Страна Арманьяк: Бастард. Рутьер. Дракон Золотого Руна (сборник) Башибузук Александр
– Не забудь, барон! Ровно в час пополудни, возле замковой часовни! – Виконт круто развернулся и, таща за шиворот аптекаря, скрылся за дверью.
Я подошел к двери и задвинул тяжелый засов, затем вернулся и присел рядом с постелью. Барон как раз отвернулся, собираясь подвинуть стул поближе к нам, и мне без помех удалось достать мизерикорд и спрятать его в широком рукаве сутаны.
Собой в этот момент я не руководил, разумом и телом полностью завладел бастард д’Арманьяк. Почему так произошло? Не знаю… хотя догадываюсь. Да и плевать. Плевать на все. Я сейчас хочу только одного. Вырвать жизнь из этого ублюдка.
Встал и, сделав быстрый шаг к барону, всадил ему клинок туда, куда и намеревался во дворе. Чуть повыше горжета, под самый подбородок.
Легкий хруст…
Выпяченные в недоумении глаза де Монфокона…
Горячая струя крови, ударившая мне в руку…
Удар оказался верным, мизерикорд пробил сонную артерию и трахею. Барон пытался закричать, но синеющие губы извергли только легкое сипение. У него подогнулись ноги, и я, подхватив тело, мягко опустил его на ковер.
Присел возле него и откинул капюшон:
– Знай, собака, тебя убил Божьей милостью конт Жан Шестой д’Арманьяк, отомстив за всю свою семью…
Барон стекленеющими глазами уставился на меня, попытался протянуть руку, что-то прохрипел, но в тот же момент его тело дернулось в страшной конвульсии, и через несколько секунд де Монфокон испустил дух.
– Тварь… – Я плюнул на тело.
– Ты отомстил за меня и за своего сына, Жан… – раздался позади меня зловещий шепот.
Обернулся и увидел, как Жанна де Фуа приподнялась на постели…
– Жанна! – бросился я к ней.
Смысл сказанного молнией пронзил мое сознание.
– Ты пришел за нами, Жан, я верила… – Девушка обмякла в моих руках. – Они убили нашего мальчика. Заставили меня выпить зелье, и случился выкидыш. Это он, он заставил меня выпить… – Жанна указала тонким пальчиком на тело Монфокона.
– Он уже в аду… – постарался я ее успокоить.
– Мальчик… был мальчик, совсем уже большой… Я должна была родить тебе сына… Я ухожу к нему, Жан… – Лицо Жанны исказилось в предсмертных судорогах. – Я ни о чем не жалею, любимый… Прости…
Девушка сильно дернулась и обмякла.
– Отпускаю тебе все грехи, сестра моя, покойся с миром… – Я перекрестил ее тело и закрыл покрывалом лицо.
Потом прочитал молитву, которую откуда-то знал. Чувствовал себя полностью опустошенным, по лицу лились слезы, но мысли были четкими и ясными.
Как же так?
Почему меня заполняет щемящая тоска, а из глаз сами по себе катятся слезы?..
Я же не имею к этой несчастной женщине и ее ребенку никакого отношения…
И зачем я обрек себя на смерть? Из замка живым мне уже не выбраться…
– Да потому, что я и бастард – теперь одно целое и его горе автоматически становится моим… – прошептал я сам себе и решительно встал.
От кого-то я слышал отличное выражение. Умирая – убивай…
Оттащил тело барона в угол, затем на деревянных ногах подошел к двери и отодвинул засов.
– Мне нужен аптекарь. Заходите, мэтр, она умирает, и я могу не успеть, – сказал я толстяку и втащил его в комнату, захлопнув дверь перед носом дю Леона.
Очень хотелось вырвать у него признание о том, кто приказал отравить Жанну, но вместо этого молча вонзил ему клинок под лопатку.
Аптекарь приглушенно вскрикнул и ничком повалился на пол.
Все… Пока все…
Рывком распахнул дверь.
– Заходите, виконт, я сделал свое дело…
Дю Леон шагнул в комнату и, увидев валяющиеся на полу тела, выхватил рапиру.
– Именем его величества Луи Одиннадцатого, ты арестован, монах… – Виконт вдруг запнулся и тряхнул головой. – Это ты, бастард?
– Да, это я. И я счел своим долгом отправить в ад этих мерзавцев. Я в своем праве, виконт, не так ли? А теперь делай, что должен, – сказал и скрестил руки на груди.
Убить виконта вполне реально, но из башни я не выйду в любом случае. В ней десятка два латников в полном вооружении и еще человек пятьдесят, если не больше, – во дворе и на стенах, и что-то мне подсказывает, что сейчас я поступаю правильно.
– Ты действительно в своем праве, бастард. Этим ублюдкам давно приготовили место в аду… – Дю Леон задумался, на его лице отразились какие-то внутренние сомнения, и наконец, тяжело вздохнув, с видом человека, принимающего тяжелое, но верное решение, он произнес: – Уходи. Я не поступлюсь своей честью кабальеро, отпустив тебя… Я лишь немного нарушу клятву верности своему сеньору. Он вассал Паука. Но Паук – не мой сеньор. Сам знаешь, бастард: вассал моего вассала – не мой вассал. Так что в данном случае я могу поступить по совести, потому что сеньор моего сеньора – не мой сеньор. Но знай, бастард, через половину часа после твоего отъезда я подниму тревогу и вышлю погоню. Большего времени я тебе дать не могу. Идем, я проведу тебя, только сначала оботри от крови свои руки…
Не веря в случившееся, я покорно пошел за виконтом. Воистину чудеса чудесатые. Ни на что большее, чем кандалы и свидание с палачом, я не рассчитывал.
Спустились вниз. На молчаливый вопрошающий взгляд того самого усатого сержанта, стоявшего на посту возле выхода из донжона, дю Леон со смешком сказал:
– Монах свое дело сделал. Там сейчас аптекарь и де Монфокон. Аптекарь оживляет контессу, а барон опять вгоняет ее в гроб…
– Ха… – хохотнул сержант, обдав нас густым чесночным перегаром, зачем-то подмигнул мне, и мы беспрепятственно прошли во двор.
– Виконт, вы только что приобрели себе друга и брата. – Я внимательно посмотрел в глаза дю Леону.
Честный взгляд… Вот даже не знаю, как пояснить, по каким признакам я его охарактеризовал как честный, но это так. Резкие волевые черты лица… Чем-то дю Леон напоминал мне Шарля Ожье де Батца, де Кастельмора, графа д’Артаньяна, генерал-лейтенанта Франции, прообраза знаменитого героя романов Дюма, с его средневековой гравюры.
– Оставьте, бастард. Я поступил по велению своего сердца и ни о чем не жалею. Но вы мой должник. Барона де Монфокона должен был убить именно я. И я вам этот долг еще вспомню, – рассмеялся виконт.
– Как барон оказался здесь?
– Приехал вчера, рассказал, что убил вас в честном сражении. Меня немного насторожило то, что он прибыл один, без свиты и своего отряда. Но, к сожалению, я не обратил особого внимания на это. Как раз прибыли сеньор де Кастельно де Бретену с аптекарем мэтром Гернадоном и предъявили мне приказ руа допустить их к контессе. Барон присоединился к ним, и… В общем, вы уже знаете, чем это закончилось. Я протестовал, но они уверили меня, что не нанесут ей вреда.
– Я действительно сражался с отрядом барона. Я и мой эскудеро уничтожили его полностью.
– Как? Весь? – изумился виконт.
– Да, около двадцати человек. Но не стоит удивляться. С нами был Бог, так как мы сражались за правое дело. Де Монфокон перед этим вырезал приют для паломников ордена доминиканцев и лично подвергнул пыткам их приора, отца Иакова. Так что Господь вложил меч мщения в мои руки. Но… после того как погиб весь его отряд, даже его пажи, которых он заставил сражаться, де Монфокон не принял бой, а позорно сбежал…
– Святая дароносица!.. – воскликнул виконт. – Как он мог… Эта собака недостойна носить золотые шпоры.
– Именно так, но уже не стоит об этом разговаривать. Он получил свое. Виконт, у меня есть время задать вам еще один вопрос?
– Задавайте. Я подниму тревогу именно в тот момент, когда обнаружу, что барон и аптекарь закололи друг друга. Вас же буду искать только как свидетеля, способного пролить свет на это загадочное событие, – ухмыльнулся виконт.
– Как Жанна попала сюда и какую роль вы в этом сыграли?
– Я сумел во время резни в Лектуре спасти контессу и ее свиту. Солдатню уже никто не контролировал. Вы уже знаете, что случилось с вашим батюшкой?
– Да, виконт. Не будем на этом останавливаться.
– Хорошо… Хоть он и был номинально моим врагом, я все равно преклоняюсь пред его смелостью и доблестью. Упокой Господь душу этого мудрого и храброго человека… – Виконт перекрестился. – Так вот. Его преосвященство кардинал Жоффруа приказал мне сопроводить контессу в этот замок и содержать ее тут до распоряжений Луи. Остальное вы уже знаете… Но, Жан… вам пора.
– Еще раз, виконт: вы мне теперь друг и брат, – я снял с пальца перстень, доставшийся мне от де Граммона, который я, к счастью, забыл снять перед отправкой в замок. – Примите этот перстень в дар как залог нашей дружбы.
– Воистину щедрый подарок… – Виконт рассмотрел перстень и сразу надел его на палец. – Я принимаю вашу дружбу, Жан. Не переживайте, контесса будет погребена достойно своего положения и по христианскому обычаю. А теперь – вперед. Помните, у вас всего половина часа…
Как только я пересек крепостной ров, спало наваждение, которое и руководило всеми моими поступками в замке. Я опять стал Александром Лемешевым и одновременно с этим на меня напал холодящий кровь ужас.
Твою же мать… Как? Как я умудрился совершить столько глупостей? Воистину совсем ума лишился. Такое только в страшном сне может присниться. Заколол двух человек в замке, полном солдат, и благополучно свалил… положительно у меня с мозгами не в порядке.
Бастард… Бастард! Это не я. Черт… Я даже не говорил во время этого ужаса своим языком. Одна возвышенная благородно-куртуазная хрень. Фу… Мама дорогая… Пронесло…
Вместе с постэффектами от совершенных поневоле безумств, пришла тихая грусть. Как ни крути, в этой эпохе я все-таки бастард д’Арманьяк. Живу его жизнью, ношу его имя, вынужден продолжать его дело… черт возьми, я уже и в мыслях называю себя его именем!
И… и переживаю его потери как свои. Да… Как ни крути, именно я потерял сейчас свою любимую женщину и своего еще не родившегося сына. И именно мои слезы сейчас льются от бессильной злости…
Ну, Паук… Не знаю, как случилось в исторической действительности, вряд ли благоприятно для бастарда, но в моем варианте будет совсем по-другому. Я перепишу старую шлюху-историю на новый лад. Присягаю своей жизнью.
А теперь надо как можно быстрее добраться до Тука…
Погонял несчастного мула так, что он пал без сил примерно за пару сотен метров до того места, где меня ждал шотландец с лошадьми.
Оставшееся расстояние преодолел бегом, по пути крикнув смазливой пастушке, гнавшей коз, что дарю ей мула, лежащего на дороге впереди нее.
Влетел в лесок и стал быстро срывать с себя монашеское одеяние.
– Ну как, монсьор? – Тук подскочил и стал помогать мне.
– Всё сделал. Гореть в аду портному, придумавшему эти дурацкие шоссы… – Споткнулся в спешке и рухнул в кусты.
– Как – всё? – восхищенно ахнул шотландец и помог мне встать.
– Так… Неси кольчугу… де Монфокон уже в аду…
– Господи, чудесны произволения твои! – воскликнул Тук. – Надеюсь, что эта скотина познала муки перед смертью.
– Не знаю… Плевать… Но он сдох… Доспех давай, орясина, через пять минут за нами вышлют погоню…
– Плевать, монсьор! – Тук затянул ремни на кирасе. – Мне уже ничего не страшно. С вами Бог, ваша милость, иначе нельзя сказать. Только по его воле можно совершить такой подвиг. Куда мы сейчас?
– В Арагон! Я подниму весь мир против ублюдка Паука…
– Поднимете, никуда от вас мир не денется, а вот верного эскудеро, при благородном кабальеро, орясиной обзывать негоже. – Тук строптиво фыркнул и поправил наплечник. – Я тут, можно сказать, весь измаялся, вас поджидая, уже штурмом замок брать собрался, а вы – орясина…
– Тук… Ты мне больше, чем эскудеро. Понял? – Хлопнул оруженосца по плечу. – Понимаю, что негоже тебя хаять, но это я любя.
– Это как? – отшатнулся шотландец.
– Да не бойся ты. Братской любовью… – Застегнул пряжку на поясе и попрыгал. – Ну вроде все. По коням, мой брат, мой друг, верный эскудеро и вечная орясина. Да не кривись, не кривись, не буду больше…
Глава 10
– Контессе нездоровится, и она не может вас принять. – Камеристка Магда склонилась предо мной в глубоком реверансе.
– Что с ней, Магда? Возможно, стоит вызвать мэтра Пелегрини и он ее осмотрит?
– Не извольте беспокоиться, ваша милость…
– Я передумала, Магда; вы можете войти, Жан. – Дверь покоев Жанны де Фуа приоткрылась, она нетерпеливо поманила меня пальчиком и приказала камеристке: – А вам, Магда, следует остаться здесь и проследить, чтобы нас никто не побеспокоил.
Я прошел в будуар. Основное место в нем занимала громадная кровать с шелковым балдахином, ноги утопали по щиколотку в ковре, привезенном из Леванта. Стены покрывали драпировки из парчи и бархата, оттеняя гобелены с искусно вышитыми шелком идиллическими картинками. Но более всего привлекали к себе внимание усыпанные жемчугом четыре трехсвечных шандала из чистого золота. А в них стояли большие восковые свечи полуметровой высоты…
Я припомнил, как скуповатый по жизни отец потратил на эти покои целое состояние по первому требованию Жанны.
Ранее в них проживала моя матушка Изабелла, но, после того как она ушла в монастырь и отец женился, молодая жена ни секунды не захотела мириться со старой обстановкой.
– Жан, нам надо поговорить, – немного нервно заявила девушка и прогнала с кровати левретку.
– Я всегда к твоим услугам, Жанна, и не далее как вчера сам просил тебя об этом, но ты сослалась на головную боль. А позавчера ты заявила, что плохо спала и у тебя нет настроения. А еще раньше…
– Не надо продолжать. – Жанна со злостью зашвырнула в угол большую венецианскую куклу. – Я тебе все объясню.
– Тебе недолго придется объяснять… Я примерно уже все понял. Ты больше меня не любишь. Так ведь?
– Это жестоко, Жан: видит бог, все совсем наоборот… – Жанна встала, собираясь подойти ко мне, но потом сдержалась и опять села на кровать. – Ты ничего не можешь понимать… Я… я… я, слава Присно деве Марии, понесла!
– Как это?
– Как обычно это происходит с женщинами. – Девушка скорчила недовольную гримаску. – Разве можно быть таким недогадливым? И теперь мы… Мы не сможем больше любить друг друга.
Жанна говорила решительным тоном и сейчас была совсем не похожа на веселую взбалмошную девочку, какой она, по сути, и являлась в свои девятнадцать лет.
Жанна на секунду задумалась и продолжила:
– Я люблю тебя, Жан, но прежде всего я контесса д’Арманьяк. И не могу ставить любовь превыше долга.
– Но как это может нам помешать?
– Все очень просто. Я должна благополучно родить наследника. Родить сына твоему отцу. Сына, который унаследует все. И никто никогда не должен узнать, что на самом деле – это твой сын. Следовательно…
Солнце мазнуло лучиком по глазам, сразу прогнав сон. Жанна исчезла, и вместо нее я увидел рядом с собой на кровати целую копну русых вьющихся волос и выглядывающие из нее пухлую щечку и вздернутый носик…
– Во как… – озадаченно произнес я вслух.
Рядом со мной лежала, повернув головку набок и оттопырив аппетитный задок, очень миловидная девчонка. Совсем юная.
– Сон… Долбаный сон…
Эти сны и видения скоро мне мозги взорвут. Почти каждую ночь, да и нередко днем, я проживаю прошлое бастарда. Кусочками, отрывками… вот как сейчас. Когда вижу отца – еще ничего, а вот Жанна убивает настроение на целый день. Не помогают убеждения самого себя, что я не имею никакого отношения к ней и ребенку – мало того, откровенно подставлял голову под палаческий топор, пытаясь их спасти… Бесполезно.
– Ладно, переживу. Так… А девка эта откуда взялась?
Головная боль, легкая тошнота и пересохший рот помогли вспомнить…
После того как я сбежал из замка, мы отправились в Арагон. Справедливо полагая, что в Гаскони нам делать нечего, я повернул в Лангедок. По пути ничего особого не произошло, передвигались в стороне от дорог, в основном лесами.
Достаточно комфортное путешествие получилось, только один раз пришлось засылать Тука в деревеньку: прикупить зерна для лошадей и провизии. Охотились: я прилично освоил арбалет и даже подстрелил большого оленя с сотни шагов.
Конечно, мы пообтрепались и пропахли костром, несмотря на то что я периодически устраивал помывки и постирушки.
Но в общем я остался доволен, главное – не пришлось опять убивать. Дело не в моей исключительной моральности, я тут успел уже отправить в ад кучу людей, просто… даже не знаю, что сказать… в общем, каждый отправленный на тот свет человек ложится лишней тяжестью на сердце… как-то так.
Через несколько дней мы добрались до Тулузы. Большой по средневековым меркам город и хорошо укрепленная крепость. Несколько впечатляющих соборов. А замок графа Тулузского так вообще шедевр фортификационного искусства.
Остановились в гостинице «Медведь и бык», расположенной в промежутке между первым и вторым кольцом стен. Подальше от толкотни. Оказались единственными постояльцами и фактически спасли хозяина от разорения, у него как раз приходило время оплаты аренды и еще каких-то закладных. Дело в том, что в гостинице постоянно останавливались торговцы красками, но война в Арманьяке как-то нарушила этот бизнес, и теперь гостиница простаивала. Так что хозяин заведения с нас пылинки сдувал и окружил максимальным комфортом. Ну… в его средневековом понятии.
И тут нас понесло… В городе оказалось неимоверное количество проституток. Причем представительницы этой древнейшей профессии были объединены в цех! Такой своеобразный профсоюз: отстегивали городу мзду на совершенно законных основаниях и строго им, то есть городом, контролировались. В части медицины – в первую очередь. Что не может не радовать, согласитесь. Проститутки – истинное спасение в некоторых случаях. С этим тоже невозможно не согласиться.
Так вот. По первому требованию наш хозяин мэтр Эммануил вызвал дюжину девчонок разной степени привлекательности и возраста. Скажу прямо – откровенно негодного товара не было…
Короче, в себя я пришел… да сегодня и пришел, не минуло и трех дней от приезда.
Пили, ели… Нет, скорее всего, хлебали взахлеб и жрали, и предавались любовным утехам напропалую. Короче, устраивали оргии. Благо кровать в моей комнате оказалась широченная. Правда, с матрасом, набитым сеном, но это ерунда. Сено-то свежее.
Проститутки… Короче, я был лучшего мнения о средневековых представительницах этой профессии, начитавшись всяких «Анжелик» и иже с ними… Хотя полное невежество девки компенсировали неподдельным энтузиазмом. Пришлось немного обучить контингент, и все наладилось. В общем, оторвались с Туком за все дни воздержания с лихвой…
Опустил руку с кровати и нащупал кувшин. Сидр пролился в глотку божественным нектаром. Воистину царский напиток – никакого пива не надо. Хотя и всевозможные сорта пива мы тоже продегустировали. Так себе… Одним словом – Франция. Возможно, в Германии пиво и получше, но здесь – отвратное.
Так, а что мы сегодня собирались делать, помимо бражничанья и удовлетворения похоти?
Ага, завтра собирались отбыть… значит, собираем припасы и готовимся к походу…
Нащупал висевший в изголовье шнур и пару раз дернул. Средневековый телефон, однако: веревка через блоки идет к колокольчику у хозяина. Мэтр Эммануил, расхваливая и демонстрируя свою гостиницу, выдал эту систему как невиданное новшество, придуманное им лично. Врет, конечно… да какая нам разница.
Встал и оправился в ночную вазу. Затем толкнул девушку.
– Вставай, как там тебя…
Дева мгновенно проснулась и, мурча, потянулась, выпячивая выдающуюся грудь с крупными сосками…
– Хотя нет. Бегом подмыть свою лохматку – и назад в постель.
Да, так правильней будет, мое естество требовало еще одного совокупления… или двух…
– Луиза я… – Девушка хихикнула, мигом умчалась к большому тазу на кованой подставке и через пару минут опять оказалась на постели.
– А мне все равно… – Развернул ее ноги к себе, закинул на плечи и рывком вошел. – Подмахивай давай… Луиза. Как я тебя вчера учил… Ум-м-мница…
Мог бы и не напоминать: девушка отрабатывала свои деньги старательно и, кажется, даже не притворялась. Хотя кто ее знает? Древнейшая профессия все-таки, со своими древнейшими же уловками.
– Вызывали, ваша милость? – Дверь открылась, и в проеме возник хозяин.
Мэтр Эммануил, абсолютно не впечатлившись происходящим действием, застыл в подобострастной позе. Рожа красная, лысый череп блестит, морда круглая, усы торчат как у Чапаева, передник всегда чистый, да и сам опрятный. В меру тороватый, в меру хитроватый, в меру умный и понятливый. Образцовый хозяин.
– Завтракать… Нет, сначала мыться… Две бочки горячей воды и на обмывку бочку…
– Уже приготовили… Согласно вашим приказаниям. Вчера вечером вы изволили…
– Молодец… Что у тебя на завтрак?.. – Я даже не подумал сбавлять ритм… Средневековье, ёптыть. И я в нем. Сам я стеснительностью и в прошлой личине особенно не страдал, а деве так вообще все пополам. – Сделай омлет с трюфелями из десяти яиц… Нет, из пятнадцати, и паштеты свежие подай… Что там еще у тебя есть?
– Могу предложить большого запеченного угря под чесночно-луковым соусом. Улов утренний.
– Во… Давай угря, сидра ледяного… пару кувшинов; и буди моего эскудеро… пусть сюда идет… – Я проголодался как волк и был готов сожрать не то что угря, а целого кабана.
– Как прикажете, ваша милость… – Хозяин испарился, аккуратно прикрыв дверь за собой.
– Давай, Lizka, поддай… – Я ускорился.
– Da, da, da… Porwi menya… Razorwi menya popolam… А-а-а… О-о-о… – завопила проститутка, смешно ломая русские слова.
Надо же… Запомнила все. Я вчера ее по пьяни научил, прикола ради…
Мозги взорвались наслаждением, и я бурно извергся в девушку.
– Фу-у-ух… – откинулся на кровать.
– Ну как, ты доволен? – Рассмеялась девушка и чмокнула меня в грудь. – Я все выучила, только, правда, не понимаю, что говорю.
– Тебе и не надо… Заслужила… премию… – Я рывком встал. – А теперь – свободна. Скажи моему эскудеро, чтобы добавил тебе су к положенной плате.
Дева заверещала от радости и стала натягивать платье.
– Да слышал я, монсьор, слышал, – буркнул Тук, оказывается уже появившийся в комнате. – Баловство это. Денег на всех не напасешься.
– Дай, я сказал… – пришлось рыкнуть.
Тук в своем амплуа, но я, честно говоря, очень доволен его прижимистостью, даже перепоручил ему все расчеты и передал расходные деньги. Ну никак я не въеду в местную денежную систему…
– Как скажете…
– Вот именно. А остальных рассчитай строго в рамках. А теперь пошли мыться и завтракать, дел сегодня невпроворот. Да… скажи хозяину, чтобы распорядился прибраться в моей комнате и завтрак нам накрыл здесь.
– Пора бы и пажа нанять… – опять заворчал шотландец, но все-таки отправился выполнять поручение.
М-да… Средневековые иерархичные заморочки. Эскудеро быть на побегушках – не по рангу. Правда, шотландец ворчит больше из вредности, но все равно надо этот момент исправлять. Ранги и иерархия в этом времени превыше всего.
– Не ной. Сегодня, если что, и наймем, а сам в помывочную возвращайся. Утренний туалет будешь совершать, неряха…
Хозяин приготовил для нас в специальном помещении два больших деревянных корыта, полных горячей воды. Такие… кхм… ванны, одна радость: дерево чистое, отскобленное, и корыта простынями застелены. Это, значит, чтобы в задницу заноз не загнать. Комфорт, ёптыть… Даже мыло присутствует. Сильно пахучее и совсем не похожее на привычное для меня кусковое мыло – жидкое и комковатое, но тем не менее – это мыло. Я, после вынужденной партизанщины по лесам, откровенно наслаждался этим весьма сомнительным, но все-таки комфортом.
– Рассчитал, монсьор, – вернулся Тук, притащил кувшин грушевого сидра и тоже полез в свою лохань.
– Чего ты ворчишь, как старик? Денег вроде хватает. – Я отпил из стакана. – Мм… благодать. Надо с собой бочонок прикупить.
– Прикупим, монсьор. А денежек много не бывает. – Тук с наслаждением плескал горячую воду на красный, едва затянувшийся шрам, пересекающий грудь. – Нам еще с хозяином гостиницы рассчитываться и припас в дорогу закупать. Вы вон еще и наряд парадный покупать собрались. Да кузнеца оплатить, да оружейника, стирку белья и одежды, опять же куафера вашего. Сдался он… Я сам смогу вам волосы подрезать. Опять же кисти и краски надо прикупить. Вляпаемся с этим гербом-то… к гадалке не ходи…
– Не бурчи. Давай прикинем, что нам у оружейника надо.
– Известно что… вашу эспаду, дагу и доспех отполировать, кольчуги в чистку отдать да болтов к арбалетам прикупить. Ну и… если разрешите, я свой фальчион и палаш тоже переточить отдам, да еще кое-что по мелочам.
– За мой счет? Ладно, разрешаю.
Вымылись и вернулись в комнату.
Хозяин уже расстарался, и едой, собранной на столе, можно было накормить отделение голодных солдатиков… Или нас двоих.
Готовил он сам. Не очень притязательно, но вкусно, и самое главное – на кухне была если не идеальная чистота, то где-то около того. А это громадный плюс. Дизентерии мне еще не хватало…
Угорь оказался божественным. Запеченный целиком на подушке из трав, он таял во рту, а с соусом можно было и гвозди съесть, настолько он мне показался вкусным. А вот с гарнирами у средневековых поваров оказалось бедновато. Готов полжизни отдать за картошечку, но где же ее возьмешь?.. Хрен знает, когда ее привезут из Америков. Пришлось довольствоваться крупным горохом.
Вина не употребляли, ограничились ледяным сидром. Он вообще, как я заметил, здесь за воду идет.
Только поели – пришел куафер, то есть парикмахер, с подмастерьем. Ловко обрезал мне волосы по плечи. Оказалось, так благородные кабальеро нынче носят. Справившись со стрижкой, парикмахер собирался накрутить мои волосы на плойку зловещего вида, разогретую в жаровне с углями… Брр… Только не это. Еле отбился, зато прикупил у парикмахера несколько флакончиков довольно хорошо пахнущих эссенций. Вместо одеколона сойдут. Брил он меня моей бритвой, тщательно вымытой и мной же продезинфицированной остатками арманьяка. Побрил мастерски.
После приведения себя в надлежащий порядок отправились к оружейнику. Я не пылал желанием гулять по городу, впечатлений хватило за время путешествия от городских ворот до гостиницы.
Вонь… страшная вонь и грязь. Народец помои прямо на улицу выливает, особо не разбирая, кто по улице едет или идет. Улочки узкие, грязь посередине улиц по колено. Некоторые бюргеры даже устройства, похожие на ходули, используют, чтобы не замазаться. Знатные же особы на лошадях, в каретах и портшезах[95] перемещаются. В общем, сплошной средневековый парадиз.
Тьфу, зараза… все ожидаемые впечатления – коту под хвост.
Но ехать надо. Оружие содержать в порядке просто жизненно необходимо, да и любопытство разбирало на арсеналы средневековые поглазеть.
Тук же, в отличие от меня, был в полнейшем восторге от города. В Тулузе, оказывается, был похоронен в резиденции доминиканцев сам Фома Аквинский, кумир шотландца. Кстати, я с удивлением узнал, что доминиканцев еще называют якобинцами. В честь очередного святого Иакова.
Хозяин рекомендовал оружейника-итальянца. Некоего Джузеппе Бернулли из Милана. По словам мэтра Эммануила, итальянец поставляет оружие и доспех на весь Лангедок, и благородные кабальеро, бывает, даже рубятся за право у него их заказать вне очереди.
Ну что же… поглядим. Я вроде пока свою покупательную способность не потерял. Есть во мне одно качество, и оно, кажется, сохранилось в новом теле. Очень люблю разные кунштюки, особенно относящиеся к холодному оружию. Дома… ну, в общем, вы меня поняли. Дома, в прошлой жизни, я собрал впечатляющую коллекцию, справедливо считаясь одним из самых серьезных коллекционеров в городе. А сколько из меня крови выпила жена, догадываясь об истинной стоимости некоторых экземпляров… Жуть…
Лавка оружейника располагалась на рыночной площади в самом центре города, куда мы добрались, не заплутав – нас провела служанка из гостиницы.
На вывеске ожидаемо изображен рыцарь в полном турнирном доспехе, на богатырском коне, безжалостно насаживающий на копье жуткого вида чудовище, и герб гильдии оружейников Тулузы: два скрещенных копья на фоне кирасы. Почтенный оружейник Джузеппе Бернулли был, по словам хозяина гостиницы, как раз главой этой самой гильдии… или цеха, что в общем-то одно и то же.
Возле входа два паренька приняли у нас коней, а в торговом зале встретил сам хозяин. Высокий, тощий, широкоплечий типичный смуглый итальянец возрастом далеко за пятьдесят.
– Рад видеть благородных кабальеро в своей скромной лавке.
Хозяин был достаточно любезен, но особого подобострастия я не заметил. Знает себе цену. Принял он нас в небольшом кабинете возле торгового зала, сразу предложил мне присесть в кресло, безошибочно угадав в Туке эскудеро и оставив его стоять.
Хотя ошибиться было трудно. Я, как мог, вырядился, повесил на шею цепь, выигранную в поединке у де Граммона, а на палец надел перстень от ювелира Исаака. Добавим бархатный жакет, берет с перьями, эспаду-фламберг – и вот она, картина благородного и, главное, состоятельного кабальеро.
– В первую очередь мне хотелось привести в порядок свое оружие и некоторые части доспеха. А далее ознакомиться с вашим ассортиментом; кстати, о нем ходит молва не только в Лангедоке и Гиени. С лучшими его образцами. – Я сделал акцент на последней фразе.
– Я не заслуживаю вашей столь щедрой похвалы. – Итальянец вежливо склонил голову в бархатной шапочке, тряхнув седыми кудрями. – Но у нас, конечно, есть несколько достойных вещей, которые могут удовлетворить самые взыскательные требования. Как мне вас называть, благородный кабальеро?
– Шевалье де Сегюр. Ограничимся этим, – подпустил я в голос загадочности. Пусть думает, что к нему наведался какой-нибудь герцог инкогнито.
– Прекрасно, ваша милость, – кивнул оружейник в ответ, изображая лицом полное понимание моих причин скрывать свой основной титул. – Я сейчас распоряжусь, и ваше оружие осмотрят. А пока, ваша милость, мы попробуем очень достойное вино с моего личного виноградника.
Итальянец два раза хлопнул в ладоши, и возле нас мгновенно оказался рослый молодец, как две капли похожий на хозяина. Парень притащил графин с вином, бокалы, блюдо с фруктами, затем отправился с шотландцем за оружием и доспехами.
– Мой сын Джованни, – гордо представил его итальянец, разливая вино в бокалы. – Со временем, надеюсь, превзойдет меня в ремесле. Однако поговорим немного о деле. Что бы вы хотели посмотреть, ваша милость? Хотя подождите, не отвечайте… Я уже вижу, что вас может заинтересовать. Я покину вас всего на несколько минут.
Итальянец встал и скрылся за дверью. Я воспользовался моментом и осмотрелся. Все в комнате говорило о состоятельности хозяина. Дубовые резные панели, искусно вышитые гобелены со сценами битв и головы зверей на стенах. Резная палисандровая мебель. Даже посуда на столике оказалась серебряной, с золотой инкрустацией. Прибыльное, однако, дело – торговать оружием. С умом торговать, конечно.
Мэтр Эммануил говорил, что итальянец прибыл в Тулузу десять лет назад совсем бедным и за это время сумел развернуться…
– Вот, ваша милость… – прервал мои размышления итальянец и бережно положил на стол дагу в черных, окованных червленым серебром ножнах. – Я вижу, у вас эспада работы почтенного Амбруаза Ройтенберга из Золингена, так вот эта дага как раз будет ей в пару. Она его же работы и вполне подходит по стилю.
Оружейник снял ножны с даги и показал клинок, выкованный также под фламберг, только с более выраженной гранью и волной.
Я осмотрел оружие. Дага явно не делалась в пару моей эспаде, хотя эфес и смахивал переплетением витых дужек, образующих растительный орнамент. Но клинок все равно поражал своей красотой и тщательностью отделки. Больше всего мне понравилось, что, несмотря на красоту и пышность отделки, это было несомненно боевое оружие.
Итальянец взял дагу в руки и, загадочно улыбаясь, сказал:
– Вы видели еще не все достоинства этого клинка, смотрите…
Оружейник повернул кольцо под навершием и прижал большим пальцем кнопку у основания рукоятки. Неожиданно раздался звонкий щелчок – и из навершия выскочил десятисантиметровый трехгранный шип.
– Неожиданно. С такой конструкцией я еще не встречался… – Я с интересом осмотрел смертоносное навершие.
В прошлой жизни я видел много разных конструкций даг: от трехлезвийной, когда от основного клинка отходят веером в стороны еще два, до даги, совмещенной с кремневым пистолетом. Но такой – нет. Хотя средневековые мастера умудрялись изготавливать куда более причудливое оружие, так что нечего и удивляться.
Оружейник, увидев некоторые сомнения на моем лице, рассыпался в комплиментах:
Читать бесплатно другие книги:
