Громовая жемчужина Гурова Анна
– Я не кукольник, – ответил актер, выпрямляясь. – Кукольники управляют марионетками, а я управляю кукольниками. Я – голос и вдохновение моего театра. А также ум и кошелек. Поскольку организационные и финансовые дела труппы тоже на мне… Конечно, я всего лишь провинциальный комедиант, – добавил он и снова поклонился, как будто вспомнив о приличествующей скромности. – Я безмерно счастлив и горд, что мне выпала честь лично послужить правительнице островов Кирим!
«Что-то не чувствую я этой безмерности», – с сомнением подумала Касима, в упор разглядывая собеседника.
Внешность мастера Терновой Звезды была необыкновенной. Очень высокий, и казажущийся еще выше в сандалиях на подставках-платформах, по-юношески стройный и худощавый, он держался со спокойной уверенностью человека, который ни о чем не заботится и ничего не опасается. При первом взгляде на его правильное продолговатое лицо ему можно было дать лет двадцать семь – двадцать девять. Однако судя по речам и манерам, лицедей явно был гораздо старше. Касима взглянула наметанным глазом, как лег грим, посмотрела на кожу его шеи и рук, и решила, что «великому актеру» около сорока. Длинные пышные седые волосы, – вероятно, парик, – придавали ему совершенно фантастический вид. «Человек без пола и возраста, – подвела итог Касима. – Такой в самом деле может перевоплотиться во что угодно, сыграть и старика, и юношу, мужчину и женщину. А глазищи-то…ух…даже жутко…»
Глаза у Терновой Звезды тоже были не как у людей: огромные, прозрачные, цвета ртути.
Предупредительная, несколько усталая улыбка мастера контрастировала с его вычурным зловещим нарядом. Многослойное дорогое одеяние было выполнено в мрачной красно-черной гамме. По верхней накидке шел узор – нечто вроде длинных серых игл. Вероятно, они должны были символизировать ветки терна, но получилось больше похоже на колючки дикобраза. За пояс заткнут знак ремесла – большой сложенный веер.
– Прекрасное и таинственное место эта гора, – сказал он, глядя на Касиму сверху вниз. – Оно вполне соответствует духу пьесы. Вам так не кажется, княгиня?
Касима прищурила глаза. Да чем себя возомнил этот лицедей? Разговаривает с ней как с равной! И, похоже, считает, что имеет на это полное право!
– А где ваша труппа, мастер Звезда? Я вижу только плотников и поденщиков.
– Моя труппа, как обычно, разъезжает по городам и селам провинции Мок. Я не стал брать ее сюда.
– Почему?!
– Вы имеете представление о том, что мы будем здесь делать? Понимаете специфику кукольного театра?
– Нет, – надменно сказала Касима.
– Мои кукольники не годятся. Умение ловко двигать руками, передавая эмоции пальцами и запястьями – это совсем не то, что мне надо от актеров игрового театра. Я прибыл только с парой слуг и помощников. Часть из них здесь, со мной, другие остались в городе.
– А как же ваша труппа? Вы бросили ее на произвол судьбы?
– Моя труппа будет пока выступать без меня. Конечно, ее доходность резко упадет, но я рассчитываю вернуть деньги…
– Пожалуйста, о вознаграждении не беспокойтесь, – Касима снисходительно улыбнулась.
– Вы меня не поняли, госпожа княгиня, – в точности копируя ее выражение лица, перебил Сахемоти. – Я не собираюсь торговаться. Конечно, я не сомневаюсь, что буду работать не бесплатно, и это естественно для артиста моего ранга. Но деньги для меня не главное. Я с огромным интересом приму участие в эксперименте по возрождению национального театра. Потому что, как и вы, страстно увлечен народным искусством.
«Ну надо же – одолжение мне делает! Каков наглец! Он, видно, считает, что мне без него не обойтись!»
Касима едва не рассердилась. Впрочем, мастер Звезда, несмотря на его актерскую спесь, показался ей достаточно сообразительным и компетентным человеком для отведенной ему роли.
– Что ж, я рада найти в вашем лице не просто исполнителя, но и единомышленника, – сказала она с холодной любезностью. – Постарайтесь произвести на меня благоприятное впечатление – и, возможно, я даже сделаю вас главным постановщиком моего будущего спектакля…
Сахемоти церемонно поклонился, а затем бесцеремонно засмеялся.
– Похоже, я уже взвалил на себя эти обязанности. Наш преподобный Кагеру обрисовал мне объем работ и честно сказал, что кроме меня, организовывать всё это некому. Но организационные хлопоты меня не пугают. Дело привычное. Самое сложное – найти подходящих актеров на главные и вспомогательные роли. Всё остальное: бутафоры, костюмеры, музыканты, – это детали. Мои помощники в городе уже начали подбор музыкантов для инструментального сопровождения спектакля…
Касима удивленно подняла брови.
– У вас нет даже музыкантов? А я думала, что вы привезете своих!
– Если бы я привез своих, мне пришлось бы тащить сюда всю труппу, а почему я этого не сделал, я уже объяснил, – терпеливо повторил актер. – Ничего, местные музыканты подойдут. Я сам научу их правильно петь и танцевать. Спектакль сопровождают очень древние песни, аккомпанемент достаточно простой. Музыкальное сопровождение консервативно, оно не меняется столетиями…
– И со всем этим вы собираетесь справиться один? – с явным недоверием уточнила Касима. – И режиссура, и инженерные работы, и подбор актеров… и даже обучение песням с танцами? Это уж как-то слишком…самонадеянно.
– Не верите?
– А вы можете предоставить доказательства?
– Прямо сейчас?
Глаза Касимы блеснули:
– Вот именно. Покажите нам, мастер Звезда, на что вы способны!
Несколько мгновений Касима наслаждалась выражением замешательства на лице хвастливого актера.
– Вы подвергаете суровому испытанию мои скромные таланты.
– Я уверена, что вы справитесь, – Касима огляделась и уселась на ближайший камень. – Приступайте. Обожаю сюрпризы.
– Что там? Что? – перебивая друг друга, раздались взволнованные голоса. – О! Сейчас будет представление!
Придворные дамы оживились и принялись рассаживаться по краю террасы, придирчиво осматривая камни и корни в поисках мест почище. Сахемоти медленно обошел «сцену», в задумчивости поглядывая то под ноги, то в быстро темнеющее небо.
– Солнце вот-вот спрячется, – проворчал он. – Что можно сыграть в темноте? Впрочем, есть одна легенда… Эй! – крикнул он рабочим. – Подкиньте веток в костер и разложите быстренько еще один, с той стороны. А между кострами поставьте вот этот котел вверх дном…
– Как интересно!
– Дальше будет еще интереснее, – пообещал лицедей. – Все ли собрались? Придется немного подождать, пока будут готовы декорации и освещение. А чтобы вы не заскучали, я познакомлю вас с предысторией…
Сахемоти выдержал паузу, дожидаясь полной тишины и внимания. Затем медленно церемонно поклонился на все четыре стороны, касаясь лбом земли. Вставать он не стал, так и оставшись сидеть на пятках. Спину выпрямил, руки положил на колени. Позади него рабочие, тихо перебрасываясь словами, разводили второй костер, со скрипом волокли по песку котел.
Бледное лицо актера постепенно обрело неподвижность маски. Глаза потемнели, запали, погрузились в тень, превратились в две дыры без зрачков. Некоторые дамы помладше даже слегка оробели. Глядя на эту мертвенную маску, казалось, что ее обладатель сейчас не в этом мире, а где-то очень далеко, в безднах собственной памяти – в такой глубине, куда ни один человек без страха заглянуть не сможет.
– Прежде всех времен, когда не было еще ни земли, ни неба, а только одна безграничная гладь Тайхео и бездна звезд над ней, – громко, нараспев заговорил Сахемоти,– первая женщина и ее мужчина, священные супруги-близнецы, пришли по радуге из Надмирной Тьмы на землю, чтобы поискать себе пищи…
Зрители внимали словам легенды, почти не вдумываясь в их смысл – настолько всех поразила манера рассказа. Мастер Терновая Звезда, словно для того, чтобы сделать темные слова еще более непонятными, каким-то образом декламировал их так, будто они доносились не у него изо рта, а издалека, прямо из воздуха, или из-под земли. Даже голос у него изменился, став низким и торжественным, как у жреца. От одного этого звука по спинам бежали мурашки. Одна только Касима сидела, лучась от удовольствия. Именно такой диковатой, наводящей дрожь экзотики она и ожидала от своей театральной затеи.
– …первый мужчина наугад ударил в воду своим копьем – и сразу наткнулся на нечто, похожее на огромную медузу, плавающее по воле ветра и течения, словно оборванная водоросль. То была новорожденная земля, еще мягкая и не имеющая корней. В испуге выдернул мужчина копье, и с него скатилась в волны капля крови, а за ней еще, и еще. Когда эти капли остыли и сгустились, возникла твердь. Так родился архипелаг, впоследствии названный Кирим. Супруги-близнецы спустились по радуге на землю и решили там поселиться…
Неожиданно Сахемоти поменял манеру изложения и добавил обычным голосом.
– Это было вступление. У супругов-близнецов родилось множество детей, но это совсем другая история, и я поведаю ее вам как-нибудь потом. Пока же вам достаточно узнать, что старшими были близнецы: сестра – Солнце и брат – Ветер. О них-то и пойдет речь.
– А как звали первых людей? – робко спросила какая-то молоденькая дама.
– Все это было так давно, что никто не помнит их имен.
– Вы сами придумали эту историю?
– Конечно, нет. Это старинная легенда о рождении островов Кирим.
– Немного наивна и несуразна, но старинные сказки всегда глуповаты, – сказала Касима, расправляя атласные рукава. – Обязательно прикажу ее записать. Продолжайте.
Сахемоти оглянулся, не вставая с колен. Сцена была готова. Плотники отошли к нижнему краю террасы и сели на землю. По обеим сторонам террасы полыхали два высоких костра, между ними черным пузырем торчал перевернутый котел, отбрасывая одновременно две тени. Тени вздрагивали в такт пламени, словно котел был живым существом. Сахемоти плавно поднялся на ноги, вытащил из-за пояса веер и щелчком распахнул его.
Воздух вдруг стал вязким, словно грозовая туча повисла над сосновым холмом. Многим стеснило грудь, стало трудно дышать, у иных зазвенело в ушах или заныли виски. Сахемоти поднял веер, опустил голову, чтобы лицо полностью оказалось в тени, и низким гортанным речитативом заговорил-запел:
– Я – Ветер. Моя сущность – злоба и ярость. Больше всего на свете я люблю пакостить и разрушать…
Мастер вытянул перед собой рукуи медленным текучим шагом двинулся по кругу, разрезая веером пространство между кострами.
– Все восемь миллионов духов, мои братья и сестры, видимые и невидимые существа, боятся и ненавидят меня за жестокие шутки. Но никто не смел и слова мне сказать, до того дня, когда я забросил дохлую лошадь с ободранной шкурой на крышу дома, где ткала моя сестра-Солнце. Она оскорбилась и закрылась в пещере, заложив вход каменной дверью. Небо и земля, и мировой океан Тайхео – всё скрылось во мраке. Наступила вечная ночь. Темнота наполнилась голосами миллионов бесов. Они множились, как летние мухи, питаясь людскими страхами.
Терновая Звезда шел плавно, словно медленно летел над землей. Он завершил круг и остановился возле котла.
– Восемь миллионов духов долго умоляли Солнце выйти. Но она даже не ответила им. Тогда они обратились ко мне. «Из-за тебя она покинула мир, – сказали они. – Попроси прощения!» Я долго отказывался, но потом мне на ум пришла отличная шутка. «Просить не буду, – сказал я. – Сестра-Солнце все равно меня не послушает. Лучше я попробую разыграть ее еще раз…»
Теперь лицо актера было обращено прямо к зрителям. Пламя костров окрасило его бледную кожу в адские багровые тона.
– «Соберите хворост и разожгите костры у входа в пещеру, – приказал я. – Принесите большой глиняный горшок. И кричите погромче!»
Сахемоти вдруг как-то незаметно оказался стоящим на днище чугунного котла. Раздался негромкий ритмичный перестук. Актер широко развел руки в стороны и начал вращаться, притопывая – сначала медленно, потом всё быстрее. Только и видно было, как развеваются полы и рукава его вычурного наряда и длинные белые пряди волос. Актер кружился все быстрее и быстрее, превращаясь в огненный вихрь, перестук деревянных подошв превратился в монотонный рокот. Касима, поначалу с любопытством ожидавшая, когда же танцор свалится с котла, сидела бледная, вцепившись обеими руками в края каменной глыбы. Ей казалось, что Терновая Звезда неподвижен, а вращается мир вокруг него. Кружились звезды в небе, кружились сосны и озаренные огнем лица зрительниц, кружились тени – каждая в свою сторону. Костры превратились в две кометы, рассекающие темноту. А Терновая Звезда все танцевал, все усложнял и ускорял ритм. Ритмичный четкий стук деревянных подставок в чугун. Хлопанье, щелканье и шелест веера. Свистящее шипение рассекающей воздух шелковой материи. Оба костра сливаются в один, и на миг на нижней террасе брошенного храма возникает видение – человек, самозабвенно танцующий в вихре пламени. Касима резко вздохнула и прижала руки ко рту.
– Это же солнце! Он танцует… солнце!
Казалось, Терновая Звезда охвачен экстазом, однако он услышал возглас княгини и тут же прекратил танец. Он легко спрыгнул с котла, и, даже не пошатнувшись, как ни в чем не бывало, продолжил свой рассказ:
– От грохота моих сандалий задрожала сама темнота. Я танцевал, костры пылали, а восемь миллионов духов кричали в восторге: «Солнце! Солнце!» Наконец моя сестра не выдержала. Удивленная таким весельем во мраке, она приоткрыла каменную дверь своей пещеры и спросила:
– Что за шум?
– Мы радуемся танцу солнца! – ответили ей духи.
– Солнце – это я! – возмущенно ответила она, выглядывая из пещеры в поисках соперницы.
– Не-е-т! – ответил я ей, хватая ее за руку и вытаскивая наружу. – Солнце – это я!»
Сахемоти щелкнул веером, складывая его и убирая за пояс, и торжественно закончил:
– Вот так вечная ночь была побеждена, а Солнце обмануто и навсегда возвращено в наш мир!
На террасе воцарилась тишина. Никто не шевельнулся: застывшие взгляды, приоткрытые рты, стиснутые потные кулачки… Всем казалось, что мир все еще вращается вокруг танцующего обманщика-Ветра.
– Ну что, достаточно доказательств?– спросил актер, обращаясь к княгине.
Касима не ответила. Она как завороженная неподвижно смотрела в глаза Сахемоти, в которых отражались догорающие костры.
Наконец Кагеру, с каменным лицом наблюдавший за выступлением, встал и несколько раз хлопнул в ладоши, чтобы прогнать наваждение. Напряженная тишина была нарушена. По его примеру в толпе раздались разрозненные хлопки, затем вздохи, перешептывание, шелест платьев… и вот наконец один за другим, сливаясь в хор, зазвучали восторженные возгласы.
– Нет слов! Никогда не видела ничего подобного!
– Потрясающе!
– Божественно!
– Какая необычная история! Это тоже народная легенда?
– Какой искусный танец!
Мастер Терновая Звезда, окруженный дамами, раскланивался и отнекивался.
– Дамы, это всего лишь простенький неумелый танец и забытая деревенская сказка. Прошу проявить снисходительность к моему скромному таланту…
– Вы превзошли мои ожидания, – тихо сказала ему Касима, отведя в сторону. – И даже слегка напугали. Вы не поверите, но мне показалось, что я все это уже когда-то слышала…или видела.
– Во сне? – с невинным видом предположил Сахемоти.
– Ох, не знаю. Зато теперь я наверняка не усну целую ночь, буду вспоминать…
– Таково действие истинного искусства, – улыбаясь, ответил актер.
И снова княгиня не поняла, дерзит он или просто говорит, что думает. Но теперь ее это совершенно не озаботило. Она и сама не могла сказать, чем ее так разволновало это коротенькое и, в общем-то, незамысловатое представление. Всю обратную дорогу перед ее глазами стоял Терновая Звезда, танцующий среди пламени и сам похожий на пламя, а в ушах звучал его низкий голос.
Глава 8. Приятные воспоминания ночью у моря.
– Наконец-то они все отсюда убрались! – заявил Анук, сладко потягиваясь. – Я уж думал, что княгиня никогда не угомонится. Клянусь, она бы проторчала здесь всю ночь, если бы не взвыли ее служанки. Ну что, старший брат, поздравляю – ты еще далеко не всё забыл и растерял. Танец был превосходен, пение – и того лучше. А уж видение, которое ты под конец наслал на зрителей…
– Да оставь. Поразмялся, не более того.
– Не прибедняйся. Кстати, поверни осьминога со своей стороны – подгорает…
Луна посеребрила волны и прибрежные дюны. Гора Омаэ была почти невидима в темноте, нависая где-то слева скрипучей, шелестящей громадой. На расчищенной площадке – не там, где происходило представление, а ниже, прямо на песке, – тлел небольшой костер, над которым Анук жарил на острых прутиках мидии и кусочки только что пойманного осьминога.
– А когда благородные гостьи отчалили восвояси, я было испугался, что тут заночует плотник со своей вонючей артелью. Им страшно не хотелось тащиться в деревню в темноте через дюны. Пришлось рассказать им пару историй о демонах…Хвала богам, что они оказались такими трусливыми и суеверными!
– Смертным свойственно бояться бесов, – философски заметил Сахемоти. – Ибо они невежественны, бестолковы и слабосильны.
– Но именно здесь нет никаких бесов! – невнятно отвечал Анук, силясь разжевать кусок пупырчатого щупальца осьминога. – Да бесы этот холм за десять ри стороной обходят!
– Смертные-то про это не знают.
Сахемоти полулежал по другую сторону костра, удобно опираясь локтем на свернутое одеяло. Из одежды на нем оставались только свободные черные штаны. Веки Сахемоти были полуопущены, на губах играла легкая улыбка. В руках он держал тыкву-горлянку с молодым вином, к которой время от времени прикладывался. Если бы Касима увидела его теперь, то наверняка решила бы, что ее первое впечатление было верным, и знаменитому актеру никак не больше двадцати пяти лет. Его роскошный черно-багровый театральный наряд висел на нижней ветке, слегка покачиваясь, словно крыло демона.
– Надо же было заказать такой дурацкий костюм! – сказал Сахемоти, с отвращением взглянув вверх. – Я в нем похож на злодея-соблазнителя из мещанского театра.
– А кто ты есть-то, как не злодей? – фыркнул Анук. – И как раз из театра.
– Я не злодей, а простофиля – потому что не надо было поручать это дело тебе, а потратить время самому и подыскать нечто менее вульгарное.
– Прекрати капризничать. Костюм роскошный. Я его выбирал как для себя, всю душу вложил!
– Можешь взять его себе и расхаживать, извергая молнии и гром.
– Ты сам придумал себе псевдоним, теперь страдай.
– Весьма удачный наряд, – заметил Кагеру, сидевший чуть поодаль. – Дамы были впечатлены. Особенно княгиня. Вам ведь это и надо было?
Никто из братьев не подал вида, что его услышал, и не повернулся в его сторону. Только взгляд Сахемоти стал чуть более задумчивым. Анук, не дождавшись от брата ответной реплики, рьяно принялся за еду. Он щедро солил золотистые куски осьминожьего мяса, с пылу, с жару кидал в рот мидии, закусывая свежими водорослями и запивая легким кисло-сладким вином с цветочным запахом.
Ветер к ночи совершенно стих. Маленькие волны с тихим плеском разбивались о берег, по морю от горизонта прямо к костру протянулась лунная дорожка. Вокруг костра вились редкие комары, в глубине бора стрекотали «сосновые жуки» – цикады.
– Скажи, старший брат, – откидываясь и поглаживая себя по животу, спросил Анук, – неужели с этой твоей театральной затеей все будет так просто, как ты врал княгине?
– Конечно, нет. Помимо обычных хлопот, нужны еще три абсолютно необходимые вещи, которых у меня нет, и откуда их взять, я даже не представляю. А без них ничего не получится. Но княгине об этом знать совершенно незачем.
– Какие три вещи?
Сахемоти посмотрел на него, прищурившись, словно прикидывал – а стоит ли говорить?
– Актер-напарник, – сказал он. – Маски по числу персонажей. И яшмовое зеркало.
– Ничего не понял. При чем тут актер? Ты же сказал, что наберешь и обучишь…
– … музыкантов. И статистов-«невидимок», которые приносят и уносят реквизит. Но я не могу одновременно играть и рыбака, и царя-дракона. Не говоря уж о морской царевне. Так что, братец, нам понадобится второй актер. Причем…хм… такого же уровня мастерства, как и я.
– Да где я тебе его найду?! – возмутился Анук.
– А кто мне будет играть морскую царевну? Может, Кагеру?
– Давай я сам сыграю. У меня и внешность подходящая.
Сахемоти рассмеялся.
– Нет, младший брат. Дело тут не во внешности. Мы оба знаем, что ты не умеешь играть. У тебя что на душе, то и на лице. Ты не актер, и смирись с этим.
Анук нахмурился, прикидывая, не оскорбиться ли.
– Ладно, допустим, – буркнул он. – Ну, с масками я еще могу понять. Правила, традиция, все такое. Но яшмовое зеркало-то тут при чем?
– Давай сменим тему, – предложил Сахемоти, незаметно поведя глазами в сторону Кагеру. Мокквисин сидел к костру боком и смотрел в другую сторону, но братья не сомневались, что он внимательно слушает. – Я выпил – и наговорил малость лишнего. А лучший способ сглазить новое дело – это разболтать о нем каждому встречному. Пусть всё идет своим чередом. В свое время я расскажу тебе и о масках, и о многом другом…
Сахемоти снял с огня унизанный мясом прутик и принялся за еду.
«Наговорил лишнего? Он? – подумал Кагеру и отвернулся от костра – главным образом, чтобы не видеть Анука. Отвратительная помесь человека и демона сожрала почти весь ужин и теперь сыто рыгала, разумеется, не предложив своему бывшему хозяину ни кусочка осьминожьего мяса. – Да Сахемоти скорее откусит себе язык, чем произнесет хоть одно слово просто так. Пусть меня заберут бесы, если я понял хоть что-нибудь. Похоже, мои мозги сгнили в Скорпионьей долине. Пьесу нашли и выбрали, согласие получили, вот уже и сцену строят, и актеров подбирают. А я так и не понял, зачем ему все это надо. Какой позор!»
Кагеру с удовольствием ушел бы подальше от осточертевших братьев, да и от этих насыщенных древними чарами развалин, в которых кто угодно, кроме тупоумных князей Касима, распознал бы святилище морского божества, – ушел бы, чтобы отдохнуть душой и поразмыслить в одиночестве. Но одна мысль о том, чтобы удалиться от открытого огня, да еще и ночью, леденила кровь в его жилах.
Несколько мгновений трое молча сидели у костра, слушая, как шипит капающий на раскаленные угли жир.
– А кстати, ты слыхал, брат? – с воодушевлением заговорил Анук. – Эта зеленоглазая красотка-княгиня сказала давеча, что восстановили мой храм Слепящего Пламени под Асадалем!
Сахемоти ответил не сразу. Его прозрачные глаза, не мигая, смотрели в стрекочущую темноту соснового леса, словно видели там нечто недоступное человечьему взору.
– Помнишь, каким было это святилище полтысячи лет назад? – мечтательно произнес он. – Храм – пятьдесят локтей в ширину, тридцать в высоту, восемь ярусов крыши, и каждый поддерживают лакированные колонны. Какие были праздники, какие толпы паломников! Дым курильниц, бой барабанов и звон гонгов, цветы, шествия…
– …а помнишь, как ты тут явился на праздник Умиротворения Моря в облике белого дракона? Народ не мог успокоиться много месяцев…
Сахемоти нахмурился.
– Нет, – мрачно сказал он. – Не помню. Странно, Анук, я слушаю тебя, и мне кажется, что ты рассказываешь какие-то легенды, которые ко мне не имеют никакого отношения.
– Я – житель Земной Заводи, – пожал плечами Анук. – В Долине Высокого Неба не бывал, рассказываю то, что видел своими глазами… А прекрасную Аори ты не забыл?
– Это еще кто?
– Верховная жрица. Между прочим, твоя. Служила в этом самом святилище.
Сахемоти поднял глаза к усыпанному звездами небу.
– Тоже не помню, – сказал он после долгой паузы. – И что прекрасная Аори?..
– Редкостная была красавица, даже по тем благословенным временам. Кстати, наша княгиня на нее немного похожа. Однажды Аори куда-то внезапно и таинственно исчезла. Ты сам искал ее, но так и не нашел. Ух ты и злился…
Сахемоти рассмеялся, догадавшись, куда клонит огненный демон.
– Это ты ее украл?
– Не украл, а честно предложил ей бессмертие, – невозмутимо заявил Анук. – И неземное блаженство.
– И где она теперь?
– В аду, я полагаю. Она осмелилась отказаться от моего предложения и предпочла убежать с тем аристократишкой, поэтом, как его…
– И ты это так оставил? – скептически спросил Сахемоти. – Не верю.
Анук захихикал, вспоминая.
– Конечно, нет. Они не далеко убежали. Заблудились и заночевали посреди поля, в каком-то ветхом сарае. Кавалер запер в нем красавицу, а сам всю ночь провел у дверей на страже, с обнаженным мечом. То-то рифмоплету утром был сюрприз, когда он открыл дверь и никого там не обнаружил, кроме кучки окровавленных тряпок!
– Фи, братишка.
– Это не я. Стал бы я мараться. Это всё голодные духи. То место было проклято… и надо же было им, бедолагам, угодить именно туда. Что за бес их попутал!
Вид у Анука при этом был страшно лицемерный. Сахемоти ухмыльнулся.
– Как ты еще молод, брат, что тебя забавляют подобные вещи! Говоришь, похожа на княгиню Касиму… Она, случайно, не ее прапрабабка?
Анук задумался.
– Верховная жрица, само собой, была из правящей семьи. Кто у нас тут правил пять веков назад… Хм, вполне возможно. Даже вполне вероятно… Забавное совпадение!
– Ты хоть понимаешь, брат, насколько важно и неслучайно это совпадение? – серьезно спросил Сахемоти.
– Я не вникал, – беспечно сказал Анук. – Ты у нас старший, тебе и решать, а мне просто не хочется забивать голову. Как скажешь, так и сделаю.
Сахемоти покачал головой.
– Из-за того, что ты носишь тело мальчишки, ты начинаешь вести себя, как ребенок. Неужели ты, повелитель огня, хочешь, чтобы я относился к тебе как к несмышленому младенцу?
Анук хлопнул себя по ляжке.
– Мне нравится это тело. Молодое, здоровое, красивое. И, что также приятно, я нравлюсь ему! Подтверди, мальчик!
И ответил сам себе, тем же голосом, но чуть изменив интонацию:
– О да! Я абсолютно счастлив! Носить в себе милостивого, могущественного бога, который щедро делится своей силой и бессмертием, словно с равным, – кто пожелает иной судьбы!
– Счастье или несчастье твоего нынешнего тела, брат, не имеет никакого значения, – холодно сказал Сахемоти.
– Мда? А Кагеру так не думает. Верно, мокквисин?
Кагеру, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, не удержавшись, бросил на подростка ненавидящий взгляд. Анук перехватил его, и на его лице промелькнуло злорадство.
– Эй, мокквисин! Смотри, костер вот-вот погаснет. Пойди-ка набери сухих веток, да побольше.
Кагеру молча встал и ушел в темноту.
– Подальше, подальше! – крикнул ему вслед Анук, хохоча. – За холм!
– И как тебе не надоест над ним издеваться? – укоризненно сказал Сахемоти. – Ведь знаешь, как он страдает, удаляясь от огня. Еще заболеет, и кто будет его лечить – ведь не ты? Оставь его в покое.
– Никогда! Ха, это только начало! Жду, не дождусь, когда он перестанет быть тебе нужен…
– Мелочная злопамятность – это человеческое чувство. Похоже, твое новое тело на тебя плохо влияет, – пошутил Сахемоти. – Кто мстит мокквисину – мой брат или юный ученик колдуна?
Добродушная шутка старшего брата неожиданно разозлила Анука. «Сколько можно меня поучать, словно я и вправду мальчишка! А я ведь ему равен, мы оба – боги! Точнее, были ими когда-то…» Через мгновение он сам удивился своей злости. В последние месяцы огненному демону порой казалось, что внутри него завелся противный внутренний голосок, словно червяк-древоточец в живом стволе. Голосок подсказывал ему глупые, мелочно-злобные, завистливые и мстительные мысли, и бывший бог все чаще не успевал отделить их от собственных. «Что за ерунда насчет равенства? Не знаешь, так молчи! Мне ли не знать, из каких источников Сахемоти некогда черпал свою силу, сколь велико было его могущество по сравнению с моим ограниченным огненным даром!»
«Вот именно – было»,– успел пропищать невидимый червяк.
Анук ужаснулся своим мыслям.
– Ты как всегда прав, старший брат, – сказал он вслух, чувствуя раскаяние и стыд. – Эй, мокквисин! Иди сюда, хватит шарить в темноте! Костер вовсе не догорает!
Вскоре беззвучно появился Кагеру с охапкой веток, сел на свое место, подбросил ветку в огонь. Смолистые ветки ярко вспыхнули, хвоя запылала огненными метелками. Сахемоти зевнул.
– Пойдем спать, Анук. Время давно за полночь. А то утром сюда рано явятся плотники и начнут стучать топорами…
Глава 9. Полет в преисподнюю
Братья-боги еще посидели у костра, лениво перебрасываясь репликами, а потом отправились устраиваться на ночь. Анук еще засветло натаскал сухих водорослей под корни самый большой сосны, по сторонам повесил циновки от ветра, и превратил нору в удобный летний шалаш. Кагеру, как всегда, остался дежурить у костра. Мокквисин мог часами сидеть, подкладывая в костер мелкие щепки и смотреть в огонь.
Луна поднималась все выше. С воды потянуло холодом. Цикады одна за другой умолкали. С холма прилетела ошалевшая ночная бабочка, заплясала над костром. Вспыхнули золотом белые крылья, словно цветок, подхваченный вихрем, и исчезли в пламени. Кагеру наблюдал за ней в полудреме. На миг ему почудилось, что это не бабочка, а стрекоза… Стрекоза? Ночью?
Кагеру мигнул. Откуда-то из прошлого явилось невероятно далекое воспоминание. Золотистая драконова стрекоза с радужными крыльями сидит на листе осоки – жвалы так и ходят из стороны в сторону, а маленький черноволосый мальчик не сводит с нее глаз, медленно занося над ней соломенную шляпу…
– … никогда не убивай стрекоз, Кагеру!
– Почему, мама?
– Есть поверье, что стрекоза уведет тебя в Донный мир.
– Как это – в Донный мир?
– Представь, что ты пошел играть в тростники Микавы и заблудился…навсегда.
– Как это – навсегда?
– Тем, кто попал в темную Страну Корней, где правит Праматерь, никогда не найти дороги назад. Кроме того, стрекоза – наш предок.
– О! Правда?!
– Взгляни на фамильный герб на моей черной парадной накидке. Когда ты станешь взрослым, ты тоже сможешь носить этот герб, чтобы стать таким же прекрасным, быстрым и безжалостным к своим врагам, как золотая стрекоза…
«Нет. Довольно!»
Кагеру крепко зажмурился и снова распахнул глаза, стараясь видеть только то, что существовало на самом деле – догорающие ветки, рдеющие угли костра.
«Того мальчика больше нет. Как нет и мокквисина, который охотился на древних демонов и богов, словно на лесных зверей. Я стал подобен собственной тени. Когда-то я был одним из самых могущественных людей Кирима. Пусть об этом мало кто знал – мне не нужна была огласка. Но теперь я потерял власть даже над собой. Это восстановленное магией тело дано мне под залог абсолютного повиновения. Да и тело, словно в насмешку – слабое, ущербное…».
Первые годы после воскрешения Кагеру были наполнены исключительно болью. А когда отступила боль, пришли холод и страх. Мокквисин, прежде никогда и ничего не боявшийся, содрогался при мысли о муках Преисподней Льда – одной из трех адских областей, посмертное путешествие в которую пообещал ему устроить Анук. Ледяной ад в ужасающих подробностях часто являлся ему в ночных кошмарах. Мысль о нем лишала Кагеру даже возможности самоубийства – он не хотел оказаться там раньше времени. Иногда ему казалось, что он уже там.
Неутолимая боль и страх адских мук капля за каплей подтачивали волю Кагеру и портили его нрав. Он стал раздражительным и сварливым, любая мелочь выводила его из себя. Мокквисин порой огрызался даже на Сахемоти. Он стал злопамятным, чего за ним раньше не водилось. Кагеру понимал, что это – признаки слабости. Раньше ничто внешнее его не беспокоило. Он спокойно и уверенно шел к своей цели, походя устраняя препятствия. Теперь у него отняли всё, а худшее ждало впереди. Скорее всего, – если не был пустышкой намек о награде, – вместе с завершением планов Сахемоти закончится и его вторая жизнь.
Что же затевает акулий бог? Зачем ему театр?
Кагеру прикрыл глаза и начал вспоминать, как мир медленно кружился вокруг танцующего Сахемоти под стук деревянных сандалий по дну котла, хлопанье и щелканье веера, а его мерный речитатив уводил души зрителей в тот мир, где киримские боги еще имели имена.
«Знание прошлого – пожалуй, единственный козырь Сахемоти, – размышлял Кагеру. – Если вдуматься, он в точно таком же положении, как и я. Показывать иллюзии, пугать и впечатлять – это всё, что ему сейчас по силам. А огненный демон в состоянии разве что поджечь сарай. Чего бы я хотел на месте Сахемоти? Это очевидно – вернуть себе хотя бы часть былых возможностей…»
Из темноты выпорхнула еще одна крупная ночная бабочка – и сразу же ринулась в костер. Долю мгновения было видно, как бьются в пламени ее пылающие крылья. Кагеру вспомнилось вечернее представление. Вот танцует Сахемоти – кажется, прямо в центре костра, – улыбается, взмахивая веером. Нет, он не похож горящую бабочку. Он – словно дух, пляшущий над равниной, где жгут погребальные костры.
Дух, живущий в огне…
Давно забытое лицо матери смотрит сквозь пламя – прямо из преисподней.
«Иди сюда, сынок!»
Глубоко вздохнув, Кагеру замедлил биение сердца, дождался появления очередной бабочки и соединил с ней сознание. В следующий миг она порхнула в пламя…
Тепло! Наконец-то по настоящему тепло! Мокквисина охватило чувство блаженства. Через мгновение тепло превратилось в обжигающий, невыносимый жар. Потом стало темно.
Читать бесплатно другие книги:
