нет, старая сирена, врёшь! – зашипел голос. – Наш соглядатай смотрел на тех, кто садился на корабль! Её там не было!

Иола подошла к внутренней базилике и увидела тех людей, о которых говорила Клариссе утром.

«Так, значит, они искали её! – подумала Иола – Что это за люди?!»

Иола подошла ещё ближе, к внутренней колонне, встав за неё, прислушалась….

– … Мы слуги войны и нам незачем задумываться над тем, что подумает Артемида о наших действиях! – продолжал шипеть голос. – Если потребуется, мы будем разрушать храм за храмом, наш долг повиноваться только клятве, данной Двуликому Янусу!

– Для меня не существует такого бога, – спокойно возразила Апафия. – А вот ваша Тривия? Как она отреагирует на твои слова адепт?

– А вот так! – в бешенстве заорал адепт.

И Иола увидела, как один из людей, стоящих вокруг жрицы, обнажил меч и ударил им плашмя по голове Апафии. Удар был очень сильным, и жрица рухнула на пол, заливая кровью свою мантию. Иола испустила крик и выбежала из укрытия. Она увидела в большом зале храма около десятка людей в одинаковых черных одеяниях. Все они повернулись на её крик, когда выбежавшая девушка бросилась к лежащей на полу Апафии.

– А это что за голубка выпорхнула из базилики?! – с сарказмом в голосе произнёс арканит, указав на неё мечом.

– Что тут происходит? – раздался громкий голос Клариссы. Она вошла в зал со стороны выхода к пристани.

В этот момент все арканиты посмотрели на вошедшую… Им сразу стало ясно, что объект их поисков перед ними!

Иола с ужасом смотрела на приближающуюся Клариссу, которая спокойно шла через весь зал к лежащей на полу Апафии.

Вдруг, у главного входа послышался топот копыт нескольких лошадей. Вслед за ним послышались быстрые, взбегающие наверх по ступеням шаги, звонко раздающиеся в вечернем, спокойном, звенящем тишиной воздухе. Мгновением позже, со стороны центральной колоннады в ритуальный зал ворвался молодой римский центурион. Вбежав, он огляделся по сторонам:

– Вот как! А я не знал, что Римская республика воюет с храмами! – громко произнёс он, увидев лежащую жрицу с окровавленной головой и двух красивых женщин, склонившихся над ней. Центурион продолжал: – И главное, я поражён иным! Такое число столь великих воинов, коими вы мните себя, уважаемые арканиты, уж никак не думал застать сражающимся с женщинами! Чем же они вас так напугали, доблестные адепты, уж не гребешками ли из своих волос?!

– Ты? Жив? – прошипел голос. – Ну что же, это ненадолго! Этот храм станет твоей могилой!

– Да! Для вас это, должно быть, большая неожиданность! – улыбнулся центурион, эта улыбка словно осветила сумрачный, зловещий зал храма. – Как, впрочем, и для проконсула!

В этот момент в храм вбежал декан римской пехоты, Массилий, в полном вооружении, он встал рядом с приимпелярием.

– Прикрой мне спину! – произнёс Кассий Кар, ибо это был он. – И сохраняй силы!

Он обнажил свой меч и вытащил свой жезл центуриона, держа его в левой руке. На жезле были видны свежие зарубки. Это не ускользнуло и от глаз адептов. Они расходились по сторонам, держа в каждой руке по узкому отточенному мечу.

– Охраняйте женщин, – прошипел голос, – ну, братья, за дело!

И двое арканитов напали на Кассия. Послышался звон рубящегося железа. Арканиты танцевали вокруг Кассия какой-то замысловатый танец. Мечи в их руках выписывали невероятные дуги и удары сыпались на Кара бесконечным градом. Как он изворачивался и отражал все эти удары, было непостижимо, но через две минуты беспрерывных атак арканиты остановились, чтоб перевести дух. Взгляды противников встретились. Кар был совершенно свеж. В его взгляде не читалось ни малейшего колебания или сомнения в боевом настрое его духа. Арканиты поняли, что имеют дело с серьёзным противником. Это подтвердилось, когда один из адептов, взяв край своего плаща, которым хотел вытереть со лба пот, обнаружил, что плащ с правой стороны в крови! В горячке боя он не заметил, как меч Кассия коснулся его снизу-вверх, поднимая самнитскую броню.

Кассий, увидев свой успех, приободрился и решил напасть сам. Он увеличил скорость атак и быстроту движений, и схватка пробрела новую динамичность… Кассий отражал жезлом удары здорового, невредимого адепта и наседал на раненого, решив покончить сначала с ним. После минуты беспрерывных атак Кассия раненый противник завалился на бок, получив ещё одно серьёзное ранение, в бедро…

– Плохая примета для брата-близнеца, – изрёк Кар, поворачиваясь к пока ещё невредимому адепту. Глаза арканита загорелись неистовой зелёной злобой, и он бросился на Кассия, с невероятной быстротой нанося удары мечами. Удары следовали за ударами, Кассий пятился, пока не упёрся спиной в спину Массилия. Декан оборонялся против двух адептов, пытавшихся зайти за спину Кара. В одну из минут этой неистовой атаки Кассий взглянул в глаза арканиту и вдруг понял, что тот собирается сделать в сложившейся ситуации. Арканит правой рукой атаковал Кассия, а левой, как бы отводя её для удара, собирался пронзить бок Массилия. Тогда Кассий ударом ноги в грудь адепта опрокинул его, заставив пролететь того по гладкому мраморному полу несколько шагов… Этого мгновения Кассию хватило, чтобы воспользоваться ситуацией в свою пользу. Он резко развернулся и вонзил свой меч в шею одного из противников, атаковавших Массилия. Адепт, роняя мечи, схватился за горло и рухнул на пол. Кровь, пенясь, побежала по мрамору…

«Совсем неплохо!» – подумал Кар. Он опять развернулся к опрокинутому им адепту. Краем глаза Кассий увидел женщин, следящих за схваткой с ужасом в глазах. Он даже заметил, как самая молоденькая из них, вскрикивала от испуга, когда ей казалось, что центурион не успевает отразить предназначенный ему удар. «Какая она прелестная, – пролетела в голове Кассия мысль, – у неё светлые волосы! Видно, потомок светлого народа!..»

– Ко мне! – прохрипел поднявшийся адепт. И двое арканитов из четырёх, стоящих вокруг женщин, двинулись к нему, обнажив мечи.

– Да, за последнее время поубавилась численность вашего ордена! Видно, трёхликая Тривия имеет своё мнение на предназначение «доблестных» воинов Двуликого Януса! Двух битых я видел по дороге в Мессину. Жалкое зрелище, я вам скажу! Им так надавали под зад, что они не смогли сесть на лошадей! – сыпал остротами Кар, надеясь побольше выиграть времени, чтобы отдышаться. – Ещё двоих, забрали в свои объятья лесные нимфы в священной роще близ Акраганта! И вот теперь, здесь, двое из вас поплатились за неуважение к Артемиде. Может, вам пора поменять своё мировоззрение насчёт избранности Великого Двуликого?

– Шути, шути! – прошипел голос. – Недолго тебе осталось!

И схватка разгорелась с новой силой. Атаки продолжались некоторое время без пауз. Кассий выдерживал этот бешеный темп благодаря своей природной одарённости – реакции и скорости. Сердце его бешено колотилось, едва не выпрыгивая из груди. Он успевал и обороняться, и наносить неожиданные для адептов выпады. И тогда противники сменили тактику. Один из адептов бросался в атаку, другой в это время переводил дух, готовый бросится на Кассия и прийти на помощь своему напарнику в любой момент, как только это потребует ситуация…

…Через непродолжительное время, один из адептов получил ранение от Массилия в левое плечо. Но и сам Массилий был ранен в правую руку. Но он держался, прикрывая спину Кассия. Сам Кар был задет в поясницу. Меч адепта отскочил от железных накладок, прикрывающих пояс центуриона, но его острие пробило две из них и сделало обширный, глубокий порез. Кровь бежала по правой ноге Кара и он понимал, что от потери крови, вскоре, ослабеет. Жезл, которым он так хорошо отражал мечи атакующих, был перерублен и укоротился почти на треть…

«Да, если я умру, то умру на глазах самой красивой девушки на свете!», – утешал себя Кассий, очередной раз, встретившись глазами со светловолосой, молоденькой жрицей, которая сидела бледная, как мраморное изваяние.

Кларисса и Иола наблюдали за происходящим, как заворожённые. Сначала они не понимали смысла всего происходящего. То, что римляне решили отыскать Клариссу, жену воюющего против них Гамилькара, – это стало ясно сразу! Но зачем римлянам биться с римлянами? Это им было непонятно совсем. Молодой центурион, ворвавшийся в храм и говоривший какие-то непонятные речи про Республику и орден, заставлял испытывать к себе какую-то симпатию, которая, за короткое время схватки, переросла в страх за его жизнь. Сражался он прекрасно! Несомненно, это был один из самых отважных сынов своей Республики! Рисковать своей жизнью за символичность республиканских ценностей и жизни трёх незнакомых женщин? Такого они от римлянина не ожидали! И когда в схватке Иола видела опасность, угрожающую Кару, она уже искренне вскрикивала в испуге за его жизнь. Но в сражении участвовал и ещё один римлянин. Этот молчаливый товарищ первого римлянина сражался, как его железная тень, постоянно прикрывая его спину. Но когда ранили и Кассия, и Массилия, лица Клариссы и Иолы побледнели…

…Кассий почувствовал, как упал Массилий. Молча, без стона, как настоящий римлянин. Кассий ушёл в сторону, уводя за собой противников. Старый друг Массилий, ещё пытался встать, но кровь, видневшаяся под ним, говорила сама за себя… Кассий стал кружить вокруг колоннады храма, отбивая атаки адептов, которые следовали за ним поочерёдно. Адепты, поняв, что дело близится к финалу, не торопились. Никому из них уже не хотелось рисковать. Этот центурион оказался железным воином. Кто бы мог подумать?! Он один поверг двух их товарищей в сражении с численно превосходящим противником. А то, что он способен ещё на одну, последнюю атаку, ни у кого не вызывало сомнения! И погибать, когда победа уже совсем близка, никому не хотелось. Они просто изматывали его, ожидая его полного бессилия от большой потери крови, потому как задели его ещё раз, в правое плечо.

Кассий отбил очередную атаку, рука его отяжелела, он видел глазами постоянно одного арканита, потому что кружил в колоннаде.

«-… Но что это? Почему он не меняется? – вдруг, мысленно, заметил Кар. – Или они меня не берут уже в расчёт?..» Мысли Кассия путались… Но арканит, фехтовавший против него, вдруг, начал озираться назад, явно выражая на своём лице какую-то озабоченность – его товарищей рядом не было! Арканит пытался форсировать атаку, но Кассий, почувствовав «что-то» в изменившейся ситуации, собрался с силами и начал теснить адепта из колоннады обратно в зал. Фехтуя на пределе сил и своих возможностей, в этом состоянии, Кассий загнал противника в глухую защиту, чтобы успеть оглядеться… В зале шло сражение!.. Двое, непонятно откуда взявшихся воинов, сошлись с оставшимися адептами. Каждый фехтовал с парой адептов! Кар заметил в глазах храмовиков застывший ужас.

Кассий, оглядев зал, заметил также, что одна из жриц, та, что постарше, склонилась над Массилием… Чувствуя, что теряет последние силы, Кассий провёл одну из своих любимых атак. Атака была трёхуровневая, с выходом за правый бок противника. Кассий вложил в эту атаку остатки последних сил… И она ему удалась! Четвёртым ударом, поворачивая корпус в круговом вращении с вытянутой правой рукой и свистящим в ней мечом, он перерубил адепту правую ногу в подколенном суставе. Арканит рухнул на мрамор, выронив мечи. Кассий выпрямился… У него перед глазами всё плыло… Он хотел повернуться к сражающимся, но свод храма обрушился на него…

Глава 15

Вечер. Весеннее солнце наполовину скрылось за горизонтом, топя в морской солёной воде свои золотистые лучи. Но море, проглатывая эту энергию и свет, само начинает серебриться и светиться… Чайки прекратили свою вечернюю перекличку и стали искать ночлег в крутых прибрежных скалах заливов и бухт. Только ночные хищники просыпаются в эту пору, выходят на охоту, подстерегая свою жертву во мраке ночи…

По заливу, рассекая волны своим острым носом, прорезая морскую гладь, бежит мощная боевая галера с белым парусом. Галера направляется не в сторону городской пристани Акраганта, а уходит влево, к мысу с высоким молом, где, сквозь сковывающий видимость вечерний сумрак, виднеются колоннада и свод портика храма. Храм построен на самом верху мола и хорошо виден со всех сторон, включая морские просторы. В дневное время – это очень красочное зрелище. В ночное, если смотреть со стороны моря, он сливается с тёмной полосой берега и только зажжённые алтари пристани, расположенные у входа в храм, освещают часть колоннады и свод портика крыши.

– Когда вы отделились от него, Диархон? – На корме гептеры беседуют два человека.

– Чуть более месяца, Гамилькар! Он поплыл на Самос, но обещал зайти в Коринф! – ответил молодой Диархон.

– Да, письмо, что ты мне передал, очень важное!.. – заметил, пребывая в паутине своих раздумий, Гамилькар, но, переменив тему, спросил: – Как прошло плаванье?

– Море штормило, мы шли вдали от берегов, как и указал Карталон. Два раза видели верхушки мачт римских конвоев, но в бой не вступили. А за Теренскими мелями видели флот самого Катулла! Да, это внушительная сила! Они нас тоже хорошо рассмотрели, но преследовать не решились. С некоторых пор они боятся выходить из заливов, когда их Нептун устраивает пляски в своих чертогах!

– Ну что же, ты выполнил своё задание с честью, – похвалил Гамилькар молодого морехода, – не зря Карталон выделяет тебя из всех мореходов! Хотя, и на суше, ты воин выше всех похвал!

– Всему, что я умею, я обязан Карталону!

– Да, Карталон и меня многому обучил. – Гамилькар повернулся в сторону мола. – Почему они, до сих пор, не зажгли на пристани храма огни? Странно, – забеспокоился он.

– После стольких проведённых ритуалов, они могли просто забыть про них. Вся округа была там сегодня!

– Всё возможно. Чтобы не напороться на мели, поплывём на лодке! – решил Гамилькар. – Убрать парус, пойдём осторожно, на вёслах!

Через три стадия гептера остановилась. От неё отделилась лодка и поплыла в сторону пристани храма Артемиды.

Поднявшись на пристань, Гамилькар огляделся и прислушался. Лицо его, очень красивое, с правильными чертами, имело мужественное выражение. Люди, когда-либо беседовавшие с ним, замечали, что глаза его почти не моргают во время беседы. Поэтому, складывалось впечатление, что он видит собеседника насквозь. Военная жизнь, которую он вёл уже восемь лет, со времени Нуммидийской войны, с самой молодости, сделали его фигуру атлетичной и гибкой. Всем остальным его наградил, как говорили в Карфагене, страшный Бааль. Гамилькар имел несомненный военный талант. К этому времени он не проиграл ни одного сражения – ни на море, ни на суше! Там, где находился Гамилькар, карфагенянам всегда сопутствовала удача.

Вслед за Гамилькаром на пристань поднялся Диархон. Диархон был выше Гамилькара почти на голову, но атлетически сильно проигрывал Барке.

– Ты слышишь? – Гамилькар сделал знак прислушаться.

– Как будто девушка вскрикнула?! – На лице Диархона играло удивление.

– Вот-вот! – Гамилькар бросился к храму. За ним проследовал Диархон.

Ворвавшись в большой ритуальный зал, они на секунду застыли, чтобы сориентироваться.

В зале лежала женщина в мантии верховной жрицы. Над ней стояла на коленях Кларисса. Рядом плакала Иола. В глубине зала, за колоннадой, был слышен звон мечей. Рядом с Клариссой и Иолой, а также у колоннады стояли адепты ордена Двуликого Януса. Гамилькар обнажил меч. То же сделал и Диархон. Мгновение, и они атаковали арканитов, охранявших женщин. Арканиты, сначала опешившие от удивления, быстро пришли в себя и, обнажив мечи, приготовились защищаться.

…Гамилькар теснил своего противника к середине зала, когда от колоннады на помощь своим товарищам отделились ещё два адепта. Они разделились, один напал на Гамилькара, другой на Диархона. Тот, который пришёл на помощь сопернику Диархона, был уже ранен в плечо… Гамилькар сражался с двумя невредимыми арканитами. В зале неподвижно лежала ещё пара адептов. Они лежали в лужах крови и у Гамилькара не было сомнений в их смерти. Оставался вопрос, кто отправил их в столь долгое путешествие к перевозчику Харону? Дальше, у колоннады лежал римский принцип, прикрывшись щитом. Кровь была и под ним. Гамилькар наседал на адептов, заставляя их только защищаться… Внезапно, из-за колонн выскочил ещё один арканит. За ним следом, фехтуя, появился истекающий кровью римский центурион, одетый в пурпурный хитон и доспехи приимпелярия, с многочисленными знаками отличий на перевязи и ремне-поясе. На ремне были знаки незнакомого Гамилькару легиона.

«Неужели, это его рук дело? – подумал Гамилькар, косясь на лежащих арканитов. – Но зря, он так расходует энергию! Слабость может накрыть его совсем внезапно!» Проведя одну из атак, Гамилькар нагнулся и поднял с пола меч одного из поверженных Каром адептов. Развернувшись, он внезапно обрушился на одного из своих оппонентов серией быстрых и точных ударов, при этом успевая отражать удары другого. Адепт решил не отсиживаться в обороне, а самому контратаковать… Звон мечей наполнил зал, противники с усердием старались убить друг друга… Адепт, понял, что ошибся в своих оценках противника, решаясь на атаку, что бой, ввиду своего численного превосходства нужно «сушить», а не активизировать. Действовать нужно в поочерёдном ключе своих атак вместе со своим партнёром, изматывая противника. И поэтому, он, отступив на два шага от контакта, подал команду своему партнёру:

– В дубле! – надеясь, в этот момент, на переменную атаку своего партнёра. Но, отступив на два шага, он разорвал тем самым контакт соприкосновения с мечами Гамилькара. Это резко переменило ситуацию. Гамилькар стремительно повернулся влево, в сторону, вступающего в схватку, другого адепта, и провёл быструю, как молния, сокрушительную атаку, используя против него уже два меча. Адепт совершенно не ожидал этого! Быстрая смена направления атаки застала его врасплох, и меч Гамилькара воткнулся в пах адепта…

– Дубля не получилось. – Барка повернулся к адепту, неудачно решившего взять паузу. Арканит застыл, обдумывая план действий…

У Гамилькара появилось время оглядеться. Кларисса к этому времени уже склонилась над римским принципом. «Что она делает?!» – пронеслось у него в голове. Взгляд его упал на Диархона. Тот гнал своего противника к противоположной колоннаде. Второй из противников молодого морехода уже не фехтовал! Он лежал на боку, ослабленный потерей крови. В этот момент он увидел молодого центуриона, лежащего на спине. Рядом с ним, захлёбываясь в крике, ещё живой адепт держался за отрубленную ногу, пытаясь краем своего плаща пережать рану… «Не успеет!» – решил Гамилькар, видя своим опытным взглядом с какой скоростью и сколько уже выбежало крови. Гамилькар повернулся и пошёл молча прямо на арканита. Суровый взгляд Гамилькара говорил тому, что надеяться не на что.

– Неподходящий день выбрал Двуликий для убийства моей жены! – только произнёс он. Адепт, наблюдавший за ним всю схватку, только сейчас понял, что в Барке так удивило его. Его противник ни разу не моргнул!

– Янус не собирался убивать твою жену! Он собирался выманить у тебя за неё часть Астарты! – прошипел голос.

– Ваш великий магистр, примерно, то же самое говорил мне, но бросил в меня клинок – это было год назад, на плато Геиркте! Он ещё жив? А что касается части Астарты, то вы её никогда не получите! Хватит вам и тех двух, которыми вы уже обладаете! – При этих словах глаза адепта блеснули вспыхнувшим изумлением. – Так же, как вы, её не получит и Священная Каста, стремящаяся обладать ею не меньше вашего! Амулет не получит никто, наш род выбран для хранения Астарты и она будет оставаться у нас! Так завещала великая царица Рода Дидона!

– Ваш род истребят! Великие боги Шумера Ану уже проснулись и имели беседу с Двуликим! То, что предначертано, нельзя изменить! Рим будет новой столицей мира!

– Да, будет! Но недолго. Без нашей Астарты, даже если у него появится третья часть, по-твоему же предначертанию, его сметут вновь зародившиеся народы! Так было и с твоим Шумером!

– Шумер правил бы миром вечность, как он правил им шесть тысячелетий, если бы не случайность…

– Случайность? Сама Гея разрушила башню Молоха! Это были самые тёмные шесть тысяч лет на Гее! Годы правления богов не нашего мира! Богов – узурпаторов! Этому не будет возврата! Даже сейчас в Карфагене Священная Каста исполняет древний ритуал Молоха, принося в жертвы человеческие жизни! А вы хотите пустить в свой город – это древнее зло? Это тёмные создания! Что же станет с вашей Республикой, в которой столько зёрен здравого развития, по пришествии этой силы? Но силой нельзя навести всемирный порядок, как бы этого ни хотелось! Применение силы само собой подразумевает подавление чьей-то воли. Воля – одна из черт, заложенных в человеке богами, природой, но которая работает только вкупе с разумом! Есть разум – есть воля. Есть воля – появляется совесть. Раз боги затуманивают разум человека, чтобы сковать его волю, значит не они его творцы! Иначе, зачем создавать человека по своему подобию, а после туманить ему разум и сковывать волю… Да и боги ли они?! Поэтому Гея и освободила своих детей! Освободила от кабалы богов! Повторить всё заново? Будь то Карфаген или Рим? В этом нет смысла! Поэтому, часть Астарты, скрепляющая все остальные, символизирующая счастье и спокойствие, а на самом деле подавляющая разум и волю, больше никому не доступна! Она сокрыта от всех! И у меня её нет! Только один человек знает, где она сейчас, но он очень далеко! – закончил говорить Гамилькар.

– Мы разыщем всех, кто хоть что-то знает о ней! И она будет воссоединена обратно! – прошипел адепт.

– Ты ничего не понял, слуга Двуликого! – произнёс Гамилькар. – Видно, бог ваш меняет не только голос и глаза, но и затуманивает разум! Но на мои волю и разум, он не имеет никакого влияния! Защищайся!

Гамилькар атаковал арканита, и через короткий промежуток схватки у того появилась кровь на запястье левой руки. Барка усилил давление и арканит стал пятиться к двери, он несколько раз пытался контратаковать, но было видно, что он очень устал. В это время Диархон поразил своего противника в голову и тот покатился по ступеням алтаря, гремя мечами. Это было словно сигналом для оставшегося адепта. Он, вдруг, резко отбежал от Гамилькара на полтора десятка локтей, обернулся и кинул в Барку оба меча, а сам бросился из храма. Гамилькар еле увернулся от летящей свистящей стали и, пробежав несколько метров вслед адепту, бросил вдогонку ему свой меч. Арканит был уже в дверях, когда свистящая сталь догнала его и пронзила спину меж лопаток…

Глава 16

Сибилла шла по огромному периметру торговой части Коринфа. Здесь шёл торг за привезённый со всего известного тогда света разноликий, разношёрстый, разнопахнущий товар. Были здесь торговцы из Фракии, Карии, Месопотамии, Египта, Долматии, Понта и многих других уголков мира… Продавали почти всё! От простых ожерелий до изящных украшений, различный скот, шелка, оружие… И, если даже покупка была очень удачной, но не на чем было увезти купленный товар, тут же продавали различную упряжь, вьючный скот и даже огромные торговые корабли. Сибилла, конечно же, бывала у себя, в родном Гадесе, на рыночных площадях и в порту, но такого изобилия товара не видела никогда! Отдельно стояли рынки рабов. Греки были той нацией, которая использовала труд рабов максимально, оставляя для себя только ремесленные работы, искусство и зодчество… Именно, этим и объясняется их (греков) отход от традиций метрополии. Коя отдалилась от полисной системы, почувствовав в ней перекос в сторону возвеличивания собственного эго. И дальнейший ход культуры ярко продемонстрировал это – путь к возвеличиванию собственного этноса, несмотря на хорошую развитость логоса, пафоса и этоса, ведёт к взрывоподобному росту собственного эгоса и к стремительной деградации и народности, как таковой, и всей «общественной системы» (в данном случае «полисной»). В нашей современности, на тех же Балканах, народа, который описан в трудах Гомера, Эсхила, Аристофана не существует! Народ, который в данное время называет себя греками, говоря языком стоиков, утерял, утратил весь свой Этнос и эпитафически дегенерировал кровосмешением, потеряв и растворив в «демосе» нить своего Рода, а с ним, так «провозглашаемую» свободу и гордыню… Тогда же, во времени путешествия нашей героини, количество греческих философских учений поражало Сибиллу! Каждый философ имел свою школу и своих учеников – последователей, которые дорабатывали теории учителей, после их смерти. Ученики несли эти знания во весь просвещённый мир того времени, и, что удивительно, все эти теории космологии мирно и уважительно уживались друг с другом, даже, в пределах одного города! Например, ученики знаменитой академии Платона устраивали всевозможные дискуссии и диспуты со своими противниками о строении мироздания. Одни утверждали, что началом всему послужил огонь, именно он создал Вселенную, другие утверждали, что основа всему вода. Третьи брались доказать всем, что мир состоит из определённого вещества – эфира! От такого количества информации, свалившейся на голову девушки из далёкого Гадеса, где ничего не было слышно ни про Аристотеля, ни про Платона, и, тем более, про Гераклита и Анаксагора, Сибилле становилось не по себе! Она чувствовала себя неуютно от того, что такую часть своей жизни прожила в испанском городе, где люди большей частью живут своими традициями, передавая из уст в уста знания и легенды своего народа и местности, относясь ко всему привезённому издалека без особого доверия и интереса. Но, надо сказать, к чести Сибиллы, она разносторонне интересовалась всем, не оставляя ничего нового без внимания, и Карталону приходилось ей много рассказывать, но ещё больше водить! Водить по тем местам, где он и сам мог с большим интересом послушать какого-нибудь философа. Они посетили многие одеоны, где разыгрывались самые интересные трагедии того времени, такие как: «Птицы», «Арханяне» Аристофана, а также Эсхила. Сибилла впервые в жизни увидела театральное представление! Действия трагедий так повлияло и растрогало её женское воображение, что её волнение за героев читалось на лице. Она только не могла понять, почему женские роли в трагедиях исполняет хор или мужчина в маске…

Карталон встретился с советом старейшин Коринфа. О чём там шёл разговор Сибилла не знала, но к дате выхода флотилии из порта Коринфа в порт явилось около семисот воинов, которых разделили по кораблям, а вечером того же дня флотилия вышла из порта и направилась к выходу из пролива…

Обратный путь до острова Тритон прошёл намного быстрей. Карталон спешил куда-то, гептеры не останавливались ни по какому поводу. Галеры подошли к началу пролива, когда от одного из островов отделилась быстрая трирема и направилась к ним. Флотилия легла в дрейф, ожидая трирему.

Трирема подошла к главной гептере Карталона, на триреме стоял человек в синем плаще.

– Мне нужно поговорить с Карталоном Баркой! – закричал он. – Я Менандр, начальник дозора тритонцев, – представился человек.

– Я приветствую тебя, Менандр! – Карталон подошёл к борту.

– Я должен передать тебе, славный Карталон, слова Аристодема, флотоводца Тернона! Он проплыл здесь два дня назад и передал тебе, что тебя стережёт римский флот, приведённый из Кротона! Флот стоит за северным мысом пролива! Поэтому, он посоветовал тебе прижаться к берегу и выйти из пролива по южному мысу в утренний туман!

– Спасибо за предупреждение, Менандр! И передай мои слова благодарности благородному Аристодему! – прокричал Карталон.

– Что будем делать? – спросил Тоган.

– Надо узнать, нет ли заслона у южного мыса. И если есть, то какой? – обдумывал план Карталон. – Пошли гептеру Акриссия к мысу, пусть близко не подплывает! Но спрашивает у кораблей, идущих в пролив, что они видели за мысом?..

Поздним вечером галера Акриссия вернулась. Из собранных сведений стало известно, что Южный мыс охраняет эскадра в двадцать кораблей, Северный – в сорок.

– Римляне думают, что мы поплывём обратно к Сицилии и, поэтому, прикрыли Северный мыс сильнее! – объяснил Акриссий.

– Ну что же, завтра, после полуночи, в тумане, ударим по заслону! – Карталон собрал всех командиров у себя на гептере. – Посмотрим на новых воинов в бою! А, сейчас, всем отдыхать!

В полных сумерках гептеры вышли из пролива, построившись клином. Пройдя расстояние около шести стадий, Карталон повернул влево, и флотилия стала выстраиваться в боевой порядок…

– Зайдём с моря. Стрелки, по местам! Тяжёлые онагры и баллисты, всем приготовиться!

Не проплыли гептеры и десяти стадий, как, сквозь туман, стала угадываться, проглядывая через плывущие над морем слои тумана, первая в заслоне римская квинтирема. На квинтиреме заметили гептеры и трубы сыграли сигнал к сражению. Только сквозь туман было непонятно – с какой стороны ждать атаки карфагенян. Римляне, услышав сигнал, но, не видя противника, стали инстинктивно поворачивать носы кораблей к выходу из пролива, так-как оттуда ждали неприятеля… Тем временем тяжёлые онагры пробили в борту квинтиремы несколько пробоин, но она, всё же успела развернуться носом к атакующим. Следующие галеры римлян, сориентировавшись по ней и уже понимая направление атаки флота Барки, перехитрившего их, вновь начали разворот для встречи врага. Карталон знал, что если они успеют выстроиться, то без труда сожмут его с флангов таранными ударами. Поэтому, он повернул флот вправо и поплыл с максимальной скоростью к левому флангу римлян. К тому времени передовая квинтирема уже черпала бортом воду и люди, пытаясь спастись, хватались за носовую часть корабля…

Представив своим командирам, накануне, всю картину предстоящего боя, Карталон быстро и неуклонно исполнял её. Из тумана гептеры вышли в строгом порядке и сразу же заработали онагры и баллисты. Римляне стреляли тоже, но меткостью попаданий они похвастаться не могли и, поэтому, чтобы увеличить меткость своих попаданий, попытались сократить расстояние, подплыв поближе… Вот этого и ждал Карталон! Звук трубы с борта главной гептеры возвестил об атаке несущихся с фланга из тумана гептер! В этом и заключался план Барки. Шесть гептер проплыли дальше за фланг римского строя и развернулись для атаки. Остальные шесть вместе с флагманом затеяли артиллерийскую дуэль, перестрелку, в которой тяжёлые онагры и баллисты Карталона всегда одерживали верх.

…Римляне заметили атакующие корабли слишком поздно. И гептеры, словно хищники, нашли свои жертвы. Треск ломаемых бортов возвестил о просчёте римлян! Три квинтиремы стали клониться к воде… В это время гептеры Карталона продолжали расстреливать римские галеры, которые в растерянности метались в двух направлениях. Римляне трубили сигналы, прося помощи. Но для остальной части эскадры было непонятно где основная атака Барки. Передовая квинтирема, которую расстрелял флот Баркидов, уже лежала на дне пролива, а подстроившиеся к ней фронтом римские галеры с усилием пытались разглядеть в тумане флот Карфагена… который исчез?! Раздававшиеся с левого фланга призывы о помощи ещё больше усугубили неразбериху. И многие корабли, просто потеряв всякий строй, пытались уйти влево, мешая и заслоняя путь другим.

…У двух квинтирем, стоящих к фронту Карталона, меткими выстрелами из баллист были обломаны почти треть всех вёсел. Карталон протрубил абордаж. Две гептеры отделились от фронтальной линии и пошли на сближение с ними. Подплыв ближе, с башен гептер заработали лучники, а с носа баллисты запустили приготовленные для таких случаев тяжёлые гарпуны. Запущенные гарпуны застряли своими зазубринами в передних частях квинтирем, а гептеры дали задний ход, уводя квинтиремы в туман. Римские воины, видя, что им грозит плен, прыгали в воду…

Посчитав, что вероятность погони минимальна, Карталон дал сигнал к прекращению сражения. Гептеры стали выходить из боя, уводя в качестве трофея две боевые квинтиремы. Римляне, потеряв в результате обстрела очень много вёсел, были неспособны организовать погоню. Да и моральный дух их – не позволил трогаться с места…

Карталон вышел из сражения почти без потерь – у одной из гептер ядром сломало мачту и ещё у двух – реи.

– Зайдём в какую-нибудь бухту! Нужно отремонтировать гептеру Лодина! – Тоган вопросительно посмотрел на Карталона.

– Зайдём, но только ночью. Весь день будем плыть. Тоган, приготовь канаты для буксировки повреждённых галер! Спустить гафеля! Держаться в ста стадиях от берега! – Карталон привычно отдавал распоряжения, но, внезапно повернувшись, увидел Сибиллу. Она весь бой провела на башне, недалеко от него. Но в бою, увлечённый действиями врага и своими действиями, он не заметил её.

– … Скажи, это всегда так страшно? Один из римских зажигательных снарядов пролетел совсем рядом с нашей мачтой! – она подошла и прижалась к его груди. – Два ядра сбили трёх человек с галеры!

– Нет, Сибилла! То, что было сегодня, это совсем не страшно. Бывает намного страшней и опасней! Но ты уже бывала не в одном сражении на нашем борту! И ведёшь себя очень достойно, наравне с мужчинами! – Он поцеловал её волосы. – Скажи мне, откуда у дочери крупного вождя, землевладельца и заводчика маститых лошадей такой интерес ко всему неизвестному, так сильно проявленному тобой в Коринфе?

– Ну, про лошадей я знаю всё! Про морское дело… – Здесь, Сибилла задумалась, но потом продолжила: – Я тоже, теперь, имею представление! Но я не представляла себе, что мир, действительно, настолько велик и обширен! Что представления о нём везде разные! И мне хочется хоть чуточку в этом разобраться! Я не думала, что в Греции столько различных учёных-философов. Что вера в богов там имеет свои границы! Что человеческий разум способен проникать за рамки, установленные нам богами или навязанными учениями?! Греция на этот счёт оставила во мне частичку своего света познания законов природы, и я постараюсь, чтобы этот свет не померк во мне, как не померкнет свет моей любви к тебе, Карталон! Я так благодарна тебе за это путешествие!

– Ну что же, тогда в Афинах тебе будет ещё интересней. Но знай! Свобода греков, базируется на рабстве. Ну, а в Афинах тебе есть кого послушать. Ведь там, на горе Академ, названой так в честь одного из мифических героев Эллады, расположена знаменитая академия Платона!

– Мы поплывём в Афины?

– Не сразу, сначала посетим порт Спарты! Там у меня встреча.

– В Спарте тоже есть учёные? – интересовалась испанка.

– Не совсем учёные, скорее воины! Они очень религиозны. Отражение мира они видят только в наконечниках своих копий. Тебе будет интересно познакомиться с тамошней культурой.

Наконец, вечером, удобная бухта была обнаружена, и флотилия зашла в неё отремонтировать повреждённые галеры. Также, были укомплектованы командами, две взятые в бою галеры противника. Карталон с интересом рассматривал обустройство римского корабля, подмечая все недостатки и достоинства. Римляне строили свои корабли, копируя их с карфагенских, но добавляли в них свои доработки и упрощения. Гребцам захваченных кораблей и не покинувшим их, состоящим в основном из союзников Рима, Карталон пообещал, что по окончании плавания, высадит их на южном побережье Италии.

Плавание продолжилось и на третий день, после прорыва из пролива, галеры входили в порт Спарты…

Глава 17

Спарта. Когда-то грозный оплот великой греческой коалиции, но растерявшая свою былую мощь в бесчисленных войнах со своими же греческими городами-полисами. Совсем недавно Спарта была в формальном подчинении у Македонии. Но и Македония не устояла под напором времени и греческие города, провозгласив Ахейский союз, отделились от протектората Македонии. Но даже потеря своего могущества и сократившаяся численность спартиатов до восьми тысяч, позволили Спарте отразить штурм города неукротимым Пирром. В этой войне Пирр нашёл свою погибель и один из оставшихся в живых его сыновей увёз тело в Эпир…

Спарта, теперь, находилась в пределах и границах Лаконии, убавив свою непомерную гордыню. С древних времён город не имел крепостных стен, полагаясь только на железную дисциплину своих непобедимых фаланг. И действительно, в границах Лаконии спартанцы были непобедимы, будто сам Арес стоял в рядах их фаланг. Уже исчезли могущественные Фивы благодаря гневу Александра Великого! И победители спартанских фаланг, Эпаминонд и Пелопид сложили свои головы, первый – в битве при Мантинее, второй – в борьбе с тиранией! А город воинской славы продолжал существовать без крепостных стен. И продолжал ставить в строй воинов, которые теперь, не находя места подвигу и славе в местности родной Лаконии, шли искать воинского счастья в рядах иноземных войск, предлагая себя в качестве волонтёров. Спарта каким-то образом превратилась в центр найма воинов, в которую стекались все греческие волонтёры, чтобы под началом спартиатов повыгоднее продать своё воинское умение… Таковой Спарта останется ещё долгие времена. Даже, в противостоянии, которое произойдёт через некоторое время, после описываемых событий – Цезаря и Помпея, во времена Гражданских войн, в битве при Фарсале, когда легионы Помпея рассеются или перейдут на сторону Цезаря, одни только спартанцы в количестве двух тысяч, как пример стойкости и долга, останутся в строю Помпея, и предпочтут умереть на месте, чем предаться бегству и измене… Это будет их последнее сражение и последнее упоминание об их существовании в последующей истории…

…А пока, мы вспоминали о былой славе города, корабль Карталона отправился к пирсу не самой Спарты, город не был портовым, а гавани соединённой с ней дорогой…

Поздним вечером, в одной из таверн, расположенных в южной части города, встретились два человека. Таверна была заполнена наполовину, когда в её двери вошли четыре незнакомца в красных плащах спартиатов. Они сразу направились к столу возле большего окна, которое смотрело на внутренний двор с фруктовым садом. За столом сидел очень загорелый человек в морском плаще. Рядом с ним сидел чёрный нубиец огромного роста и красивая темноволосая женщина.

Один из вошедших дал знак остальным ожидать его, а сам подошёл к столу.

– Здравствуй, Карталон! – сказал он, подойдя к столу. – Давно мы не виделись! Я стал старше на четыре зимы после нашей последней встречи.

– Здравствуй, Ксантипп! Я бы не узнал тебя, если бы ты не подошёл первым. Действительно, прошло немало дней! Почему, ты оставил своих друзей в стороне? Стол довольно велик, здесь поместятся все. Зови друзей, сейчас должны принести жареных поросят и баранину, которых я заказал, зная твой аппетит.

– Спасибо. Мы действительно проголодались за сегодняшний день. Он был насыщен делами и заботами. Но я подумал, увидев тебя с такой красивой женщиной, что мои спутники своей грубой солдатской речью могут случайно ранить слух твоей спутницы!

– Дорогой Ксантипп! Сибилла плавает на галере уже четыре месяца! И нет, к сожалению, такого ругательного слова, которого она бы уже не слышала! Это может подтвердить Тоган! – улыбнулся Карталон, посмотрев на нубийца. Глаза того выпучились от возмущения.

– Если я и ругаюсь, Барка, то только на своём языке! А вот твои матросы, стреляя из баллист, после каждого попадания и тем паче промаха, выкрикивают такие словосочетания, что не только Сибилле, но и Нию -Нептуну приходится долго соображать над смыслом сказанного! – отреагировал Тоган на обидные слова своего командира.

– Ну, а кто же не далее, как сегодня, погружая бочку в лодку, вспомнил всех греческих богов, которые, как мне кажется, не очень-то тебе нравятся?! – продолжал улыбаться Карталон.

– Да, это другое дело! В той бочке находится греческое зло! И если и ругаться на него, то только на греческом! Но везти эту бочку? На лодке? Сумасшествие! Я, сначала, думал, что ты хочешь утопить его в заливе! Но тогда, я подумал, почему ты взял один бочонок? И мои опасения подтвердились! Ты привёз зло в Спарту! Ксантипп, оно стоит в запряжённой повозке, в которой мы приехали из порта!

– Какое ещё зло? – не понимая, о чём речь, вертел головой спартанец, глядя то на Барку, то на Тогана.

– Зло тарентских греков, которое они собрали и упрятали в эти бочки какими-то известными только им заклятиями! Потом они привезли его к нам на корабль, пока не было Карталона, а он решил доставить его к вам! В Грецию!

В этот момент к столу подошли спутники Ксантиппа. Это были рослые воины в красных хитонах и сандалиях