Рок. Лабиринт Сицилии Швец Юрий

ЛАБИРИНТ СИЦИЛИИ

© 2015 – Швец Юрий Викторович

В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.

Об авторе: Швец Юрий Викторович. Родился в России, в бескрайних Оренбургских степях Урала. Рос и взрослел в рабочем горняцком посёлке Новорудный города металлургов Новотроицка. Окончил среднюю школу там же. Многообразие природы Урала и богатство края, дало толчок к развитию интереса ко всему непознанному и неизвестному. С самого детства проявлял склонность к изучению истории и этнографии. К концу школы, перечитал все местные библиотеки, все то, что могло пробудить во мне интерес. Читал литературу разных жанров: от детективов до фантастики, но все же предпочтение отдавал более интересной для меня литературе – философии, различным мемуарам, публицистике и, конечно же, «истории», так-как уже тогда, почувствовал в ней несколько пустот, временных «дыр» в культурном слое «памяти» нашего народа и мира… Призвался в ряды Советской Армии 1983—85г. Служил в Воздушно-Десантных Войсках СА. После демобилизации из СА, учился, работал на БАМЕ, в Западной Сибири, далее, продолжил работу в отрасли чёрной металлургии. Но, своё увлечение культурой, раздробленной историей, «подогнанной» под неё философией, истоками религиозности народов, не оставлял. С вхождением РОССИИ в «новый» век, поменял деятельность и занялся предпринимательством… И все же, тяга к творчеству и Культуре взяла своё…

[email protected]

Исторический приключенческий роман – сага

Предисловие

Наше повествование пойдёт о временах c исторической точки зрения очень далёких и почти забытых, но если затронуть политические, морально-нравственные стороны нашей жизни, то окажется, что человеческий прогресс коснулся только технической части человеческой жизни, совершенно не затронув глубинного, душевного фундамента человечества. В нашем мире, также, как и раньше, существуют два полярных фактора человеческого сознания – ДОБРО и ЗЛО, которые часто подменивают друг друга, по «воле» и в угоду изощрённости тем «политическим кругам», кои управляют рупором современных средств массовой информации. Но главной ценностью этого мира (созданного, к слову, не дегенерирующим кругом ушлых политиков, а «Волшебством» осветлённой материи) всегда была «чья-то» жизнь и её свобода! Но… здесь остановимся на МИГ, дабы понять, именно ЧЬЯ свобода и жизнь, является, или должна являться для нас (расы людей) прерогативой всего, первейшей ценностью? Здесь, надо уточнить, почему на миг? Для этого и для того, чтобы иметь хоть какое-то представление о той подмене, коя произошла в культуре всего мира, надо открыть глаза на так называемую «необразованность» наших предков Славяно-Ариев, о коей так «трещат» лукавые рясоносители с крестами и узнать об истинном измерении времени, коим жили наши пращуры, славя свой Род и приРОДУ, при нём. Коли, мы уж начали с малых мер, от них и пойдём. Самая малая мера времени у славян был Сиг. А Сиг был равен удару молнии. Итак,

Миг = 160 сигов – отсюда и слово «сигануть», т.е. быстро переместиться (1 сек = 229960581120 сигов).

Мгновение = 760 мигов

Доля = 72 мгновения

Часть = 1296 долей

Час = 144 части

Сутки = 16 часов

Лето Священное = 369 суток

Лето простое = 365 суток

Чтобы, адаптировать вас, к этим измерениям, уточню, что в славяно-арийском часе было 90 минут, полтора современного часа. То есть, сутки были равны привычным нам 24 часовым, с 60 минутной системой исчисления, но имели более гармоничное шестнадцатеричное построение суток и если, переложить их на привычный нам круг суток (то, что мы привыкли называть циферблатом на часах. Час – наше слово и понятие. «Цифири» слово с иврита, чуждое нам. Скажу более – оно с тайного первичного языка прародителей «библейских народов» – Лашенкоидыша. И «блат» их тоже нам не нужен. У нас был Числобог, отсюда «число с титлой». И заметьте, всё мы измеряем в числах, а записываем в «цифири». Чувствуете перекос?! Наше славянское образное, объёмное число осталось в наших понятиях окружающего мира: «вычисления, числитель, численник». То есть, считаем образами Числобога, а бухгалтерию ведём в серой «цифири». А от нашей славянской «титлы» произошло понятие «титул, титульный…». Авт.), то сутки умещаются на одном круге и назывались они у наших предков —Ясной суток. То есть, наши Ясны-сутки помещаются на одном круге часов.

Месяца, тоже отличались от современных, так-как и недели. В месяцах было: в чётных сорок дней, в нечётных 41день. В Священное лето все месяца имели 41 день, и приходило оно, через шестнадцатилетний цикл. В неделе, соответственно было 9 дней… и выходным днём, считался каждый третий день… И ещё, 1 сиг, был тоже делён нашими великими пращурами и равен он 14000 сантигов. И снова адаптация, 5 современных минут равны 8 славянским частям времени. Символика, приведённая мной наверху, наша славянская на Коруне – свод рун, насчитывающий 256 образных рун. Чтобы конкретизировать их применение, отмечу, применяются и сейчас. Некоторые сворованные или перевёрнутые. Например, эмблема движения Гринпис, перевёрнутая руна с нашим славянским значением Ман – человек. Кстати, это движение финансируется американской церковью сатанизма, которая имеет эту же перевёрнутую эмблему-руну, но без обведения круга. А вы думали «ман» взялось с английского языка? Нет, мои дорогие, куда не брось камень, попадёшь в славяно-арийскую культуру. Но, кроме Коруны, у нас, славян, была буквица из 49 Образных и Числовых букв. Далее, было ещё письмо на глаголице – так называемое «торговое» письмо. Далее, были «Черты и резы», кои знали все, и известные нам, как «берестяные» письмена… Можно продолжить, я ещё не всё перечислил. Всего, у славян было шесть способов письма. Также, была Харийская Арифметика с числовым обозначением буквиц (я уже отмечал – никакие «цифири» подражателей нам были не нужны), с тремя способами умножений (плоскостное, объёмное, объёмно-временное (кое, сейчас, не изучают в школах совсем, ибо оно открывает пространственные «двери»)). А, также, умножение ровное, призменное, пирамидальное… и т. д. Но, пожалуй, этого достаточно, для вводного инструктажа… чтобы ввести читателей в краткий экскурс о мифологии «необразованности» славян. И я подчёркиваю, всё это существовало в до христианское время… А вернее, за многие тысячелетия до него. Это, ещё раз, в тему варварства славян… А знаете, в чём мы отличались, от других? Знанием и традициями… кои, просто не могли «осознать» и не осознают до сих пор! не обладающие шестнадцатерично-канальной системой восприятия окружающего мира и пространства. От простого чувства «зависть» нас объявили… мне, даже, смешно это повторять… Так, кто? варвары-то?!

Итак, после перемещения в просвещённое время наших пращуров, вспомним, на чём мы остановились? На том, что же является самой важной ценностью, созданного мира? Без чего не могут обойтись сами эти два «определения» – Добро и Зло, кои отражаются на нашей свободе и жизни? От – РА – жаются. Ра – прямое сияние Света. То есть, прямо проектируются перед нами. Проектируются Солнцем. Приведу самый маленький, но я думаю, самый существенный, для нас с вами, жителей этой страны, народа, нации, расы, пример, тем более за ним, далеко, в так называемую «историю», идти не придётся – ЭТО политически ангажированная сегодняшняя игра Западного мира с итогами Второй Мировой войны. ОНА происходит у нас на глазах. И у людей, ещё не утративших симбиоз памяти и здравомыслия (у нас с вами он ещё есть, так-как в ней (в войне) погибла масса наших Родных, Близких людей и ПАМЯТЬ ЕЩЁ СВЕЖА) – эта «игра» вызывает непонимание и оторопь: «А зачем? Для чего? Какой смысл? Ведь это же бред?» Да, бред, но для кого?! Бредом это является для тех, кто столкнулся с ней своим лицом, горем и испил её «чашу» до дна. А, теперь подумаем, что она значит для тех, кто знает о ней намного меньше нашего, лишь понаслышке? А для только что, зародившегося и взрослеющих поколений? А для тех народов, коих война и вовсе не слишком «задела» своей горестной дланью? А для тех, по кому она (война) прошла лишь только по касательной? Для них, этот новый вброс о зарождении её причин, ходе, итогах становится совсем иным. Они уже с интересом слушают и одно мнение, и другое. И КАКОЕ ДЛЯ НИХ СТАНЕТ ИСТИНОЙ? зависит только от ЧАСТОТЫ произнесения ОДНОЙ ИЗ ВЕРСИЙ, в той среде обитания в кою они, сейчас, погружены! А погружены они будут в ту среду, в ту частоту, кою создадут ТЕ, кто на этой войне нажился, да и собственно развязал её! И, теперь, по прошествии некоторого времени, не прочь «подзаработать» ещё на одной! Заодно, «опустив» порабощённую Цивилизацию на ступень ниже… «Баранами» править легче. Даже, приученная, надрессированная собака, легко справляется с этим. Отсюда следует, что ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА – ДВА, СОВЕРШЕННО РАЗНЫХ ПОНЯТИЯ! Ибо первая создаётся искусственно, а вторая обусловлена ПАМЯТЬЮ!!! Почувствовали РАЗНИЦУ?! А, теперь, по порядку. Вот для этого, в своё время (изменив, кстати, и его (порядок)) и развели их (историю и культуру) друг от друга, в стороны, ПРИДУМАВ, создав первую (историю), чтобы стереть, закабалить или задвинуть подальше вторую (культуру)! А, теперь, задумаемся, а сколько раз, используется такой способ ПОДТАСОВКИ для омертвения, ЗАКАБАЛЕНИЯ нашей с вами ПАМЯТИ?! Ведь вот, прямо на наших глазах, сегодня, сейчас, практически людей ОДНОГО поколения «твориться» новая веха «ИСТОРИИ» о итогах Второй Мировой Войны. При всём этом «беспределе», почти не слышен голос «честных» историков? А может таковых и НЕТ? И не было никогда? ИБО, то, что они изучали не было никогда ПРАВДОЙ?! Помните наше родное славянское слово Кривда, которой в сказках меняют Правду. Так получается, что мы и жили в сказке! Но наши сказки Кривдой не назовёшь, а вот «историю»? КУЛЬТУРУ подменили исторической наукой (вдумайтесь «Наукой» – как правда может стать наукой? Ответ прост до абсурда – потеряй память, забудь истину, напиши, вбрось массу лжи, ахинеи, псевдодревних документов, подлинность которых, никто, никогда не устанавливал (для примера: работы Аристотеля и Платона, появляются только в 16 веке, до этого о них никто не слышал и не упоминал. Более того, их оригиналов на древнегреческом никто, никогда не видел. Нет их и сейчас! ни в одном музее западной цивилизации. Таких, примеров можно приводить бесчисленно. Отсюда, вопрос: – А был ли мальчик?), ибо не было на это заказа, пережонглируй датами, придумав и вставив в него «своё» прошлое, защити всё «это» созданное ложью узкого круга «мыслителей», прямыми мерами уничтожения памяти народов, посредством уничтожения самих же народов… (перечислять можно бесконечно долго, а коротко говаривали наши пращуры – сделай Кривду Правдой)) и вот на свет, рождается псевдонаука, отодвигающая СВЕТ КУЛЬТУРЫ (для не понявших мою мысль, разъясню: культура – слово наших предков, пращуров, наше родное с вами русское слово, имеет смысловые разграничения; КУЛЬТУРА, КУЛЬТУР-Я – КУЛЬТ РА – непрерывное сияние Света, меня самого (наше солнце имеет непрерывный спектр свечения). КУЛЬТ ЯРА, где Ра – ЯР, ЯРИЛО – Солнце, Свет, Свет мудрости. Культ освещённый СВЕТОМ мудрости сияния РА. Яром. П-РА-вдой ЯРА. Я – МОЕЙ ПРАВДОЙ, моего СВЕТЛОГО РОДА. А разве возможно заплутать на дороге, освещённой светом ПРАВДЫ, ЯРОМ, РОДОМ? Где каждый предмет на ней – оставленный ориентир предков? Нет, конечно! Свернуть с этой дороги – значит, заплутать во лжи! А заплутать среди Белого дня, на прямом, без закоулков тьмы, пути развития культуры?! И здесь НЕТ… для этого и нужна «наука», наводящая свою ТЕНЬ на ПЛЕТЕНЬ КУЛЬТУРЫ. Создав таковую, можно создать любую цивилизацию под СЕБЯ! Создавать прошлое, в рамках требования конъектуры «настоящего». Заставить КУЛЬТУРУ служить СЕБЕ в УГОДУ. Почувствовать СЕБЯ БОГАМИ! СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ творя историю и награждая себя званиями за это, благами этого созданного, под себя, мира… По-другому – это называется «порадеть» за стадо глупых мирян. ИТАК, сделаем для себя, из всего выше сказанного, вывод – история слишком скользкая, тонкая ниточка к нашему НАСТОЯЩЕМУ прошлому. И уже много раз, умышленно оборванная… но, связанная не очень искусными узелками (это легко вскрывается, если начинаешь «копаться» в её узелках, в её якобы «реальных» событиях), связанная не без потери целых отдельных участков Культуры, заменённых, или ввязанных в неё, целых клубков затенённой лжи, неправды, домыслов, до такой степени, что она стала похожа на спутанный клубок… без концов и краёв… Что и требовалось тем, КТО этот процесс замыслил и двинул его к осуществлению… ибо «наука», теперь, имеет под собой истинную основу – всё спутанно! Итак, из этого следует, что «Та Часть» этого мира, коя давно «сощурилась» на СВЕТ (КУЛЬТУРУ) и изобрела солнечные очки (ИСТОРИЮ), использовав их (её), чтобы создать «ТЕНЬ» для Разума цивилизации (РАз – ум, первая мысль, РАЗ-Заря – первое солнце) дабы оглупить его и лишить ПАМЯТИ, продолжает использовать тот же технократический, мёртвый приём, какой уже раз применяемый? против переобустроенной под себя (под них), под этот же «технопараметр», мёртвой – беспамятной (кстати, наши предки, пращуры писали «безпамятной, безсмертный и т. д. Авт.) цивилизации (я уточняю место и тему применения: о итогах Мировой войны) уже не против Нас с Вами (того % населения, кое ещё помнит недавнее прошлое – НАС они уже списывают со своих «СЧЕТОВ»! как отработанный материал), а беря в «оборот» уже следующие поколения «рабов»! ЭТОГО НЕ ВИДИТ, только СЛЕПОЙ, под ослепительными линзами «истории». Далее, из этого следует, что и мы являлись частью такого же ЭКСПЕРИМЕНТА! И должны покопаться в себе, в собственной Логике, если хотите, РА-ЗБУДИТЬ ЕЁ (а она у нас есть, в отличии от «тех» кто придумал, создал клубок «науки» истории), чтобы вернуться на дорогу КУЛЬТУРЫ, дорогу к СВЕТУ, к РОДУ, к ИСТИНЕ, к ХРАМУ. А, теперь, мы подошли к самому важному. НАИВАЖНЕЙШЕМУ, я бы сказал. Что же является или должно являться наиважнейшим в нашем существовании, сейчас, в данное время, чтобы СВОБОДА и ЖИЗНЬ снова процветали на нашей планете, в нашем с вами мире, построенного нашими пращурами? «Что» было отнято у нас с вами, последствия УТРАТЫ которого заставили нас свернуть с освещённой дороги КУЛЬТУРЫ, в тупики, «рождающейся» у нас на глазах «истории», заставляющей нас ВЫРОЖДАТЬСЯ, плодить дегенератов? Ответ прост – ПАМЯТЬ. Именно, этого нас лишают при рождении на этот Свет ВНЕШНИИ СИЛЫ РОДА, дабы мы (я, ты, он, она) не помнили свои прошлые инкарнации жизни (для непосвящённых: – это зовётся «третьим забвением»), и нашли себя в этой реинкарнации, без последствий прошлой реальности, прожив жизнь и наполнив её опытом Мира и борьбы в нём со ЗЛОМ. И вот именно ЭТИМ же способом, решили воспользоваться ТЕ, кто провозгласил себя «теневыми богами» (действительно, зачем им изобретать Велосипед?), придумывая историю и стирая нашу КУЛЬТУРУ у нас В ПАМЯТИ. Нас лишили памяти не сразу. Постепенно. Именно, поэтому, у нас возник «провал» в КУЛЬТУРЕ, от написанной «рождённой истории». Именно, поэтому, исчез протоязык, соединяющий народы и давший старт развития «тысячам», зародившихся на его обломках, языков (для справки, в мире сейчас 6800 языков). Но для того, чтобы «родить» их, надо было провести границы, чтобы отделить от общения массы общего народа. Разделяй и властвуй. Именно, поэтому, «родилась Норманнская теория зарождения Руси», дабы стереть след к протоДЕРЖАВЕ и царствующим в ней традициям БЛАГОЧЕСТИЯ РОДОВ, кое называлось САМОДЕРЖАВИЕМ РОДОВ, на основе традиций заселивших землю предков. Именно, поэтому, чехарда в культуре нашей страны, провалы в её событиях, мифы о Монгольском иге, кое должно было оставить хоть какие-то следы (я взрослел на бескрайних просторах Урала, где монголами и «не пахло», как я ни старался найти их след или даже «запах» и, поэтому, в «пух и прах», готов разбить, разнести в клочья этот «МИФ», отправившись с любым «академиком» в этнографическую экспедицию), всё это заставило меня усомниться в верности нацарапанного «Ветхозаветного» писания «Нестора» (коего в реальности не существовало никогда, а если и был, то подделку «повести», вскрыл ещё Радищев, а следом Татищев, но об этом умалчивается) ещё в семнадцать лет от РОДУ… и заставила меня покопаться в памяти РОДОВ, своей памяти, истоков Культуры, попутешествовать, потрогать, пощупать, логически соединить не соединяемое (мне стало «страшно» после этого, кто же у нас, носит звания Академиков?) и «засомневавшись», вернуться ко всему с полным анализом того, что мне удалось обнаружить и в архивах, и в народной памяти, и в беседах с теми, кто будучи историками, сохранил честь и здравомыслие, и тоже чувствующих «исторический» подвох тьмы «науки» (замечу, такие есть и они, будучи людьми честными, стараются хоть, как-то сгладить наслоение лжи, там, где это возможно, пытаясь «проредить» их столь обильный посев. Но, они, будучи встроенными в «органику» существования науки, испытывают крайнее озлобление и противодействие, от находящихся рядом «посредственностей», кои уже получили свои «степени»: «академические», «докторские» «кандидатские» и т. д и т. п… И, вследствие чего, готовых «острыми академическими зубами» рвать противников «науки» на куски, правда, не покидая комфортных условий кабинета). Поэтому, со временем, и родился этот роман-сага, в котором герои, пытаются отыскать истоки Добра и начало Зла… двигаясь дорогой ЖИЗНИ и СВОБОДЫ, укреплённой ПАМЯТЬЮ РОДОВ, кои жили до них… Именно, поиски зарождения истины, укрытых тьмой времени, заставляют наших героев мечтать, бороться, преодолевать трудности и ещё любить – любить жизнь, во всех её истинных проявлениях, задачах и мыслях… Я надеюсь, что те качества, кои будут вести наших героев, хоть немного, передадутся и читателям. Информация будет разносторонняя и широкая. Ответы на возникающие вопросы обязательно будут даны… в последующих томах, по мере чтения всей саги-романа и мысленной образностью сложений алгоритмов мышления самих читателей в общую картину. Но… многое, я бы сказал ещё большее, вложено между строк текста саги. Между строк и Разумом каждого читателя. Ведь, у каждого – свой путь к пробуждению… У кого-то он длинней, у кого-то короче, кто-то совсем не хочет просыпаться… выбор за каждым. И не забывайте, это прежде всего художественное произведение… Итак, начинаем…

Веды познаются через живое Слово

Ибо токмо живое Слово

Раскрывает смысл, сокрытый в Ведах.

ДаждьБог

Пролог

Война – есть основная черта

сумасшествия озлобленной, собственной глупостью,

людской массы…

Автор.

С моря потянуло свежестью. Морской бриз подул вечерней прохладой, бесшумно пробирающейся по изрезанным береговым неровностям, к растущим у устья реки диким зарослям мимозы и гордо возвышавшимся над ними кипарисам. Там, подчиняясь законам природы, прохлада устремлялась на холмистую равнину с небольшими островами зарослей терновника и акаций. Издали, равнина выглядела неравномерно бугристой и оттого напоминала странно вспаханное, и неровно истоптанное поле. По обеим сторонам равнины, с такими же неровностями и буграми, возвышались холмистые возвышенности. Эта странная, возникающая во взгляде со стороны, характеристика местности, притягивала парящих над равниной грифов и беспрерывно каркающих ворон. Они, будто подчиняясь чьему-то, таинственному для человека, зову, слетались сюда со всей округи. Вопрос, о цели, столь многочисленного их собрания, имел решение, если только любопытствующий, приближался к равнине на несколько стадиев. Его глазам, в неярком свете, опустившегося к горизонту солнца, открывалась страшная картина… Над равниной и холмами безраздельно властвовала тень смерти. Тысячи мёртвых человеческих тел лежали вперемешку с мёртвыми или ещё дышащими и хрипящими, пускающими пузыри через ноздри, надувающиеся кровью, бьющимися в агонии лошадьми. Местами мёртвых тел было столь много, что для того, чтобы продвигаться вперёд и не идти по телам, приходилось двигаться по замысловатой кривой, огибая места, где смерть особо яростно утоляла свою жажду. В воздухе стоял солоновато-сладкий запах крови, которую, выполняя несвойственную ей роль, сколько могла, вбирала в себя земля. Теперь, становилось понятным, какой запах, притягивал сюда каркающих пернатых…

От прилегающих с запада к равнине холмов, отделился конный отряд с расписными бело-золотыми штандартами знаменосцев. Отряд, как видно, преодолел немалое расстояние в бешеной скачке. Взмыленные кони, никак, не могли перейти на ровный шаг, били копытами, фыркали, кусали удила, пытаясь отдышаться. Достигнув же края поля и почуяв веянье смерти на ней, они и вовсе вздыбились, отказываясь подчиняться своим наездникам. Гривы их приподнимались, а ноздри тревожно тянули воздух. В голове отряда, просматривалась дюжина воинов, в высоких шлемах с яркими, различными по цвету плюмажами критской работы. Их плащ-накидки, расшитые на италийский манер, были забрызганы кровью так, что севшая на них пыль напоминала комья грязи – так плотно она прилипла к ней. Кожевенные доспехи и поножи греческой работы ярко блестели бронзовыми вставками в лучах вечернего заката солнца. Все были возбуждены… Видимо, горячность прошедшего боя, тревога, нервное напряжение пережитого в течение дня – всё это отразилось на их лицах. Но, постепенно, мысль о великой победе, ещё утром казавшейся фантастически несбыточной, заполняла сердца и разум безудержной радостью и счастьем. Их лица светлели, глаза некоторых наполнились слезами гордости за стойкость своей армии, которая выстояла и победила армию врага, в два с половиной раза превосходящую по численности их собственную. Здесь, были люди разных племён и народностей – смуглые нуммидийцы выделялись не только кожей, но и своими боевыми скакунами с грациозной осанкой и тонкими длинными ногами. Были, здесь, и иберы, на сильных испанских лошадях с мощным крупом, сильными ногами и большими копытами. Также, среди присутствующих, были люди греческого происхождения и очень много сирийцев. По манере держаться, жестикулировать было совершенно очевидно, что это не простые воины, а собранные здесь чьей-то волей командиры различных частей армии. К отряду с разных сторон прибывали новые группы всадников, и всеобщее победное ликование, сливаясь воедино, приобретало звук нарастающего гула…

В это время со стороны холмов появился ещё один конный отряд, численностью, примерно, втрое меньше первого – две с половиной турмы – около сотни всадников. Отряд шёл неспешной рысью, в строгом порядке, по десятку всадников в ряду. Впереди, в сопровождении трёх всадников, выделялся воин в полностью закрывавшем лицо, глухом спартанском шлеме, с плюмажем в виде веера, который своими боковыми концами касался плеч всадника, при каждом шаге его коня. Его серый от пыли плащ был прижат, перекинутым за спину, большим круглым щитом белого цвета, с рисунком морских волн и лежащим на них, перекинутым лодочкой, месяцем. Строгие крепкие кожевенные доспехи воина без каких-либо украшений были аккуратно подогнаны под мускулистое тело. Из всех возможных украшений, на нем была только яркая золотистая фибула, застёгивающая плащ на левом плече. Из чего, можно было предположить, что она ему очень дорога и человек этот левша. Два испанских меча различной длины висели по бокам воина – для конного и пешего боя соответственно. Под воином, была сшитая из леопардовых шкур подстилка, застёгивающаяся на крупе лошади системой кожевенных ремней. Гнедая масть чистокровного испанского скакуна свидетельствовала, что наездник, в своём выборе лошади, руководствуется силой и надёжностью коня, предпочитая эти качества быстроте и грациозности. Именно эта поступь гнедого жеребца заставляла полосатый веер плюмажа его шлема, собранного из белых и чёрных конских грив, то подниматься вверх, то опускаться своими чёрными концами на плечи воина… совершая колебательное движение то вверх, то вниз.

Завидев, приближающуюся турму всадников, группа конных командиров тронулась навстречу, а около тысячи конных всадников, собравшихся за это время, вокруг них, прокричали приветствие, перешедшее в звучный, протяжный рёв, в котором слились воедино человеческие голоса и ржание испуганных лошадей:

– Барка!!!

Им вторили и обслуживающие машины расчёты «скорпионов», которые были прикрыты зарослями терновника и, поэтому, оставшимися незамеченными, а также, появившиеся на восточной окраине поля, стройные каре, возвращающейся после преследования обращённого в бегство врага, пехоты:

– Барка!.. арка!.. арка!.. – Рёв перерос в громоподобный гул, а многократное эхо разнесло его за сотни стадиев вокруг холмистой и бугристой равнины.

Не доезжая ста конских шагов, до группы военачальников, воин в спартанском шлеме, с необычайной лёгкостью, соскочил с коня, перепоручив поводья одному из сопровождающих его ординарцев. Оставшись пешим, он стал выслушивать и давать какие-то распоряжения воинам, догнавшим его, видимо, с донесениями. Дав необходимые указания связным, он двинулся к спешившимся уже соратникам:

– Да пребудут с тобой все великие боги, Ганнибал! – воскликнул один из военачальников, голос которого был зычным и выразительным. – Ибо, ни страшный Бааль, ни воинственный Арес, ни доблестный Марс, ни лучезарный Аполлон не отходили от тебя сегодня, Барка! вдохновляя тебя на столь великие деяния! А ты, своим примером, вселил в нас силы стократ превышающие человеческие! Ибо совершить подобное, без тебя, никто из нас никогда бы не замыслил! Да будет славен род Баркидов, на все времена, пока существует воинская доблесть!!!

Говоривший снял шлем, распустив тёмные кудри необычайно густой шевелюры. Это был человек высокого роста, сухощавого, но очень жилистого телосложения. На вид ему было более пятидесяти лет. Он имел сирийский тип лица, высокий лоб, густые брови, очень выразительные глаза, в которых трудно спрятать хитрость и совершенно невозможно лесть. Всё это говорило о человеке очень прямого, добродушного нрава:

– Клянусь грозным Баалем, – продолжал сириец, – твоя слава начинает затмевать славу Гамилькара, покорителя Испании, которому помогали все боги Олимпа!

– Да, Диархон, – вступил в разговор стоявший рядом смуглый человек, по манере говорить в нём угадывался уроженец испанского города Гадеса. – Но, насколько я знаю, боги Олимпа непостоянны и завистливы. И, тут же, постараются поставить подножку чуть возвысившемуся до их ранга герою! Так было с Гераклом и Ясоном, да и Гамилькара они не спасли от отравленной стрелы. Что же касается тебя, дорогой Диархон, то за тридцать пять лет службы Баркидам, несмотря на все твои подвиги, ты не удостоился большего чина, чем тысячник! Так что же, Диархон, боги не оценили твои деяния? Или Баркиды?

– Ну что же, в некотором роде ты прав, Креол, – согласился Диархон, – действительно, хвастунам, льстецам и прохвостам намного легче продвинуться вверх, чем честному служаке. Да, действительно, за свои годы мне многое удалось повидать, но я не герой! И, поэтому, я не интересен богам. Не интересны им и льстецы, завистники и, тем более, прохвосты, они их не замечают, как не замечают крыс! Ну, бегают они, копаются где-то, ну и пусть бегают. Герой же – это другое дело. Помыслы его не всегда соответствуют помыслам Богов, а распоряжаясь собственной судьбой, он нередко распоряжается судьбами следующих за ним народов. А это Боги считают своим уделом! И смотрят на это сквозь брови! Но, насчёт Гамилькара ты не прав… До сих пор, не ясно, где сидели заказчики тех убийц, выпустивших стрелы? В Риме? Или в Карфагене? А может и в Египте…

– Соратники, хватит пустых споров, сегодня Великий день, заставивший приумолкнуть даже трубы славы Великого Александра, – вступил в разговор грек Теоптолем. – Хотя, если упомянуть то, что ты сказал по части Диархона, то ты не прав, Креол. Ещё Гамилькар предлагал ему стать суффетом Баркидов в Совете, после того, как Диархон, сложил с себя полномочия адмирала флота, но он отказался! Меч и копьё, для нашего Диархона, намного ближе сердцу, чем папирус с кознями и интригами. Я сам тому свидетель.

– О чём спор, друзья? – спросил подошедший к этому времени Ганнибал, сняв свой спартанский шлем, открыв светлокожее лицо с мягкими каштановыми волосами до плеч и небольшой бородкой. Черты его лица были правильными. В них было больше европейских линий, чем восточных: высокий лоб, ярко выраженные надбровные дуги, тонкий, чуть вздёрнутый нос, выразительная улыбка, очень широкие скуловые кости. Глаза были разного цвета: левый – серо-зелёный, правый глаз был ослепший и, поэтому, блеклый. На правой стороне лба, ближе к виску, был рубленый шрам, почти скрытый прядью волос, но по цвету затянувшегося рубца, опытный человек мог предположить, что получен он был более десятка лет назад. Если, уж говорить о шрамах, то их было достаточно, и на левом локте и выше, на левом предплечье. Посему, можно было догадаться, что и на теле Ганнибала также есть следы от холодного оружия, так-как человек этот вырос среди оружия, любит оружие, спит с оружием и применяет оружие с большой решительностью.

Ганнибал выглядел совершенно спокойным, будто не совершал сегодня никакого сражения. На его лице не угадывалось и не выражалось ни тени ликования.

– О, достойный сын достойного отца! Клянусь страшными тенями Аида, для меня нет счастливей минуты, чем эта минута, когда я вижу тебя в ореоле славы, подобной славе царя Александра! Как несправедливо, что тебя сейчас не может видеть Гамилькар! Ведь ещё твой дядюшка, славный Карталон, говорил мне, когда ты, совсем мальцом, гонял детвору деревянным мечом в апельсиновой роще близ храма Милгарта: «Смотри, Диархон, из этого отпрыска Гамилькара выйдет славный воин!» Дай обнять тебя, Барка, ибо ты мне как сын! – с этими словами Диархон обнял Ганнибала. А стоявшие вокруг воины и военачальники закричали боевой клич Баркидов, перешедший опять в громовой гул:

– Барка! Барка! Барка!

– Дорогой Диархон, – отвечал Ганнибал, – ты всегда был самым преданным другом моего отца, а твоя отвага и умение в воинском деле были для меня примером, на который мы с братьями старались равняться во всём. Но клянусь, расположением к себе Зевса и Ареса, я никогда не променяю твою преданность, мне и моим братьям, ни на какие блага этого мира! – с этими словами Ганнибал крепко обнял в ответ Диархона.

Поприветствовав Диархона, он повернулся ко всем присутствующим:

– Соратники, – обратился к окружающим его воинам Ганнибал, – сегодня в сражении вы стали равными в подвиге своём бронзовым статуям героев Александра, стоящим на портиках базилик Александрии. Я склоняю голову в честь павших героев и славлю победивших! Слава выстоявшим героям и победившим! Утраты велики, друзья, и огромна горечь от потерь! Но слава победы слаще! Победа, друзья! – Ганнибал поднял вверх обе руки.

В ответ раздалось:

– Слава Карфагену! Слава Ганнибалу!

Равнина наполнилась восторженным гулом собравшегося с разных сторон войска. Ганнибал вновь обернулся к собеседникам.

– А между тем, Ганнибал, мы рассуждали о незавидной участи великих героев, коими были Геракл, Ясон и последователей их подвигов: Александра – покорителя Востока, Гамилькара – покорителя Иберии, непобедимого Пирра! О непостоянстве богов олимпийского пантеона, которые, проявляя качества присущие простым смертным – зависть и жадность к славе, обрывают нить судьбы героя в самый пик его славы! – напомнил тему спора Креол, военачальник пращников – болеар.

– Да, эта загадка пока нами, простыми смертными, не разгадана, – заметил Ганнибал, после некоторого молчания. – Игры и потехи Богов – промысел самих Богов! Ярким примером тому служат истории с Ганимедом и царём Мидасом. Упомянутый тобой пантеон Богов, удалился от земных забот в свои Небесные дворцы. Нам же, смертным, приходится опираться на славу и силу Рода, и довольствоваться временем благосклонности удачи, чтобы оставить след в людской памяти.

Ганнибал замолчал на несколько секунд, затем спросил:

– Где развёрнута помощь раненым? И почему, до сих пор, не возвратилась конница Ганнона?

– Лекари-критяне во главе с Леонтием расположились за тем холмом, на котором стоят «скорпионы», – отвечал Теоптолем, – а от Ганнона никаких вестей ещё не было! Я послал уже двух гонцов, но они пока не вернулись.

В этот момент с юга, от побережья, стала заметна густая пелена, быстро превращающаяся в облако пыли. Послышался звук труб. Все обратили взоры в том направлении. Через, несколько мгновений, к ставке, на взмыленном коне, прискакал запылённый гонец с известием:

– Конница Магарбала возвращается!

Ганнибал поднялся на расположенный неподалёку пригорок и ещё раз осмотрел поле сражения, погрузившись в размышления:

«Вот она, победа! Победа, о которой мечтал, но не дожил отец! Всю свою жизнь он боролся с Римом, мстил за свою жену, мою мать. Воспитывал в нас ненависть ко всему римскому. Взял с нас клятву – о вечной вражде с Римом. Но сам погиб от предательской засады, которую организовали не только римляне, и не враждебные кельтиберы, но и свои, „проверенные“ воины. Кто их нанял?..»

В этот момент Ганнибала что-то отвлекло от хода его мыслей… Он вслушался в победное ликование в своём стане… Воины пели. С разных сторон стана, на различных языках, доносились отрывки песен. Воины пели различные песни: карфагеняне свои баллады, нуммидийцы непомерно затянутые, но весёлые, с «переливами» различных голосов… Уроженцы Испании зычные, с ярко выраженной ритмикой и энергетикой… Вдруг, среди этой разноголосицы, он отчётливо услышал голос своего отца?! Будто и он подхватывал, как это было раньше, на пирах в Гадесе, свои любимые песни… Голоса менялись… Теперь, Ганнибал, совершенно ясно, отчётливо, различил голос своего дядюшки Карталона?!

«Карталон, – Ганнибал снова вернулся к своим размышлениям, – герой-одиночка, искуснейший фехтовальщик, выигравший турнир мечников на Самосе… Победивший в поединке, спартанца Пехнелая, в битве при Хадаште, до того времени, считавшегося непобедимым! Снявший римскую осаду с Акраганта и разбивший их у Эрбесса… Но не успевший, вследствие этого, прийти на помощь Гамилькону в битве у мыса Экном и, поэтому, вероломно обвинённый в предательстве, по навету Священной Касты, и отравленный Жрецами Касты и Советом суффетов, в котором тогда главенствовали Ганноны… Священная Каста, – продолжал размышлять Ганнибал, – именно к ней повела ниточка смерти и Гамилькара! Один из убийц был ещё жив и прохрипел „что-то“ про договор со Священной Кастой! Но разгневанный Ферон пригвоздил убийцу копьём, не дав присутствующим дослушать его бормотание. Впрочем, случайно ли это сделал Ферон? К сожалению, это уже не проверишь… Сам Ферон, через год, погиб в схватке с пиратами. Смерть… Смерть постоянно путает следы и затуманивает разум…»

Воспоминания Ганнибала снова вернулись к живому отцу… Вот он верхом на высоком чёрном коне въезжает в Карфаген после первого мира с Римом… На нём белый хитон с греческим орнаментом… Народ рукоплещет ему! Любовь простого люда к Гамилькару раздражает и озлобляет Совет. Суффетам кажется, что им на Сицилии нажито и припрятано огромное состояние, которое он использует по своему усмотрению. Впрочем, так и было… Гамилькар три года, один, на свои средства, удерживал провинцию на Сицилии, стояв лагерем со своим наёмным войском на горе Эрик. Карфаген не посылал Гамилькару ни денежной поддержки, ни войсковых подкреплений. Гамилькар сам нанял и сам обучил своё войско. Небольшое, всего пятнадцать тысяч, но с этим войском он наносил римлянам поражение за поражением, прочно удерживая провинцию. Несколько раз римляне пытались крупными силами взять лагерь штурмом, но неизменно терпели фиаско. Гамилькар же, спускался с горы, и довершал разгром у подножия… Блокада горы, тоже, не приносила римлянам успеха… У Гамилькара был свой небольшой, но грозный флот! А у горы – удобная гавань. Из гавани он вёл подвоз фуража и продовольствия… Ганнибал это хорошо помнил, ведь он прожил эти три года, после смерти матери, в том самом лагере – на горе Эрик. Ганнибал помнил этих жутких, разноплеменных воинов, c которыми мог справиться только Гамилькар и, только, ему они подчинялись. Помнил он и то, что случилось с этими воинами в Карфагене после войны…

«…Смерть… смерть безмолвный свидетель… подвигов и предательств, побед и поражений… Здесь, среди павших десятков тысяч римлян, лежат свои герои, люди с высокими помыслами и с не меньшим тщеславием, и смерть они приняли в сражении с невероятной храбростью! Хотя, с той же храбростью они наносили поражения другим народам, порабощая и грабя их по воле Сената… У нас Совет суффетов и Священная Каста, там в Риме Сенат и олигархическая герусия! И, здесь, и там, сборище алчных людишек, из-за невероятной жадности которых люди режут глотки друг другу, порождая ненависть и месть. Месть и смерть – эти слова столь схожи, что кажется, образуют друг с другом неразрывную связь, и люди, выбрав парусом своих действий месть, так и делают, сея смерть себе подобным! Ибо месть, есть изобретение людей! Месть питается ненавистью – одним из самых пагубных чувств людской массы! Природа ненависти различна, но финал всегда один – гибнет душа… Смерть же является первозданной составляющей природы, власть её безгранична и приход неизбежен! Хотя её приход не всегда осуществляется по её воле, она легко переносится остриём меча или копья, которые в свою очередь и являются орудиями ненависти, и мести! Но, приход Таната – Смерти, может, быть вызван, также чумными морами, наводнениями, голодом… И, придя к человеку, смерть навсегда избавит его и от мыслей о мести, и от ненависти, и от всех пороков, и добродетелей! Она беспристрастный стиратель человеческих эмоций. Она зло и добро в одном лице. Скольких врагов она помирила сегодня?! Скольких она сделала героями?! Может быть, чтобы закончить эту войну, она должна была „обнять“ обе армии?.. Но она обняла, сегодня, только римскую…»

Тут размышления Ганнибала были прерваны прибытием Магарбала, который, поднимаясь на пригорок, где стоял в раздумьях Ганнибал, ещё издали, воскликнул:

– Клянусь, милостями богини Танит, род Баркидов не забыл своё ремесло и семьдесят тысяч римлян, лежащих на этой равнине, тому свидетельство. Я приветствую сына Гамилькара и склоняю голову в честь блестящей победы, в которую вчера, если быть честным, я верил с трудом! Но сегодня, утром, после твоих слов, мы все почувствовали такой прилив доблести, что я, клянусь садами Милгарта, подумал: «Не зря этот узкозадый верховный жрец Священной Касты Капитон, который так любит ваш род, – засмеялся Магарбал, – называет вас «отступники-чародеи»! Ты бы видел, Ганнибал, как бились мои нуммидийцы! Консульская конница была рассеяна, как пепел по ветру!

– Да, доблестный Магарбал, честь и слава твоим всадникам, их напор и быстрота были половиной нашего успеха! – Ганнибал обнял Магарбала. – Сколько пленных, Магарбал? И где консулы?

– Пленных около восьми тысяч. В основном пехота. Консула я видел только одного – бежал! Его, согласно твоему приказу, хотели догнать, но его прикрыла первая когорта. Пока сражались, консул ушёл. Судьба второго мне неизвестна.

При этих словах Ганнибал остановил на нём свой тяжёлый взгляд. Несколько мгновений, он о чём-то думал, при этом было видно его волнение, потом спросил:

– Так, где же всё-таки Ганнон?

– Грабит римский лагерь, Ганнибал! – ответил подошедший к ним Теоптолем. – Гонец только что прибыл.

Лицо Барки загорелось гневом:

– Этот человек, вчера на Совете, обвинял меня в близорукости, убеждал в неизбежности поражения, предлагал оставить римлянам наш собственный лагерь и бежать к Равенне, под прикрытие флота, которым командует его брат Архон. А теперь, он оказывается в римском лагере, несмотря на мой приказ захватить переправы через реку! – в голосе Ганнибала лязгнуло железо.

– Вчера, на Совете, он пёкся о наших жизнях, как он говорил! Хотя, мне кажется, он заботился только о своей. А сегодня, Ганнибал, он печётся о римском золоте, чтоб ни один талант не просыпался мимо кладовых суффетов Ганнонов! – заметил испанец Креол.

– Зря, ты оставил этого соглядатая и доносчика Совета у себя в войске, Ганнибал! Гамилькар на дух не переносил шпионов и избавлялся от них, как мог! Вот увидишь, он уже отправил своих гонцов с донесением о победе! Где, конечно, себе приписал одну из первых ролей! – добавил Диархон.

Ганнибал не ответил, он о чём-то думал… Лицо его, вновь, приобрело своё обычное спокойное выражение:

– Ну что ж, тогда, окажем честь Ганнону! – наконец, произнёс он. – Теоптолем, передай Тимандру, чтобы по возвращению он принял командование конницей ветеранов. Пошли также весточку в Равенну, – продолжал Ганнибал, – командующему флотом, что его брат Ганнон отбывает завтра к нему, для сопровождения груза трофеев и золота вместе со своей тысячей всадников в Карфаген!

– Мудрое решение, Ганнибал, – вступил в разговор вновь Магарбал, – ты бьёшь им сразу двух зайцев. Теперь Ганнон не сможет пожаловаться Совету, что ты не доверяешь ему важных поручений! И, в то же время, ты оставляешь Совет без глаз и ушей. Клянусь, мудростью Бааля, ты бьёшь своих недругов их же оружием!

Магарбал весело засмеялся, одобрительно похлопав Барку по плечу, потом спросил:

– Что будем делать с пленными римлянами?

– То же, что и они с нашими. Переправим в Тарент, на греческие рынки рабов, – спокойно ответил Ганнибал.

– Но, ведь, Тарент числится союзником Рима! Ты не думаешь, что купцы, боясь гнева и мести римлян, вернут их Риму за выкуп? – недоумённо взглянул на Ганнибала Магарбал.

– Да полно, Магарбал! Ты плохо знаешь обычаи квиритов. Для Рима их больше не существует! Сдавшись в плен, они фактически потеряли гражданство, и выплачивать выкуп за дезертиров этот народ-воин не будет!

Между тем, на равнину почти спустились сумерки. Воины зажигали факелы и разводили костры. Из темноты на свет факелов вышли три силуэта и, поговорив о чём-то с Теоптолемом, направились к Ганнибалу. По всему было видно, что они были давно ожидаемы, ибо, только завидев их приближение, Ганнибал тронулся им навстречу.

– Ну, что? – спросил он подошедших воинов, из чего стало понятно, что они выполняли какое-то из его поручений.

– Нашли одного из консулов, Ганнибал! – ответил один из них, по-видимому, старший дозора.

– Что? – переспросил Ганнибал. – Пленён? Ранен? Убит?

В сгустившихся сумерках черты лица его были сокрыты. Но, по этой реплике, интонации вопроса, всем стало понятно – стратега по какой-то причине очень сильно волнует судьба консулов.

– Убит! – ответил прибывший.

– О, Великие боги! – воскликнул Ганнибал. – Я же приказал довести до каждого командира – консулов не убивать! А, если возможно, взять живыми!

– Он убит снарядом из пращи, Ганнибал, в голову.

После этих слов Ганнибал замер. Некоторое время он молчал, потом резко повернулся и произнёс:

– Возьмите факелы! Я должен это видеть. Как это далеко? – обратился он к дозорным.

– Стадиев двенадцать, около устья ручья.

– Ведите, – произнёс Ганнибал.

Поздний вечер. Сумерки сменились тьмой. Ночная прохлада гонит волны к берегу и с шумом разбивает их о прибрежные камни. Береговая растительность замерла до утра, приняв сказочные очертания. Ночные птицы перекликаются друг с другом какими-то таинственными, пугающими сигналами. Всё покрыто мраком. Только вода, неглубокой в этом месте речки, устье которой небольшим разливом впадает в море, светится рассеянным светом отражённого лунного диска. Этот свет, подхваченный течением, множится на бесчисленных неровностях бегущей и журчащей воды и мириадами отблесков спешит к морю. И эти самые огоньки, стремящиеся в море, попадают под бушующую, грохочущую стихию, коя гневно тушит их своими холодными гребнями набегающего прибоя…

Вдоль, береговых зарослей, тянущих свои ветви к самой кромке воды, не спеша, двигается с десяток светящихся точек. Огни то замирают, то тянутся друг к другу… Потом, они опять расходятся и продолжают движение в сторону моря… Через, некоторое время, по мере приближения огней, можно уже различить ржание лошадей и нестройный звук шагов пеших и конных фигур. Люди что-то ищут…

Но вот несколько факелов соединились в один сгусток света, освещая как можно большее пространство. А один, отделившийся факел, начинает делать детальные круговые движения… Это, по всей видимости, условный знак – цель найдена!

Из темноты к освещённому кругу шёл человек. Черты его лица не просматривались, но фигура была отчётливо видна. Роста он был выше среднего, коренаст, атлетизм тела сильно подчёркивали пружинистые ноги и развитый плечевой пояс. Размашистая походка говорила о том, что человек этот много двигается. Подойдя к освещённому месту, человек наклонился…

В высоком прибрежном тростнике, вповалку, лежали убитые римские триарии. Они лежали в таком порядке, что опытный глаз Ганнибала определил: «Каждый раз место убитого триария занимал другой, чтобы не расстроить ряды „черепахи“. Триарии храбро сражались, защищая и прикрывая своего консула»… У многих поверженных врагов, за спиной, висела луза с фасциями. Это были ликторы консула – его личная гвардия. Большинство из них были убиты в лицо, тяжёлыми критскими стрелами… Ганнибалу представился весь драматизм развернувшихся здесь событий…

…Триарии и ликторы, образовав вокруг своего консула живой четырёхугольник, так называемую «черепаху», продвигались к переправе через устье реки, окружённые со всех сторон легковооружёнными воинами Ганнибала, которые осыпали их метательными снарядами. Они отважно выполняли свой долг – защищать консула. Но подошедшие критские лучники сильно замедлили продвижение отряда, выкашивая их ряды своими тяжёлыми стрелами…

Ганнибал склонился над убитым консулом. Он лежал на левом боку, подогнув левую руку со щитом, под себя. На нём, совершенно, не было никаких ран… Только светлые пряди его волос запеклись кровью на правом виске. Глаза его были открыты, лицо не выражало никаких эмоций. Только в глазах читалось немое удивление… Полнота картины трагедии дополнилась…

…Вдруг один из триариев присел на колено, его икра была пронзена стрелой. В образовавшуюся брешь влетел свинцовый шарик, выпущенный опытным пращником с такой мощью, что тот сбил бронзовый нащёчник на шлеме консула и, сместившись от столкновения, ударил чуть выше, в область правого виска. Золотые кудри смягчили удар, сколько могли, но итог удара был необратим. В глазах консула потемнело… Храбрые ликторы, видя смерть своего командира, защищали его тело до последнего…

Ганнибал смотрел на лицо мёртвого консула. Черты его почти не изменились. В них он узнал черты Литиции! Такой же разрез глаз, форма носа, волосы… Он вспомнил, как был поражён сходством их пластики движения чуть более двух суток назад, когда имел тайную встречу с этим человеком…

«Почему, именно, он? Почему не тот, другой, который, мня себя великим полководцем, распорядился о начале сражения и повёл на бойню цвет римского народа? Почему, смерть выбрала его? – терзал себя вопросами Ганнибал. – Почему, людей, к которым я начинаю испытывать доверие, настигает рок?» – Ганнибал закрыл глаза, ему вдруг представилось лицо Литиции, залитое слезами, когда она получит известие о смерти единственного любимого дяди. Какие чувства она будет испытывать к нему после этого? Ганнибал вновь вернулся к воспоминаниям о встрече с консулом… Именно, от него, он узнал, что и в Риме есть люди, которым надоела эта бесконечная война и вражда! Он очень верно заметил, что в этой войне выигрывает не тот, кто храбро сражается и воюет, а тот, кто делит навоёванное!.. Он убеждал Ганнибала покинуть Италию, а Сенат начать переговоры с Советом суффетов… Но вот он мёртв. И помыслы его об окончании войны растаяли вместе с ним, как туман. Теперь, семьдесят тысяч мёртвых римлян, требующих мщения, перевесят чашу весов в сторону войны.

Ганнибал выпрямился: «Ну что же, рок ведёт меня дальше! Судьба Рима, сейчас, висит на волоске. Его военная мощь испытала, сегодня, колоссальные потрясения. Но мощь Рима в данный момент опирается не только на армию латинян, упор делается также и на союзнические силы. Политика Сената Рима c её республиканскими принципами очень мудра и взвешена. Многие соседи Латиума уже получили гражданские права, увеличен плебисцит, провозглашены избирательные права муниципий. Всё очень логично. Специально созданные магистраты и цензоры контролируют исполнение прав. Рим как бы не завоёвывает союзнические государства, а поглощает их, давая взамен им своё государственное устройство. Делается это не сразу, а постепенно, по мере романизации местного населения. Не учитывать сейчас силы буферных государств – союзников Рима – и идти в Латиум – большая ошибка! Мне нужно „другое“!» – подытожил свои размышления Ганнибал.

– Поднимите консула, соберите все знаки консульской власти, и завтра утром отправьте с обозом в сторону Неаполя, до ближайших римских военных разъездов! – приказал он.

– Клянусь, нимфами священной рощи Гадеса, ты слишком благороден по отношению к врагу, сын Гамилькара! – удивился Магарбал.

– Этот человек умер с честью, не выпустив из рук оружия, и будет погребён с честью, согласно традициям его народа! Снимите доспехи с убитых римлян, соберите всё оружие, – продолжил Ганнибал. – Всё переправьте в лагерь.

– А что ты собираешься делать с телами убитых римлян и знатных граждан Рима? – спросил Магарбал.

Ганнибал, сев на лошадь, повернул коня в сторону вопрошающего:

– Ничего, – был короткий ответ. – Пусть о них позаботятся жители Канн.

…Некоторое время они ехали молча. Магарбал искоса смотрел на сына Гамилькара… Ганнибал правил конём, почти не задевая поводьев – по-нуммидийски. Сам Магарбал, будучи командиром нуммидийской конницы, так ездить не мог, но его подчинённые правили лошадьми и ездили именно так. Эта особенность управления достигалась у нуммидийского народа с самого детства. Лошадью учились править ногами, чтобы в бою иметь свободными обе руки. Где этому обучился Ганнибал? для Магарбала было тайной.

– Ганнибал, – задал давно крутившийся в голове вопрос Магарбал, – что ты, теперь, собираешься делать? Теперь, когда силы Рима потеряли свою былую мощь, для тебя будет непростительной ошибкой не двинуть армию на Рим.

Ганнибал замедлил ход коня:

– Я ждал этого вопроса. От тебя или от кого-либо другого. – Ганнибал замолчал, обдумывая свой ответ. Через минуту он ответил: – Для всех нас очень важна победа, но в нашей сегодняшней ситуации, сейчас, важней всего быть непобедимыми! Сегодня, Магарбал, а вернее, уже вчера мы доказали римлянам наше умение побеждать! Но, вступив сейчас в Латиум, мы докажем им, что не умеем рассуждать! – Ганнибал похлопал коня по гриве.

– А теперь, Магарбал, нам пора увидеться с Ганноном!..

Часть первая. Блики надежд

Глава 1

Полночь. С побережья завывает неистовый ветер. Он гонит с Запада, с Атлантики, стаи холодных, низких, наполненных влагой, как морская губка, туч. Дороги размокли и торговые повозки, запряжённые огромными тяговыми быками, еле двигаются, утопая в грязи. Вереницы рабов, следующих за повозками торговцев, завёрнутые в кое-какое тряпье, держатся на ногах только благодаря кнутам надсмотрщиков. По бокам дороги то тут, то там, через определённые промежутки расстояния горят костры римских дозоров, контролирующих все подъезды к цитадели Римской республики в Сицилии – Мессине. Начальники дозоров – центурионы – тщательно проверяют сопроводительные бумаги следующих в порт торговцев, строго руководствуясь сводами частного и публичного Римского права.

– Стой, стой, куда прёшь! – кричит кряжистый римский солдат, выходя из темноты стоящих по бокам дороги деревьев, где солдаты прячутся от промозглого, колючего ветра. Его крик адресован длинному обозу, состоящему из нескольких десятков повозок и небольшого табуна низкорослых сицилийских лошадей.

– Кто и откуда? Что везёте в повозках? Для чего лошади? – сыплет вопросами солдат. – Где сопроводительные грамоты?

– Мы следуем из союзных Сиракуз, – отвечает грузный грек, – к Квинтилию Мумию, эдилу в Мессине. По его просьбе везём шанцевый инструмент, который он попросил у нас, будучи в гостях в начале осени. «У нас, говорил он, – не хватает инструмента в верфях для постройки новых кораблей и ремонта, повреждённых в войне с проклятыми пуннийцами, не хватает и инструмента для возведения укреплённых лагерей и дорог к ним…»

– Всё, прикрой свой рот! – вырывая у него сопроводительные грамоты, кричит солдат. – О наших потерях и недостатках тебе незачем болтать!

– А куда ты везёшь свой табун? – спрашивает подошедший к этому времени центурион. – Уж, не в личную ли гвардию эдила ты хочешь пристроить своих лошадок?

Громкий смех раздаётся среди римских солдат…

– А вот та, пегая лошадь! Похоже, предназначается самому эдилу! – не унимается центурион, показывая своим жезлом на самую низкорослую лошадку. – Эдил уже совсем стар, ему не забраться на других, более высоких в этом табуне! Клянусь, высотой Тарпейской скалы, эдил Квинтилий непременно пробьёт с такой конницей пуннические отряды Священной Касты! Я слышал, что старый эдил Квинтилий собирается жениться на одной из здешних греческих особ! И она, говорят, очень молода! Тогда, это будет его шестой брак, а воинские лавры покорителю женских сердец, будут ох как кстати! Это будет и хорошей тренировкой для эдила Квинтилия, дабы с первой попытки пробить сердце и все «остальные» прелести молодой супруги, своей «стальной» волей, вступая в право законного мужа, чтобы ей в «тихую» не использовать для «того же» каких-нибудь помощников, из бравой охраны старика. Только представьте, как грациозен и величествен будет наш эдил, верхом на этом скакуне в глазах своей избранницы…

Солдаты катились со смеху, слушая беспрерывно звучащие шутки центуриона, позабыв на время о непогоде…

– Я смотрю, это очень весёлый дозор! – с нотками угрозы процедил, сквозь зубы, грек, обрывая этот «обвал» шуток весёлого центуриона. – А лошади, к слову, предназначаются не эдилу Квинтилию, а военному трибуну Сервилию Котте! Интересно, как он отреагирует на информацию о столь весёлом дозоре на дороге!

– Клянусь, разящим Юпитером! – молниеносно отреагировал центурион и вышел на освещённое горящими факелами место. – С каких это пор торгаши-греки будут запрещать смеяться ветеранам четвёртого легиона Марса?!

На перевязи и поясе центуриона грек увидел знаки боевых отличий, свидетельствующих о доблести этого воина.

– А ну-ка, ребята, несите-ка сюда факелы! Клянусь Гермесом! Я не поверю, что хитрые греки под такой шумок и в такую погоду не замыслили провезти какую-нибудь контрабанду без пошлины!

Глаза грека блеснули испугом. Его лицо приняло приветливо улыбчивое выражение:

– И охота вам, усталым и измученным нелёгкой службой, да ещё в такую погоду, лазить в грязи по повозкам. А такому доблестному воину, – обратился он к центуриону, – за столь великие заслуги перед Республикой, следовало бы сидеть у очага в караульной палатке за кувшином доброго вина. Эй, Менандр, распорядись, чтобы рабы отнесли к очагу дозорных амфору эвбейского вина. Пусть столь славные войны согреются им в такую промозглую, холодную ночь!

С этими словами грек взял центуриона под руку и отвёл его в сторону на несколько шагов.

– Что везёшь? – коротко спросил центурион.

– В двух повозках маринованные маслины, которые не растут у вас в Италии! – Грек перешёл на шёпот. – В двух других эвбейское вино, которое столь доблестный центурион отведает сегодня ночью. Хочу переправить это в Реггий и продать повыгоднее! А вот это, – грек незаметно повесил на пояс центуриона холщовый кошелёк с серебряными сестерциями, – твоя доля моей выгоды! Пусть она послужит на благо тебе и твоей семье!

Грек, со смиренной улыбкой, посмотрел на центуриона.

– Ну, что же, да благословят вас Боги в столь сумрачную ночь, – сказал, улыбнувшись, центурион и прокричал: – Пропустить! Всё в порядке!

Грек, садясь в утеплённую повозку, спросил:

– Как звать столь доблестного центуриона, которого я непременно похвалю в беседе с эдилом Квинтилием и военным трибуном Сервилием?

– Центурион первой когорты Кассий Кар! – был ответ.

Повозки, друг за другом, растворялись в ночи… Кассий, проводил их взглядом, и подошёл к ближайшему костру дозорных. Вытянул руки к языкам пламени и сладко поёжился от тепла, выбрасываемого костром. Воины уже цедили вино из амфоры в походные кувшины.

– Кассий, а действительно, вино замечательное! – крикнули ему. – Мы отнесём тебе в палатку пару кувшинов.

– Хорошо. Я буду ждать там, – ответил Кассий и направился в сторону палаток, но вновь прозвучавший окрик остановил его:

– Стой, куда следуете?..

Кассий повернулся. На дороге стояли две тени в тёмных плащах с капюшонами, скрывающими лица. Сердце его учащённо застучало… Он был предупреждён об их появлении. И ждал их уже два дня. Он давно был наслышан об этом древнем ордене убийц, но вот так, в живую на дороге ночью, видел их впервые.

– Кто из вас Кассий Кар? – лязгнул какой-то тембрально-нечеловеческий голос, из под маски, коя проглядывала из капюшона.

Кассий вышел на свет.

– Идите сюда, служители Двуликого Януса, – произнёс он. – Я ждал вас вчера.

Два тёмных силуэта бесшумно возникли у фигуры центуриона.

– Лошади пали. Одеревенели ноги. Пришлось бросить – это причина задержки, – лязгнул тот же голос, без тени какого-либо оправдания своей задержки.

Кассий посмотрел под капюшоны… Лиц не было видно, на них были чёрные кожевенные повязки-маски с прорезями для дыхания. Под плащами угадывались доспехи. Руки, выглядывающие из плащей, от запястья до плеч были покрыты самнитскими латными пластинками, делающими их полностью защищёнными. В схватках эти адепты не пользовались щитами. В обеих руках у них было по мечу, которыми они виртуозно владели, как владели и всем метательным оружием. Этот орден существовал давно, ещё при царях Рима. Ходили слухи, что сами Ромул и Рем были когда-то его служителями. И, поэтому, эти убийцы действовали всегда по двое. Храм Двуликого Януса стал прибежищем ордена. Что там происходят какие-то тайные служения и мистерии, Кассий знал не понаслышке… В начале своей карьеры он, как-то, стоял на часах в эдикуле храма и слышал раздающиеся из его подвалов нечеловеческие крики, заунывное пение, рычание каких-то хищников, но, самое главное, он видел ИХ! В накинутых балдахинах, выходящих из храма. Тогда Кассий, по приказу священных авгуров, не смел рассматривать их. Но одно он отчётливо запомнил! У всех адептов глаза были одного цвета – зелёного?!

Кассий направился в свою палатку. Адепты шли следом. Зайдя внутрь палатки и раздув световую лампу с маслом, Кассий обернулся… И замер! По его телу пробежали мурашки… На него в упор смотрели два тёмно-зелёных глаза! Бывалого воина, видевшего смерть в десяти, как минимум, сражениях, прошил озноб…

Служитель Двуликого Януса прошипел:

– Что передал консул?

– Консул передал, чтобы вы, не заезжая в Мессину, двигались в рыбацкий посёлок, расположенный южнее мыса Катаны. Там вас будет ждать гемиола. Куда она вас повезёт, мне неизвестно.

– Хорошо! – прошипел тот же голос. – Кто нас проводит?

– Полсотни конных экстрординариев поедут с вами. Ваш путь пройдёт около подножия Этны. Смотрите! Бог Вулкан разжёг в ней свой горн! – предупредил центурион.

– Спасибо за предупреждение, – процедил голос. Адепты повернулись.

– Стойте! Консул сказал мне, что вы должны передать мне какой-то отчёт! – Кассий напрягся, взявшись за рукоятку меча.

– Устный отчёт, – поправил адепт, не поворачиваясь, – отчёт будет звучать так: «Он ускользнул из ловушки. Но белая роза с бутоном благоухает в храме Артемиды в Акраганте!»

И адепты выскользнули из палатки.

Глава 2

Кассий пришёл в себя только через несколько минут. «Интересно, – подумал он, – что делает Янус с их глазами. Жуть какая-то! – Кассий снова поёжился. Чувство сопричастности к какой-то тайне не покидало его. – Они потерпели неудачу в попытке убийства кого-то, – продолжал размышлять он, – но при чём здесь роза? Орден полон загадок! Впрочем, довольно тайн! Я солдат и привык видеть врага и встречать его в строю, в сражении, а не из-за кустов и оврагов. – Взяла в нём верх, солдатская привычка подчиняться без лишних вопросов. – Но все-таки, какие они жуткие, эти слуги Двуликого!»

Кассий вышел из палатки. На стоянке дозора был слышен шум, чавканье слякоти, лязг оружия. И вот из темноты послышался конный топот, ржание, проявляющее недовольство лошадей, и на дороге, раздались характерные шумы удаляющегося отряда, которые, по мере удаления, заглушались свистом и завыванием ветра. Центурион подошёл к одному из костров, вокруг которого сидели солдаты, пытаясь согреться теплом костра и вином – одновременно!..

– Массилий, – подозвал он одного из ветеранов, – к утру приготовь мне пару лошадей. Мне нужно отбыть в Мессину. Да, лошадей подбери покрепче! Я пойду, попытаюсь заснуть. И ещё, – повернулся Кассий, – не переусердствуйте с вином!

Он вернулся в палатку, подкинул в очаг несколько поленьев и растянулся на кушетке, расстеленной рядом с тёплым очагом. Так, он полежал несколько минут, потом потянулся и взял один из кувшинов, стоящих рядом с изголовьем постели. Кассий приподнялся и сделал несколько длинных, глубоких глотков…

– Действительно, грек не обманул, – оценил напиток центурион, – вино действительно отменное! – Он сделал ещё несколько глотков. Вино, разбежавшись по телу, наполнило его расслабляющим теплом. Кассий закрыл глаза и погрузился в воспоминания…

…Кассий Кар был сыном среднего римского землевладельца. В семье было шестеро детей – четверо сыновей и две дочери. Кассий был четвёртым по возрасту ребёнком. Перед ним были два сына и дочь. Семья жила в достатке – кроме земельного надела, имелась ещё ферма, где разводили скот и всякую птицу. Но Рим постоянно вёл войны. Одного брата убили в сражении с галлами где-то за рекой По. Другой вернулся из экспедиции в Сардинию с отрубленной кистью правой руки. Дочерей отец отдал замуж в другие семьи, вместе с частью земельных наделов, в качестве приданого имущества… Сначала, справлялись с хозяйством без старших братьев. В семье было несколько рабов, купленных отцом когда-то в более спокойные времена. Надо заметить, что рабы в средних римских семьях в те времена, которые ещё не были затронуты пренебрежением и высокомерным отношением к людям не римского гражданства, кои получили такой размах в последующем, приравнивались, почти, к членам их семей, в кои они попали. За их бытом следили, ели они за одним столом с хозяевами и оборонялись, вместе с ними, против бродячих разбойников, которыми кишела тогда Италия, с оружием в руках. Но рабы состарились вместе с отцом, а Кассия к тому времени призвали на войну с Самнием. Ввиду этого, отец отдал свой надел в ренту римскому патрицию Сульпинию Клавру. Тот выплачивал ренту пшеницей. Семья занималась только фермой. Кассий же, отличившись в нескольких сражениях с самнитами, получив Гражданский венок, попросился в школу центурионов, чтобы помогать семье, своим посылаемым жалованием центуриона, не опуститься на дно нужды.

В мыслях, Кассия, проплывали картины из его детства: звонкий смех сестёр, блеянье овец, которых он мальчишкой пас вдоль заросших кустарниками дорог, строгий отец, беседовавший по вечерам с матерью и рабами о завтрашних дневных заботах. Вспомнилась соседская девушка Клодия, которая поглядывала на Кассия с загадочной улыбкой. «Интересно, где она сейчас, – подумал Кассий, – замужем или всё ещё свободна?» Картины воспоминаний менялись, прошлое чередовалось с настоящим… Кассий вдруг, попытался вспомнить название ордена убийц, … но тщетно… навеяннае воспоминанием мысль… ускользнула…

Кассий пригубил ещё вина, отставил кувшин, мысли его стали тяжелеть, спутываться… И он провалился в сон…

Утром Массилий вошёл в палатку центуриона, чтобы разбудить его, как тот и велел. Кассий ровно дышал во сне, на его губах дремала улыбка… Массилий посмотрел в лицо Кассию: «Двадцать восемь лет, – подумал он, – а столько уже повидал! Другого приимпелярия убьют во втором, в-третьем сражениях, а этот?.. Да, удача ему благоволит, сама Минерва выбрала его любимцем. Ну, пусть поспит ещё полчаса, ведь ему более четырёх часов скакать на сменных лошадях в Мессину, – подумал Массилий, увидев стоящие у изголовья кувшины. – Уж больно сон у него приятный, вон как улыбается… – Массилий взял один из кувшинов. – Будить его и разрушить такой приятный сон… не по-человечески… – Встряхнув сосуд и почувствовав его полноту, Массилий удивился: – Вот мальчишка, столько служит, а ценить столь щедрый дар Бахуса не научился. Вот уж, правда, говорят: – „Не в коня корм“. Впрочем, может оно и к лучшему, вино любит того, кто его ценит!» – продолжал рассуждать Массилий, взяв на пробу другой кувшин, который, к его счастью, оказался наполненным наполовину. Массилий с жадностью поднёс его к губам и припал к кувшину настолько, насколько хватило дыхания. «Утолять жажду водой, когда есть вино, кощунственно и преступно! – продолжал рассуждать Массилий. – Ибо, вода наполняет только желудок, а вино наполняет разум думающего духовного человека и его сердце крепким и стойким расположением духа! А дух на войне – есть основное средство достижения победы! – Так рассуждал Массилий, время от времени поднося сосуд к губам. – И чего это ему вдруг понадобилось спешить в Мессину? – продолжал анализ декан. – Неужели из-за этих вчерашних ночных посетителей, с которыми ускакала конница? Жаль, я не смог хорошенько рассмотреть их! Вино отняло у меня резкость зрения… Наверно, какие-нибудь гонцы с донесением. Но постой… Гонцы? Пешком?.. Нет, что-то не то… Вообще, как только сюда зачастили ликторы консулата, стало попахивать какой-то тайной? Может быть, даже государственной?!»

Так глубоко мыслил Массилий, когда Кассий, вдруг, открыл глаза, посмотрел на него и спросил:

– Где лошади?

– Стоят у палатки, как ты распорядился! А это, – Массилий держал в руках два кувшина, – я хотел прикрепить к крупу твоей лошади тебе в дорогу, Кассий, – подытожил он.

– Оставь себе начатый, – сказал Кар и увидел счастливое сияние глаз Массилия. – Вечером вас должны сменить! Проследи, чтобы все привели в порядок оружие и амуницию. Встретимся в лагере, – говорил Кассий, выходя из палатки.

Он не спеша поправил сбрую коня. Массилий же привязывал кувшин к крупу коня, с другой стороны.

– Массилий, – садясь на лошадь, сказал Кар, – мы с тобой служим вместе уже шесть полных лет. И ты знаешь, что если мне ставится задача – я её выполняю! Так вот, твоя задача привести манипул в лагерь, в, соответствии Воинскому уставу, порядке. Спрос с тебя!

– Не волнуйся, Кассий, клянусь дарами Бахуса, находящимися в этом живительном сосуде! Всё будет в строгом соответствии с твоим распоряжением, центурион, – отчеканил Массилий и во время клятвы прижал к сердцу оставленный ему кувшин.

Кассий улыбнулся. Клятва, произнесённая Массилием, была самой священной для этого человека тирадой.

– Да, Кассий, кто были эти двое, в чёрных плащах и капюшонах, сегодня ночью? Их лиц я так и не смог рассмотреть, как ни пытался! – спросил Массилий.

– Арканиты, – вдруг, вспомнил Кар.

И, заметив застывший ужас в глазах Массилия, тронул коня.

Глава 3

Мессина. Оплот двух флотов Рима. Порт-крепость, ставший римским после захвата города наёмниками по приказу Агафокла – тирана Сиракуз. Захватив и истребив в городе всё мужское население, мамертинцы (как они называли себя – дети Бога войны), тут же, отделились от Сиракуз и провозгласили, по сути, первое разбойно-пиратское полисное государство, которое существовало только грабежами близлежащих городов. Сиракузы тут же объявили им войну! Сын Гиероклиса Гиерон разбил мамертинцев на суше. Остатки мамертинцев бежали в Мессину и отправили морем послов просить помощи против Сиракуз в две стороны – Карфаген и Рим. Рим откликнулся первым…

Такова историческая подоплёка причины столкновения двух мегаполисов – Рима и Карфагена! И война идёт, и на суше, и на море уже около шести лет…

За эти годы Мессина преобразилась. Римляне воздвигли прочные крепостные стены, установили осадные машины в ниши крепостных стен. Сами стены обнесли тройным римским рвом с волчьими ямами и ежами. Всё готово к осаде… В порту построены доки различной величины, где строятся и ремонтируются корабли разного предназначения и уровня сложности. Римская военная машина запущена на полную мощь.

Вдоль, торговых причалов, что находятся вне крепостной стены и где стоят десятки кораблей морских торговцев разных народов, едет верхом на лошади центурион Кассий Кар. Он домчался до Мессины за четыре часа, попеременно меняя лошадей и теперь, давая своим скакунам отдохнуть и отдышаться, он, неспешно, двигается к крепостным воротам…

В заливе видны римские боевые галеры, стоящие на якорях вдоль берега залива. Это часть Теренского флота Рима. На одной из огромных гексер находится ставка консула Марка Атиллия Регула. Консул чем-то раздражён и тычет пальцем в тщательно нарисованную карту Сицилии:

– Что вы мне твердите, что главные силы флота Карфагена сосредоточены здесь, у Гераклеи?

– Точнее, у острова Медуз, консул, – вставляет один из военачальников, стоящих вокруг консула.

– Какая разница, Сервилий, – раздражается ещё больше Регул, – а что же за флот атаковал наш конвой с фуражом для конницы у мыса Гиз?! Это под самым носом, Сервилий! Пять грузовых судов с просом и восемь с овсом пошли ко дну! Прибавь сюда четыре квинтиремы сопровождения, которые сожжены греческим огнём, и две – разбиты бортовыми онаграми, кораблей пуннийцев. Клянусь трезубцем Нептуна, ещё две таких атаки и я останусь без конницы! И это здесь, Сервилий, здесь! В месте, где патрулируют и курсируют два римских флота. Два! Сервилий?!

– Но, консул, сейчас время штормов и туманов, карфагеняне, наверное, разделились? они искусные мореходы! Тысячу лет они на море! А мы только тридцать! – вступился за своих Гай Аппий Катулл – адмирал одного из флотов. – Клянусь, Пенатами! Они выскочили из тумана, как злые сирены! И пока мы разворачивались для атаки, скрылись обратно в туман…

– Катулл, мореходы не живут тысячу лет! И по возрасту, им не больше, чем нашим! – отрезает Консул. – А что касается учителей, то у нас они не хуже их – ахейцы, которые плавали в Трою две тысячи лет назад по морю, намного беспокойней этого! – Регул снисходительно посмотрел на адмирала. – Какие вымпелы висели у них на гафелях? Кто-нибудь разглядел?! – И в наступившей, после вопросов Регула, тишине, прозвучал его последний, – Да хоть что-то, кто-то видел?

– Видел, консул! – в каюту ставки вошёл человек с перевязанной рукой, подвешенной за шею.

– Септемий? Ты жив? Но, мне сказали, что ты…

– Утонул? – опережает консула Септемий Бибул, квестор армии Республики, – Нет, Бибула не так просто утопить. Так вот, это был не карфагенский флот, вернее не флот Ганнонов. Это флот Гамилькара! На вымпелах гафелей плескался месяц! – заканчивает он.

– Гамилькар! Здесь? – не верит Регул.