Хозяева плоской Земли. Путеводная симфония Рувидо Тимоти

Я почти уверен, что в Кампе и Рару есть свои «Нарди», только едва ли нашим спутникам они были знакомы, если судить по тому откровенному восторгу, который охватил их при виде высоченного терема, колоннами на крыльце и флигелями напоминающего зубастого хищника, упершегося мордой в землю и с вытянутыми подковой лапами. Всё это было сложено из массивных дубовых брёвен, идеально выстругано и ярко раскрашено, что не бросалось в глаза ночью, но обязательно произведёт впечатление на постояльцев утром при солнечном свете. Я чувствовал, как Василика сильно сжимает мне руку. Мать Кукро забыла о своём недуге и громко восхищалась размахом жилья. Её муж помалкивал, вероятно, подсчитывая в уме, чего и сколько им бы пришлось продать, чтобы попытаться приобрести для сына нечто подобное. Один только Джон с невозмутимым видом помогал Гордиану выгружать наш багаж. Помотавшись по Европам и Америкам, он, наверняка, видывал постройки и похлеще.

– Куда вы поедите в такую темень? – обратилась к нему Тандри. – Сена вашим лошадкам мы найдём, а вы сами отдохнёте хоть как следует. Оставайтесь.

– Нет, хозяюшка, – ответил Джон, передавая мне мой драгоценный – или злополучный – свёрток. – За приглашение оно, конечно, спасибочки, но у меня на сегодня в вашем городке намечены кое-какие планы. Поэтому не стану вас стеснять. Счастливо оставаться.

С этими словами он пожал всем мужчинам руки, шепнул что-то на ухо Кукро, пружинисто запрыгнул обратно на козлы, и ставший нам чуть ли не родным зилот быстро покатил прочь. Про него все скоро забыли, поскольку настало время располагаться в доме. Гостям отвели две спальни на первом этаже. Хозяйская опочивальня находилась на втором. Нас с Василикой по-родственному поселили в левом флигеле, предоставив две комнаты. Нарди блюли традиции: не женаты – ночуйте отдельно. Формальности были соблюдены. Остальное целиком и полностью зависело от нас, поскольку во флигеле мы до утра будем одни. Тандри сказала, что покажет дом завтра, а пока готова угостить желающих отваром из трав с мёдом и пожелать спокойной ночи. Возражать никто не стал, поскольку день, проведённый сидя, утомил всех. Признаться, я тоже в тот момент больше всего мечтал о том, чтобы прилечь. Поэтому, убедившись в том, что Василика устроена и ни в чём не нуждается, и проверив лишний раз сохранность свёртка, сиротливо сложенного в углу, поспешно разделся, повалился ухом на подушку, кажется, натянул повыше одеяло и… проснулся. Накануне я забыл не только закрыть ставни, но и зашторить окно, отчего лучи восточного солнца безжалостно вспороли мой глубокий сон и настойчиво потянули прочь из постели. Вероятно, с Василикой произошло то же самое, поскольку, когда я умылся и выходил из общей ванной комнаты, она со словами «Привет, соня!» прошмыгнула из коридора мне за спину и щелкнула замочком. Я даже ответить не успел. В следующий раз я уже увидел её в гостиной, где к моменту моего появления закончился завтрак. Действительно, оказалось, что хоть меня и разбудило солнце, оно было далеко не утреннее, а почти дневное. Кукро ушёл в университет с кем-то там пообщаться на тему поступления. Его родители тоже собрались и готовы были отправляться на поиски квартиры. Они ещё раньше подобрали несколько вариантов, а теперь, когда нашли необходимые деньги, пришло время принимать окончательное решение. Тандри и тут в долгу не осталась. Она подняла трубку стоявшего здесь же, в гостиной, телефона, попросила соединить её с номером некой Лоры Линч, подмигнула мне, а когда услышала на том конце голос подруги, поинтересовалась, не знает ли она какого-нибудь симпатичного жилища в виде дома или квартиры поближе к университету. Невидимая Лора, вероятно, сверилась со своими записями и сообщила (как мы потом узнали из уст Тандри), что да, есть, и дом, и квартира: квартира буквально на университет смотрит и располагается на втором этаже общественной кирпичной постройки; дом – чуть подальше, деревянный, но в отличном состоянии и, разумеется, попросторнее квартиры да ещё с участком практически готовым под огород. Потом последовало самое интересное для меня и полезное – для наших гостей: когда Тандри напрямик спросила о цене, Лора уточнила, будут ли покупки делаться от имени Нарди или кого-то ещё. Похоже, моя шустрая сестрёнка расклад знала, потому что, не моргнув глазом, пояснила, что Нарди. Надо знать наши порядки. Это вам не континентальное безобразие, когда упоминание известной фамилии моментально подбрасывает сумму сделки на порядок, а её обладатели часто этим даже бахвалятся. У нас всё наоборот: если ты известен, значит, заслуживаешь всяческой поддержки. Циники, полагаю, скажут, мол, само собой, а то кто бы иначе лез в сепсусы, фортусы и прочие патернусы, однако хочу их заверить в том, что это не так. Не нужно думать, будто подобные должности предполагают нечто схожее с должностями президентов, премьеров, архиепископов или пап. Когда у нас появился интернет, я несколько раз понаблюдал, как в разных странах выбирают руководителей государств и, мягко говоря, удивился тому, что тамошние граждане в массе своей верят в то, что участвуют в выборах. Особенно удручила меня Америка, где избирательная система устроена таким образом, чтобы победу одерживал нужный кому-то кандидат вне зависимости от количества голосующих за него людей. У последних создаётся ощущение, будто они высказали свою волю, однако эта воля остаётся на дне бутылки, а через узкое горлышко просачиваются те, на кого оказывают влияние совершенно другие механизмы. Даже не смешно. Смешно, что американцы этого не видят и не понимают. У нас подобного просто невозможно хотя бы в силу того, что наш фолькерул признает только открытое голосование. Тут уж нельзя ни смухлевать, ни подговорить. Тех, кого не знают, причём исключительно с лучшей стороны, никогда никуда не выберут. Поэтому, если ты, скажем, Нарди, тебя все знают и уважают и, соответственно, идут навстречу, потому что упомянуть потом при случае, мол, а я тут дом Нарди помогла присмотреть, почётно и выгодно: раз тебе доверились такие люди, видать, с тобой и правда можно иметь дело. Та же Лора Линч шла навстречу моей сестре хоть и из корыстных побуждений, но с правильным посылом. Одним словом, когда Тандри повесила трубку и назвала предложенные цены, стоявшие в дверях старики переглянулись, отец тяжело опустился на стул, а мать бросилась обниматься да целоваться, называя мою улыбающуюся сестру красавицей, спасительницей, волшебницей и много чем ещё. Оказалось, что если варианты этой самой Линч им подойдут, они смогут сэкономить не меньше трети заготовленной суммы. Я же тем временем размышлял о странностях технологического прогресса, позволивших мне накануне позвонить Кроули напрямую, просто набрав номер конторы на телефоне, установленном где-то в глубинке, а моей сестре, живущей в городе да ещё в доме столь продвинутого в технических вопросах мужа, просить кого-то её соединить. Ответа я не знал и никаких выводов тогда не сделал, ибо спохватился, потому что если Кроули мою просьбу выполнил, в чём я не сомневался, то родители уже сильно переживают по поводу моего отсутствия. Я резко засобирался, что не ускользнуло от внимания Василики. Каково же было моё приятное изумление, когда она сообщила мне, что Тандри уже обо всём успела позаботиться: оказывается, Кроули сам позвонил ей ещё рано утром и выяснил, что с нами всё в порядке. Моя совесть была спасена. Тем не менее, я счёл непозволительным злоупотреблять родственным гостеприимством, обнял сестру, пожал руку заглянувшему в гостиную Гордиану и сказал, что мы с Василикой отчаливаем.

– Не лучший вариант, – заметил Гордиан, поняв меня буквально. – На лошадках быстрее будет.

Вероятно, он по-прежнему считал меня юношей не слишком далёким и предположил, будто я собираюсь нанять в порту лодку, чтобы доплыть до нашей деревни. Присутствовавшая при нашем разговоре Тандри подошла к вопросу с практической точки зрения и велела Гордиану проводить нас в конюшню, где у них специально для таких целей была удобная повозка и обученный человек, он же конюх, он же кучер. Самой ей предстояло закончить с квартирными делами, а посему мы снова обнялись, на сей раз окончательно, и Гордиан безропотно выполнил поручение. Конюх оказался молодым пареньком, который всё сразу понял и мигом запряг послушную огненно-гнедую конягу с красивой рыжей гривой в легкую двухместную коляску на четырёх тонких колёсах. В утлый багажник мой свёрток не поместился, поэтому пришлось класть его под ноги. Прощание получилось довольно скомканным. Как мне показалось, Гордиан слегка стеснялся Василики. Он буднично пожелал нам счастливого пути, велел Альдору (так звали конюха) нигде не задерживаться, поскольку у них с Тандри были планы на вечер, закрыл за нами ворота и махнул рукой, правда, как истый фрисландец, не как на континенте, то есть не из стороны в сторону, а нам вдогонку, символично посылая попутный ветер. Ветер, разумеется, оказался встречным, однако я к нему привык, а Василика, только что покинувшая промозглый север, и вовсе наслаждалась, откинувшись на удобную спинку сиденья, заложив руки за голову и улыбаясь на небо.

– Давно на конюшне? – поинтересовался я у Альдора, чтобы он не чувствовал себя лишним.

– С детства, – оглянулся тот через плечо. – А, вы про работу?.. С весны. Коняшек люблю. У вашей сестры они какие-то все удачные, аж любо-дорого. Вон Бегунью возьмите: неделя как ожеребилась, а уже хоть бы хны, сама в хомут просится.

Я не уточнил, имеет он в виду ту самую лошадь, что сейчас тянула нашу коляску, или ту, чьё желание хомута так пока желанием и остаётся, поскольку задал вопрос, который занимал меня с того момента, как Тандри упомянула о конюшне:

– А почему вы не повезли их в Рару сами?

– Так они в самую Рару ездили! – откровенно изумился Альдор. – Не, я не в курсах. Мне говорят, я делаю. Не говорят – своими делами занимаюсь. Да и на чём бы я их в такую даль повёз?

– Разве это единственная коляска?

– Бричка-то? Нет, конечно. Ещё парочка есть. Но только далеко на них кататься не стоит. Летом ещё куда ни шло, а нынче, как я слышал, там уже заморозки по ночам, так что радость невеликая. Лучше не рисковать. Я бы сам тоже зилотом поехал.

В принципе, он, конечно, был прав. Если у тебя есть транспорт, совершенно необязательно, что ты будешь им пользоваться во всех случаях жизни. Хотя косвенно наш кучер подтвердил, что свою поездку моя сестра держала от окружающих в тайне.

– Как зовут твоих родителей?

Василика поменяла позу и теперь сидела прямо и так же прямо смотрела на меня.

– Хэмиш и Эрлина…

Она воспользовалась тем, что сейчас никто на нас не смотрел, притянула меня к себе за рукав и сладко поцеловала. А я тем временем всё мучился одной мыслью, которая не давала мне покоя вот уже второй день: стоит ли рассказывать ей о существовании Ингрид или положиться на авось. Родители всегда учили говорить правду, мол, так и правильнее и проще – не нужно постоянно что-то придумывать и выкручиваться. При этом явно сами этого правила придерживались не всегда. Значит, опыт жизни научил их, что иногда стоит слукавить. Если я сейчас слукавлю, сможет ли наша связь с Ингрид остаться для Василики тайной? Только если мы сразу же уедем жить к ней в деревню, чего я делать совершенно не намеревался. Значит, правда скоро откроется. И вот тут-то и окажется, что лучше было признаться сразу, нежели оставлять на неопределённое потом, потому что тогда Василика решит, что раз я такой, мне нельзя доверять. Уф, кто бы мне помог с этим разобраться! Как вы думаете, что я сделал? Правильно, положился на авось.

Какой бы ни была вчерашняя дорога до Окибара, по сравнению с нашей её можно было назвать идеальной. Кроули который год бился со старейшинами за то, чтобы сделать проезд туристов до нашей конторы комфортным, однако постоянно чего-то не хватало, и в итоге коляску – простите, бричку – нещадно трясло и качало на ухабах. Пока удалось добиться лишь того, что было завезено достаточное количество гравия, так что дорога сделалась более или менее проездной в дождь. Василику это забавляло, она хохотала, один раз чуть не прикусила язык, зато можно было не искать повода обниматься и всячески нежничать, помогая друг другу не вывалиться наружу. Мне пришлось даже сделать мягкое замечание Альдору, чтобы он не так гнал.

Первыми, кого мы встретили на подъезде к деревне, были Льюв с сестрой. Ингрид узнала меня издалека, радостно вскинула руку да так и застыла, заметив ту, что сидела рядом со мной и обнимала за плечи. Проехать мимо и не остановиться было невозможно. Альдор неохотно натянул удила, когда я его об этом попросил.

– По грибы? – поинтересовался я у своих друзей как можно более буднично.

– Грибы уже собрали, – заметил Льюв, откровенно рассматривая мою спутницу. – Как съездил?

Они ведь оба прекрасно знали, куда и зачем я еду, а Ингрид даже хотела отправиться вместе. Как чувствовала! Родители не пустили. Пожалуй, в душе я им за это был даже признателен, хотя…

– Превосходно! – Я решил спрятать свою растерянность за приподнятым настроением. – Шеф будет доволен. Новый маршрут открыл. Кстати, вот, познакомьтесь, Василика.

Я не знал, как её представить. Моя новая знакомая? Моя главная находка? Моя будущая жена? Когда не знаешь, что сказать, лучше не говорить ничего.

– А это мои хорошие друзья, о которых я тебе рассказывал. – Не помню, чтобы что-то про них вообще ей говорил, но она могла забыть, а у меня вырвалось машинально и, кажется, очень удачно. – Льюв и Ингрид, его сестра. Ты бы видела, как они мчат по горным стремнинам на нашем каяке!

– Я тоже пробовала, – будто не ощущая неловкости, подхватила Василика. Она перегнулась через меня и протянула руку новым знакомым. – Айнара Нурдли знаете?

Айнара Нурдли у нас на острове почитают, как героя. Ещё бы, призёр олимпийских игр в Мюнхене по горному слалому! Не все точно знают, где находится Мюнхен, но Нурдли – это Нурдли!

– Он давнишний приятель моего отца. Одно время меня учил. Говорил, я способная. Как-нибудь посоревнуемся, хорошо?

Я следил за лицами слушателей. Удар был явно ниже пояса. И не только потому, что задевал их самолюбие, поскольку Нурдли, своего кумира, они видели только издалека, но и потому, что давал понять: моя спутница – девушка не робкого десятка и приехала, чтобы остаться всерьёз и надолго.

– Ну что, ехать будем? – напомнил о себе Альдор.

Я готов был его обнять. Мы наскоро попрощались и покатили дальше, благо оставалось каких-то два поворота и вот она, отчая деревня, по которой я неожиданно соскучился и которой сейчас слегка опасался.

– Эта Ингрид твоя девушка? – будничным тоном поинтересовалась Василика.

– В смысле? – прикрылся я фиговым листком удивления.

– Пока мы разговаривали, она на тебя даже не взглянула. Обычные друзья так себя не ведут. И угадала?

В её голосе не было напряжения, не было волнения. Она уже знала ответ и просто хотела, чтобы я сам его выложил. Мне оставалось прикинуться скользким угрём, которого инстинкт самосохранения заставляет сопротивляться из принципа, хотя судьба предрешена, а разделочный нож занесён.

– Я знаю её с детства. Мы дружим, я же сказал…

– Хорошо. Я поняла. Кажется, мы приехали.

Альдор притормозил на том месте, где раньше не было ничего, а теперь перед трактиром и нашей конторой образовалась небольшая площадь, как в маленьком городе, уже одним своим существованием демонстрирующая, кто здесь главный. Некоторые наши соседи даже умудрялись в хорошие дни выставлять тут свои самодельные прилавки, создавая ощущение рыночной суеты. Сегодня был один из таких дней. Я поблагодарил Альдора, пригласил его зайти перекусить, он поначалу даже замялся, но потом уверенно сказал, что ему пора и укатил восвояси. Мне же первым делом предстояло избавиться от не то драгоценной, не то просто тяжёлой ноши. Взвалив свёрток на плечо, я побрёл к приоткрытым дверям конторы, над которой с недавних пор висела красивая деревянная табличка, а на ней моей не слишком умелой рукой было вырезано: «Кроули-тур». Надпись получилась слегка кривоватая и, хотя старику понравилась, он всё-таки распорядился залить все буквы краской, чтобы стало поярче. Василика послушно шла сзади. Мне не терпелось показать её Кроули, точнее, пронаблюдать за реакцией, когда он её увидит. Ждать пришлось недолго: при нашем приближении хозяин конторы сам вышел на крыльцо, попыхивая трубкой. Я даже оторопел, потому что так шикарно он не одевался даже при посещении нас самыми именитыми гостями или когда сам ездил производить впечатление на старейшин. Похоже, Тандри основательно описала ему мой выбор, стоявший сейчас за моей спиной, и Кроули решил принарядиться. Чтобы ему подыграть, я не стал этим обстоятельством восхищаться, а оглянулся и потянул Василику к себе. В итоге получилось, что я обнимаю её за талию.

– Ну что, блудный сын, заходить будешь или прямиком к родителям?

Кроули медленно и красиво выпустил изо рта тучку дыма. Зажатой в кулаке трубкой он при этом постукивал о перила, что по моему опыту выдавало некоторое волнение.

– Дядя Дилан, познакомьтесь… – начал я.

– Подойди ко мне, милое создание, – распахнул руки Кроули, и мне только оставалось тихонько подтолкнуть девушку вперёд. – Ты ведь и есть та самая Василика, которая завладела сердцем моего юного друга?

– Та самая, – ничуть не смутившись, кивнула она, хитро зыркнув на меня и безропотно входя в стариковские объятья.

А я ещё с дуру переживал всю дорогу, как её тут примут. Кроули между тем любовался вблизи лицом своей новой знакомой и украдкой показал мне из-за её спины большой палец, после чего взял девушку за руку и повёл в контору демонстрировать наше процветающее хозяйство. Усадив Василику за стол и налив в качестве угощения полный стакан морковного сока, он как бы невзначай заметил, обращаясь ко мне, что, мол, через пару дней с большой земли должна пожаловать очередная группа и что мне долго расслабляться не придётся. Только сейчас он обратил внимание на свёрток, который я, плотно закрыв за собой дверь, осторожно сгрузил с плеча на пол.

– Твоя вторая по важности находка? – поинтересовался он.

– Можно и так сказать. Из-за неё мы и задержались. Точное из-за тех, кто хотел у нас её украсть.

– Не нужно никого пугать раньше времени, – вмешалась Василика, облизнув морковную губу. – Мы этого точно не знаем.

– Но догадываемся.

– Меня не так легко напутать, как кажется, – гордо заверил гостью Кроули и чинно подошёл ко мне. Я присел на корточки и развернул шкуру. – Что это?

– Главное, чтобы на это не попала вода. Похоже, эти железки работают как батарейка. Нас там в какой-то момент накрыл дождь, так оно таким разрядом долбануло…

– Ясно. Положим пока в чулане, а там видно будет. А это что?

– Шкура. Железка была в неё завёрнута. И всё это лежало в саркофаге с тяжеленной крышкой.

Кроули пощупал кожу, осмотрел вышивку.

– Интересно.

– История того места ещё более интересна, – заверил я.

– А мне интересно, почему мой сын забыл поздороваться!

Мы не заметили, как дверь открылась и на пороге появилась моя мать собственной персоной. Вероятно, она видела наш приезд из окна трактира, не выдержала и решила нагрянуть сама. Несмотря на сердитый голос, глаза её улыбались. Мы обнялись. Василика торопливо встала из-за стола и подошла. Мать повернулась к ней, и мне показалось, что они смотрят друг на друга целую вечность. Наконец мать протянула руку, а когда Василика в ответ пожала её, вздохнула:

– И что ты только в нём нашла?..

Все рассмеялись. Начало знакомству было положено. Оказалось, что отец вот-вот тоже должен подойти. Вероятно, по сообщениям из уст Кроули они уже поняли, что с их сыном происходит нечто серьёзное, и заранее подготовились. Пока тот занимал обеих женщин разговорами, я под шумок сходил в чулан и припрятал там наше подозрительное сокровище. Заворачивать в шкуру не стал, свернул и положил её отдельно. Чулан, как водится в наших местах, не запирался, так что я завязал на память узелок, чтобы переговорить об этом с Кроули. Времена явно менялись, а потому глупо было ожидать прежних нравов.

Глядя на то, как моя мать воркует с Василикой, я невольно подумал об Ингрид, и мне стало её искренне жаль. Вот так же и она когда-то была принята в нашем доме, её любили и привечали, правда, Кроули, насколько я помню, вёл себя более сдержанно, а мать так часто не улыбалась. А сейчас она, ни в чём ровным счётом не повинная, брела где-то по лесу с братом, наверняка плакала, а он её утешал. Не помню, кто, но кто-то говорил, что, мол, нельзя строить своё счастье на чужом несчастье. Только как теперь это всё исправить?..

Когда мы уже сидели за обеденным столом в трактире, подошёл отец. В отличие от матери, он тщательно старался сохранять серьёзность и стал расспрашивать Василику про её жизнь на севере, про семью, про то, что и когда там у них нынче ловится, посетовал на то, что давненько не заезжал в родные места, сразу же получил предложение погостить, сказал, что подумает, вспомнил про меня, поинтересовался, как мне там понравилось и как вообще прошла поездка, и удовлетворённо закусил ответ шматком парного барашка с редькой. Наибольшее удивление у меня вызывала Василика, за которую я дорогой несколько опасался и которая теперь вела себя за столом совершенно непринуждённо и расковано. Хотела – улыбалась, хотела – молчала, хотела – задавала действительно интересовавшие её вопросы. Под конец трапезы она уже знала многое из того, что было изложено мной на предыдущих страницах и даже предложила тост за моего путешественника-деда. Мать, я видел, была тронута. Кстати, тостовать тоже было чем, поскольку мы в нашем трактире слегка поддавались влиянию континента, точнее, вынужденно подыгрывали наиболее требовательным гостям, и мать втихаря ввела в меню несколько видов бражки по рецептам моей бабушки: из берёзового и кленового сока. Брожение она прерывала даже раньше положенного срока, и в итоге содержание в напитке алкоголя было весьма условным, не больше двух-трёх процентов, если выражаться научно, однако многим нравилось, а некоторые даже умудрялись слегка пьянеть, думая, вероятно, что им предложили пиво или вино. Не упустила Василика и шанса рассказать моим родителям о том, как понравилось ей в гостеприимном доме их старшей дочери, промолчав, разумеется, об интересном положении последней. Отец вслух задумался, зачем это Тандри да ещё с мужем потянуло не в самую хорошую погоду в такую даль, на что мы лишь плечами пожали и стали на два голоса описывать свои приключения, поиски пещеры, находку, разговор с колдуньей и его не слишком приятные последствия. Я хотел было смягчить некоторые подробности и соображения, которыми Василика делилась с посерьезневшими слушателями слишком, на мой взгляд, откровенно, однако передумал, поскольку речь вообще-то шла о нашей общей безопасности. Только добавил от себя, что мы специально сгущаем краски, потому что вообще-то, скорее всего, целью нападения были деньги наших попутчиков, а вовсе не кусок железа и шкуры. Отец однако пообещал этим вопросом заняться и сказал, что наведёт справки о нашей знакомой с рынка через своих друзей из Кампы, чем заметно успокоил мать, которая уже давно не улыбалась.