Властелин. Книга 1. Свобода, равенство и братство Дергунов Сергей
***
Генерал Паоли сидел за столом, когда увидел вчерашнего посетителя, входящим в дверь. Паоли хотел крикнуть охрану, но крик застрял у него в горле. Мышцы стали ватными. Он понял, что наступил конец.
– Сейчас я не убью вас, генерал, – говорил гость, приближаясь к столу, – но только сейчас. Вы живы, пока с Летицией Бонапарт ничего не случилось. Оставьте ее в покое. У вас много других дел. Вижу, вы меня поняли.
Между фразами Сен-Жермен делал короткие паузы, глядя в глаза генерала. Закончив монолог, он повернулся и вышел.
Только теперь Паоли смог проглотить застрявший в горле комок, но страх, опутавший все тело, не отпускал. «Кто он такой, черт побери? И где Чезаре?», – думал Паоли, глядя на свои трясущиеся руки.
Вбежал гонец из Бастии.
– Французы высадились в Бастии и двинулись в нашем направлении, генерал, – запыхавшись, доложил он.
– Французы? – переспросил генерал.
– Да французы. Много. Идут на нас, – уже спокойней произнес гонец, видя, что Паоли не в себе.
Ситуацию спас вбежавший брат Паоли, Климент.
– Паскаль, нужно срочно выдвигаться навстречу французам. Там перед Борго узкая дорога. Можно попытаться их задержать.
– Да, конечно, Климент. Надо выдвигаться. Командуй.
– Ты не поведешь людей, Паскаль? – удивленно спросил брат.
– Веди ты. Мне что-то нехорошо.
– Конечно, брат! – обрадовался Климент.
Он, а вместе с ним и гонец выскочили на улицу. Оттуда раздались крики команд и шум, обычный для скорых сборов в поход. Через полчаса все стихло. За это время генералу удалось взять себя в руки. Вернулась способность рассуждать здраво:
«Французы разобьют Климента. Что дальше? Надо бежать в Англию и просить войско. Одним нам не справиться. Есть только один вопрос: бежать сейчас или дождаться брата и бежать вместе».
К вечеру конь привез Чезаре. Чезаре сидел верхом, сцепив руки в мертвый замок на шее коня. Он был без сознания. Кровь из раны на голове уже не сочилась, но она запеклась и на лице, и на одежде. Чезаре перевязали, оттерли кровь с лица и оставили умирать в пустом госпитале.
Однако санитары не поинтересовались мнением Чезаре. Сам он не собирался умирать. К обеду следующего дня он очнулся, а уже к вечеру мог рассказать генералу о своих приключениях.
– Мы нарвались на нечистую силу, генерал, – сходу заявил он. – Мы проверяли один дом. Я послал Одноглазого. Он вошел в дом, через минуту вышел и пошел к нам. Я думал дом пустой, поэтому он так быстро вернулся. А Одноглазый, не успел подойти – давай палить из пистолета. Анжело и Джованни – наповал. Пока он вытаскивал третий пистолет, я успел его подстрелить.
– А кто тебя ранил?
– Никто. Когда я понял, что в доме нечистая сила, вскочил на лошадь. Помню, ехал по лесу. Темно. Больше не помню. Первый раз очнулся в траве. Лошадь рядом пасется. Кое-как взобрался на нее. Как доехал не помню. А Летицию со шпионом мы так и не нашли.
– Так в том доме были не они?!
– Я сначала так и думал, что там они, пока не понял, что там была нечистая сила.
– Хорошо. Отдыхай, набирайся сил. Скоро они тебе понадобятся.
Через три дня с триумфом вернулся Климент. Армия на руках внесла его в Корте. Французский трехтысячный корпус был разбит наголову. Корсиканцы захватили десять пушек больше полутора тысяч ружей и много боеприпасов.
Как только триумфатора опустили на землю, он бросился в объятья брата.
– Мы их побили. Их можно бить, Паскаль. Они надолго запомнят этот день.
***
Летиция уже перестала ждать Карло. Прошло восемь месяцев с тех пор, как он внезапно исчез. Он не мог так долго находиться в Риме. Скорее всего, Паоли отправлял его, зная, что он не вернется.
Мать Карло готовилась стать бабушкой второго внука. По ее подсчетам, самое позднее через месяц Летиция должна родить. Свои расчеты она вела с момента отъезда своего сына и Летиция решила ее не переубеждать. Будущая мать собралась уехать в тот дом, где и был зачат этот ребенок. Свекрови она сказала, что едет в Корте узнать, нет ли новостей от мужа.
По дороге ей взбрело в голову, что Сен-Жермен может находиться в Корте у Паоли. Ведь там они встретились, и туда он уехал после расставания. Эта мысль так вдохновила молодую женщину, что она пустила своего гнедого вскачь и вскоре прибыла в город.
С самого въезда в город начались странности. Привычный пост на дороге исчез. В городе царила небывалая суета. Кругом сновали вооруженные бойцы и лежали раненые. Привычный часовой перед резиденцией генерала отсутствовал. Ответить, где генерал, никто толком не мог.
Вглядываясь в лица суетящихся людей, Летиция искала хоть одно знакомое, и ей повезло. В одном из всадников она узнала Чезаре. Он был кем-то, вроде, адъютанта Паоли, и они были дружны с Карло.
– Чезаре, – окликнула его Летиция, – что здесь происходит?
– Летиция?! Что ты здесь делаешь?
– Ищу генерала.
– Ты с ума сошла, Летиция! Ты знаешь, что генерал посылал меня убить тебя?
– Тебя?
– Что, тебя? Я говорю убить тебя!
– Я поняла. Тебя посылал?
– Меня. Он сказал, что ты предатель.
– Предатель? Я? А ты знаешь, что он занял у Карло деньги? Много денег, а теперь не собирается возвращать. Поэтому он и Карло погубил и меня хотел.
– А я тебе верю. Ты же знаешь, у нас с предателями разговор короткий, а тут я ему недавно говорю: «Генерал, когда мне доделать начатое дело?». Знаешь, что он мне сказал?
– Что?
– Забудь. Каково, а? Забудь! Как будто у нас когда-нибудь забывали о предателях.
Летиция догадалась, почему генерал переменил свое решение. Значит, Сен-Жермен здесь был.
– Чезаре, а тебе не попадался здесь такой…– Летиция описала графа во всех подробностях.
– Около генерала такого точно не было.
Тем временем вдалеке раздались крики, которые выделялись из общего шума. Скоро можно было разобрать, что кричат люди. Судя по всему, французы перерезали несколько дорог из Корте.
– Надо выбираться, Летиция. Может, дорогу в Аяччо еще не отрезали.
Они развернули коней и поскакали на выезд из города, но впереди раздались выстрелы, и беглецы натолкнулись на толпу отступающих корсиканцев.
– Держись за мной, Летиция, – крикнул на ходу Чезаре.
– Куда мы едем?
– Недалеко есть брод через речку, а там полем выберемся на дорогу.
Брод нашли быстро. Кони с неохотой, но вошли в холодную воду. И в это время их заметили с моста французы. Они открыли огонь. Пули свистели рядом, сбивали ветки прибрежных кустов вздымали фонтанчики воды, но ни одна из них не задела ни Летицию ни ее коня. Гнедой вынес свою хозяйку на берег. Следом за ними выскочила и белая лошадь Чезаре. Седока на ней не было.
Окольными дорогами на следующий день Летиция добралась до Аяччо.
Через неделю в город вошли французы. Особой тревоги жителей это не вызвало. Французы покинули Аяччо только год назад, и их прежнее пребывание не казалось обременительным для горожан.
В июне месяце Мария Буонапарте, свекровь Летиции, начала готовиться к рождению внука, или внучки. Но ребенок никак не хотел покидать чрево матери и появляться на свет. Зато неожиданно для всех объявился Карло.
Оборванный грязный, обросший и жалкий он шагнул на порог дома своей матери в середине июня 1769 года. Оказалось, он все это время пытался выполнить поручение Паоли.
На первый взгляд, поручение выглядело простым. Оно состояло всего из двух частей, а именно: вручить письмо Папе, получить ответ от него. Но на самом деле все оказалось сложнее. Сначала секретариат Ватикана вообще отказывался принимать письмо от корсиканского генерала, но в середине октября что-то сдвинулось. Письмо приняли и велели каждый день являться и справляться об ответе. Так прошел месяц. От ста франков осталось десять. Наконец, Карло пригласили к какому-то кардиналу. Он сообщил, что их духовная коллегия рассмотрела обращение и не нашла, что означенная в письме сделка затрагивает «духовную сферу». А, значит, не находится в компетенции Ватикана. Но Папа лично, своей рукой отписал Императору рассмотреть просьбу Паскаля Паоли, ибо всем, что не касается «духовной сферы», ведает Император Священной Римской Империи.
Из длинной кардинальской речи Карло понял одно: ему придется ехать в Вену. Денег на дорогу не было. Но возвращаться назад, не выполнив поручение, не хотелось. Поэтому, где пешком, где на крестьянских телегах, а иногда, если очень повезет, то и на дрожках почтовых карет, корсиканский посланец продвигался к своей цели. В столицу империи он прибыл месяц спустя. Был уже конец января. В дороге Карло простудился и занемог.
Крестьянин, подвозивший оборванного иностранца, ничего не понимающего по-немецки, решил, что попутчик умер. Чтобы его не заподозрили в убийстве, крестьянин выкинул тело на обочину, не доехав до города.
К счастью для Карло, пролежал он на холодной земле недолго. Следом ехала почтовая карета. Среди трех ее пассажиров оказался внимательный священник, которому показалось, что лежащий на дороге труп, шевельнул рукой. Священник потребовал остановить карету и уговорил пассажиров выйти вместе с ним и, возможно, спасти человека. Было холодно, ветер бросался в лицо мокрыми снежинками. Ругая пастора глубоко в душе, двое его попутчиков, все же выбрались из кареты и подошли к «трупу». Пастор встал на колени рядом с ним, приложил ухо к груди и предупреждающе поднял руку. По его мнению, так он требовал тишины. Хотя в радиусе трех миль никакого шума не было.
– Живой, – определил священник. – вы берите за ноги, а мы с вами возьмем за плечи.
– Падре, а если он чумной? – не тронувшись с места, высказал свои соображения один из спутников.
– Ничего страшного. Вы совершаете богоугодное дело. Бог учтет этот поступок, и не даст устроить несправедливость.
Подействовал на путешественников этот аргумент или им надоело мерзнуть, доподлинно не известно. Известно лишь, что больной Карло Буонапарте оказался в карете. По прибытии в Вену, его сдали в «дом малоимущих и немощных» – богадельню для бедных. Врачебной помощи там не оказывали, кроме перевязок. Зато умирать можно было в более комфортных условиях, чем на улице.
Прибытие нового пациента никак не повлияло на размеренную жизнь богадельни. В первый день. А во второй, когда в кармане умирающего обнаружили письмо, весь персонал засуетился. Санитарки-монахини передавали письмо друг дружке, не зная, что с ним делать. Ясно было одно: кто-то из Ватикана пишет Императору.
В бюрократическом механизме есть замечательное правило: если возникает проблема, и ты не знаешь, как ее решить, передай ее вышестоящему начальству. Благодаря этому правилу, письмо достигло взора начальника богадельни уже к вечеру, а на следующее утро он сам избавился от необычного документа, передав его коменданту гарнизона.
Что касается пациента, то его перевели из холодного коридора ближе к камину и закрепили за ним персональную сиделку. Молодая монашка знала только один способ излечения больных: молитва за их здравие. Иногда такой способ лечения оказывался эффективным, и больные выздоравливали. Так получилось и в этот раз. К больному возвращались жизненные силы, а вместе с ними и его привычный облик. Изможденный старик на глазах сиделки превращался в молодого красавца.
Красавчик Карл настолько обворожил монашку, что она уже готова была изменить своему небесному мужу, но обстоятельства не дали ей совершить ей такой грех.
Письмо к этому времени добралось по бюрократической цепочке к министру иностранных дел. Он решил не торопиться передавать письмо императрице, а подумать, нельзя ли с его помощью разыграть хитроумную комбинацию, полезную империи. Выздоравливающего посланника забрали из богадельни и передали для обследования дворцовым лекарям.
Собранный консилиум вынес единогласное решение: пациент здоров. О вынесенном решении немедленно доложили министру, и он пожелал встретиться с посланцем. Из короткой беседы стало понятно, что посланец ничего собой не представляет, и его можно использовать втемную. Пока министр обдумывал комбинацию, Карло поселили в доме для прислуги и поставили на довольствие.
Стратегическая многоходовка не вырисовывалась. Поэтому министр, не мудрствуя лукаво, воспользовался ситуацией для решения тактической задачи, которой в это время был занят австрийский двор. Австрийскую принцессу, Марию-Антуанетту настойчиво пытались выдать за Людовика, дофина Франции, но никак не могли добиться официального предложения французского двора.
Идея министра заключалась в том, чтобы показать французскому королю полную лояльность австрийского двора. Генералу Паоли отказали, даже не попытавшись сочинить ответ. Ниже резолюции папы на письме корсиканского вождя Мария-Терезия, император Священной Римской Империи, написала: «отказать» и поставила свою подпись. Теперь благодаря «утечке», это письмо должно попасть королю Франции.
В середине апреля Карло вызвали в канцелярию, выдали ему письмо, подорожную грамоту, немного денег и отправили в Рим. Одним из попутчиков корсиканца оказался положительный во всех отношениях француз. Он с интересом слушал рассказы молодого «дипломата» о его приключениях. На почтовой станции, последней перед Венецией, они много пили за свободу Корсики, а наутро корсиканский посланец проснулся без письма, без денег и без подорожной грамоты.
После этого, Карло побирался, устраивался на разовые работы, постепенно продвигаясь в направлении Корсики. В порту Чивитавеккья он устроился юнгой на торговую бригантину, следующую в Аяччо.
И вот он дома. Оказалось, вся его поездка, все жертвы, которые он принес на алтарь свободы – бессмысленны. Генерал Паоли бежал, французы заняли остров, и подавляющее большинство корсиканцев воспринимает это как данность. Никто не собирается бороться с поработителями. Наоборот корсиканцами овладело желание оказаться полезными новому режиму. Какой-то бдительный житель Аяччо доложил в комендатуру, что в городе объявился капитан Карло Буонапарте, «правая рука» Паскаля Паули. Зачем он объявился? Не замышляет ли чего? «Злодея» немедленно задержали.
На допросе Карло не скрывал правду о себе. Это позволило коменданту без труда определить, кем фактически он был при генерале. Простодушие молодого человека, его знание французского языка и корсиканского диалекта, его юридическое образование и полное отсутствие средств существования сделали Карло лучшим кандидатом на должность секретаря коменданта. О чем комендант не замедлил сообщить задержанному. А почему бы и нет? Свобода подождет до лучших времен, а пока нужно кормить семью. Тем более что на днях родится второй ребенок. К такому выводу подталкивали несложные подсчеты: путешествие в Рим, Вену и обратно длилось девять месяцев.
С момента своего возвращения из Рима Карло еще не удавалось поговорить с женой. Только вернувшись от коменданта, он смог это сделать:
– Как же я рад, Летиция, что успел к рождению нашего ребенка.
– Мог бы так не торопиться, ребенок все равно не твой.
– Летиция?! – опешил Карло.
– Что, Летиция?! Ты бросил нас. Ты уехал, ничего не сказав. Ты оставил нас умирать, отдав все деньги генералу. Что я должна была думать?
– И что?! Это причина, чтобы отдаться первому встречному?
– Он – не первый встречный. Он спас меня, когда Паоли послал за мной убийц. Я не жалею ни о чем, и не тебе меня упрекать.
– Генерал хотел убить тебя? Но зачем?
– Я поехала к нему требовать свои деньги. Деньги он не вернул, понял, что я молчать не буду, и послал Чезаре и еще трех человек меня убить.
– Чезаре? Как он мог? Я же считал его своим другом.
– Паоли сказал ему, что я предатель.
– Да, тебе тоже много пришлось пережить. Давай забудем обо всем и начнем жизнь заново. Я прощаю тебя.
– Ты прощаешь меня? Зато я не прощаю тебя. Ты оставил нас голодать. Мы чудом выжили. А главное, ты лишил наших детей будущего.
– Летиция, я буду работать, и наши дети ни в чем не будут нуждаться. Не бросай меня, Летиция. На мою долю и так выпало слишком много несчастий.
И Карло поведал историю своего путешествия. На этот раз упор он делал не на своих успехах, а на ударах судьбы, сыпавшихся на него со всех сторон. Женское сердце растаяло. Летиция пожалела мужа и разрешила остаться при себе, а через два месяца она родила сына.
Ребенку дали необычное по тем временам имя – Наполеон.
Глава 3. Финансисты.
Вильгельм, принц Гессена, граф Ганау читал отчет своих придворных евреев о состоянии финансовых дел государства и его личных. Сказать по правде, владетельный князь никогда особо не отделял государственное от личного. И это не удивительно. Других распорядителей и владельцев государственной казны в графстве не было.
В этот раз наследному принцу гессенского дома показалась завышенной сумма просроченных долгов ему от различных земельных баронов. В отчете за прошлый год, насколько помнил граф, эта сумма была меньше.
– Ваше высочество! – прервал занятие принца Вильгельма вошедший лакей, – к вам пришел Майер Ротшильд.
– Кто это?
– Он говорит, что поставщик двора вашего высочества.
– Не помню такого. Ну, пусть войдет.
В зал вошел молодой человек лет двадцати пяти и граф сразу его вспомнил. Это простофиля-еврей, бездарно расставшийся с коллекцией монет, благодаря которой мог обеспечить себя на всю жизнь. Ну, чего он хочет на этот раз? Может, у него есть еще похожая коллекция?
Майер вошел в зал и остановился на почтительном расстоянии от графа.
– Вы ведь пришли ко мне с какой-то просьбой, не так ли? – не вытерпел молчания посетителя граф, – так почему не излагаете?
– Я ждал соизволения вашего высочества, чтобы заговорить.
– Так говорите, в чем ваша просьба?
– У меня не просьба, а предложение, ваше высочество. Оно касается финансов вашего высочества.
– Я не выслушиваю предложения относительно моих финансов от посторонних. Для этого у меня есть придворный фактор.
– В этом и суть предложения: исправить состояние финансов, до которого довел ваше высочество придворный фактор.
Граф от неожиданности плюхнулся в кресло, но быстро взял себя в руки. Теперь ему стал интересен визит этого нагловатого молодого человека. Откуда он знает о состоянии финансов графства?
– Ты хочешь сказать, что знаешь о состоянии моих финансов?
– Я знаю лишь то, о чем болтают в нашем квартале, ваше высочество. Ходят слухи, что доходы от вложений падают, а просроченная задолженность вашему высочеству растет.
– Допускаю, что ты мог это где-то услышать. Что, по-твоему, нужно делать в этом случае?
– Ваше высочество, у меня было много времени, и я разработал систему управления финансами. Я бы не хотел ее расписывать, тратя ваше драгоценное время, но я хотел бы ее применить на службе вашему высочеству.
–Ты просишь дать тебе должность придворного фактора? Но это невозможно! С моими финансами работают люди, которым доверял еще мой дед.
– Прошу ваше высочество испытать меня. Дайте мне просроченный вексель, и я через два месяца обращу его в государственную бумагу по нарицательной стоимости.
Вильгельм задумался. У него было несколько векселей, на оплату которых уже можно не надеяться. Своим придворным евреям он давно поставил задачу продавать такие векселя за половину нарицательной стоимости. Задача оказалась для них непосильной. «Если этот Ротшильд справится, я ничего не теряю, – думал граф. – Даже если за ним кто-то стоит, что он получит? Ничего».
– Пожалуй, я дам тебе такую бумагу. У меня есть векселя графа Саарского на шестьдесят тысяч талеров. Если вместо них ты принесешь бумаги английского займа на три тысячи фунтов, я буду считать тебя самым великим финансистом.
– Я принесу их, ваше высочество.
Получив вексель, Майер прямиком отправился в Амстердам. Он понятия не имел, как он будет превращать бесполезный вексель в самый надежный актив: бумаги английского государственного займа. Однако он помнил наказ Благодетеля: пройти регистрацию на бирже и ждать.
Прибыв в Амстердам, Ротшильд поселился на съемной квартире рядом с биржей. На следующее утро он зарегистрировался и остановился у одной из колонн перед торговой площадкой. Ему было интересно наблюдать за процессом торгов. Жаль только, что он почти ничего не понимал из выкриков продавцов и покупателей.
– Господин Ротшильд? – обратился к нему высокий, русоволосый мужчина лет тридцати пяти.
– Да, это я.
– Я Йохан Верховен. Мне поручено помочь вам в вашем деле. Что у вас?
– Вот, векселя.
– Что вы собираетесь получить взамен?
– Английские бумаги по нарицательной стоимости.
Йохан подошел к одной из множества подставок со счетами и начал быстро перекидывать с места на место счетные кости. Майеру казалось, что в этих перекидываниях нет никакой системы, но его новый знакомый через несколько мгновений объявил:
– Бумаги английского государственного займа на сумму три тысячи сто тридцать три фунта. Бумаги идут номиналом по пятьдесят фунтов, – уточнил он, – значит, я вам должен предоставить бумаги стоимостью три тысячи сто пятьдесят фунтов. Так?
– Владельца векселя устроят бумаги на три тысячи фунтов, так что мне достаточно будет три тысячи сто, – решил поскромничать Майер.
– Так не пойдет, господин Ротшильд. Разве хозяин вас не предупреждал?
– О чем, господин Верховен?
– О том, что нельзя смешивать свой интерес и общий? Вы хотите получить гешефт на общем интересе. Это недопустимо.
– Какой же здесь гешефт? Я просто хотел компенсировать свои затраты на поездку сюда.
– Хорошо, господин Ротшильд. Можете сами продать свой вексель и купить бумаги на любую сумму, какую вам захочется.
– Простите, господин Верховен, я неправильно себя повел. Давайте вернемся к началу разговора. Вы спросили, что мне нужно. Отвечаю: мне нужны английские бумаги на три тысячи фунтов.
– Вы быстро учитесь, господин Ротшильд. Выставляйте ваши векселя за половину номинала.
– А если кто-то купит?
– Сегодня – маловероятно, а завтра после обеда продадите первому покупателю.
Ротшильд простоял целый день, глядя на доску продаж, но напротив его позиции не было ни одной пометки. На следующее утро он вновь выставил вексель графа Саарского на продажу. В обед он увидел цифру «8» напротив позиции векселя. Эта цифра означала номер арочного пролета, где будет ждать покупатель. Ротшильд подошел к восьмому пролету. Там стоял почти двойник Верховена: такой же высокий молодой и самоуверенный тип.
– Простите, – обратился к нему Майер, – это вы собираетесь купить вексель графа Саарского?
– Перестаньте валять дурака. Идите на улицу и делайте это там. Вчера вас многие видели около доски продаж. Пусть сегодня увидят удачливого продавца.
Ротшильд покинул здание биржи. Перед входом он остановился, потянулся, изображая счастливое лицо. Приподнятое настроение портил мальчишка, продавец газет. Противным визгливым голосом он выкрикивал: «сенсация, скоро нас ждет кризис, не дайте застать себя врасплох!».
Газета у мальчишки расходилась влет. Майер едва успел купить экземпляр для себя. Статья о кризисе не впечатлила. Обычное рассуждение с доводами за и против. Получалось, кризис может возникнуть завтра, а может через пять лет. Перевернув газету на другую сторону, Майер увидел броский заголовок: «Что задумал граф Саарский?».
«Граф Саарский смелый человек, – начиналась статья, – он появился в Амстердаме, зная, что именно здесь его кредиторы пытаются избавиться от мусора, в который превратились векселя вышеупомянутого графа. Или он думает, что его никто не узнает? Напрасно он тешит себя такой надеждой. Мало кто способен забыть лицо своего должника. Сколько раз должники являются к нам во сне и вызывают желание обезобразить их лица, вымазать конскими испражнениями или даже отделить это лицо вместе с головой от туловища?
Если говорить серьезно, то только очень веские причины могли заставить графа появиться в Амстердаме. Давайте вместе, мои дорогие читатели, подумаем: какие это могут быть причины? Будем рассуждать логически. Раз он вышел в свет, он перестал бояться кредиторов. Почему? У него появилось нечто, что значительно подняло стоимость его владений! Может, там нашли большие запасы угля или ртути, или золота. Если это так, то он попытается через подставных лиц выкупить свои векселя по бросовой цене. Думаю, никого не надо уговаривать воздержаться от продажи векселей графа Саарского по цене ниже номинала.
Мы собираемся и дальше следить за странными действиями вышеупомянутого графа и оповещать своих читателей о самом интересном».
Майер дочитал статью и принялся ругать себя последними словами. Ну, почему бы ему ни подождать один день? Завтра он без всякой помощи мог продать вексель за семьдесят пять процентов от номинала. Именно с таким дисконтом сейчас продаются английские пятилетние бумаги. Майер кинулся назад на биржевую площадку. На доске продаж он нашел свой бывший лот. Только теперь он был выставлен за восемьдесят процентов от номинала, и кто-то уже прикреплял к нему табличку с номером тринадцать.
Майер прошелся вдоль колонн с анфиладами, надеясь разыскать Верховена, а тот и сам шел навстречу.
– Майер, а я вас ищу. Вот ваши бумаги: ровно на три тысячи фунтов со сроком погашения три года. Мы ведь об этом договаривались?
– Да. Благодарю вас.
– А хотите посмотреть, чем все закончится?
– Разве еще не все закончилось?
– Не рационально заканчивать операцию на самом высоком потенциале.
– Я не очень понимаю ваши термины, господин Верховен.
– Сегодня верхний предел цены векселя – десять процентов ниже номинала. Этот предел определяет вся имеющаяся на сегодня информация о ликвидности векселя и мои ребята на торгах. Через день эта информация обновится, и цена возрастет на сорок или даже пятьдесят процентов.
– Так статья в газете – это ваша импровизация?
– Ну, почему же импровизация? Это наша домашняя заготовка.
Вот это да! А ведь Майер поверил. Он подумал, что статья о графе Саарском – это подарок судьбы. Оказывается, на судьбу здесь никто не надеется. Судьбой здесь управляют. Получается, любой актив можно поднять, и так же любой актив можно опустить в цене, если вовремя подать нужную информацию. Даже интересно стало, что они еще придумают? Надо обязательно остаться и посмотреть.
Через день, ближе к обеду Майер подошел к зданию биржи одновременно с крикливым мальчишкой, разносчиком газет.
«Банки уже не выплывут, – кричал мальчик, – они утонут, если правительство их не спасет». Майер купил газету. Передовицу он даже не стал пробегать глазами. Он наизусть знал эту песню банков: выдают налево и направо необеспеченные кредиты, а когда оказывается, что им нечем платить по счетам, взывают к правительству: помоги. Гораздо интереснее, что было на другой стороне газеты. На этот раз статья называлась «Новая загадка графа Саарского».
«Мы собирались выяснить, – было написано в статье, – что же так подняло стоимость владений графа Саарского? На что отреагировали биржевые игроки, доведя цену векселей графа с пятидесяти до восьмидесяти процентов от номинала? Что заставляет игроков скупать эти векселя, хотя держатели векселей ринулись на биржу, сбивая цену повышенным предложением?
Чтобы ответить на эти вопросы, мы решили разобраться на месте. Приехав в пределы графства, мы поинтересовались, какие у них новости. Оказалось, что на юго-западе графства происходит что-то странное. Туда завозят какую-то технику, там слышны взрывы и это место оцеплено солдатами.
Уголь так охранять, точно не будут. Значит, там зарыто что-то более ценное. Золото? Алмазы? Ртуть? Выяснить это нам так и не удалось. Солдаты охраняли этот участок и днем, и ночью. Зато теперь мы почти уверены, зачем скупаются по бешеным ценам, неликвидные еще вчера, векселя. Видимо, кто-то хочет стать владельцем маленького клочка земли, который сулит большие доходы».
Майер выдвинулся на торговую площадку. Цена векселя на доске продаж неуклонно росла. Сейчас она составляла десять процентов выше номинала. К закрытию торгов она достигла ста тридцати процентов. «Все, как предсказал Йохан Верховен, – думал Майер, – что же они придумают завтра?».
Вооружившись этим вопросом, Майер пошел искать Йохана, но его нигде не было видно. Слегка огорченный будущий финансист отправился в свою съемную каморку. Там его ждал сюрприз. На кровати, не сняв сапог, лежал Верховен.
– Ты как здесь оказался? Ой, простите, вы оказались?
– Давай на «ты». Мне так будет проще.
– Давай.
– Тебе говорят о чем-нибудь имена Йозеф Мозес и Симон Михель?
– Говорят. Это придворные евреи Гессенского дома. Откуда ты их знаешь?
– Я их не знаю. Они зарегистрировались на бирже следом за тобой. Я обратил внимание, что в графе: откуда прибыли, они поставили «Ганау». Ты ведь тоже из этих мест?
– Если это так, я пропал.
– Почему?
– Они продали вексель за сто тридцать процентов от номинала. Привезут Вильгельму деньги и – все, он меня на порог больше не пустит.
– А с чего ты взял, что они продали вексель? Вчера они его действительно продали за минус двадцать процентов, а сегодня купили обратно за плюс двадцать пять.
– Зачем?! Теперь у них векселей даже меньше, чем они привезли!
– Я думаю, они прочли статью в газете, и их обуяла жадность. Они, как и многие рассчитывают на рост цены до двух номиналов. Вчера по площадке уже ходили такие слухи.
– Но ведь цена больше не поднимется?
– Почему? Поднимется. Ненадолго. А потом выйдет экстренный выпуск газеты, и все рухнет.
– Я хочу на это посмотреть.
***
– Что-то мне не хорошо, Сима. У меня свербит в одном месте, а вдруг, завтра цена не вырастет? – делился своими сомнениями главный придворный еврей Гессенского дома.
– Что на тебя такое нашло, Изя? – пытался успокоить патрона его помощник, – разве ты уже забыл про свои расчеты? Хочешь, прямо с утра продадим векселя по цене покупки?
– Зачем ты меня так успокаиваешь, Сима? И что нам это даст? Ты видишь здесь какой-то гешефт?
– Зачем нам гешефт, Изя? Ты забыл, зачем мы здесь? Разве не затем, чтобы пристроить векселя не хуже, чем этот Ротшильд?
– Ты меня удивляешь, Сима! Если тебе не нужен гешефт, зачем ты пошел в придворные евреи? Шел бы в метельщики, там гешефт не дают.
– Ты хочешь сказать, прямо с утра не будем продавать векселя?
– А ты, нет?
***
Наутро цена векселей немного двинулась вверх и остановилась. Подождав два часа, Йозеф дал команду Симону продавать. Тот, не мешкая, выставил лот по цене сто тридцать процентов от номинала. Сразу же рядом с ним возникла запись о продаже аналогичного лота, но за сто двадцать пять процентов. Симон переписал цену на сто двадцать три, его конкурент снизил еще на три пункта.
Йозеф знаком остановил Симона и подозвал к себе.
– Нам нельзя больше снижать цену, – выразил он свое мнение, – иначе мы бледно будем выглядеть пред графом.
– Тогда подождем, Изя?
– Почему не подождать, Сима?
Перед обедом вышел экстренный номер газеты. Статья, которую все ждали, называлась «Разгадка графа Саарского». Мальчишка-разносчик продал всю принесенную партию за пять минут.
Майеру достался, чуть ли не последний экземпляр газеты. Он с интересом начал читать:
«Нам не давали покоя таинственные приготовления на юго-западе графства. Что там? Золото? Алмазы? Но проникнуть внутрь охраняемой зоны никак не могли. Нам сказали, что без специального разрешения самого графа, проход и проезд туда запрещен.
Читать бесплатно другие книги:
