Красная пирамида Риордан Рик

Я понимала, каково сейчас брату. Я видела отца дважды в год, а он – постоянно. Случившееся подействовало на него сильнее, чем на меня.

Картер сидел на диване не один. По обе стороны от него восседали заметно нервничающие дед и бабушка. На столике стоял большой фарфоровый чайник, чашки, блюдо с печеньем, но к угощению никто не притрагивался. Старший инспектор Уильямс приказал мне сесть на стул. Сам он с важным видом расхаживал перед камином. У дверей стояли еще двое полицейских: та самая тетка и здоровенный лоб, который тоскливо поглядывал на печенье.

– Мистер и миссис Фауст. Как ни прискорбно, но ваши внуки отказываются сотрудничать со следствием, – сообщил инспектор Уильямс.

Бабушка теребила складки платья. Трудно поверить, что она – мать нашей мамы. Бабушка похожа… ну, на что-то вроде сухой бесцветной палки. А наша мама была всегда яркой и жизнерадостной.

– Они еще дети, – дребезжащим голосом произнесла бабушка. – Разве можно их в чем-то обвинять?

– Инспектор, да это просто смешно, – подхватил дед. – Они не несут ответственности.

Когда-то дедушка играл в регби. Наверное, в то время он выглядел получше. Мясистые руки были мускулистее, а под рубашкой не выпирал живот. У него глубоко посаженные глаза, будто кто-то загнал их туда ударами кулака (правда, несколько лет назад отец заехал ему по лицу, но это уже другая история). Вид у деда жутковатый, и обычно люди, заприметив его, сворачивают в сторону. Но инспектор Уильямс, наверное, встречал типов и пострашнее.

– Мистер Фауст, представляете, с какими заголовками выйдут утренние газеты? «Нападение на Британский музей. Розеттский камень уничтожен». Ваш зять…

– Бывший зять, – поправил дед.

– Как вам будет угодно. Так вот, он либо погиб при взрыве, либо скрылся, и в этом случае…

– Он не скрылся! – выкрикнула я.

– Нам необходимо знать, где он сейчас, – продолжал инспектор. – Единственные свидетели случившегося – ваши внуки, а они отказываются говорить правду.

– Мы сказали вам правду, – возразил Картер. – Отец не умер и не сбежал. Он не смог выбраться из саркофага и погрузился под пол.

Инспектор посмотрел на деда. «Теперь убедились?» – говорил его взгляд. Затем Уильямс повернулся к Картеру.

– Молодой человек, ваш отец совершил уголовное преступление и исчез. А вас с сестрой оставил расхлебывать последствия.

– Неправда! – дрожащим от ярости голосом выкрикнула я.

Я не могла поверить, что отец намеренно отдал нас с Картером на растерзание полиции. Но то, что он шесть лет назад оставил меня на попечение маминых родителей… для меня это и сейчас оставалось болезненным воспоминанием.

– Дорогая, успокойся, – прошелестела бабушка. – Инспектор всего лишь занимается своей работой.

– Отвратительно занимается! – сказала я.

– Давайте выпьем чаю, – предложила бабушка.

– Нет! – завопили мы с Картером.

Потом мне стало жалко бабушку. Она вся поникла.

– Мы можем предъявить вам обвинение, – сказал инспектор, глядя на меня. – Можем и предъявим…

Он застыл на месте и странно заморгал, забыв, что хотел сказать.

– Инспектор, что с вами? – удивился дед.

– А?.. Что?.. – сонным голосом произнес инспектор Уильямс.

Он вынул из кармана синюю книжечку и бросил Картеру. Это был американский паспорт.

– Вы подлежите депортации, – объявил ему инспектор. – В течение двадцати четырех часов вы обязаны покинуть страну. Если нам потребуется снова вас допросить, мы это сделаем при посредничестве ФБР.

У Картера отвисла челюсть. Он взглянул на меня. Я поняла: такого поворота событий мой братец не ожидал. Мы думали: еще немного, и Уильямс арестует нас обоих. И вдруг, ни с того ни с сего – депортация Картера! Полицейские возле двери изумленно переглянулись.

– Сэр, вы уверены… – начала тетка.

– Да, Линли. Вы оба можете идти.

Полицейские переминались с ноги на ногу. Тогда инспектор нетерпеливо махнул рукой, и они ушли, закрыв дверь.

– Послушайте, мистер Уильямс, – сказал Картер. – Мой отец исчез в Англии, а вы заставляете меня покидать страну?

– Давайте называть вещи своими именами, молодой человек. Ваш отец либо мертв, либо ударился в бега. При таком раскладе вещей депортация – самый гуманный выбор. Все уже оговорено.

– С кем? – спросил дед. – Кто распорядился о депортации?

На лице инспектора вновь появилось непонятное выражение.

– Кто распорядился?.. Компетентные органы. Поверьте, это лучше, чем тюрьма.

Картер был настолько ошарашен, что утратил способность говорить. Я даже не успела его пожалеть, как услышала от инспектора Уильямса:

– Вас, мисс, это тоже касается.

Это было равнозначно удару кувалдой по голове.

– Вы меня… высылаете? Но я здесь живу!

– У вас американское гражданство. При сложившихся обстоятельствах вам лучше всего вернуться домой.

Я тупо смотрела на инспектора. Кроме этой квартиры, у меня не было никакого другого дома. Здесь у меня своя комната. Школа, подруги, да и вообще все у меня находилось здесь.

– Мне некуда ехать, – сказала я.

– Инспектор, это несправедливо, – дрожащим голосом вступилась за меня бабушка. – Просто невероятно, чтобы…

– У вас будет время проститься с внуками, – перебил ее инспектор.

Он наморщил лоб, будто сам удивлялся своим действиям.

– Мне… мне пора.

Как будто его кто-то удерживал! Инспектор Уильямс подошел к двери, открыл ее, и тут я едва не свалилась со стула. На пороге стоял Амос. Не знаю, где он оставил свое длиннополое пальто. Сейчас он был лишь в костюме. Еще я заметила золотые бусинки, вплетенные в его косичку.

Я думала, инспектор насторожится, раскроет рот от удивления или хотя бы что-то скажет. Ничего подобного! Он, словно не замечая Амоса, пошел прямо к входной двери, а оттуда – в промозглый холод лондонского вечера.

Амос вошел в гостиную и прикрыл за собой дверь. При его появлении дед и бабушка вскочили с дивана.

– Ах, это ты? – рявкнул дед. – Как же я раньше не догадался? Будь я помоложе, сейчас превратил бы тебя в фарш.

– Добрый вечер, мистер и миссис Фауст, – любезным тоном сказал Амос.

Он озабоченно скользнул взглядом по нам с Картером, будто наша дальнейшая судьба ложилась на его широкие плечи.

– Нам надо поговорить.

Амос вел себя как дома. Он плюхнулся на диван, налил себе чаю. Потом взял с блюда печенье и принялся жевать. Должна сказать, что печенье у бабушки всегда получается жестким. Недолго и зуб сломать.

Дед побагровел. Я боялась, что его хватит удар. Он зашел за спинку дивана и поднял руки, явно намереваясь стукнуть гостя. Тот спокойно жевал, прихлебывая чай.

– Садитесь, ребята, – сказал он нам.

Удивительное дело. Казалось, все мы только и ждали его приказа. Даже дед опустил руки и уселся рядом с Амосом, брезгливо косясь на него.

Амос потягивал чай и смотрел на меня. Понятное дело, я ему не понравилась. Не думаю, чтобы я выглядела таким уж страшилищем, хотя, конечно, после музея вид у меня был не самый лучший. Потом Амос взглянул на Картера и хмыкнул.

– Жуткое время, – произнес он. – Но другого выхода нет. Детям придется поехать со мной.

– Вот еще! – заявила я. – Я никуда не поеду с незнакомым человеком, у которого на лице печенье!

На самом деле на лице Амоса прилепилось лишь несколько крошек. Он даже не удосужился их смахнуть.

– Вообще-то мы с тобой знакомы, Сейди, – сказал он. – Неужели не помнишь?

Ну откуда у него такой знакомый тон? Мне даже стало неловко, что я не могу его вспомнить. Я посмотрела на Картера и поняла, что он тоже не помнит этого человека.

– Нет, Амос, – еще более дрожащим голосом возразила бабушка. – Ты не можешь забрать Сейди. У нас есть договоренность.

– Сегодня Джулиус ее нарушил, – сказал Амос. – После случившегося Сейди не может оставаться у вас. Это небезопасно.

– А с какой стати мы должны ехать с вами? – взвился Картер. – Вы чуть не подрались с нашим отцом!

Амос покосился на отцовский рюкзак. Картер по-прежнему не выпускал его из рук.

– Вижу, рюкзак у тебя. Хорошо. Он тебе понадобится. А что касается драк, у нас с твоим отцом их хватало. Если помнишь, Картер, я пытался отговорить Джулиуса от поспешных действий. Послушайся он меня, сейчас все было бы по-другому.

Я не понимала, о чем он говорит, но дед понял.

– Я по горло сыт Джулиусом, тобой и вашими предрассудками! Мы больше ничего знать не желаем!

Наша гостиная выходила на задний дворик. Сквозь стеклянные двери сверкали огни на этом и другом берегах Темзы. Вечером вид намного привлекательнее, чем днем. Не бросается в глаза обшарпанность окружающих домов.

– Предрассудки? – переспросил Амос. – Но почему-то вы обосновались на восточном берегу Темзы.

Дед опять побагровел, на этот раз еще сильнее.

– Это была идея Руби. Она хотела нас защитить. Увы, дочь во многом ошибалась. Лучший пример – то, что она верила Джулиусу и тебе!

Амос невозмутимо слушал. От него исходил непонятный запах. Каких-то старинных благовоний. Я вспомнила, что примерно так пахло в индийских магазинчиках на Ковент-Гарден.

Амос спокойно допил чай.

– Миссис Фауст. Вы и ваш муж прекрасно знаете, что началось. И полиция – далеко не первый номер в списке ваших тревог.

Бабушка громко сглотнула.

– Ты… ты изменил сознание инспектора Уильямса? Заставил его принять решение о депортации Сейди?

– Либо это, либо их обоих арестовали бы, невзирая на возраст, – ответил Амос.

– Что-что? Вы изменили сознание инспектора? Как? – удивилась я, забыв про все остальное.

Амос пожал плечами.

– Это временно. Если мы за ближайший час не доберемся до Нью-Йорка, инспектор Уильямс задумается о причинах своего решения.

– За час из Лондона в Нью-Йорк не добраться, – сказал Картер и недоверчиво рассмеялся. – Даже на самом быстром самолете.

– Ты прав, – согласился Амос. – На самолете не добраться.

Он повернулся к бабушке, словно наш отъезд с ним был делом решенным.

– Миссис Фауст, у Картера и Сейди сейчас есть только одно безопасное место, и вы это знаете. Они отправятся в мой бруклинский дом. Там я сумею их защитить.

– У вас что, целый дом в Бруклине? – удивился Картер.

– Семейное наследие. Там вы оба будете в безопасности.

– Но отец…

– Сейчас вы ему ничем не поможете, – вздохнул Амос. – Прости, Картер, но это так. Потом я тебе все объясню. Поверь, ваш отец согласился бы со мной. А теперь нам нужно двигаться. Сейчас я единственный, кто у вас есть.

Ну и самоуверенный тип этот Амос! Картер посмотрел на деда с бабушкой и угрюмо кивнул. Он понимал, что они не оставят его у себя. Картер всегда напоминал им нашего отца. Я тоже не понимала, почему тогда дед с бабушкой не взяли нас обоих. Но что теперь об этом говорить?

– У Картера своя голова на плечах, – сказала я. – А я живу здесь и никуда уезжать не собираюсь. Да еще с незнакомым человеком. С какой это радости?

Я посмотрела на бабушку, думая, что она вступится за меня. Однако бабушка разглядывала узор кружев на скатерти, будто ничего интереснее не видела.

– Дед, ну скажи ему…

Но и дед прятал от меня глаза. Он повернулся к Амосу и спросил:

– Ты сумеешь вывезти их из страны?

– Погодите! – заорала я.

Амос встал и смахнул с пиджака крошки. Он подошел к стеклянным дверям и стал смотреть на реку и огни.

– Вскоре полиция опять наведается к вам. Говорите им что угодно. Нас они не найдут.

– Так это что… похищение? – одеревеневшим языком промямлила я. – Картер, и ты согласен?

Картер встал и закинул на плечо отцовский рюкзак. Он был готов отправиться с Амосом. Наверное, не хотел задерживаться у деда с бабушкой.

– На чем вы собрались ехать в Нью-Йорк? – спросил он Амоса. – Если не на самолете, остается только ракета.

– Нет, – покачал головой Амос.

Пальцем он нарисовал на запотевшем стекле… несколько иероглифов.

– Лодка, – сказала я и спохватилась.

Откуда я это знаю?

Амос уставился на меня поверх своих круглых очков.

– Как тебе удалось…

– Правая картинка похожа на лодку, – не задумываясь, выдала я. – Но не на лодке же вы поплывете. Это смешно.

– Смотри! – крикнул мне Картер.

Я прижалась носом к стеклу. Возле пристани на волнах покачивалась лодка. Не современная, какие плавают по Темзе. Это была египетская тростниковая лодка с двумя пылающими факелами на носу и большим рулем. Возле руля темнела фигура в пальто и шляпе. Наверное, Амос отдал рулевому свои пальто и шляпу, чтобы тот не мерз.

Признаюсь честно: я потеряла дар речи.

– На ней мы и поплывем в Бруклин, – сказал мне Картер.

– Ребята, пора, – поторопил нас Амос.

Я подбежала к бабушке.

– Бабуля, ну скажи ему!

– Дорогая, это делается для твоего же блага, – каким-то не своим голосом ответила мне бабушка и смахнула со щеки слезу. – И возьми с собой Маффин.

– Верно, – спохватился Амос. – Кошку нельзя здесь оставлять.

Он подошел к лестнице. Маффин словно ждала этого приглашения. Она, как метеор, пронеслась по ступенькам и прыгнула мне на руки. Такого с нею еще не случалось.

Я понимала, что выбора у меня нет. Но тогда должны быть хотя бы объяснения.

– Кто вы? – спросила я Амоса. – Мы не можем отправиться в Нью-Йорк с незнакомым человеком.

– Почему же с незнакомым? – улыбнулся Амос. – Я – ваш родственник.

И вдруг я вспомнила. Я однажды видела его улыбающееся лицо и слышала его слова: «С днем рождения, Сейди». Далекое воспоминание, вдруг поднявшееся из глубин памяти.

– Дядя Амос? – неуверенно спросила я.

– Да, Сейди. Я – брат Джулиуса. А теперь идем. Нам предстоит долгий путь.

5. Знакомство с обезьяной

Картер

Это снова Картер. Извините, нам тут пришлось временно прекратить запись, потому что за нами гнались… ладно, об этом потом.

Сейди вам рассказала, как мы свалили из Лондона?

Вот так, выйдя из дома, пошли вслед за Амосом к пристани, где находилась странная лодка. Я нес отцовский рюкзак. До сих пор не верилось, что отец исчез. Мне было совестно покидать Лондон без него. Но в одном Амос был прав: сейчас мы ничем не могли помочь отцу. Не скажу, чтобы я верил каждому слову дядюшки. И в то же время только он мог объяснить нам случившееся с отцом. И потом, куда еще нам было идти, если даже Сейди дед с бабушкой попросту вытолкнули из дома? Для ее же блага!

Первым в лодку забрался Амос. За ним туда прыгнула Сейди. Я в нерешительности остановился. Такие лодки я видел на Ниле, и они всегда казались мне ненадежными.

Фактически, тростниковая лодка – это большой плавучий ковер, сплетенный из волокон тростника. Каркас из реек придавал ему форму лодки. Меня насторожили факелы на корме. Если не утонем, то сгорим. Веселенькая перспектива! У Амоса был помощник, которого он поставил на руль и почему-то нарядил в свои пальто и шляпу. Помощник уступал нашему дяде в росте. Шляпа тоже была ему велика и закрывала лицо. Руки скрывались в рукавах пальто.

– И как эта штука поплывет в Нью-Йорк? – спросил я Амоса. – Даже паруса нет.

– Доверься мне, – ответил он, протягивая руку.

Вечер был холодным, но на борту мне сразу стало теплее, словно огонь факелов обогревал пространство. Посередине лодки находилась хижина, сплетенная из тростниковых циновок. Маффин, сидевшая у Сейди на руках, принюхалась и почему-то заурчала.

– Забирайтесь в хижину, – предложил нам Амос. – Это плавание имеет… свои особенности.

– Нет уж, я останусь здесь, – заявила Сейди. – А кто это у тебя на руле? – спросила она, кивнув в сторону странной фигуры.

Амос сделал вид, что не слышал вопроса.

– Теперь держитесь!

Он подал знак рулевому, и лодка тронулась.

Не знаю, с чем сравнить ощущения от нашего плавания. Вам знакомо замирание в животе, которое появляется на американских горках, когда взлетаешь вверх и потом падаешь вниз? Что-то вроде этого, хотя мы никуда не падали, а само ощущение, появившись, не исчезало. Лодка неслась с умопомрачительной скоростью. Огни Лондона слились в одно пятно, затем и вовсе пропали за стеной густого тумана. Из окружающей темноты доносились странные звуки: шелест и шипение, будто вокруг лодки ползали сотни змей. Где-то вдалеке слышались крики. К ним примешивались голоса, шепчущие на незнакомых языках.

Замирание в животе становилось невыносимым. Я опасался, что меня вытошнит. Громкость звуков заметно возросла. Мне самому хотелось закричать. И вдруг лодка резко сбросила скорость. Звуки стихли, а туман рассеялся. Вновь появились городские огни, и теперь они были ярче, чем прежде.

Над нами навис мост. Таких высоких мостов в Лондоне просто нет. В животе у меня что-то медленно повернулось. Слева я увидел знакомые силуэты Крайслеровского небоскреба и Эмпайр-стейт-билдинга.

– Невероятно, – прошептал я. – Это же Нью-Йорк.

Сейди стояла с позеленевшим лицом (наверное, и мое было не лучше). Маффин все так же лежала у нее на руках, закрыв глаза и негромко урча.

– Этого не может быть, – с трудом проговорила Сейди. – Мы плыли каких-нибудь десять минут.

Может или не может, но сейчас наша лодка двигалась вверх по Ист-ривер, проходя под Уильямсбургским мостом. Вскоре мы причалили к небольшой пристани на Бруклинском берегу. Перед нами был какой-то фабричный двор, заваленный металлоломом и ржавыми механизмами. Посреди двора, почти у самой воды, высился старый фабричный склад с заколоченными окнами. Его стены были густо расписаны граффити.

– Это и есть твой «семейный дом»? – усмехнулась Сейди.

– Взгляни еще раз.

Амос кивнул в сторону крыши склада.

– Как… как тебе это…

У меня кончились слова. Почему же я сразу не увидел пятиэтажный особняк, построенный на крыше склада?

– Как тебе разрешили построить жилой дом в таком месте?

– Долго рассказывать, – ответил Амос. – Нам требовалось уединение.

– Этот берег реки – восточный? – спросила Сейди. – Помнишь, в Лондоне ты говорил, что мои дед с бабушкой предпочли поселиться на восточном берегу Темзы?

– Да, Сейди. Очень хорошо, что ты запомнила, – улыбнулся Амос. – В древние времена восточный берег Нила всегда считался берегом живых, берегом, где восходило солнце. Мертвых погребали на западном берегу. Жить там считалось не только дурной приметой, но и опасным делом. Эта традиция до сих пор сохраняется среди… нашего народа.

– Нашего народа? – только и успел переспросить я, потому что Сейди опередила меня своим вопросом:

– Значит, тебе нельзя жить на Манхэттене?

Амос посмотрел в сторону Эмпайр-стейт-билдинга и наморщил лоб.

– У Манхэттена – другие проблемы. Другие боги. Нам с ними лучше не пересекаться.

– Чем они другие? – не унималась Сейди.

– Потом, – коротко бросил Амос.

Он подошел к рулевому, снял с него пальто и шляпу… Оказалось, что никакого рулевого не было. Наверное, Амос устроил этот маскарад, чтобы мы не испугались. Он надел шляпу, подхватил рукой пальто, затем указал нам на металлическую лестницу, которая вела на крышу склада.

– Ну вот, мы все на берегу. Добро пожаловать в Двадцать первый ном.

– При чем тут гном? – удивился я, поднимаясь по лестнице. – Разве эти маленькие человечки связаны с Египтом?

– Нет, конечно, – поморщился Амос. – Я их терпеть не могу. От них всегда жутко воняет.

– Но ты же говорил…

– Ты недослышал. Я сказал не «гном», а «ном». Слово это означает «провинция» или «округ». В древности Египет был разделен на сорок две провинции. Сегодня положение несколько изменилось. Весь земной шар поделен на триста шестьдесят номов. Египет относится к Первому ному, а Нью-Йорк – к Двадцать первому.

Сейди посмотрела на меня и покрутила пальцем у виска.

– Нет, Сейди. Я вовсе не чокнутый, – сказал ей Амос (при этом он даже не обернулся). – Вам обоим предстоит многое узнать.

Мы поднялись на крышу склада. Отсюда трудно было охватить взглядом все сооружение. Кажется, дом был высоким, футов пятьдесят, не меньше. Стены сложены из здоровенных блоков известняка, рамы у окон металлические. Стены вокруг окон были испещрены иероглифами и подсвечены, отчего здание одновременно смахивало на современный музей и на старинный храм. Меня удивило не это. Стоило немного отвести взгляд, как особняк исчезал. Я несколько раз проверил: так оно и есть. Чтобы он появился, нужно было заставить себя смотреть только прямо, а это требовало некоторых усилий.

Амос остановился перед внушительной деревянной дверью размером с гаражные ворота. Ни ручки, ни замка я не увидел.

– Картер, входи первым.

– Но как же я…

– А ты подумай.

Замечательно: не успели приплыть, как опять загадка. У меня мелькнула дурацкая мысль: протаранить дверь головой Амоса. Только нам с Сейди было бы его не поднять. И места для разбега не хватало. Я опять посмотрел на дверь, и у меня возникло какое-то странное ощущение. Не дотрагиваясь до двери, я медленно поднял руку, и дверь последовала за моим движением! Она поднялась и ушла в стену.

– Как ты… – спросила оторопевшая Сейди.

– Сам не знаю, – признался я, поскольку тоже был удивлен. – Наверное, сенсорный датчик.

– Интересно, – пробормотал Амос. Случившееся удивило и его. – Не так, как это делаю я, но все равно очень хорошо. Просто замечательно.

– Спасибо, – только и оставалось сказать мне.

Сейди попыталась войти первой, но едва она подошла к порогу, ее кошка просто взбесилась. Маффин замяукала и попыталась спрыгнуть с рук.

– Киса, это что за фокусы? – удивилась Сейди.

– Ах да. Я же совсем забыл. Прошу прощения.

Амос погладил кошку по голове и сказал:

– Ты тоже можешь войти.

– Кошке нужно специальное разрешение? – спросил я.

– Тут особые обстоятельства, – сказал Амос, как будто это что-то объясняло.

Он вошел в дом. Мы – тоже. На этот раз Маффин даже не шелохнулась.

– Боже мой…

Моя сестра задрала голову и разинула рот. Просто чудо, что она не выронила свою жвачку.

– Это большой зал, – пояснил Амос.

Вполне подходящее название. Толстые кедровые потолочные балки находились на высоте четырех этажей. Их подпирали резные каменные колонны, украшенные иероглифами. На стенах располагалась внушительная коллекция музыкальных инструментов и древнеегипетского оружия. Стены опоясывали три яруса балконов с выходящими на них дверями. В очаге камина свободно поместился бы автомобиль. Над камином висела громадная плазменная панель, а по обе стороны от него стояли массивные кожаные диваны. Пол устилал ковер из змеиной кожи. Он был сорок футов в длину и пятнадцать в ширину – больше любой змеи. Частично стеклянные стены позволяли увидеть примыкающую к дому террасу с плавательным бассейном, столом, стульями и очагом, в котором ярко горел огонь. В дальнем конце большого зала виднелись двустворчатые двери. Каждую створку украшал Глаз Гора. Дверные ручки были скреплены цепью и закрыты на полдюжины висячих замков. Оставалось только гадать, что скрывалось за этими дверями.

Но больше всего нас с Сейди потрясла черная мраморная статуя в центре зала. Огромная – не меньше тридцати футов высотой. Статуя изображала кого-то из египетских богов. Тело было человеческим, а голова – птичьей, похожей на голову журавля или аиста, с длинной шеей и большим клювом.

Одеяние бога состояло из традиционной юбки, пояса и воротника. В одной руке он держал стилус (так называли перья для письма), а в другой – свиток с начертанным иероглифом. Иероглиф состоял из египетского петлеобразного креста – анкха – и прямоугольника, окружавшего петлю.

– Вот он! – воскликнула Сейди. – Пер анкх.

– Слушай, как ты смогла это прочесть? – спросил я, подозревая, что сестрица присочинила на ходу.

– Не знаю. Но тут и так понятно. Верхняя часть похожа на… план дома.

Страницы: «« « 12345678 » »»