Наследник империи, или Выдержка Андреева Наталья

Фокус

Талант у Сгорбыша был. Поработав с ним пару месяцев, я тоже перестал в этом сомневаться. Но платили ему в редакции копейки. Бонусом было то, что его не увольняли, во сколько бы он ни явился на работу, и терпели его запои, которые случались раз в месяц, в день зарплаты. Погудев несколько дней, Сгорбыш являлся в офис ровно в девять часов утра, подбородок и щеки выбриты до синевы, усы аккуратно подстрижены, аромат дорогого одеколона перебивает запах перегара. И никто не делал ему замечаний. Таковы были правила игры в поединке редакция – Сгорбыш. Главное, чтобы он угождал привередливым звездам, которые на обложках журналов и на их глянцевых страницах, всех, включая последнюю, хотели быть неотразимыми. Сгорбыш и угождал, но предпочитал простых смертных. Несмотря на свой огромный талант, он так и не стал модным фотографом. Из тех, что имеют собственную студию, к которым надо записываться загодя и платить огромные деньги.

– Почему? – спросил я.

– Пью я, – со вздохом ответил Сгорбыш.

– Почему?

Вот на этот вопрос он не смог ответить. Я подозревал, что здесь скрыта роковая тайна. Сто процентов: женщина. Красивая. Но Сгорбыш об этом не рассказывал. Потом я задумался. Ведь моей второй, и, похоже, главной, задачей было удержать его от пьянства. Я должен понять, почему он пьет.

Почему пьет русский человек? Я полагаю, оттого, что ему грустно и холодно. Ведь он живет в огромной, холодной, забытой Богом стране и страдает в ней от вселенского одиночества. От несправедливости. Ни в одной стране мира на одну душу населения не приходится столько несправедливости, как в нашей. Те, у кого воруют, пьют от обиды. Те, кто ворует, от стыда. И, напившись, начинают доказывать себе и окружающим, что иначе нельзя: дают – бери, не возьмешь ты – возьмут у тебя. А мы… Я имею в виду пострадавших. Русских людей, которые всю жизнь бьются головой о стену. Мы слишком уж совестливые. Нам стыдно за то, что мы позволяем себя обворовывать. Мы пьем от неловкости за наших богачей. Богатства нации принадлежат, увы, далеко не лучшим ее представителям. В этот момент я вспомнил себя в юные годы и вздохнул. Проехали.

А почему пьет талантливый русский человек? От безысходности. Россия предпочитает любить своих героев мертвыми. Мертвый гений – настоящий гений. В щедрости воздаваемых после смерти почестей с ней опять-таки никто не сравнится. Вот они и пьют, таланты. Чтобы поскорее сгореть и умереть. Уверенные, что после смерти им воздастся. И мы эту веру всячески укрепляем. Воздастся, да. После смерти. Так что мрите, дорогие наши. Мрите. А мы не будем вам мешать.

Да, Сгорбыш пил. Что тоже свидетельствует о его таланте. Был непунктуален, недисциплинирован и звездам порой хамил, когда они особенно капризничали. Потом, еще больше согнувшись, ходил на ковер к главному объясняться. Ему нужны были деньги. Когда я выяснил, что он тоже снимает квартиру, мы стали друзьями.

Оказалось, Сгорбыш приезжий. Его маленькая родина находится километрах в двухстах от столицы. Отслужив в армии, он приехал в Москву, поступил в Институт культуры, на культпросвет-факультет, на отделение, в просторечье именуемое «кино-фото». Карьера его начиналась блестяще. Его снимки были опубликованы в журнале «Советское фото» и получили лестные отзывы у маститого фотографа, лауреата международных выставок. «Маститый» так и сказал: искра божья. И по окончании института Сгорбыш остался в Москве, получив работу в одном из журналов с миллионными тиражами. Была у него когда-то койка в общежитии, но Сгорбыш ее потерял в то смутное время, когда в стране началась перестройка. Кто-то подсуетился, нагрел на этом руки, а Сгорбыш запил. И угла лишился. Его жалкие метры отошли в пользу малоимущих, но предприимчивых. Тогда же рухнула его карьера: журналы стали закрываться, тиражи падать, спрос на талантливых фотографов тоже упал. Когда же период реконструкции был завершен, сам Сгорбыш почти уже спился. Работал в крохотном ателье, делая фото на документы. «Три на четыре с растушевкой». С его-то талантом! Но его вспомнили и дали достойную, хотя и малооплачиваемую работу. Сейчас он снимал квартиру, а цены на жилье все росли. Поэтому Сгорбыш брался за любую халтуру. Ему разрешалось делать «левые» снимки в студии, принадлежащей редакции, в свободное от работы время.

Студия была небольшая. Огромная комната с выходом в гримерку, разделенная ширмой надвое. В задней ее части, так называемом «заднике», находились три рабочих стола. Там сидели сотрудники редакции, которые работали здесь на птичьих правах. Они и сидели, как на жердочках. Привычка раскачиваться на стуле, балансируя на двух его задних ножках, оказалась заразна. Кого бы ни сажали на «задник», уже через неделю он начинал раскачиваться. А потом грызть карандаши. Если сотрудник в редакции закреплялся, его переводили в кабинет, где можно было закрыть дверь. Это считалось повышением. Особенность отечественного менталитета: испытательный срок на лобном месте, а все проблемы решаются за закрытыми дверями. Потому так и решаются.

Путь в гримерку лежал через «задник». Каждую звезду, описывающую траекторию на небосклоне славы с заходом в нашу студию, люди «на птичьих правах» провожали жадными взглядами. Потом изо всех сил начинали раскачиваться и грызть карандаши. Полагаю, из-за этого их так часто и увольняли. В таких условиях невозможно работать. Они что-то лихорадочно писали, раскачиваясь на стульях-жердочках, а на другой половине в это время творил Сгорбыш. Освещение в комнате было фантасмагорическим. В центре ширма, за ней горят три настольные лампы. Весь свет направлен от нас. Источников освещения на нашей половине хватало. «На птичьих правах» тщетно пытались рассмотреть, что творится за ширмой. Но это невозможно. Зато они слышали каждое слово. Начинали шушукаться. Двигать стулья. Действо то и дело прерывалось возмущенным криком Сгорбыша:

– Эй, там! На заднем плане! А ну-ка тихо!

Или:

– Кофе нам! Задник, оглох?

Страсть женщин к фотографии меня до сих пор изумляет. Они говорят, что хотят запечатлеть свою молодость и красоту, чтобы было что вспомнить. На мой взгляд, вспоминать об этом больно. Чем красивей была женщина, тем больнее. Они должны бегать от фотографа, как от чумы, согласно моей логике. Но женская логика особая. Я думаю, им нравится страдать. Смотреть на старые фотографии и плакать: «Ах, какая я несчастная! Жизнь-то прошла!» Женщин хлебом не корми, дай пострадать. Время от времени им требуется истерика. Мужчины пьют, чтобы забыться, женщины – чтобы расплакаться. Я это усвоил. Своей жене я буду время от времени устраивать истерику.

Это я все к тому, что от клиенток у нас отбоя не было. Сгорбыш делал портфолио. Не думайте, что за ним к нему в студию приходили только модели. Этих я понимал. Часами терпеливо позируя Сгорбышу, они рассчитывали подороже себя продать. Я бы снимал их только на цифру, потому что души у них не было. Подобное – подобным. Им не нужна глубина, им нужно качество. Если вы не в курсе, фотография полнит. Даже идеальное тело (90–60–90) требует дополнительной корректировки. По этой причине такой популярностью пользуются пятнадцати-шестнадцатилетние девочки, которых гримируют под взрослых женщин. Не оформившиеся худышки смотрятся на снимках идеально. Но с женским телом приходится поработать, чтобы оно выглядело достойно. Вот где пригодился талант Сгорбыша! Земля же слухами полнится, и начинающие модели шли к нему косяками. Через неделю я стал относиться к ним так же, как они ко мне, – как будто к мебели. Они раздевались, не обращая на нас внимания и перекатывая при этом во рту жевательную резинку. Причем раздевались сразу до трусов. Самые популярные фотографии делались топлес. Через два месяца у меня возникло ощущение, что производству силикона не грозит кризис ни при каких условиях. Я видел девушку с двенадцатым номером сисек, которая утверждала, что до операции у нее был восьмой. Врачи рекомендуют увеличивать грудь не более чем на три размера. Вот она и увеличила. Женщины уверены: чтобы заполучить принца, надо что-то с собой сделать. Большинство предпочитает менять внешность. Что ж… Это их право.

Есть категория женщин, которые делают портфолио, чтобы найти себе жениха. По своим параметрам они не вписываются в категорию моделей, но тоже хотят подороже себя продать. Портфолио отправляется свахе, та начинает искать покупателя у нас и за рубежом. «Невеста» ждала и копила деньги на очередную фотосъемку. Сгорбыш и здесь был на высоте: он терпеливо делал из них красавиц. Показывал их ум и доброту. Я пожимал плечами: а что скажет жених, когда увидит натуру? Если только ум и доброта победят…

Существует и третья категория женщин. Условно я бы ее назвал «с жиру бесятся». Красивые, холеные, состоятельные дамы. Замужние. Им нет необходимости себя продавать: все уже свершилось. Но они-то и оставляли в студии у Сгорбыша огромные деньги.

– Это уже пятый… – сказал как-то Сгорбыш, когда под шушуканье «задника» студию покинула высокая злющая брюнетка.

– Что пятое?

– Пятый альбом. Она ходит сюда раз в месяц. И всегда недовольна результатом. Хотя куда уж лучше? Оставляет каждый раз по тысяче долларов.

– Зачем ей это нужно?

– Деньги девать некуда, – зло сказал Сгорбыш. – С жиру бесится.

– Тебе-то что? Дают – бери.

– Ты не понимаешь… У нас в стране пенсия в десять раз меньше.

– Откуда ты знаешь? Ты на пенсии?

– Нет еще.

– Сколько же тебе лет? – удивился я.

– Пятьдесят пять.

– А я думал, больше! Вот и радуйся, что у тебя есть работа!

– Ты не понимаешь, – с тоской сказал Сгорбыш. – Это ж такие деньги! Выбросить на ветер тысячу долларов! Чтобы подружкам показывать фотоальбом за бокалом мартини. А через месяц придет ко мне за новыми ощущениями. Или потому, что новую шляпку в Париже купила. Попробуй скажи ей о пенсии.

Я задумался. Для меня, промотавшего «Порше», тысяча долларов не деньги. И брюнетка меня не удивляла. Я и не такое видал. Зато она удивляла Сгорбыша. Бедные люди не понимают, почему богатые так себя ведут. А те не понимают, в чем, собственно, дело? Они не задумываются над тем, что зараз швыряют на ветер чью-то месячную зарплату или пенсию. Потому что думают о другом. А места в нашей голове не так уж много. Нас может занимать либо одна проблема, но значительная, либо множество пустяков. Одна важная мысль способна вытеснить все остальные. К примеру, те, кто занят бизнесом, уж точно не думают, сколько пенсий оставляют за ужином в ресторане. Я вспомнил своего отца. Он бы со Сгорбышем поспорил. Нет. Не стал бы. В этом его сила. Он никогда не оправдывается и никому ничего не объясняет. Я тоже благоразумно промолчал.

Сгорбыш был мне симпатичен. Когда я привык к нему, а он ко мне, мы стали друзьями. Странная такая дружба. По непонятным причинам мы друг к другу прикипели. Он называл меня «Сынок». А я его «Горб», «папаша». Он думал, что я альфонс, но простил мне это. Я же предпочитал ничего не объяснять. Альфонс так альфонс. Квартира, которую я снимал, была больше, лучше и ближе к центру. Его однокомнатная берлога находилась на окраине. Я подозревал, что у Сгорбыша есть сбережения. Работал он много, а семьи у него не было.

– Когда ты купишь квартиру, Горб? – спросил как-то я.

– Квартиру? Ох, сынок… Квартиру! Да ты знаешь, сколько она стоит!

– Но у тебя же есть сбережения?

– Кое-что есть. На достойные похороны хватит, а на квартиру вряд ли.

– А хочешь я тебе помогу? – великодушно предложил я.

– Чем?

– Денег добавлю.

– Ты подпольный миллионер?

«Ну почему же подпольный?» – захотелось ответить мне. Я Принц. Его Высочество. Наследник Империи, временно живущий в трущобах. Дай Бог моему отцу долгих лет жизни! Меньше всего я хочу брать на себя ответственность: управление Империей. Место в совете директоров не стоит мне ничего, но одновременно стоит свободы. А это для меня все. А сколько стоит квартира для Сгорбыша? Как отреагирует отец, если я попрошу денег для кого-то? До сих пор я просил для себя. Я – достояние Империи. Мало того: я ее надежда. Ее будущее. Поэтому в меня вкладывают деньги. Мне прощают. Но Сгорбыш Империи никто. Я должен помочь ему сам.

И я помогал. Вместе мы подрядились на работу, которая поначалу показалась мне странной. Некая фирма занималась подарками. Да, подарками. Причем необычными. На юбилей, на день рождения, к свадьбе… Когда в магазинах пусто, хорошим подарком считается любая дефицитная вещь. А когда полки ломятся? Когда магазинов вокруг – море? Да что там! Океан! Заходить в каждую гавань жизни не хватит. Проблема выбора на самом деле гораздо сложнее, нежели проблема отстоять огромную очередь. Терпения нам не занимать, а вот с фантазией бедновато.

По своей маме я знаю, как долго приходится ломать голову накануне юбилея людей, которые особенно вам дороги. Еще дольше, когда это люди нужные. Богатые, которых деньгами не удивишь. Поэтому в дефиците люди с фантазией. Могущие просчитать клиента, изучить его привычки, узнать заветное желание и подарить ему то, от чего он придет в восторг. Ведь подарок – двигатель прогресса. Цемент, на котором держится здание дружбы. Что уж говорить о любви! Некоторые мужья так заняты, что не успевают придумать подарок второй половине. А жены их настолько свободны, что не устают ждать чего-то особенного. Возникает диссонанс, который грозит разрушить брак. Истерика женщине нужна, это бесспорно. Но не в день рождения. Поэтому проблемой подарка любимой состоятельные мужья озадачивали фирму, на этом специализирующуюся. И правильно делали.

Среди оригинальных подарков фирмы, в которой мы со Сгорбышем подрабатывали, была необычная услуга. Она называлась: «Представьте себя жертвой папарацци». Фотограф (или группа фотографов) весь день ходил за «жертвой» и тайно делал снимки. Потом из них составлялся альбом: «Один день из жизни господина К.». Или «Незабываемая встреча с друзьями». «Поездка за город, на пикник». Идею вы, я думаю, поняли. В день рождения или на юбилей человек получает в подарок фотоальбом. В дорогом переплете, красочно оформленный. Вот такой фокус. Говорят, все бывают довольны.

Стоила эта необычная услуга от десяти тысяч рублей и до… Поскольку фантазия у людей неограниченна, то и сумму ограничивать нельзя. Вдруг кому-нибудь захочется подарить на память другу альбом «Один день в Арктике?». Отсюда накладные расходы, стоимость парашюта, проблема спрятаться в ледяной пустыне, не дать пингвинам забить себя крыльями, а тюленям затоптать.

Работа эта была по случаю, и Сгорбыш брался за нее охотно. К примеру, в свой выходной день. Платили хорошо, хотя львиная доля прибыли уходила фирме-организатору. Ну и нам тоже перепадало. Ха-ха! Сгорбыш во что бы то ни стало решил меня перевоспитать! Сделать из меня человека! Отучить жить за счет женщин! Потому и таскал повсюду за собой, щедро делясь прибылью. Я изнывал от желания во всем ему признаться. Мне было стыдно брать у него деньги. Каждый раз я мысленно говорил себе: это в долг. Придет время, и я все верну сполна. Но я не успел. Пришло время отдавать долги, а некому. Выход один – отыскать его убийц и отомстить. Организовать ему достойные похороны.

Вот здесь мы и подходим к сути. Я вкратце обрисовал, чем мы со Сгорбышем занимались. Уж, конечно, не промышленным шпионажем. Бытовая фотосъемка и портфолио. Плюс светские тусовки. Открытие бутиков, ресторанов, банкеты, фуршеты. Последнего на мою долю выпало немного, ведь я работал со Сгорбышем не более полугода. В одном из этих мест и были сделаны роковые фотоснимки. Случайно, я в этом уверен. Сгорбыш зарабатывал деньги честно, он никогда бы не связался с криминалом. Тем не менее его убили, и он оставил для меня странное послание.

Я пришел домой, выпил на помин души своего напарника и разложил перед собой барахло из конверта. Тут и думать нечего.

Бусы означают «шерше ля фам». Ищите женщину. Что неудивительно: большинство из наших клиенток – женщины. Хотя встречались и мужчины-модели. Однажды даже я… ха-ха! Позировал Сгорбышу! Он сказал: нужна практика. Кому? Ему или мне? Этого я так и не понял. В общем, он сделал мне портфолио. Я не сопротивлялся, хотя позировал неохотно. Эта ленца оказалась просто находкой. Фотографии вышли на загляденье. Моя мать была в восторге, а я в отчаянии. Я получился вылитый Пупс. Пупсеночек.

– Красавчик, – довольно сказал Сгорбыш. – Я тобой горжусь.

Но из-за дешевых бус мужчин я отмел сразу же. Шерше ля фам. Я буду искать женщину. И ее ревнивого мужа. Или любовника. Итак, я ищу даму.

Я. Недаром Сгорбыш приложил мою фотографию три на четыре. Кстати, откуда она у него? Щелкнул в тот же день, когда составлял мое портфолио? А зачем? Похожа на те, что вклеивают в анкету. На визу. И т. д. Но факт налицо. Нацепив октябрятскую звездочку, я буду искать женщину, из-за которой Сгорбыша убили. Почему не галстук? Времена пионерии я еще застал. Видимо, Сгорбыш хотел этим сказать, что задачку способен решить и младенец. Понял, не тупой.

Набойка от туфли. Гм-м-м… Еще раз подтверждает: ищи женщину. Не отвлекайся.

Что касается проездного билета… Ищи ее в метро? Или: езжай на метро? Ладно, учту. Буду пользоваться общественным транспортом.

Открытка. Ага! Как только найдешь ее, поздравь с праздником Восьмое марта и подари цветы! Все понял.

Шприц. Как только найдешь ее, можешь расслабиться. Хотя я никогда не кололся… Черт его знает? Может, по аналогии? Покури, Лео, расслабься. Ладно. Так я и сделаю.

Семечко. Ну, его можно просто выкинуть. Попало туда случайно. Оно ведь такое маленькое. Что я и сделаю. Нет, подожду.

Картина ясна. Я выпил еще. Подсказка понятна. Теперь надо воскресить в памяти сомнительные эпизоды, когда мы со Сгорбышем попадали впросак. Когда у нас случались накладки. Когда нам угрожали скандалом. Или же мы ожидали скандала. Покопавшись в памяти, я нашел три таких эпизода.

Съемка: эпизод первый

Я уже сказал, что на банкетах и фуршетах бывал со Сгорбышем крайне редко. Ведь с такой работой при помощи цифры может справиться и младенец. Сгорбыш же был фотографом экстра-класса, а не дешевым репортеришкой. Не его королевское дело бродить среди приглашенных, время от времени щелкая цифровым фотоаппаратом. Но, как и везде, случаются накладки. Ну, некого послать. Кто на фронте, кто в ремонте. Кто загружен работой, остальные в отпусках. И едем мы со Сгорбышем.

Когда к репортеру светской хроники приставляют сопровождающего, это смешно. Но шеф-редактор вызвала меня и сказала:

– Леня, ты же понимаешь: на фуршет Павел Александрович не может поехать один.

Я все понял: халявная еда, а главное, выпивка. Среди гостей, ожидающих банкета, ходят официанты с подносами, предлагают шампанское. А потом и сам банкет. Если Сгорбыш туда попадет… Ох, что будет! Ладно, он сам напьется. Но, напившись, он делается неуправляемым. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А у фотографа на пленке. Пьяный Сгорбыш способен наломать дров. Мы с шеф-редактором стали друзьями, и я согласился. А потом сообразил: Лео, тебя же могут опознать!

Мы ехали на открытие модного бутика. Как правило, фотоотчет об этом значительном событии помещался в конце нашего глянцевого журнала. Надо отснять всех звезд, получивших приглашение на мероприятие, и разбавить их просто красивыми лицами, под которыми написать: «Светская львица». Или: «Видный бизнесмен». В былые времена среди этих лиц запросто могло мелькнуть и мое. Вот этого я и боялся. Давненько не появлялся я на светских раутах, но мои выразительные губы забыть трудно.

Сгорбыш же понял мое волнение по-своему:

– Не тушуйся, сынок. Они такие же люди.

– Кто они?

– Звезды. Олигархи.

Это я знал и без него. Мой отец почти олигарх, а через мою постель прошло немало звездных тел, и все они не прочь были там задержаться. Меньше всего я хотел сейчас попасться им на глаза. Я давно уже понял: в светской тусовке нет ничего стоящего в смысле невест. Все они не первой свежести, если вообще не первой молодости. А когда они первой молодости, на них нельзя жениться. Они успевают испортиться, не успев повзрослеть. Учитывая мою порядочность, я могу стать жертвой какой-нибудь охотницы за миллионерами. А без любви моя жизнь будет пуста. Как, интересно, я смогу сделать ей пятерых детей?

Поэтому я и стоял в дверях, пытаясь спрятаться за официанта. Увы! С моим ростом это сделать трудно. Я высматривал знакомые лица. Я их считал. И гадал: как же мне поступить? Если я буду ходить по залу с фотоаппаратом, это их позабавит. А мою мать огорчит. Слава богу, ее здесь нет! Она в последнее время много занимается благотворительностью и в данный момент находится на другом мероприятии. Туда поехали другие сотрудники. А мы со Сгорбышем отправились сюда. Я так и не решался войти в зал. Сгорбыш же стоял рядом и гнусно хихикал:

– Ну что, сынок? Глаза разбежались? Да, это звезды. Но ничего. Не тушуйся.

И он слегка подтолкнул меня в спину. «Сейчас начнется!» – подумал я, заприметив знакомую девушку – ее родители бывали в особняке моих предков частыми гостями. Нас «сосватали» еще в юности. Я тогда учился в МГИМО и был на сто процентов благонадежен. Это и есть вариант под названием «слияние капиталов». Я невольно поежился: мою шею сдавил воображаемый галстук.

– Я и не тушуюсь.

– Врешь! Не по себе, да? Этих красоток не так-то просто уложить в постель. Они себе цену знают. Они – звезды!

Как и все простые смертные, Сгорбыш считал, что звезды – это люди особой породы. Добиться их внимания – большая честь. Заговорить с ними – значит услышать глас небесный. Я же прекрасно знал, что это не так, потому и разозлился:

– Подумаешь! Эка невидаль!

– Не скажи. Тут твои шансы равны нулю. Ни одна из них на тебя даже не посмотрит, несмотря на твою смазливую физиономию. Они же звезды! – повторил Сгорбыш.

Этого я стерпеть не мог.

– На что спорим?

– Что-о? – Он даже распрямился. Вытянулся в струнку.

– Я укладываю в постель ту, на которую ты указываешь пальцем, а ты весь вечер не пьешь. Нет, мало: ты не уходишь в очередной запой в день получки.

Это было нечестно, но выбора у меня не осталось. Скоро зарплата. Я должен его подстраховать.

– Сынок! – насмешливо протянул Сгорбыш. – Да у тебя силенок не хватит!

Он еще сомневался в моей квалификации! Я разозлился всерьез:

– Это у тебя не хватит силы воли удержаться перед накрытым столом.

Я попал в точку: ему очень хотелось выпить. Он все время облизывал губы, а глаза его бегали. Он жадно провожал взглядом каждого официанта с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Все его мысли были о выпивке. Наступал момент, когда за бутылку алкоголя он будет способен продать и мать родную. Поэтому Сгорбыш указал на звезду сериала, рейтинги которого зашкаливали:

– Видишь эту классную девочку?

– Ну. Вижу.

– Маленькая проблема: у нее есть парень. И он тоже звезда!

Ее парнем был актер из того же сериала. Таблоиды пестрели отчетами об их бурном романе, щедро поливая сие острое блюдо соусом «Ах, какая любовь!». Сгорбыш-то не промах! Но у него начинался алкогольный психоз. В таком состоянии люди проявляют чудеса изобретательности, лишь бы добраться до вожделенного зелья.

– Подумаешь, парень, – пожал плечами я. – Да хоть муж! Главное, чтобы она не была беременна.

– Тебе не нравятся беременные женщины, сынок? – насмешливо прищурился Сгорбыш. – А как же пятеро детей, которых ты хочешь иметь?

– Вот потому, что люблю детей, я не хочу разбивать сердце матери хотя бы одного ребенка, – отрезал я.

– Ох, какого мы о себе высокого мнения!

– Ну что? Пари?

– А доказательства?

– Чего ты хочешь?

– Если ты ее охмуришь, пусть она приедет завтра к нам в студию. В крайнем случае послезавтра. Или звонит туда, не переставая.

– Такая мелочь? А может, тебя устроят ее фотографии в обнаженном виде?

– Это нереально, – усмехнулся Сгорбыш.

– Как же ты в таком случае узнаешь, что я с ней переспал?

Он задумался. Потом уверенно сказал:

– Она не даст сфотографировать себя в обнаженном виде. У нее рейтинги. И парень.

– Мне не даст?

– Ну ты и наглец! – не выдержал Сгорбыш. – Если ты это устроишь, я вообще брошу пить!

Это было то, что нужно. Выиграв липовое пари, я сразу попадал в дамки. Ради этого я готов собрать в охапку всех присутствующих здесь звезд, и… В общем, я согласился попробовать.

– Пока она не отходит от тебя, я не подхожу к накрытому столу, – пообещал Сгорбыш.

– Ты забыл о шампанском, – напомнил я.

– Что шампанское, – отмахнулся Сгорбыш. – Слону – дробина.

– Главное, начать. Большое количество дроби способно завалить и слона. Давай-ка по-честному, папаша.

– Идет, – с тяжелым вздохом согласился Сгорбыш. – Но учти: ее парень здесь.

– Тогда одно условие.

– Какое? – насторожился Сгорбыш.

– Ты прав: на репортеришку она не клюнет. Могу я замаскироваться под одного из гостей?

– А у тебя получится, сынок? – засомневался Сгорбыш.

Все складывалось как нельзя лучше. Он дал мне слово, что не будет пить, пока от меня не отойдет актрисочка. Следовательно, миссия, возложенная на меня шеф-редактором, выполнена. Сгорбыш будет трезв как стекло и сделает все, как надо. Фотоотчет ляжет на стол завтра утром в лучшем виде. И он не догадается, кто я на самом деле. Я его переиграл.

– Через пять минут я стану здесь своим, – заверил я своего начальника и уверенно шагнул в зал.

Меня сразу заметили. Улыбки, кивки в мою сторону, перешептывания. Блудный сын вернулся в родные пенаты. Надо сказать, я долго не появлялся в свете. А указанная актриса приехала в Москву недавно. Гораздо позже, чем я залег на диван. Минут десять она оставалась в неведении. Но потом ей шепнули на ушко:

– А ты знаешь, кто он? Это же…

И она узнала. Я поймал брошенный на меня взгляд. Он дорогого стоил. Дива уже была моя. Вот что значит репутация! Ей наверняка сказали, сколько звезд сделало от меня аборты. Ложные аборты, но обросшие настоящими слухами. Ее парень тоже был ничего: плечистый накачанный брюнет. Но у него не имелось папы-миллионера. Особняка на Рублевке. Дачи на Лазурном Берегу. Не стоило даже оглашать весь список, чтобы она поняла, кто я и кто он. Каковы мои перспективы и каковы его. Я немного поиграл мускулами: поцеловал в щечку ту самую девушку, с которой меня сговорили еще в ранней юности, дочку богача с Рублевки. Небрежно сказал «Привет» поп-диве, которая вот уже лет десять царила на эстраде. С бокалом шампанского в руке постоял в группе чиновников и банкиров, которые прекрасно знали моего отца. С умным видом сказал несколько слов, и они благосклонно кивнули.

– Ну, ты артист! – шепнул, проходя мимо, Сгорбыш. Похоже, он один пребывал в неведении. А сказать ему о том, кто я такой, было некому. Ведь он мелкая сошка, простой репортеришка. С ним никто не общался. Все делали вид, что его не существует, хотя на всякий случай поворачивались к камере лицом, чтобы снимки вышли правильные и четкие.

Наконец я подрулил к предмету нашего пари. Все, что я помню: она брюнетка. Но глаза у нее оказались светлые. То ли серые, то ли голубые. Фигура, кажется, хорошая.

– Привет! – небрежно бросил я.

Момент был подходящий: ее парень куда-то отлучился. Она скучала в одиночестве: олигархи не баловали ее своим вниманием. В первый момент она не нашлась что сказать. Я стоял пред ней, живой, заманчиво блестящий, самый настоящий, с бокалом шампанского в руке и с багажом испорченной репутации за спиной. И улыбался своей знаменитой улыбкой. Она не верила собственному счастью. Но через пару минут уже начала строить матримониальные планы.

– Как тебя зовут? – небрежно спросил я и отхлебнул шампанского. Она ответила: Саша. А может, Маша.

– Ты здесь одна?

– С партнером по сериалу.

Он уже стал просто «партнером по сериалу». Я «кинул» Сгорбыша. Разумеется, я мерзавец. Человек нечестный. А где вы здесь найдете честных? Мимикрия. Я мигом адаптировался под окружающую среду.

– Я тоже один. Зашел на огонек. Мама попросила.

Моя мать считалась одной из первых красавиц Москвы, несмотря на то, что скоро должна отмечать полувековой юбилей, и эталоном вкуса, вот почему у актрисочки жадно заблестели глаза.

– Она покупает модели этого кутюрье? – жадно спросила Маша, а может, Саша.

– Она ездит за модной одеждой в Париж. Или в Италию. В крайнем случае в Лондон, – небрежно ответил я. – Но с этим господином дружит. – Я так же небрежно кивнул в сторону кутюрье, презентующего сегодня свою новую коллекцию. Моя мать никогда не носила одежду этой марки, но какое это имеет значение? Мы с юной актрисой вели светскую беседу. Точнее, я вел, а она стояла, открыв рот. В ее глазах мерцали бриллианты. Она жадно ловила отсвет огромного богатства.

Вернулся ее парень. Но это уже не имело никакого значения. Она не отходила от меня ни на шаг. Все, что от меня требовалось, – позволить на себя охотиться. Изображать добычу. Я улыбался, а Сгорбыш хмурился. Она уже была уверена: курсы «как выйти замуж за миллионера» посещала не зря. И торопилась выдать все, чему ее учили. Не говорила со мной о деньгах, делала вид, что они ее не интересуют, расспрашивала о моих увлечениях, пристрастиях. Умненько молчала, время от времени вставляя:

– О! Как это интересно!

Если бы это случилось со мной впервые… Ох, если бы впервые! Я знал, что их учат не форсировать события. Не отдаваться в первый же вечер. Вот потому, что я все это знал, я ее и переиграл. Причем легко. Ведь я был не только богат, но и красив. И провести со мной ночь было лестно. Наверное, она подумала: «Я сделаю все, чтобы он меня никогда не забыл». Все они так думают. Стоит, мол, подарить мужчине незабываемую ночь, и он твой навеки. Ко мне это не относится. Все мои незабываемые ночи остались в прошлом.

С вечеринки мы уезжали вместе. Сгорбыш провожал нас мрачным взглядом. Я, походя, напомнил:

– Не забудь: ты мне обещал! Ни капли!

Он мрачно кивнул, пробормотав:

– Как тебе это удалось?

Я мельком подумал: что будет, если он раскроет мою тайну? Когда-нибудь это случится. Но не сегодня. Сегодня я праздную победу: он трезв как стекло. Он так расстроился проигранному пари, что у него даже алкогольный психоз прошел. Правильно говорят: клин клином вышибают.

По дороге я объяснял девушке, почему у меня такая машина и почему мы едем на съемную квартиру, а не в наш особняк на Рублевке. Врал, разумеется. А что врал, не помню.

Что же касается ночи… Мне трудно назвать ее незабываемой. Девушку я тоже почти не помню. Хотя Саша (или, может, Маша?) очень старалась. Мне же нужны были только ее фотоснимки в обнаженном виде. Их я должен был сделать так, чтобы она ничего не поняла. Сегодня Сгорбыш трезв, но мне нужен залог его безалкогольного будущего. Он пообещал, что не будет пить никогда. Ради такого случая я мог позволить себе единожды стать мерзавцем. Где-то к полуночи я ее раскрутил.

– Милая, у тебя прекрасная грудь, – сказал я в тот момент, когда она лежала, опустошенная очередным оргазмом, и тупо смотрела в потолок. – Никогда не видел ничего прекраснее!

И я взял в руки фотоаппарат. Она улыбалась, все так же бессмысленно глядя в потолок. Я беспрепятственно сделал несколько снимков. Она потянулась, как сытая кошка, выгнула спину, раздвинула ноги. Она сама этого хотела.

– Я хочу оставить себе на память твое прекрасное тело. – Я продолжал говорить пошлости.

Снимков уже хватало, но она все никак не унималась.

– Кем ты работала до того, как стала актрисой? – подозрительно спросил я.

– О! Кем я только не работала!

И тут она спохватилась:

– Я совсем не то хотела сказать. Я имею в виду работу официантки…

Я поспешил ее «утешить»:

– Милая, мне ничего не стоит навести справки. Такие люди, как я, не женятся на ком попало.

– Что ты сказал? – Она вся сжалась.

– За тобой что-то есть? Ты позировала для мужских журналов? Снималась в порнофильмах?

– Нет, но…

Я понял, что попал в точку. Она приехала в Москву из деревни. И делала карьеру в постелях продюсеров. Я уже не чувствовал себя мерзавцем. Мне не нужен товар далеко не первой свежести.

– А если я забеременею? – спросила она.

Я рассмеялся:

– Солнышко. Не делай из меня идиота. Я прекрасно знаю, откуда берутся дети. Это не наш случай.

– Но в другой раз…

– Вот в другой раз и поговорим об этом.