Записки на кардиограммах (сборник) Сидоров Михаил
– Мальчики, подождите!
Летит по лестнице, срывая целлофан с упаковки.
Подбегает, распахнув крышку:
– Возьмите себе по одной…
Циститные красотули.
Махровые пижамки, грелки, гольфы из чистой шерсти.
Это дома, в постели.
Голенькие поясницы, кеды, низенькие носочки.
Это в больницу, по непогоде.
Обозначишь недоумение – миленько улыбнутся.
Выписной эпикриз:
– диагноз;
– рекомендации;
– таблетки;
– схема приёма;
То есть – всё, но:
– Вы знаете, я решил пока их не принимать…
Абонемент (жарг.) – вызывающие ежедневно.
«Что там, Силантьич? – спросил Демид. – Да опять Мозглячиха, манда кобылья. Абонемент у сучары…»
Гипертония.
– И аспаркам принимала, и корвалол – не снизить…
Ещё бы!
И не должно.
Научиться?
Зачем?
Всего делов – две цифры набрать.
Десятка панангина, десятка воды.
– Куда ж вы так много-то?
А минутой раньше про капельницы толковала:
– По три флакона зараз, представляете?
– Мне укол, чтоб понос кончился…
А ведь с высшим образованием.
Лучшим в мире.
Ещё советским.
Участкового?
Не-а.
Сами недужат.
Неделю, две, потом – щёлк! – ночью: бего-о-о-о-ом!!!
И сразу:
– Вас пока дождёшься – помрёшь!
А чуть погодя:
– И давно так?
– Дней десять.
После чего:
– Не до этого было…
– Думал, пройдёт…
– Да вам лишь бы в больницу…
У педиатров круче.
«Не дышит».
– Как не дышит? Вон он у вас кричит даже.
– Вы что, не видите – он выдох делает, а вдох нет!
Или так:
«Искусан собакой».
Бойцовый пёс.
Исходит в хрип, выворачиваясь из ошейника.
– Бля, мужик, собаку-то убери!
– Да заходите, он не укусит…
Но самый огонь:
Сбили температуру.
– А если снова поднимется?
– Свечку поставьте.
– Живому? А-а, во здравие, да?
Диспетчер суёт трубку:
– Проконсультируй – совет хотят.
– Алё? Да… Давно?.. Так… И сколько?.. Значит, берёте…
А оттуда, перебивая:
– Подождите – я за ручкой схожу…
– …и коринфар.
– Коринфаркт?
– КОРИНФАР.
– Коринфард?
– КО. РИН. ФАР. Рр. Рр. Рэ!!!
И всё равно, сука, не так запишут!
Через «а» и «е», бл…дь.
– Пишите: температуру ниже тридцати восьми – не сбивать!
Так и пишут: т-е-м-п-е-р-а-т-у-р-у н-и-ж-е 38…
Тех, кто ставит t < 38° тянет расцеловать.
Телевидение, телевидение…
– У меня точно не свиной грипп?
Лейтмотив.
Медик конкретен.
«Как бы больно» ему не понять.
«Высокое давление».
– Сто тридцать на восемьдесят. Давайте ваш аппарат – сравним.
– Я кольцом меряю, по линейке.
Перстенёк, нитка, маятник.
– Вот, девятнадцать на десять. Сто девяносто на сто, значит.
– А если б у вас английская линейка была, в дюймах и футах?
У-у-ух, как они злятся!
Да, пишут, мы такие.
А вы обязаны!
Что есть, то есть: вы – такие.
И от этого никуда.
Кошки лезут в сумку на запах валокордина.
Что, почему-то, совершенно не раздражает.
А что раздражает?
Ну-у-у!
Например, слово «пишем», когда его диспетчер по рации…
Или когда не держит присоска и пациент посекундно:
– Отвалилась… Отвалилась… Опять отвалилась.
Ежели с ходу:
– У меня вены плохие – не попадёте…
И:
– Что беспокоит?
– Всё.
Мнительные мужчинки, заполошные дамочки, звонки родни раз в минуту…
Пи…добольство диджеев – под утро особенно.
Но самый мат – ночью, во дворах, в узости, когда навстречу автомобиль вынырнет.
Ни раньше ни позже, падла!
Смешное?
Как же!
Те же старушки с нерастраченным либидо.
Пришёл сам с мелким недугом.
Исцелили.
Нет паспорта – записывают как Приходько.
Май.
Белая ночь.
Вышли с вызова, курим.
Прихилял ханурик, взывает к приятелю:
– Витёк! Витё-ё-ёк!! Ви-и-итё-ё-ё-ё…
Сверху с акцентом:
– Какой Витёк – это кооп’егативный дом!
Пожилая еврейка.
Морщины, складки и весь кагал в сыновнем почтении.
Над кроватью портрет – небывалой красоты дама.
Лечим, поглядывая, и:
– Шо ви смот’ гите на этот портрэт – пэрэд вами оригинал!
Полуночная барышня, припозднившись.
Подберёшь, жалеючи, а она про свои болячки!
Привезли пухто, сгрузили на место спецов.
Заезжаем: ох, ёптыть!
Водила грустно:
– Вот теперь на чём кардиологи ездят…
График.
Не дописана буква в фамилии.
ЛИСТЬЕ
Через час, другим цветом:
ЛИСТЬЁ
Ещё через час:
де ЛИСТЬЁ
И ещё через час:
де ЛИСТЬЁР
И на всю жизнь прозвище.
Психиатры.
Пожилые, негромкие, в седине.
Теснят буйных в санузел, стреляют газом, держат дверь, через минуту пакуют.
Спросили утром:
– Как смена?
Жмень гильз на стол.
Молча.
Атипичная пневмония, две тысячи третий.
Помните?
Май, двадцать седьмое, триста лет Питеру.
Взял мужика: двустороннее воспаление, температура, был в Таиланде.
Взыграло – доложить и в инфекцию его, особо опасную.
Чисто проверить – свернут праздновать или как?
Не стал.
Жалею.
Коллега, педиатр-реаниматолог.
Сутки через сутки, две пачки за смену…
В минуту затишья:
– Вот выйду в отпуск… – мечтательно, – сяду в кресло-качалку…
Пауза, смакование:
– Два дня сидеть буду…
Табачный выдох:
– Потом стану раскачиваться…
Реанимировали дедулю.
Девяносто лет, рёбра ломкие – остеопороз в полный рост.
Качнёшь – хрум!
Качнёшь – хрум!
Патанатомы впечатлились, ляпнули родичам, те погнали волну.
Вызвали на ковёр: нежней надо!
Как?
Не знаем! Аккуратней.
– Боже, – чуть позже, за сигаретой, – на кой я в медицину пошёл? Планктонил бы по конторам, в х…й бы не дул…
Полярный круг. Терский берег. Двести вёрст до асфальта.
Звонок.
Шеф:
– На тебя телега – вези объясниловку.
– Так я ж в Заполярье!
– Твои проблемы…
А связи – ноль.
Ни с кем.
Полный вакуум.
И на тебе!
Шебутной, датенький – утомлял.
Сказали – обиделся.
– Я им, понимаешь, салон спроектировал, а они…
– Что-что?
– Вот это – обводит рукой, – вам проектировал.
Боже милостивый!
– Ну, вот ты нам и попался!!!
Ждём санэпидстанцию.
Всё блестит.
Новые швабры, чистые полотенца, занавески сменили.
Вплывают.
Заведующая сереет.
– Швабры, – в панике, – швабры не маркированы!!!
Отмаркировали, в броске.
«Для СЭС».