Огненная кровь. Том 2 Зелинская Ляна
Посмотри на меня. Ну же, Иррис! Посмотри…
– О, поверь, змеи остались в прошлом. С тех пор, как моя Леда укусила тебя, я узнала множество других способов получать желаемое. Жду ответ завтра.
С этими словами Милена, подхватив платье одной рукой, направилась к церемониальной арке, и дальше разыгралось представление с фальшивыми поцелуями и восторгами, и издали показалось, что алая тафта Милены закрыла Иррис, как кровавое облако.
Посмотри на меня… Хотя бы один раз…
Но облако ушло, а Иррис так и осталась стоять вполоборота, улыбаясь Себастьяну, подавая гостям руку для поцелуя и глядя куда угодно, только не на него.
Значит, вот как! Может быть, он слишком напугал её сегодняшним утром? Может, ему снова стоит попросить прощения? Он бы попросил. За что? Да всё равно, лишь бы она не была такой холодной…
Он взял ещё бокал вина.
«С этой горой не всё так просто».
Сегодня он тоже сложил два и два. Вспомнив, как ожила гора на помолвке, и в тот момент, когда в обсерватории он был так близок к тому, чтобы разнести и библиотеку, и башню, и весь дворец после слов Иррис о том, что для него надежды нет. В нём бушевала такая ярость, такое разочарование, что гора откликнулась – забирая их себе.
Он весь день искал ответы, поговорил с Хранителем, читал книги, и понял только одно – эта сила, проснувшаяся в нём внезапно, определённо связана с Иррис. Она – Поток, и каким-то странным образом он соединился с ней и с этим Потоком. Он может черпать из него силу. Только как такое возможно, он не понимал. Для этого нужен ритуал, нужен Заклинатель, умеющий связывать силу, и желание обеих сторон быть соединёнными. Но ведь между ними ничего такого не было. Что же это тогда?
Но сила росла с каждым днём и становилась разрушительной. И вот сейчас он чувствовал, как она снова пробуждается и ворочается в нём, как дикий зверь в берлоге, и единственное, что могло её усмирить – этот взгляд, которого он так жаждал.
Посмотри на меня…
Он допил второй бокал, сунул его проходящему слуге и, проведя по волосам рукой, направился к церемониальной арке, нацепив на лицо маску скучающего безразличия.
Она решила его не замечать? Что же, он умеет привлекать внимание.
– Таисса, – он чуть кивнул сестре, взял её руку и, склонившись, поцеловал медленно и торжественно, – эта арка идёт тебе даже больше, чем это, несомненно, изумительное платье. И если ты никому не отдала первый танец, я с удовольствием бы забрал его себе, надеюсь, ты не против, учитывая, что Себастьян занят?
– Открыть этот бал с тобой? – левая бровь Таиссы чуть поднялась, и это была крайняя степень изумления, которую она могла себе позволить. – Ты сегодня чудо как любезен, Альберт, и не стоит упускать такое редкое явление. Этот танец твой.
– Себастьян, – он церемонно поклонился брату, – я даже завидую тебе немного, быть в окружении таких прекрасных цветов! Поздравляю ещё раз!
– Хорошего вечера, Альберт, и спасибо, – Себастьян ответил вежливым поклоном, но было видно, что он тоже немного удивлён.
Альберт шагнул дальше и остановился напротив Иррис. Она стояла натянутой струной, бабочкой, наколотой на булавку, и лишь на шее пульсировала жилка, показывая, что она жива, но лицо застыло маской, и дышала она неглубоко и часто.
Она снова не смотрела ему в глаза, а куда-то мимо, в одну точку вверх, на галерею и оркестр.
– Леди Иррис, – он склонился для поцелуя, волосы соскользнули с плеча, укрыв этот жест от посторонних глаз.
И её рука снова была ледяной, как тогда на помолвке, и почти безжизненной. Он удержал её, перевернул, проведя большим пальцем по запястью, и поцеловал в середину ладони, прижавшись обжигающе-жарким поцелуем и вложив в него всю силу своего огня. Почувствовал, как она вздрогнула, отзываясь вихрем и желанием, и отдёргивая руку, случайно провела пальцами по его щеке и губам.
Однажды, он сможет целовать эти руки не таясь. И тогда они точно не будут такими холодными!
В её глазах не осталось синевы, они были почти чёрными. Взгляд заметался пойманной птицей, прячась среди цветочных корзин, и щёки у Иррис вспыхнули алым румянцем. А он смотрел, жадно впитывая её смущение и ощущая, как сердце откликается на это волнение и трепет и падает в какую-то бездну.
Ей не всё равно!
– Леди Иррис, – он чуть отступил назад и поклонился, – в здешнем царстве огня ты похожа на бабочку в этом платье из небесной лазури. Или на ирис – волшебный цветок, созвучный твоему имени.
– Спасибо, – тихо прошелестел её голос в ответ.
Посмотри на меня!
Альберт едва удержался от порыва дотронуться до её подбородка – поймать взгляд хоть на мгновенье. Но она смотрела в пол и суетливо расправляла складки на платье.
Он повернулся к Себастьяну и произнес, как ни в чём не бывало:
– Я могу попросить твою невесту пообещать мне сегодня один танец?
Себастьян ответил с улыбкой:
– Спроси об этом у неё, она хозяйка вечера и вольна танцевать с кем захочет.
– Леди Иррис? Я могу рассчитывать на один танец?
– Боюсь, что все мои танцы на сегодня уже расписаны. Может быть, в другой раз, – ответила она, глядя мимо него на очередного гостя, подошедшего с приветствиями к Таиссе.
– Вот как? – он едва совладал с голосом.
Слова вошли в сердце остриём кинжала.
Он ведь так наделся на это…
…на то, что в его руках в этом танце они будут так близко, и лёд растает. Что он коснётся её, поделится своим жаром, и она откликнется, как сегодня утром в библиотеке, её глаза снова засияют, и между ними не будет больше никого…
– И что же, у меня теперь нет надежды даже на такую малость? – спросил он тихо, видя, что Себастьян и Таисса говорят друг с другом.
– Прости, – ответила она глухо, но твёрдо, продолжая смотреть мимо него.
– Приятного вечера, леди Иррис, – он медленно отступил в сторону, беря на ходу бокал с вином.
Ему показалось, ноги идут, как по воде, опускаются в зыбкую вату, и звуки расплываются, а вокруг всё заволакивает алый туман.
Силы небесные! Ну почему так больно?!
Потому что именно сейчас он окончательно понял, что надежды нет. Иррис принадлежит другому. Его брату. С момента, когда он впервые её увидел и навсегда.
Нет, даже хуже. Она не принадлежит сама себе, связанная узами этой помолвки, обещаниями, данными его отцу и Себастьяну, ритуалом и кучей всяких условностей, до которых ему нет никакого дела, но которые она никогда не нарушит.
Он отступил в тень галереи, остановился, прислонившись спиной к колонне, и выпил бокал до дна, совсем не чувствуя вкуса.
«А чего ты ждал, мой князь? Что она упадёт тебе в объятья?».
Цинта был прав…
Дуарх бы побрал Цинту с его правдой!
За болью пришла ярость, желание сжечь этот зал и дворец, и весь Эддар, и даже воду в бухте. Он смотрел перед собой, пытаясь силой воли унять это безумие, которое накрыло его с головой. Он сжал пальцами мраморные перила так сильно, что камень под его руками раскалился, обжигая листья вьющихся роз.
Не сейчас. Позже…
Он должен быть осторожен. Если у него есть связь с Потоком, не стоит им всем об этом знать.
Значит, она решила так…
Если на него не смотреть, то будто ничего и не было… И это ничего не значило… И если с ним не танцевать, и не говорить, то всё зарастёт, как порез на руке?
Не зарастёт.
Нет, Иррис, даже не надейся…
Он снова посмотрел на арку, на их милую пару, и его затопила волна безотчётной ненависти к Себастьяну.
Она так смотрит на него…
И улыбается ему…
Прикасается…
Доверяет…
Слушает…
Может она и любит его?
Эта мысль была невыносимой.
Нет, не может быть, чтобы всё было притворством! Он чувствовал совсем другое…
И если бы не эти чувства, может, ему было бы легче?
Он даже отсюда ощущал её смятение и желание. И оно притягивало его совершенно необъяснимо, как пчелу притягивает цветок.
Проклятье!
Музыка вырвала его из терзаний – бал начался. Он оттолкнулся от колонны, снова провёл рукой по волосам…
Она хочет играть в безразличие – хорошо. Он умеет играть и в эту игру.
– Таисса? – он прошёл мимо Иррис, не глядя, и подал руку сестре. – Жаль, что право открывать бал досталось не тебе. Если кто и должен был представлять дом Драго, так это ты.
– Альберт, ты пьян? – настороженно спросила Таисса, вставая в фигуру. – Что это за фонтан любезностей с двойным дном? Тебе что-то от меня нужно?
– Я тут подумал, что теперь, когда с нами нет Салавара, мы могли бы стать честнее друг с другом. И положа руку на сердце, из всех претендентов на место верховного джарта я выбрал бы тебя.
– Это почему же? – спросила Таисса, и в голосе её было искреннее удивление.
– Потому что из нас всех ты единственная, ну, ещё, пожалуй, тётя Эв, кого на самом деле интересует величие этого Дома. А это заслуживает уважения.
И видя, как расширились её зрачки, Альберт понял, что попал ей в самое сердце.
Смотри, Иррис. Смотри…
Он хорошо танцевал. Он умел вести женщину в танце так, что она не ощущала пола под ногами, так, что весь зал завораживали их движения, заставляя следить за пируэтами. Он кружил Таиссу и говорил ей то, что она хотела слышать. И где-то, в глубине души он даже кое с чем был согласен, но говорил всё это лишь для того, чтобы видеть, как сияет вокруг Таиссы огонь тщеславия. И все вокруг видят его. Все вокруг чувствуют, как нравится ей то, что он говорит.
И она пусть видит…
Это не так уж сложно – зажигать огонь в других. В нём было столько ярости и боли, что превратить их в огонь было легко, и одаривать им всех вокруг.
Смотри Иррис… Смотри…
Но она танцевала с Себастьяном, она смотрела в лицо ему и улыбалась, и было совершенно очевидно, что он не замечает ничего вокруг, окунувшись в её взгляд. И с каждым поворотом танца расстояние между ними становилось всё меньше.
Проклятье!
Желание спалить дворец становилось всё сильнее, и Альберт держался изо всех сил, понимая, что Гасьярд и Истефан, и тётя Эв, и все остальные увидят, вспыхни его сила чуть больше, чем нужно.
На следующий танец он пригласил Милену. Ей он говорил, что она красива. И что умна. Что он бы согласился уже на её предложение, будь она на месте Драгояра. И что все прайды умерли бы от зависти, увидев её на месте верховного джарта. Она хоть и не верила большинству его комплиментов, но очень хотела им верить. Они трогали тайные струны её души, и вокруг неё полыхало яростное пламя. Не сияние, как вокруг Таиссы, а настоящий пожар.
Потом он танцевал с Хейдой. И тётей Эв. А дальше стал приглашать всех самых красивых женщин, которые были на этом балу. Он не пропустил ни одного танца, он шептал им то, что они хотели слышать, он зажигал огонь в их глазах и сияние вокруг. Увёл всех поклонниц Драгояра, и к середине бала его, кажется, ненавидело уже большинство мужчин, чьи женщины следили за ним жадными взглядами. Он отдавал этот огонь каждой из них, и надеялся лишь на то, что Иррис тоже это видит.
Этот огонь мог быть твоим, Иррис… Весь этот огонь…
И он не мог заставить себя не смотреть на неё, бросая мимолётные взгляды через плечо своих партнёрш. Она танцевала с Гасьярдом и что-то отвечала ему, но лицо её было бледным и грустным. Напряжённые плечи, вымученная улыбка… Потом с Истефаном, с Драгояром, с Тибором…
Но она упорно прятала взгляд от него. К середине бала он уже не в силах был выносить эту пытку. И подхватив под руки двух дам, отправился к краю площадки, к напиткам и фруктам и долго стоял там, обнимая одну из женщин за талию и шепча другой на ухо милые комплименты.
Только легче не становилось. Он хотел, чтобы Иррис ревновала, чтобы представляла себя на месте этих женщин. И он почти ненавидел себя за это. Потому что всё, что ему было нужно – остаться с ней наедине и поговорить. Ему нужен был только один её взгляд, чтобы он понял, что ей не всё равно.
Он оставил женщин и ушёл в тень под галерею, прислонился к колонне и снова взялся за вино. Вино сегодня – это лучший друг. Он не помнил, какой бокал это был по счёту, но сегодня вино словно назло ему превратилось в воду и совершенно не пьянило. А он хотел бы напиться до бесчувствия, чтобы завтра проснуться в какой-нибудь канаве, в борделе или кабаке подальше отсюда. Чтобы скулы болели от чьих-нибудь кулаков, а не сердце от холодных слов Иррис и её безразличия. И, пожалуй, всё, что ему нужно сейчас – найти в себе силы, чтобы уйти отсюда.
Но голубое платье, которое он мгновенно находил в толпе, манило его, не давая оторвать глаз, заставляя следить за ним напряжённо, как кошка за мышиной норой. Никогда ещё он не встречал женщины настолько притягательной, настолько желанной, рядом с которой всё переставало иметь значение. Женщины, один взгляд которой был для него спасением. Женщины, чьей улыбки он желал, больше всего на свете.
Всё в ней имело для него только две грани – счастье и боль. И его, как корабль в штормовом море, швыряло из одной крайности в другую, но с каждым мгновеньем притягивало всё сильнее. И только вопрос времени, когда же он налетит на смертельные рифы.
– …но, если Гас не согласится? – услышал он тихий голос Таиссы.
Она и тётя Эверинн подошли к колонне с другой стороны и остановились за двумя вазонами с пальмами. Альберта они не видели и говорили совершенно свободно.
– Я уже поговорила с ним, – ответила Эверинн, – он сказал, что никак не поймёт, что не так с его ритуалом.
– Но разве это мешает устроить свадьбу на следующей неделе? Ты понимаешь, эта змея, это нападение в дороге – Себастьян рассказал мне. А если её убьют до свадьбы? Нам нужен этот Поток! И прямо сейчас.
– Гасьярд сказал, что надо сначала разобраться, почему нет отклика. Может он и прав?
– Тётя! Я уже говорила с Иррис, нам нужно скорее закрепить этот союз, разбираться будем потом. Но эта дурочка слишком строгих правил и вряд ли ляжет в постель с Себастьяном до свадьбы! Не силком же её тащить. Хотя не знаю, я пыталась её сегодня убедить, сделать это пораньше, но если она упрётся, то выход только один – нам нужна эта свадьба на следующей неделе! И чем скорее, тем лучше, а с ритуалом Гасьярд может разобраться и позже. Милена не на шутку озаботилась поиском союзников, ты знаешь, что вчера в город приезжала их мать – Алиссандра? Тайно! Нам нужен этот Поток, Эви! – воскликнула Таисса горячо.
– Мы встретимся завтра утром, я, Себастьян и Гасьярд, попробуем всё уладить, – ответила Эверинн, дотронувшись до руки Таиссы.
Пальцы Альберта впились в холодный гранит колонны.
Свадьба на следующей неделе? Лечь в постель с Себастьяном?
Это стало последней каплей. Перед Альбертом как будто бездна разверзлась.
Прочь отсюда и как можно скорее, пока он никого не убил. Пока не взорвал эту треклятую гору!
Он оттолкнулся от колонны и направился в темноту, но, как назло, сразу за углом налетел на Драгояра.
– Куда спешишь, бастард? Ещё не всех баб облапал за вечер? – спросил Драгояр, отбрасывая с плеча белокурые локоны.
– А ты лучше смотри за своими женщинами, – буркнул Альберт, собираясь пройти мимо.
Но Драгояр ухватил его за локоть.
– А ты торопишься к очередным шлюхам?
Альберт развернулся и отбросил руку Драгояра.
– Тебя и в самом деле интересует, куда я иду? – усмехнулся он и, понизив голос сказал: – Или ты злишься, что женщины не оценили твой шикарный наряд? Или просто хочешь, чтобы я дал тебе в морду? Потому что я не слишком расположен беседовать этим вечером с идиотами.
И тут же кулак Драгояра врезался в его скулу.
Было больно. Но и в то же время… приятно. Это было почти спасение, почти то, что нужно.
Он схватил Драгояра за лацканы фрака и со всей силой бушующей в нём злости, швырнул в глиняный вазон с какими-то розовыми цветами, пытаясь добраться до его горла. Вазон перевернулся с грохотом, и Драгояр полетел на высыпавшуюся землю. Альберт прыгнул сверху, и они сцепились, как два диких зверя. Покатились, ударившись в мраморные балясины ограждения. Свалили ещё один вазон, сбили слугу с графинами вина, и те разлетелись по полу осколками. С треском оторвался рукав чьего-то фрака и снова кулак врезался в скулу Альберта.
– Я убью тебя, сучий сын! – орал Драгояр.
Они вскочили и снова бросились друг на друга, сшибая слуг и даже кого-то из гостей, светильник и жаровню. Угли высыпались на мраморный пол галереи, и сразу пахнуло дымом.
Альберт бил Драгояра кулаками по лицу со всей силой своей ярости и получал в ответ такие же удары. Они катались по полу, сбивая столики с фруктами, приготовленные слугами, бутылки вина и корзины цветов, а потом вскочили и, сцепившись в едином порыве, перевалились через перила. Упав на мягкую зелень газона, снова впились друг другу в горло, срывая галстуки и раздирая одежду в клочья.
Ярость в них была такой сильной, что они не чувствовали боли, катаясь по мягкой траве и избивая друг друга до полусмерти.
И очнулся Альберт лишь тогда, когда ему кто-то заломил руки за спину и их стали растаскивать четыре пары сильных рук с каждой стороны. Тибор и Грегор тащили в одну сторону Альберта, а Истефан и главный из охраны Гасьярда потащили Драгояра в другую.
– Альберт! Да вы спятили, что ли! – орал ему в ухо Тибор.
– Я всё равно убью тебя, бастард! – орал Драгояр в ответ, упираясь пятками в мягкую траву.
Альберт вытер с лица кровь тыльной стороной ладони. Губы были разбиты, и, кажется, сломан нос – кровь залила рубашку, благо хоть та была чёрной. Скулы саднило, но вместе с этим наступило хоть какое-то облегчение. Он стряхнул с себя руки дяди, перемахнул через перила и увидел перед собой тётю Эверинн.
– Альберт! – воскликнула она в гневе. – Ты… Да ты просто свинья! Скотина! Ты не можешь не устроить драку! А я же просила! Просила же тебя! Не на балу! Разбирайтесь после! Что, так трудно было?!
Альберт сплюнул на траву и снова вытерев ладонью кровь, текущую из носа, ответил:
– Прости, тётя Эв! Не мог удержаться!
Он направился мимо неё широкими шагами, но его перехватила Милена, удержав за локоть.
– Ты что, подрался с Драгояром? Зачем? – воскликнула она, вторя тёте Эв.
– О! Сестрёнка! Ну ты же сказала, что это ничему не помешает. А вот теперь я, пожалуй, согласен стать твоим союзником. Так что жду с утра предложений.
Он не стал слушать, что она ответит, выдернул руку и направился прочь.
Скорей отсюда!
Огонь в нём немного утих, но, если он снова увидит Иррис и Себастьяна – это плохо закончится. Музыка играла, и в центре кружились пары – их драка в стороне от веселья не привлекла внимания. Выйдя из тени галереи, он широкими шагами пересёк узкую полосу света возле столиков и почти налетел на Иррис. И в этот момент он впервые за этот вечер по-настоящему встретился с ней взглядом, с тем самым, которого так жаждал. Только взгляд этот был очень испуганным.
Наверное, он выглядел не лучшим образом – весь в крови, рукав оторван, рубашка в клочья и глаз начал заплывать, но не это её пугало. Он был готов поклясться, что увидел на её лице проблески вины.
– О, Боги! – она прижала ладонь к губам. – Что случилось?
– Что случилось? – он снова вытер кровь тыльной стороной ладони. – Ты отказала мне в танце, так что пришлось утешиться дракой.
Он чуть поклонился, приложив окровавленную руку к оторванному карману фрака, и произнёс с насмешкой:
– Приятного вечера, леди Иррис, – и ушёл так быстро, как только смог.
Он не помнил, чью лошадь схватил на коновязи, он стегал её нещадно и скакал куда-то в темноту, наверное, в порт, туда, где кабаки открыты всю ночь, и где тебе всегда рады, где тебя любят, если твой кошелёк полон денег, и любовь не нужно вымаливать на коленях.
Он был пьян и не разбирал дороги, и, кажется, заплутал, ведь он десять лет не был в Эддаре, но остановился лишь когда перед ним возник тёмный силуэт Цитадели.
Башня желаний.
«…а если надежды нет?».
«Тогда надеяться нужно на чудо».
Он осадил лошадь так резко, что она взвилась на дыбы и сбросила его на землю, прямо на стриженую изгородь аллеи, ведущей вверх по холму.
Книга желаний!
Он выбрался, не чувствуя боли от удара, провёл ладонью по лицу, пытаясь стряхнуть наконец накативший хмель, и направился внутрь.
Снова пахло сандалом, чабрецом и полынью. Было тихо, и лишь тёплый воздух поднимался по колодцам вверх. Светильники горели по углам, и свеча в слюдяном колпаке – источник живого огня, освещала постамент и лавку перед ним, обитую красным бархатом.
Он устало опустился коленом на вытертую подушку. Его руки были все в засохшей крови, но он прижался ими к постаменту и стоял так некоторое время, склонив голову, пытаясь отрешиться от посторонних мыслей, разгоняя хмель, туманящий сознание. Потом сплёл пальцы.
«…Ты не должен соблазнять меня и выворачивать мне душу наизнанку! Я помолвлена, ты понимаешь это? Я невеста! Я скоро стану женой твоего брата! Какая может быть надежда?!»
В голове всё ещё звучали её слова, сказанные сегодня утром в обсерватории. И мысль о грядущей свадьбе, о руках Себастьяна, расстёгивающих платье Иррис, сводила его с ума.
Если её останавливает только помолвка, только то, что она невеста Себастьяна, то он знает, что нужно делать!
«Великая книга, ты уже однажды исполнила моё желание…
Ты сделала меня самым счастливым и самым несчастным одновременно.
Я не хочу ничего – ни места верховного джарта, ни денег, ни почестей, ни славы, просто сделай так, чтобы помолвка между Себастьяном и Иррис была расторгнута. Чтобы она перестала быть его невестой».
Он шептал беззвучно, одними губами, и капля крови с его лица упала на коричневую с золотым тиснением кожу.
Книга исполняет только те желания, которые ты можешь представить реально, в мельчайших деталях…
Он зажмурился, сжав веки до боли в разбитом глазу, сцепив пальцы так, что они побелели, и представил бумагу с соглашением о помолвке, которую разрывают на части.
И слова:
«Вы больше не жених и невеста».
Глава 18. Неожиданные союзы
Иррис даже предположить не могла, что этот бал станет такой пыткой. Гости подходили, приветствовали, говорили слова поздравлений и сыпали комплиментами, рядом щебетала Таисса, раздавая уверения в бесконечной любви и признательности всем, и рука Себастьяна поддерживала Иррис за талию.
Так и должно быть. Такой и должна быть её жизнь в качестве жены верховного джарта: быть ему поддержкой, помогать по мере сил в официальных делах, дружить с его сестрой.
Если бы не ощущение, что они все следят за ней. Если бы не то, что все их отношения основаны на ненависти. Если бы не то, что она чувствует себя бабочкой, наколотой на булавку в центре этого пылающего костра.
Она уже получила пару шпилек от Милены и Хейды по поводу цвета платья, и это было только начало вечера.
– Это послы из Зафарина и глава гильдии ювелиров. Он очень падок на лесть и женские комплименты, – шепнул ей Себастьян с улыбкой, – зато через его руки проходят самые лучшие камни. Будь с ним милой.
Иррис улыбнулась, разглядывая расшитые золотом шёлковые одеяния послов и зелёный тюрбан главного ювелира, и принимая его пышные комплименты, одарила в ответ такими же. И не было ничего сложного в том, чтобы играть эту роль, можно даже выдержать всю эту ужасную родню Себастьяна, если бы…
…если бы не этот пронизывающий взгляд, который она чувствовала, где бы ни находилась.
Он притягивал, так сильно, что ей казалось, она почти слышит в голове его голос: «Посмотри на меня…».
И сопротивляться этому было трудно. Очень трудно. Может, это была магия, ведь от Альберта можно ожидать, чего угодно, но хуже всего было то, что ей и правда хотелось посмотреть на него. После утреннего происшествия в библиотеке её пугала мысль о том, что он может сделать.
«Тебе нравятся трагедии? Ну так скоро ты сможешь наблюдать их вживую!».
Из уст такого человека это звучало не как пустая угроза. Но Иррис твёрдо решила расставить все точки и разорвать эту странную связь, возникшую между ними на озере. Пусть даже он всё расскажет Себастьяну. Пусть. Она готова к этому. Она переживёт этот стыд, но потом станет легче.
Краем глаза она видела, как Альберт идёт к ним, слышала, как говорит комплименты Таиссе, и, собрав всю силу воли, замерла, стараясь придать своему лицу выражение вежливого безразличия. Только дышать от этого было почти невозможно, и руки стали ледяными, а земля ушла из-под ног. Когда он остановился напротив, она, пытаясь успокоить сердце, стала мысленно считать в уме, глядя куда-то в вверх на украшенные гирляндами ветви деревьев.
Хоть бы поскорее всё это закончилось!
Он склонился для поцелуя и…
Боги милосердные! Что он делает!
Горячая волна рванулась вверх по руке от ладони, от того места, где он прижался поцелуем, слишком страстным и слишком жарким для простого приветствия, сметающим, как пушинку, все бастионы её воли. Волна достигла сердца, мгновенно рождая вихрь, круша всё на своём пути, захватывая в водоворот его жар, заставив вздрогнуть всем телом и заплыть, словно факел.
И, поспешно отдёргивая руку, Иррис коснулась пальцами его щеки и губ, понимая, что снова падает в пропасть. Почти так же, как тогда на озере, когда он поцеловал её впервые – какое-то мгновенье она падала в такую же пропасть, теряя себя и отвечая на его поцелуй.
Кровь бросилась в лицо и единственное, что она всё-таки смогла сделать, это удержаться от того, чтобы посмотреть ему в глаза. А вихрь вращался и рос, захватывая всё вокруг сильнее и сильнее…
«Ты похожа на бабочку в этом царстве пламени…».
Зачем ты это говоришь? Дуарх бы тебя побрал, Альберт! Зачем ты читаешь мои мысли! Зачем ты смотришь мне в прямо душу и чувствуешь то же самое! Будто видишь то, что я ощущаю! Зачем? Зачем?! Зачем!
Именно так, она – бабочка, наколотая на булавку.
Он хотел потанцевать с ней. И ведь она ему обещала этот танец за своё спасение. И она сама хотела этого…
Нет! Нет! Нет!
Каждое мгновенье с ним рядом только приближает всё к катастрофе. И как бы ей не был противен обман – ей придётся его обмануть.
– Прости, – ответила она не своим голосом, отвергая его предложение.
И после этого вечер покатился в какую-то бездну.
Ей было стыдно за свой обман, и страшно, и невыносимо смотреть на то, что весь вечер делал Альберт, будто специально показывая ей:
Смотри, Иррис…
И вихрь не хотел успокаиваться, вращаясь сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, и захватывая в себя всех вокруг, но сегодня в нём было слишком много огня, взятого у Альберта, и ей казалось, что каждый это видит.
– Ты вся горишь, и это сводит с ума, – прошептал Себастьян, касаясь губами её уха, когда они танцевали первый танец. – И, если бы можно было уйти, я бы бросил этот бал прямо сейчас.
Она ведь хотела его соблазнить, заставить потерять голову…
И ей даже не пришлось ничего делать для этого, в ней сегодня и так было слишком много огня. Только огонь этот зажёг совсем не Себастьян. Он лишь смотрел заворожённо в её глаза, и ощущал Поток, а тот притягивал его сильнее, чем её слова. И этот Поток, кажется, ощущали все вокруг, потому что после того, как первый танец закончился, рядом с ней уже стоял Гасьярд.
Иррис заметила, как жадно следил он за ней весь вечер, как не сводил глаз, стоя в тени галереи с нетронутым бокалом вина. И его немигающий взгляд пугал даже больше, чем возможные выходки Альберта. Гасьярд поклонился церемонно и торжественно взял её за руку, выводя в центр патио. Только рука его легла на талию и притянула слишком близко. А другая сжимала пальцы и накрывала ладонь так, словно хотела вобрать её всю в себя, и под его кожей Иррис ощутила сумасшедший пульс. Серые глаза Гасьярда были совсем рядом, он старался поймать её взгляд, и жар, которым он её окутывал, жёг, казалось самую душу.
Боги милосердные! Как ей остановить этот Поток? Как погасить эту притягательную силу, превратившую её в мишень для всех на этом балу?
– Ты очень красивая сегодня, Иррис, – прошептал Гасьярд, и его дыхание касалось щеки, – тебе очень идёт этот голубой цвет. И ты так похожа в нём на Регину.
– На мою маму? – спросила она, отводя взгляд.
– Да, это был её любимый цвет. И у тебя её глаза – такие же сумасшедше-синие.
Что-то в его голосе, и взгляде, и в этом прикосновении было пугающим. Иррис не стала отвечать, отвернулась и увидела, как Альберт говорит Милене на ухо слова, от которых та вся млеет, и вокруг неё бушует огонь. Как кружит её, удерживая легко одной рукой, и она смеётся, и смотреть на это отчего-то было очень неприятно.
Потом она танцевала с Драгояром и слушала его комплименты. И он тоже пытался прижимать её к себе и ловить её взгляд, и от его духов, которыми он был щедро облит, у Иррис начала кружиться голова. И он тоже жёг её своим огнём, как будто пытался пробиться к её сердцу.
А вихрь всё ширился, захватывая тёмные галереи, магнолии у выхода и лестницы. И она понимала, что все вокруг видят этот вихрь, и что каждый хочет к нему прикоснуться, получить его частичку, и он манит их, как цветок манит пчёл, и в этот момент она почувствовала себя настолько беззащитной, что хотелось заплакать.
Танец за танцем она проходила эту пытку снова и снова, наблюдая за тем, как вспыхивает пламя вокруг женщин, с которыми танцует Альберт, и как они невольно тянутся к нему, заворожённые магией его слов и живым огнём, которым он с ними делился. И она подумала, что вот и она сейчас также невольно одаривает мужчин, с которыми танцует, только этот огненный вихрь вокруг неё рождён не ими и принадлежит не им.
Читать бесплатно другие книги:
