Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений Гэблдон Диана

– Да ведь ты-то и сама их знаешь. Скажи, что представляет собой Колум Маккензи? Мне всегда это было интересно, поскольку кое-что я слышала о нем случайно от гостей, но не от родителей.

Она помолчала немного, задумчиво наморщив лоб.

– Хотя нет, я ошибаюсь. Однажды папа сказал что-то о нем. Это было как раз в тот день, когда Дугал уехал домой, забрав с собой Джейми. Папа стоял, облокотившись о забор, и смотрел им вслед, а они быстро удалялись. Я подошла к нему, чтобы помахать Джейми рукой. Мне всегда становилось грустно, когда Джейми уезжал, потому что я не знала, когда он вернется. Итак, мы стояли и смотрели им вслед. Наконец отец выпрямился и сказал: «Да поможет Бог Дугалу Маккензи, когда его брат Колум умрет». Потом он, казалось, вспомнил, что я рядом, быстро повернулся, улыбнулся мне и сказал: «Ну, милая, как там насчет обеда? И забудь о том, что ты сейчас услышала».

Ее высоко поднятые черные, густые, красиво очерченные брови выражали недоумение.

– А сейчас я все время слышу, да и все это уже знают, что Колум серьезно болен и Дугал фактически выполняет все обязанности главы клана – собирает ренту, разрешает споры и ведет людей на бой, если возникает такая необходимость.

– Да, это так. Но…

Я помедлила, не зная, как лучше описать этот странный симбиоз.

– Словом, – сказала я с улыбкой, – однажды я случайно слышала, как они ссорились и Колум сказал, обращаясь к Дугалу: «Коль скоро у нас с тобой один член на двоих и одни мозги на двоих, я вполне счастлив обладать мозгами».

Дженни вдруг рассмеялась, удивленно уставившись на меня, затем удивление сменилось озорной улыбкой, и она стала необычайно похожа на Джейми.

– Вот оно что… я тоже слышала, как однажды Дугал говорил о сыне Колума – маленьком Хэмише, и в словах сквозила любовь и нежность скорее отца, нежели дяди.

– Ты бысто соображаешь, Дженни, слишком быстро. Чтобы разобраться в этом, мне потребовалось немало времени, и это при том, что я видела их каждый день.

Дженни скромно пожала плечами, но улыбка не сходила с ее губ.

– Я слушаю, что говорят люди. Что говорят и о чем умалчивают. А люди здесь, в горной Шотландии, иногда говорят ужасные вещи и, несомненно, любят посплетничать.

Она откусила нитку и снова обратилась ко мне:

– Расскажи мне, пожалуйста, о Леохе. Говорят, он огромный, но все-таки не такой, как Бьюли или Кильварек.

Мы проговорили все утро, занимаясь починкой детской одежды, потом пряли шерсть и еще успели раскроить новое платьице для Мэгги. Возгласы мальчиков за окном стихли, но послышались приглушенные голоса в доме и хлопанье дверей – по-видимому, Фергюс с Рэбби замерзли и пришли на кухню погреться.

– Наверное, сегодня будет снег, – проговорила Дженни, взглянув на окно. – Воздух насыщен влагой. Ты видела утром дымку над озером?

Я покачала головой.

– Надеюсь, снега не будет. В противном случае Джейми и Айену придется нелегко.

Деревня Брох-Мордха находилась на расстоянии не более десяти миль от Лаллиброха, но дорога пролегала по скалистым ступенчатым холмам и напоминала оленью тропу.

Но как назло, снег все же пошел вскоре после полудня и продолжался до самой ночи.

– Они остались в Брох-Мордхе, – сказала Дженни, внимательно осмотрев затянутое черными облаками небо. – Не беспокойся о них. Они уютно устроились на ночлег у кого-нибудь из местных жителей.

Она ободряюще улыбнулась мне, закрывая ставни. Неожиданно откуда-то снизу донесся отчаянный вопль. Дженни подобрала подол своей длинной ночной рубашки и поспешила вниз.

– Спокойной ночи, Клэр. Приятных тебе сновидений! – успела она крикнуть на ходу.

Обычно я спала хорошо. Несмотря на холодный сырой климат, в доме было уютно, построенный на совесть, он хорошо сохранял тепло, а кровати были застелены пуховыми одеялами и матрацами. Но сегодня мне было неспокойно без Джейми. Кровать казалась слишком широкой и неудобной, ноги мерзли, их сводило судорогой.

Я легла на спину, закрыла глаза и, глубоко, размеренно дыша, попыталась представить, что Джейми здесь, рядом со мной, в надежде, что это поможет мне уснуть. Наверное, я и в самом деле уснула. Громкий крик петуха заставил меня подскочить в постели, как будто у меня под кроватью взорвался динамит.

– Идиот! – прошептала я, не в силах преодолеть волнение.

Подошла к окну и распахнула ставни. Снег прекратился, но небо из края в край по-прежнему было затянуто серыми облаками. Внизу, в курятнике, снова раздался крик петуха.

– Да замолчи же ты, пернатый болван! Сейчас глубокая ночь.

Крик петуха прорезал тишину ночи и замер где-то в горах. Потом заплакал ребенок, и Дженни принялась шепотом его утешать.

– Ты кричишь в неположенное время, – сказала я невидимому нарушителю спокойствия.

Ответа не последовало, и, убедившись, что это действительно кричал петух, я закрыла ставни и снова легла в постель.

Однако сон не шел. Смутная тревога нарушила ход моих мыслей и не давала возможности сосредоточиться. Тогда я решила заглянуть внутрь себя, сосредоточиться на своих внутренних органах в надежде, что это принесет расслабление и сон.

И в самом деле помогло. Когда мои мысли блуждали где-то около поджелудочной железы, я услышала сквозь дрему шаги маленького Джейми, прошлепавшие через холл к материнской спальне.

Проснувшись среди ночи по нужде, он часто, не сознавая, что надо всего-навсего сесть на горшок, пускался в длинное странствие из детской вниз по лестнице в родительскую спальню.

Отправляясь в Лаллиброх, я задавалась вопросом, не возникнет ли у меня сложностей во взаимоотношениях с Дженни и не стану ли я завидовать ее плодовитости. Возможно, я и завидовала бы, если бы не видела воочию всех трудностей материнства.

– Ведь твой ночной горшок стоит рядом с кроватью, – слышала я раздраженный голос Дженни у дверей моей спальни, когда она вела маленького Джейми назад, в детскую. – Ты, наверное, даже наткнулся на него, когда шел ко мне. Почти каждую ночь ты приходишь ко мне, чтобы пописать в мой горшок. Зачем?

Постепенно ее голос затих, удаляясь, и я улыбнулась, продолжая мысленно исследовать свой кишечник.

Но была еще одна причина, по которой я не завидовала Дженни. Вначале я боялась, что после неудачных родов что-то нарушилось у меня внутри, но теперь эти опасения исчезли. По мере того как я заканчивала исследование своего организма и перед тем как погрузиться в глубокий сон, я почувствовала, что у меня все в порядке. Если я смогла зачать однажды, это может случиться снова. Нужно лишь время. И Джейми.

Шаги Дженни теперь были слышны с другой стороны. Она спешила уже на сонный плач Мэгги.

– Дети, конечно, радость, но требуют забот, – пробормотала я, засыпая.

В течение всего следующего дня, занимаясь домашними делами, мы неизменно ждали и прислушивались к каждому звуку, доходящему издалека.

– Их задержали там какие-нибудь дела, – говорила рассудительная Дженни.

Но я видела, что каждый раз, проходя мимо окна, она на секунду задерживается, чтобы бросить быстрый взгляд на тропинку, ведущую к дому.

Что касается меня, то мое воображение разыгралось вовсю. Письмо, подписанное королем Георгом и подтверждающее полное прощение Джейми, хранилось в одном из ящиков письменного стола в его кабинете. Джейми считал это унизительным и, если бы не я, давно сжег бы его, но я упросила на всякий случай сохранить письмо.

Сейчас воображение рисовало страшные картины. Прислушиваясь к звукам, долетающим сквозь вой зимнего ветра, я видела, как Джейми снова хватают солдаты в красных мундирах, бросают в тюрьму и ему грозит петля палача.

Мужчины вернулись лишь к вечеру. Лошади едва передвигались под тяжестью мешков с солью, они привезли также иголки для шитья, специи и другие мелочи, которые невозможно было разыскать в Лаллиброхе.

Я услышала лошадиное ржание у конюшни и бросилась вниз по лестнице, столкнувшись с Дженни, которая тоже выскочила из кухни.

Неописуемая радость охватила меня, когда я увидела в амбаре высокую фигуру Джейми. Я побежала через двор, прямо по снегу, и бросилась ему в объятия.

– Где ты, черт тебя побери, так долго пропадал? – спросила я.

Прежде чем ответить, он крепко расцеловал меня. Его лицо было холодным, губы приятно пахли виски.

– Мм, на ужин сегодня колбаса? – с надеждой вопросил он, принюхиваясь к моим волосам, пахнущих кухонным дымом. – Это хорошо. Я ужасно голоден.

– Сосиски с картофельным пюре, – сказала я. – Так где же ты был?

Он засмеялся, отряхивая снег с пледа.

– Сосиски с пюре. Это что – такая еда?

– Сосиски с картофельным пюре – прекрасное традиционное английское блюдо, совершенно неизвестное в Шотландии, до которой рукой подать. Так где же вы были эти два дня, противный шотландец? Мы с Дженни беспокоились о вас.

– Ну, с нами произошел несчастный случай… – начал Джейми и тут заметил маленькую фигурку Фергюса с фонарем. – О, ты принес фонарь, Фергюс? Вот молодец! Поставь его вон там, подальше, чтобы солома не загорелась, и отведи эту бедную скотину в конюшню. Когда освободишься, можешь отправляться ужинать. Надеюсь, ты еще в состоянии есть?

Он шутливо потрепал Фергюса за ухо. Мальчик увернулся и засмеялся в ответ. По-видимому, инцидент, имевший место в амбаре накануне, был полностью исчерпан и не оставил обиды у Фергюса.

– Джейми, – серьезным тоном продолжала я, – если ты не перестанешь говорить о еде и лошадях и не скажешь, что за несчастный случай произошел с вами, я дам тебе хорошего пинка, хотя сделать это мне будет нелегко, поскольку я в домашних туфлях, но уж постараюсь.

– Угрожаешь? – засмеялся он. – Ничего серьезного, англичаночка, мы только…

– Айен! – Дженни, замешкавшаяся с Мэгги, появилась как раз в тот момент, когда ее муж ступил в полосу света, отбрасываемую фонарем.

Удивленная тревогой, сквозившей в ее голосе, я повернулась и увидела, как она бросилась вперед и стала ощупывать лицо Айена.

– Что случилось? – повторяла она.

Каким бы незначительным ни был этот несчастный случай, он оставил заметный след на лице Айена. Один глаз у него наполовину заплыл, и на этом месте был огромный синяк. Вдоль одной щеки тянулся свежий шрам.

– Со мной все в порядке, – сказал он, ласково похлопывая обнимавшую его Дженни по спине.

Они обнялись, неловко зажав между собой маленькую Мэгги.

– Только небольшой синяк здесь и здесь.

– Спускаясь по склону холма в двух милях от деревни, по очень плохой дороге, мы спешились и вели лошадей под уздцы. Айен наступил на кротовую нору и сломал ногу, – объяснил Джейми.

– Деревянную ногу, – добавил Айен.

– Нам пришлось мастерить новую, поэтому мы и задержались, – подытожил Джейми.

– И все это из-за крота! – с досадой воскликнула Дженни.

Молчаливые, мы вошли в дом. Миссис Крук и я стали подавать ужин, а Дженни промыла рану на лице Айена настойкой лесного ореха и взволнованно расспрашивала о других ранах и ушибах.

– Ничего страшного, – уверял ее Айен. – Только синяки здесь и здесь.

Однако я заметила, что обычная его хромота еще больше усилилась. Мы перекинулись с Дженни несколькими успокоительными фразами, пока убирали тарелки, а когда собрались в столовой, чтобы разобрать привезенные сумки, она опустилась на коврик перед Айеном и попросила показать ей его новую ногу.

– Давай снимем ее, – твердо сказала она. – Ты поранился, и я хочу, чтобы Клэр осмотрела твою ногу. Она скорее поможет тебе, чем я.

Ампутация была проведена удачно и явно опытной рукой. Армейскому хирургу, который ампутировал голень, удалось спасти коленную чашечку и связки. Это позволяло Айену двигаться более свободно. Но при падении коленные связки послужили скорее помехой, нежели преимуществом.

При падении Айен сильно повредил ногу. Острый конец протеза поранил культю, и уже только поэтому было просто невозможно опираться на нее. Вдобавок оказалось вывихнутым колено. Оно распухло и воспалилось.

Добродушное лицо Айена было таким же красным, как и поврежденная конечность. Я понимала его состояние и знала, что он сейчас ненавидит себя за свою временную беспомощность. Смущение было так велико, что его можно было сравнить разве что с болью, которую причиняли его травмированной ноге мои прикосновения.

– Вот здесь у тебя порвано сухожилие, – сказала я, осторожно ощупывая опухоль под коленом. – Не могу сказать, насколько это серьезно, но достаточно серьезно. Здесь скопилась лимфа, поэтому нога опухла.

Джейми заглянул через плечо и нахмурился.

– Ты можешь ему помочь, англичаночка?

Я покачала головой.

– Вряд ли. Разве что наложить компресс, чтобы уменьшить опухоль.

Я посмотрела на Айена, стараясь придать своему лицу самое бодрое выражение, которому научилась у матушки Хильдегард.

– Сейчас тебе нужно лечь в постель. Завтра для утоления боли можно будет выпить виски. А сегодня я дам тебе настойку опия, чтобы ты мог уснуть. Полежи хотя бы недельку, посмотрим, как пойдут дела.

– Я не могу! – запротестовал Айен. – Мне нужно укрепить стену конюшни, прорыть сточные канавы на верхнем поле, наточить лемех у плуга и…

– И привести в порядок ногу, – твердо заявил Джейми.

Он бросил на Айена взгляд, который я называла «хозяйским», заставлявший безоговорочно подчиняться ему. Айен, выросший рядом с Джейми, деливший с ним детские забавы и наказания, всегда держался с ним на равных, поэтому не был столь сильно подвержен гипнотическому воздействию Джейми, как большинство обитателей поместья.

– Черта с два, – хладнокровно сказал он.

Его горячий взгляд вонзился в Джейми, в нем были и боль, и гнев, и жгучий протест, и еще что-то, чего я не поняла.

– Ты считаешь, что у тебя есть право приказывать мне?

Джейми отпрянул назад, покраснев так, словно получил пощечину.

– Нет, я далек от того, чтобы приказывать тебе. Но могу я попросить тебя немного поберечься?

Их глаза встретились, и некоторое время мужчины вели безмолвный диалог на языке, понятном только им двоим. Плечи Айена поникли, он расслабился и кивнул, криво улыбнувшись.

– Попросить можешь.

Он вздохнул; морщась от боли, потрогал шрам на щеке, потом протянул руку Джейми и, пересилив себя, попросил:

– Помоги мне добраться до спальни.

На одной ноге Айену нелегко было преодолеть два лестничных пролета, но наконец все было позади. У дверей спальни Джейми передал Айена на попечение Дженни. Я не особенно понимаю гэльскую речь, но мне показалось, что Айен сказал что-то вроде: «Всего тебе хорошего, брат».

Джейми помолчал, затем обернулся и, улыбаясь, сказал в ответ:

– Тебе тоже, брат.

Я пошла вслед за Джейми в нашу комнату. По его осанке было видно, что он очень устал, но мне хотелось поговорить с ним перед сном.

«У меня только синяки, здесь и здесь», – сказал Айен, успокаивая Дженни.

Это была правда. Синяки у него были. Но кроме синяков на лице и ноге я заметила их еще у него на шее. Нет, подумала я, крот тут ни при чем.

Вопреки моим ожиданиям Джейми не собирался немедленно заснуть.

– О, разлука делает любовь горячее! – воскликнула я.

Кровать, вчера казавшаяся такой широкой, стала маленькой.

– Мм… – пробормотал он в ответ, прикрыв глаза. – Любовь? О, это прекрасно. Продолжай, пожалуйста. Как приятно слышать такие слова.

– Хорошо. Только позволь мне задуть свечу.

При открытых ставнях в комнате было светло от снега и без свечи, и я отчетливо видела Джейми, нежившегося под теплым одеялом. Я присела рядом, взяла его правую кисть и нежно погладила ее.

Он глубоко вздохнул и даже застонал, когда я приступила к массажу, начав с кончика большого пальца. Затекшие от долгого держания поводьев пальцы постепенно согрелись и расслабились. В доме было тихо, в комнате холодно. Мне было приятно ощущать тепло его тела и наслаждаться интимностью прикосновений.

Стояла зима, ночи были длинными. Я улучила удобный момент и спросила:

– Джейми, кто же так изувечил Айена?

Он явно ждал этого вопроса, а потому ответил сразу же, не открывая глаз, однако тяжело вздохнув при этом:

– Я.

– Что?!

Я уронила его руку, потрясенная, а он принялся сжимать и разжимать кулак, проверяя работу пальцев. Затем положил руку на простыню, показав мне костяшки пальцев, после столкновения с лицом Айена.

– Но почему? – спросила я, потрясенная.

Я заметила, что с некоторых пор в отношениях между Айеном и Джейми возникла какая-то напряженность, но враждебностью это тоже нельзя было назвать. Я не могла себе представить, что могло побудить Джейми ударить друга. Ведь Джейми любил его так же, как Дженни.

Джейми открыл глаза, но по-прежнему не смотрел на меня. Он беспрестанно потирал костяшки пальцев, внимательно их разглядывая. Кроме небольших синяков на руке, никаких следов насилия на теле Джейми не было. Судя по всему, Айен не оказывал ему сопротивления.

– Видишь ли, Айен уже так долго женат, – произнес он, словно оправдываясь.

– Сказать так – все равно что сказать: «Он долго не был на солнце», – заметила я, тупо уставившись на него. – Может, у тебя жар?

– Нет, – ответил он, уклоняясь от моих попыток пощупать его лоб. – Перестань, англичаночка. Со мной все в порядке.

Он крепко стиснул губы, собрался с силами и рассказал мне всю историю.

– Айен действительно сломал протез, угодив ногой в кротовую нору возле Брох-Мордха. Начинало вечереть, а у нас оставалось еще много дел в деревне, и тут пошел снег. Я видел, что у Айена сильно болит нога, хотя он упорно твердил, что может ехать. Нам повезло: неподалеку находилось два или три дома. Я посадил Айена на пони, и мы отправились просить пристанище на ночь. Нас приняли с присущим шотландцам гостеприимством и предложили ночлег и ужин, состоящий из миски теплого бульона и овсяных лепешек. Уложили на соломенном тюфяке возле очага. Правда, тюфяк оказался довольно узкий, но мы улеглись, тесно прижавшись друг к другу, и вскоре заснули.

Джейми глубоко вздохнул и, смущенно взглянув на меня, продолжал:

– Ну, я очень устал после трудного путешествия и спал крепко. Думаю, Айен спал так же крепко. За последние пять лет, а это не так уж мало, он привык постоянно чувствовать рядом Дженни, вот и вчера, наверное, спросонья принял меня за Дженни, обнял и поцеловал в затылок. А я, – тут он запнулся и так густо покраснел, что это было видно даже при слабом свете луны, освещающей комнату, – я спросонья решил, что это Джек Рэндолл.

Я слушала эту историю, не смея дышать. И только тут почувствовала облегчение.

– Наверное, Айен был в шоке, – сказала я.

Рот Джейми искривился.

– Видимо, да. Я повернулся и ударил его по лицу, а через минуту уже сидел верхом на нем и дубасил изо всех сил. Хозяева тоже страшно перепугались. Потом я объяснил им, что мне привиделся какой-то кошмар, что, в сущности, и было правдой. Я никогда не забуду эту сцену: Айен, избитый, стонет в углу, а хозяйка дома, похожая на жирную сову, сидит с растерянным видом на кровати и непрерывно повторяет: «Кто, кто?»

Я невольно рассмеялась, представив себе эту сцену.

– Боже мой, Джейми! А как же Айен?

Джейми слегка пожал плечами.

– Ты ведь видела его. Через некоторое время все снова улеглись спать, а я пролежал без сна всю оставшуюся часть ночи, уставившись в потолок.

Джейми не противился, когда я взяла его левую руку и стала осторожно поглаживать поврежденные костяшки пальцев. Его пальцы переплелись с моими.

– На следующее утро мы снова отправились в путь, – продолжал Джейми, – я дождался, когда мы остановимся для привала, и рассказал Айену всю историю, связанную с Рэндоллом.

Сейчас мне стал понятным странный взгляд, которым Айен наградил Джейми. И напряженное выражение на лице Джейми, и круги под глазами. Не находя нужных слов, я молча слегка стиснула его ладонь.

– Я не думал, что смогу кому-нибудь рассказать об этом, кроме тебя, англичаночка, – проговорил он, сжимая в ответ мою ладонь. – Что касается Айена… ведь он… – Джейми старался подыскать как можно более точные слова: – Он ведь знает меня, как ты считаешь?

– Конечно. Вы знаете друг друга всю жизнь.

Он кивнул, глядя невидящим взглядом в окно. Снова пошел снег, легкие снежинки кружились в воздухе и мягко ложились на землю. И земля была белее, чем само небо.

– Айен всего лишь на год старше меня. В детстве мы всегда были рядом. Не было дня, чтобы мы не виделись, пока я жил дома. И даже когда в четырнадцать лет я отправился с Дугалом в Леох, а позже – учиться в Париж, я не забывал о нем никогда. И стоило мне хоть ненадолго вернуться домой, я тотчас спешил к нему, и мы оба ощущали себя так, будто вовсе и не расставались. Мы просто улыбались друг другу и уже не расставались, бродили по полям и горам и без конца разговаривали обо всем на свете.

Он вздохнул и провел рукой по волосам.

– Айен – словно часть меня самого, которая всегда оставалась здесь, независимо от того, где находился я сам, – сказал он, старательно подбирая слова. – И я подумал… Я должен рассказать ему. Мне не хотелось нарушать… это единство. Мне хочется остаться частью Айена. Частью Лаллиброха.

Он указал жестом на окно, затем повернулся ко мне.

– Ты понимаешь меня?

– Мне кажется, да, – снова сказала я ласково. – Ну а Айен?

Джейми опять передернул плечами, словно рубашка была ему узка и стесняла его.

– Трудно сказать. Вначале, когда я стал рассказывать, он только покачивал головой, как будто не веря мне, а когда наконец поверил…

Джейми умолк и облизнул губы. И я поняла, как тяжело дался ему разговор с другом.

– Я видел, что Айену хочется вскочить на ноги и начать ходить взад-вперед, но он не мог из-за ноги. Он лишь сжимал и разжимал кулаки, лицо его сделалось белее снега, и он неустанно повторял: «Как? Как? Джейми, как ты мог позволить ему сотворить с тобой такое?»

Джейми покачал головой.

– Не помню, что я отвечал и что еще говорил он. Я только помню, что мы кричали друг на друга. И что он хотел ударить меня, но не смог, опять же из-за ноги.

Джейми горько усмехнулся.

– Мы были похожи на пару дураков, размахивающих руками и кричащих друг на друга. Но я перекричал его, и он дослушал меня до конца. Потом вдруг замолчал я и уже не мог говорить. Мне показалось это совсем не нужным. Я сел на камень и обхватил голову руками. Через некоторое время Айен окликнул меня, сказав, что пора продолжать путь. Я кивнул, поднялся, помог ему сесть на лошадь, и мы молча поехали дальше.

Джейми почувствовал, насколько крепко сжимает мне руку, и ослабил хватку, но продолжал медленно передвигать обручальное кольцо у меня на пальце.

– Мы долго ехали молча, – тихо продолжал Джейми. – Вдруг я услышал какой-то странный, хлюпающий звук. Я пришпорил свою лошадку и, догнав Айена, заглянул ему в лицо. Он плакал. Слезы ручьем текли по лицу. Он понял, что я заметил его слезы, и, хоть все еще был очень сердит, протянул мне руку. Я принял ее. Его рукопожатие было таким сильным, что у меня затрещали кости. Так мы доехали до дома.

Я чувствовала, как напряжение покидает Джейми.

«Всего тебе хорошего, брат», – сказал Айен, балансируя на одной ноге перед дверью спальни.

– Значит, теперь все в порядке? – спросила я.

– Думаю, что так.

Он полностью расслабился, уютно устроившись на мягкой пуховой перине. Я нырнула под одеяло и прижалась к нему. Мы смотрели на падающий снег, тихо шуршащий за стеклом.

– Я рада, что ты наконец дома, – сказала я.

Когда я проснулась на следующий день, за окном было такое же серое утро, как накануне. Уже одетый, Джейми стоял у окна.

Он заметил, что я подняла голову от подушки.

– Проснулась, англичаночка? Хорошо. А я привез тебе подарок.

Он полез в свою кожаную сумку и вытащил несколько медных монет, два или три маленьких камешка, маленькую палочку, обмотанную леской, скомканное письмо и спутанный клубок лент.

– Ленты? – удивилась я. – Спасибо. Они замечательные.

– Нет, это не для тебя, – сказал он, нахмурившись, так как ему пришлось вынимать запутавшуюся в голубых лентах сушеную лапу крота – средство от ревматизма. – Это для Мэгги.

Он подозрительно оглядывал камни, лежащие у него на ладони, и, к моему удивлению, взял один и лизнул.

– Нет, не этот, – пробормотал он и положил камень назад в сумку.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я, с любопытством наблюдая за его действиями.

Он ничего не ответил, но вытащил вторую пригоршню камней, понюхал их и выбрал, кажется, тот, который искал. Его он тоже лизнул для верности и положил мне на ладонь, улыбаясь.

– Янтарь, – довольный, произнес он, когда я потрогала один кусочек неправильной формы.

Он казался теплым на ощупь, и я почти инстинктивно сжала его в руке.

– Его, конечно, нужно отполировать, – объяснил Джейми. – Я подумал, что из него получится красивое ожерелье.

Он чуть покраснел, не сводя с меня глаз.

– Это… это подарок к первой годовщине нашего супружества. Когда я увидел его, то вспомнил кусочек янтаря, подаренный тебе Хью Мунро в день нашей свадьбы.

– Я до сих пор храню его, – сказала я, доставая подарок.

В небольшом кусочке янтаря, подаренном мне Хью, одна сторона была отполирована и представляла собой маленькое оконце, в котором виднелась застывшая в полете стрекоза. Я хранила этот амулет в своей медицинской сумке и считала его самым сильным из всех оберегов, имеющихся у меня. Подарок к годовщине свадьбы. Конечно, мы поженились в июне, а не в декабре. Но в день первой годовщины Джейми находился в тюрьме, а я… я в руках короля Франции. Нам тогда было не до свадебных торжеств.

– Скоро Хогманай, – сказал Джейми, глядя в окно на снег, окутавший белым одеялом поля Лаллиброха. – Подходящий момент начать все сначала.

– Мне тоже так кажется.

Я встала с постели и, подойдя к окну, где стоял Джейми, обняла его. Мы стояли прижавшись друг к другу. И молчали до тех пор, пока я не заметила другие маленькие желтоватые камешки, которые Джейми достал из своей сумки.

– А это что, Джейми? – удивленно спросила я, отстраняясь от него, чтобы получше рассмотреть камешки.

– Это? Это медовые шарики, англичаночка. – Он поднял один и отер с него пыль. – Мне дал их в деревне мэтр Гибсон. Очень вкусные, только, кажется, немного запачкались у меня в сумке.

Он протянул мне шарик на открытой ладони и сказал, улыбаясь:

– Хочешь?