Записки на кардиограммах (сборник) Сидоров Михаил
Балкон, дети, восточная женщина.
Орёт, рвёт волосы, мечется.
Снизу в тридцать глоток: да уймись ты – ребятишек пугаешь! Сейчас снимут вас!!!
Невменяемая.
Хватает малышей и вниз, одного за другим.
Народ под балкон, как голкиперы…
Незабываемо.
Повально:
Звонят старикам; те, как водится, сетуют на здоровье, а им – «Скорую»:
«Задыхается, теряет сознание, боли в сердце…»
Вваливаешься всклокоченный, а там и не в курсе: не вызывали мы, говорят.
А кто?
Дочка, наверное. Она не с нами живёт…
И перезванивает потом: мол, как там?
Божья роса, ёпт!
Обострятся, ухудшатся, належат осложнений и скажут в глухой ночи: не хотели вас беспокоить…
– Ну и не беспокоили бы.
– Так плохо же!
– Сразу б и вызвали.
– Так беспокоить же не хотели!
Бесконечно.
Как космос.
Мужчина, тридцать два, звонит из гостиницы.
Покусали клопы.
Отказали.
Истерика.
Звонок в горячую линию.
Потом звонок из райздрава.
Съездили.
Повод: «Укус насекомого».
Диагноз: тот же.
Могу поклясться.
Сочувствовать вредно – наполнятся значимостью, начнут тыкать…
Некоторые старушки сушат на батарее использованные прокладки.
Из экономии.
Маразм, несомненно, но вдуматься…
Наведалась СЭС.
Запретила посуду.
Ввели морфин на инфаркте. Забыли ампулу. Хватились поздно – уже ведро вынесли.
Зажав в зубах фонари, фильтровали мусор в помоечном «бэтээре».
Нашли.
Госнаркоконтроль беспощаден.
Иной раз не попрёт – и целый день мордачи с багровыми шеями.
– Слы-ы-ышь, кома-а-андир, ты там, кароче, чё-как…
До конца смены корреспондент не выдерживает.
Сбегает ближе к полуночи.
Два приказа.
Первый: демонтировать аппаратуру с истёкшим сроком, пусть даже рабочую.
Второй: на вызов надевать колпаки. Всем поголовно – будут проверки.
В один день оба.
Подкравшись, заведующий фиксирует на видео задремавших.
И лишает премий – спали в дневное время.
Летами юн.
Перспективен.
Мечта.
Уложить президента в «газель» и прокатить с километр.
Чтоб почувствовал.
Раньше на светофоре, дожидаясь зелёного, я за столбом вставал.
Мало ли, на тротуар вылетит?
А потом перестал.
С бетоном выворачивают при ударе.
Работаешь на асфальте – хамят в спину.
Из толпы.
Понимая, что не до них.
По дороге в стационар доверительно начинают «за жизнь».
Основной тезис: «порядочные» и «быдло».
Волна болезненных месячных.
Модно у молодых.
– Да, привычно… да, регулярно.
Томность, мука, улыбка из-под ресниц.
И чуткий юноша:
– Зая… Зая…
Метеопатия популярна.
Лечили одну, краем глаза – листок в серванте.
Атмосферное давление, перепады за сутки.
Пик – в три пополуночи.
Время вызова угадаете?
Минута в минуту.
БЕЗ ПРАВА ОТКАЗА!
Ультиматум.
Ездить на всё, иначе пи…дец.
Ну и ездим.
Н всё.
Вообще.
Такая вот инновация.
– Что беспокоит?
– Уже ничего. Но всё равно поставьте (?) какой-нибудь (??) укольчик.
Энергичные дамы.
Апломб. Гонор. Ворох вопросов.
Напористые.
– Зовите соседей – носилки нести.
– У вас для этого санитары есть!
– У меня, как видите, даже фельдшера нет. Идите, ищите.
И всё.
Растерянность.
Беспомощность.
Беззащитность.
Пройдёшься по этажам, приведёшь, вынесешь.
Сопровождают в карете – апломб, гонор, ворох вопросов…
Ещё о соседях.
На просьбу позвать, отвечают: что вы, у нас тут одни старухи живут!
Все.
Всегда.
Везде.
Слово в слово.
Удивительно, сколько людей лично знают нашего губернатора.
Звонят, спрашивают, как принимать таблетки.
Жёлтенькие такие.
На «к».
Точно не помню, от давления… ну, вы должны знать!
Разрешение приступа:
– Хх-х-харрр… Ф-ф-фэф… Спа… хыссс… сибо, сыночки…
– Мама! – одёрнет дочь. – За уколы спасибо не говорят!
А скажешь «зависит от воспитания» – обижаются.
Прелестно, по-моему.
В таком вот ключе. Эмоций тут на копейку, одно любопытство, типа: ну-у, что нам ещё покажут? Иной раз осточертеет – уволишься. Туда ткнёшься, сюда… не, не моё, ерундой занимаются! И обратно на линию. С ходу в теме, ликуешь – везёт на первых порах, – и, как прежде, многим сочувствуешь. Против воли порой.
Допуск к наркотикам.
Пять месяцев!
Бедолаги.
В поте лица…
Часть вторая
Синдром отмены
Требуют продолжений – подсадил, не иначе.
И сам подсел, если честно, вроде как и не хватает чего.
Посему продолжу, назло недовольным.
Им, кстати, ещё раз, ещё раз, ещё раз!!!
«Скорая помощь… при заболеваниях… резким ухудшением… угрожающих жизни… экстренного вмешательства».
Ферштейн?
Точно?
Смотрите…
«Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, громко негодовало на дворника, но от окон не отходило».
Ильф и Петров
«Ещё, кричит, ещё!»
Хармс
«Неча на зеркало пенять…»
Заведомый плагиат
Не знаю, отвечают, не знаю.
Не знаю, не знаю.
Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю…
Как много детей, у которых не будет велосипеда.
Пока не вырастут.
И не смогут себе украсть.
Новенькая «газель».
Первым делом – потолочные швы.
На герметик.
А то текут.
Дороги, ухабы, тряска.
Вторая столица.
Третье тысячелетие.
Открыли подстанцию под ТВ и фанфары.
Пару месяцев стояла без персонала.
Потом из других районов перевели.
Принудительно.
Даренные с шиком машины стоят без дела.
Взять и поехать они не могут – килограмм бумаг нужен.
И оформлять ещё, бегать.
Проще сгноить.
Перебои с физраствором.
Нет, вы не ослышались.
Кислородный ингалятор.
Середина прошлого века.
Противогазная сумка, матерчатый шланг, один размер маски…
Европейцы дивятся.
Конституционный суд, заселившись, потребовал персональную «Скорую».
Давление на правосудие исключить.
Уважили столичных – за дело радеют.
Элитный дом.
Сунут трубку во время работы, а там Бог.
Интересуется, что да как.
Куда повезём, спросит.
Доброжелателен.
Ни чуточки не спесив.
Я часто думаю: вот за каким хером?
Проводя аналогии – разведка боем. Поди туда, не знаю куда. Уцелевших потом в санбат, провинившихся в трибунал, а комсостав, как водится, к правительственным наградам…
Спросят, замирая, о неприятном, а им:
– Знаете, как у старух ноги воняют?
И тема сворачивается.
Немытые ступни, серые простыни, липкие стулья, чёрные половицы…
– Садитесь, доктор.
– Спасибо, у меня штаны чище.
Жир обоев, картинки из «Огонька», сизые майки, окурки, собрания сочинений, провода, носки, ржавые клещи, окурки, кислятина, карта СССР, лупа, кинескопы, диван в клочьях ваты, гвоздь с намотанной леской, открытка, рассол, окурки, моделька без дверцы, ботинок, ворох штанов, квитанции, серое фото, будильник, настольный хоккей, гвоздодёр, окурки, дверные петли, мёртвые ходики, бейсболка, кроссворды, остов семиструнки, паяльник, газеты, шатучий стул, окурки, кетчуп, зонт наизнанку, корзина, галстук, шурупы, створка трюмо, окурки, доширак, блин подушки, мутный хрусталь, пиджак, треснувшие очки, пинцет, календарь, окурки – на столе, подоконнике, всюду, пола не видно, стоишь, поджав ногу, кардиограф на весу держишь…
Порой всё ясно уже по двери.
Войдёшь, бывало, а фельдшер ка-а-ак засипит, как захукает – бронхоспазм у него.
На запах.
Или сам, расчихавшись, пятнами зацветаешь.
Эуфиллин, глюконат… сидим после вызова, отхаживаем друг дружку.
Десять кошек.
Вырви глаз запашина.
Аж форму в стирку – насквозь пропиталась.
Иной раз даже не отзвониться.
Брезгуешь: снять трубку, приложить к уху…
Смердит ртом.
В лицо.
Не смущаясь.
Сидишь, думаешь: трупы он жрёт, что ли?
И как ему только жена даёт?
А жопу, яхонтовые, надо всё-таки мыть!
Это про внутримышечные инъекции.
Населённые пункты.
Слепые халупы, гниль досок, хламьё напоказ.
Лохмы полиэтилена, толь, заборы вповал.
И вдруг – особняк.
До неба.