Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 1. На краю пропасти Клавелл Джеймс
– Почему?
– Наш следующий вопрос, – продолжал Армстронг, – был: «Кто вас нанял?» Конечно, последовали вымышленные имена и описания, и они все отрицали, но скоро эти молодчики станут более сговорчивыми. – Он мрачно улыбнулся. – Один из них тем не менее сказал, когда мой сержант немножко покрутил ему ухо – не в буквальном смысле слова, конечно… – Он зачитал из записной книжки: – «Оставьте меня в покое, у меня очень важные друзья!» – «У тебя нет друзей в этом мире», – сказал сержант. «Может быть, но у Досточтимого Цу-яня и у Благородного Дома Чэнь есть».
Молчание затянулось и нависло тяжелой пеленой.
«Черт бы побрал эти винтовки», – в ярости подумал Данросс. Но лицо его оставалось спокойным, и голова соображала ясно.
– У нас работает более сотни Чэней, состоящих в родстве и нет. Чэнь – такое же распространенное имя, как Смит.
– А Цу-янь? – спросил Брайан Квок.
Данросс пожал плечами:
– Он один из директоров «Струанз», но входит также и в совет директоров «Блэкс», банка «Виктория» и более сорока других компаний, один из богатейших людей Гонконга, и его имя в Азии может притянуть наудачу любой. Как и имя Благородного Дома Чэнь.
– Ты знаешь, что существуют подозрения, будто он занимает весьма высокую ступень в иерархии триад, а точнее, в триаде «Зеленый Пан»? – спросил Брайан Квок.
– Все влиятельные шанхайцы состоят на подозрении. Господи боже, Брайан, ты ведь знаешь, что много лет назад триады предлагали Чан Кайши в обмен на поддержку его военной кампании против северных милитаристов[46] отдать им Шанхай, чтобы там заправляли только они. Разве «Зеленый Пан» не остается более или менее официально тайным националистическим обществом?
– Как ты думаешь, Иэн, на чем Цу-янь сделал первые деньги? – спросил Брайан Квок. – Свое первоначальное состояние?
– Понятия не имею. Тебе лучше знать, Брайан.
– Он сделал его во время Корейской войны, поставляя коммунистам через границу контрабандный пенициллин, прочие медикаменты и бензин – главным образом пенициллин. До Кореи у него не было ничего, кроме набедренной повязки и ломаной рикши.
– Это все слухи, Брайан.
– «Струанз» тоже заработал целое состояние.
– Да. Но было бы очень неразумно – во всеуслышание или в частной беседе – утверждать, что мы заработали его на контрабанде, – спокойно проговорил Данросс. – Действительно весьма неразумно.
– А разве это не так?
– Когда компания «Струанз» начинала свою деятельность сто двадцать лет назад, она имела некоторое отношение к контрабанде, как утверждает молва. Но это было почитаемое занятие, и мы никогда не нарушали британских законов. Мы законопослушные капиталисты и торговцы с Китаем и оставались таковыми в течение многих лет.
Брайан Квок уже не улыбался.
– Еще больше слухов ходит о том, что по преимуществу его пенициллин был плохой. Очень плохой.
– Если он был плохой, если это правда, то, пожалуйста, пойди и арестуй его, Брайан, – холодно предложил Данросс. – Лично я считаю, что это еще один слух, пущенный завистливыми конкурентами. Если бы так было на самом деле, он уже плавал бы в заливе вместе с другими, кто пытался нажиться на чужой беде, или был бы наказан, как Плохой Порошок Вонг.
Он имел в виду гонконгского контрабандиста, который продал большое количество фальсифицированного пенициллина через границу во время Корейской войны и вложил свое состояние в ценные бумаги и землю в Гонконге. Через семь лет Вонг стал очень и очень богатым человеком. Потом некоторым триадам в Гонконге поступил приказ подвести баланс. Каждую неделю исчезал или умирал один из членов семьи Вонга. Близкие его или тонули, или попадали в автомобильную аварию, или умирали от яда или ножа. Ни один нападавший на них так и не был задержан. Убийства продолжались семнадцать месяцев и три недели, а потом прекратились. В живых остался лишь сам Вонг и его малолетний придурковатый внук. Они до сих пор жили затворниками в том же самом просторном, когда-то роскошном пентхаусе, где один человек им прислуживал, а другой готовил. Жили в постоянном страхе, под круглосуточной охраной, не смея носу высунуть из дома. Ибо знали, что никакая охрана и никакие деньги не помогут обжаловать приговор, опубликованный в крохотной рамке одной местной газетой на китайском языке: «Плохой Порошок Вонг понесет наказание, и он, и его родственники во всех поколениях».
– Мы как-то брали показания у этого типа, Роберт и я, – сказал Брайан Квок.
– Да что ты?
– Да. Жуткое дело. Все двери заперты на два замка и цепочки, все окна забиты гвоздями и заколочены сверху досками: лишь кое-где оставлены щели для наблюдения. Он не выходил на улицу с тех пор, как начались убийства. Вся квартира провоняла, боже, какая там вонь! Он ничего не делает, лишь играет с внуком в китайские шашки[47] и смотрит телевизор.
– И ждет, – добавил Армстронг. – В один прекрасный день придут за обоими. Его внуку сейчас уже, наверное, лет шесть-семь.
– Думаю, вы подтверждаете мое мнение, – рассудил Данросс. – Цу-янь не такой, и никогда таким не был. И зачем Цу-яню понадобилось несколько винтовок? При желании он, как мне кажется, мог бы вооружить половину армии националистов с танковым батальоном в придачу.
– На Тайване, но не в Гонконге.
– Цу-янь когда-нибудь встречался с Бартлеттом? – спросил Армстронг. – В ходе ваших переговоров?
– Да. Один раз он был в Нью-Йорке от нашего имени и в Лос-Анджелесе. Оба раза с Джоном Чэнем. Они парафировали договор между «Струанз» и «Пар-Кон индастриз», который мы должны подписать или отказаться от него – здесь в этом месяце, и от моего имени официально пригласили Бартлетта в Гонконг.
Армстронг бросил взгляд на своего китайского партнера. Потом осведомился:
– Когда это было?
– Четыре месяца назад. Столько времени понадобилось обеим сторонам для проработки всех деталей.
– Джон Чэнь, говорите? За ним, несомненно, стоит Благородный Дом Чэнь.
– Знаете, Джон не такой человек, – заверил Данросс. – Какой ему резон ввязываться в сомнительные заговоры? Видимо, это просто совпадение.
– Есть еще одно любопытное совпадение, – сообщил Брайан Квок. – И Цу-янь, и Джон Чэнь знакомы с американцем по имени Банастасио, во всяком случае их видели вместе. Тебе что-нибудь говорит это имя?
– Нет. Кто это?
– Азартный игрок, играет по-крупному, а еще подозревается в вымогательстве. Предполагают также, что он тесно связан с одной из семей коза ностра. Винченцо Банастасио.
Данросс прищурился:
– Ты сказал «видели вместе». Кто видел?
– ФБР.
Молчание чуть затянулось.
Армстронг сунул руку в карман за сигаретой.
Данросс подвинул через стол серебряную сигаретницу:
– Прошу.
– О, спасибо. Я не буду – просто задумался. Бросил две недели назад. Умереть можно. – Потом добавил, стараясь справиться с желанием закурить: – ФБР передало нам эту информацию, потому что Цу-янь и Джон Чэнь – очень известные здесь люди. И попросило нас присмотреть за ними.
И тут Данросс вспомнил фразу Фоксвелла об известном капиталисте, который является тайным «комми» и за которым следят в Синклер-тауэрс. «Господи, – подумал он, – ведь у Цу-яня там квартира, и у Джона тоже. Но не может быть, чтобы тот или другой были связаны с коммунистами, это уж точно».
– Героин, конечно, большой бизнес, – резко заговорил Армстронг.
– Что вы имеете в виду, Роберт?
– Чтобы финансировать торговлю наркотиками, нужны огромные деньги. В таких количествах их можно получить только у банков или у банкиров, тайно конечно. Цу-янь входит в состав совета директоров нескольких банков, равно как и господин Чэнь.
– Роберт, вы бы лучше не торопились с такого рода высказываниями, – проскрежетал Данросс. – Вы делаете очень опасные выводы без каких-либо доказательств. За это можно привлечь к ответственности, и я этого не потерплю.
– Вы правы, прошу прощения. Беру свои слова о совпадении назад. Но все равно торговля наркотиками – большой бизнес, их здесь, в Гонконге, хоть пруд пруди, и предназначены они в конечном счете для потребителя в Штатах. Не знаю как, но я выясню, кто у нас занимается этим грязным делом.
– Похвально. И получите всю необходимую помощь от «Струанз» и от меня лично. Я тоже терпеть не могу наркоторговлю.
– О, не то что я ее терпеть не могу, тайбань, или тех, кто этим занимается. Это жизненная реальность. Просто еще один бизнес, запрещенный, конечно, но все же бизнес. Мне поручено выяснить, кто у них тайбани. Это вопрос личного удовлетворения, вот и все.
– Если потребуется помощь, вам стоит лишь спросить.
– Благодарю. – Армстронг устало поднялся. – Прежде чем мы откланяемся, еще парочка совпадений для вас. Когда сегодня утром были названы Цу-янь и Джон Чэнь, нам захотелось тут же побеседовать с ними, но вскоре после того, как мы накрыли винтовки, Цу-янь утренним рейсом улетел в Тайбэй. Любопытно, да?
– Он все время летает туда и обратно, – проговорил Данросс, но беспокойство его росло. Цу-янь сегодня вечером зван к нему на прием. Если Цу-янь не появится, это будет нечто из ряда вон выходящее.
Армстронг кивнул:
– Похоже, что решение было принято в последний момент: ни предварительного заказа, ни билета, ни багажа. Сунул клерку несколько лишних долларов, и кого-то сняли с рейса, а его посадили. С собой у него был только кейс. Странно, вы не считаете?
– О том, чтобы добиться его выдачи с Тайваня, не приходится и мечтать, – добавил Брайан Квок.
Данросс изучающе посмотрел на него, а потом перевел немигающий взгляд холодных, как морской лед, глаз на Армстронга:
– Вы упомянули о парочке совпадений. В чем другое?
– Мы не можем найти Джона Чэня.
– Что это значит?
– Его нет ни дома, ни у подруги, ни в одном из других мест, где он обычно бывает. Мы время от времени наблюдали за ним и Цу-янем уже несколько месяцев, с тех пор как получили наводку ФБР.
Молчание сгустилось.
– Яхту проверяли? – спросил Данросс, но скорее для очистки совести.
– Она на стоянке, со вчерашнего дня никуда не выходила. Матрос с яхты тоже не видел его.
– А на поле для гольфа?
– Нет его там, – сказал Армстронг. – И на ипподроме нет. Он не присутствовал на разминке, хотя, по словам тренера, должен был. Его нет, он исчез, испарился.
Глава 6
11:15
В зале заседаний совета директоров воцарилось изумленное молчание.
– Что-нибудь не так? – спросила Кейси. – Цифры говорят сами за себя.
Четверо сидевших вокруг стола мужчин молча смотрели на нее. Эндрю Гэваллан, Линбар Струан, Жак де Вилль и Филлип Чэнь – все члены внутреннего правления.
«Цзю ни ло мо на всех женщин в бизнесе», – бросив взгляд на кипу бумаг перед собой, мысленно выругался сорокасемилетний Эндрю Гэваллан, высокий и худой.
– Может, нам следует посоветоваться с мистером Бартлеттом? – смущенно проговорил он, по-прежнему чувствуя себя неловко из-за того, что приходится иметь дело с женщиной.
– Я уже говорила, у меня есть все полномочия. – Она старалась оставаться спокойной. – Я секретарь и исполнительный вице-президент «Пар-Кон индастриз», и мне доверено вести переговоры с вами. Мы подтвердили это письменно в прошлом месяце. – Кейси с трудом сдерживалась.
Встреча проходила очень тяжело. Первоначальное замешательство, вызванное тем, что дела надо вести с женщиной, сменилось сверхвежливой скованностью. Они ждали, пока она первой сядет, пока заговорит, уселись не раньше, чем она их об этом попросила, говорили о всяких пустяках, отказываясь вести с ней переговоры как с бизнесменом. Вместо этого они уверяли, что их жены с удовольствием походят с ней по магазинам, а потом поразевали рты от удивления, убедившись, что ей известны мельчайшие подробности предполагаемой сделки. Обычно она так или иначе справлялась с подобными ситуациями. Но сегодня был другой случай. «Господи, – думала она, – я должна добиться успеха. Я должна до них достучаться».
– На самом деле это совсем не трудно, – объявила она в самом начале, пытаясь преодолеть их скованность при помощи стандартного приема, который использовала в начале переговоров. – Забудьте, что я женщина, – судите меня по способностям. Так вот, у нас на повестке дня три вопроса: фабрики по производству полиуретана, наше представительство по компьютерному лизингу и, последнее, общее представление нашей нефтехимической продукции, удобрений, фармацевтических товаров и товаров для спорта по всей Азии. Давайте сначала разберемся с фабриками по производству полиуретана, ассортиментом поставок химической продукции и предлагаемым графиком финансирования. – Она тут же представила графики и подготовленные документы, устно резюмировала все факты, цифры и проценты, банковские сборы и процентные ставки. Просто и быстро, так что даже самый несообразительный человек мог составить впечатление о проекте. И вот теперь они таращились на нее.
Молчание нарушил Эндрю Гэваллан:
– Это… это очень впечатляет, моя дорогая.
– Вообще-то, я вам не «дорогая», – усмехнулась она. – Когда речь идет об интересах нашей корпорации, я выступаю как весьма жесткий прагматик.
– Но, мадемуазель, – возразил Жак де Вилль с обходительным галльским шармом, – ваш носик само совершенство и очень даже мил.[48]
– Merci, monsieur, – тут же ответила она и, не задумываясь, добавила на сносном французском: – Но нельзя ли оставить на время форму моего носа и перейти к обсуждению форм данной сделки. Лучше не мешать одно с другим, верно?
Снова молчание.
– Не хотите ли кофе? – предложил Линбар Струан.
– Нет, спасибо, мистер Струан. – Кейси старалась держаться, как у них было принято, и не называть их по именам раньше времени. – Может быть, рассмотрим это предложение? Это то самое предложение, что мы послали в прошлом месяце… Я постаралась учесть все вопросы – и ваши, и наши.
Снова повисла тишина. Линбар Струан, тридцатичетырехлетний рыжеволосый мужчина с приятной внешностью и голубыми глазами, которые светились бесшабашным блеском, снова осведомился:
– Вы уверены, что не хотите кофе? Или, может быть, чаю?
– Нет, спасибо. Значит, вы принимаете наше предложение как оно есть?
Филлип Чэнь кашлянул:
– В принципе мы согласны сотрудничать с «Пар-Кон» в нескольких областях. Об этом говорится в протоколе о намерениях. Что касается фабрик по производству полиуретана…
Она выслушала его обобщения, затем попыталась еще раз перейти к конкретике – для чего, вообще-то, и проводилась встреча. Но дело не шло, и она просто чувствовала, как собеседники уворачиваются. Хуже, чем теперь, у нее не получалось никогда. «Может, из-за того, что они англичане, с англичанами я никогда раньше дела не имела».
– Что-нибудь конкретно требует пояснения? – спросила она. – Если что-то непонятно…
– Мы все прекрасно понимаем, – заговорил Эндрю Гэваллан. – Представленные вами цифры однобоки. Мы финансируем строительство фабрик. Вы поставляете оборудование, но его стоимость амортизируется в течение трех лет, а это внесет путаницу в любое движение наличности и будет означать, что по крайней мере лет пять прибыли ожидать не приходится.
– Мне сказали, что у вас в Гонконге стоимость здания обычно амортизируется за три года, – так же жестко парировала она, обрадовавшись брошенному вызову. – Мы предлагаем лишь следовать принятой у вас практике. Если хотите пять или десять лет – пожалуйста, но при условии, что тот же самый подход будет применяться и к зданию.
– Вы не платите за оборудование: оно в лизинге, и ежемесячный взнос по совместному предприятию очень высок.
– Какова на сегодняшний день лучшая ставка вашего банка, мистер Гэваллан?
Они посовещались и назвали цифру. Несколько секунд она считала на своей карманной логарифмической линейке
– При сегодняшней ставке вы сэкономите семнадцать тысяч гонконгских долларов в неделю на каждой единице оборудования, если примете наше предложение, на котором за рассматриваемый период… – Еще один быстрый подсчет. – …вы заработаете на тридцать два процента больше в сравнении с вашими лучшими показателями – а мы говорим о миллионах долларов.
Они напряженно смотрели на нее и молчали.
Эндрю Гэваллан подверг ее перекрестному допросу по цифрам, но она ни разу не сбилась. Их неприязнь к ней усилилась.
Молчание.
Она была уверена, что их привели в замешательство ее цифры. «Что еще можно сказать, чтобы убедить их? – думала она с растущим беспокойством. – „Струанз“ огребут целую кучу денег, стоит им лишь сдвинуться с места. Мы заработаем состояние, а я получу свое долгожданное „выходное пособие“, свои „отвальные“. „Струанз“ разбогатеют на одном только пенопласте, „Пар-Кон“ в течение ближайших десяти лет будет иметь чистыми около восьмидесяти тысяч американских долларов, и, по словам Линка, мне тоже что-то с этого отломится…»
– Сколько ты хочешь? – спросил он перед вылетом из Штатов.
– Пятьдесят один процент, – засмеялась она, – раз ты спрашиваешь.
– Три.
– Да ладно тебе, Линк, мне нужно мое «выходное пособие».
– Завершаешь успешно весь пакет и получаешь опцион на сто тысяч акций «Пар-Кон» по четыре доллара ниже рыночной стоимости.
– Договорились. Но я и пенопластовую компанию хочу, – сказала она, затаив дыхание. – Я ее начала и хочу ею владеть. Пятьдесят один процент. Для меня.
– В обмен на что?
– В обмен на «Струанз».
– Идет…
И вот теперь, оказавшись в самом сердце «Струанз», Кейси ждала и внешне выглядела спокойной. Когда ей показалось, что наступил подходящий момент, она с невинным видом произнесла:
– Значит, мы сошлись на том, что наше предложение принимается без поправок? Мы с вами в доле пятьдесят на пятьдесят, что может быть лучше?
– Я по-прежнему утверждаю, что вы не обеспечиваете пятидесяти процентов финансирования данного совместного предприятия, – резко ответил Эндрю Гэваллан. – Вы предоставляете оборудование и материалы на условиях аренды с вычетом потерь или неиспользованного кредита из подлежащего налогообложению дохода за предыдущий период, поэтому ваш риск не равен нашему.
– Джентльмены, но это же делается для снижения налоговых выплат у нас и для сокращения суммы финансовых затрат. Мы финансируем из наличных средств. По цифрам выходит то же самое. То, что мы получаем амортизационные отчисления и различные скидки, не фигурирует ни здесь, ни там. – С еще более невинным видом насаживая наживку в мышеловке, она добавила: – Мы финансируем в Штатах, где ориентируемся лучше вас. Вы финансируете в Гонконге, где все козыри на руках у вас.
Квиллан Горнт повернулся от окна своего офиса:
– Повторяю, условия сделки с нами могут быть выгоднее любых условий, о которых вы сможете договориться со «Струанз», мистер Бартлетт. Любых.
– Вы согласитесь на доллар за доллар?
– Доллар за доллар.
Плотно сложенный бородатый англичанин, чуть меньше шести футов ростом, с суровым лицом, сединой в черных волосах и мохнатых бровях и карими глазами, вернулся от окна и снова уселся лицом к Бартлетту за стол, на котором не было ни единой бумаги. Они беседовали на самом верхнем этаже Ротвелл-Горнт-билдинг, фасад которого выходил на Коннот-роуд и набережную.
– Не секрет, что наши компании – весьма серьезные соперники, но, уверяю вас, мы можем предложить более выгодные условия и превзойти их, и я организую финансирование с нашей стороны в течение недели. У нас могло бы сложиться весьма выгодное партнерство – у вас и у меня. Я предложил бы основать объединенную компанию по законам Гонконга. Налоги здесь на самом деле очень приемлемые – пятнадцать процентов со всего заработанного в Гонконге и никакого налогообложения доходов во всем остальном мире. – Горнт улыбнулся. – Лучше, чем в США.
– Гораздо лучше, – согласился Бартлетт. – Значительно лучше.
– Именно поэтому вы заинтересовались Гонконгом?
– Это одна из причин.
– А в чем другие?
– Здесь еще нет американского предприятия, которое могло бы сравниться по размаху с моим, а должно быть. Этот век – век Тихого океана. Но вы можете извлечь пользу из того, что мы здесь появимся. У нас много опыта, которого нет у вас, и решающее слово в сферах американского рынка. С другой стороны, у «Ротвелл-Горнт» и у «Струанз» есть опыт, которого нет у нас, и решающее слово на рынках Азии.
– Каким образом мы можем установить взаимоотношения?
– Прежде всего, мне нужно выяснить, к чему стремятся «Струанз». Я начал переговоры с ними и не люблю пересаживаться с самолета на самолет посреди океана.
– Я сразу могу сказать, к чему они стремятся: прибыль для себя и к черту всех остальных. – Улыбка Горнта была очень недоброй.
– Сделка, которую мы обговорили, представляется весьма справедливой.
– Изображать честную игру они мастера, куда там прочим: выставят на торги по пол-акции, продадут кому нужно, доход утаят, а контроль оставят за собой.
– С нами такое не пройдет.
– Они занимаются этим почти полтора столетия. И на сегодняшний день научились кое-каким трюкам.
– Вы тоже.
– Конечно. Но «Струанз» совсем не такие, как мы. У нас конкретные вещи и компании, а у них – проценты. В большинстве подконтрольных компаний у них немногим больше пяти процентов акций, и тем не менее они осуществляют абсолютный контроль над ними с помощью особых голосующих акций или записывают как обязательное положение в уставе, что их тайбань является также тайбанем этой компании с правом решающего голоса.
– Неплохо придумано.
– Да уж. Они хитрецы. Но мы лучше и прямее – и наши контакты и влияние в Китае и по всему Тихоокеанскому поясу, кроме США и Канады, сильнее, чем у них, и растут с каждым днем.
– Почему?
– Потому что изначально наша компания действовала в Шанхае – величайшем городе Азии, – где мы доминировали. «Струанз» всегда были сосредоточены в Гонконге, который до последнего времени оставался тихой заводью.
– Но ведь Шанхай – дохлый номер, и так было с тех пор, как коммунисты закрыли материковую часть Китая в сорок девятом. Сегодня через Шанхай не ведется никакой торговли с другими странами, все идет через Кантон.
– Да. Но именно шанхайцы, уехавшие из Китая на юг, их деньги, их мозги и решимость сделали Гонконг тем, что он есть сегодня, и тем, что будет завтра: нынешним и будущим центром деловой и культурной жизни всего Тихоокеанского региона.
– Лучшим, чем Сингапур?
– Абсолютно.
– Чем Манила?
– Абсолютно.
– Токио?
– Да, вот если бы только не японцы. – Глаза Горнта сверкнули, и на лице легли складки. – Гонконг – величайший город в Азии, мистер Бартлетт. Владеющий им в конце концов овладеет всей Азией. Конечно, я говорю о торговле, финансах, судоходстве и большом бизнесе.
– А что насчет красного Китая?
– Мы считаем, что существование Гонконга на руку КНР – как мы называем Китайскую Народную Республику. Мы для них «открытая дверь» под контролем. За Гонконгом и «Ротвелл-Горнт» – будущее.
– Почему?
– Потому что Шанхай в бытность свою деловым и промышленным центром Китая всегда задавал тон в Поднебесной, и шанхайцы – самые энергичные и предприимчивые представители китайской нации. Вы скоро почувствуете разницу между кантонцами и шанхайцами. Шанхайцы – предприниматели, промышленники, промоутеры и сторонники международных контактов. Нет ни одного крупного текстильного магната, судовладельца или промышленника не шанхайца. Кантонцы со своими семейными компаниями, мистер Бартлетт, всегда были склонны действовать в одиночку, а шанхайцы понимают толк в партнерстве, в том, как вести дела в компаниях, а больше всего – в банковском деле и финансах. – Горнт закурил еще одну сигарету. – Вот в чем наша сила, вот почему мы лучше, чем «Струанз»… и вот почему мы в конечном счете будем первыми.
Линк Бартлетт изучающе разглядывал сидящего напротив человека. Из подготовленного Кейси досье он знал, что Горнт родился в Шанхае в семье англичан, что ему сорок восемь лет, что он вдовец, что у него двое взрослых детей и что он проходил службу на Тихом океане в сорок втором – сорок пятом годах в чине капитана австралийской пехоты. Он знал также, что Горнт с большим успехом управляет компанией «Ротвелл-Горнт» как частной вотчиной уже восемь лет с тех пор, как принял компанию от отца.
Бартлетт заворочался в глубоком кожаном кресле.
– Если у вас такая вражда со «Струанз» и вы настолько уверены, что в конце концов будете первыми, чего ждать? Почему не взять их сейчас?
Горнт внимательно смотрел на него с застывшим выражением на угловатом лице.
– Этого мне хотелось бы больше всего в мире. Но я не могу, пока. Три года назад у меня почти получилось: они зарвались, джосс предыдущего тайбаня иссяк.
– Джосс?
– Это слово китайское. Оно значит «счастье», «судьба» и чуточку больше. – Горнт задумчиво смотрел на американца. – Мы здесь очень суеверные. Джосс – это очень важно, как умение оценить ситуацию и выбрать нужный момент. Джосс Аластэра Струана кончился или переменился. Пережив катастрофический год, он в отчаянии передал дело Иэну Данроссу. Они тогда чуть было не разорились. Держатели их акций начали в массовом порядке избавляться от бумаг. Я уже повел атаку на них, но Данросс выкрутился и стабилизировал рынок.
– Каким образом?
– Ну, скажем, надавил на определенные банковские круги.
Горнт с холодным бешенством вспомнил, как Хэвегилл ни с того ни с сего, вразрез со всеми их личными тайными договоренностями, удовлетворил просьбу «Струанз» об открытии временной кредитной линии на огромную сумму и это дало Данроссу время оправиться.
Горнт вспомнил, какая ослепляющая ярость охватила его, когда он позвонил Хэвегиллу. «За каким дьяволом ты это сделал? – спросил он. – Сто миллионов чрезвычайного кредита? Боже мой, да ты спас их шеи от веревки! Они уже были наши. В чем дело?» Хэвегилл рассказал, что Данросс собрал достаточно голосов на заседании совета директоров и оказал невероятное давление лично на него. «Я ничего не мог поделать…»
«Да, – думал Горнт, глядя на американца. – В тот раз я проиграл, но вот ты, уверен, и станешь тем взрывателем, что приведет в действие бомбу, которая разнесет „Струанз“ ко всем чертям, и они исчезнут из Азии навсегда».
– Тогда Данросс подошел к самому краю, мистер Бартлетт. У него появились непримиримые враги. Но теперь мы одинаково сильны. Это то, что можно назвать ничьей. Они не могут взять нас, а мы – их.
– Если они не совершат ошибку.
– Или если ошибку не совершим мы. – Горнт пустил кольцо дыма и воззрился на него. Наконец он снова обратил взгляд на Бартлетта. – В конце концов мы победим. Время в Азии течет немного по-другому, чем в США.
– Мне так и говорили.
– Вы придерживаетесь иного мнения?
– Я знаю, что и здесь, и там, и черт еще знает где всегда действуют одни и те же правила выживания. Только в разной степени.
Горнт наблюдал, как дым от сигареты поднимается к потолку. Его просторный офис, со старыми, потертыми кожаными креслами и великолепными картинами маслом на стенах, был наполнен запахом лощеной кожи и хороших сигар. Резное кресло Горнта из старого дуба с обитыми красным плюшем высокой спинкой и сиденьем смотрелось жестко, функционально и солидно. «Как и он сам», – думал Бартлетт.
– Мы можем предложить более выгодные условия, чем «Струанз», и время работает на нас и здесь, и там, и еще черт знает где, – сказал Горнт.
Бартлетт усмехнулся.
Горнт тоже искривил губы в улыбке, но Бартлетт отметил, что глаза не улыбаются.
– Осмотритесь в Гонконге, мистер Бартлетт. Поспрашивайте о нас и о них. А потом примете решение.
– Да, я так и сделаю.
– Я слышал, что ваш самолет задержан.
– Да. Да, задержан. Полиция аэропорта обнаружила на борту несколько винтовок.
– Слышал, слышал. Любопытно. Ну, если потребуется помощь в том, чтобы снять с него арест, возможно, я смогу быть вам полезен.
– Вы можете помочь прямо сейчас, если скажете, кто это сделал и с какой целью.
– Я-то понятия не имею, но бьюсь об заклад, что кое-кто в «Струанз» знает.
– Почему вы так считаете?
– Им были точно известны ваши перемещения.
– Вам тоже.
– Да. Но к нам это не имеет никакого отношения.
– Кто знал об этой нашей встрече, мистер Горнт?
– Вы и я. Как и договорились. Отсюда утечки не было, мистер Бартлетт. После нашей личной встречи в Нью-Йорке в прошлом году все переговоры велись по телефону, даже никаких подтверждений по телексу. Я разделяю ваш мудрый подход, предполагающий осторожность, тайну и разговор с глазу на глаз. При закрытых дверях. А кто с вашей стороны знает о нашем… нашем интересе?
– Никто, кроме меня.
– И даже эта дама – ваш секретарь и исполнительный вице-президент? – Горнт не скрывал недоверия.
– Да, сэр. Когда вы успели узнать, что Кейси – женщина?
– Еще в Нью-Йорке. Послушайте, мистер Бартлетт, мы вряд ли сумеем продумать условия сотрудничества, если не уточним ваши полномочия и полномочия ваших главных исполнителей.
– Прекрасно. Не будем терять время.
– Удивительно, что такую ключевую должность занимает женщина.
– Она моя правая и левая рука и лучший из моих исполнителей.
– Почему же тогда вы не сказали ей о нашей сегодняшней встрече?
– Одно из первых правил выживания: оставляй выбор за собой.
– То есть?
– То есть я веду бизнес не на коллективных началах. Кроме того, мне нравится экспромт, и я люблю оставлять некоторые операции в тайне. – Бартлетт на секунду задумался. – Дело не в недостатке доверия. На самом деле я поступаю так, чтобы ей было легче. Если кто-нибудь в «Струанз» узнает и поинтересуется у нее, почему я сейчас встречаюсь с вами, ее удивление будет неподдельным.
Читать бесплатно другие книги:
