Герой должен умереть Гинзбург Мария
Джер прижался к холодной каменной стене, всеми силами стараясь уберечь больную ногу. Поднял нож, готовый ударить в любой миг. Он слышал, как змея исследует стены западины, направляется к его укрытию. Стрелок весь подобрался для удара. Боль в ноге уже эхом начинала отдаваться в мозгу. Еще одна порция яда – и ему больше не подняться.
Вдруг за спиной послышался шум, точно десятки птиц одновременно поднялись на крыло. Джер быстро обернулся, и ему тут же пришлось упасть навзничь – прямо в лицо из глубины пещеры летела целая стая летучих мышей. Он закрыл голову руками, а зверьки стремительно прошелестели над ним. Пещера наполнилась визгом, скрежетом, и сквозь какофонию звуков явственно пробивалось яростное шипение. Джер выглянул из укрытия и увидел, что летучие мыши буквально раздирают на части огромную змею. Десяток ударов сердца – и от твари осталось лишь несколько клочков шкуры.
Из глубины пещеры снова послышались звуки – на этот раз, легкий топоток. Несколько пар маленьких ног мелко ступали по каменному полу. Сознание Джера начало туманиться. Тут перед его лицом очутился маленький фонарик, внутри которого ползали светлячки, а в свете фонарика – востроносая мордочка с круглыми белесыми глазками.
Существо чуть склонилось, быстро обнюхало ногу охотника и скомандовало визгливо:
– Помочь!
Тут же еще несколько существ вынырнули из темноты и сноровисто принялись за рану – зажурчала вода из маленького бурдючка, затрещала ткань штанины, ноздри защекотал ароматный дымок. Одно из них приникло бархатистым ртом к ране и принялось высасывать яд.
Первое существо продолжало разглядывать Джера в свете фонарика.
– Ты кто? – осведомилось оно.
Охотник из последних сил боролся с ядовитым туманом в голове. Ему удалось выдохнуть:
– С-с-стрелок…
Неизвестно, с чего ему на ум первым пришло не собственное имя, а слово, которое яростно шипели алые змеи. Но подумать об этом не удалось – в нос ударил запах паленой кожи, а в следующий миг боль из раны выстрелила через все тело, и Джер впал в забытье.
Подземные лабиринты, один другого запутаннее, раскинулись под миром Двух Солнц. С самого творения мира укрывались в них те, о ком лишь смутно подозревали сами Создатели. Духи, древние, как сама Древность, хранили мир изнутри и поддерживали его жизнь, когда отворачивались даже небесные боги. Люди опасались спускаться в пещеры слишком глубоко, повернувшего за запретный поворот немедленно атаковали стаи летучих мышей и выгоняли обратно на поверхность.
Все ниже и ниже спускалась по темным коридорам странная процессия. На носилках из рыбьей кожи лежал герой, бледный, с испариной на верхней губе. Шестеро подземных жителей несли его, еще двое шли позади и впереди с фонарями в руках. Был слышен плеск вод, что питали огромные пещерные озера. Реки, которые выходили ближе к поверхности стали спасением для людей в страшные Алые времена – они изобиловали рыбой и земноводными, снабжали водой и пищей. По рекам плавали обитатели подземелий в легких лодчонках, обтянутых кожей рептилий. В одну из таких лодочек и уложили поверженного героя. На тонком загнутом носу был укреплен фонарь из рыбьего пузыря, два подземных жителя с белесой кожей оттолкнулись от каменного берега и устроились один на носу, другой – на корме.
Уносимая стремительным течением вод, лодочка скрылась в черном тоннеле.
Оказывается, смерть не так и ужасна. Ты просто находишься за пределами своего мира и равнодушно рассматриваешь, как он растворяется в небытии. Это ничуть не больно, и даже не страшно. Это… никак. И Джера такое состояние полностью устраивало. Осознание «я умер» вошло в тело и осталось там, спокойное и расслабляющее.
– Держись, родной мой…
Кто это? Такой странный голос, наполняющий силой, звонкий, встревоженный, чуть со слезами… Не может быть такой страсти в этом пространстве без единой эмоции.
– Я с тобой, я рядом!
Джер взметнулся, внезапно ожившее сердце само рванулось из небытия за отчаянным голосом.
– Вот моя рука, возьми мою силу!
Герой бросился за ускользающим образом через мертвое пространство. Умереть, так никогда и не увидев ее? Нет! Гори оно все огнем, и жизнь и подвиги, и целые страны – но расстаться с возлюбленной богиней, даже ни разу не коснувшись ее руки – нет!
– Сражайся, я тебя не оставлю…
Голос терялся, зато возвращалось осознание себя в мире.
Со стоном Джер раскрыл глаза.
По телу разливалось тепло, изгоняя боль и озноб. Чьи-то ловкие руки отирали больную ногу и тут же сменяли прохладную мокрую ткань на лбу.
– Те-рин-га… – простонал охотник. – Тэ-ри…
– Тише, – нежные пальцы легли на его губы. – Все хорошо.
– Где ты… – Джер слабо поднял руку, коснулся хрупкого предплечья. – Это ты?.. Ты, возлюбленная?..
Огромные светло-голубые глаза сверкали в слабом свете фонаря. Бледная до прозрачности кожа посверкивала капельками воды, длинные, почти белые волосы касались его лица.
– Отдыхай. Опасность миновала. Ты справился с ядом.
Джер пошел на поправку быстро – подземные жители знали свое дело, да и железное молодое здоровье не подвело. Отлежавшись две ночи, охотник отправился на разведку по пещерам, чтобы разогнать последние капли яда. Подземные проходы освещались все теми же фонарями из рыбьих пузырей, подтеки воды мерцали на стенах, срывались капли с известняковых наростов.
Самым обидным и нелепым оказалось то, что Джер в забытьи выпустил из рук единственное ценное, что было в его жизни – прадедушкин лук, верного спутника и спасителя. Охотник ощущал себя предателем худшим, как если б он бросил на произвол судьбы человека. Его спасители не придали неведомому оружию никакого значения, спешно унесли героя в глубины подземелий. И вот лежит где-то там, наверху, его лук, надежда всего мира. Лежит и ждет своего хозяина. А ну как неразборчивый странник спалит его в костре, одни костяные накладки останутся?..
Сей же час Джер был готов мчаться наверх, только вот дороги не разобрать. Безошибочно умеющий нащупать неуловимую тропу в беззвездной темноте, в царстве холодного камня охотник чувствовал себя связанным и слепым.
Плеснула вода. Из пещерной мглы появилась лодочка. На корме, освещаемая тусклым фонарем, различалась изящная фигурка с веслом в руках. Светлые волосы спадали ниже пояса, и вся она точно светилась мягким голубоватым сиянием.
Проскребло по камням обтянутое кожей днище. Лодочница отложила весло, сняла с шеста фонарь и легким прыжком перебралась на берег.
– Ты сделан из алмаза, Стрелок, – сказала она, и голос нежнейшим колокольчиком прозвенел во мраке подземелья.
Джер смутно припомнил это лицо, склонившееся над ним, расплывающееся в бреду.
– Как отблагодарить тебя за спасение, прекрасная незнакомка? – Джер призвал на помощь все немногочисленные основы учтивости, которые мог знать простой охотник.
Девушка рассмеялась, и ее звонкий голосок наполнил жизнью окружающую мглу.
– Не меня благодари. Отца моего, духа подземных вод чти, который послал слуг на помощь. Это он узрел, что дикие нездешние силы рвутся в наше обиталище. Никогда не позволят подземные духи врагу ворваться в основы мира.
– Впервые я видел, чтобы змеи сами набрасывались на человека, – сказал Джер. – И среди пустынных тварей не встречал таких гадов…
– Это не земные чудовища, – покачала головой девушка, и отблески фонаря вспыхнули на ее волосах. – Небесные боги послали их на твою погибель.
«Сссссстрелок…»
Джер вспомнил явные человеческие слова, исторгаемые змеиной пастью.
– Боги… – прошептал он.
Богине Теринге молился он той ночью. И вновь прошла мимо него смерть. «Слава Солнцу!» – шипели змеи. Значит, прознали о его замысле иные боги, злые духи, подослали чудовищ, призванных уничтожить героя.
Но если неведомые боги сами встают на пути у героя, значит, им никто не мешает? Значит, исчезла защита, хранившая его от иных сил? Значит…
Потеряв на миг голову, Джер бросился в первый попавшийся проход. Но через несколько шагов споткнулся и запрыгал на здоровой ноге, подволакивая вторую за собой. Девушка осторожно заглянула в пещеру, смеющимися глазами разглядывая героя.
– Ты куда это, как нетопырем укушенный?
Охотник, ругаясь про себя на все лады, заковылял обратно.
– С Терингой что-то случилось! – заговорил он запальчиво. – Я уверен, с ней беда! Она не позволила бы никому из богов вот так прямо нападать на меня!..
– Теринга? – осторожно переспросила девушка. – Кто это? Ты постоянно повторял это имя в бреду.
– Это моя богиня, мой хранитель, мой друг! Моя… возлюбленная! – Джер едва не взорвался. Он был готов отрубить себе больную ногу, только бы не мешала идти. – Я должен найти ее, должен… – он бессознательно вскинул руку за плечо и ухватил пустоту пальцами. – Должен найти мой лук! На меня надеется весь мир, а я сижу тут и теряю время!
Девушка слушала его, перебирая пальцами подол голубого платья, и в прозрачных глазах ее плескались реки.
– Покажи мне выход на поверхность, прошу тебя, – Джер заглянул девушке в лицо. – И моя благодарность не будет знать границ, я сделаю для тебя все, что в моих силах, если только вернусь из похода живым.
– Ты далеко не уйдешь с такой раной, – сказала она. – А боги… – тут в ее голосе прорезалось нескрываемое презрение. – Сядь в мою лодку, Стрелок. Я покажу тебе, где живут истинные боги.
Мчалась по подземной реке быстрая лодочка, на корме сидел Джер, а длинным веслом играючи орудовала стройная девушка в голубом платье. Штаны и рубаха героя превратились в лохмотья после схватки, но на перевязи уцелел охотничий нож. Плотный плащ в подземельях оказался кстати – холод и сырость пробирали до костей. Досадно было то, что бледная незнакомка, похоже, не чувствовала холода, легкое платье полностью открывало руки и плечи, потоки воздуха обрисовывали красивую фигуру.
Они проплывали мимо крохотных пещерок и огромных зияющих проемов, вдоль берегов поблескивали золотые жилы, тускнели россыпи халцедонов, сердоликов, кремниев. Миновали бесконечные ровные плато и целые залы из переплетений сталактитов и сталагмитов. Иногда встречались обитатели подземелий – они были разными, высокими и низкими, худыми, с белесой кожей и длинными носами. У некоторых имелись хвосты, как у ящериц. Многие рыбачили с берегов кривыми удочками. Один раз они спугнули фонарем стаю летучих мышей, которые с пронзительным визгом понеслись против течения.
Но вот остались позади живописные и населенные места, и вокруг вместе с тьмой стала сгущаться тишина. Затихла ругань летучих мышей, не плескалась в реке рыба, не видно было больше странных существ, населявших подземелья.
– Как тебя зовут? – спросил Джер, когда молчание стало нестерпимым.
– Илайна, – отозвалась девушка.
Она подогнала лодку к каменному мысу. Джер, прихрамывая и проклиная больную ногу, выбрался на берег. Они оказались на большом плато, уходящем вдаль. Девушка взяла фонарь и первой направилась вперед. Босые ноги неслышно ступали по ровному камню. Джер ковылял, стараясь не отставать. И вдруг он увидел, что буквально в нескольких шагах впереди плато круто обрывается. Илайна остановилась, охотник взял у нее фонарь и осторожно подошел к самому краю обрыва.
Чернота, тьма темнее самой непроглядной ночи уходила вперед и вниз, вниз, вниз… У Джера, прославившегося храбростью на много поселений, подкосились колени. Абсолютная тишина царила в этом месте, страшная, давящая. Сколько ни протягивал Джер фонарь во тьму – чернота поглощала свет, и неустрашимый герой чувствовал себя беспомощным и никчемным перед величием этой бездны.
Илайна подошла и села на самый край обрыва, свесив ноги. У Джера, который никогда не боялся высоты, закружилась голова.
– Твои боги, – прошептала Илайна, обратив лицо к бездне. – Твои небесные боги – только раскрашенные куклы в сравнении с духами Сердца мира. Там, в глубине, живут те, кто был до творения мира, и останутся последними после его разрушения. Послушай, Стрелок, и ты услышишь…
Она протянула Джеру тонкую, облаченную в сияние руку, и охотник сел рядом с ней.
И из бездны вдруг послышался едва различимый, невыразимо печальный и нежный напев. Тихая-тихая песнь наполняла пространство, вплеталась во тьму, звенела, и древней магией была она наполнена, магией, что старше людей, солнц и мира, самой древностью, тьмой и основой бытия.
– Твои боги могут уничтожить друг друга, – шептала Илайна. – Твои солнца могут погибнуть и родятся новые светила. Все люди могут исчезнуть, затем возродиться снова. Но, покуда звучит песнь подземных духов, мир будет жить. И никто не сможет прекратить этого, ибо нет во всех мирах ничего сильнее Древности. Твои боги молоды и смертны, и они однажды уйдут, а мы останемся… И как ни станут биться небесные злодеи, они превратятся в прах, а миры будут стоять, покуда звучит внутри них подземная песнь. Твои боги смешны, если думают, что могут уничтожить сущность, внутри которой заложена вечная жизнь.
Джер молчал, придавленный открывшейся перед ним вечностью.
– А знаешь, Стрелок, – Илайна обернулась к нему, и глаза ее вспыхнули голубыми искрами, – когда мир погибнет? Однажды подземные духи выйдут из бездны на поверхность и запоют последнюю песнь бытия. Только тогда исчезнет этот мир из пространства для того, чтобы его место занял новый. До тех пор – все бессмысленно.
Охотник взглянул в глаза Илайны, в которых чудилась голубая бездна, подобная той черной, что окружала их со всех сторон. Он сжал кулаки и попытался вызвать в памяти все то, ради чего оставил родной дом, адский жар, борьбу за жизнь, верный лук, свою богиню…
Но все это меркло перед открывшимся безмолвным величием, он не мог удержать мыслей, и все, ради чего он существовал – любовь к жизни, преданность народу, готовность к подвигам – вытесняла бесконечная тьма и горящие колдовскими огнями глаза.
– Иди ко мне, Стрелок, – прошептала Илайна. – Все бессмысленно.
Все бессмысленно. Главное, что еще поют подземные духи, и таится жизнь внутри мира. И до тех пор, пока звучит песнь, ничего не случится. Алое Солнце может сжечь землю дотла – все равно возникнет новая жизнь, сильнее и лучше предыдущей. И что за дело до каких-то мелких людей, букашек на теле мира – будут новые люди, родятся новые букашки.
Главное, что звучит песнь подземных духов.
И еще губы Илайны – нежные и прохладные, как подземный родник на жарком закате.
Глава 7
Это случилось абсолютно неожиданно.
Прошла ночь, и люди уже готовились ко сну. Я сидела на входе в пещеру и разглядывала стремительно светлеющий горизонт, готовая в любой миг скрыться в прохладной глубине. Бьерг куда-то пропал.
Но этот восход не играл алыми красками, не заливал жаром скалы и пустошь перед ними. Цвета были мягкими, точно смазанными. И вдруг я поняла, отчего.
Небо скрыли тучи.
Я вскочила и опрометью кинулась вниз, где люди, оставив свои дела, собрались в толпу и все, как один, с надеждой глядели в низкое небо.
Тучи сгущались, тяжелые, фиолетовые, несущие радость.
Первая благодатная капля вырвалась на волю, ударилась о камешек и скользнула по моей щеке. Вторая дотронулась до губ. И мелкой дробью задрожали мясистые листки на лианах, капли путались в волосах, темными пятнами расплывались на одежде…
Я закрыла глаза, предоставив живительным струйкам змеиться по лицу.
Зашумел ветер, хлестнула по носу обломанная колючка. Я услышала за спиной шум, топот. Люди, успевшие устроиться на сон, выбегали из пещер, съезжали по скалистым склонам, падали на колени, загребали горстями мокнущую землю. Залаяли охотничьи собаки, детский смех взлетел ввысь, столкнулся с падающими каплями – и целый водопад обрушился на головы обезумевших от радости поселян.
– Дождь!
– Дождь!!!
– Радость дождю!!!
Звонко перекликались девушки, мальчишки не упускали возможности хорошенько потузить друг друга в лужах, грязные с головы до пят. Старый дед подставил морщинистое лицо небу и шептал что-то, приложив пальцы ко лбу.
Кто-то толкнул меня в плечо, потом схватили за руку, и я позволила увлечь себя в безумном, безудержно счастливом танце. Люди кричали, вопили, пели на разные лады, и все это сплеталось в странную, удивительно красивую, несмотря на абсолютную разобщенность, музыку. Это был гимн жизни, песнь свободы и надежды. Возглас «радость дождю!» слышался со всех сторон. Босые ноги утопали в земле, еще недавно сухой и потрескавшейся, теперь же превратившейся в грязь. Я вымокла насквозь, до нитки, до последнего волоса. Вдруг меня в грудь ударили тяжелые мягкие лапы, я поскользнулась и упала в грязь, молодой волкодав принялся радостно облизывать мне нос и щеки. Я не знала, смеюсь или плачу, я задыхалась влажным живительным воздухом, зажмурившись, ловила ртом струи ливня, упивалась счастьем людей, зашедшихся вокруг в диких плясках, и плясала с ними так, точно сама провела долгие годы, страдая от жары, и жила лишь ожиданием этих дождливых дней. Мелькнули в танце черные косы и яркий платок, Рина хохотала и веселилась со всеми, но я видела, как взгляд ее с затаенной тоской перебегает с одного селянина на другого…
Я устала, запыхалась, выбралась из круга пляшущих. Солнце взошло, но нас окружали сумерки, серые и прохладные, и весь день обещал быть таким. А потом, если будут благосклонны духи, и еще один. С наслаждением шлепая по грязи, я гуляла вдоль холмов и прикидывала – если дожди затянутся, то, возможно, смогу осилить переход по пустыне в одиночестве. Размышляя так, я вошла в сень рощи. Здесь ливень превратился в морось – мощные кроны, сражавшиеся с солнцем, лишь нехотя делали одолжение для дождя. И вдруг, вглядевшись в полумрак, я смутно различила знакомый силуэт.
Мародер сидел на земле, привалившись спиной к кожистому стволу. Рядом лежала его кожаная фляга.
– Бьерг! – окликнула я, подбежала ближе. Мне было так хорошо, что я и представить не могла, будто кто-то может не радоваться этой ночи.
Он чуть повернул голову в мою сторону. Я проскользила пару шагов по мокрой земле, грохнулась на колени, потормошила его за плечо.
– Что ты сидишь? Идем со мной, пойдем под дождь!
Мародер покачал головой, и я вдруг заметила даже в тенистых сумерках подтеки крови на его губах и подбородке. Он проследил за моим взглядом и промокнул губы платком, зажатым в ладони. Я увидела, что серая ткань вся покрыта свежими темными пятнами.
Сердце зашлось от испуга, я бессознательно ухватила мародера за запястье, но он мягко высвободил руку и убрал платок за пазуху.
– Что с тобой?
Кровь размытыми каплями оставалась в углах губ.
– Все в порядке, Тэри. Радость дождю. Иди. Я хочу отдохнуть в одиночестве.
Я видела – совсем не все в порядке. Хотела заговорить снова, но Бьерг неожиданно раскашлялся, надсадно, хрипло, задыхаясь, будто легкие жгло изнутри. Я сама почувствовала, как сжимается горло. Мародер чуть отклонился, прижался лбом к стволу и сплюнул наземь тягучий сгусток крови. Достал платок и вытер губы, стараясь отдышаться.
Я заметила, что по бахромчатому краю ткани идет вышивка, вылинявшая и грязная. Но некогда красивая – переходят друг в друга разноцветные спирали и змеи, вышитые тонкой гладью, блестит золотая нить.
– Выпей, – я тронула его за плечо и подала флягу с водой.
Он чуть кивнул, сделал несколько глотков, прикрыл глаза.
– У тебя дрожат руки, Тэри. Не бойся так.
– Бьерг, ты же болен… – тихо сказала я.
– Это давно не новая весть.
– И ты ведешь такую жизнь? Тебе же нужно…
И замолчала, встретив его усмехающийся взгляд. В самом деле, что – «нужно»? Отсиживаться в сырых подземельях и покорно ждать встречи с судьбой? Довериться травникам, которым больше негде доставать травы?
Бьерг снова закашлялся, склонившись к земле. Я подхватила его, дала опереться на свое плечо. Я понимала, почему он предпочитает одиночество. Разве возможно довериться людям, для которых мародеры – безумные странники, падальщики, что отважились разведывать пути, страшившие остальных. Отвращение пополам с любопытством, благодарность, размешанная со страхом – не самые надежные чувства. Не придет умирающий стервятник искать помощи у живых зверей, которые не сегодня-завтра могут стать его же пищей. Не станут песчаные мародеры искать утешения у людей, с чьих погибших друзей еще вчера срезали поясные кошельки.
Да и чисто по-женски я с досадой понимала, что Бьергу не по гордости просить помощи у старейшин и воинов, охраняющих пещеры – помогите, мол, добродился по пескам. И чем тут поможешь – разве только словом. Я, женщина – другое дело… Незнакомка, с которой дороги вот-вот разойдутся, и не вспомнит на другой день о случайном попутчике, а все на душе легче. Такой можно довериться, как сестре, как давней подруге, или…
В приступе слабости мародер выронил платок. Я бережно подняла его, некогда мягкий, теперь огрубевший от крови и песка лен скользнул по пальцам. Вышивка и впрямь была красивая, но очень уж изношенная. Не только кровью была запятнана она, но и застарелая скорбь невидимым налетом скрывала потускневшие нити от лишних глаз.
Сколько же всего было сокрыто от меня, одержимой великой идеей уничтожения Солнца! Скольких людей я не заметила, сколько мелочей упустила! Может, это и к лучшему – и так душу дерешь, а если пропускать через себя каждую судьбу, недолго и с ума сойти…
Бьерг не торопился забирать у меня платок.
– Нравится? – спросил он.
– Очень, – искренне прошептала я, проводя пальцем по вязи разноцветных спиралей.
Через вечное переплетение линий и судеб несется, бурлит быстрая стремнина, распускаются по берегам цветы невиданной красоты, выстреливают к небу тонкими тычинками, рождается новая жизнь…
– Я жил тогда далеко на западе, – Бьерг подставил лицо каплям, что падали с деревьев. – Алая Заря восходила там гораздо реже, чем в восточных землях, и мы иногда оставались в наземном селении на долгое время. Только когда жар становился совершенно нестерпимым, укрывались в пещерах у подножия гор, но и тогда он не был смертелен. Но однажды восход застал нас врасплох – гибельным жаром овеяло долину, и мы поняли, что больше нам не жить на земле. Много ночей подряд люди перетаскивали имущество из хижин в пещеры и обустраивали жилье. Мы с отцом и двумя братьями стояли на страже. Нарья, моя невеста, занималась раскладкой еды и других припасов. Однажды ночью она с еще несколькими селянами отправилась в свою хижину перенести остатки запасов. Время шло к рассвету, а их все не было. Я сторожил выход из пещеры и до боли в глазах вглядывался в ночную тьму, которая вот-вот грозилась рассеяться. Нам было запрещено отправляться на поиски пропавших – это только умножило бы потери. Но этого я вынести не мог. Оставив братьев на страже, я бегом бросился к вымершему селению по натоптанной тропе. Когда я добежал, уже почти рассвело и Алое Солнце показалось из-за горизонта. Я метался по селению и выкрикивал имена моей невесты и ее спутников. Ответа не было. Когда я уже почти отчаялся, то вдруг услышал слабый голос Нарьи. Я нашел ее в старом амбаре, испуганную и изможденную. Она не могла идти. Я подхватил ее на руки и, что было сил, помчался к пещерам. Из ее отрывистых слов я понял, что на них напали бандиты. Спутников ее похитили, а ей удалось спрятаться в подвале, но она вывихнула ногу…
Бьерг замолчал, переводя дыхание, и я совсем притихла, бережно поглаживая печальное шитье, не смея поднять на мародера глаз.
– Я бежал так, как никогда раньше… И все же не успел. До пещер оставалось слишком много шагов, когда Солнце уже едва касалось краем горизонта. Нарья плакала и то просила не бросать ее, то умоляла оставить и спасаться самому. Я не отвечал, и не успевал, не успевал, я видел это и знал, и все равно бежал и чувствовал, что раскаленный песок проникает прямо в кровь. Наконец, силы отказали мне, я упал навзничь, и Нарья потеряла сознание от жара и боли. Много лет я убеждаю себя в том, что в тот момент я мог сделать для нее только одно… У меня хватило сил достать нож. Диким усилием воли я заставил себя снова бежать, без мыслей, как зверь, спасающий шкуру, потому что так велит инстинкт. Я бежал, затем шел, затем полз, сжигал грудь мертвым воздухом, и в глазах двоились разноцветными кругами вершины гор.
Я не помню, как попал в пещеры. Пришел в себя через много дней, с болью от ожогов по всему телу, с болью внутри, как будто везде жгли костры. Про боль в душе нечего и говорить. Потом мне рассказали, что братья высматривали меня, как до этого я высматривал Нарью, и заметили движение впереди. Наплевав на запрет, они наглухо замотались в плотную одежду и ринулись навстречу, приволокли меня, почти уверенные в том, что я нашел свой конец… Но я выкарабкался, хотя и очень долгое время абсолютно не понимал, зачем.
Читать бесплатно другие книги:
