Просто вместе Гавальда Анна

Пока Филибер шел по коридору, в спину ему звучали насмешки Франка:

– Она тебе что, с первого же раза мигрень закатила? Ну, парень, ты влип…

Филибер закрыл за собой дверь, обернулся и вполне явственно произнес: «Заткнись сам…»

Он подождал, пока таблетка растворилась, и побеспокоил Камиллу в последний раз. Ему показалось, что она прошептала слово «папа…». А может, просто пыталась объяснить, что больше не хочет пить. Он ни в чем не был уверен.

Филибер снова намочил варежку, отдернул простыню и на мгновение застыл.

Лишившийся дара речи, напуганный и очень гордый собой.

Да, гордый собой.

Камиллу разбудила музыка U2. Она решила, что все еще у Кесслеров, и снова попыталась заснуть. Мысли путались. Нет, нет, ерунда какая-то… Ни Пьер, ни Матильда, ни их горничная не могли вот так, на полную катушку, врубить Боно. Что-то здесь не сходится… Она медленно открыла глаза, застонав от страшной головной боли, и несколько минут привыкала к полумраку, пытаясь хоть что-нибудь опознать в комнате.

Да где же она, наконец? Что с ней случилось?..

Она повернула голову. Все ее тело протестовало и упиралось. Мышцы, суставы и тощая плоть не желали совершать никаких движений. Она сжала зубы и слегка приподнялась. Ее била дрожь, она снова покрылась липким потом.

Кровь стучала в висках. Мгновение она сидела не двигаясь, с закрытыми глазами, дожидаясь, когда утихнет боль.

Она вновь осторожно приоткрыла глаза и обнаружила, что лежит в очень странной кровати. Дневной свет едва просачивался через щелочки во внутренних ставнях, скрытых тяжелыми бархатными гардинами, наполовину соскочившими с карниза и уныло свисавшими по обе стороны окна. У противоположной стены красовался мраморный камин, увенчанный древним зеркалом. Стены спальни были затянуты тканью с цветочным рисунком, но тонов Камилла различить не могла. Повсюду висели картины. Одетые в черное мужчины и женщины на портретах, казалось, не меньше Камиллы были удивлены ее присутствием в этой комнате. Она повернула голову к ночному столику и заметила красивейший резной графин, а рядом – стеклянный стаканчик из-под горчицы «Скубиду». Она умирала от жажды, но не решилась налить себе воды из антикварной посудины – кто знает, в каком веке ее наливали?

Да где же она, черт побери, и кто притащил ее в этот музей?

К подсвечнику был прислонен сложенный вдвое листок: Я не решился побеспокоить вас сегодня утром и отправился на работу. Вернусь к семи. Ваша одежда на кресле. В холодильнике утка, в изножье кровати – бутылка минеральной воды. Филибер.

Филибер? Что она забыла в постели этого парня?

Караул.

Она собралась, пытаясь восстановить в памяти невероятную картину вчерашнего ночного загула, но вспомнила только бульвар Брюн, автобусную остановку и какого-то типа в темном пальто, которого умоляла вызвать ей такси… Неужели это был Филибер? Нет, но… Да нет, конечно, не он, она бы вспомнила…

Кто-то выключил музыку. Она услышала шаги, ругательства, хлопнула одна дверь, потом другая, и все стихло. Наступила тишина.

Ей до смерти хотелось писать, но она выждала еще несколько минут, прислушиваясь к малейшему шуму и ужасаясь самой мысли о том, что придется сдвинуть с места свои несчастные кости.

Она откинула простыни и приподняла одеяло, показавшееся ей тяжелее дохлого осла.

Ее пальцы поджались от соприкосновения с полом. На краю ковра стояли кожаные шлепанцы. Она встала, поняла, что на ней куртка от мужской пижамы, сунула ноги в тапочки и накинула на плечи свою джинсовую куртку.

Осторожно повернула ручку двери, оказалась в огромном, метров пятнадцать в длину, и очень темном коридоре и отправилась на поиски туалета…

Нет, это шкаф, здесь – детская с двумя кроватками и старой-престарой лошадкой-качалкой. А тут… Она не знала… Возможно, кабинет? На столе перед окном было так много книг, что они загораживали свет. На стене висели сабля, белый шелковый шарф и вдетый в латунное кольцо конский хвост. Настоящий лошадиный хвост. Странноватая реликвия…

Ура! Вот он, сортир…

Щеколда и ручка слива были из дерева, а толчок, учитывая его возраст, наверняка повидал не одно поколение задниц в кринолинах… На секунду у Камиллы зародились сомнения, но оказалось, что все функционирует идеально. Когда она спустила воду, раздался ошеломляющий шум. Прямо грохот Ниагарского водопада…

У Камиллы кружилась голова, но она продолжила путешествие в поисках аспирина и вошла в комнату, где царил неописуемый бардак. Повсюду была разбросана одежда, вперемешку с газетами, журналами, пустыми бутылками и ворохом бумаг: квитанции, чеки, инструкции от бытовых приборов и грозные уведомления из Казначейства. На прелестной кровати эпохи Людовика XVI валялось безобразное пестрое одеяло, а на маркетри ночного столика – курительные принадлежности. Здесь пахло хищником…

Кухня в самом конце коридора оказалась холодной, серой и унылой, черные плитки бордюра оттеняли выцветший кафель стен. Рабочие поверхности столов были из мрамора, шкафчики пустовали. Ничто – разве что древний холодильник – не наводило на мысль о том, что дом обитаем… Она нашла упаковку лекарства и опустилась на пластиковый стул. Высота потолка завораживала. Внимание Камиллы привлек белый цвет стен. Краска, должно быть, старинная, на базе свинцовых белил, годы придали ей нежную патину, этот цвет не назовешь «грязно-белым» или «цветом яичной скорлупы», скорее, «белый молочной рисовой каши» или «сладкого молочного пудинга»… Камилла мысленно смешала несколько красок и пообещала себе вернуться сюда с двумя-тремя тюбиками и проверить. На обратном пути она заблудилась и испугалась, что никогда не отыщет свою комнату. Найдя наконец нужную дверь, она скользнула внутрь, рухнула на кровать, подумала было позвонить на работу, но мгновенно провалилась в сон.

– Ну как дела?

– Это вы, Филибер?

– Да…

– Я что, в вашей постели?

– В моей постели?.. Но, но… Конечно, нет, что вы… Я бы никогда…

– Так где же я?

– В квартире моей тети Эдме, тетушки Me – для близких… Как вы себя чувствуете, дорогая?

– Без сил. Так, словно побывала под асфальтоукладчиком…

– Я вызвал врача…

– Ох, ну зачем?!

– То есть как это зачем?

– Ну… Вообще-то… Вы правильно поступили… Мне в любом случае понадобится освобождение от работы…

– Я поставил подогреваться суп…

– Не хочу есть…

– Придется себя заставить. Вам понадобятся силы, иначе организм не сможет изгнать вирус… Чему вы улыбаетесь?

– У вас прямо Столетняя война получается…

– Надеюсь, вы свою битву выиграете скорее! Ага, звонят… Должно быть, врач…

– Филибер…

– Да?

– У меня при себе ничего нет… Ни чековой книжки, ни денег, совсем ничего…

– Не беспокойтесь. С этим мы разберемся позднее… После заключения мира…

– Ну что?

– Она спит.

– …

– Она член вашей семьи?

– Она мой друг…

– В каком смысле?

– Она… она моя соседка… соседка и друг, – смешался Филибер.

– Вы хорошо ее знаете?

– Нет. Не слишком.

– Она живет одна?

– Да.

Врач поморщился.

– Вас что-то беспокоит?

– Можно сказать и так… У вас есть стол? Я должен присесть.

Филибер провел его на кухню. Врач достал рецептурные бланки.

– Вы знаете ее фамилию?

– Кажется, Фок…

– Вам кажется или вы уверены?

– Возраст?

– Двадцать шесть лет.

– Это точно?

– Да.

– Она работает?

– Да, в конторе по обслуживанию помещений.

– Простите?

– Она убирается в конторах и офисах…

– Мы говорим об одном и том же человеке? О молодой женщине, которая отдыхает сейчас в большой старинной кровати в последней по коридору комнате?

– Да.

– Вам известен ее распорядок дня?

– Она работает по ночам.

– По ночам?

– Вечерами… Когда служащие уходят…

– Вас, кажется, что-то беспокоит? – робко поинтересовался Филибер.

– Угадали. Ваша подружка на грани… Ее силы на исходе… Вы это понимаете?

– Нет, то есть да, конечно… Я замечал, что она плохо выглядит, но я… Знаете, я ведь не так уж хорошо ее знаю, я… Прошлой ночью я отправился к ней в комнату, потому что там нет отопления и…

– Слушайте, я буду с вами откровенен: учитывая полную анемию, вес и давление пациентки, я мог бы немедленно забрать ее в больницу, но как только я об этом заговорил, она впала в такое отчаяние… У меня нет истории болезни, понимаете? Мне неизвестны ни ее прошлое, ни анамнез, и я не хочу форсировать события, но как только ей станет лучше, она должна будет немедленно пройти обследование, это совершенно необходимо.

Филибер в отчаянии заломил руки.

– Но главное для нее сейчас – набраться сил. Вы должны силой заставлять ее есть и спать, иначе… Так, я даю ей больничный на десять дней. Вот рецепты на долипран и витамин С, но повторяю: никакие лекарства не заменят хорошего антрекота с кровью, тарелки спагетти, свежих овощей и фруктов, понимаете?

– Да.

– У нее есть родственники в Париже?

– Не знаю. А почему у нее такая высокая температура?

– Тяжелый грипп. Наберитесь терпения… Следите, чтобы она не потела, берегите ее от сквозняков и заставьте вылежаться дня три-четыре…

– Хорошо…

– Что-то у вас очень встревоженный вид: я, конечно, сгустил краски… хотя… не так уж и сильно… Вы справитесь?

– Да.

– Скажите-ка, это ваша квартира?

– Э-э-э… да…

– И сколько тут квадратных метров?

– Триста – или чуть больше…

– Ну-ну! – присвистнул врач. – Возможно, я покажусь вам бестактным, но скажите, чем вы занимаетесь в этой жизни?

– Спасаюсь от всемирного потопа.

– Что-что?..

– Да нет, ничего. Сколько я вам должен, доктор?

– Камилла, вы спите?

– Нет.

– У меня для вас сюрприз…

Он открыл дверь и вошел, толкая перед собой искусственный камин.

– Я подумал, это доставит вам удовольствие…

– О… Как это мило, но я ведь тут не останусь… Завтра вернусь к себе…

– Нет.

– Как это нет?

– Вы подниметесь в свою комнату, когда потеплеет, а пока останетесь здесь и будете отдыхать, так велел доктор. А он дал вам бюллетень на десять дней…

– Так надолго?

– Вот именно…

– Я должна его отослать…

– Простите?

– Бюллетень…

– Я схожу за конвертом.

– Нет, но… Я не хочу оставаться здесь так надолго, я… Я не хочу.

– Предпочитаете, чтобы вас забрали в больницу?

– Не шутите с этим…

– Я не шучу, Камилла.

Она заплакала.

– Вы им не позволите, правда?

– Помните войну в Вандее?

– Ну-у… Не так чтобы очень… Нет…

– Я принесу вам книги… Не забывайте: вы в доме Марке де ла Дурбельеров, и синих здесь не боятся!

– Синих?

– Республиканцев. Они хотят упрятать вас в общественное заведение, не так ли?

– Куда же еще…

– Значит, вам нечего опасаться. Я буду поливать санитаров кипящим маслом с верхней ступеньки лестницы!

– Вы совсем чокнутый…

– Все мы таковы, разве нет? Зачем вы побрили голову?

– Потому что у меня больше не было сил мыться на лестнице…

– Помните, что я рассказывал вам о Диане де Пуатье?

– Да.

– Так вот, я кое-что откопал в своей библиотеке, подождите, я сейчас…

Он вернулся с потрепанным томиком карманного формата, присел на край кровати, откашлялся и начал читать:

– Весь двор – само собой разумеется, за исключением госпожи д’Этамп (я сейчас объясню почему) – находил ее восхитительно красивой. Копировали ее походку, манеру держаться, прически. Именно она установила каноны красоты, к которым сто лет подряд яростно пытались приблизиться все женщины. Считаем до трех!

Белые: кожа, зубы, руки.

Черные: глаза, ресницы, веки.

Красные: губы, щеки, ногти.

Длинные: тело, волосы, руки.

Короткие: зубы, уши, ступни.

Узкие: рот, талия, щиколотки.

Пышные: плечи, ляжки, бедра.

Маленькие: соски, нос, голова.

Красиво сказано, не правда ли?

– И вы находите, что я на нее похожа?

– Да, по некоторым критериям…

Он покраснел, как помидор.

– Не… не по всем, конечно, но вы… видите ли… все дело в том, как вы держитесь, вы так изящны…

– Это вы меня раздели?

Очки упали ему на колени, он начал заикаться, как безумный:

– Я… я… Ну да… я… Очень цццеломудренно, кля… клянусь вам… сссна… чала… я… я… нак… на… накрыл вас простыней, я…

Она протянула ему очки.

– Эй, не сходите с ума! Я просто спросила… Э-э-э… Он тоже участвовал в процедуре – тот, другой?

– К… Кто т… тот?

– Повар?

– Нет. Конечно, нет, о чем вы говорите…

– И то слава богу… Оооо… Как болит голова…

– Я сбегаю в аптеку… Вам нужно что-нибудь еще?

– Нет. Спасибо.

– Очень хорошо. Да, вот еще что… У нас нет телефона… Но, если вы хотите кого-нибудь предупредить, у Франка есть сотовый и…

– Спасибо, не беспокойтесь. У меня тоже есть сотовый… Только нужно забрать зарядное устройство из моей комнаты…

– Я схожу, если хотите…

– Нет-нет, мне не к спеху…

– Хорошо.

– Филибер…

– Да?

– Спасибо.

– Ну что вы…

Он стоял перед ней – длиннорукий, в слишком коротких брюках и слишком узком пиджаке.

– Впервые за долгое время обо мне так заботятся…

– Перестаньте…

– Но это правда… Я имела в виду… заботятся, ничего не ожидая взамен… Потому что вы… Вы ведь ничего не ждете, я не ошиблась?

– Нет, да что вы… что вы сссе… себе вообразили?! – вознегодовал Филибер.

Но она уже закрыла глаза.

– Ничего я не вообразила. Просто констатирую факт: мне нечего вам предложить.

Она потеряла счет времени. Какой сегодня день? Суббота? Воскресенье? Так крепко и так сладко она не спала очень много лет.

Филибер пришел предложить ей супу.

– Я встану. Пойду с вами на кухню…

– Уверены?!

– Ну конечно! Я же не сахарная!

– Ладно. Но в кухне слишком холодно, подождите меня в маленькой голубой гостиной…

– Где…

– Ах да, конечно… Какой же я глупец! Сегодня она пуста, и ее трудно назвать голубой… Это та комната, что смотрит на входную дверь…

– Та, где стоит диванчик?

– Ну, диванчик – это громко сказано… Франк нашел его однажды вечером на тротуаре и затащил наверх с помощью приятеля… Он ужасно уродливый, зато очень удобный, не могу не признать…

– Скажите, Филибер, что это за квартира? Кто здесь хозяин? И почему вы живете словно сквоттер[13]?

– Простите, но я не понял…

– Такое впечатление, что вы разбили походный лагерь.

– А, это мерзкая история с наследством… Такие случаются сплошь и рядом… Даже в лучших семьях, знаете ли…

Он выглядел искренне огорченным и раздосадованным.

– Это квартира моей бабушки по материнской линии, она умерла в прошлом году, и отец попросил меня поселиться здесь, пока не улажены формальности с наследством, чтобы эти, как вы их там назвали, не заняли ее самовольно.

– Сквоттеры?

– Вот-вот – сквоттеры! Это не какие-нибудь парни-наркоманы с булавкой в ноздре, а люди, которые одеты куда лучше, зато ведут себя не слишком элегантно… Я говорю о моих кузенах…

– Они претендуют на эту квартиру?

– Думаю, бедолаги даже успели потратить деньги, которые собирались выручить за нее! Итак, у нотариуса собрался семейный совет. В результате меня назначили консьержем, сторожем и ночным портье. Ну, вначале они, конечно, предприняли несколько попыток устрашения… Много мебели испарилось, я не раз общался с судебными исполнителями, но теперь все как будто наладилось. Теперь делом занимаются семейный поверенный и адвокаты…

– И надолго вы здесь?

– Не знаю.

– И ваши родители не возражают против того, что вы пускаете сюда незнакомых людей – вроде повара и меня?