Пусть умрут наши враги Шакилов Александр
– Что-то ты совсем нерадостный. На-ка, это взбодрит, – Ортис протянул Зилу буро-зеленый брикет чего-то растительного, плотно спрессованного. От брикета пахло тиной и почему-то розами. – Чтобы набраться сил, мы, щукарцы, жуем тонжерр, спасибо нашему благодетелю.
Зил отломил от предложенного брикета кусок и сунул в рот. Рот тотчас наполнился липкой, вяжущей слюной. Вкус был приятный, медовый…
Ортис привел лешего на большую площадь в центре рыбацкого поселка. Только что под ботинками шуршал песок, а вот он посреди радостно галдящей толпы. И главное – ему было лучше, значительно лучше. Ничего не болело вообще! Слабости как не бывало! Помогло чудодейственное средство рыбаков.
Все вокруг норовили раздавить своей лапищей ладонь Зила, дергали за рукава и так разодранной куртки, улыбались и что-то наперебой говорили. А девушки – красавицы! – пристраивались поближе, касались его бедрами, игриво подмигивали. Зил просто млел от внимания к себе – с ним, обычным парнем, никогда такого не было!..
Избитых, шипящих жаб привязали к лестницам ближайших домов.
– Бывает, крупная хищная рыба убивает кого из наших. Тогда мы устраиваем Большую Рыбалку. Мы ловим эту рыбу и наказываем. Мы делаем ей очень больно. Вот этим, – вокруг Ортиса и Зила образовалась пустота мер на пять в каждую сторону, куда ни глянь. Из кармана своей куртки Ортис вытащил покрытый мелкой рыбьей чешуей чехол, а из чехла осторожно извлек острую рыбью косточку длиной в два указательных пальца. Кончик кости был измазан черной маслянистой дрянью. Воздев руку с костью к небу, Ортис продолжил: – Сородичи, щукарцы, уверен, не откажете! Право убить первого врага мы даруем нашему новому другу!
– Да!!! – грянуло над сборищем.
Ортис протянул Зилу кость.
Обведя взглядом толпу, Зил поморщился. Одно дело – убить полукровку в бою, в лютой сече или в реке, а другое – казнить безоружного, не способного дать отпор. То, что предлагал ему сделать Ортис, – работенка для княжьего палача, но никак не для честного парня с дальнего хутора. Ему оказали честь, которой он с легкостью пренебрег бы, но отказ означал бы, что сын Лиха не дорожит гостеприимством щукарцев и чуть ли не плюет на весь род людской!..
Чувствуя, как предательски покраснели его роскошные уши, вечно обгорающие на солнце, Зил глубоко вдохнул, резко выдохнул – и не смог выдавить из себя ни слова. И шею заклинило – ни кивнуть, ни мотнуть головой.
По толпе прокатился возмущенный гул, кто-то презрительно свистнул. Почтенных рыбаков, их верных жен и прекрасных здоровых отпрысков весьма огорчила нерешительность нового друга. Подозрительная нерешительность. Любой чистокровный с радостью расправился бы с диверсантами из Минаполиса, да будет проклят этот город, да станут бессонными ночи его жителей, стул их – болезненным, еда – безвкусной, вода – протухшей, жены – бесплодными, земля под ногами – выжженной!
– Бери, – Ортис прищурился, глядя в лицо Зилу. Черная слизь на кончике кости угрожающе блеснула.
Аккуратно, чтобы не оцарапать себе кожу и не поранить руку дающего, леший взял-таки смертельное оружие. Провожаемый сотнями глаз и напряженным молчанием толпы, он медленно подошел к лестнице, на которой висел рептилус. Дом, к которому вела лестница, был перекошен, заброшен, никто в нем не жил, – не жалко его – вот почему пленника сюда определили, осквернив то, к чему прикоснулся потомок спасителей.
Глядя на Зила, рептилус принялся извиваться всем своим гибким телом, аж заскрипели путы, сдерживающие его. Вот-вот порвутся!
– Ты… однажды… – звуки из глотки полукровки вырывались со змеиным шипением, при этом его даже по человеческим меркам красивое лицо искривилось презрительно, мерзко. – И с тобой однажды случится такое! Это судьба!..
Леший не снизошел до ответа врагу, только недобро усмехнулся.
Полукровки верят в судьбу и прочее подобное – в отличие от чистокровных, которые над всей этой ерундой смеются.
Однажды батя Лих завел Зила далеко в лесовник, где поведал о «религии» и о том, что раньше люди строили «храмы», чтобы умилостивить «богов» кровавыми жертвами. «Из-за религии, – сказал он, – случилась Третья мировая, едва не уничтожившая весь мир. С тех пор у чистокровных кое-какие словечки запрещены. Того, кто их произнесет, ждет суровое наказание: его заживо сожгут на центральной площади Моса».
– Ваши квакают: «Хороший день для смерти», – Зил отвел руку с отравленной костью, чтобы одним ударом поглубже вогнать острие в зазор между «чешуйками» жабы. Убивать безоружного и беззащитного было противно, но как иначе, как?!
Как отвратительно на площади пахло соленой рыбой!
А еще жареной, копченой, свежей и не очень.
И даже ледяной ветер не мог выдуть из ноздрей эту трупную вонь!..
Зила едва не вывернуло.
Хорошо, рядом оказалась девчонка, похожая на Даринку, – волосы рыжие, огонь прямо – она несла мимо блюдо с парными карпами, обложенными ломтями вареной моркови. Булькнув горлом, леший подхватил с блюда теплый оранжевый кругляш и, едва не проткнув шипом себе щеку, прижал к носу.
Рептилус победно зашипел, изогнул губы в мерзостной ухмылке. Толпа щукарцев недовольно зарокотала.
А вот Ортис поступок лешего понял по-своему:
– Верно наш новый друг намекает. Полукровок позже накажем. Кто ж доброе дело на пустое брюхо затевает?!
– Гость проголодался! Все к столу! – приняв объяснение странного поведения Зила, толпа загудела и враз потеряла интерес к казни. – Отпраздновать надо, готово все! Стынет! К столу!..
Стол – полсотни мер длиной, не меньше – стоял прямо под небом и был накрыт сшитыми из рыбьей кожи скатертями, поверх которых на блюдах, кроме приготовленной так и эдак рыбы, лежали речные моллюски, зеленели, синели и чернели салаты из водорослей, краснели раки с четырьмя клешнями и розовели крупные креветки. Одних запеченных на вертеле тюленей и уток хватило бы, чтоб накормить половину Моса. И когда только успели приготовить все?! Справа от стола возвышались чаны, кишащие жучарами-плавунцами, – Зилу опять стало плохо – которые почитались у щукарцев деликатесом.
Только сели, Ортис забрал у него кость и сунул обратно в чехол.
– Потом верну, – пояснил рыбак. – После обеда.
И началось.
Засовывая в рот ломти рыбьей плоти и очищенных от панциря креветок, Зила чествовали как спасителя, называли храбрым воином. Ведь он не только предупредил об опасности, но и сбросил на жаб сети, воспользовавшись своим даром!..
О даре рассказал Ортис, вызвав новый всплеск внимания к Зилу со стороны девушек. Хихикая и покусывая губки, они подмигивали ему. А женщины постарше смутили лешего чересчур откровенными взглядами. К его ушам прилило столько крови, что удивительно, как она не просочилась через кожу.
Ортис поднял за две ручки братину, полную вовсе не колодезной воды. Зил сразу почуял кислый запах хмельного.
Его родители хмельного не пили вообще и сына наставляли не пробовать, ведь от кислого пойла чистокровные становятся глупее и злее. А вот Ортис не прочь был поглупеть – он щедро отпил из ведерной братины, аж по груди потекло, после чего пустил ее вдоль стола так, чтобы к лешему она добралась в последнюю очередь – похоже, обычай такой в Щукарях: одни лишь остатки новому другу предлагать.
Подвывая, клянчили еду собаки. Лениво разгуливали между ногами пирующих пятнистые кошки-трехцветки. Зимородки – мелкие, сине-зеленые с отливом – нагло воровали мелкую копченую рыбешку с блюд. Задорно чирикали воробьи, высматривая, чем бы поживиться на столах, пока захмелевшие рыбаки обнимались и хлопали друг дружку по плечу, выспрашивая извечное «Ты меня уважаешь?!».
Лешего уже не мутило – принюхался. Но все равно он так и не притронулся к еде.
– Дружище, может, кто на днях видел поблизости двух женщин? – спросил он у Ортиса, немало выпившего и обильно закусившего. – Одна младше меня. А вторая старше. Старшую зовут Селена. Она чуть ниже, чем я, волосы косой собраны вокруг головы, глаза голубые, яркие, одевается всегда скромно, в зеленую плетенку до пят, без украшений, говорит тихо…
– Как все приличные женщины, – кивнул Ортис и с намеком подмигнул: – Ты мне лучше про молодую расскажи. Про молодую всегда интересней слушать.
Зилу сразу расхотелось продолжать расспросы, но ведь с чего-то надо было начинать поиски.
– Она совсем девчонка, двенадцать годков только-только исполнилось. Волосы рыжие, остра на язык – если такую кто встретит да заговорит с ней, точно не забудет. Зовут Даринка, сестра моя. А Селена мне мать. Я их ищу.
С лица тощего ураганом сорвало пьяную похабную ухмылку и унесло прочь, как и не было:
– Так бы сразу и сказал. А я уж подумал…
– Были, значит, похожие в киломере от поселка, на шляхе у перекрестка, – шамкая, к их беседе присоединился старик, на котором не осталось ни единого пятнышка кожи, свободного от татуировок. Веки и те были исколоты, в чем всякий мог убедиться, когда он моргал. – Бабы те к паломникам прибились. Я туда, значит, к перекрестку, рыбу оттащил волокушей. С утреца вьюнов много наловил. Рыба, конечно, дрянь, торгаши не берут, морщатся, вот и пришлось ковылять самому, не задалось у меня в тот день, так-то уловы о-го-го, всем молодым на зависть, но в то утречко…
Дунуло сильно, порывом ветра сорвало со стола перед Зилом скатерть и сбросило на землю блюда с угощениями. Рыбу, креветок, раков – в пыль-грязь, а сверху салатами из водорослей присыпало. То-то радости собакам да кошкам, наедятся от пуза.
А вот щукарцы происшествию не обрадовались – дружно вскочили с лавок и задрали головы. Самых проворных окропило голубоватой слизью, стравленной через дыхательные отверстия молодого птера. Его хитиновое тело – длиной все четыре меры, вдвое меньше шириной и в высоту – блеснуло в лучах солнца и метнулось вниз, к центру площади. Не успев сложить прозрачные, в прожилках крылья, птер врезался в утоптанную землю и брюхом прорыл в ней канаву, не добрав до стола каких-то пару мер. В зеркалах его фасетчатых глаз отразились все празднующие. Хищно щелкнули мандибулы.
Щукарцы попятились: рыбаки прикрывали собой женщин, а те – детей. Зилу тоже захотелось оказаться подальше от хищника, опасней которого на Разведанных Территориях разве что скальный дракон.
Рывком птер встал на суставчатые лапы – и не удержался, опрокинулся на бок, затем, накренившись, завалился на спину. Но прежде с него ловко соскочил невысокий наездник в добротной зеленой куртке, скрепленной с брюками плотной вязки. Голову его скрывали от пытливых взоров специальные обмотки, в полете предохраняющие от обморожения. Чтобы в глаза не попадали насекомые и пыль, на лице наездника раскорячился жучара, живущий в симбиозе с обмотками, его тонкие крепкие крылышки были вроде солнцеочков князя, только бесцветными.
Выставив перед собой вилки, – на некоторых были наколоты жирные куски – рыбаки медленно двинули к птеру. Птер захрипел – и щукарцы, возомнившие себя бесстрашными воинами, испуганно дернулись назад. Глядя на них из-под «солнцеочков», наездник птера широко расставил ноги и скрестил руки на груди.
Ноги его – причудливо неровные, но все же не уродливые – показались Зилу знакомыми. Он где-то видел эти колени и лодыжки. Но где?..
Пытаясь перевернуться на брюхо, – лапы махали в воздухе беспорядочно, жалко – птер захрипел и выдул через дыхательные отверстия слизь со сгустками свернувшейся крови. Воздух с присвистом вырывался из его легочных мешков. Только сейчас Зил заметил, что из хитина птера торчали стрелы, – пять штук, – а в левый бок ему кто-то воткнул алебарду. Две из шести лап были обрублены у основания.
Вздох, выдох – и дыхательные отверстия птера выдали два фонтанчика алых брызг. Птер перестал молотить воздух лапами и затих, убедив лешего в своей полной безвредности. Ну какой вред может причинить труп?
– Ты кто такой?! – испив из братины, Ортис расправил плечи и сжал кулаки.
Храбрый мужчина, но глупый. С кулаками – на того, кто сумел подчинить птера?.. Слабые и ничтожные наездниками не становятся – только храбрецы и герои!
Даже не взглянув на Ортиса, наездник опустился на одно колено у бездыханного птера и положил на хитин ладонь – попрощался. Потом поднялся и, развернувшись к толпе, снял с лица жучару – недовольно зажужжав, тот спрятал крылья – и сдернул обмотки с головы. Блеснули яркие фиалковые глаза, обрамленные угольными ресницами. Левую щеку наездника пересекали три оранжевые полосы. А длинные светлые волосы наездник заплел косичками и уложил пучком на затылке. Наездник оказался вовсе не мужчиной, а девушкой-красавицей, из-за которой у Зила в Мосе все пошло наперекосяк.
Она! Точно она!
Увидев, что это девчонка пожаловала, щукарцы оживились. Старик, продавец вьюнов, заулыбался щербатым ртом, а Ортис чуть ли не обниматься к ней полез.
– Ларисса! Что случилось, почему ты вернулась?! Как прошло испытание?!
Опустив глаза, Ларисса – так звали блондинку – прошла к столу, подняла братину – ее со стола не сбросило, уж больно тяжелая – и хорошенько отхлебнула хмельного.
Только после этого Ларисса заговорила, глядя поверх голов щукарцев:
– Князь Мор совсем обезумел. У него злое сердце. Если его не остановить, он уничтожит княжество!.. Он заточил меня, но я сбежала, пока его не было в Мосе, и мне помог в этом… – увидев рядом с Ортисом Зила, она оборвала себя на полуслове.
– Я рядом, сестренка, – леший помахал ей рукой, как бы намекая, что не в обиде.
Подумаешь, наговорила ему гадостей, с кем не бывает?..
Ни улыбки как старому знакомому при встрече, ни вежливо-равнодушного «Мы вместе» он так и не дождался. Наоборот – красивое лицо девчонки исказилось: лоб покрылся морщинами, глаза спрятались за прищуром, губы чуть раздвинулись, обнажив ровные белые зубы. Ларисса зарычала. Ладонь ее скользнула по бедру в поисках оружия, не нащупала, поэтому блондинка схватила со стола двузубую деревянную вилку и, выставив ее перед собой, шагнула к Зилу:
– Кролик, ты как здесь очутился?! Жалкая тварь! – лицо Лариссы побагровело.
Зил так и обомлел. Чего это с девкой? По голове сильно стукнули, что ли?
– Ларисса, успокойся, – Ортис хлопнул лешего по плечу. – Это Зил, наш друг. Он спас Щукари от нападения жаб. Они приплыли по реке, а он заметил и предупредил женщин, он…
– Он был на Празднике два дня назад! – перебила тощего блондинка.
Зил немного ошалел от этой заявки. Если Ларисса не врет, после того, как он окунулся в пруду в Мосе, миновало аж двое суток, о которых он ничегошеньки не помнил. Домой от Моса как раз столько времени занимает путь пешком…
– Он предатель рода людского, – не унималась девчонка. – Он освободил тайгера. Я сама видела! Предатель!
Этого леший стерпеть уже никак не мог. Сбросив с плеча ладонь Ортиса, он шагнул к Лариссе:
– Что ты мелешь, бурая гниль?! Головой ударилась?!
Блондинку точно катапультой швырнуло вперед, – прыгучая! – она тут же оказалась рядом с Зилом. Вилка впились ему в кадык. Чуть дернется – и ополоумевшая девка убьет его.
– Щукарцы, он предатель! Он приплыл сюда вместе с жабами! – закричала она. – Это он привел тварей к поселку!
К ужасу Зила рыбаки поверили ей безоговорочно. Даже Ортис. Да что ж это, а? Почему слово Лариссы – чуть ли не закон для местных?! И почему она – дура, истеричка и бурая гниль! – оговорила его, назвала предателем?! За что?!.. Обвинения были настолько чудовищными, что у лешего из-за глубокой этой несправедливости отнялся язык. Ор же вокруг поднялся несусветный. Зила проклинали, желали зла его роду. Его толкали, плевали ему в лицо. Ортис ударил нового друга кулаком в живот – лешего согнуло вдвое, он упал на колени.
И перед выпученными глазами замелькало вдруг прошлое, выдернув его из настоящего.
…седые проплешины на большой голове…
…тело, бугристое от мышц…
…густой мех – полосатый, рыже-черный…
…тайгер!..
…на груди у тайгера что-то блеснуло, Зил зажмурился…
Предмет на груди тайгера – очень важная штука. Очень-очень. Зил был уверен в этом. Но что такого особенного в ней, он не знал.
…колючая лиана держит тайгера на кресте, полосатый мех обагрен…
…в горле першит, воют дудки, лязгают древние инструменты…
…и рык полукровки:
– Не подведи! Учителя не подведи!
Это Зилу. Именно Зилу…
Он моргнул – и очнулся.
Его куда-то тащили. Глаз заплыл, а во рту было солоно от крови.
Неужели Зил действительно в чем-то виноват?.. Он упал с бревна – и все, ничего больше в памяти. Был в Мосе на испытании, проснулся дома. И сразу родной хутор атаковали княжьи ратники. Да что ж такого Зил натворил-то, а? Получается, за ним явились, чтобы законно, по делам его, наказать? Значит, из-за проступка Зила погиб батя Лих, который вступился за него, как вступился бы любой отец, любящий своего отпрыска, пусть и нерадивого?!..
Перед Зилом возникло злое лицо Лариссы:
– И ради этой ушастой сволочи я дар использовала, чтобы прогнать глубинного монстра! Ненавижу!..
Лицо исчезло.
Дар? Неужели блондинка – ментал? Точно, она умеет заговаривать животных, подчинять их волю. Потому и справилась с птером, и потому там, на бревне, белесый монстр передумал жрать Зила…
Рывком лешего подняли и прижали лопатками к лестнице дома. Крепкие веревки, прижав его к перекладинам, до онемения передавили вены и чуть ли не до костей врезались в мясо.
– Ты будешь умирать долго и мучительно, – пообещал ему Ортис.
И выхватил из чехла отравленную рыбью кость.
Глава 4
Мох в волосах
Когда зог всхрапывал, – он делал это часто, как только очередной слепень садился на морду – файер просыпался и выдувал из себя струйку черного дыма.
Брюхо огнедышащего – в походном состоянии он обвивал правое предплечье Сыча от локтя до кисти – было набито вяленым мясом. Перевариваясь, пища газами распирала желудок. При необходимости клацая передними резцами, файер искрой поджигал излишки. «Закончу последний поиск – и сорву с себя эту дрянь! – Сыч с ненавистью уставился на чужие жгуты мышц на руке. – Мне давно пора на покой…»
Над камышами пролетел аист. В воздухе зазвенела кусачая мошкара. Поставив ноздри по ветру, – верной дорогой иду, да, господин? – зог вновь всхрапнул. Ему тоже достался неприветливый взгляд: «А тебя продам на скотобойню. Вместе с волчарками».
Струйка дыма, исторгнутая файером, на этот раз получилась слишком уж обильной, жирно-копотной. Пора ослабить давление на его кишечник и заодно проверить оружие перед визитом.
Выбрав цель, Сыч сжал пальцы правой руки в кулак.
Вдавил ногти в ладонь – и файер проснулся, сильнее обхватил предплечье, выдвинув дополнительные жгуты мышц до самых кончиков пальцев, как бы уговаривая Сыча: «Управляй мной, хозяин! Ну же! Управляй!».
Следопыт пошевелил мизинцем – в пищеварительном тракте огнедышащего тотчас началась химическая реакция, призванная довести газы до боевого состояния. Сыч дернул средним пальцем, сняв тварь с предохранителя. Руку отставил так, чтобы не зацепить зога и свору. И произвел залп, согнув указательный палец, – из раскрывшейся глотки файера, шипя и смердя, вырвалась струя огня, метнулась к одинокой сухой сосне в десятке мер правее и облизала ее вспышкой от комля до лысой верхушки.
«М-м-м, а что такой же силы залп делает с человеческим телом! – Сыч осклабился и перевел файер во второй режим. – А с тушей полукровки!..»
Второй режим следопыт использовал, чтобы продемонстрировать силу и безграничную власть. Беглецы должны понимать, что сопротивление бесполезно и грозит жестокой расправой.
Зог хлопнул себя хвостом по боку. Снизу вверх глядя на хозяина, свора затявкала обеспокоенно, осуждающе.
Следопыт пошевелил безымянным пальцем – и пасть огнедышащего затопило слюной. Она обволокла гортань клейкой пленкой-пузырем. Внутренние стенки кишечника выделили фермент. Вступив в реакцию с газом, он образовал жидкость, которую Сыч называл жаром. Не раскрывая пасти, файер рыгнул. Жар поднялся по пищеводу, влился в рот, на миг прорвав стенку пузыря и заполнив его собой. Направив огнедышащего на аиста, который как раз зашел на второй круг, следопыт согнул указательный палец. Из пасти с хлопком выдуло пузырь и швырнуло в птицу. Пузырь всего лишь зацепил кончик змеиного хвоста аиста, но этого хватило, чтобы емкость из слюны прорвалась и наполнявший ее жар мгновенно окислился – рвануло так, что заложило уши, зог присел, а свора дружно распласталась на земле. От аиста не осталось ни единого перышка, ни единой чешуйки. Он сгорел мгновенно до лохмотьев пепла.
Проверкой файера Сыч остался доволен.
– Кара, ты как? В порядке? – спросил он у своей боевой секиры, лаская взглядом изящный изгиб ее топорища, до блеска затертого его ладонями. – Проголодалась, родная? Потерпи немного, скоро накормлю.
Сыч частенько разговаривал с Карой, не с волчарками же ему общаться. Зогу и файеру, что ли, комплименты делать? Беседовать по душам со зверьем – это уже безумие какое-то. А с Карой они точно муж и жена. Они столько вместе пережили… Секира – единственная подруга следопыта, ни разу не изменившая ему. Она всегда выслушает внимательно, не перебивая. Перебивать она не любит, а вот перерубить может запросто.
– Добудем труп – и на покой, да, Кара?
Князь потребовал отыскать тело паренька, устроившего переполох на Испытании и сумевшего вырваться из лап ратников у хутора на холме. Понял, наконец, дурашка Мор, какую опасность несет в себе меченый. Дошло-таки. Сыч сам видел, как малолетний ублюдок рухнул в реку, чудом умудрившись разойтись с выбросом гейзера. Конечно, парень должен был обвариться или, нахлебавшись воды, утонуть, разбить голову о камни и стать жертвой водных хищников. Но ведь мог и уцелеть.
Живой или мертвый, – если его не сожрали речные обитатели – он наверняка угодил в сети. Мимо рыбацкого поселка он проплыть никак не мог.
Обернувшись к отряду ратников, следовавшему за ним, Сыч велел:
– Оставайтесь здесь. Дальше я сам. Ждите.
«А если ты не вернешься?» – жестами спросил его ратник, ставший заместителем следопыта после гибели бородавчатого.
– Я вернусь, – горло Сыча распирал рвущийся наружу кашель.
Он направил зога к домам на сваях.
Черная дрянь на кончике кости – яд, вызывающий страшную боль перед смертью. И кончик этот притягивал взгляд, как ни верти головой, сколько ни закрывай глаза. И нестерпимо чесалось родимое пятно.
А ведь девчонка лжет. Никакого тайгера Зил не освобождал, и потому не заслуживает смерти в муках! Он еще должен найти мать с сестрой и отомстить за отца!
Зил открыл рот, – пусть знают, что он думает о доверчивых рыбаках, поверивших вздорной девчонке! – но его опередила Ларисса.
– Ортис, этот парень, этот предатель… Он спас женщин от рептилусов? В его честь накрыли стол? – ей вроде как забавной показалась эта очевидная для нее глупость.
Ортис замер и, скривившись, мол, нельзя говорить под руку палачу, медленно повернулся к Лариссе.
– Верно, – кивнул он. – Парень предупредил баб, затем направил лодки на жаб и скинул на них сети. Хороший парень, тонжерра для такого не жалко. Так я подумал, когда его увидел. Но теперь… Спасибо, деточка, ты помогла нам избежать страшной…
Блондинка резко сменила тему:
– А как мой отец, Ортис? Что с папочкой? Как его здоровье?
– Староста плох, как и прежде, – на лице тощего появилось напускное выражение озабоченности, а в голосе явственно прозвучала плохо скрытая радость. – Твой папочка, Ларисса, наша надежда, наша защита, не встает совсем. Облегчения, пока тебя не было, не случилось. Вот так-то, деточка моя, вот так…
Пока тощий говорил, местные ребятишки подобрались к Зилу и, выкрикивая наивные детские ругательства, принялись лупить его палками и швырять в него гальку.
На соседней лестнице заворочался, зашипел рептилус, которого леший должен был казнить, да смалодушничал.
– Эй, чистяк, ты верно сказал: «Хороший день для смерти». Сдохнешь раньше меня! – рептилус зашелся тихим лающим смехом. Громче выражать радость ему не позволяли веревки, передавившие грудь.
– А из твоей шкурки, жаба, сошьют отличные сапоги, – Зил улыбнулся ему так радостно и широко, что губам больно стало и челюсти едва не свело. – Для владыки Моса. Одна пара у него есть, я лично видел. Ты будешь на подмену.
Речи лешего не понравились не только полукровке, – тот сильнее задергался и яростнее зашипел – но и щукарцам.
– Что ты там бормочешь про князя, падаль?! – к нему шагнул престарелый ловец вьюнов и ударил по лицу дрожащей ладонью сплошь в пигментных пятнах. – Не смей поминать князя, светоча, опору нашу!
– Кто-нибудь, заткните ему рот! Ортис, чего ты медлишь?! – раздалось со всех сторон. Людей, готовых выпить с лешим из одной братины, чествовавших его за столом, будто подменили: вместо улыбок и смеха – перекошенные рожи и скрежет зубовный.
– Я не предатель, – едва слышно прошептал Зил, потому как в горле стало сухо. – Я свой. Очнитесь, чистокровные. Что вы делаете?..
Его слова лишь раззадорили щукарцев: тычки и пощечины стали ощутимее, лешего разве что ножами еще не резали и вилки под ногти не втыкали. Он был обречен. И тем сильнее ему хотелось вырваться из западни.
Ортис поднес отравленную кость к его лицу:
– Ты будешь умирать долго-долго. А начнем мы с твоих глаз. Целых два глаза – это слишком много для одного предателя.
Помеченный черным кончик кости приблизился настолько, что Зил почувствовал, как острие коснулось влаги на поверхности зрачка. Толпа радостно заулюлюкала. А вот Ларисса почему-то смотрела на пленника неуверенно и даже вроде бы с сочувствием, будто не по ее обвинению его вот-вот казнят.
В воздухе над щукарцами – не иначе лешему из-за волнения померещилось – повисла зеленоватая, едва различимая дымка, а потом резко, будто перерубили опоры, ее державшие, она рухнула на толпу, мгновенно окутав собой рыбаков и их жен, только детей не достала, потому что они ниже ростом. Зажав ладонями рты и носы, малыши в страхе ринулась прочь. Да и было чего бояться – вон лица родителей превратились в каменные маски: ни одна мышца не дернется, губы чуть разомкнуты, глаза не моргают. Вдох – потоки спор ворвались в щели ртов, втянулись в ноздри. Выдох – и щукарцы молча в едином порыве опустились на колени.
Завораживающее зрелище. У Зила холодок прошел по спине. Значит, ему все-таки не привиделась зеленоватая дымка. Это споры были в воздухе, пыльца какая-то, способная влиять на сознание чистокровных. Все взрослые щукарцы разом лишились воли, Ортис тоже. Одна лишь Ларисса замешкалась, оказав сопротивление пыльце: ее лицо стало бесстрастным не сразу – целый миг глаза девушки яростно блестели, затем на лбу выступили капли пота и ярко-фиолетовые радужки потускнели, и только тогда, присоединившись к сородичам, она хлопнулась на колени.
Как только все щукарцы подчинились неведомой лешему силе, зеленое облачко устремилось к нему самому.
Вдохнув побольше воздуха, он дунул на облачко – его отнесло от лица всего на четверть меры и тут же швырнуло обратно. Зеленая пыльца прилипла к куртке и, просочившись в прорехи в ней, прилипла к коже – Зил сразу почувствовал жжение. И тотчас пыльца проникла в рот, набилась в нос. Она была везде! И нестерпимо захотелось слезть с лестницы и уйти. Куда? Неважно! Пыльца подскажет!
Да это же зов! Где-то рядом есть сильный ментал, умеющий пыльцой неизвестного Зилу растения подчинять людей. У ментала этого страшный дар, он способен безжалостно сломать волю любого. Вот и Зил с радостью подчинился бы ему, если б не был привязан к лестнице.
Мышцы Зила свело от напряжения, они стали тверже древесины железного дерева. В голове зашумело, глаза заволокла багровая пелена. И пусть. Главное, что веревки из водорослей, хоть и были они крепки, с треском лопнули. Там, где путы впивались в плоть, кожу разрезало до мяса. Из ран на утоптанную землю площади брызнула кровь. С лестницы Зил свалился, точно мешок с прошлогодним картофелем, выброшенный в компостную загородку.
Однако долго валяться зов ему не позволил.
Зов поднял Зила и повел, переставляя за него ноги, управляя им, точно куклой. Так что прав оказался торговец марионетками из Моса, когда предрек, что такое с Зилом обязательно случится.
Он отчаянно сопротивлялся, хотя внешне его борьба никак не проявилась. Бой с чужой волей происходил в его разуме, в том ментальном пространстве, которое он использовал, когда нуждался в помощи растений и где также обитал дар врага. Зил отлично видел тонкие нити, связывающие его сознание с окружающим миром. Эти нити были облеплены мерцающей зеленой слизью, под весом которой провисли так, что в любой момент могли порваться. Это надолго, а то и навсегда, лишило бы лешего его дара. Чтобы избежать этого, он изо всех сил – в голове будто хлопок взорвался, его стошнило – дернул за нити, и те завибрировали, сбросив с себя пласты слизи. Чуть облегчив давление на них, Зил даже сумел споткнуться, а еще через пару шагов он вообще остановился, совладав-таки с чужим зовом.
Он закашлялся и, прочистив горло, выплюнул зеленую слизь. И всю без остатка пыльцу выдул из носа.
– Я тебя победил, бурая ты гниль… – прошептал Зил, обращаясь к могущественному менталу.
Он улыбнулся и даже рассмеялся бы, если б его не кольнули острым меж лопаток.
Медленно обернувшись, он увидел Лариссу с ножом в руке.
– Я вырежу твой позвоночник и засуну тебе в рот, если хоть дернешься или сбавишь шаг, – бесстрастно пообещала она. Глаза ее при этом были поблекшими, ничего не видящими. Блондинка себя не контролировала: не она угрожала Зилу, а тот, кто подчинил ее волю.
Все, как один, щукарцы поднялись с колен и слаженным строем, в ногу, – левой-правой – двинули к лешему. На каменных лицах застыло одинаковое сосредоточенное выражение, выпученные глаза не моргали. Они были точно один человек в разных телах одновременно. «Так проще управлять ими», – понял Зил. Когда все одинаковые, неотличимые – легче всего сделать людей заодно и заставить их работать на себя и совершать самые гнусные поступки.
– Вперед, – скомандовал неведомый ментал голосом Лариссы.
Леший подчинился. Из разрезанных веревками мышц текла кровь. С такими ранами ни один нормальный человек не сделал бы и шагу, но Зил шел, как ни в чем не бывало. Все благодаря тонжерру, гостинцу Ортиса. Крепкая штука этот тонжерр, действенное болеутоляющее с долгим эффектом.
В сопровождении Лариссы – ее тела, вооруженного ножом, – Зил выбрался из поселка. Толпа таких разных и таких пугающе одинаковых щукарцев остановилась у последнего дома на сваях. Хозяин больше не нуждался в их услугах или просто устал управлять ими. Очнувшись от забытья, люди молча двинули по своим делам, избегая смотреть соседям в глаза.
Самое время напасть на вздорную девчонку, отобрать у нее нож и отшлепать ее по упругой попке. Вот только Зила шатало, пару раз он едва не упал – колени подгибались, мышцы будто превратились в студень. Истечь кровью до смерти – вот, что грозило ему. Но при этом он чувствовал себя лучше, чем когда-либо. Даже воспоминания о гибели бати Лиха не могли испортить его отличное настроение. Улыбка сама растягивала губы. Ха-ха, отшлепать! Вот бы Зилу еще кусочек тонжерра!..
Мер через триста от поселка начался массив бетонных коробок, в которых когда-то жили люди. Эти белесые скелеты, высушенные ветрами и солнцем, сдобренные снегом и дождем, не рассыпались до сих пор только потому, что их оплели толстенные лианы и лианы потоньше, и совсем тонюсенькие. Их сеть крепко держала тяжелые блоки, не давая ни единому кусочку отвалиться.
Сыпанул мелкий снег, быстро укрывая собой утоптанную тропу, по которой, похоже, часто прохаживались к бетонным надгробиям прошлого. Ветер холодил бритые виски Зила. Рыбья вонь поселка сюда уже не доносилась, приятно пахло перегноем, дарующим жизнь мху и тысячелетним дубам. Прямо как в родном лесовнике! Леший приободрился.
– Куда мы идем, деточка? – копируя манеру Ортиса, спросил он у девицы-конвоира, чуть повернув к ней голову. Не снизойдя до ответа, Ларисса тычком между лопаток направила его по длинной широкой улице. Хорошо, хоть не воспользовалась ножом.
– Направо сворачивай, – велела она, когда они подошли к перекрестку.
И вот тут у Зила отвалилась челюсть.
Ничего подобного он еще не видел.
Высотка, построенная незадолго до Третьей мировой, устояла, когда с неба падали бомбы и вся планета содрогалась в агонии землетрясений. Теперь же эту высотку сплошь облепили цветы всевозможных оттенков, размеров и форм, в редких проплешинах между которыми яркой подложкой зеленел мох. Леший, пораженный этой красотой, не сразу заметил темный провал входа в здание и очередь молодых людей примерно его возраста у этого входа. Судя по одеждам и внешности, молодежь тут собралась со всех Разведанных Территорий. Выстроившись цепочкой, парни и девушки нервно перетаптывались в ожидании. Ни смеха, ни единой шутки слышно не было. Все молчали.
– Так мне туда, что ли? – не дожидаясь подсказки Лариссы, Зил похромал к очереди. Вызванная тонжерром эйфория сменилась раздражением. Кружилась голова. Слабость сковывала движения, сплетала ноги и норовила уронить его, ткнув лицом в землю.
Присыпая собой измученную куртку Зила и хорошенько утоптанную площадку перед зданием, с неба падали крупные разлапистые снежинки. Но ни одна из них не упала на цветы, облепившие высотку. Стороной, за десяток мер и дальше, снег облетал громадную клумбу. Но главное – над высоткой висело зеленоватое облако пыльцы, которое целый рыбацкий поселок поставило на колени. Ежу ясно, а не только Зилу: высотка-клумба и есть обиталище того самого могущественного ментала, который не чурается играть людьми, как кукольник – марионетками!..
Силы лешего иссякли, ноги подкосились. Падая, он ухватился за кого-то в очереди.
– И ты тут?! Ты чего тут?! – в лицо ему дохнули чесноком, и стало чуть легче, потому что неприятный запах выдернул Зила из накатывающего забытья. Перед глазами все плыло и качалось, но Зил все же рассмотрел того, кто послужил ему опорой. Ба, да это же старый знакомый – рыжий увалень Траст!
Зил отшатнулся от него.
– Братец ушастый, опять ты?! – сжав кулаки-арбузы, взревел Траст. За спиной у него по-походному была закреплена безразмерная сумка. – Да я тебя!..
На Траста тут же зашикали. Мол, ты чего, совсем с головой не дружишь, тишина должна быть, великий Родд не терпит шума, волнения отвлекают колдуна от постоянного единства с миром. Лица у стоявших в очереди враз стали злыми, будто Траст для всех и каждого тут – заклятый враг. Это заметно поумерило пыл рыжего: он разжал кулаки и опустил руки.
– Ладно, потом разберемся, – сцедил он сквозь зубы. – Освобожусь только и оторву твои здоровенные оттопыренные…
– Ага, конечно, – подгоняемый Лариссой леший двинул вдоль очереди к входу в высотку-цветник.
Это стало перебором для Траста, этого он уже не смог вынести.
– Куда?! Самый умный?! В конец очереди! – всей своей внушительной тушей Траст навис над лешим, который и сам был вовсе не младенцем и не карликом. Очередь, понятно, вновь возроптала, но на этот раз Траст был неумолим: – Сдохну тут, а не пущу этого ушастого вперед всех! Нечего этому доходяге делать в покоях уважаемого Родда! Еще окочурится, нарушит связь с мирозданием, а нам потом как?! Ну вот как мы все узнаем, что делать, как жить дальше?!
Доводы его показались более чем серьезными для тех, кто выстроился у входа в цветник. Ропот смолк. Все недобро уставились на Зила.
За лешего, только сейчас сообразившего, куда его привели, заступилась Ларисса.
– Этого лопоухого урода, – она указала ножом на Зила, – вызвал великий, ужасный и наидобрейший колдун Родд, повелевающий всем и всеми на Разведанных Территориях и за их пределами.
Откровенно говоря, заявочка была так себе, но кровь на ноже выглядела весьма убедительно. Лица поклонников Родда вытянулись, кое-кто моргал без остановки, одна симпатичная девчонка икнула. Под впечатлением от этой сцены Зил хихикнул – и тут же застонал. Действие тонжерра закончилось. Болело все тело от пяток до кончиков волос на макушке, кричало каждым хрипом из легких, требовало спокойствия и ухода. К тому же Зил потерял много крови…
И все-таки он выдавил из себя:
– Траст, дружище, и тут я тебя уделал. Так что не мне, красавчику, а тебе, куску сала, не стоит беспокоить почтенного Родда своей никчемной судьбой. Да, ребятки?!
Очередь завороженно кивнула – ну прям как щукарцы под воздействием пыльцы. Узрев такую поддержку врагу, Траст побагровел.
А Зил не унимался:
– Зачем беспокоить Родда, если даже я могу предсказать твое будущее? До самой смерти ты будешь пасти коз и выгребать дерьмо из-под свиней, а женишься на самой отвратительной шлю…
Рыжий ударил раньше, чем леший договорил.
Кулак-арбуз свистнул в воздухе там, где только что была коротко стриженная голова с выбритыми висками – вопреки ранам и усталости Зил увернулся и, не дожидаясь повторной атаки, ударил в ответ. Однако сейчас даже мышь-полевка навредила бы Трасту больше, чем Зил. Его кулак лишь мягко шлепнул по веснушчатому лицу, так что и речи быть не могло о том, чтобы свалить рыжего, или хотя бы сломать ему нос и разбить губы в кровь. Да от укуса комара было бы больше вреда! И потому неудивительно, что в следующий миг кулак-арбуз обрушился на голову лешего, едва не вбив ее по макушку в плечи. Из глаз посыпались искры. Падая, Зил уцепился за локоть Траста и умело, хотя никто и никогда его этому не учил, ногами оплел лодыжки здоровяка. Тот потерял равновесие, и рухнул бы на Зила, упавшего с ним вместе, если б Зил не откатился чуток, на меру всего. И вскочить бы да навалиться на Траста или лучше отпинать его по веснушкам на щеках, по выпирающему животу, в пояснице двинуть хорошенько…
Но Зил не смог подняться.
Он выдохся.
Что хотите с ним делайте, а больше и пальцем не пошевелит, не будет ни атаковать, ни защищаться. И все же он оторвался от земли, упершись в нее локтями и коленями. Рыжий здоровяк как раз собрался наподдать ему ногой по ребрам, а Ларисса с ножом зашла здоровяку со спины, и вроде бы в ее глазах мелькнул проблеск сознания, собственной воли…
Еще немного – и она проткнула бы лезвием почку Траста.
А Траст сломал бы Зилу ребра.
Но случилось иначе.
Из логова колдуна вырвалось нечто стремительное и сильное. Существа, похожие на древесные корни, покрытые коростой почвы, оплели и блондинку, и Траста, и лешего, как те лианы – заброшенные бетонные здания предков, сжали так, что захрустели кости. В носу стало щекотно и влажно, потекло по губам соленое. Из-за резкой боли Зил едва не потерял сознание. И он заорал бы, оглушив криком рыбаков в Щукарях, но из легких выдавило весь воздух!..
Однако ведь точно не бывает растений с корнями, ветками или еще чем, которые передвигались бы со скоростью убегающего от волчарок зайчера. У растений нет костей и мышц. Да и чтобы быстро двигаться, нужно расходовать много энергии, которой попросту неоткуда взяться у травы и кустарников, так уж они устроены. Напавшие твари – или одна-единственная тварь? – были чем угодно, но только не корнями дерева.
Парни не сумели, а вот Ларисса вырвалась из ловушки. Выплюнув густой ком слюны вперемешку с пыльцой и выдав такое крепкое словцо, что у Зила покраснели уши, хотя он вовсе не считал себя стеснительным малым, она отлично заточенным рыбацким ножом ударила по «корню», обвившему ее талию. Упав на снег, обрубок брызнул зеленым. Резко запахло тиной. От метнувшегося к ней еще одного «корня» девчонка отпрыгнула, как кузнечик, изломав колени в обратную сторону, как это было в Мосе на испытании. Однако следующий «корень» настиг ее в пяти мерах над землей, обвил лодыжку и дернул вниз. Взмахнув руками и выронив при этом нож, Ларисса упала и ударилась спиной, после чего с десяток «корешков» потоньше тут же оплели ее с головы до ног.
Читать бесплатно другие книги:
