Храмы ночью закрыты. Книга 1. И весь мир тебе должен Гид Софи
Гусейнов мгновенно обогнул стол и, опершись на него бёдрами, оказался напротив Надира, словно увидел что-то новое на его лице или хотел увидеть:
– То-то ты такой красивый сегодня! И это наши брадобреи тебе подкинули идею, что пожар на заводе и пропажа Гаджи Исмаилова связаны между собой?
– Не совсем они. В соседнем кресле брили деда Гаджи – он и сопоставил пожар на хлопкоочистительном и то, что его внук собирался в этот день устраиваться на этот завод сторожем. В день пожара должна была быть его первая рабочая ночная смена.
– А он об этом откуда узнал? – спросил майор, раскачиваясь о край стола. – Может – выдумал старик.
– Деду об этом на днях рассказала бывшая работница отдела кадров завода. Она уже на пенсии, но подрабатывает продавцом на рынке. Она сама принимала у него заявление, уже завизированное директором завода Аббасовым. Я уже проверил эту информацию: в отделе кадров ещё лежало это заявление – вот оно.
Гусейнов взял в руки протянутый лист, внимательно посмотрел, но внезапно махнул рукой:
– Ну и что, Надир? Совпадение. Пожаром вообще не мы занимались, а районная милиция и прокуратура. Два факта, которые не имеют отношения друг к другу.
– Пока не имеют, майор.
– Ты поднимал материал по пожару?
– Ещё не успел.
– Представляешь, что нам скажут сверху, если это подтвердится, да ещё и нашими руками будет сделано? Я работаю, руковожу и воспитываю вас всех согласно своих звёздочек на погонах. А вот такие открытия могут привести к партийным выговорам и обвинению в халатности. Что я, как начальник УгРо не выявил связи пропажи пацана и пожара?
– Ты и не мог этого сделать, Давуд Исаевич. Ты не нервничай, сам же говоришь – пожаром мы не занимались. Какие к тебе могут быть вопросы?
Гусейнов не сомневался, что стоит капитану выйти с отказом из его кабинета, как об их разговоре станет известно всему отделу: не потому, что Мамедов болтлив, вовсе нет. Но это такой тип людей: они ни перед чем не останавливаются, если убеждены в своей правоте. И имеют привычку обсуждать неверные шаги руководства и отстаивать свою точку зрения в спорах, рождающих не только истину, но и служебные трагедии. И что тогда? Так, стоп, если дать совести проснуться, то теперь она уже не даст успокоиться. А он не собирается терять свой престиж и положение, которые всю службу собирал по каплям ещё с тех пор, когда днём и ночью бегал пешком ещё рядовым сотрудником милиции по районным сёлам, весь заляпанный грязью и потом. И потом, два года назад сам начальник милиции города просил его не ворошить сильно это дело с пропажей Исмаилова, других, серьёзных дел немало: кто он, в конце концов, такой, молодой бездельник, ну учился заочно в каком-то институте.
В дверь кабинета постучали. Увидев вошедшего старшего лейтенанта отдела Юсуфа Иманова, подполковник сел на своё место за столом и, кивнув ему, снова обратился к капитану:
– Просто ты бросаешься на эту работу, словно она тебе принесёт золотые горы. Мы уже трижды его приостанавливали. Ну, взвесь ещё раз, все твои рассуждения основаны на случайной фразе, брошенной стариком Исмаиловым в парикмахерской! Вот и Иманов пусть послушает, может он тебя вразумит, если старший по званию тебе не указ. Ты в курсе, о чем печётся твой друг? Посоветуй ему не ввязываться в авантюру, можно подпортить свою репутацию и всего отдела.
Сообразив со слов Гусейнова, что его друг Надир хочет вновь взяться за расследование дела об исчезновении молодого Гаджи Исмаилова, Юсуф незаметно подмигнул капитану, а капитану аккуратно заметил:
– Я считаю это дело бесперспективным.
– Вот видно, что ты знаешь цену нашему сыскному делу!
– Давуд Исаевич, но вы же его хорошо знаете. Он не очень хорошо вписывается в окружающий мир, но у него чутьё на разгадывание ребусов. А что-то нашлось новое по делу?
– Вот заявление Исмаилова о приёме на работу на хлопкоочистительный. Он должен был выйти на работу как раз в ночь пожара. Пока это всё, но думаю надо ещё раз поговорить со знакомыми парня, поехать на завод. Надо попробовать кого-нибудь наделать глупостей, думаю, в этом будет смысл, – убеждённо сказал капитан.
Майор слушал Мамедова, а сам размышлял: пресечь с этой его идеей сейчас, прямо в своём кабинете, отказав Надиру в производстве дальнейшего расследования, или отправить его к высшему руководству, заранее предупредив их об этом? А вдруг он попрётся в прокуратуру, а там не в курсе? Да и старший лейтенант теперь видел это заявление о приёме на работу… Гусейнов за свою долгую службу научился быть тонким тактиком и мог, когда нужно, рубить сплеча, а мог и соглашаться – особенно если это ему это шло на пользу. Каждый из его многочисленных начальников обучил его умению из каждого удара по хребту по крупинке постигать азы такой премудрости карьерного роста, которая понемногу впиталась в кровь, помогала сжиться с непростой системой работы в органах внутренних дел. Как новый министр – так очередные перемены: штаты то сокращаются, то увеличиваются; то боремся с одним злом, то переключаемся на другое. Он умело приспособился вовремя рассеять собравшиеся над его головой тучи, и сам мог так разнести сотрудника, что у бедняги тряслись поджилки. Но в этом кресле вожжи всегда были в его руках, и направить работу подчинённых в нужном руководству направлении удавалось без труда. Как, впрочем, и представить себя чуть ли не гигантом мысли, который, переварив безумную идею сотрудника, вытачивал из неё оригинальную конструкцию, ложившуюся аккурат в русло дела как по маслу. Но на него не сильно обижались те, кто ниже чином по одной причине – перед вышестоящим начальством он накрывал крылышком своих подчинённых.
Майор, быстро проанализировав ситуацию, обратился к Мамедову и Иманову:
– Ну и чёрт с вами, молодые бесенята. Катайте тогда этот клубок вместе, я с завтрашнего дня сам займусь отменой постановления о приостановлении, а у вас вдвоём есть месяц, работайте.
– Товаааарищ майор, – жалобно взмолился Иманов, – я же к вам приходил насчёт отпуска. Летом не пустили, обещали зимой…
Гусейнов, приняв строгий начальственный вид, распорядился:
– Вот через месяц и пойдёшь! Тебе какая разница – ни жены, ни детей, а январь или февраль – разница небольшая. А так и товарищу капитану поможешь, и волынить вместе с ним это дело не будишь: результат будет налицо. Давайте, работайте, копатели.
Старший лейтенант тяжело вздохнул, а капитан только обрадовался такому повороту событий.
08 ч. 01 мин. 31.07.1978 г.
Этим утром в длинном коридоре, где на каждой двери висели таблички, слышался негромкий шум. Немногочисленные задержанные с присматривающими за ними полицейскими и просто граждане, стоя вдоль стен и опершись спинами на недавно окрашенную стену или сидя на скамьях, ожидали вызова. В конце коридора в сопровождении дежурного показался Франсуа Тома. Его изучающий окружающих взгляд и несколько щегольская одежда выдавали в нем «чужака». Одет в безупречно сидящий на нем двубортный коричневый костюм. Помыт, побрит, подстрижен и уложен, принаряжен – мечта любой невесты. Вот одна такая стоит у стены, немного вызывающе одета и перекрашена, как написанная картина маслом, и от неё несёт дешёвым крепким алкоголем. Тома слегка раздувал ноздри, что вполне объяснялось спёртым воздухом и толчеёй.
– Потрясно, красавец, да и только! А я тебя здесь раньше не видела! – раскрыла рот обалдевшая от его вида изумлённая «невеста», глядя на Франсуа как на неожиданно появившийся сюрприз из только что распакованной коробки.
– Это здесь, только подождите, – наконец-то указал полицейский на искомую табличку на одной из дверей с надписью «Помощник комиссара». Подождав минут пятнадцать, Тома всё же постучал в эту дверь и, заглянув внутрь, увидел сидящего за столом хозяина кабинета и обернувшихся на него нескольких мужчин, сидевших на стульях.
– Вы кто? – недовольно спросил у него помощник комиссара Эдуард Робер.
– Разрешите доложить, Франсуа Тома…
– Я знаю, – поморщившись, прервал его помощник комиссара. – Подождите, пока мы закончим.
Минут через десять ожидания в коридоре люди стали покидать кабинет помощника комиссара, обсуждая что-то на ходу. Оттуда выглянул среднего роста мужчина лет сорока пяти:
– Заходите, Тома. Помощник комиссара приглашает.
К входившему Франсуа Тома навстречу уже подходил Эдуард Робер, поздоровавшийся с ним за руку:
– Прошу простить, стажёр. Мне надо срочно уехать. А это инспектор Ален Моро, он вас введёт в курс дела, всё объяснит, будете работать с ним. Увидимся позже. Моро, займитесь парнем.
– Хорошо, помощник. Пойдёмте, новичок. Вам сколько лет?
– Двадцать один.
Они вошли в кабинет инспектора Моро. Это была комната размерами поменьше, чем у помощника комиссара, обставленная далеко не новой мебелью. Главным её украшением был тяжёлый дубовый стол, подаренный кем-то из «клиентов» инспектора, который обожал массивную мебель и с радостью принял лет пять назад в дар такой шедевр столярного искусства. Особенно его радовали запирающиеся выдвижные полки.
– Присаживайтесь, Тома. Вы уже нашли себе крышу над головой?
– Да, спасибо, инспектор. Я приехал в пятницу и успел снять квартиру.
– Весьма похвально. Помощник комиссара хотел поговорить с вами сам, но вы же видели… Поэтому он попросил пообщаться с вами меня. Надеюсь, у вас нет желания просидеть несколько месяцев в отделе по приёму заявлений от граждан?
– Я как раз хотел вас попросить направить меня куда-нибудь… поближе к оперативной работе, – улыбнулся Франсуа.
– Ну, ежедневных перестрелок и расследований с трупами я вам не обещаю, хотя в Марселе это не редкость. Поработаете с моими оперативниками. Работёнка будет самая разная.
– Конечно, инспектор.
– Тогда пойдёмте, я вас представлю нашим лейтенантам. У них найдётся место и для вас.
Оперативники располагались в кабинете напротив. Туда они и направились. Лейтенантов в кабинете было четверо: Ноэль Бонне – тридцатитрёхлетний здоровяк с улыбкой Моны Лизы, если не обращать внимания на его усики; Феликс Мюллер – тридцатилетний рыжеволосый апатичный эльзасец; Дидье Джемба – двадцатипятилетний живой как ртуть араб-полукровка; Жан-Мишель Флери – его ровесник, отличавшийся от остальных своим предельным для полицейского ростом13 в метр шестьдесят и манерной речью.
– Я открываю дверь такси…, – рассказывал с увлечением и обольстительной улыбкой Бонне, когда двери кабинета открылись и на пороге появились Моро и Тома. – А, шеф, это вы! Заходите?
– Нет, я стою здесь за дверью полчаса и жду, когда вы со мной во второй раз поздороваетесь, – сыронизировал инспектор. – Ребята, знакомьтесь! Маленький подарок от босса – стажёр Франсуа Тома. Он будет работать с вами.
Ноэль Бонне, так же загадочно продолжая улыбаться:
– Добро пожаловать, Франсуа!
– Теперь трепещи, марсельский преступный мир! – это высказался Джемба.
– Надеюсь, теперь будет с кем поговорить не только о работе и женщинах, – серьёзно заметил Жан-Мишель Флери.
Рыжий эльзасец промолчал. Инспектор подытожил:
– Вот этот стол у окна свободен, можете его занять. Не накидывайтесь на стажёра. Начните с чего полегче и не разрывайте его на части между собой. Мюллер, начнём с тебя – сегодня он твой.
– Да, инспектор, не переживайте, – кивнул эльзасец.
– Удачного старта, Тома, – пожелал инспектор Моро, собираясь выходить. И заметил оперативнику, – Дидье, зайди ко мне через четверть часа. Поболтать успеете ещё, а теперь за работу! Или вам нечем заняться?
– Шеф, мы уже! – вытянулся в струнку Джемба, и когда инспектор вышел – подмигнул Тома, – Любит он напустить на себя строгость, а так – добряк абсолютный.
– Это правда, – подтвердил Бонне. – Но только если вкалываешь на все сто!
– Я это учту, спасибо, – ответил Тома.
– Для начала покажи себя старательным – он это оценит, – вставил Мюллер. – Да и я тоже.
Джемба тут же съязвил:
– Он пришёл сюда поучиться и работать, а не отрабатывать с тобой супружеский долг, хотя у тебя и право первого дежурства с ним, Феликс.
– Нам его характеризовать патрону, так что я и даю ему сразу понять как себя вести, Дидье. Кстати, инспектор вызвал тебя, но я бы советовал вам всем отправиться к нему вместе.
– Это зачем? – вскинул брови Джемба.
– На тебя написал жалобу хозяин гостиницы «Приз». Вы же в последний раз были там все вместе. Потом расскажешь, чем всё кончилось. А мне будет приятно послушать от ребят – как ты выкручивался.
– Вот он урод! Интересно, что он там написал, ты не видел? Мне плевать, но всё же интересно.
– Не обращай внимания, Дидье. Ты просто кричал на него больше нашего, – успокаивал его Флери. – Ноэль, ты не закончил свою историю с очередной дамой.
– А на чём я остановился?
– Ты направился к такси, и?
– А, да, я запрыгиваю в машину с дороги, а она с тротуара. Водитель, весёлый малый, кстати, Дидье, твой соплеменник, смотрит на нас в зеркало заднего вида и спрашивает: «Будете тянуть жребий, или кинете монетку?» А сам ржёт – не может. Мы, конечно, расхохотались, и стали выяснять, кому куда ехать. Оказалось, мы оба собрались в клуб «Кактус». Ну, я смотрю – девчонка ничего, можно и откупорить. Ну и вместо того, чтобы выкинуть её из такси, я галантно стал её расспрашивать, раз уж мы едем в одно место: она собралась туда одна или с кем-то. Говорит, что одна. Я и предложил ей потусоваться вместе. Чувиха немного поартачилась, но я-то играл джентльмена!
– И как джентльмен ты навешал ей лапши на уши? – язвительно спросил Жан-Мишель.
– Малыш, ты же меня хорошо знаешь! Мы ехали почти полчаса через три округа в субботний вечер, надо же было украсить свой портрет жупелами основательно. Что я ей там наплёл, я сейчас не помню. Единственное, о чём я тогда пожалел, как и во всех других подобных случаях, так это о том, что мои родители не позаботились дать мне какое-нибудь двусложное имя, ну вот хотя бы как у тебя!
– Тебе нравится моё имя, Толстяк?
– Нет, но моё мне не нравится ещё больше! Если бы вместе с моим именем они бы выродили меня таким же коротышкой, как ты, то я бы просто застрелился. Извини, ничего личного, Жан-Мишель! – парировал Бонне. – Но Ноэль14! Чувствуешь себя Дедом Морозом. А вот если бы меня назвали каким-нибудь составным именем с дефисом посредине, а у моих предков ещё бы была дворянская частица! Я читал в одной исторической книжке про одного нашего соотечественника-графа, уехавшего потом на время в Россию и получившего там неплохую должность и богатые земли. Тяжело с именем Мари-Габриэль де Шуазёль-Гуфьё15 быть незамеченным императорами и женщинами!
– Ты сегодня в полном ударе, Ноэль, – заметил ему Феликс. – Отцу успел нажаловаться на своё недворянское происхождение?
– А ему уже всё равно. Его уже не интересуют ни императоры, ни женщины.
– Так ты успел погладить её хотя бы по бедру уже в такси? – поинтересовался Дидье.
– Ты понимаешь, мой арабский друг, там я не наглел и ещё старался сохранять дистанцию и романтический налёт. Но кому из вас пришлось ехать в марсельском такси с водителем «а-ля Джемба» и не почувствовать на себе прелесть некоторых марсельских поворотов? На одном из них моей новой знакомой пришлось схватиться за мою правую руку и её скрутило так, что мне пришлось ловить девичье тело по всему салону. На лету мне удалось ощупать содержимое верхней части её белья и удостовериться, что там всё в порядке. После такого восхитительного курбета я сделал замечание водителю, но так мягко, что он так и не понял: ехать ли дальше аккуратно или нет. Зато по приезду в «Кактус» я подал даме руку, открыв дверь такси с её стороны, и не отпускал до самой посадки за столиком.
– И что было потом? – спросил Мюллер.
– Увы, в этот день, кроме танцев – ничего, хотя моя рука успела славно погулять по её спине и окрестностям ниже! Но мы договорились встретиться на этих выходных.
– А она хоть красива? – это был Джемба.
– Достаточно для того, чтобы потратить на неё следующие выходные.
– Чёртова машинка, – Джемба решил выместить нервозность на пишущей машинке, каретка которой никак не хотела съехать по направляющей вправо после нажатий на букву «с». – Ты сдвинешься с места, или нет?
– Не насилуй старушку. Рапорт ты можешь подготовить и позже, после похода к инспектору, – заметил Бонне.
– Ты же пойдёшь со мной к Моро?
– Я подумаю над этим вопросом, – взметнулись вверх усики Бонне. – Конечно, если кто-нибудь угостит меня в обед бокалом хорошего вина…
– Вот так всегда! Шантажист. Не зря от тебя жена сбежала!
– Зато со мной остались мои верные напарники! Нет, просто я пытаюсь спасти твою машинку от нанесения ей телесных повреждений в состоянии аффекта. Попользуйся пока обычной ручкой, а машинку отдай в ремонт.
– В центральном комиссариате набирают специалистов-психологов для полицейских. Может, переквалифицируешься, Ноэль? – спросил с усмешкой Флери.
– Ладно, белые братья, – поднял тёмную не от загара руку Джемба, прерывая дискуссию. – Мне пора уже идти к инспектору. Кто со мной?
– Идём, идём.
Тома и Мюллер остались одни.
– Вот что мне нравится в этих парнях – они всегда готовы подставить друг другу плечо, – сказал Мюллер.
– Я это уже заметил.
– Ну что ж, давай знакомиться ближе. Надолго к нам?
– Пока на несколько месяцев. А вообще-то хотелось бы остаться и получить направление из школы в Марсель. Люблю юг, северные зимы не по мне.
– Я и сам здесь остался из-за климата, – согласился Мюллер. – Завоюй здесь авторитет, сработайся с ребятами, покажи себя настолько, чтобы помощник комиссара обратил на тебя внимание – он с этим поможет. Кстати, нынешний комиссар собирается на пенсию через год-другой, а наш Робер метит на его место. А эта должность уже другого уровня – ты полу-политик. И если и охотишься сам на кого-то со стволом в руках – это должна быть уж очень крупная дичь.
– Согласен, Феликс. А ты давно в Марселе? – поинтересовался Тома.
– Уже третий год. Ты бывал здесь раньше?
– Нет, не доводилось.
– Тогда давай я тебе начну показывать город изнутри. Здесь недалеко. Ты уже оформил свои документы?
– Ещё не успел.
– Поступило одно странное заявление, надо его отработать. Побольше смотри и слушай, поменьше говори. Вопросы будешь мне задавать, когда останемся одни, чтобы не спугнуть граждан. Оружие и бронежилеты нам, надеюсь, сегодня не понадобятся.
Идти действительно пришлось недалеко. Они поднимались вверх по этажам одного из домов по лестнице.
– Сильно не отставай, стажёр, а то пропустишь все нюансы, – подгонял Тома лейтенант-оперативник. – Здесь не заминировано, но на нашей работе ухо надо держать востро круглосуточно.
– Я иду след в след, Феликс, – ответил поднимающийся за ним Тома. – Просто лестница крутая и узкая.
Они не успели подняться на площадку третьего этажа, как открылась дверь одной из квартир и стариковский голос тихо спросил:
– Господа, вы из полиции?
– Вы угадали, – отозвался Мюллер. – Мсье Гарнье? Это вы звонили с утра пораньше?
– Да, и я же жду вас уже более получаса!
– Так в чём дело? Может, вы пустите нас в квартиру, чтобы мы не шептались с вами на лестнице?
– Да, входите. Могу я взглянуть на ваши документы?
Мюллер достал из кармана своё удостоверение и жетон. Удостоверение он показал хозяину квартиры, жетон – незаметно вложил в руку Тома и подмигнул ему.
– Вы предусмотрительны, и это правильно. Вот моё удостоверение, я лейтенант Мюллер, а это – лейтенант Тома. Так в чём дело, собственно?
– Видите ли, я живу один. И в соседней квартире тоже одна жилица, молоденькая девушка. Не то чтобы красавица, но и не дурнушка.
– Мы не из службы знакомств, мсье Гарнье, – Мюллер решил его поторопить. – Объясните поскорее, для чего вы нас вызывали.
– Нууу, она всегда была одна. Вы понимаете. Никого не приводила к себе. Вчера около девяти вечера она ушла – я это случайно увидел в глазок входной двери. И её не было всю ночь!
– Вы что, всю ночь дежурили возле своей двери?
– Нет, но у меня зрение слабое, а вот слух сохранился отменный, а дверь её квартиры ужасно скрипит, когда она её открывает. Вы же не думаете, что я слежу за ней?
– Надеюсь, что это не так, – кивнул оперативник.
– И ещё. У неё тоже стоит телефон, но не как у меня – в комнате, а рядом со входной дверью. И когда он звонит, или она разговаривает по нему – мне всё слышно…
– Но вы, естественно, не слушаете, о чём она говорит.
– Нет, ну что вы! – старик поискал взглядом глаза молчавшего Тома, словно искал в нём поддержки. – Но после её ухода телефон в соседней квартире трезвонил настойчиво раз десять. Что только подтвердило мою догадку, что её там нет.
– Как зовут вашу соседку?
– Бернар, Анни Бернар. А утром, около семи утра…
– У вас бессонница?
– Возраст, молодые люди, возраст, – посокрушался Гарнье. – Так вот, утром я случайно выглянул в окно, которое выходит на улицу и увидел, что в наш подъезд зашла какая-то незнакомая мне дама…
– …после чего вы быстро перебежали от окна в комнате к своей входной двери и убедились, что незнакомка зашла в квартиру мадмуазель Бернар! – продолжил за него Мюллер.
Гарнье взглянул на него почти восхищённо:
– От вас ничего не скроешь!
– Я понял причину вашего беспокойства, мсье Гарнье, – усмехнулся рыжий оперативник. – Пойдём, Тома, проверим кто там. А вам мы весьма благодарны за вашу бдительность, особенно сегодня, когда страна переживает непростые дни!
– Это мой долг, господа офицеры, – выкатил грудь колесом старик, поблёскивая стекляшками очков.
– Тогда мы выходим, а вы плотно закройте за собой дверь и не забудьте повернуть ключ в замке. На всякий случай. В перископ вашей двери и при наличии такого острого слуха информации о нашей операции у вас и так будет предостаточно.
«Молодые люди» вышли вновь на лестничную площадку и Мюллер уже собирался нажать на звонок соседней двери, но, словно вспомнив что-то, громко прошептал:
– Закройтесь на ключ, мсье Гарнье! – после чего моментально щёлкнул замок в двери старика.
Можно нажимать на кнопку звонка! Первое дело с участием стажёра Франсуа Тома завершилось этим фактом проверки: молодая хозяйка этой квартиры, Анни Бернар, просто ночевала не дома, забыв или не пожелав предупредить об этом свою мать, которая и приехала из Пюжо под Авиньоном самым первым утренним поездом к дочери, обеспокоенная тем, что не смогла пожелать студентке «спокойной ночи» по телефону. Впрочем, та появилась дома через четверть часа, но Мюллер и Тома, удостоверившись, что с мадемуазель всё в порядке, поспешили оставить Бернаров одних, и семейные разборки происходили уже без участия полицейских…
09 ч. 28мин. 22.10.1979 г.
Он опаздывал, а потому ускорил шаг. В папке он нёс проект заключения группы органа партийно-государственного контроля о состоянии хлопчатообрабатывающей отрасли в республике. Он понимал, что опоздание вызовет недовольство заведующего отделом текстильной промышленности в Совете Министров Азербайджанской ССР Валида Мурадовича Ханларова, но ничего не мог поделать – машина сломалась, и ему сначала пришлось докатить автомобиль до тротуара и оставить на произвол судьбы, а потом долго ловить свободное такси.
Город в послевоенное время стал строиться с необычайным размахом. Сохранив в кое-где островки местечек с узкими улицами, Баку размахнулся вширь вдоль моря новыми проспектами, застроившимися красавцами-домами. Не обошлось и без хрущёвок, но это было данью времени. Транспорт мчалась по широким магистралям, обсаженному с обеих сторон молодыми деревьями – зелёных посадок и парков городу всегда не хватало.
В коридоре здания Совета Министров, прямо над ящиком с громадным фикусом, настенные часы показывали половину десятого. Здесь и в дневное время горело много ламп. На стенах висели многочисленные портреты членов ЦК – союзного и республиканского значения. Длинные коридоры из хорошо уложенного паркета мерцали блеском и пахли свежей мастикой. Идти приходилось по какой-то ткани, кажется, это была парусина, покрывающая ковровую дорожку. И хотя этот путь у людей, попадавших сюда впервые, вызывал ощущение чего-то таинственного, сам он не испытывал никакого волнения: эта дорожка тоже привыкла к его нередкому появлению здесь.
В приёмной Ханларова уже сидело несколько человек. Они все ему были знакомы. В обычной жизни Баку представлял собой очень красочную смесь нравов, обычаев и языков, с преобладанием всё же восточного простодушного юмора и шумной театральностью, практически даже пантомимой, в которой многим чувствовалось уютно и достаточно раскрепощено. Если только это не было связано с партийно-государственными отношениями.
– Доброе утро, товарищи!
– Доброе.
– Товарищ Арутюнов, вас Валид Мурадович спрашивал уже. Я сейчас доложу, – строгим голосом и с соответствующим выражением лица немолодая секретарша Алёна Михайловна зашла в кабинет заведующего. Как только за ней закрылась дверь, один из ожидавших подошёл к Арутюнову и хлопнул его по плечу. Этому гиганту даже не пришлось для этого поднимать руку – он просто приподнял её до пояса, потому что удостоенный этого знака почти дружеских отношений был совсем невысок – «метр с кепкой», как тогда говорили.
– Ты чего такой невесёлый, Лёва? Дыши глубже и всё пройдёт! Выскажись, облегчи душу.
Арутюнов, переложив толстую папку из одной руки в другой, со вздохом закинул голову наверх, чтобы дотянуться взглядом до глаз гиганта и произнёс:
– Я бы высказался, но ты же знаешь: болтун – находка для шпиона.
– А я больше всего боюсь молчунов.
Вышедшая секретарша прервала их беседу:
– Товарищ Арутюнов, проходите.
Лёва, человек невысокий и отнюдь не худощавый, поправил галстук, посмотрел скорбным взглядом на свою папку и направился по ковровой дорожке в кабинет, где на пороге поздоровался и направился поближе к столу, за которым восседал его хозяин.
– Присаживайся, Левон Сергеевич, – он жестом указал Арутюнову на стул поближе к себе. – Ты чего так задержался? Мне пришлось даже планёрку перенести на час.
– Извините, Валид Мурадович, машина сломалась. Бросил на улице и уже на такси к вам.
– Ты же её полгода как купил? Ладно, аллах с ней, с машиной. У нас всё могут испортить. Рассказывай, как твои ревизоры поработали? Есть успехи у наших хлопкопереработчиков?
– Работа была непростой, Валид Мурадович. Есть и передовики, есть и отстающие. Сами знаете, проблем в отрасли много. Вот здесь папка со всеми выкладками. Практически всё готово, посмотрите и если одобрите, то мои товарищи все подпишут.
– Погоди, – Ханларов посмотрел на него, будто что-то вспоминая и перебирая документы из открытой папки. – У вас же проверка должна была быть завершена только через две недели?
– Всё верно, только я решил не кататься по всем предприятиям полным составом, а разбил сотрудников по группам. Каждая группа получила свой список объектов, а я объезжал их всех по всей республике. Группировал результаты самостоятельно. И потому видел всё как есть, а не как должно быть.
– Знаю, знаю, – пробурчал Ханларов. – В твоих отчётах в двух предложениях всегда найдётся место для десятка партийных оргвыводов и трёх уголовных дел. У нас в республике каждый четвёртый гектар под хлопком и всё это доверили тебе проверять. Я по цифрам пробегусь в полглаза, а ты пока опиши мне общую обстановку.
Лёва вытер платком пот со лба. При такой жаре даже два вентилятора не спасали:
– В республике на сегодняшний день триста восемьдесят пять колхозов и сто сорок шесть совхозов занимаются хлопководством. За последние два года увеличилось число за счёт новых оросительных каналов, новые рукава протянули от Верхнеширванского, Верхнекарабахского и Самур-Апшеронского.
– Что с главными экономическими показателями?
– Хлопок даёт в каждом хозяйстве от 45 до 85 процентов денежных доходов. По республике – средняя цифра 55 процентов. Основная масса их, как и раньше, находятся в Кура-Араксинской низменности и Приараксинском районе, включая Нахичеванскую Автономию.
– Урожайность?
– По документам – около 16 центнеров с гектара.
– А в действительности?
– Вот это самоё интересное. Там где председатели занимаются приписками – на пару центнеров меньше; а там, где они продают его «налево» – на пару центнеров больше. Кому в какую игру больше нравится играть.
– Значит, первые приписками воруют государственные деньги за чистый воздух, а вторые воруют хлопок и получают наличку? Тебе что заказать, чтобы принесли: чай или минералку холодную? – спросил заведующий, готовясь нажать на селектор связи.
– Лучше чай, Валид Мурадович, а то выйду от вас на улицу – с меня вся минералка скатится потом.
– Алёна Михайловна, принесите нам холодной минералочки и чай. Подождите, – крикнул Ханларов и переспросил у Лёвы. – Чёрный, зелёный чай?
– Чёрный, Валид Мурадович.
– Слышала? Чёрный.
– Да, Валид Мурадович, минутку.
Заведующий отключил селектор и продолжил шелестеть документами:
– Это что за таблица?
– А, эта… В одной из групп у меня новый сотрудник, до этого работал в каком-то институте, хороший специалист. Он самостоятельно произвёл расчёты, из которых видно, что производство хлопкового волокна в среднем по республике обходится в несколько раз дороже, чем искусственные, синтетические и даже вискозное штапельное – с меньшими капитальными затратами. Даже строительство заводов по производству шерстеподобного волокна нитрона обходится дешевле, чем создание хлопководческих совхозов и хлопкоочистительных заводов.
– Ну, это мы с тобой и без всяких занюханных специалистов знали. Что тут удивительного?
– Там на следующей странице он приводит расчёты: если колхозы и совхозы будут свозить сырье не по присылаемым разнарядкам, а по предлагаемой им схеме, то республика сэкономит за месяц перевозки урожая хлопка несколько составов топлива и за счёт этого снизится и его себестоимость раза в полтора.
– Серьёзно, ты проверял? Как такое может быть?
– Средний пробег транспорта с хлопком по республике от поля до завода – семьдесят километров. По его предложению – будет около пятнадцати. Из Нахичевани даже через соседнюю Армению везут хлопок на наши заводы.
– Ну, знаешь ли, умник нашёлся! Вам надо было ревизировать на местах, а не ссорить меня с Госпланом и Министерством транспорта! Пощупай его, что за человек этот твой умник, а то насчитает нам на нашу голову, а потом ещё кляузами забросает в Москву.
– Хорошо.
В дверях показалась левая рука с большим подносом с чаем, бутылкой минералки, запотевшей от холода, розетками с мёдом и другими сладостями, затем грудь, а потом и вся Алёна Михайловна. У неё была великолепная грудь, и можно было сказать, что она именно ей проложила себе дорогу в жизни из первой в карьере приёмной к кабинету Валида Мурадовича во все его остальные. Ей недавно исполнилось сорок четыре, и она каждый день, учитывая занятость заведующего, оставалась с ним допоздна для любой надобности.
– Спасибо, дорогая. Поухаживай за нами, – с удовольствием посмотрел на неё заведующий, проводив взглядом её до самого выхода из кабинета.
– Лёва, будешь в таком кресле как у меня, не забудь совета старика: в приёмной должна сидеть прежде всего хорошая хозяйка, а не любовница! Хотя одно другому не мешает, – улыбнулся Ханларов. – Или, у вас, армян, может другое мнение?
Арутюнов решил скромно отмолчаться.
– А это что за список в конце у тебя? – заведующий помахал листом, на котором рукой Лёвы были написаны фамилии, против каждой из которой стояли какие-то цифры.
– Это списки председателей колхозов, которые явно продавали хлопок без документов на заводы. Под чертой – фамилии директоров заводов, которые такой хлопок покупали за наличные. Я бы продолжил этот список руководителями текстильных фабрик, аптек, верёвочных артелей и подпольных цехов, куда поступал их товар дальше, но передо мной такая задача не ставилась. А цифры – это «левак» в тоннах.
– Ага! – заведующий долго изучал этот последний лист, потом поднял глаза на Арутюнова. – Сам считал?
– Свёл воедино всё сам. Я отдельно сделал подробный расчёт для директора хлопкоочистительного в Кировабаде.
– Это кто у нас там? – Ханларов стал искать на столе телефонный справочник для внутреннего пользования, но Лёва его опередил.
– Аббасов Фархат Джевдетович.
– Да, как же, помню, уважаемый в своём городе человек, ко мне приезжал года три назад, просил о чём-то для завода, уже не помню. Его и грамотами не раз награждали, даже кажется орденом. Ладно, не важно. И что на твои выкладки ответил этот Фархат?
– Он для начала поюлил, но когда я его прижал к стенке сравнениями показателей за три последние года, расчётами и письменными объяснительными руководителей некоторых колхозов и совхозов, которые я решил пока не прикладывать к этой папке, он попросил меня дать ему тот список, что у вас на столе и ещё пояснить ему, в каких пропорциях пересчитать указанные там суммы. Он пообещал всех руководителей из списка объехать сам и встретиться затем со мной. Я и решил показать всё это вам пораньше, чтобы вы могли принять решение по списку.
Ханларов насупил брови. Потом наклонился к Лёве и жестом показал ему: придвинься поближе. Шёпотом сказал:
– Один мой знакомый, очень авторитетный человек в нашей республике и не только. Так вот, он в начале месяца поехал отдохнуть в Кисловодск, и заодно там был приглашён на собрание таких же уважаемых людей со всего Союза. Туда же приглашали таких как Фархат. Это как у нас – производственники и партактив. Только партактивом были воры, из тех, кого все побаиваются. На общем собрании они и приняли решение для фархатов: платить им взносы в воровскую кассу из расчёта десяти процентов. Но мы-то люди ответственные, наделённые полной властью в стране. Значит, за свои подписи на документах получать меньше воров не можем. И у нас начальство своё есть – и в нашем родном Баку, и в Москве. Мы же их не можем обидеть. Объясни это Аббасову, но так, чтобы он не столько обрадовался твоему предложению, сколько бы опасался поступить по-другому. Понимаешь, Лёва?
– Я всё понял, Валид Мурадович. Но мне будет нужен звонок из ЦК начальнику милиции Кировабада. Только не от вас. Желательно от человека из спецотдела, с погонами. Чтобы меня приняли сегодня вечером с распростёртыми объятиями, но не ждали от меня откровенных бесед о цели приезда.
– Это тебе зачем?
Читать бесплатно другие книги:
