Властелин. Книга 1. Свобода, равенство и братство Дергунов Сергей

Тогда мы решили получить такое разрешение и направились в замок к графу. Надо сказать, граф встретил нас радушно. На нашу просьбу в получении разрешения он ответил удивленно. По его словам, там проходят стрелковые учения двух батальонов его армии. Охрана там стоит, чтобы цивильное население не попало под случайную пулю или снаряд. Нам показалось его объяснение неубедительным. И мы задали неожиданный вопрос: что делал, в таком случае, граф в Амстердаме неделю назад? Граф, нисколько не смутившись, ответил, что в Амстердаме он не был уже больше пяти лет. Возможно, произошла ошибка, и в Амстердаме видели человека похожего на графа Саарского? Возможно.

Но ведь все наши выводы основаны именно на этом факте! А если это не факт, значит, и все выводы ложны…»

Майер еще не успел дочитать статью до конца, а вокруг послышался треск разрываемой бумаги. Оборачиваясь на шум, Ротшильд видел, как люди комкали, рвали, швыряли газеты и устремлялись внутрь биржи.

Йозеф и Симон не успели в этот раз купить газету, поэтому совершенно не понимали, почему к доске продаж устремились люди и наперебой записывали свои лоты. В первую минуту цена векселей графа Саарского упала до восьмидесяти процентов.

– Надо продавать, Изя! – забеспокоился Симон.

– Кому, Сима? Ты видишь, что кто-то покупает? Я – нет. Я вижу: все продают.

– Изя, а ты помнишь, кто предложил обратно выкупить векселя за сто двадцать пять процентов?

– К чему это ты спрашиваешь, Сима?

– Это я к тому, чтобы, когда будем изливать душу перед принцем, ты не забыл.

– Ну, да. Я помню. Но ведь мы можем не все рассказывать принцу.

– Да? А как ты объяснишь, что векселей стало меньше?

– Почему меньше? Давай докупим на свои деньги.

– Знаешь, Изя, я не настолько провинился пред принцем, чтобы откупаться своими деньгами.

Между тем, цена векселей упала до тридцати процентов от номинала, когда появились первые покупатели.

– Пора покупать, – объявил Йозеф, – ты, Сима, договорись с продавцом. Мне нужны векселя на сумму шесть с половиной тысяч талеров по биржевой стоимости. По биржевой, ты понял, Сима? Но не выше тридцати процентов.

Пока Йозеф ходил в банк и снимал деньги графа, цена на векселя вновь начала расти и поднялась до сорока процентов.

«Да что же это такое», – в сердцах воскликнул вернувшийся на биржу Йозеф. Ему вновь пришлось отправился в банк. Там он снял еще две с половиной тысячи. Наконец векселя на нужную сумму заняли место в нагрудной сумке Йозефа Мозеса. Можно возвращаться в Ганау.

В это время Ротшильд уже ехал во Франкфурт в почтовой карете. Час назад он распрощался с Верховеном:

– До встречи с тобой, Йохан, никогда не думал, что деньги можно делать так легко.

– Это только так кажется, Майер. На самом деле, легко делать деньги там, где ты управляешь процессом. В остальных случаях все зависит от фортуны.

– Фортуна любит достойных, – имея в виду себя, произнес Ротшильд.

– Это да. Только она сама их выбирает. И ее мнение часто не совпадает с твоим.

Йохан кивнул Майеру, давая понять, что разговор окончен и со словами: «Это тебе» – протянул ему пакет.

– Что здесь? – удивился Ротшильд.

– Газеты.

– Зачем?

– Когда я рассказал хозяину, что твои «земляки» докупали векселя, он велел передать тебе газеты.

– И все?

– Все, – отрезал Верховен.

Когда Майер забрался в карету, его захлестнули воспоминания о проведенной на бирже неделе. Вот где теперь делаются огромные деньги. С воодушевлением Майер начал строить планы быстрого обогащения. Но потом вспомнил о придворных евреях – Мозесе и Михеле. Вряд ли они разделяют такой оптимизм.

Прибыв во Франкфурт, Ротшильд, не заезжая домой направился в Ганау. На его удачу граф оказался на месте и согласился принять Ротшильда.

– Быстро вы, молодой человек. Я так понимаю, ничего не вышло?

– Почему же, ваше высочество? Как и обещал, я привез английские заемные бумаги номиналом три тысячи фунтов.

– Но как? Как вам это удалось?

– Это длинная история, ваше высочество, и утомительная.

– Ничего, я послушаю.

Майер рассказал наполовину правдивую историю биржевой игры. Свою роль в ней он, по совету Верховена, ограничил первой стадией, которая была связана с первой статьей в газете. А дальше кто-то включился в игру, и она вышла из-под контроля. Майер не решился участвовать в этой игре из-за высоких рисков.

Вильгельм слушал, задавал вопросы и в конце заявил:

– Это интересней, чем шахматы, а ты говоришь, утомительная история! Ты хорошо поработал. Ты понес какие-то расходы, думаю, сто талеров их возместят.

– Мое единственное желание, ваше высочество – заниматься вашими финансами. Но деньги я возьму. Бедному еврею нужно на что-то жить пока ваше высочество не соблаговолит сделать его придворным фактором.

– Видишь ли, Майер, то, что ты мне рассказал, это попахивает мошенничеством. Я бы не хотел, чтобы мое имя было в этом замешано. Но и терять возможность игры на бирже я не хочу. Понимаешь?

– Вы хотите, чтобы я какие-то операции проводил от своего имени, не являясь вашим придворным фактором?

– Ты согласен?

– Да, ваше высочество.

– А теперь скажи, что бы ты делал, если бы не было этих статей в газете?

– Я в любом случае собирался распустить слухи о найденных залежах алмазов во владениях графа Саарского.

–Хорошо, иди.

Граф, отпустив Ротшильда, уселся за подсчеты. Если все было так, как рассказывает этот Ротшильд, он мог привезти не три тысячи фунтов в заемных бумагах, а четыре тысячи наличными. Есть надежда, что Мозес воспользуется представленной возможностью.

Но рассказ его придворных евреев поразил принца.

По их словам, никакой биржевой игры там не было. Они выставили векселя на продажу, как обычно, за половину нарицательной стоимости, но никто за такую цену покупать не захотел.

– Как же тогда Ротшильд умудрился поменять векселя на английские бумаги по номиналу?

– Ему просто кто-то дал эти бумаги, а про биржевую игру он придумал.

«Могло такое быть? – думал граф, – могло! Ротшильд ведь не знал, что за ним следят. Если все так, как говорит Мозес, кто-то настойчиво пытается подсунуть мне этого мальчишку».

– Хорошо. Идите, – отпустил граф своих финансовых помощников.

На выходе из зала Йозеф и Симон столкнулись с лакеем, несущим на подносе какое-то письмо. Разминувшись с ним, они покинули дворец и только здесь заговорили о том, как им несказанно повезло.

Как только лакей передал письмо хозяину, граф вскрыл конверт и прочел:

«Ваше высочество!

Выражаю Вам глубокую признательность за Ваше доверие к нашему банку. Уже больше двух лет мы ведем Ваш счет в отделении банка в Амстердаме. Руководством банка принято решение с первого числа текущего месяца уведомлять владельцев счета о списании денежных средств, в случае если такое списание санкционировано не лично, а по доверенности.

На основании вышеназванного решения сообщаю…». Дальше шла табличка, из которой было ясно, что сентября одиннадцатого дня по доверенности на имя Йозефа Мозеса со счета сняты две суммы: шесть с половиной и две с половиной тысячи талеров.

Граф отложил письмо. Ничего странного не было в том, что Мозес снял деньги. Странным было лишь то, что он об этом не сказал. Забыл? Выясним это завтра.

На следующий день Майер, как обычно открыл свою меняльную лавку, но поработать ему не дали. В этот раз дежурный возок из Ганау прибыл без сопровождения солдат. Возница заглянул в дверь, скороговоркой выпалил: «Вас ждут в замке», – и вернулся на облучок.

Майер закрыл лавку и, подойдя к возку, открыл дверцу. Оба места внутри были заняты. Там важно сидели двое незадачливых биржевых игроков. Ротшильд вежливо поздоровался и уселся рядом с возницей, взобравшись на облучок.

По прибытии в замок им, всем троим, велели ждать.

Граф уже не спал и мог принять их сразу. Но он недавно прочел книжку по психологии, новомодной науке, и сейчас решил воспользоваться одной из рекомендаций. Суть ее в том, что нужно заставить своего оппонента ждать, если хочешь, чтобы он нервничал. Наследный принц очень хотел, чтобы его оппоненты нервничали. Поэтому он не принимал их три часа, после чего велел пригласить Ротшильда.

Когда Ротшильд вошел в зал, граф долго смотрел на него, пытаясь отметить признаки нервного состояния посетителя. Ничего такого не заметив, граф попросил еще раз повторить рассказ о пребывании на бирже.

Майер принялся рассказывать и когда дошел до первой газетной статьи, граф его прервал вопросом:

– А не мог бы ты вспомнить, о чем написано в статье.

– Могу. Но если вам нужно точнее. У меня есть эта газета.

– У тебя есть газета?! Что же ты молчал?

– Да я не думал, что вам будет интересно.

– Ты можешь сейчас ее привезти?

– Газеты при мне, ваше высочество. Я, как сунул их в кафтан в Амстердаме, так еще и не вынимал.

Майер достал из кафтана свернутые три газетных листка и передал графу. Граф внимательно прочел все три статьи и отложил газеты на стол.

– Подожди в приемной, Майер, – после небольшого раздумья велел граф, – и скажи этим, пусть войдут.

Йозеф Мозес и Симон Михель протиснулись в зал через приоткрытую дверь. Йозеф узнал газеты на столе и понял, что их небольшая ложь раскрылась. Нужно срочно, что-то придумать. Нервозное состояние Мозеса не укрылось от внимания графа. «Значит, психология не врет, – подумал он, – хотя в отношении Ротшильда психологический постулат не подтвердился».

– Сегодня я хочу услышать еще раз ваш рассказ о пребывании на бирже, – выразил желание наследный принц.

– Простите нас, ваше высочество, но вчера мы сказали неправду.

– Вот как? А будет ли мне позволено когда-нибудь узнать правду? – довольный своим сарказмом, произнес граф.

– Простите нас ваше высочество, но нам было стыдно. Мы не смогли устоять перед соблазном заработать больше денег для вас.

– Рассказывайте.

Йозеф начал рассказ. На этот раз он без утайки поведал обо всех неверно принятых решениях. Симон кивал в знак согласия. Лишь один раз он возразил: «Почему вам не сказать, Йозеф, что я был против выкупа векселей за сто двадцать пять процентов?». На что получил ответ: «Кому теперь это может быть интересно, Симон?»

– Это все понятно, – задумчиво сказал граф по окончании рассказа. – Мне непонятно другое, почему для покупки векселей вы сняли мои деньги?

– У меня нет кредита в Амстердаме, ваше высочество. Но я сразу по возвращении собирался внести девять тысяч талеров в казначейство.

– Внесли?

– Не успел, ваше высочество.

– Тогда так. Внесете десять тысяч в казначейство и сдадите в канцелярию все доверенности от моего имени. Вас это тоже касается, Симон. Все. Идите.

– А как мне провести лишнюю тысячу?

– Вам – никак. Казначею скажете, что это штраф за обман.

Несмотря на возникшее отвращение к этим двум персонам, граф не мог так просто от них избавиться. Вся финансовая система Гессенского дома объединена общим управлением, и пока жив отец, ландграф Гессен-Кассельский, за ним остается окончательное решение по придворным факторам. Но постепенно надо обзаводиться и своими.

Наследный принц вышел в приемную и подошел к Майеру.

– Идите в канцелярию и составьте ходатайство на соискание чина придворного фактора, – и, как бы извиняясь за излишнюю формальность, добавил, – без бюрократии в финансах никак.

– А как же игра на бирже, ваше высочество?

– Рискованно это все. Давайте будем богатеть традиционными способами.

– Я приложу к этому все силы, ваше высочество.

Через три дня заветный патент о присвоении чина придворного фактора Гессен-Кассельского дома на имя Майера Ротшильда был у него в руках.

***

Майер, изучая в течение пяти лет деятельность придворных факторов, прекрасно понимал, на чем они имеют свой гешефт. Вообще-то, благодаря особенностям характера, придворные факторы старались иметь гешефт на всем, но основной – получался на скидках за большие объемы. Ни один купец, если он покупал товар для торговли, не мог сравниться по объемам с государственными заказами владетельных князей и баронов. Чем больше объем, тем больше скидка. Придворному фактору остается войти в сделку со своим капиталом, и получить еще большую скидку.

Купленный с большой скидкой товар, можно сбывать оптом, а можно и в розницу, через лавки своих родственников. Насколько знал Майер, придворные факторы без всякого напряжения удваивали свой капитал за год.

В этом его главная загвоздка. Если собственный капитал, тысяча талеров, то за год ты и заработаешь тысячу талеров. Та тысяча талеров, которую он сумел скопить за пять лет работы в меняльной лавке, казалась Майеру слишком маленькой для старта. Чтобы быстро увеличить стартовый капитал, он знал только два способа: или ограбить богача или жениться на его дочери. Можно, правда, ограбить одного, а жениться на дочери другого. По юношеской наивности, он посчитал ограбление более рискованным способом первоначального накопления капитала. Поэтому от плана ограбления Майер отказался без больших душевных терзаний, а к плану женитьбы отнесся со всей серьезностью.

Сначала предстояло выбрать семью невесты. Майер не стал привередничать и устанавливать невыполнимые требования к будущим родственникам. Начав с пяти простых требований, он с удивлением обнаружил, что ни одна знакомая ему семья не удовлетворяет им в полной мере. Постепенно снижая требования путем их последовательного вычеркивания, он оставил всего два, по его мнению, самых важных: достаточность капитала и наличие дочери на выданье.

Наиболее простую задачу: определить в каких семьях есть дочери на выданье, Майер поручил своей шпионской сети из многочисленных племянников. В течение одного дня у него появились сведения обо всех таких семьях, проживающих в гетто Франкфурта.

Намного труднее оказалось отсечь бедных, тех, чей капитал не поможет Ротшильду ускорить его восхождение к финансовому олимпу. Для себя Майер решил, что приданное меньше двух тысяч талеров, он даже рассматривать не будет. Как правило, отец невесты неохотно расстается в пользу дочери больше, чем с десятью процентами своего капитала. Значит нужно искать семью, капитал которой составляет больше двадцати тысяч талеров.

В этом и была трудность. Евреи не кичатся своим богатством, а многие даже скрывают его, чтобы у инспекторов казначейства не появился соблазн увеличить налог. Можно пройти мимо невзрачной лавки, и не догадаться, что в ее тайниках хранятся десятки тысяч талеров. Нет, по внешнему виду домов выбирать нельзя.

Нужно разговаривать с людьми – вот в чем решение.

На следующее утро, взяв с собой список адресов «невест», Майер приступил к поиску. Некоторые адреса он вычеркнул сразу. Здесь была реальная нищета, а не нарочитая бедность. Вычеркнутых «кандидаток» прибавлялось, пока «жених» не наткнулся на лачугу, которая его развеселила. Размером эта лавка была не больше лачуги Ротшильда, зато табличка на ней говорила о чрезмерных амбициях владельца. Надпись на табличке гласила: «Банк Вольфа С. Шнаппера».

Ротшильд вошел в «банк» и почти сразу уткнулся в конторку, за которой сидел средних лет мужчина. Черные волосы с проседью, крупный нос, пухлые губы, умный взгляд темных глаз. Слишком умный для клерка. Наверняка, это и есть владелец банка.

– Я бы хотел поговорить с хозяином этого благословенного дома, – произнес Майер заранее приготовленную фразу.

– И что тебе мешает, юноша?

– Мешает то, что я не полностью уверен, вы ли хозяин.

– В этом ты можешь не сомневаться.

– Тогда я пришел просить у вас выдать за меня вашу дочь.

– Вот как? – искренне удивился банкир, – так-таки сразу и выдать?

– А почему нет? Я выгодный жених. Вчера я получил чин придворного фактора принца Гессен-Кассельского. У меня есть кое-какие сбережения и, благодаря должности, я смогу их быстро прирастить. Если бы я мог рассчитывать еще и на небольшое, тысячи две, приданое, то будущее вашей дочери и наших детей никогда не омрачит бедность.

– Ты хоть видел мою дочь?

– Издалека, – соврал Майер и глубоко в подсознание к нему начал забираться страх.

«А вдруг она совсем страшная? – крутилось у него в голове, – такая страшная, что невозможно будет с ней спать даже с закрытыми глазами».

– Гутле, выйди сюда, дочь – не оборачиваясь и не повышая голоса, произнес хозяин дома.

На его вызов из-за перегородки, которую Майер принял за стену, вышла девушка, и встала подле отца. Они были чем-то похожи, только у дочери все было меньших размеров и на лице смотрелось гармонично, а огромные ресницы и потупленный взор делали ее обворожительной. По классификации Ротшильда она не попадала в категорию красавиц, но была ниже лишь на полторы ступени: между милашкой и очень симпатичной.

Отец смотрел не на дочь, а на реакцию новоявленного жениха. Не заметив ничего оскорбляющего достоинства дочери, банкир сказал, обращаясь к ней.

– Посмотри на него, Гутле. Сможешь ты с ним прожить всю жизнь?

Девушка подняла взгляд на Майера, и он заметил, что один ее глаз немного косит. Но это опустило девушку в глазах Майера лишь до ступени «симпатичная». Юная Гутле покрутила головой, проверяя, заметил ли молодой человек ее косоглазие. Заметил. Но не отреагировал. Такое бывает редко.

– Надо попробовать, папа, – ответила она.

– Тогда иди, дочь, а мы еще поговорим с молодым человеком. Так ты говоришь, что можешь показать свой патент?

– Да, вот он.

Прочитав патент, банкир вернул его Майеру.

– Значит ты, Майер Ротшильд, собираешься забрать у меня мою дочь, да еще и хочешь получить с меня две тысячи приданного?

– Именно так!

– А если не будет приданого?

– Ничего страшного. Просто безбедное будущее отодвинется вдаль на несколько лет.

– Будет тебе приданное, Майер Ротшильд. Даже не две, а две тысячи четыреста флоринов. Приходи завтра в обед. Будем читать контракт.

Ротшильд летел домой, как на крыльях. Две тысячи четыреста флоринов – это двенадцать с половиной тысяч талеров. Об этом он не мог мечтать даже в самых радужных грезах. За такие деньги можно стерпеть и слепоглухонемую уродину. А здесь, подумаешь, глаз чуть-чуть не туда смотрит! Наоборот, если бы не этот мелкий недостаток, приданого могло и не быть.

В контракте, который Ротшильд обсуждал со своим будущим тестем на следующий день, не было ничего необычного. Банкир заботился о своих инвестициях и поэтому предусмотрел возврат полной суммы приданного вместе с процентами в случае развода супругов.

Майер пытался смягчить этот пункт, добавив к словам: «…в случае развода супругов», фразу: «по инициативе мужа». Но отец невесты категорически не согласился.

– Так не пойдет, Майер. Ты должен создать такие условия, чтобы Гутле не захотела с тобой разводиться.

– Хорошо. Где подписать? – взял в руки перо Ротшильд.

– Пока ничего не нужно подписывать, Майер. Я только хотел показать тебе условия договора. Время передумать у тебя есть.

– И… сколько, вы думаете, у меня времени?

– Думаю, год. И Гутле к тому времени повзрослеет. Не созрела она, чтобы рожать.

– Ну, год, так год, – согласился Ротшильд.

***

Свадьбу сыграли в конце лета следующего года.

Как и любая жена, Гутле хотела не только любить, но и гордиться своим мужем. Для того чтобы любить, нужно любить. А вот чтобы гордиться, нужно представлять, чем муж занимается. Краткий ответ мужа: «деньги меняю», ее не устраивал. Женщина продолжала приставать с просьбами рассказать простыми словами о своей работе. Пришлось Майеру уступить и приподнять завесу таинственности со своей деятельности:

– Вот смотри, вызывает тебя, например, граф и говорит: «Мне надо двадцать тысяч имперских дукатов». Ты смотришь: если купить дукаты за талеры, то понадобится пятьдесят две тысячи двести талеров. А если купить сначала гульдены, а уж потом за гульдены купить дукаты, понадобится пятьдесят одна тысяча восемьсот талеров.

– И ты заработаешь четыреста талеров?

– Если бы! Пока поездишь туда-сюда, поменяешь одно на другое, бывает и сотня талеров в расходы уходит.

– Майер, а зачем графу дукаты? – вдруг спросила Гутле.

– Да мало ли зачем, Гути? Может ружья купить, может пушки, а может коней.

– Я вот о чем подумала, Майер, – после недолгого молчания продолжила разговор молодая жена, – ты ведь знаешь, чем занимается мой отец?

– Деньги в долг дает.

– Да, но кому он дает? – гнула непонятную линию Гутле.

– Тем, кто попросит, наверное. Что ты хочешь сказать Гути?

– Деньги у него берут купцы. Они здесь покупают товар за талеры, увозят, например, в Вену, там его продают за дукаты. На дукаты покупают другой товар, везут сюда и продают его за талеры.

– Ну, и зачем ты мне это рассказала?

– Как зачем? Купцам за один оборот хватает денег рассчитаться с банком отца и себе остается не мало.

– Ну и что? Мне порадоваться за купцов? Или начинать им завидовать?

– Зачем ты так, Майер? – с обидой в голосе произнесла Гутле, – я просто хотела сказать, что отец дает деньги купцам под большие проценты, и то они гешефт имеют. А тебе граф дает деньги бесплатно. Что если их через товар пропускать?

– Не все так просто, Гути. Граф не будет ждать, пока я продаю товар. Деньги ему нужны сразу.

– Тогда надо брать товар, который можно продать сразу.

– Вопрос в том, как узнать, что там можно быстро продать? Нужна сеть агентов повсюду.

– У тебя же много племянников, Майер! Чем они не агенты?

– Тем, что полностью доверять я могу только себе.

– А детям?

– Детям?

– Да, своим детям ты доверять сможешь?

– Не знаю. Наверное. Но ведь их у нас пока нет, Гути.

– И не будет, пока не начнем их делать.

***

В то самое время, когда молодая семья Ротшильдов приступила к воплощению своих планов по созданию торговой сети в Европе, две российские эскадры хозяйничали в Средиземном море. Месяц назад они сожгли турецкий флот под Чесмой и теперь обустраивали базы на греческих островах Киклад. Греческое население островов, уставшее от столетий турецкой оккупации, радостно встречало своих православных «братьев» русских. В российское подданство перешло двадцать семь островов Эгейского моря.

А ведь еще недавно над русским флотом потешалась вся Европа. Выйдя из Кронштадта в составе восемнадцати судов, первая эскадра, возглавляемая адмиралом Спиридовым, без всяких столкновений с противником потеряла одиннадцать боевых единиц. Из семи судов, добравшихся, в конце концов, до Средиземного моря, шесть простояли на ремонте в Англии в течение трех месяцев.

«Трепещи, Османская Порта, русские на семи боевых корытах собираются сокрушить весь твой флот…», – издевательски комментировали поход российской эскадры французские газеты. Английские были сдержаннее: «…вряд ли мы можем надеяться на то, что российский флот способен поколебать османское господство на Средиземном море…», – возвещали они.

Когда пределы Балтики покинула вторая российская эскадра в составе семи судов, в европейских салонах перестали обсуждать наряды фавориток, а переключились на арифметику.

– Маркиз, как вы думаете, сколько? – обычно спрашивал один завсегдатай салона у другого.

– Думаю, три, граф, не больше, – отвечал ему собеседник.

– Вы, видимо, сторонник пропорциональных расчетов, маркиз?

– Да. Я считаю такой подход более правильным. А вы – нет, граф?

– Нет, я отдаю предпочтение исключительному подходу и, согласно ему, ни один русский корабль не доберется до места назначения.

Каково же было изумление европейской публики, когда семь боевых судов присоединились к первой эскадре. Правда, по пути произошла небольшая рокировка. Одному из линкоров пришлось вернуться из-за технической неисправности, но его место занял другой, только что отремонтированный в Англии.

Шуток поубавилось.

А когда русские на своих корытах полностью уничтожили вдвое превосходящий по численности турецкий флот, потеряв одиннадцать моряков убитыми, Европу охватил мозговой паралич. В такое невозможно было поверить. Как? Кто тот великий флотоводец, одержавший столь славную победу?

На всех языках загрохотало имя графа Алексея Орлова. Английские газеты вопрошали, уж не бог ли он, ибо такое не под силу человеку. Вольтер сравнивал его с Фемистоклом, легендарным греческим героем, который мог с честью выбираться из любых затруднительных положений. Женщины видели в нем античного Геркулеса, наделенного умом Одиссея.

И вот этот непревзойденный герой только что холостым выстрелом из пушки флагманского линкора «Три Иерарха» возвестил о своем прибытии в итальянский порт Ливорно. Встретить победителя османов высыпало все население города.

Из шлюпки на пирс сошел двухметровый богатырь. Его лицо, мужественную красоту, которого не смог испортить даже шрам, осветилось улыбкой. Молодой, тридцати четырех лет, командующий русским флотом, понимал, конечно, что стал популярным. Но чтобы настолько!

Женщины визжали и тянули к нему руки, мужчины сдержанно аплодировали. Дети, не понимая, что происходит, и визжали, и аплодировали.

В сопровождении этого радостного шума и обожающих взглядов, граф Алексей Орлов вместе с группой адъютантов и квартирмейстера прошествовал в свою резиденцию.

Когда толпа осталась за воротами, граф облегченно вздохнул. Его не сильно встревожил и испуганный вид спешащего ему навстречу дежурного офицера. Сейчас просто не могло быть плохих новостей.

– Ваше превосходительство, вас ожидает генерал Салтыков, – громко доложил дежурный, едва остановившись перед командующим.

– И чего ты так всполошился?

– Какой-то он…

– Страшный? – изобразил страшное лицо граф.

– Не знаю, но взглядом тебя так и сверлит. Я подумал, уж не из Тайной ли он Канцелярии?

– Ладно, разберемся с твоим генералом. Где он?

– Я проводил его в библиотеку.

Оставив свиту, граф Орлов решительно вошел библиотеку и остановился, как вкопанный.

– Вы?! Но что за маскарад? – удивленно произнес Алексей, увидев сидящего в кресле человека в форме генерала русской армии.

– Не стой каланчей, Алешенька. Я у тебя инкогнито. Меня и так все считают шпионом, только не могут понять, чей я шпион. Если я открыто буду к тебе являться, то решат, что я русский шпион.

– Вы сказали: являться, падре мио. Означат ли это, что мы будем часто видеться?

– Ну, не так часто, как мне бы хотелось, но встречаться мы будем. Сейчас ты – самая главная фигура, Алеша. И у меня к тебе есть две просьбы.

– Все, что угодно, падре мио.

– Всего мне не нужно. Попросишь у Катеньки патент генерала на имя Салтыкова Дениса Федоровича.

– Хорошо. Сегодня же напишу…