Constanta Стенин Игорь
Вскоре, пользуясь своим служебным положением, тётя выхлопотала для него отдельную жилплощадь – однокомнатную квартиру в Купчино. Своё совершеннолетие и выход в большую жизнь Боронок встречал уже с собственным жильём. В раздумьях о своей дальнейшей судьбе, как настоящий мужчина, он выразил было желание послужить, но тётя была начеку, категорически воспротивившись столь опрометчивому шагу.
– Поступай в институт, – убеждала она. – Следуй примеру своих родителей. А в армию успеешь. Потом, если захочешь.
Тётя была умудрённой. Она успела привязаться к племяннику и хорошо знала, что обычными двумя годами службы ему не отделаться – таких, как он, армия не отпускает никогда.
Лето после выпуска из интерната Боронок провёл с родственниками на даче под Всеволожском. Домик был неказистый, деревянный, продуваемый всеми ветрами насквозь, но это не имело ровным счётом никакого значения. Всё окупалось с лихвой местной природой. Она была сказочная.
Со своими братом и сестрой он ладил, как и подобает близкой родне. Брат Толик, худой очкарик, ровесник, следовал за ним тенью, денно и нощно, втайне лелея надежду зарядиться хотя бы частицей его незаурядного мужества. Сестра Таня, годом младше, страстная чаёвница, частенько зазывала провести время за столом. Иногда среди разговоров она вдруг замолкала и начинала внимательно смотреть на него, словно пытаясь взглядом донести что-то сокровенное. В такие моменты Боронку становилось не по себе. Сердце замирало. Он чувствовал, как сквозь время и пространство оживает, лаская его, тепло родного материнского прикосновения.
Лето пролетело. Боронок поступил в институт. Это было начало новой жизни.
Из девятнадцати прожитых лет последние семь он провёл во хмелю. Ускользающая девичья натура. Не счесть юных пташек, сражённых им на лету. Однако постепенно наступало пресыщение охотой. Теряла соблазн форма, всё более привлекательней становилась суть. Истерзанная детской неприкаянностью душа жаждала взаимности. И находила её, вне заповедной юности, среди взрослых женщин – подруг, стоящих в одиночку десятка ровесниц.
Он встретил её, первую, как-то под вечер, гуляя по Невскому. Утомлённая заботами рабочего дня, она пила кофе с подругой за стеклом пышечной. Немедля он устремился внутрь, подошёл и присел рядом – влюблённым на всю оставшуюся жизнь.
Любовь длилась полгода. Однажды она испугалась и ради спасения собственной семьи повинилась во всём перед мужем. Их связь прервалась. Внезапно, как и начиналась.
Боронок горевал недолго. Он нашёл утешение в объятиях другой, третьей… Убивал время, пока в возрасте двадцати двух лет не встретил Алёну, одну из разведённых тридцатилетних, потерявших надежду на счастье. Готовую ради него на всё.
Их совместная жизнь постепенно входила в свою привычную колею. Приближалась первая праздничная годовщина.
Утренние сборы в школу. Баланс начал. Всё важно. Ангельское – внутри земного. Короткая юбка, рубашка, пиджачок – готовый и полный облик взрослой школьницы. Учебники с тетрадями прилагаются.
Едва притронувшись к завтраку, Виктория чмокнула маму в щёку и вышла в коридор. Смотрясь в зеркало, прислушалась. Из комнаты брата ни звука, тишина, а ведь ему пора быть на ногах, студенческая зорька давно позади. Толкнув дверь, она с шумом вошла внутрь. На кровати лежал безжизненный кокон. Вика ухватилась за него.
– Стёпка, подъём!
Кокон распахнулся, чужое заспанное лицо брата, зыркнув из него, прошипело:
– Отстань!
На секунду Вика опешила, а затем вознегодовала:
– Что значит – отстань? А ну, вставай!
И, не удовлетворившись одними словами, бросилась в рукопашную.
Спасаясь, Степан заметался по кровати.
На шум в комнату заглянула мать. Схватка между братом и сестрой разгоралась не на шутку. Сходу без колебаний мать вступилась за сына.
– Вика! Оставь его. Пусть спит – он поздно вернулся.
Заступничество матери произвело должный эффект. Не без сожаления, прекращая борьбу и выпуская из рук бесчувственного противника, Вика поднялась с кровати. Приходя в себя, оправилась.
– Позор! – сказала она, уходя. – А ещё комсомолец!
Провожая, мать задержала дочь на пороге.
– Кажется, у Стёпы проблемы на личном фронте, – шёпотом поделилась она своим беспокойством.
Вика постояла в раздумье, выдержала паузу и, не желая утруждать себя в данный момент чужими проблемами, ответила:
– Мы – разные поколения. Он – взрослый, я – маленькая. Между нами Китайская стена.
– Ладно, – вздохнула мать, завершая разговор. – Иди, а то опоздаешь.
Пространство вокруг школы было оживлено. Ребятня от мала до велика со всех сторон спешила навстречу знаниям. Вика шла в школу своим проторенным путём, через стадион, на краю которого в укромном месте – между кустами сирени и качелями – её, как всегда, ждал близкий человек, одноклассник по имени Коля.
Встретившись и обменявшись приветствиями, они постояли немного и продолжили путь вместе.
– Давай сбежим сегодня с уроков? – неожиданно предложил он ей.
– Зачем? – спросила она, изображая недоумение.
– Хорошая погода, – поднял глаза в небо Коля. – Гулять охота.
– Гулять можно и после уроков, – заметила она.
– Ждать долго.
– Ничего. Всему своё время.
– Отличница! – с укором буркнул Коля.
Вика повернула голову и внимательно посмотрела на него.
– Уроки пролетят незаметно, – сказала она, улыбаясь. – Сделаю всё, что в моих силах – обещаю. Если ты, конечно, от меня не пересядешь.
– Не пересяду, – выпалил Коля. И, взбежав по ступенькам крыльца вверх, открыл перед ней дверь в школу.
Новичок Коля Трубников появился в их классе год назад. Неделю, тихим и неприметным, он адаптировался. Затем, исчерпав все ресурсы чужой личины, слился с реальностью и стал тем, кем был с рождения – бунтарём.
Классный руководитель, учительница математики, сухая пожилая женщина по прозвищу «Интеграл» попыталась укротить мальчика, но не тут-то было. Незыблемый стеклянный фасад школы дрогнул и осыпался – не жалея окон, мальчик ответил игрой в атакующий футбол.
Поражение было сокрушительным. Счёт – разгромным. Однако «Интеграл» не опустила руки и продолжила борьбу. По поводу и без над Колей начали устраиваться общественные судилища.
Отвечая за свои выходки распятием на лобном месте – перед всем классом у школьной доски – он вызывал противоречивые чувства. Цыган и видом, и поведением, один против всех. Присматриваясь, Вика подолгу задерживала на нём взгляд. И… постепенно, находя одну привлекательную черту за другой, влюблялась.
Шло время. Противостояние учительницы и бунтаря усиливалось. Одних распеканий «Интегралу» уже было мало и она решила уязвить Колю в самое сердце, устроив ему показательное отчуждение от девичьей половины класса. По глубокому убеждению старой и опытной женщины такому хулигану, как он, было суждено прожить всю жизнь одному, изгоем, без пары и любви.
Упорствуя в своём убеждении, на одном из собраний «Интеграл» обратилась к прекрасной половине класса:
– Девочки, обратите внимание – единственный в классе Трубников у нас сидит один. Есть возможность исправить положение – воплотить в жизнь свою мечту.
Тишина воцарилась в классе.
– Неужели никому из вас он не симпатичен? – продолжала «Интеграл», злорадствуя. – Подайте знак, кто хотел бы дружить с ним.
Никому не было дела до него. Равнодушие. Ни шороха. Полный штиль. И вдруг поверх голов взметнулась ввысь рука Виктории. Неожиданно для всех и, прежде всего, – для себя самой. Грянул гром среди ясного неба. Движением открывшейся наружу души девочка признавалась в своих чувствах мальчику.
Усевшись за одну парту, они стали неразлучны. Чувствуя свою ответственность, Вика взялась за перевоспитание Коли. И чудо – бунтарское начало поддалось. Не до бунта, когда ты – опора девушки. Плечом к плечу на уроках, встречи у порога школы и проводы домой, поведение должно было соответствовать уровню доверия.
Единственная и последняя памятная попытка Коли выйти из-под контроля случилась на предновогодней школьной дискотеке. Перед самым её концом, потеряв мальчика из виду, Вика заподозрила неладное. Выбежав в коридор, сразу же увидела его, во главе шумной и весёлой компании, собравшейся разряжать огнетушители. Она успела появиться буквально за секунду до того, как рука Коли была готова дать отмашку пенной буре.
– Коля! – крикнула она.
Встретилась с ним взглядом и, уходя, дала понять: ты – на распутье.
Коля сделал правильный выбор. Огнетушители остались целы. Буря была укрощена. Без особого принуждения и труда – в угоду ангелу.
«Интеграл» тяжело переживала своё поражение. День за днём она видела Колю в компании Виктории – отличницы, комсомолки, примерной во всех отношениях девочки. Отношения развивались. Скрепя сердце приходилось признать: у этой пары было будущее.
Прозвенел звонок. Зов на перемену услышали все, кроме учителя. Погружённый с головой в своё занятие, как заведённый, он продолжал исписывать доску формулами. Уроку, казалось, не будет конца.
Возмущённый, Коля взял учебник, тихонько отвёл руку с ним в сторону и, дождавшись удобного момента, разжал пальцы.
– Бах! – сработал закон всемирного тяготения.
– А-а-а! – взорвалась тишина на задних партах.
– У-а! – подхватил весь класс.
Оглушённый учитель отпрянул от доски, обернулся, поднёс наручные часы к глазам.
– Да, действительно пора, – растерянно заметил он. – Как время летит – прямо бедствие какое-то. – Он поднял глаза на класс. – Все свободны. И прошу вас – не забудьте про домашнее задание.
Несмотря на суету, охватившую класс, за партой Вики и Коли царил покой. Под её пристальным взглядом, прямой и неподвижный, смотря вперёд, он изображал полную безучастность.
– Хватит притворяться! – толкнула она его. – Знаю – твоя работа.
Коля пошевелился.
– Но, если по-честному, – продолжила Вика, – то для физики вполне хватит и сорока пяти минут.
Вдохновлённый её словами, Коля мигом преобразился, сжал кулаки и, потрясая ими, запел:
– В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен – перемен!
Мы ждём перемен.
Выйдя из класса, они отправились в столовую. За обедом стояла большая очередь, терять время попусту не хотелось и они решили обойтись без первого и второго, перекусив в буфете, чем придётся. Вика заняла места за свободным столиком, Коля пошёл за едой.
Вскоре на столике появились ватрушки и компот. Разглядывая стоящий перед собой стакан, Вика поморщилась – внутри плавала большая розовая медуза.
– Компот абрикосовый, – сказал Коля, заметив её реакцию. – Это абрикос.
Вика выудила медузу из компота ложечкой и осторожно положила её на край тарелки с ватрушками.
– Хочешь – ешь, – предложила она.
Теряя воду, медуза начала расползаться.
Коля поспешил вооружиться ложечкой и принялся окучивать её, пытаясь поднять и отправить в рот. Медуза отчаянно сопротивлялась.
Наблюдая за их противостоянием, Вика внезапно ощутила беспокойство. Прилив. Волнение тайной стихии внутри. Стихии, живущей по своим законам и правилам, и проявляющейся всегда спонтанно, неожиданно, без предупреждения. Чаще, когда они оставались с Колей наедине.
Однажды всё зашло слишком далеко. У неё отчаянно забилось сердце, пошла кругом голова и она чуть было не потеряла сознание, перепугав и себя, и Колю. Тут же покончив с поцелуями, они освободились из объятий друг друга, сели порознь и долго приходили в себя. Уже потом, спустя время, дома, наедине с собой, почти позабыв про пережитое, она обнаружила их – тайные знаки большого прилива. Будь осторожна, уходя, предупреждали они, море огромно, родников, питающих его не счесть, томлению взаперти оно предпочитает волю.
Наконец, с большими ухищрениями Коле удалось победить медузу. Аккуратно и бережно он поднёс её ко рту.
Вика опустила глаза. Достигнув своего пика, волнение постепенно сходило на нет.
– Вкусно! – поделился своими впечатлениями об абрикосе Коля.
Очнувшись, Вика потянулась к ватрушке, надкусила её, пригубила компот.
– Сегодня хорошая погода, – сказала она. – Давай погуляем в парке.
– Давай, – согласился он.
Прошло три дня с прошедшей встречи. Старые розы, ведя схватку со временем, слегка увяли. Новые, заняв место рядом и словно подбадривая их, были изначально свежи и белы.
Илона улыбалась.
– Разомнёмся стряпнёй? – предложил Степан.
– Это лишнее, расслабься. Обед готов – мама постаралась перед дежурством.
Удовлетворённо кивнув, Степан подошёл и обнял её. Она не сопротивлялась.
– Тогда я начну побеждать, – заявил он, приободряясь.
– А справишься?
– Не беспокойся. Я занимался самбо, целых пять лет.
– Странно, в газетах об этом ничего не писали.
– Скромность украшает чемпионов.
– А по-моему, всё как раз наоборот, – сказала она, отступая к тахте.
Он наступал. Шаг за шагом путь сокращался, слова иссякали и, наконец, исчерпав все лимиты пространства и общения, они оба упали на тахту.
Домой он вернулся поздно. Метро уже не работало, пришлось добираться на попутках.
Утром его разбудила сестра. Больше он не уснул. Уставившись в потолок, лежал и старался прогнать мрачные мысли прочь.
Накануне он пресытился борьбой допьяна. Однако любовный омут остался взаперти.
– Санитарный день, – лукаво улыбаясь, объяснила Илона.
Глава восьмая
Вечерело. В квартире Боронка горел свет. На маленьком мягком диванчике перед ним сидела Алёна – запахнутая в домашний халат, чистая, обаятельная, тёплая. Прелюдией яркого романтического настроения струились по плечам распущенные белокурые шелковистые волосы. Велик соблазн… Но Боронку было не до того. Он ждал звонка. Ночь обещала добычу. Четыре раза в неделю без сна – он разгружал вагоны.
…Детский сад, работа воспитателем. Всё светлое время суток на ногах в суете и заботах. Вечером – пустая комната в коммуналке. Так, коротая дни, жила-была Алёна, одна-одинёшенька.
Однажды жарким летним днём она опомнилась. Пытаясь поймать свой лучик счастья из щедрой горсти солнечного дождя, разорвала замкнутый круг, взяла отгул и отправилась на озеро под Всеволожском.
Он вышел из воды с ластами подмышкой, большой, весёлый, беззаботный. Подойдя и бесцеремонно уставившись, оглядел её всю. Поймав взгляд, сказал, что если она улыбнётся ему, то он сотворит чудо из чудес – подвинет озеро.
Она усмехнулась, легла на живот и притворилась неживой, давая понять, что не верит.
Незнакомец не уходил.
– Я занята, – сказала она. И, прикрываясь полотенцем, добавила: – Мне не нужны ваши фокусы.
– Жаль, – вздохнул он. – Это мой коронный номер. Я тренировался и день, и ночь, всю жизнь.
Она сокрушённо покачала головой – болтун, каких немало, прилип, так просто не отстанет. Повернулась и улыбнулась блеском всех 32-х зубов. Сопроводила улыбку взмахом руки: спектакль окончен, иди двигай своё озеро и сам утони в нём.
Вернуться в исходное положение она не успела. События вышли из-под контроля. В один миг мощная сила подхватила и вознесла её высоко над песком, лицом к лицу с ним – бесшабашным. Он улыбнулся ей, держа на весу в своих дланях.
Долгая секунда оцепенения…
– Спасите! – прошептала она, зажмуриваясь и обхватывая руками его шею.
Он откликнулся. Сомкнул хват ещё крепче и понёс её, легко и непринуждённо, как пушинку, навстречу спасению, одним, только ему ведомым путём.
Спустя время, услышав плеск воды, она решилась открыть глаза. Они шли прямиком в озеро.
– Зачем? – еле слышно спросила она.
– Договор, – ответил он. – Я двигаю озеро.
Не в силах сопротивляться, словно сражённая гипнозом, она потеряла связь с реальностью.
Он вошёл в воду и, рассекая её, двинулся вперёд. Светлое безбрежное царство, даль глубокая, просторы великого блаженного покоя без страха, одиночества и боли открылись перед ней. Явь превращалась в сказку…
Она вышла из пучины, восседая на плечах богатыря.
У неё были с собой бутерброд, помидор, леденец и время. Всё, что она могла предложить ему взамен.
…Телефонный звонок.
Боронок снял трубку.
– Алло! Да, я. Выхожу.
В дверях он остановился. Чувствуя девичье волнение, обнял её, прижал к себе и поцеловал.
– Спи. Не заметишь как пролетит время, придёт утро и новой серенадой я разбужу тебя.
Алёна поправила ему воротник, погладила по руке.
– Не надрывайся там, Тит. Я тебя очень прошу.
Боронок вышел во двор. У телефонной будки стоял мотоцикл «Урал» с коляской. Рядом маячили напарники – братья Четниковы. Оба рыжие, плотные, крепкие, силой и физическим развитием почти не уступающие ему самому. Две половины единого целого. Близнецы Чет и Нечет. Хулиган с серьгой в ухе и миротворец.
Кивнув обоим, Боронок занял место в коляске. Нечет уселся рядом, Чет впереди.
Мотоцикл завёлся, взревел и, срываясь с места, понёсся навстречу ночи.
Калининская овощная база. Напротив, через дорогу – Пискарёвское мемориальное кладбище. Вечный огонь и покой. Внимая и отдавая должное столь щепетильному соседству, как добрая соседка, база скрывала свою беспокойную суету за высоким бетонным забором. Праздник урожая, в праздники и будни, круглые сутки, и ночью, и днём. Троица поспела в самое время. Как всегда, старший по разгрузке Наумыч, встречая её, был на своём посту.
– Чего кислые? – спросил он, здороваясь.
– Менты тормознули, – ответил Чет. – Прикопались к габаритным огням.
– Штрафанули?
– А как же!
– И шут с ними… Хорошо, что отпустили. Иначе без вас мне кранты. Значит, как всегда, два вагона?
– Да.
– Вперёд, ребята! – радостно потёр руки Наумыч. – Родина вас не забудет.
Неторопливым размеренным шагом, разминаясь, подошёл Боронок к вагону. Очередное испытание духа и тела ждало впереди. Овощ тот ещё враг. Поначалу заигрывает с тобой, поддаётся, сам лезет в руки, потом сбрасывает маску и объявляет войну. Опомниться не успеешь, а уже пройден рубеж, килограммы ушли, откуда ни возьмись, давя дикой мощью, прёт на тебя махина весом в тонны…
Воин или бурлак? Боронок засучил рукава. И тот, и другой. Труд как сражение. Иного пути нет. Ставки сделаны – к утру вагоны с картошкой должны опустеть.
Начало лекции было монотонным и скучным. Голос преподавателя витал где-то высоко, под самым потолком, пытаясь достигнуть уровня замерших внизу студенческих голов. Слух Степана, как и большинства его товарищей, был отключен. Не до профессора, когда ты во власти потрясающей новости. Освобождалась квартира – на целую неделю Горыныч вместе с родителями уезжал в Москву.
Первым шагом к цели было занять место в аудитории рядом. Вторым – войти в доверие и получить ключи.
– Горыныч! – толкнул он хозяина квартиры.
– А? – отозвался тот, увлечённо рассматривая брелок.
– Хочешь – покараулю твоё жильё?
Горыныч недоумённо приподнял бровь.
– Зачем её караулить? В дверях замки хорошие.
Взяв паузу, Степан устремил взгляд на брелок. Смотреть было на что. Женщина одевалась и раздевалась перед глазами, в зависимости от угла зрения переливаясь на свету.
– Круто! – поспешил выразить своё впечатление он.
– Ага! – откликнулся Горыныч. – Подарок.
Степан оживился.
– Что тебе подарить, чтобы ты пустил меня к себе пожить? Говори, я за ценой не постою.
Горыныч отвлёкся от брелока.
– Ты один или с подругой? – спросил он.
– С подругой, – признался Степан. – Пришло время проверить чувства, а подходящих условий нет. Выручай, брат.
– Видишь, какая несправедливость, – произнёс Горыныч, снова уткнувшись в брелок. – Ты имеешь подругу, но – бесквартирный. У меня есть квартира, но нет подруги. Какой напрашивается вывод?
– Какой?
– Гони подругу. И тогда, так и быть, на неделю квартира твоя, вселяйся и веселись. Только смотри, чтобы моя подруга была не хуже твоей. Я в этом плане привередливый.
Степан растерялся.
– У меня нет лишней подруги. Да ещё такой, чтобы угодила тебе.
– Это твоя проблема. Ищи, коли приспичило. Свободная хата стоит того.
И, заканчивая разговор, Горыныч потряс в воздухе связкой ключей.
Как ни старался Степан, найти за один день девушку, достойную Горыныча, не удалось. Условие оказалось невыполнимым, квартира – недоступной, и каждый из них – хозяин и влюблённый – в итоге остался при своём.
На следующий день после отъезда Горыныча, сидя в аудитории, Степан слушал очередную лекцию. Тоска донимала его. Жить не хотелось. Рядом, вертя что-то в руках, увлечённо разглядывал Боронок. Бросив в его сторону случайный рассеянный взгляд, Степан встрепенулся. Луч света в тёмном царстве. Знакомый брелок. Тот самый – с переливающейся женщиной.
– Откуда у тебя это? – спросил он, облизывая пересохшие губы.
– Горыныч оставил, – ответил Боронок. – Мы же соседи.
– Он… и квартиру тебе оставил?
– Да. Ведь там живность – хомяк и рыбы. Надо следить, чтобы не окочурились в его отсутствие.
В отличие от Горыныча Боронок оказался куда сговорчивее. Никаких условий. Всего лишь одно пожелание – взять хлопоты по уходу за живностью на себя. Степан обещал. И ключи вместе с волшебным брелоком тут же перешли к нему. Как временно исполняющему обязанности хозяина квартиры.
Стоя перед сервантом, Илона внимательно разглядывала хрусталь за стеклом. Какие сюрпризы порой преподносит жизнь. Неделя свободной жилплощади. Начало игры в жениха и невесту. Дозволено всё, никаких запретов, открыты все дороги, среди которых и та, одновременно близкая и далёкая, уносящая личную свободу – в ряды юных домохозяек, обременённых бытом и семьёй.
Она оторвалась от хрусталя, огляделась, заметив зеркало, подошла к нему. Собственное отражение по пояс. Несколько минут она придирчиво рассматривала его. Вынося вердикт, улыбнулась. Всё как всегда – среди смуглянок с холодным сердцем она первая, поиск изъянов – пустая трата времени, должный эффект без всяких уловок и прикрас налицо. Она заложила руки за голову и закрыла глаза. Задумалась. А что же и вправду дальше? Какие перспективы в действительности ждут её, красавицу, впереди? Институт, диплом, работа – вехи совершенно необходимые для становления личности, важные этапы, без которых нечего и думать о каком-либо существенном изменении судьбы. Да, жених женихом, игра игрой, а записываться в невесты рановато. Время ещё не пришло.
Она открыла глаза. А где собственно он? Ушёл кормить хомяка, обещал через пять минут вернуться и – как в воду канул.
Тихо на цыпочках, стараясь не шуметь, Илона отправилась следом за ним, в соседнюю комнату. Дверь была приоткрыта. Поддев её носком и распахнув пошире, она заглянула внутрь.
Степан стоял перед окном, спиной к ней, совершенно голый. Сердце Илоны отчаянно забилось. Маяк. Сигналит. Кому?
– Эй!
Он развернулся.
Она пошла навстречу.
Мельком на ходу отметила: с сигналом беда – никаких надежд. Глянула в окно. Внизу никого. Далеко впереди башенный кран. Обернулась. И едва не зажмурилась, застигнутая врасплох. Сигнал, реагируя, оживал на глазах.
– И что мне теперь делать? – спросила она, смотря ему прямо в глаза.
– Забыться, – ответил он. – Под нашей собственной крышей. Крепко-накрепко. Чтобы осталась память о ней.
Ярок, горяч и полон чувств был призыв. Словно панцирем сдавило грудь. Раздумывать было некогда. Поддаваясь и отметая прочь все тайные и явные противоречия, она поспешила сбросить лишний груз.
…Отутюженный жарким полным контактом пушистый напольный ковёр остывал, впитывая влагу разгорячённых неподвижных тел.
Они лежали рядом, касаясь друг друга и смотря в потолок.
– Когда-нибудь так у нас получатся дети, – голосом пересекающего финишную черту марафонца заявил он. – А пока я получил всё, что хотел.
Она улыбнулась. Тронула его рукой. Сигнал таял в розовом тумане. Маяк исполнил своё предназначение.
Боронок вошёл в вагон. Треть картошки уже снаружи. Осталось выгрузить ещё треть и братья придут на помощь. Он уставился на гору перед собой. Рассыпайся!
Груз в сетках не пошелохнулся.
Он полез наверх. Тронул мешок под самой крышей, ухватился за другой, третий… Отзываясь, гора встрепенулась, задрожала и пришла в движение. Начался картофелепад. Спасаясь, Боронок бросился вниз, а затем прочь из вагона. Картофель – за ним.
Из соседнего вагона на шум выглянул кто-то из братьев. Озадаченно уставился на беглеца.
– Нормально, – откликнулся тот, приходя в себя. – Сорт такой. – И, набычившись, ринулся обратно, за реваншем – очищать заваленный вход в вагон.
Глубокая тёмная ночь. Равнодушно рассеивая тьму, светили фонари. На платформе перед вагонами, ожидая заполнения поддонов, стоял погрузчик. Сидящий внутри водитель, покуривая, смотрел увлекательное шоу. Троицу он видел впервые. Студенты? Навряд ли. Хотя и молодые, но работают так, будто не овощами – золотом промышляют – молча, упорно, старательно. Чувствуется серьёзная натура. Мужики.
Заморосил дождик, сначала тихо, затем всё более крепчая и набирая силу. Вскоре на крышу погрузчика барабанной многоголосой дробью обрушилась настоящая стихия. Всё, приехали. Хочешь-не хочешь, пришло время сматывать снасти, объявлять перерыв и ждать прояснения погоды. Водитель раскрыл было рот для усыпляющего зевка, как вдруг замер. Безумие творилось на его глазах. Бросая вызов стихии, троица сбрасывала одежду.
Первым под дождь вышел серьгастый. Вынес трёхпудового младенца на руках, маршем дюжей няни пронёс его до поддона и впечатал в деревянный настил.
Запел.
Двое, выходя со своим грузом на руках, подхватили песню.
Подавшись невольно навстречу участником события, водитель начал жадно ловить слова. Несомненно главный секрет был в них. Точно.
Читать бесплатно другие книги:
