Рок. Лабиринт Сицилии Швец Юрий

Глава 4

…Регул, ещё долгое время, стоит и смотрит на горизонт…

– Консул, – отрывает его от раздумий один из ликторов, – к тебе прибыл центурион Кассий Кар. Что прикажешь?

– Кар? – Регул как бы выходит из забытья. – Проводи его в мою каюту. И постарайся, чтобы нашему разговору никто не помешал!

Спустившись с кормы галеры, консул в волнении входит в адмиральскую каюту:

– Как я рад тебя видеть, центурион, – Атиллий поднимает правую руку в знак приветствия. – Ну что, встретился с ними? – с нетерпением спрашивает он. В его глазах светится огонёк давно ожидаемого известия.

– Да, консул, – Кар пересказывает встречу в ночи. – Они дословно передали тебе: «Он ускользнул из ловушки, но белая роза с бутоном благоухает в храме Артемиды в Акраганте».

Консул стоит в раздумье, повторяя про себя это сообщение. «Значит, Гамилькар был у Акраганта и вчерашнее нападение на конвой не его рук дело, – мысленно решает он. – Кто-то другой командует сейчас его флотом! То, что это его флот, нет никакого сомнения. Бибул не тот человек, слова и мнение которого можно поставить под сомнение, он не укажет, на что-то, не будь он в этом уверен…»

В глазах Атиллия читается разочарование.

«… Но адепты, как они могли провалить дело? – консул закрыл глаза, массируя виски пальцами. – А Катон? Этот Rex sacrorum, царь-жрец, был уверен в успехе, и вот…, но остаётся ещё надежда! Она в Акраганте! Вместе с детьми. Он вернётся за ней, непременно вернётся! – лихорадочно соображает Регул. – Надо только захлопнуть мышеловку! Акрагант в осаде. Аппий Кавдик отвечает за осаду, у него огромный опыт! Надо вернуть адептов!» – решает он.

– Ты передал им моё распоряжение? – вслух спросил он Кассия.

– Да, консул. Они отбыли в заданном тобой направлении сию же минуту.

– Ну что ж, – вслух размышляет Атиллий, – тогда хорошо. Они уже, должно быть, на месте!

– Я не думаю, консул, – уверенно заявляет центурион.

На лице Марка Атиллия Регула застывает немое удивление. Оно длится несколько мгновений.

– Ты что-то заметил, Кассий? – консул пристально смотрит на Кара.

– Оба арканита ранены, консул, – спокойно констатирует Кассий, на его лице не выражается ни капельки сомнения.

Лицо Атиллия вытягивается от удивления… В его сознании проносится вихрь мыслей… «А он не глуп! И знает намного больше, чем я думал!» Регула бросает в пот от этих мыслей и беспокойства.

– Почему ты так решил? – спрашивает он, стараясь казаться спокойным.

– Я солдат, консул, и тоже могу терпеть боль! Но я знаю, как при этом меняются движения.

Атиллий уже с нескрываемым беспокойством сверлит глазами Кара.

– Насколько же, по-твоему, опасны их раны? – Регула начинает раздражать этот спокойный тон центуриона.

– Один ранен тяжело, по-моему, в левый бок. Его рана не позволила им ехать верхом, и они передвигались пешком. Что же касается второго, – тут Кассий делает небольшую паузу, заставляющую консула напрячься ещё сильнее, – или «Главного» из них!.. – Это замечание повергает в ужас оцепеневшего консула, – У него отрублены два пальца правой кисти! Меч этой рукой он больше держать не будет! – ставит точку Кассий.

Атиллий с ужасом смотрит на Кара: «Всё пропало! – запаниковал он. – Была схватка и Барка ранил обоих! А Катон уверял, что это лучшие из лучших, что имеются в распоряжении ордена. Что за человек этот Барка?! Ему двадцать шесть лет, имеет детей – двойняшки сын и дочь в Акраганте, жена Кларисса – красивая гречанка. Барка – молния с финикийского… Действительно, молния – сегодня здесь, завтра там! Неужели, ему помогает она? Но, по пророчеству, она не должна действовать без других… Так говорил Катон…, только две состыкованные начинают действовать! И это действие уже ощутимо! Рим набирает и власть, и величие, но без других оно рано или поздно иссякнет… Одна у Барки, другая в Карфагене… Аstarta… – мысли Регула вновь вернулись к Гамилькару. – Молния… Да, меч в его руке, говорят, похож на молнию!.. Ну что ж, с ним пока неясно, как справиться! – решает консул, – Но отправить других адептов к Акраганту всё равно надо, а вдруг посчастливится?! И они выполнят миссию… Но остаётся ещё моя экспедиция. Это дело верное! Карфаген падёт. Только бы добраться до Африки. И тогда третья часть у меня…»

Регула переполняют чувства, необыкновенное волнение, отражается на его лице глубоким раздумьем…

– Консул, – выводит Марка из забытья размышлений Кассий, который провёл в ожидании уже около получаса, – что мне прикажешь делать?

– Возвращайся в лагерь, Кар, – Регул искоса посмотрел на Кассия, – когда ты мне понадобишься, я найду тебя!..

Марк Атиллий остался один. Ему было над чем поразмышлять.

«Во-первых, – думал консул, – надо решить, что делать с этим молодым центурионом? Клянусь эдикулами Капитолия, верховные авгуры ошиблись, порекомендовав мне его как исполнительного, храброго центуриона и только. Он так умён, что просто диву даёшься! Извлечь столько информации из одной встречи в ночи… И главное! Он знал о принадлежности их к ордену. Это опасно! Очень опасно! – рассуждал Регул. – По возвращению в легион он обязан встретиться с легатом, чтобы отчитаться о несении дозора. Легат у него Тит Бабрука – в Риме вхож в семьи патрициев Гракхов… Этих вечных правдолюбцев… А Бабрука является одним из их приятелей и клиентов… И если, в их разговоре, вдруг всплывёт ночная встреча?! Бабрука, конечно же, заинтересуется и известит об этом Гракхов… Проклятье! – подумал Регул. – Гракхи начнут задавать вопросы Сенату! Сенат пошлёт запрос мне – что делают адепты старого ордена в Сицилии без согласования с Сенатом?! Проклятье!!! Сенат вообще не должен ничего знать! Если вспомнить, как Сенат колебался в вопросе, принять ли под свою защиту мамертинцев, этих убийц и грабителей Мессины… Тогда, половина Сената проголосовала против этого решения… Возглавляли эту половину Гракхи, Гортензии, Бруты… Как ни странно, но на их стороне был и отец Септемия Бибула, да и проконсул Селинатор был их сторонником. „Какое лицо будет иметь Республика, – говорили они, – взяв под защиту разбойников Мессины? В одно время, осаждая Реггий, который захватили наши взбунтовавшиеся легионы наёмников на юге Италии, и в это же самое время, поддерживая таких же разбойников в Мессине?! Получается, своих пиратов мы караем, а чужих берём под защиту? Что является фактически объявлением войны не враждебному нам государству!“ Чистоплюи! – поморщился Марк Атиллий. – Они хотят делать высокую политику, не замарав своих белых мантий! – Консул поморщился, – Тогда Сенат заколебался, понимая абсурдность своего положения… и вытекающего из него положения близости войны с Сиракузами и Карфагеном… Но не ястребы войны победили тогда в Сенате. Нам на руку тогда сыграла алчность и жадность Лентулов, Катуллов и им подобных сенаторов, которые, почуяв запах золота от военных действий, склонили чашу весов к войне! И вот сейчас по вине какого-то слишком сметливого центуриона всё может открыться! А что, если он догадался и о большем? с его-то светлым умом! – Регула прошил озноб. – Нет, надо от него избавиться!.. Но убийство… Мной, консулом, римского солдата?! Нет. Это не по мне… – Атиллий сморщился. – Лучше пусть он пропадёт при выполнении какого-нибудь задания, желательно поблизости к территории боевых действий!..»

Марк взял лист пергамента и стал писать. Закончив письмо, он согнул пергамент несколько раз и запечатал его с разных сторон расплавленным воском, поставив на воске в нескольких местах печать своим консульским перстнем. Выйдя из каюты, он обратился к одному из своих ликторов:

– Акриссий, переправляйся на берег! Скачи в лагерь, в расположение четвёртого легиона Марса. Найдёшь там центуриона первой когорты Кассия Кара, вручишь ему письмо. Вот оно! И передашь мой приказ – немедленно отправляться к осаждённому Акраганту с письмом к проконсулу Аппию Кавдику. Письмо пусть вручит ему лично в руки и ждёт от него указаний после прочтения письма! Всё запомнил? Потом ты зайдёшь к легату Титу Бабруке и скажешь, что я отправил Кара с личным заданием. Да, и скажи Кару, пусть возьмёт какого-нибудь декана с десятком принципов, – добавил Регул, подумав, что слишком подозрительно посылать Кара с таким письмом одного. – Выполняй!

Вернувшись в каюту, Регул вздохнул:

– С одним покончено. Ну, а теперь поразмыслим, что делать с «розой» и «бутоном».

«Храм богини Артемиды, – стал размышлять Регул, – стоит вне крепостных стен Акраганта. Он построен на высоком прибрежном моле, глубоко врезающемся своим береговым рельефом в морской залив. В храм можно попасть не только с суши, но и с моря! Портик храма спускается к самому берегу красивыми ступенями, выложенными розовым мрамором… Значит, как передали адепты, она посещает храм с церемониями, для выполнения каких-то ритуалов… Её посещения храма, как видно, очень часты, так как адепты рассмотрели даже детей. Говорят, его Кларисса очень хороша! – Регул усмехнулся. – Что ж, это можно проверить, у меня в этом походе давно не было настоящей женщины! Если с похищением всё выйдет гладко, и её доставят в „моё“ расположение, мне будет чем поразвлечься! Гамилькар её любит и очень ей предан, поэтому, пойдёт на все мои условия! Тем более с ней будут её дети!.. – Атиллий задумался, – А что, если дети будут только мешать моим замыслам? Тогда, от них просто надо избавиться… Ну что же, скоро мы узнаем всю силу любви пуннийца, когда его Кларисса окажется у меня в руках!»

Регул опять сел за письменный стол и стал писать, через минуту он вдруг остановился и снова задумался…

Осада Акраганта уже велась четыре месяца… Проконсул Аппий Кавдик руководил осадой. С суши Акрагант был полностью взят в кольцо. Два легиона и союзная сиракузская тяжёлая пехота осуществляли осаду. С моря дела обстояли значительно хуже. Близость Гераклеи, где стоял основной флот Карфагена, не давала блокировать город с моря. Все попытки блокады города с моря, оборачивались для Рима потерями. Флотом Карфагена командовал Гамилькон Ганнон, один из суффетов Совета Карфагена. Это был человек твёрдого, упрямого характера. В то же время он был очень осторожным полководцем. Гамилькон, двигаясь вдоль побережья от Гераклеи до мыса Экном, всякий раз снимал морскую блокаду с города. Гамилькон не дробил свой флот и двигался с максимальным числом галер. Численность флота была огромной, триста пятьдесят боевых кораблей. И если для прикрытия Гераклеи оставалось пятьдесят кораблей, то с Гамильконом было триста. Флот Гамилькона прикрывал самый узкий пролив к берегам Тунесса. Кроме того, был ещё один флот, насчитывающий пятьдесят четыре галеры. Этот флот мог появиться где угодно и когда угодно. Он наводил ужас на эскадры союзных Сиракуз, почти полностью потопив их. Его передвижения не поддавались логике и, поэтому, завидев его, и римляне, и сиракузцы старались ретироваться даже в том случае, если их силы были равны. Это был флот Баркидов. Если эти флоты соединялись – победить их было невозможно!

«– … Но, два военачальника не любят друг друга и соперничают во всём! Старая вражда суффетов Карфагена играет нам на руку! – Регул подвинул к себе письмо, закончив размышления, но снова задумался. – Но, ведь, война примиряет внутренних противников! Это надо учитывать. И, поэтому, рассчитывать на засаду с моря не приходится.»

Он опять принялся писать… Вечером, один из отправленных за день ликторов, зашёл к Регулу и отрапортовал:

– Письмо Скрофе доставлено, консул. Гемиола отбыла по вашему приказу в заданную точку.

– Очень хорошо, – произнёс задумчиво Марк…

Глава 5

В проливе туман. Ветер стих, и тёплый воздух с материковой Италии поднялся вверх под воздействием более холодного морского… Затем остыв, он же опустился в проливе густым туманом… скрадывая очертания берегов, усложняя морскую навигацию, тем, кто решился на его форсирование в таких условиях…

В проливе движется конвой, вышедший ночью из Реггия, где Рим организовал огромные склады для снабжения воюющих армий в Сицилии всем необходимым. Впереди, сзади и с боков конвой, в основном состоящий из неповоротливых грузовых судов, прикрывают боевые квадриремы и квинтиремы. Число их внушительное. Командирская галера идёт впереди. На ней Септемий Бибул, он пристально всматривается в туман. Небо потихонечку начинает сереть на востоке. Близится рассвет…

– Сколько ещё, по-твоему, продлится эта война? – спрашивает Бибула командир конвоя Клавдий Курион.

– Всё зависит от наших побед, – уходит от прямого ответа Септемий, – а их у нас немного. Вначале войны, консул, а ныне проконсул Аппий Кавдик добился побед в нескольких сражениях с пуннийцами, что вынудило выйти из войны Сиракузы и впоследствии стать нашим союзником. Консул Гай Дуилий принёс римской славе ещё один венок, победив пуннийцев в большом морском сражении у мыса Мил, благодаря изобретённому, им же самим, перекидному мостику, называемому сейчас его именем – Дуилин мост. И всё… На этом, наши победы закончились! Ты знаешь, хорошими мореходами мы так и не стали. При одинаковых кораблях пуннийцы стреляют с волнующегося моря намного точнее наших стрелков. Мы берём их тараном, а потом идём на абордаж, а они нас мастерски расстреливают из баллист почти в бурю. На суше тоже нет успехов. Наоборот, Гамилькар Барка «бьёт» наши легионы, заставляя держаться их только в кулаке. А Сиракузы, эти хитрые греки, предпочитают смотреть со стороны, как мы истребляем друг друга. А ведь, именно они были зачинщиками этой войны?! Вся надежда на экспедицию в Африку Регула и Манлия. Но Манлий застрял под Лилибеем, а Регул ссылается на нехватку провианта. Хотя мне кажется, что он ждёт конца осады Акраганта. Только, зачем? – недоумевает Септемий.

– Да, Септемий! – соглашается Клавдий. – А помнишь славную битву в Самнии, когда мы с тобой легатами, под началом нашего славного консула Ливия Гая Селинатора, двумя легионами разгромили их царя Амвросия! Тебя ещё раненого, тогда, спас какой-то молодой воин, получивший за это Гражданский венок и ставший потом центурионом! – вспоминает Курион.

– Кассий Кар. – Уточняет Септемий Бибул. – Да, это было славное сражение и славные дни для римского народа!

– Впереди, справа по курсу, какие-то холмы! – кричат дозорные со смотровой башни, что на самом верху мачты.

Клавдий, как ни всматривается, ничего не видит, туман слишком густой…

– Это Теренские мели, – говорит Септемий, – мы уже близко!

– Спасибо тебе, Септемий, что не забыл о старом друге! И после такого потрясения, какое тебя постигло совсем недавно, – Курион поглядел на подвешенную руку квестора, – ты не испугался вновь зайти на палубу и приплыть на встречу мне, дабы помочь мне избежать вот этих самых мелей! Клянусь, всеми дарами великого Юпитера, ты отважный и бескорыстный друг! – благодарит Септемия Курион.

– Погоди благодарить, друг Клавдий, мы ещё не прошли их. В таком густом тумане, нас сторожат не только сирены?! – Теперь и он различает над горизонтом высокий силуэт тёмного конуса. – Так, Клавдий… теперь, поворачиваем правее, ещё правее, – командует он рулевыми, обернувшись к ним. – Так!.. Передавайте по цепочке, чтобы все повторяли наши манёвры не спеша и в точности! Обойдём мели справа… – продолжает распоряжаться он, передавая свой многомесячный опыт плаванья в этих водах.

Сигнальщики, сидящие на смотровых башнях, начинают передавать с корабля на корабль систему римских морских сигналов на проведение поворотных манёвров… Конвой начинает медленный, перпендикулярный разворот вправо, от просматриваемого холма… Наконец последний из кораблей конвоя завершает манёвр, но строй конвоя в таком густом сером тумане всё равно ломается. В нескольких местах появляются пробки и заторы…

…Вдруг, слева от мелей появляются белые паруса, почти под цвет тумана! Они то исчезают, то проявляются вновь!.. Бибул и Клавдий, находясь впереди конвоя, видят, что сигнальщики в центре и хвосте конвоя подают знаки опасности?! В это время из тумана возникают военные гептеры с белыми парусами, на которых в морской пене волны плещется месяц…

– Барка! – кричит Бибул и кормовой трубач трубит сигнал к сражению.

Боевая гексера и расположенные рядом квадриремы начинают разворачиваться для отражения атаки. Но, этому манёвру нужно время, а его нет! В эти самые минуты, с десяток гептер на большой скорости врезаются в борта не успевших повернуться квинтирем, откуда римские солдаты стреляют из баллист и «скорпионов», пытаясь затормозить атаку… Слышен грохот таранов и ломающихся вёсел… В некоторых местах сила удара тарана гептер столь сильна, что квинтиремы раскалываются надвое и каждая часть постепенно уходит под воду… Вокруг них, плещутся и тонут люди!.. В других случаях, где галеры после тарана не разломились, картина не лучше, так-как ниже погружения их корпусов в воду, у них огромные пробоины и корабли медленно кренятся на борт…

– Скорей, скорей, – Курион командует своими гребцами. Принципы и гастаты уже выстроились на носу гексеры для абордажной атаки. Лучники заняли башни и зажгли стрелы. Квадриремы, как более быстрые корабли, уже почти закончили свой манёвр и выстраиваются в линию для атаки…

В это время гептеры Барки дают задний ход, освобождая носы с таранами. Они медленно набирают скорость, но с их бортов очень метко стреляют баллисты и онагры. Летят обмотанные паклей, которая специально пропитана горючей смесью, зажжённые амфоры. От их попадания грузовые суда вспыхивают как факелы… Римские матросы качают воду ручными насосами, привезёнными из Сиракуз, пытаясь потушить огонь. В то же время, из-за уходящих задним ходом гептер, начинают лететь тяжёлые ядра, выпущенные тяжёлыми морскими онаграми, которые расположены на галерах второй линии флота Барки. Несколько ядер попадают в квинтирему, пытающуюся догнать одну из гептер… Попадания ядрами, в движущую квинтирему, по мнению римлян, настолько маловероятны, что они, не обращая внимание на обстрел, горя мщением, решают догнать внезапно атаковавших и взять их на абордаж, но всё же они не до оценивают противника. Ядра ложатся плотнее к ней и с правой её стороны, несколько ядер ломают с десяток больших весел, и она теряет ход!.. В следующее мгновение она становиться мишенью… В неё повторно следуют несколько попаданий. И вот она, с пробитой палубой и бортом, кренится на правый бок, медленно уходя под воду…

– Отзови корабли, Курион, – говорит Бибул. – Он заманивает тебя!

– Ты что, Септемий! Клянусь копьём Минервы, они у нас в руках! – не соглашается разгорячённый сражением Клавдий.

– Да послушай ты, сейчас, по мере приближения твоих кораблей, из-за спин, уходящих гептер выскочат ещё с десяток новых, которые понесутся навстречу с огромной скоростью, и картина повторится… Я уже видел это! – кричит ему Бибул.

А в это время, ещё одна из преследовавших гептеры квадрирем начинает уходить под воду…

– Уводи конвой, друг, выполняй приказ! – убеждает Септемий Бибул.

Курион колеблется, но понесённые потери заставляют согласиться с Бибулом.

– Пусть квадриремы выйдут из-под обстрела под прикрытие наших тяжёлых кораблей! – распоряжается он. – Спасать как можно больше утопающих!

С кораблей звучат трубные сигналы к отступлению.

– Да, дорогой Курион, сегодня ты познакомился с Молнией! – Септемий Бибул хлопает друга по плечу и, видя немой вопрос у него на лице, поясняет: – Барка – означает «молния» по-финикийски!..

Туман уже почти рассеялся, и они видят уходящие на юго-запад белые паруса…

– Ума не приложу, как они там проплывают? Там сплошные рифы и подводные скалы! – удивляется квестор Бибул, смотря вслед кораблям Барки.

Курион молчит. У него испорчено настроение. Вид весьма кислый.

– Взбодрись, друг! – утешает его Бибул. – Прошлый конвой потерял намного больше твоего!

Слова старого друга успокаивают Куриона. Они беседуют уже совершенно спокойно, вспоминая прошлые, курьёзные случаи своей службы…

– … Скажи мне, Септемий. А как же Барка прорвался в пролив, когда его прикрывают триста тридцать кораблей Тирренского флота Катулла? – вдруг, спрашивает Курион.

– А вот об этом, друг, мы по прибытии своём в Мессину, спросим консула Регула и адмирала Катулла, ибо эти «светлые головы» ловят сейчас Барку, вместе со всем флотом, в Большом заливе Сиракуз! – И оба громко хохочут…

…Паруса трещат на реях и хлопают от бешеных порывов ветра. Канаты, придерживающие их, натягиваются в струну и визжат под действием ветра на различный музыкальный лад. Человек, создавший струнные музыкальные инструменты, был, несомненно, моряком, и именно канаты, парус и ветер подвигли его на создание этих удивительно звучащих лир, кифар, арф…

На носовой башне, передовой гептеры, стоит человек. На вид ему тридцать пять вёсен. Тёмные пряди его волос перебирает ветер. Его кожа несомненно носит светлый оттенок, но она сильно загорела и огрубела от солнца и ветра. Лицо его, с небольшой бородкой на греческий лад – без усов, имеет приятные черты. Огонёк, горящий в его глазах, говорит, что человек этот авантюрного склада характера, очень решительный, но мягкий и доверчивый. Фигура напоминает застывшую в бронзе скульптуру атлета. По тому, с какой лёгкостью он поднялся наверх башни, становится понятно, что он очень ловок. Рост его выше среднего. Он стоит, широко расставив ноги и скрестив на своей груди руки. Человека зовут Карталон Барка.

– Барка! – кричит ему чёрный нубиец с кольцом в ухе, силясь перекричать ветер. – Нужно убрать хотя бы малые брамселя! Ветер крепчает. Будет шторм!

– Хорошо! Ловите шквал! Нам до вечера нужно миновать римские берега! – смеясь от удовольствия, отвечает Карталон.

Атакованный римский конвой, остался убеждён, что флот Баркидов ушёл на юго-запад, однако, флот Гамилькара, выполнив ложный манёвр, сделал крутой поворот по ветру и несётся, теперь, вдоль южных берегов Италии по направлению залива Тарента.

– Ты посмотри, какие порывы?! Карталон! – не унимается нубиец, которого зовут Тоган. – Нам сломает реи или, ещё хуже, мачту!

– Не причитай, Тоган, – отмахнулся Карталон, – если бы я был безрассуден, как ты говоришь, то добавил бы ещё по одному гикселю! Что, на мой взгляд, думаю, очень бы нам не помешало! – При этих словах глаза Тогана округлились то ли от испуга, то ли от негодования. – Но вижу, вижу, – продолжал Карталон, – что после этого ты так взвоешь, что начнёшь взывать ко всем своим богам, бесконечное перечисление которых у меня всегда вызывает головную боль! Хотя, я, сколько мы с тобой плаваем, так и не смог заучить ни одного из их имён! Скажи, Тоган, зачем твоему народу такое количество богов? – безмятежно удивляется Карталон.

Нубиец, безнадёжно махнув рукой и качая головой, спускается на палубу. Карталон ненадолго остаётся один. На башню не спеша поднимается статная женщина. Подойдя сзади к Карталону, она прижимается к нему, обняв его за пояс.

– А, это ты, Сибилла?! – поворачивается Карталон.

– Может, Тоган прав? – спокойно замечает Сибилла.– Реи и канаты действительно визжат от напряжения. – Она смотрит ему прямо в глаза. – Мы что, опять куда-то спешим, Барка? – Взгляд её полон любви и очарования, томные глаза ослепительной чистоты и глубины исторгают неиссякаемые волны теплоты и надёжности. Эти глубинные волны, исходящие из глаз Сибиллы, накрывают Карталона, наполняя его сердце необычайной нежностью и благодарностью к ней…

– Почему ты не осталась в Гадесе? Зачем тебе столько лишений и тревог, коими изобилует моя жизнь? Тебе, созданной по подобию Афродиты, не место на этом корабле, среди отчаянного разноплемённого народа, зовущегося мореходами! Тем более в этих римских водах, где нам постоянно грозят: то Нептун своим трезубцем, то Марс своим мечом! – ответил вопросом на вопрос, пленённый взглядом Сибиллы Карталон.

– Что же мне оставалось делать? Ждать тебя опять год или два? Из шести лет нашей любви только два мы были вместе. Довольно, решила я! Теперь, я буду с ним всегда – и в походах, и в мире, и на земле, и на море, а если придётся, умру вместе с ним! Потому что жизнь, без тебя, бессмысленна! – Сибилла опустила свой взгляд, но тут же подняла его. – Да, теперь тебе придётся обучить меня искусству обращения с оружием, – Сибилла посмотрела с убеждённой твёрдостью на Карталона.

В этот момент необычайный порыв ветра так напряг паруса, что реи затрещали на крепеже, а мачта ощутимо согнулась вперёд. Оснастка корабля, выполненная из выделанного кедра и лиственницы, справилась с порывом, но необычайная сила, возникшая в парусах, как бы, перебросила корабль с одной волны на другую, погрузив нос гептеры в воду! Но, тут же, подняв её с огромным количеством воды, бежавшей по палубе, и брызг, летящих во все стороны…

Сибилла, в испуге, посмотрела в этот момент на Карталона! Он был необычайно спокоен, ни один мускул не дрогнул на его лице. Это был его мир!!! Мир, в котором он жил уже много лет и без которого жить не мог! Будто, почуяв испуг Сибиллы, Карталон обнял её и пояснил:

– Нам нужно сейчас двигаться быстрее волн! Мы слишком далеко от берегов. Нептун посылает нам вслед волны, именующиеся у мореходов «убийцами» кораблей. Догонит такая вот волна нас и опрокинет корабль! Но не волнуйся, скоро мы минуем мыс Тарента, который своим носом режет волны! Там море намного спокойней, – унял волнение Сибиллы Карталон.

Они какое-то время стояли молча, наблюдая за игрой Нептуна… Сибилла взяла его за руку. Им было хорошо вдвоём, совершенно без слов, просто стоя рядом друг с другом… И только неистовый ветер, разгулявшийся на морских просторах, пытался поломать эту идиллию, играя их волосами, закидывая их на глаза, губы, щекоча лицо… И боги, словно почуяв, что противодействуют, мешают этой великой молчаливой гармонии, стали унимать ветер…

На горизонте замаячил отчётливой, темной полосой мыс, о котором говорил Карталон… Флагманская гептера убрала гафеля и брамселя, замедляя ход, чтобы отставшие и разметавшиеся в море корабли собрались вместе…

Глава 6

…Возвратившись в лагерь, Кассий первым делом отправился в римскую лагерную баню, которую сооружали в строгом соответствии с воинскими предписаниями, касающимися размещения военного контингента в военное время в лагере. Вымывшись и переодевшись в чистый хитон, Кассий пошёл в расположение своей центурии, где провёл смотр прибывшему, в лагерь, манипулу во главе с Массилием. Оставшись довольным и узнав, что путь их прошёл без каких-либо казусов, Кассий распорядился всем очиститься и отдыхать. После этого, Кассий зашёл в палатку центурионов с намерением надеть доспехи и идти на доклад к легату, но почувствовал вдруг страшный голод, так-как не ел ничего со вчерашнего дня. Отложив, на некоторое время, намерение идти на доклад, он вышел из палатки.

– Массилий! – позвал он декана. – Я так замотался, что забыл сам посетить столовую и спросить вас, ели ли вы, по прибытию в лагерь?

И узнав, что они, возвратившись в лагерь, первым делом посетили лагерную столовую, Кассий удовлетворённо кивнул и двинулся было в сторону столовой, но остановился, вспомнив:

– Да, тот кувшин, что ты привязал на круп моей лошади, остался совершенно нетронутым. Можешь утолить свою жажду, Массилий! Но только жажду, только жажду! – и, улыбнувшись своей почти юношеской улыбкой, Кассий показал, где стоит лошадь.

Массилий почувствовал необычайный прилив и физических, и душевных сил. Он с удвоенной энергией принялся за чистку доспехов центуриона, наблюдая за уходящим Каром.

– Вот мальчишка, – удивлялся он, – проскакать пять часов, ждать пропуска к консулу почти день и даже не пригубить этот нектар с эвбейских виноградников? Вот уж действительно, бог Бахус обделил Кассия, не дав способности оценить полноту букета вина и безграничности просветлённого разума под действием оного!.. – Так рассуждал он, когда увидел, как Кассия окликнул воин в хламиде с консульскими значками. Он что-то передал Кассию на словах, а потом передал в руки Кассия тубу. После этого воин развернулся и пошёл, только не к выходу из расположения центурии, а в центр, где стояли палатки легатов.

Кассий повернулся и направился обратно к Массилию. Лицо его было задумчиво…

– Массилий, собери свой десяток. Экипировка полная!

– Когда выступаем, центурион? – радуя Кара своей постоянной готовностью, ко всем тяготам службы, поинтересовался Массилий.

– Немедленно. Да! Надо сделать необходимые припасы, займись этим. Поэтому откладываем выступление на час!

Массилий бросился выполнять приказ.

Отправляясь выполнять задание консула, Кассий, как старый служака, составил в голове план о сборе тех подручных средств, которые ему понадобятся в пути…

«-… Во-первых, понадобятся две повозки: – одна для провианта и воды, другая для попеременного отдыха наших принципов, которые в своём тяжёлом вооружении не смогут двигаться без отдыха. К тому же, можно сложить в неё часть вооружения, например, щиты и тяжёлые дроты. Дорога неблизкая! Нужно будет пересечь Сицилию поперёк – от северного побережья до южного берега. Путь пройдёт по территории, находящейся в сфере влияния Рима и Сиракуз, но на самом деле местные сицилийские племена, живя обрабатыванием земли, не гнушаются заниматься разбоем… Поэтому, встреча с ними вполне возможна! – рассуждал Кар. – Исходя из этого, нам лучше прибиться к какому-нибудь римскому военному обозу, двигающемуся в попутную сторону, – мысленно заключил центурион. – Мне, по моему рангу, о таких передвижениях знать не положено. Но моему легату Титу Бабруке о них уж точно известно! – решил Кассий и отправился к палатке легата. – У него заодно и спрошу тяговых лошадей, так как впрягать в повозки италийских боевых скакунов слишком накладно, им нужно и питание полноценней, и отдыха побольше…»

С этими мыслями Кассий пошёл к палаткам легата. Не доходя до центра претории десятка шагов, он был остановлен личной охраной легата и на вопрос о цели визита коротко ответил: «По делу римского народа», – и представил тубу с консульскими атрибутами. Его тут же пропустили.

Войдя в палатку, Кассий, услышал несколько голосов. Один принадлежал легату Бабруке, другие Кассий слышал впервые. Кассий подождал, пока о его приходе не доложит дежуривший у входа центурион, и после его приглашения прошёл внутрь. В палатке происходила беседа:

– …придёт завтра вечером. С этим конвоем прибудет много муки и проса. Поэтому, Тит, не беспокойся, что мы забираем у тебя, часть твоих запасов легиона! Мы утром отправили обоз в Эрбесс, к промежуточным складам провианта. Обоз загрузили в третьем легионе «Латиум», и теперь часть твоего провианта перебросим в легион «Латиум». Ну, а завтра, по приходу конвоя, твои интенданты получат всё обратно! Ты меня знаешь, Тит! Мы с тобой служим не первый год, я всегда выполнял свои слова и обещания! – говорил человек с регалиями военного трибуна.

– Да, мы служим немало, Котта! Но, и ты знаешь, что мои полномочия обязывают меня отвечать за запасы провианта в легионе. Но если ты мне дал своё слово, Сервилий, мне этого достаточно. Потому что слово ты всегда выполняешь. Да будет так! Вы можете взять у нас нужную часть продовольствия, – согласился легат. В этот момент, он заметил вошедшего Кара, который приветствовал всех по римскому обычаю, подняв правую руку, согнутую в локте.

– А, Кассий, я уже думал, что ты отбыл выполнять задание консула! Его ликтор сказал, что ты отправляешься немедленно! – Тит поднял в знак приветствия правую руку. – Что же тебя задержало?

Завидев, что Кассий обдумывает свой ответ, Тит успокоил его:

– Ты можешь говорить при этих доблестных мужах, это Сервилий Котта, военный трибун, и легат третьего легиона Фабий Цильд. – Названные мужи подняли в приветствии руки.

– Я зашёл попросить у тебя, доблестный легат, тяговых лошадей на две повозки и посоветоваться в одном вопросе, – ответил, успокоенный словами легата, Кар.

– Я слушаю тебя, Кассий, – приготовился выслушать Кара Тит.

– Так-как мне, по заданию консула, нужно будет пройти по территории Сицилии, я бы хотел узнать, не отправляется ли какой-нибудь вооружённый обоз в сторону реки Сальсы, у меня всего лишь декан и десяток принципов!

– Отправился, уже отправился! Кассий Кар, если не ошибаюсь? – в разговор вступил трибун Сервилий Котта. – Я наслышан о тебе, приимпелярий! Не далее, как вчера мне о тебе много хорошего сказал грек Афрасий. Поэтому, я тоже рад буду тебе помочь, но услуга за услугу! Я снаряжу тебе две повозки тяговыми лошадьми, приспособленными как раз к условиям Сицилии, но ты должен будешь догнать на них обоз, отправленный к Эрбессу, и вместе с ним прибыть в Эрбесс. Обозом командует Теренций Мул, он хороший центурион, но твой опыт несравненно больший, и поэтому мне будет намного спокойней за обоз, при котором будет столь доблестный воин!

– Ну, вот, Кассий, все твои вопросы решены, – заметил Бабрука, – можешь отправляться. Что-то ещё?

– Нет, я получил всё, что хотел, – кратко ответил Кар.

– Повозки будут снаряжены возле декуманских ворот лагеря! Тебе из них будет удобней попасть на тракт, Кассий, – уточнил Котта.

Кассий вышел из палатки легатов.

Глава 7

Дорога. Она петляет вокруг разных, раскиданных природой преград в виде горных кряжей, огромных осыпей камней различной величины, речных излучин, петляющих меж скал. Дорога сильно отличается от республиканских дорог, проложенных в Италии, ещё в древности этрусками, к основным, прилегающим крупным городам и союзным государствам. Эта же дорога протоптана только ногами и повозками. Руки, мостящие дороги камнем, к ней ещё не прикасались и такой технологии, здесь, не знают. Дорога спускается с горного плато, с гордо возвышающейся и дымящейся Этны…

Издали видно, как по дороге, словно червь, спускается обоз, растянувшийся на пять стадий. В голове «червя» угадывается римское войсковое соединение, находящееся в полной боевой готовности, построенное в походную колонну. Численность соединения чуть более манипула. Сзади него, по краям обоза, вроссыпь, шагают римские велиты, узнаваемые по волчьим шкурам с верхней частью голов зверя, надетым на головы воинов вместе с частью шкуры, вместо шлемов. Велиты прикрывают обоз с боков. Но, заглядывая дальше, в хвост обоза, можно угадать ещё один манипул, прикрывающий обоз с тыла.

– … Ну, наконец, мы миновали этот кряж, так пахнувший серой, извергаемой горном бога Вулкана, который находится в недрах Этны! – говорит декан центуриону Теренцию Мулу. – Идёшь и всё время ждёшь, что бог ударит своим молотом по горну, и из жерла Этны вылетит очередная порция искр с его наковальни, от которых и спастись негде! Но хвала Вулкану, он бережёт римские жизни! – заканчивает декан.

– Рано облегчённо вздыхаешь! – отвечает центурион. – Если до нас не долетят брызги его горна, то сера и пепел, догнав нас, превратят нас в мертвецов, с не меньшей быстротой, Овидий!

– Клянусь водами Ахеронта! Ну, можешь ты, успокоить человека, Теренций! Я лучше простою в открытом сражении против сотен горящих галльских стрел, чем услышу гром его горна! – замечает Овидий. – Прошлый обоз прошёл удачно, но вот позапрошлый накрыло горящей серой, всё сгорело – и люди, и кони!

– Не плачь, Овидий, мы-то ещё живы! – кричит центурион. – Пройдись-ка лучше по обозу! Да подтяни его, уж больно растянулись… Давай, пошёл!.. – подгоняет декана Мул, видя, с какой неохотой тот спрыгивает с повозки.

По обозу пошла перекличка, и издали кажется, что «червь» будто передёргивается и начинает сокращаться в длине…

…К вечеру ландшафт меняется. Обоз выходит на низменные склоны… Благоухания растительности наполняют вечерний воздух, и все дневные тревоги остаются позади. Теренций Мул выезжает вперёд для того, чтобы найти пригодное для ночлега место. Оно должно быть открытым и хорошо просматриваемым. Он долго ходит по окрестностям, наконец, такое место находится – это небольшая возвышенность с развалинами какого-то старинного поселения, окружённая лесными массивами. Теренций приказывает закатить повозки в центр возвышенности, а манипулы расположить вокруг. В ближайший лес отправляются велиты на заготовку дров, на ночь. Через час уже горят костры, и воины готовят себе походный ужин. Потихоньку состав обоза располагается ко сну, костры всё слабее и слабее вздрагивают языками пламени, и постепенно угли рассыпаются пеплом… Ночь…

Только дозорные несут свою нелёгкую караульную службу, вслушиваясь в ночную тишину. Лес, расположенный вокруг стоянки, почти нем. Лишь одинокий волчий вой разносится по округе. Или крик ночной совы, извещающий, что её охота удалась, прорезает ночной воздух и спящий лес.

– … В этих местах, наверно, полно оборотней, – говорит один из дозорных своим товарищам по наряду, ведя давно начатый разгорор. – Я слышал одну из легенд, что когда-то в этих местах было скопище тёмных сил, которые слетались сюда, чтобы расправляться с одинокими путниками или даже небольшими отрядами, как наш! Но потом, по просьбе жрецов Сиракуз, зажгли на вершине Этны факел, который высветил все логова тёмных сил, и они, разбегаясь под лучами этого необыкновенного света, стали превращаться в волков, а некоторые и вовсе сгорели. Но в полнолуние их тянет в эти места, и они пьют, и не могут насытиться человеческой кровью бедолаг, попадающихся им на дороге! – закончил рассказ дозорный.

– Да уж. Лучше встретиться с врагом в сражении, чем сгинуть вот так от когтей оборотней… – замечает другой дозорный, из того же наряда.

– А ещё я слышал, что в верховьях реки Сальсы живут старые боги, которые правили здесь людьми ещё до прихода Юпитера и его пантеона, – продолжает нагонять жуть первый дозорный. – Говорят, даже карфагеняне бояться заходить туда! А ведь их защищает великий Молох, этот ужасный бог, который так любит человеческие жертвы! В небе над Сальсой часто видят летающие колесницы, только чьи они? Старых богов или наших? Жители Эрбесса справляют ритуалы и тем богам, и другим, считая, что они этим отведут несчастья от города. Но, всё равно, на город обрушиваются частые моры, от которых гибнут и горожане, и наши солдаты, стоящие там гарнизоном! Старые боги Сицилии несут смерть, мстя всем за то, что их забыли…

В это время где-то завыл волк…

– Вот видишь, они всё ближе и ближе, – насторожился ещё один из дозорных, – подкрадываются к нам!

– Они вышли на охоту, почуяв нас! Клянусь темнотой Плутона, зря мы остановились здесь на ночлег! Скорее всего, эти развалины принадлежат какому-то проклятому сицилийскому племени, – решает первый дозорный.

– Вот, вот… слышишь? Топот ног… Вот опять… Клянусь Эскулапом! Нам не выжить… Их может быть сотни, а может и тысячи! – вторит ему третий.

– Кого? Дурак! Где ты видел сотни оборотней! – пытается вдохнуть отвагу в присутствующих второй дозорный. – Я ничего не слышу… ничего… Хотя, если верить легендам, чтобы убить всех нас, хватит и десятка оборотней!..

Тут со стороны леса слышится тихий скрип, похожий на скрип при качании детской люльки. Скрип повторяется с определённой периодичностью, но вдруг затихает… По лесу проходит перекличка испуганных птиц…

– Проклятье! Похоже, мертвецы здешнего селения встали из могил.

Все трое замолкают от этого замечания… Темнота ночи скрывает их позеленевшие от страха лица. Глаза их блуждают по сторонам, все понимают, что если сейчас кто-либо из них бросится бежать, все тут же пустятся за ним…

В это время со стороны дороги, из леса, слышится одиночное ржание лошади. Ему, вторит фырканье самцов-жеребцов с холма, где расположился обоз. Затем, отчётливо, слышен топот ног и скрип телег…

– Фу! Ну и дураки же вы! Напустили ужаса, даже мне, ветерану, стало не по себе!? Недаром ведь говорят: у страха глаза велики! Но нужно ещё добавить – уши тоже не маленькие! А ну-ка спросим, кого это там несёт ночью? Пусть хоть это и враги, но живые, и поэтому знаешь, куда им воткнуть меч, – совсем взял себя в руки второй дозорный, декан Овидий, ибо это был он.

– Эй, стойте, кто такие? И куда держите путь в столь глухую пору? – кричит он.

– Вот это новость! Кого я слышу, это голос моего товарища Овидия, рыбака из Остии? – слышен ему ответ.

– Массилий? Это ты? Дружище! Как занесло вас в такую пору в такое же зловещее место? – радостно отвечает Овидий и поворачивается, замечая, что его наряд, уже приободрённый и улыбающийся, рад такой встрече, разметавшей ночные страхи, как дым.

– Мы двое суток спешим за вами, пытаясь догнать! Но наши лошади, – из темноты уже проявлялись очертания двух повозок и дюжины солдат, – стали метаться и упрямиться из-за близости дыхания Этны…

Вот уже совсем рядом на свет факелов дозора вышли римские принципы с молодым центурионом во главе. За ними воины вели под уздцы небольших лошадей, впряжённых в две повозки, колесо одной из которых, видимо, издавало скрип в одном и том же месте оборота колеса, так похожий на скрип детской люльки.

Овидий смеётся:

– Как приятно встретить друзей в месте, где только что, кое-кто ждал встречи с тысячами оборотней и мертвецов! – Он радостно смеётся и обнимается с Массилием.

Глава 8

Корабли собираются, ориентируясь на высокий мол мыса Тарента. Ветер, по понятиям мореходов, дует самый благоприятный. Паруса дышат ровно и галеры плавно покачиваются на волнах. Нубиец Тоган командует рулевыми, отдавая короткие, но ясные только им по смыслу, команды. Здесь закончилась власть римского Нептуна и вступает в свою силу и власть греческий Посейдон, который сегодня в добром расположении духа.

– Карталон, – обращается к Барке нубиец, – а теперь можно добавить по гикселю, если мы всё ещё спешим куда-то?

– Нет, друг мой, теперь мы уже не спешим. Зайдём в залив Тарента, оставим там флот, а сами сплаваем на прогулку в рыбацкое селение, что близ Тарента, – разъяснил Карталон.

На палубу вышла Сибилла в доспехах греческой жрицы Афины, которые были ей очень к лицу. Кожевенные доспехи ярко подчёркивали её прекрасную фигуру. К красоте её тела прибавлялась красота её лика, так что вся команда, позабыв на время о своих обязанностях, остолбенела, на время, от такой красоты! Ибо привыкла видеть Сибиллу в строгом испанском наряде – в длинном платье, не показывающем ничего лишнего…

– Ну, что уставились, обалдуи? Что, вспомнили своих красоток, оставленных в Гадесе и Акраганте, да ещё мало ли где? Подберите слюни, пройдохи, это соцветие не для вашего букета. Клянусь, божеством Исталабионга, подобной красоты я сам не видел давно! Ну, может, только девушки моего племени, которые живут далеко отсюда, могут сравниться или даже превзойти эту диву по красоте! Но их охраняют десять богов… – Тоган обвел взглядом, своих матросов, – Хотя какое вам дело, кто их охраняет! Ну-ка, за работу! Бездельники! – так нубиец Тоган «пробуждал» команду, замершую, от созерцания красоты Сибиллы.

Сибилла подошла к Карталону.

– Ну что, я готова к твоим урокам, Карталон! Давай, принимайся за обучение.

При взгляде на Сибиллу, Карталон подумал: «О боги! Зачем вы создали свет, если такая красота подвергается в нём опасности?»

– Ну, хорошо! – вслух, согласился он. – Для начала ты должна научиться обращаться с мечом. – Он подошёл к лузе возле мачты, в которой стояло с десяток мечей разной величины и формы, и начал выбирать меч. – Испанский для тебя слишком тяжёлый! Галльский слишком длинный… – Вот! – он выбрал римский меч пехоты, – По длине руки и весу лезвия очень подходит… Осторожно! Очень острый… – предупреждает он Сибиллу, которая потянулась к лезвию. – Это колющее оружие! Успех латинян в бою и их громкие победы состоят в том, что они первыми применили в тесном ближнем бою колющую тактику. И теперь, не расстраивая своих рядов, они наносят колющие удары из-за своих огромных щитов cкутумов, в то время как другие народы стараются делать рубящие удары. А чтобы нанести такой удар, нужно пространство, чтобы не задеть своего же соседа! Да ещё, при замахе приходится на мгновение открываться, чем и пользуются «сыны Марса». Находясь под прикрытием своего щита, римский воин, будь то гастат или принцип, делает колющий удар в открывшееся место на теле противника! Траектория колющего удара намного меньше, короче, чем рубящего, и поэтому колющий удар достигает своей цели намного быстрее! Не каждый рубящий удар смертелен, зато колющий удар глубиной всего с пол ладони уже задевает какой-нибудь жизненно важный орган и ранение уже очень тяжёлое! Но этим мечом можно не только колоть, но и, при желании, рубить, поэтому он имеет двустороннее лезвие в отличие от греческого меча, – начал свои уроки Карталон, взяв руку, в которой Сибилла держала меч, своей ладонью. – Для того чтобы ты могла обращаться с мечом, тебе нужно научиться правильно дышать. Твой вдох должен быть ровным и спокойным. Человек, подвергаясь опасности, получает всплеск различных эмоций, из которых не все ему помогают, но, многие из них, очень вредят! Сердце человека стучит учащённо, и дыхание сбивается со своего ритма в такт сердцу. Так вот, Сибилла! Ты должна научиться контролировать свои эмоции и не сбивать дыхания! На одном вдохе ты должна делать несколько приёмов по отражению ударов врага или атаки противника самой…

Так Карталон начал своё обучение Сибиллы искусству владения мечом и час за часом, с небольшими перерывами, она твёрдо выполняла его упражнения, став предметом восхищения всего корабля, состоящего из отчаянных воинов, которых Карталон, брат Гамилькара, нанимал по всему известному тогда свету. Эти воины с безудержной радостью и восхищением, от твёрдости её характера, смотрели, как Сибилла привыкает к мечу…

Тем временем солнце стало клониться к закату, и флот вошёл в большую бухту на ночлег. Пока пентеры и гептеры становились на якоря, на мелководье, одна гептера выскользнула из бухты и отправилась в Тарент.

Тарент. Основан в VIII веке до нашей эры спартанцами. Огромный город Великой Греции, имеющий мощные фортификационные укрепления, как с моря, так и с суши. Крепостные стены с древних времён строились против местных племён, но впоследствии пригодились и против своих соседних греческих полисов, с которыми город конкурировал во влиянии на территории Великой Греции. На возвышение в Латиуме города Ромула, бывшим некогда небольшим городом Этрурии, тогда никто не обращал внимания. Существуют легенды, что Рим основан переселенцами легендарной Трои… Но, это лишь слухи, неизвестно кем пущенные, но… в общем не искажаюшие общей картины. Ведь, действительно, Рим был небольшим городом Этрурии и читался своим названием наоборот. И только «вскормлённые волчицей» (на самом же деле козой) братья решили перестроить и расширить город, к тому времени, почему-то (ответа нет до сих пор) почти опустевшей Этрурии. Только вели они себя как настоящие волки. Каждый набрал свою стаю приверженцев и споры – «кто главнее?» – приобрёл, между братьями, догматический мотив их взаимоотношений. Развязка была близка. Как-то, распахав вокруг Рима землю, братья опять заспорили – в какую сторону Рим будет расти. «В сторону Тибра!» – говорили приверженцы Ромула. «В сторону Латиума!» – возражали им сторонники Рема. Город рос быстрее в сторону Латиума, потому что прирастал сельскими жителями, которые, распахивая поля вокруг города, хотели жить под защитой крепостных стен. Это очень бесило Ромула и его стаю приверженцев. И тогда он решил провести межу, отделив свою половину перспективной застройки Рима от половины Рема. При этом он сказал, что теперь никто из приверженцев Рема, включая его самого, не зайдёт за эту межу! Рема это очень возмутило, и он стал спорить с братом, что может заходить за межу так же, как и Ромул вправе заходить к нему, на его сторону. Ромул не соглашался. Размолвка была очень горячей. Тогда Рем взял и перешагнул проведённую межу со словами: «Вот так мы будем ходить к вам! А вы…», – но договорить не успел. Один из приверженцев Ромула бросил в него дротик, пронзивший Рема насквозь…

Так (по слухам) было совершено братоубийство из-за дележа власти и зависти, перенесённое, позднее, в Библию под другими именами братьев. Ромул похоронил брата с почестями, а поле захоронения назвали Марсовым полем. Говорят, также, что Ромул снял с брата какой-то медальон и носил его на шее…

С тех пор Рим стал расти очень быстро. И вскоре превратился в один из крупнейших в Латиуме. Соседние города-государства сначала стали сами нападать на Рим, ввиду его усиления, за счёт той политики, кою провозгласили братья (в город зазывали всех переселенцев, со всего света) Ромул отвечал им своими походами и расширил владения до границ Латиума. Позже, Ромул, пользующийся полной властью в городе, вдруг, решил ограничить себя в своих полномочиях, проведя ряд реформ. Он провозгласил Сенат Республики, но расширил и храм Двуликого Януса, оставив на прежнем месте святилище, символизирующее Войну и Мир. Следующим его шагом, было намерение расширить Сенат, введя в него новых членов, не принадлежащих к олигархической герусии зажиточных патрициев, к этому моменту, уже необыкновенно усилившейся. Но внезапная смерть Ромула ввергла Рим в оцепенение… Сенат провозгласил Ромула богом Квирином и построил ему храм, в котором должен был исполняться культ нового бога. А Рим, после этого, оказался на несколько веков под властью царей Этрурии, так-как и числился в их пределах влияния…

Тарент в это время был крупным и могущественным центром греческой цивилизации в Италии. Вернее, одним из её центров. Он вёл самостоятельные войны с Сиракузами и другими городами-полисами греческого мира. Город выбирал себе диктатора, который осуществлял политику полиса. Когда же, случилась война с Римом, Тарент обратился за помощью к Пирру, царю Эпира. Пирр откликнулся быстро, переправившись на берега Италии, вместе со слонами, которых привёз из Египта. Царь нанёс римским войскам несколько серьёзных поражений. Но лишённый подкреплений, и будучи обманутым, тем же Тарентом, также, как и другими городами-полисами, поддержавшими его вызов в Италию, лишь с одной целью – отражения агрессии Рима чужими руками и не более того, царь был вынужден покинуть берега Италии. Пирр отплыл сначала в Сицилию и, провоевав там несколько лет с Карфагеном, тогдашним союзником Рима, вернулся обратно в Эпир… Рим, после этого, не спеша поглощал греческие города. Пришло время и Тарента, когда диктатор города, подкупленный Римом, сдал его без боя. Ночью люди Милона, диктатора Тарента, перебили стражу и открыли ворота римлянам… Так греки, из-за своей жадности и приверженности к разобщённой полисной культуре, потеряли свою независимость. Рим, правда, отнёсся к побеждённым, снисходительно и гуманно. Давая им права на самоуправление, но навсегда размещая в них свои гарнизоны и вводя свою ценовую политику…

…Гептера Карталона не стала заходить в бухту Тарента, а проскользнула мимо, в рыбацкое селение, расположенное в нескольких десятках стадиев от города. Там гептера встала у берега и от галеры отплыла лодка, с Карталоном Баркой на борту. Лодка причалила к берегу недалеко от стоящих в большом количестве рыбацких лодок, чтобы не возбуждать подозрений.

Карталон соскользнул на берег, переодевшись простым рыбаком, и направился прямиком на постоялый двор, где останавливаются богатые торговцы, скупающие рыбу у рыбацких артелей. Несмотря на вечер, постоялый двор выглядел очень оживлённым. В свете факелов шёл рыбный торг. Рыба – скоропортящийся продукт, и торговцы, скупая уловы вечером, уже к утру доставляли на рынки Тарента свежую рыбу. В харчевне же и вовсе не было места. Рыбаки и торговцы обмывали свои дневные сделки, обильно поливая их вином. Карталон, войдя в зал, начал искать кого-то глазами. Взгляд его скользил от столов к рядам столов, пока не остановился на одной точке. Там сидело несколько торговцев, все оживлённо беседовали. Торговцы были, примерно, одинаково одеты, но у одного на плаще была пришита серебряная оборочка, выделяющая его от всех. К нему и направился Карталон, огибая длинные столы. Подойдя к сидевшим за столом, Карталон спросил:

– Почём, почтеннейшие торговцы, нынче атлантическая сельдь?

Торговцы начали называть каждый свою цену, но в то же время оговаривали, что сами должны поглядеть на улов. Когда же они узнали, что сельдь уже засолена, они тут же потеряли интерес к предложению, потому как покупка солёной рыбы была дороже, чем покупка сырого улова. Интерес к предложению потух у всех, кроме человека в плаще с оборочкой из серебра. Этот торговец заявил, что готов посмотреть товар. Торговцы удивились столь неоправданно легкомысленному, принятому уважаемым торговцем, решению, но, решив, что это каприз слишком удачливого купца, тут же забыли об этом, под влиянием выпитого вина. Карталон и торговец вышли во двор.

– Здравствуй, Карталон! Наслышан о ваших подвигах с Гамилькаром! Только, в Риме думают, что на море и на суше их гоняет Гамилькар. О старшем брате они не знают и думают, что ты всё ещё в Гадесе!

– О том, что я в Сицилии, знает только флот. На суше армия о моем приезде не знает! Ну, а ты, Дидон, потомок славной царицы, что сообщишь? – спросил Карталон.

– Новости плохие для нашего города, Карталон, – отвечал Дидон, – она у них! Но есть ещё, похуже этой! Тайные знания кем-то выданы им! Они выкупили её у Птолемея, который не обладал знаниями Александра. Значит, их кто-то наставил, просветил, направил на этот путь! Изначально одна была у Рема, он, тогда, ни о чём не догадывался. Кто ему в младенчестве дал её, он не помнил. Но, будучи человеком спокойного склада характера с яркой харизмой и обладая ею, он не чувствовал взаимодействия её со своей психикой! Первое время. Что произошло дальше, мы можем только догадываться… Когда же она попала в руки Ромула, тут произошёл какой-то сдвиг. Соединяясь с его характером лидера, она, видимо, пробудилась сильнее!.. Ромул в конце о чём-то стал догадываться и, превратившись в деспота, решил всё-таки ограничить себя во власти. Но та, тёмная сторона, уже пробудилась. Я подозреваю, что орден, созданный Ромулом, решил устранить его самого, дабы не ограничивать себя во власти и самим Ромулом, и Сенатом. А сейчас эти круги завладели и второй частью – частью из Александрии! Из гробницы Александра. Жрецы Карнака давно тянули к нему руки, но… Птолемей не соглашался… Наш совет Священной Касты, тоже, всё время жаждал завладеть ею. Дважды вёл войны с Египтом. Но мы противодействовали им во всём, мешая превратить наш город в очаг зла, которое расползалось бы из Карфагена! Тайное знание тщательно скрывалось в веках, но всякий раз почему-то всплывало где-то? Так было с ассирийским царём Ашшурнасирапалом II, который искал их уже в Тире, а после в переименованном, отсоединённым от метрополии, Вавилоне. Он покорил все ближайшие государства, но не нашёл их. Ассирия просуществовала триста лет, но была стёрта со страниц истории, другими народами… Александр нашёл её в Карии случайно, кто-то открыл ему занавес тайны. Тогда, он, приняв яд лицемерия и своего возвышения до бога, подкреплённый знанием жрецов и уже управляемый ими, снова обратил меч против Тира, зная от Каст, что именно там, они хранились когда-то… Захватив город, он ничего не нашёл и не узнал, и поэтому в ярости разрушил нашу прародину, которая долгое время спасала весь мир от великих потрясений. Волна времени и событий унесла и его самого, после его бесславного похода к границам метрополии! Он не мог знать, что вторая часть хранится в городе Ромула, а если бы узнал, то Запад узнал бы гнев его грозных фаланг! Но он двинулся туда, куда Касты ему не советовали идти. Вернулся он иным… и тут же был устранён теми, кто слишком многое ему открыли… Хотя. Часть их задания… он выполнил… И вот теперь часть, которая впитала в себя энергию Ашшурбанипала, Ашшурнасирпала II, Александра, а до него ещё Навуходоносора, находится в Риме. И они соединены наполовину! Мощь их теперь неизмерима! А орден, получивший их, будет использовать их себе во благо. Надо отдать должное персам. Царь Кир, когда взял Сарды, был проинформирован об этой части диска, но не пожелал взять её и оставил на месте. Так же последующие цари, помня завет Кира, не пытались завладеть ею и не искали других частей. Но не все цари такие благоразумные, как персидские. Те подчинялись традициям Благочестия… Наша Священная Каста знает, что вы, Баркиды, являетесь хранителями четвёртой части диска, который поручила вам моя прародительница, великая царица Дидонна. Каста, как и римский орден Двуликого Януса, готова на всё, чтобы завладеть им. Ваша часть самая важная, без неё, даже если собрать все три вместе и добиться огромной власти и могущества, не устоять под напором времени и народов. Шумеры так и погибли! Три тысячи лет они жили в благоденствии с полным диском Астарты, подаренным им богами, а народы, жившие рядом и которыми правили шумеры, внезапно возвысившись над ними, после обработки ядом Ану, были убойным скотом. Но произошло землетрясение и башня, где хранился диск, рухнула и рассыпалась! Вместе с башней рассыпался на части и диск. Три фрагмента, нашли и соединили: власть, могущество, богатство. Четвёртый же бесследно исчез! Ещё триста лет всё шло, как всегда, но вдруг соседние народы проснулись, из убойного скота превратившись в людей с самосознанием, и стёрли цивилизацию шумеров, превратив их города в пустыни. Я не знаю, как эта четвёртая часть оказалась в Тире, и почему моя прародительница выбрала ваш род в качестве хранителей?! Какими критериями достоинств она руководствовалась? Но всё это время род Баркидов стойко хранит тайну главной части диска Астарты. Шесть веков ваш род владеет этой частью диска и ведёт себя достойней многих богов. Среди вас я не знал ни одного властолюбца или деспота! Вы отважные мореходы и воители, и ни разу у вас не возникло желания захватить вторую часть диска, находящуюся в Карфагене! Но теперь всё изменилось. Расклад сил изменился в сторону одного города. Величие, власть и могущество теперь в Риме, у ордена, который кому и каким целям служит, никто не знает! Они теперь постараются, во что бы то ни стало завладеть третей частью Астарты – олицетворяющей богатство, частью Молоха! Именно, поэтому, они замыслили экспедицию в Карфаген. А у Карфагена со дня основания города (за восемь веков), даже стены не достроены. Совет суффетов сейчас взялся закончить строительство, но вряд ли успеет к высадке Регула. Только вы, Баркиды, можете отсрочить высадку римской армии в Тунессе – частотой сражений на суше и на море! Поэтому, мы и вызвали тебя из Гадеса, Карталон. Будь защитником своего города, как были ими твои предки! И храните с Гамилькаром свою часть диска, дабы не был он собран в одно целое для установления всемирной гегемонии на века!

– Что делать мне в ближайшее время? – спросил Карталон.

– Тебе с Гамилькаром понадобится армия побольше, чем имеется у вас сейчас. Поэтому, отправляйся на Самос, там царь Акрон каждые пять лет устраивает состязания разного воинства. Собери наёмников по собственному выбору. Тебе на корабль уже доставили золото для этих целей! И будь осторожен, Карталон, ищейки нашей Священной Касты будут крутиться около тебя. Ведь мы им дали ложную информацию о том, что вся четвёртая часть хранится у тебя. Мы пошли на это, чтобы обезопасить Гамилькара. С наёмными убийцами Касты можешь действовать решительно! И вот ещё, – Дидон снял со своего пальца один из перстней, – это оберег царицы Дидоны. Пусть он хранит тебя, славный Карталон!

И он надел на палец Барки перстень.

– Ну, всё, мне пора. Я думаю, мы ещё увидимся! – с этими словами Дидон обнял Карталона и зашёл на одну из лодок, которая тут же отплыла. Дидон помахал Барке рукой. Карталон ответил тем же. Лодка растаяла в ночной мгле…

Карталон постоял в раздумье ещё несколько минут и пошёл по берегу, к оставленной им лодке с двумя гребцами на борту…

…Карталон сидел на носу лодки, пока она бесшумно скользила вдоль берега по спокойному ночному морю. «Так, значит, сила Рима будет только прибывать, и здесь уже ничего не поделаешь! – размышлял Карталон. – Видно, старые боги Шумера утвердились в своём желании воссоздать свою империю и обратили свой взор на Рим, не дождавшись возвышения Карфагена. Оказывается, они забросили в Рим одну из частей ещё со дня его основания. Рем не оправдал их надежд и тогда на сцене появился Ромул, честолюбивый и агрессивный… Часть Астарты – так называемая часть Барета, олицетворяющая Величие и Власть, – соединилась с энергией Ромула и вступила с ней во взаимосвязь. Рим быстро набирал влияние. Захватывал и подчинял себе соседние города-государства, но Ромул тоже почувствовал какие-то изменения в себе. И его убрали!.. Тайная мистерия, основанная им же, переросла в орден, целью которого стала охота за всеми частями Астарты. Сенат находится в неведении. Да и неизвестно, как он поведёт себя, узнав правду? Хотя и в Риме есть партии, которым совершенно чужда война и власть над другими народами. Если их мировоззрение не победит, то Рим будет возвышаться до тех пор, пока не рухнет, погрязший в алчности и развращённый падением нравов. Для этого нужно совсем немного. Просто не дать им добраться до части, хранителями которой являемся мы, Баркиды! – Карталон прервал свои размышления, увидев в ночной мгле проясняющийся остов своей галеры. Лодка причалила к гептере. Карталон взобрался на её борт.

– Тоган, – позвал он.

Появившийся нубиец, в темноте казавшийся чёрным исполином, вопросительно посмотрел на Карталона.