На переломе Куприн Александр

2

Начало Великой Отечественной войны окутано клубком тайн и необъяснимых действий Верховного Главнокомандующего Советского Союза. Над их распутыванием и объяснением военно-историческая наука бьётся уже семь десятилетий. Одна из попыток истолкования бездействия советского военно-политического руководства в период, когда Гитлер принял окончательное решение о войне с коммунистической Россией и начал переброску войск к её границам, сделал автор «Ледокола» Виктор Суворов. Суть его версии о тайном замысле Сталина сводится к тому, что вождь Советского государства лелеял мечту, сходную с гитлеровской, но меньшую по масштабу. Он не замахивался на весь мир, но хотел прибрать к своим рукам Европу, нанеся упреждающий удар по фашистской Германии. Но не успел опередить Гитлера.

Ряд историков поддержал суворовскую версию, не во всём соглашаясь с автором «Ледокола» и оснастив её собственными уточнениями. Почти безоговорочно принял её Марк Солонин, опубликовавший книги «22 июня», «23 июня», «25 июня» и вернувшийся к разговору на эту тему в последней книге «Запретная правда о Великой Отечественной», вышедшей в 2013 году. Подпевая мощному хору современных десталинизаторов, проявляющих особую активность в преддверии семидесятой годовщины победоносного завершения советским народом Великой Отечественной войны, М. Солонин реанимирует суворовскую гипотезу двадцатилетней давности о коварном замысле Сталина использовать развязанную Гитлером Вторую мировую войну в своих амбициозных захватнических интересах. По мнению автора книги о «Запретной правде…», Сталин чуть ли не с пелёнок, а уж «с самого первого дня своей власти» совершенно точно готовился к войне. В августе 1939 года он «принял окончательное решение – поддержать Гитлера. Поддержать его так, как верёвки поддерживают повешенного. Сталин помог Гитлеру начать войну против коалиции западных держав (Англия, Франция и их союзники) для того, чтобы начавшаяся истребительная война разорила Европу, по пепелищу которой армиям Сталина предстояло пройти триумфальным маршем. В июне 1941 года подготовка к этому маршу была прервана неожиданным для ослеплённого манией величия Сталина вторжением вермахта».

Ради точности замечу, что война с Германией не была для Сталина неожиданной. За год до этого на торжественной встрече по случаю выпуска командиров, окончивших военные академии, в Большом Кремлёвском дворце он во всеуслышание заявил о неизбежности войны с гитлеровской Германией и даже признал, что фашистская армия лучшая и по технике, и по организации. Но предупредил, что немцы напрасно считают её идеальной и непобедимой. Непобедимых армий нет. Германия не будет иметь конечного успеха под лозунгами захватнических, завоевательных войн, под лозунгами покорения других стран, подчинения других народов и государств. Неожиданным для Иосифа Виссарионовича стал срок начала войны. Как видите, Сталин не скрывал своих «коварных» планов.

Кстати, вскоре после этого выступления Генеральный штаб начал передислокацию дивизий и корпусов ближе к западной границе – факт, который М. Солонин связывает со сталинским планом «начала вторжения в Европу», сроки которого, по мнению автора, не единожды переносились в зависимости от военно-политической ситуации. Осенью 1939 года, считает М. Солонин, Сталин не мог начать вторжение только потому, что мировая война «ещё только-только разгоралась, до полного разорения и истощения противоборствующих стран было ещё очень далеко. На этом этапе именно Германия представлялась Сталину слабой стороной конфликта, которой он оказывал разнообразную политическую, психологическую (утешал Гитлера, что ли? – В. С.), экономическую помощь, с тем чтобы война не прекратилась в самом своём начале по причине разгрома Германии». Удивительна до смешного логика дотошного историка. Ему ли не знать, что в это время Сталин пуще всего боялся именно военных конфликтов, потому что боеспособность Красной Армии находилась на низком уровне, что и подтвердила «зимняя» война с Финляндией.

Внимательно изучив архивы и не найдя в них документов, содержащих планы вторжения Красной Армии в Европу, М. Солонин весьма вольно толкует многочисленные материалы о планах наступления советских войск на западном направлении, будто не имеет ни малейшего представления о том, что наступательная доктрина по отношению к оборонительной тактике была у советского командования приоритетной. Это негативно сказалось на первых месяцах Великой Отечественной войны, когда Красная Армия, не успев сдать оборонительные позиции, тут же стремилась начать контрнаступление и несла огромные жертвы. Разумеется, советские военачальники прекрасно понимали, какую роль может сыграть фактор внезапности, и учитывали его в своих стратегических планах, но это отнюдь не значит, что Сталин собирался внезапно вторгнуться в Европу, но упустил свой шанс. Не следует отождествлять и другой основополагающий принцип военной доктрины «Бить врага малой кровью и на его территории» с захватнической политикой Советского Союза.

Не удовлетворённый тем, что военно-историческое сообщество проявляет мало внимания к версии автора «Ледокола», Марк Солонин даже разразился инвективой в адрес тех, кто отреагировал на неё молчанием, обвинив их в капитулянтстве. Молчание официальной науки, считает апологет суворовской концепции, – это не просто «знак согласия» с возмутителем спокойствия. «Это белая простыня капитуляции, свисающая с подоконника генеральских дач. Имея в своём распоряжении все архивы России, имея толпу штатных, оплаченных за счёт налогоплательщиков подчинённых, они так и не смогли за двадцать лет предъявить «народу и миру» ни одного документа, подтверждающего миролюбивые устремления Сталина». Но и приводимые М. Солониным контраргументы далеки от убедительности.

Кстати, заблуждается он и по поводу того, что за два двадцатилетия не появилось ни одной альтернативной концепции по отношению к версии В. Суворова. Появилась. И принадлежит она Евгению Резонтову, автору книги «Расшифрованный Сталин», о котором я уже упоминал. Она не содержит эпатажных заявлений в духе В. Суворова и М. Солонина, в которых Сталин предстаёт таким же ненасытным маньяком-вампиром, ни в чём по своим замыслам не уступающим Гитлеру. Да, пожалуй, и традиционна для историографии Великой Отечественной войны. Она представляет собой анализ вариантов советского вооружённого отпора врагу, разработанных в Генеральном штабе, и выбор наиболее предпочтительного из них для сохранения наибольшей боеспособности Красной Армии. Такая работа проводилась советским командованием со второй половины тридцатых годов, поскольку предполагаемый противник был известен, неизвестно было только, с каких направлений он будет вторгаться, и в соответствии с этим готовились разные варианты. Утешительных среди них было мало. В штабных играх побеждали тоже преимущественно «синие» (нападающие), а не «красные» (обороняющиеся).

По моим предположениям, решение подобных задач было предложено во время следствия и крупным военачальникам в 1937 году, арестованным по подозрению в антисоветском заговоре. Не ради того, чтобы они скоротали время до судебного процесса, а ради того, чтобы, с одной стороны, использовать их интеллектуальный потенциал (не задарма же их кормить!) и попутно выяснить, какие сведения могли они сообщить фашистской Германии и какие формы вредительства ими предпринимались и рекомендовались своим коллегам из вермахта. Во всяком случае, такие аналитические обзоры, весьма обширные, содержатся в следственных документах Тухачевского и Уборевича. Причём в этих разработках содержится и полемика по вопросам стратегии и тактики «наших» войск (так арестанты продолжают называть Красную Армию) не только между собою, но и критические замечания в адрес Генштаба.

Тухачевский решал задачку обстоятельно, с хорошим знанием территорий, прилегающих к границам Советского Союза (опыт войны с Польшей в двадцатые годы не прошёл для него бесследно), стратегии и тактических принципов ведения боёв немецкой армии, тактико-технических характеристик вооружения обеих их, прусских традиций в вермахте и многих неискоренимых недостатков командного состава советской армии. Думаю, что эти следственные материалы могли бы с интересом прочитать в нашем Генеральном штабе (если бы это было дозволено). И не только с интересом, но и с пользой для себя. Правда, за четыре года – с 1937 по 1941-й – политическая карта Европы усилиями Гитлера и в меньшей мере Сталина значительно изменилась, и не все рекомендации Тухачевского могли быть реализованы. Но его прогнозы относительно территорий, которые более всего заинтересуют в намечавшейся войне, и стратегических направлений, на которых будут наиболее ожесточённые сражения и где Красная Армия может потерпеть поражения, во многом подтвердились.

Тухачевский понимал бесперспективность войны Германии с такой мощной державой, как Советский Союз. Главная слабость нацистского государства, считал он, это отсутствие ресурсов, необходимых для длительной войны, и думал, что Гитлер начнёт вторжение с территорий, развитых в промышленном отношении, то есть, скорее всего, с Украины, хотя, возможно, и с Белоруссии. В тактическом плане предпочтительнее. А потом двинется на юг. В одной из встреч с гитлеровским генералом Рунштедтом он поинтересовался, «на каком направлении следует ожидать наступления германских армий в случае войны с СССР, а также в котором году следует ожидать германской интервенции». Рунштедт уклончиво ответил, что «направление построения главных германских сил ему неизвестно». Но он имеет директиву передать, что «главным театром военных действий, где надлежит готовить поражение красных армий, является Украина». По вопросу о годе интервенции генерал сказал, что определить его трудно.

В апреле 1936 года происходила в Москве стратегическая игра, организованная Генеральным штабом РККА, в которой Якир командовал польскими, а Тухачевский германскими войсками. «Эта игра, – признался он, – дала нам возможность продумать оперативные возможности и взвесить шансы на победу для обеих сторон как в целом, так и на отдельных направлениях для отдельных участников заговора. В результате этой игры подтвердились предварительные предположения о том, что силы (число дивизий), выставляемые РККА по мобилизации, недостаточны для выполнения поставленных ей на западных границах задач. Допустив предположение, что главные германские силы будут брошены на украинское направление, я пришёл к выводу, что если в наш (имеет в виду советский. – В. С.) оперативный план не будут внесены поправки, то сначала Украинскому, а потом и Белорусскому фронтам угрожает весьма возможное поражение. Если же к этому добавить вредительские действия, то эта вероятность ещё более возрастает.

Я дал задание Якиру и Уборевичу на тщательную проработку оперативного плана на Украине и в Белоруссии и разработку вредительских мероприятий, облегчающих поражение наших войск»[10].

По мнению Тухачевского, Гитлер мог добиться успеха в войне, только преследуя цель отторжения от СССР отдельных территорий, то есть в войне с ограниченной целью, теория которых и практический опыт были усвоены прусской военщиной ещё со времён Фридриха Великого. Если же Гитлер поставит перед собой задачу полного разгрома Советского Союза с походом на Москву, то его армиям целесообразнее наступать на Белорусском направлении, хотя это ему не будет экономически выгодно. Как все мы знаем, решив покорить Советскую Россию, Гитлер начал войну именно с Белоруссии, двинувшись затем в сторону Брест-Литовска для оккупации Украины. Размышления Тухачевского сопровождаются скрупулёзными подсчётами необходимого количества войск для той или иной операции, в зависимости от стратегических решений, принятых командованием. Работа в Генеральном штабе тоже не прошла для него бесследно, хотя опыт его уже не пригодился в Большой войне, по причинам преимущественно личностного свойства, о которых не имеет смысла говорить.

Варианты нашего «ответа Гитлеру», подготовленные Генеральным штабом в предвоенные годы, которые рассматривает Е. Резонтов, тоже строились на прогнозах, что вторжение вермахта начнётся на западном направлении, где преимущественно и сосредоточивались советские войска.

Опыт Первой мировой войны научил многому не столько победителей, сколько побеждённых, среди которых оказались кайзеровская Германия и царская Россия. Для последней поражение вообще привело к смене власти. Чуть позже это случилось и с Германией. Только одна страна пошла по пути развития социалистических идеалов, гуманизируя новое общество. А другая, накоротке прикоснувшись к ним, свернула на путь создания общества, противопоставившего гуманизму идеалы расизма и национализма, ведущие к дегуманизации человечества, хотя правящая партия продолжала называться социалистической. Идеология противостояния приведёт через два десятилетия к вооружённому противоборству, самому кровопролитному за всю историю существования планеты. Поэтому, когда началась Вторая мировая война, осмысленный опыт своих поражений в Первой заставил обе страны использовать новейшее вооружение и наиболее эффективные формы и средства для его применения, способствующие максимальному уничтожению не только воюющих масс, но и мирного населения. Среди средств массового поражения, помимо автоматического оружия, танков и артиллерии, наибольший «авторитет» приобрела авиация, которая, при всей её малочисленности в Первой мировой войне, продемонстрировала свою универсальную перспективность.

К началу двадцатых годов опыт Первой мировой оперативно обобщил итальянский генерал Дуэ в книге «Господство в воздухе», которая стала настольной для каждого служителя бога войны Марса. «Завоевать господство в воздухе, – писал итальянец, – значит победить, а потерпеть поражение в воздухе – значит быть побеждённым и вынужденным принять все те условия, какие неприятелю угодно будет поставить». Почти в это же время военные теоретики Германии и Советского Союза разработали стратегию и тактику тотальной и локальной войн, эшелонированную структуру наступательных и оборонительных боёв и прочие армейские премудрости, в том числе понятие «глубокой операции». В 1936 году работа Дуэ была издана на русском языке и стала повседневным учебным пособием для командиров Красной Армии. На её основе разрабатывались планы боевых операций, отдельные положения вносились в боевые уставы. На неё опирался советский генералитет, разрабатывая разные варианты встречи незваного гостя, которые анализирует Е. Резонтов, формулируя альтернативную версию начального периода Великой Отечественной войны, оказавшуюся не в пользу СССР.

По его утверждению, Генеральным штабом были подготовлены три плана, которые он называет «ужасным», «отвратительным» и «плохим» (резервным). Четвёртый, по версии В. Суворова и М. Солонина, рассчитанный на действия, опережающие гитлеровское нападение, находился то ли в замыслах Сталина, то ли был оформлен официально, но до сих пор засекречен. Я, если честно признаться, думаю, что такой – конспиративный – план мог существовать, но был известен только ближайшим сподвижникам Сталина и частично раскрыт на сверхсекретном совещании в сталинском кабинете 24 мая, то есть менее чем за месяц до начала Великой Отечественной войны, которое продолжалось несколько часов. На этом совещании были нарком обороны Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, начальник Оперативного управления Генерального штаба Ватутин, начальник Главного управления Военно-Воздушных сил РККА Жигарев, а также непосредственные исполнители этого, так до сих пор никому не известного плана: командующие войсками, члены военных советов и командующие ВВС пяти западных приграничных округов. Никто из командующих другими специализированными войсками (к примеру, артиллерии) приглашён не был. Видимо, особая – весьма «деликатная» миссия возлагалась именно на авиацию. Отсутствовали даже секретари ЦК ВКП(б). Информация об этом совещании была закрыта и стала известна лишь из статьи Василевского, пролежавшей в архивах почти тридцать лет, в которой есть упоминание о том, что «за несколько недель до нападения на нас фашистской Германии, точной даты, к сожалению, назвать не могу, вся документация по оперативным планам была передана Генштабом командованию и штабам соответствующих округов». Оперативная была передана, а конспиративная информация, по обычаям всех разведок, могла быть изложена в устной форме. Восстановить её теперь уже некому. Так что тайна сталинского плана может быть и не раскрыта и придётся довольствоваться гипотезами…

Но бог с ней, с тайной, Верховный Главнокомандующий уже настолько дискредитирован, что дальнейшая критика в его адрес, если выяснятся какие-то новые негативные обстоятельства, уже будет порочить не столько его, сколько того, кто не может успокоиться в своём критиканстве.

До объявления Германией войны Советскому Союзу, которое случилось в день вероломного нападения, у Генерального штаба ещё были возможности выбирать варианты своего «ответа Гитлеру»: от упреждающего превентивного удара до полномасштабной войны. Сейчас выбора не оставалось, кроме обороны своей страны в расчёте на то, что она, война, может превратиться из молниеносной в затяжную, что приведёт к истощению Германией своих ресурсов и неизбежному краху. Но сколько народа в этом случае подвергнется уничтожению, а территорий опустошению. И Генштаб принял решение сочетать чисто оборонительные бои с наступательными, чтобы не просто уничтожать противника, но и выдворять его со своей территории, продолжив войну за пределами страны. Но задача эта оказалась трудновыполнимой по многим обстоятельствам.

Из них, прежде всего, следует исключить широковещательные заключения, если не назвать это откровенным враньём, Хрущёва о том, что ранний период Великой Отечественной войны был проигран по вине Сталина, репрессировавшего лучших, талантливых командиров советской армии, которых наследник вождя реабилитировал широким жестом борца за правду, невзирая на их действительно криминальную деятельность. Объективный анализ этой ситуации, которая могла бы повлиять на ход войны, но не существовала в реальности, проведённый Г. И. Герасимовым в статье «Действительное влияние репрессий 1937 – 1938 годов на офицерский корпус РККА» (Российский исторический журнал. 1999. № 1), свидетельствует о прямо противоположном результате. Вот что пишет автор статьи: «Репрессии не наложили, да и не могли наложить из-за незначительности их масштабов по сравнению с общей массой офицерского корпуса, видимого отпечатка на образовательный уровень (командного состава Красной Армии. – В. С.). Некоторое падение доли офицеров, имеющих среднее военное образование, в 1938 – 1939 годах объясняется не репрессиями, а значительным притоком в армию офицеров из запаса, из сверхсрочников и особенно офицеров, окончивших курсы младших лейтенантов. В то же время в предвоенные годы наблюдается устойчивая тенденция к увеличению процента офицеров, имеющих академическое образование. В 1941 году этот процент был наивысшим за весь межвоенный период и равнялся 7,1 процента. До репрессий, в 1936 году, было 6,6 процента. Проведённые расчёты показывают, что в период репрессий наблюдался устойчивый рост качества начсостава, имеющего среднее и высшее военное образование. Так, академическое образование в 1936 году имело 13 тыс. лиц начсостава, в 1939 году – после фактического окончания репрессий – 23 тыс., в 1941 году – 28 тыс. офицеров. Военное образование в объёме военной школы имело соответственно 125, 156 и 206 тыс. военнослужащих.

…Больше всего от репрессий пострадал советский генералитет. Как отразились репрессии на образовательном уровне высшего командного состава? Как ни парадоксально, но объективно его уровень вырос. В первой половине 30-х годов доля лиц этой категории, имеющих высшее военное образование, колебалась от 30 до 40 процентов. Перед началом репрессий 29 процентов имело академическое образование, в 1938 году их было уже 38 процентов, а в 1941 году 52 процента военачальников имело высшее военное образование.

Может быть, это случайность или фальсификация? Нет. Знакомство автора с архивными документами, отчётными данными кадровых органов по арестованным и назначенным вместо них военачальникам свидетельствует о росте академического образования по всем должностным группам. Например, в пик репрессий, с 1 мая 1937 года по 15 апреля 1939 года, из трёх арестованных заместителей наркома обороны ни один не имел академического образования, двое из назначенных его имели. Из командующих войсками округов: арестовано 3 «академика», назначено – 8; заместителей командующих округами: соответственно арестовано 4 с высшим военным образованием, назначено – 6; начальников штабов округов – арестованные не имели академического образования, 4 из 10 назначенных его имели; командиров корпусов – арестовано 12 с высшим образованием, назначено 19; начальников штабов корпусов – арестовано 14 «академиков», назначено 22. И так по всем должностям, за исключением командиров дивизий. 33 арестованных комдива имели академическое образование, а среди назначенных таких было только 27. В целом по высшему командному составу количество назначенных, имеющих высшее военное образование, превышает число арестованных с аналогичным образованием на 45 процентов.

Таким образом, репрессии не снизили образовательный уровень затронутых ими категорий, они повлияли на уровень образования старших и средних офицеров, которые выдвигались на вышестоящие должности. Архивные данные свидетельствуют о том, что это были, как правило, наиболее высоко подготовленные командиры».

Надеюсь, что один из самых лживых мифов десталинизаторов, если они ещё внемлют слову правды, наконец прекратит существование. Если для них неубедительны и эти скрупулёзно собранные сведения, приведу оценку советских военачальников из дневника Геббельса, данную им за два месяца до окончания войны: «…Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убеждёнными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В своём большинстве это дети рабочих, сапожников, мелких крестьян и т. д. Короче говоря, я вынужден сделать неприятный вывод о том, что военные руководители Советского Союза являются выходцами из более хороших народных слоёв, чем наши собственные…

…Я сообщаю фюреру о представленной мне для просмотра книге Генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет моё мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя и абсолютно чужд национал-социалистическому идейному достоянию».

Вот вам и «совки»! Насколько развращённое сознание надо иметь тем идеологам, которые стоят с широко раскрытыми объятьями для братания с заокеанскими «братьями по разуму». Как ни горько говорить об этом, как ни противоречит современному этикету политкорректности, которая стала в последнее время синонимом лицедейства, то есть артистической способности скрывать свои мысли, я скажу, что это, по своей сути, наследники тех, о которых идёт речь в книге «Как мы предавали Сталина».

Не хочется возвращаться к разговору о том, какие козни плели эти заокеанские «братья по разуму» в годы становления Советского государства и какую роль сыграли они в начальный период Великой Отечественной войны, упустив по своей самоуверенности процесс превращения простой рыбки в золотую, ставшую к концу тридцатых годов лакомым кусочком для каждого гангстера. Но несколько слов всё-таки скажу.

Всё третье десятилетие прошлого века они плели сети, чтобы теперь уже не выпустить эту рыбку из своих рук и не дать ей возможности заразить мир социалистической крамолой, которая была не по нутру нашему будущему союзнику в завершающий период советско-германского конфликта. И скажу только потому, чтобы ни последние могикане из «совков», верующие, может быть, в бескорыстную благотворительность американцев, ни пропутинцы, ни либералы всех мастей, ни прочие гомункулусы, рождающиеся в мутной воде современных идеологических мифологем, не обольщались, что американоид когда-нибудь преодолеет свои претензии на исключительность, граничащую с ницшеанством, натворившим немало бед и продолжающим оставаться привлекательным для пигмеев, жаждущих в одно мгновение превратиться в сверхчеловека. Ген исключительности заложен в биологической природе человека, но проявляется в каждом народе по-своему – в зависимости от социокультурной политики государства. В натуре американца он уже неискореним. А наша социокультурная политика последнего двадцатилетия подвержена серьёзному воздействию США, в чём нельзя не видеть просчётов современной российской власти или – напротив – её успехов, если власть сознательно идёт на денационализацию России. Судя по усиливающейся русофобии – опять-таки не без влияния Америки, – дело склоняется именно к этому. Потому что в культурной политике России царствует анархия и всё настойчивее звучат голоса, чтобы новой конституции обойтись без идеологии, то есть целостной системы мировоззренческих принципов, определяющих основы социальных, политических, культурных и прочих принципов государства. Если это совершится, страна будет напоминать корабль без руля и ветрил, а матерью порядка станет анархия, которая в ускоренном темпе подбирается к владычеству.

К слову, сталинская политика «железного занавеса» была вполне объяснимой в период, когда начала проклёвываться Третья мировая война, которая чуть не разразилась сразу после Второй мировой. А наше время лишний раз подтверждает прозорливость руководителя СССР, который ещё не был заражён вирусом глобализма и думал о национальных интересах страны.

Судя по последним действиям В. В. Путина, можно предполагать, что он начинает сознавать: братских отношений с Соединёнными Штатами Америки у нас никогда не будет, плодотворного альянса тоже. Американцы никогда не преодолеют свою гордыню, никогда не вступят в мезальянс с нами. А если в чём-то и уступят, то будут постоянно напоминать об этом.

Да, они могут с нами выпить, даже на брудершафт, но серьёзной близости не состоится. Семьдесят лет прошло со встречи на Эльбе. И на брудершафт пили, и в дружбе клялись. А что принципиально изменилось в наших отношениях? Ничего! И если сейчас Штаты пошли на уступки России в сирийском вопросе – именно России, а не международному мнению (плевать они хотели на него!) – то, значит, в ближайшее время выторгуют у России что-нибудь посущественнее. Возможно, начнут козни в арктической зоне. Или в странах Латинской Америки, возрастающая самостоятельность которых ещё с начала 60-х годов не устраивает их. Да и в славянском царстве они не всё довели до конца. Короче, вариантов у них достаточно, чтобы компенсировать свою минутную слабость…

Мы по менталитету ближе к Латинской Америке. И отношения с ними у россиян могут быть самыми добросердечными. А Северная Америка для нас – запретная зона. И Путин – это всем известно! – стал президентом России вопреки американскому желанию. Неприязненные отношения между нашими странами тянутся почти столетие. В тридцатые годы прошлого века, проворонив свой шанс, но не утратив надежды полакомиться прелестями России, Америка сделала всё возможное, чтобы усилить военный потенциал Гитлера. И так вполне достаточный, чтобы пуститься в не один год вынашиваемую авантюру. И кто знает, пустился ли бы он в неё без поддержки Америки. Фашистская Германия стала по сути, если можно так выразиться, содержанкой США, в особенности если учесть, что послевоенные контрибуции едва ли компенсировали и десятую долю неоплаченных содержанкой, потерпевшей поражение в войне, кредитов. А сумма немалая. На неё можно было построить не менее 120 тысяч танков, которых так не хватало Красной Армии. К сожалению, не могу сказать, как эта сумма, существенно превышающая три миллиарда долларов (по довоенному курсу, который был не чета современному), соотносится с той суммой, которую США израсходовали на союзническую помощь СССР…

С североамериканцами можно было бы дружить тогда, когда Волга впадала бы в Миссисипи, а не в Каспийское море. Сейчас же на Россию исторгаются потоки лжи, которые хорошо суммировала одна из современных, далёких от Америки, поэтесс:

3

…Итак, советский командный состав, пришедший на смену репрессированному офицерству, отнюдь не был митрофанушками, одетыми в военную форму. Он обладал необходимыми знаниями, достаточным опытом и волевыми качествами, позволявшими достойно соперничать, по признанию самих немецких лидеров, с вышколенными офицерами вермахта. Отчего же он так опростоволосился в начальный период Великой Отечественной войны? Историки, не заражённые пресловутой десталинизацией, считают, что огромную роль в этом, прежде всего, сыграла внезапность нападения и чёткая скоординированность действий всех родов войск гитлеровской армии, не позволившие нашим частям оперативно развернуться в боевые порядки. Среди прочих причин наших неудач они считают необходимым выделить высокую степень развития германской военной мысли, отличные боевые качества и богатый опыт войск агрессора, подавляющее их численное преимущество на направлениях ударов, необстрелянность и неопытность основной массы РККА, неотработанность в реальной обстановке взаимодействия советских войск.

Я бы добавил к этому то обстоятельство, что значительная часть нашей армии была сосредоточена в районе Сувалок в качестве сталинского сюрприза Гитлеру, который не состоялся в связи с опережающим ударом Германии, сделавшим неосуществимым тайный замысел Сталина. Поскольку при царившей на Западном фронте неразберихе продвижение немцев в глубь советской территории было быстрым, пришлось оперативно заняться передислокацией частей на новые рубежи, что ещё более усилило фронтовую сумятицу вплоть до потери управления войсками. Это стало отягчающим обстоятельством нашего безуспешного контрнаступления в первый же день войны в обстановке неразберихи. Теоретически оно предусматривалось, но в ситуации, когда Генштаб не имел полного представления о расположении войск, поспешность принятия этого решения оказалась бессмысленной. Мы понесли тяжёлые потери.

Сценарий внезапного нападения на СССР был отрепетирован до мельчайших деталей, как парад на Красной площади. Потому что Гитлер понимал, что малейший сбой в этом сценарии может помешать осуществлению блицкрига, а на длительность войны при ресурсной дистрофии он не рассчитывал. Поэтому он и прекратил вооружённое пикирование с Англией, зная, что за время покорения Европы его запасы сырья, необходимого для производства вооружения, истощились, и в случае продолжения бодания с британцами он не сможет одолеть русских «варваров», мешавших ему, как бельмо в глазу. В силу своей армии он верил, тем более что за пять дней до планируемого нападения получил аргументированное донесение американского военного атташе о состоянии Красной Армии (наш пострел и здесь поспел!), в котором пока ещё союзник фрицев убеждал: «В сравнении с высокомоторизированными, боеспособными современными армиями, уже созданными и создаваемыми в различных странах мира, боеспособность Красной Армии в настоящее время находится на относительно низком уровне. Руководство армии состоит из необразованных и даже невежественных людей. В результате чистки 1938 года из армии были изгнаны способные военачальники, что сделало её сегодняшний высший командный состав в качественном отношении неполноценным. Офицерский корпус в целом может быть охарактеризован подобным же образом, за исключением офицеров молодого возраста. Возросшее значение, придаваемое последние десять лет системе военных училищ, подняло образовательный уровень среди половины офицеров молодого возраста, но в этом отношении ещё предстоит сделать очень много.

Источник формирования живой силы не вызывает беспокойства, и взятый в отдельности рекрут становится хорошим и храбрым солдатом, но он недостаточно находчив и сообразителен. Надо отметить, однако, что были предприняты усилия, направленные на то, чтобы солдаты и офицеры принадлежали к наилучшим образом обеспеченной группе населения страны. В целом мораль военнослужащих находится на высоком уровне и их лояльность должна приниматься во внимание. Тем не менее в случае нападения немцев должны быть приняты в расчёт определённые негативные последствия немецкого влияния в Прибалтике в сочетании с сепаратистскими движениями на Украине. Мусульманские влияния на Кавказе следует тоже учитывать в случае нападения на средневосточные государства.

Пехоту следует оценить как род войск, способный выполнять приказы командования, но нельзя сказать, что она делает это хорошо. Она испытывает недостаток способных командиров и недостаточно хорошо обучена. Военное обучение страдает от климатических условий, а также из-за того, что многие гарнизоны расположены в сердце городов и посёлков. Огневая мощь дивизий слишком низка, а численность дивизий слишком большая…

Кавалерия может быть охарактеризована как хорошая, хотя она и лишена современного вспомогательного оружия и транспортных средств. Лучшая часть её лошадей – это рослые и подвижные животные арабской породы, а остальная часть – небольшие, но крепкие и выносливые монгольские пони, способные переносить большие лишения. Внешний вид животных свидетельствует, что с ними плохо обращаются. Недостаток автоматического оружия, артиллерии поддержки и автотранспорта делает советскую кавалерию уязвимой для механизированных войск противника. Она вооружена винтовками, пистолетами и саблями.

Артиллерия имеет в достаточном количестве устаревшее снаряжение, но очень немного такого, которое является современным. Техника ведения огня может быть оценена как превосходная.

Танковые войска, как представляется, находятся в отличном состоянии, но они не располагают достаточным количеством современных тяжёлых танков. Вооружение средних танков оставляет желать лучшего, и все ненадёжны с точки зрения механики. Существует огромная нехватка хороших механиков-водителей и ремонтных средств.

Противовоздушная оборона является слабой с точки зрения оснащения её современным снаряжением. Очень сомнительно, что её вооружение может быть достаточно эффективным.

Автомобильный транспорт устаревшего типа и не рассчитан на эксплуатацию в тяжёлых военных условиях. У Красной Армии нет лёгких автомобилей-вездеходов. В качестве таковых используются автомобили Форда модели 1933 – 1934 гг. Так же как и в случае с танковыми войсками, и здесь наблюдается нехватка водителей и ремонтных средств. Тип и состояние автомобилей плюс состояние внутренней дорожной сети делают очень сомнительным успешное использование мотопехоты. Таким же образом они оказывают влияние на всю систему тылового снабжения. Если добавить к этому неразвитую сеть шоссейных дорог, а также слабую железнодорожную систему вместе с тихоходным и устаревшим гужевым транспортом, то мы можем сделать почти заранее предрешённый вывод – система тылового обеспечения Красной Армии в случае войны рухнет. Эта армия не в состоянии сегодня передвигаться быстрее, чем она могла это делать тридцать лет назад.

Калибр противотанковых пушек слишком мал, а их число невелико. Есть сведения, что освоено производство 150-мм противотанковых пушек, но маловероятно, что их будет произведено достаточно и достаточно скоро, имея в виду возможное вовлечение СССР в военный конфликт в ближайшем будущем.

ВВС оснащены небольшим числом бомбардировщиков дальнего действия, имеется только один тип бомбардировщика, способного действовать ночью (ДБ-3). Они имеют на вооружении хороший скоростной истребитель и недавно освоенный новый скоростной бомбардировщик, но и тех и других по числу очень немного, производство же наращивается медленно. Большая часть самолётов устаревших моделей и находится в изношенном состоянии.

Короче говоря, самая большая слабость Советской армии (так в тексте. – В. С.) состоит в недостатке современного снаряжения, вооружения и техники. В качественном и количественном отношении она нуждается в усилении современными самолётами, артиллерией и автотранспортом.

Эти недостатки снижают её воздушную мощь, огневую мощь и мобильность. Она не сможет противостоять действующей в наступательном духе высококвалифицированной армии, оснащённой современным снаряжением и вооружением. Однако плохие дороги и огромные пространства страны могут стать труднопроходимыми препятствиями даже для современной армии вторжения… Трудно говорить о боеспособности Красной Армии, базой которой является страна, всё ещё фактически безграмотная и отсталая с точки зрения технического оснащения. Общая эффективность, характерная для всех сфер экономической жизни страны, приводит именно к такому выводу».

Чувствуется, что бумагу эту писал толковый, беспристрастно мыслящий и не велеречивый специалист, знающий цену своим словам. Но в подтексте звучит такое поощрение к действию, похлопывание фюрера по плечу и не высказанное словами: «Не тушуйся, Дольфик! Если ты не дурак, всё будет о'кэй!», в котором Америка была заинтересована…

Донесение с предельной объективностью диагностировало все болевые точки советской армии, вступавшей в войну, и лишний раз убеждало Гитлера в том, что русские, может быть, уже и не варвары, но по-прежнему остаются сермяжными лапотниками, которым ещё далеко до того технического прогресса, которого достиг Третий рейх под его руководством. В современной войне всё решает техника и умение использовать её, ещё раз убедил себя Гитлер и, уверовав в собственную победу, начал войну с Россией сразу на нескольких направлениях, синхронизировав действия своих армий. В предрассветной мгле тысячи орудий и миномётов одновременно открыли ураганный огонь по пограничным заставам и местам скопления советских войск. Немецкая авиация чуть ли не парадным строем, демонстрируя свою мощь (Гитлер любил любое действие превращать в шоу), двинулась на бомбардировку важных военных и промышленных объектов в приграничной зоне, с каждым новым заходом расширяя территорию бомбовых ударов и уничтожая мирное население. От Баренцева до Чёрного моря одновременно начался рёв авиационных двигателей, визг бомб и грохот взрывов, от которых содрогалась земля на десятки километров. Казалось, что содрогнулась вся планета. Массированные воздушные налёты продолжались в течение всего первого дня войны и последующих суток, уничтожая всё живое на земле. Бомбились Мурманск, крупные прибалтийские города, Минск, Киев, Смоленск, военно-морские базы на Чёрном и Балтийском морях. Первые удары были нанесены по местам базирования самолётов, готовившихся дать отпор врагу, но не успевших это сделать. За первый день войны было уничтожено 1200 самолётов, большая часть которых не успела побывать в небе.

Когда отработала бомбардировочная авиация, в бой ринулись полчища сухопутных войск, поддерживаемых танками, артиллерией и опять-таки авиацией, на которую гитлеровское командование возлагало особую надежду при малочисленности советских ВВС. И оказалось, как лицемерно вещал Гитлер, оправдывая нападение, виновником этого кошмара стал Советский Союз, который спровоцировал войну. Вот текст выступления фюрера, который современное поколение, возможно, никогда не читало.

«Германский народ, национал-социалисты! После тяжёлых размышлений, когда я был вынужден молчать в течение долгих месяцев, наконец наступил момент, когда я могу говорить с полной откровенностью… Москва предательски нарушила условия, которые составляли предмет нашего пакта о дружбе. Делая всё это, представители Кремля притворялись до последней минуты, симулируя позицию мира и дружбы, так же, как это было в отношении Финляндии и Румынии. Они сочинили опровержение, производившее впечатление невинности. В то время как до сих пор обстоятельства заставляли меня хранить молчание, теперь наступил момент, когда выжидательная политика является не только грехом, но и преступлением, нарушающим интересы германского народа, а следовательно, и всей Европы. Сейчас приблизительно 160 русских дивизий находятся на нашей границе. В течение ряда недель происходили непрерывные нарушения этой границы, причём не только на нашей территории, но и на крайнем севере Европы и в Румынии. Советские лётчики развлекались тем, что не признавали границ, очевидно, чтобы нам доказать таким образом, что они считают себя уже хозяевами этих территорий. Ночью 18 июня русские патрули снова проникли на германскую территорию и были оттеснены лишь после продолжительной перестрелки. Теперь наступил час, когда нам необходимо выступить против иудейски-англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из большевистского центра.

Осуществляется концентрация войск, которая по своими масштабам и своему территориальному охвату является величайшей, какая когда-либо имела место в мире. Сотрудничая со своими финскими товарищами, соратники победителей Нарвика держат берега Ледовитого океана. Германские дивизии под командованием победителя Норвегии охраняют финляндскую землю вместе с героями финляндских битв за освобождение, действующими под руководством своего маршала. От Восточной Пруссии до Карпат располагаются формирования германского Восточного фронта. На берегах Прута, на нижнем течении Дуная до берегов Чёрного моря находятся германские и румынские солдаты под командованием генерала Антонеску, главы румынского государства: в задачу этого фронта входит уже не защита отдельных стран, а обеспечение безопасности Европы и, следовательно, защита всех стран Европейского континента. Таким образом, я решил сегодня предать судьбу государства и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Бог в этой важнейшей борьбе!»

Из этого обращения к германской нации совершенно очевидно, что Гитлеру нечего сказать в своё оправдание развязанной войны. Говорит он тупо, не находя веских аргументов в свою пользу. Единственный факт, который Гитлер поставил в вину Советскому Союзу, перестрелка на советско-румынской границе не заслуживает серьёзного внимания, потому что мог быть решён дипломатическим путём. К тому же эта провокация была создана румынскими пограничниками, по всей вероятности, сознательно, с ведома Германии. Ошибку допустила только наша пограничная служба, не задокументировав его и не сделав предметом официального разбирательства. А не сделано это было, видимо, потому, что в последний месяц перед войной нарушения нашей границы со стороны немцев стали обычным явлением, на которое советские пограничники перестали обращать внимание по причине его банальности. Поза же, в которую встал фюрер, откровенно фальшивая: радетель общеевропейских интересов вновь не удержался от лицемерия, потому что почти вся предвоенная Европа – за исключением Англии и СССР – уже больше года была вотчиной Гитлера. Так что объявление войны не имело никакого серьёзного повода, а было откровенной международной агрессией со стороны Германии, полностью отразившей бандитскую суть фюрера, духовное наследие которого не изжито и по сей день. Но – парадокс! – дегитлеризацией почему-то никто не занимается…

Добавлю, что Гитлер не был бы Гитлером, если бы не заложил в свой текст фальшивку, а точнее – даже страшилку для европейцев, намекающую на то, что Советский Союз вынашивает планы завоевания всей Европы. Уже и на Румынию посягнул. Фюрер хотел представить Сталина варваром – завоевателем в духе властителей Золотой Орды, посягающим на государственную независимость европейских народов. Цель – объединить всех тех, которых он совсем недавно разными средствами – где огнём и мечом, где лживыми посулами – подчинил своей воле, на отпор коварному усатому завоевателю, усиливая тем самым германскую армию.

Отсюда, кстати, и пошли нелепые версии о тайных замыслах Сталина, распространяемые В. Суворовым и его последователями, среди которых особое рвение проявляет Марк Солонин. Между мыслью об упреждающем ударе по Германии и завоеванием Европы огромная разница. Послевоенный делёж завоёванных земель между союзниками опровергает эту версию. И страны Европейского Союза, зачастую некорректно относящиеся к России, должны были бы поставить Сталину памятник за то, что он сохранил самостоятельность европейских государств. А ведь мог бы под гром Победы, на правах победителя и присоединить к стране-победительнице кое-кого из тех, что граничат с нею. Неблагодарную Польшу, к примеру, или строптивую Финляндию, которая пьёт русскую водку в Питере на правах гостя, а могла бы по-хозяйски. Прибалты тоже не брезгуют ею, подкрашивая для демонстрации своего воинственного суверенитета бальзамами собственного приготовления. Но тогда уже бы разыгралась баталия внутри антигитлеровской коалиции. Слава Богу, у Сталина хватило разума не пойти на эту авантюру. К тому же, как известно, баба с возу – кобыле легче. То бишь России, ведь всех не прокормишь.

В полдень 22 июня в район боевых действий, где сложилась трудно управляемая ситуация, на помощь командующему Киевским особым военным округом генерал-полковнику Кирпоносу Сталин отправил начальника Генерального штаба Г. К. Жукова. 24 июня войсками Юго-Западного фронта был нанесён по противнику первый контрудар, который оказался успешным. Вражеская ударная группировка, рвавшаяся к Киеву, была приостановлена. Как впоследствии вспоминал Жуков, «противник понёс тяжёлые потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови». В первые же дни войны было устранено слабое место военно-политической структуры страны – децентрализация партийного, государственного и военного аппарата. Сталин стал и председателем правительства и Верховным Главнокомандующим. Был упразднён Главный военный совет РККА, созданный в 1940 году, и сформирована Ставка Верховного Главнокомандования, что позволило оперативнее руководить войсками. Тем не менее сложившаяся за длительный период многоступенчатость принятия решений негативно сказывалась на скорости проведения боевых операций. Психология обывателя, сформулированная фразой Маяковского: «Нам с тобою думать неча, коли думают вожди», сковывала инициативу командного состава, что не осталось незамеченным германской разведкой. За десять дней до начала войны она констатировала: «Командиры всех звеньев на ближайшее время всё ещё являются неподходящими для умелого управления крупными военными соединениями. Они неспособны и вряд ли будут способны осуществлять крупные операции наступательной войны, быстро вступать в бой при благоприятной обстановке и действовать самостоятельно в рамках общей операции». Летние бои 1941 года, жаркие во всех отношениях, к сожалению, подтвердили эти оптимистические для немцев и неутешительные для нас прогнозы. Красная Армия день ото дня, проявляя мужество, набиралась опыта, но гитлеровцы стремительно продвигались в глубь советских территорий.

Преимущество вермахта в численном составе и вооружении было многократным, что не предусматривалось Генеральным штабом РККА. Анализируя просчёты руководящего состава Красной Армии, Г. К. Жуков, который тоже был причастен к ним, писал в своих мемуарах: «Главное командование немецких войск сразу ввело в действие 153 дивизии, из них: 29 дивизий против Прибалтийского (округа. – В. С.), 50 дивизий (из них 15 танковых) против Западного, 33 дивизии (из них 9 танковых и моторизованных) против Киевского особого округа, 12 дивизий против Одесского округа и до 5 дивизий находилось в Финляндии. 24 дивизии составляли резерв и продвигались на основных стратегических направлениях. Эти данные нам стали известны в ходе начального периода войны, главным образом из опроса пленных и из трофейных документов. Накануне войны И. В. Сталин, нарком обороны и Генеральный штаб, по данным разведки, считали, что гитлеровское командование должно было держать на Западе и в оккупированных странах не менее 50 процентов своих войск и ВВС.

На самом деле к моменту начала войны с Советским Союзом гитлеровское командование оставило там меньше одной трети, да и то второстепенных дивизий, а вскоре и эту цифру сократило.

В составе группы армий «Север», «Центр» и «Юг» противник ввёл в действие 3712 танков и штурмовых орудий. Сухопутные войска поддерживались 4950 боевыми самолётами. Войска вторжения превосходили нашу артиллерию почти в два раза, артиллерийская тяга в основном была моторизована.

Не раз возвращаясь мысленно к первым дням войны, я старался осмыслить и проанализировать ошибки оперативно-стратегического характера, допущенные собственно военными – наркомом, Генеральным штабом и командованием округов – накануне и в начале войны. И вот к каким выводам я пришёл.

Внезапный переход вермахта в наступление в таких масштабах, причём сразу всеми имеющимися и заранее развёрнутыми на важных стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всём объёме нами не был предусмотрен. Ни нарком (Тимошенко. – В. С.), ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов.

Далее. Накануне войны 10-я армия и ряд других частей Западного округа были расположены в белостокском выступе, выгнутом в сторону противника. 11-я армия занимала самое невыгодное расположение. Такая оперативная конфигурация войск создавала угрозу глубокого охвата и окружения их со стороны Гродно и Бреста путём удара по флангам. Между тем дислокация войск фронта на Гродненско-Сувалковском и Брестском направлениях была недостаточно глубокой и мощной, чтобы не допустить здесь прорыва и охвата белостокской группировки. Это ошибочное расположение войск, допущенное в 1940 году, не было устранено вплоть до самой войны. Когда главные группировки противника смяли фланги войск прикрытия и прорвались в районе Гродно и Бреста, надо было быстро отвести 10-ю армию и примыкающие к ней фланги 3-й и 4-й армии из-под угрозы окружения, рокировав их на тыловые рубежи – на угрожаемые участки. Они могли значительно усилить сопротивляемость действующих там соединений. Но этого сделано не было.

Аналогичная ошибка повторилась и с армиями Юго-Западного фронта, которые также с запозданием отводились из-под угрозы окружения. Во всём этом сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта умелого руководства войсками в сложной обстановке больших ожесточённых сражений, разыгравшихся на огромном пространстве».

Бои в районе Гродно продолжались 24 и 25 июня. Но и здесь не обошлось без накладок, которые уже зависели не от умения воевать, а от отсутствия элементарного разумения: танкистам, которые начали отступление, пришлось бросить технику и сдаться на милость победителя. Из-за чьей-то непредусмотрительности они не смогли вывести из боя материальную часть – не хватило горючего.

Суммируя аналогичные ситуации, которые в первый год войны были не единичны (разгильдяи-снабженцы есть в любых войсках), Марк Солонин записывает их тоже на счёт Сталина, который «не смог предугадать, предусмотреть, поверить в то, что его огромная, оснащённая лучшим в мире вооружением армия (вопрос весьма спорный. – В. С.) – это всего лишь вооружённая толпа будущих дезертиров и военнопленных. Даже в кошмарном сне не могла ему привидеться картина того, как тысячи танков и самолётов, десятки тысяч орудий, миллионы винтовок будут брошены на обочинах дорог панически бегущими толпами бывших красноармейцев»[11]. Пассаж, достойный славы солонинского учителя В. Суворова.

Как говорил мне знакомый чабан, паршивая овца есть в любом стаде. Но не по ней судят о качестве каракулевой шубы.

Пора эту аттестацию Красной Армии, рождённую в эпоху наступления либероидов на «совков», включить в новейшие учебники по истории России. Пусть весь мир узнает о том, как советские паникёры и дезертиры сломали хребет фашистской армии.

Кстати, не эти ли «удальцы» обороняли Брест? Уж больно несговорчивыми оказались его защитники.

Довольно быстро захватив Гродно, вермахт недолго потоптался перед Брестом, и, чтобы не срывать наступательный порыв, бронетанковые войска Гудериана и 4-й немецкой полевой армии, рвавшиеся к Минску, обошли город стороной. Пока немецкие войска, встречая ожесточённое сопротивление советских, продвигались к Минску, фашисты подвергли город варварским бомбардировкам. Командование Западным фронтом несколько дней не могло установить, куда исчезли отдельные части, связь с которыми была утеряна. Вечером 28 июня, через неделю после начала войны, Минск был сдан врагу.

Маршал Будённый, Главнокомандующий войсками Юго-Западного и Северо-Кавказского направлений, огорчённый этой потерей, полушутя-полусерьёзно иногда приговаривал: «Эх, была бы сейчас здесь степь ковыльная да конники красные, мы бы этой сволочи быстро головы порубали. А что эти слепцы-танки, брось им в узенькие их щёлки комок грязи, и он сразу остановится как вкопанный. Да и простора им здесь нет». Я говорю об этом не к тому, чтобы присоединиться к хулителям военачальников, прошедших Гражданскую войну и оказавшихся неспособными к проведению боевых операций в Великую Отечественную, в чём зачастую видят одну из причин наших поражений после гитлеровского нападения. Тезис этот весьма спорный, в особенности по отношению к Будённому – Поддубному (был такой силач, известный всему миру) Красной Армии, как его нередко называли. Он хорошо понимал значение танковых войск и в спорах с Тухачевским отстаивал приоритет тяжёлых танков в отличие от лёгких, которые, оправдывая своё название, становились лёгкой добычей немецких танкистов, имевших пушки большего калибра, чем у нас. И Сталин прислушался к его мнению.

Кстати, тактика танковых войск была во многом сходна с кавалерийскими. Поскольку до начала советско-германской войны конница была самым подвижным родом войск, если не считать авиацию и бронеавтомобили. Бронепоезда всё-таки были ограничены в манёвренности. Осмелюсь даже сказать, что в определённых погодных условиях кавалерия имеет ряд преимуществ по сравнению с танками. Когда зимой 1941 года из-за морозов встала вся техника (и наша, и немецкая), успех боёв обеспечили кавалерийские корпуса Белова и Доватора.

Освободили Минск только в начале июля 1944 года. Для Семёна Михайловича этот день стал двойным праздником: у него (ему было под шестьдесят) родился сын, потенциальный защитник Родины.

Положение на Западном фронте летом 1941 года продолжало ухудшаться. 30 июня командующий фронтом генерал Павлов, начальник штаба генерал Климовских, командующий артиллерийскими войсками генерал Григорьев, ряд других высших офицеров были вызваны в Москву и преданы суду. Командующим фронтом был назначен нарком обороны маршал Тимошенко, его заместителем генерал-лейтенант Ерёменко. Для усиления фронта были направлены армии из резерва.

Суд военного трибунала был скор и по военному времени предельно строг, хотя, на мой взгляд, едва ли справедлив. Ровно через месяц после начала Великой Отечественной войны судебное следствие установило, что (цитирую официальный документ из приказа народного комиссара обороны): «а) бывший командующий Западным фронтом Павлов Д. Г. (кстати, Герой Советского Союза. – В. С.) и бывший начальник штаба того же фронта Климовских В. Е. с начала военных действий немецко-фашистских войск против СССР проявили трусость, бездействие власти, отсутствие распорядительности, допустили развал управления войсками (проводная связь практически во всём Западном округе была уничтожена диверсантами и бомбовыми и артиллерийскими ударами, а радиосвязи не имели не только все командные пункты округов и военных соединений, но и экипажи танков и самолётов. До конца войны связисты зачастую связывали перебитые провода зубами. – В. С.), сдачу оружия и складов противнику, самовольное оставление боевых позиций Западного фронта и этим давали возможность врагу прорвать фронт;

б) бывший начальник связи Западного фронта Григорьев А. Т., имея возможность к установлению бесперебойной связи штаба фронта с действующими частями и соединениями, проявил паникёрство и преступное бездействие, не использовал радиосвязь, в результате чего с первых дней военных действий было нарушение управления войсками (действительно, идиот, что ли, связь была, а он сидел сложив ручки и не использовал. – В. С.);

в) бывший командующий 4-й армией Западного фронта Коробков А. А. проявил трусость, малодушие и преступное бездействие, позорно бросил вверенные ему части, в результате чего армия была дезорганизована и понесла тяжёлые потери.

Таким образом, Павлов Д. Г., Климовских В. Е., Григорьев А. Т. и Коробков А. А. нарушили военную присягу, обесчестив высокое звание воина Красной Армии, забыли свой долг перед Родиной, своей трусостью и паникёрством, преступным бездействием, развалом управления войсками, сдачей оружия и складов противнику, допущением самовольного оставления боевых позиций частями нанесли серьёзный ущерб войскам Западного фронта.

Верховным судом Союза ССР Павлов Д. Г., Климовских В. Е., Григорьев А. Т. и Коробков А. А. лишены воинских званий и приговорены к расстрелу. Приговор приведён в исполнение».

Назидательность этого сурового приговора командирам, которые расплачивались своими жизнями за откровенные стратегические просчёты Верховного Главнокомандования, не сумевшего противопоставить фашистской военной громаде соответствующее количество войск и вооружения, обрекая честных, умелых и мужественных солдат на неизбежную гибель (сила солому ломит), понятна. Но неприкрытое ханжество в этом случае ошеломляет. Непонятно и другое: мы реабилитировали откровенных предателей Родины и шпионов, репрессированных в 1937 году, но не делаем и малейшей попытки восстановить честное имя тех солдат (генералы – тоже солдаты), которые поплатились жизнью за чужие и свои ошибки, невозможные в непредсказуемой экстремальной ситуации.

Расстрел крупных военачальников и замена их новыми не внесли существенных перемен в положение на Западном фронте, где у вермахта было преимущество в войсках. Однако темпы немецкого наступления несколько снизились за счёт того, что Красная Армия начала приноравливаться к тактическим приёмам фашистов, а русский солдат, стряхнув с себя оцепенение от невиданного скопления моторизованных войск, стал обретать уверенность в своих силах. Разумеется, не на всех направлениях советско-германского фронта результаты боёв были одинаковы. Многое зависело не только от численности армейского состава и технических средств сопровождения пехоты, но и от стратегического и тактического мышления войскового командования как на высшем уровне, так и непосредственно в подразделениях. Ведь тот же Западный фронт, к примеру, в начале войны по численности состава превосходил немецкую группу армий «Центр», которой командовал фельдмаршал Бок, почти на 50 тысяч человек. Превышение незначительное, но при умелом руководстве достаточное для того, чтобы вести схватку наравне, тем более что обороняющаяся армия в этом случае имеет преимущество перед наступающей. И где же оно?

Западный фронт не смог использовать преимущество, как я уже говорил, из-за почти полной потери управления войсками. Проводная связь была уничтожена в первый же день войны не только в ходе боёв, но и немецкими мотоциклистами, специально засланными на значительную часть территории Белоруссии и Украины. В этом случае даже инициативные командиры, действовавшие вслепую, в редких случаях добивались успеха. А ведь Западный фронт, по сравнению с группой армий «Центр», превосходил её почти в три раза (2189 против 810 танков, правда, устаревших модификаций). Но это преимущество не было использовано из-за лесистой и болотистой местности. Армия Бока значительно превосходила советские войска в Белоруссии по орудиям и миномётам – на 2300 единиц. Но их эффективность в связи со специфическими условиями этой местности была во много раз выше, нежели танков, раздольем которых является равнинное, не лесистое, не насыщенное водоёмами пространство. Можно было командирам, мыслящим не шаблонно и творчески, предусмотреть это обстоятельство и не перенасыщать эту местность танками, следуя догматическим инструкциям? Можно. Но таких командиров не оказалось. Выводов никто не сделал. И аналогичная ситуация потом повторится в 1942 году на Среднем Дону, где местность перерезана буераками, оврагами, лощинами и разного рода впадинами, как лицо столетнего старожила.

Соотношение военно-воздушных сил на этом участке было почти равное. В советских войсках было на 138 самолётов меньше. Но в качественном соотношении они серьёзно уступали гитлеровской авиации. Я сам был нередким очевидцем того, как наши фанерные «ястребки», защищавшие сталинградское небо, при первой прицельной очереди фашистских «мессеров» вспыхивали факелом и, волоча чёрный шлейф дыма, врезались в землю.

Незадолго до начала Великой Отечественной Иосиф Виссарионович проводил в Кремле военный совет, на котором речь шла об аварийности в авиации, случаи которой стали повторяться всё чаще. Сталин по обыкновению прохаживался вдоль стола, где сидели приглашённые, попыхивая трубкой и от случая к случаю комментируя сказанное. Когда очередь дошла до молодого генерала П. В. Рычагова, начальника Главного управления Военно-Воздушных Сил, он, уставший от упрёков в свой адрес, не сдержавшись, заявил вождю:

– Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах!

Иосиф Виссарионович, опешивший от такой дерзости, даже остановился и, некоторое время помолчав, спокойным голосом, растягивая слова, медленно произнёс:

– Вы не должны были так сказать!

Скорее всего, ему хотелось сказать: «Вы не имеете права так говорить!». Но, прошагав ещё раз мимо сидящих за столом, он повторил корявую, но более демократичную, чем я предполагаю, фразу:

– Вы не могли так сказать.

И закрыл заседание.

Вскоре Рычагов был освобождён от своей должности и по его просьбе направлен на учёбу в Академию Генерального штаба РККА, а 28 октября 1941 года расстрелян. Конечно, не за дерзкую фразу, которую «не должен был сказать», потому что сам был заместителем наркома обороны, а за то, что в первый же день войны Западный фронт лишился 738 боевых машин, не успевших подняться в воздух, то есть почти половины авиационного парка Красной Армии, в чём была доля вины и бывшего организатора ВВС. И в этой роли ему бы следовало подумать и о модернизации военно-воздушных сил, и о рассредоточении их по обширной территории Советского Союза. Не исключаю, что факт массового уничтожения боевой авиации мог рассматриваться карательными органами как факт вредительства.

Фашистская авиация – бомбардировочная и истребительная – до момента, когда советские ВВС стали превосходить немецкую и количественно и качественно, была надёжным помощником сухопутных войск. Красная Армия в первый год войны, особенно в начальные месяцы, не могла надеяться на серьёзную поддержку с воздуха, полагаясь только на мужество и стойкость пехоты и средства её сопровождения, поэтому, выражаясь канцелярским языком, и безвозвратных потерь в ней было неизмеримо больше, чем в других родах войск. И немцы вскоре почувствовали силу русского духа, на всех стратегических направлениях, в особенности на подступах к Москве. Вот дневниковое признание от 1 декабря 1941 года командующего группой армий «Центр», о котором уже упоминал, генерал-фельдмаршала Фёдора фон Бока: «…Представление, будто противник перед фронтом группы армий был «разгромлен», как показывают последние 14 дней, – галлюцинация. Остановка у ворот Москвы, где сходятся системы шоссейных и железнодорожных путей почти всей Восточной России, равнозначна тяжёлым оборонительным боям с намного численно превосходящим врагом. Силы группы армий уже не могут противостоять ему даже ограниченное время… очень близко придвинулся тот момент, когда силы группы будут исчерпаны полностью… сила немецких дивизий в результате непрерывных боёв уменьшилась более чем наполовину; боеспособность танковых войск стала и того гораздо меньше… группа армий вынуждена в самых тяжёлых условиях переходить к обороне…»

Немецкий историк К. Рейнгардт дополняет эти признания: «В связи с большими потерями группа армий «Центр» была в конце концов вынуждена на всём фронте перейти к обороне. Большинство дивизий потеряли до половины своего первоначального состава. С начала наступления, 15 ноября, до конца ноября потери группы армий составили 33 795 человек, а общие её потери достигли примерно 350 тысяч человек… Но потери материальные не шли ни в какое сравнение с потерями морально-психологического характера. Контрудары русских дивизий вызвали на некоторых участках фронта 2-й танковой армии и 4-й армии настоящую панику среди солдат. Командование было вынуждено признать, что войска утратили свою обычную выдержку и уверенность…» Более наглядно выразил эту мысль представитель Министерства иностранных дел при штабе 2-й армии граф Босси-Федриготти: «Солдат на фронте видит только, что каждый день перед ним появляются всё новые и новые части противника, что дивизии и полки, которые давно считались погибшими, снова вступают в бой, пополненные и окрепшие, и что, кроме того, эти русские войска превосходят нас не только числом, но и умением, так как они очень хорошо изучили немецкую тактику. Немецкий солдат на фронте видит, что ряды армии настолько поредели, что при всей храбрости вряд ли удастся противопоставить противнику сколько-нибудь значительные силы».

Признание противником воинской доблести своего недруга, на мой взгляд, это самая объективная оценка его деловых и морально-политических качеств в отличие от ангажированных визгов тех либероидов, которым советский солдат пришёлся не по нутру. Дело дошло до того, что бредово мыслящие антисталинисты, типа А. Минкина, даже задумались над вопросом: «А вдруг было бы лучше, если бы не Сталин Гитлера победил, а Гитлер – Сталина?» Над этой задачкой не стоит ломать голову, ответ на неё содержится в последней части вопроса и аргументируется следующим образом: «В 1945 году погибла не Германия (никто такой цели и не преследовал. – В. С.). Погиб фашизм (увы, он не был добит до конца. – В. С.). Аналогично: погибла бы не Россия, а режим. Сталинизм… Может, лучше бы фашистская Германия в 1945 году победила СССР? А ещё лучше б – в 1941! Не потеряли бы мы свои то ли 22, то ли 30 миллионов… Мы освободили Германию… Лучше бы освободили нас? Вполне вероятно, что рабство под Гитлером не длилось бы больше, чем под Сталиным, а жертв, может быть, было бы меньше… Согласитесь, ведь рейх – это же бред. Долго ли смогли бы победившие фашисты удерживать побеждённую Европу?.. Партизаны… Союзники… Всё это развалило бы тысячелетний рейх лет за пять… Свобода от сталинизма пришла бы в 1941-м, а от захватчиков – в том же 1945-м, максимум в 1948-м». И этак мыслит не пациент палаты № 6, а один из глупоречивых представителей современных средств массовой информации. Как будто ему неведомы истинные замыслы Гитлера. «Надо любыми средствами (курсив мой. – В. С.) добиваться, чтобы мир был завоёван немцами, – декларировал он свою программу в «Майн кампф». – Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого». Видимо, Минкин не славянин, потому и надеялся, что его не истребят. Они действительно живучи, эти минкины. Но ведь Гитлер не жаловал и другие народы, и конкретный Минкин сохранился на белом свете благодаря победе советского народа, которому он стал неблагодарен и в котором лидирующую роль играла русская нация, принадлежащая, по последним данным учёных (в том числе антропологов), к ариям. Только не фашиствующим. А бесноватый Шикльгрубер, приобретший известность под псевдонимом Гитлер, затесался в их ряды только по присущему ему самозванству.

В ходу у минкиных и другая версия – о том, что в первые десять дней с немцами никто не воевал, потому что «народ – и, соответственно, армия – не хотел умирать за советский строй, за сталинский социализм, за диктатуру пролетариата. Но потом, когда народ понял, что фашисты хуже большевиков, начало расти сопротивление врагу и война превратилась в отечественную»[12]. Она рождена одним из первых постсоветских квазилибералов, человеком вроде бы здравомысленным в отличие от А. Минкина, но тоже не из благих побуждений, и легко опровергается свидетельствами принимавших участие в первых июньских боях 1941 года немецких военачальников, которых трудно заподозрить в добрых чувствах к Красной Армии. «Первые сражения в июне 1941 года показали нам, – отмечает начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Блюментрит, – что такое Красная Армия. Наши потери достигли пятидесяти процентов. Пограничники защищали старую крепость в Брест-Литовске свыше недели, сражаясь до последнего человека, несмотря на обстрел наших самых тяжёлых орудий и бомбёжку с воздуха… Поведение русских войск даже в этой первой битве являло собой поразительный контраст с поведением поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже будучи окружёнными, русские держались за свои позиции и сражались». Это на Западном фронте. Но и на других фронтах советская армия сражалась не менее мужественно. Оберштурмбанфюрер эсэсовских войск, которые Гитлер обычно посылал в регионы, где складывалась тяжёлая для фашистов ситуация, Пауль Карл Шмидт, автор книги «Восточный фронт», воспроизводя первые дни войны в Прибалтике, не скупится на лестные слова в адрес противника, которые опровергают откровенную ложь современных антисталинистов: «Немецкие солдаты начинали сознавать, что с таким противником нельзя не считаться… 126-я пехотная дивизия из земли Рейн-Вестфалия, сражаясь бок о бок с солдатами из Шлезвиг-Гольштейна, также на собственном горьком опыте познали силу и стойкость советских войск. То, что эта танковая война в Прибалтике не станет весёлой прогулкой, лёгким блицкригом, встречей профессионалов с дворовой командой, немцы на горьком примере познали уже в первые сорок восемь часов после начала кампании».

А вот к этим словам, господин-лакей Минкин, я вам советую особо прислушаться: «Надо раз и навсегда отказаться от кое для кого весьма удобных, но совершенно неверных (курсив мой. – В. С.) настроений о том, будто Красная Армия и русский народ только и мечтали о приходе немцев. Это представление ни в малейшей степени не отвечает действительности. Признавая наличие элементов пораженчества в армии и народе, необходимо в оценке его строго соблюдать пропорции. К тому же пораженчество было довольно скоро изжито даже в этих скромных размерах. Этому способствовало то, что завоеватель очень скоро сбросил маску «освободителя народов» и явился русскому народу во всей реальности жестокого, бездушного поработителя». Слова эти принадлежат Б. Двинову, автору книги «Власовское движение в свете документов», изданной в Нью-Йорке ещё в 1950 году. А почему надо прислушаться? Да потому, что их сочувственно цитирует в книге «Плен» (М., 2005) Арон Шнеер, ваш соплеменник. Только порядочный…

Факты, приведённые мною, говорят о том, что при всей спешности подготовительных действий, имевших массу недостатков, в чём повинно руководство, Красная Армия и весь советский многонациональный народ в тылу, самоотверженно трудившийся над повышением её боеспособности и бескорыстно помогавший ей материально своими невеликими финансовыми накоплениями, сумел выстоять как в начальный период войны (пожалуй, самый сложный), так и в последующие, изобиловавшие трагическими событиями, и довести эпохальное сражение до победного итога, свидетельствовавшего не только о единстве сложившегося за два десятилетия гражданского общества, но и о стойкости и мужестве русского солдата, как бы ни пытались принизить эти качества его те, кому за три последних десятилетия удалось успешнее, чем фашистскому фюреру, разрушить всё созданное, переиначив предыдущее государственное устройство страны. А вместе с этим – и смысл человеческого существования.

И если мы сейчас не на словах, а на деле хотим восстановить объективную картину исторического развития страны, то первоочередной задачей несуществующего гражданского общества должно стать превращение России из империи Лжи в государство, где первостепенной нравственной ценностью станет Правда. Без этого никакие политические и экономические модернизации не будут иметь успеха. Ведь ложь – это питательная среда всех наших общественных неустройств и, в первую очередь, неискоренимой коррупции. Для дальнейшего успешного созидания страны необходимо победить мировую, отнюдь не мирную ложь и искоренить собственную.

4

С падением Минска, первой из крупных городов СССР жертвы фашистского нашествия, беды Западного фронта не окончились. На следующий день после захвата белорусской столицы, то есть 29 июня, части 20-й танковой дивизии соединились в этом месте с 18-й танковой дивизией из группы Гудериана и замкнули кольцо вокруг 3-й и 10-й советских армий. В кольцо попали почти три десятка дивизий, которые в труднейших условиях бились до 8 июля, сдерживая половину войск группы армий «Центр». Из «котла» удалось прорваться двум группам в несколько тысяч человек. В районе Белостока и Волковыска немцы захватили в плен 116 тысяч человек. Фашистскими трофеями стали 1,5 тысячи орудий, без малого 2 тысячи танков и бронемашин, 327 самолётов. В день окружения Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) приняли директиву о развёртывании на прифронтовых территориях партизанского движения. Кому удавалось вырваться из окружения, продолжали борьбу с врагом в партизанских отрядах, о чём забыл сказать М. Солонин, давший уничтожающую характеристику так называемым дезертирам и паникёрам, в сборище которых превратилась советская армия, столкнувшись в первые дни войны с гитлеровскими войсками.

К концу июня Сталин понял, что для отражения агрессии необходима мобилизация всех сил страны. С этой целью был создан чрезвычайный орган – Государственный Комитет Обороны (ГКО), сосредоточивший в себе всю полноту власти – государственной и партийной. Его решения подлежали беспрекословному выполнению.

Белорусская оборонительная операция оказалась для Красной Армии безуспешной. Из 44 дивизий, первоначально входивших в состав Западного фронта, за 18 дней боёв 24 дивизии погибли полностью, остальные, если брать усреднённые цифры, потеряли до 60 процентов своего состава. Безвозвратные потери составили свыше 340 тысяч человек. Воюющая армия лишилась (округлённо) 4800 танков, 9400 орудий и миномётов, 1780 боевых самолётов. Тыл фронта утратил 1770 вагонов боеприпасов, свыше 2 тысяч тонн смазочных материалов и почти 18 тысяч тонн горючего. И это только на одном фронте. Картина безрадостная.

На Прибалтийском фронте, где Гитлер рассчитывал на быстрый успех, утешительного тоже было мало. Под давлением крупных сил противника 26 июня Северо-Западный фронт сдал врагу Даугавпилс и продолжил отступление, потеряв за 18 дней Литву, Латвию и часть территории России. 30 июня Сталин назначил начальником штаба этого фронта генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина, который перед этим был первым заместителем Жукова: надо было усиливать сопротивление на Псковско-Ленинградском направлении. Подступы к Ленинграду были слабо прикрыты войсками.

Юго-Западный фронт тоже не радовал успехами. За первую неделю июля немцы захватили Бердичев и Житомир. Бои в этом районе продолжались до 16 июля, когда группа немецких армий «Юг», неся большие потери, вынуждена была приостановить наступление, позволив советскому командованию вывести из-под угрозы окружения основные силы 6-й и 12-й армий и укрепить оборону Киева. В июле обстановка на всех направлениях стала ещё сложнее. Несмотря на ввод в сражения большого количества соединений, прибывших из внутренних областей – с Урала и Сибири, которые были отправлены в дальнейший путь заблаговременно, то есть задолго до начала войны, потому что Сталин по-прежнему не изменял стратегической доктрине Советского Союза – наступательная война на территории противника – и накапливал войска в непосредственной близости от границы с Германией. Она всё равно должна была стать главным противником Страны Советов, независимо от того, у кого первым не сдержат нервы. Решится первым Сталин на объявление войны, которое станет для Гитлера неожиданным, массированный удар сможет стать чрезвычайно эффективным и наступательная тактика оправдает себя. Развяжет первым войну Гитлер, который (и в этом никто не сомневался!), разумеется, не будет загодя кричать: «Иду на вы!», в выигрыше на первом этапе сражения, несомненно, окажется Германия. Но и в этом случае сосредоточение войск не окажется избыточным, потому что внезапность удара противника может привести к серьёзным жертвам.

Случился, к сожалению, второй вариант, обескураживший Сталина, и Красная Армия уже через месяц «растратных» сражений начала испытывать дефицит живой силы. Эта «живая сила», скрытно накопленная в белорусских лесах (эшелоны с войсками шли с востока на запад преимущественно ночью), и в особенности в местах дислокации на открытой местности, превращалась в трупы с ужасающей быстротой. Боеприпасы, штабелированные в лесах, горюче-смазочные материалы, запасы продовольствия после массированных бомбардировок и артиллерийских налётов тоже исчезали с невероятной скоростью. Такова цена промедления.

Сталин до последнего момента не верил в то, что Германия решится на войну с СССР. Все эти эшелоны с войсками и материально-техническим снабжением убедительнее всего свидетельствуют о том, что Советский Союз готовился и был готов к войне, но не по инициативе фюрера, а по собственной. К превентивной войне с фашистской Германией, но не с Европой и целым миром, как о том разглагольствуют «суворовцы», или, если быть точным, «резуновцы» – по реальной фамилии автора «Ледокола» и других книг, накопившего обширный и убедительный материал о том, как Сталин готовился к войне, масштабы которой В. Резун раздул до размеров шаровар одного гоголевского героя… Но даже и эта война, о которой говорю я, едва ли была нужна ему, потому что, как считает известный философ и социолог, бывший антисталинист А. А. Зиновьев, «подготовка к войне нужна была Сталину не для нападения, а для того, чтобы его предотвратить. Предотвратить и решать внутренние проблемы».

А о сталинском неверии в точную дату гитлеровского нападения очень выразительно сказал Дэвид Мерфи, который в шестидесятых годах руководил советским отделом Центрального разведывательного управления США, а потом стал писателем: «Сталин, на мой взгляд, хорошо знал разведку, использовал её во многих вещах. Но он был уверен, что Гитлер не нападёт, он был просто зациклен на этой идее, так что если бы ему дали копию плана «Барбаросса», он бы её выбросил…»[13].

Самыми первыми из Сибири отправились на запад и первыми вступили в бой так называемые «чёрные» армии, которые начали формироваться ещё летом 1940 года и отправились к месту дислокации 13 июня 1941 года. Год ушёл на их воинскую подготовку. В отличие от других армий они в буквальном смысле «отъедались» и восстанавливали здоровье в течение месяца в черноморских и прочих здравницах. «Везунчики», – скажете, завидуя, вы. В каком-то смысле им действительно повезло, потому что с тюремных нар оказались на воле, хотя и ограниченной армейским распорядком жизни. Как вы уже догадались, это были люди, проштрафившиеся перед советским законом и получившие по благоволению Сталина возможность искупить свою вину на фронте. В отличие от других войск они были в чёрном одеянии, а при нехватке форменной одежды и в собственной, сходя за ополченцев. Несколько утрируя ситуацию, можно сказать, что это были первые негласные штрафники, потому что узаконенные штрафные подразделения появились только в июле 1942 года. Сколько было таких частей, точно сказать не могу. Знаю только, что 16-я, которой командовал К. К. Рокоссовский, была создана именно из такого люда, побывавшего какую-то часть своей жизни в ГУЛАГе, как и их командующий, оказавшийся на воле благодаря заступничеству Будённого.

Дочь Семёна Михайловича, Нина Семёновна, иногда фиксировавшая на бумаге некоторые из воспоминаний своего отца, оставила такой микромемуар: «Будённому приходилось ходить к «отцу народов» много раз, приезжал к нему в любое время. Он вспоминал, как Рокоссовского из тюрьмы буквально за руку вывел. Сталину сказал: «Или освободите Рокоссовского, или отбирайте у меня оружие и сажайте рядом с ним». Сталин молча ходил по комнате, и Будённому подумалось – сейчас правда велит сдать оружие. Но нет, отпустил Константина Константиновича. Рокоссовский обо всём этом знал и до конца относился к Будённому признательно и нежно».

«Чёрные солдаты», как называли их немцы, воевали отчаянно, им нечего было терять. Гитлеровцы не испытывали особого желания встречаться с ними, как и с морской пехотой, воевавшей в чёрных бушлатах. А Рокоссовский, вступивший в командование армией в августе, не жаловался на них. Более того, за годы войны убедился в том, что «можно верить даже тем, кто в своё время по каким-то причинам допустил нарушение закона. Дайте такому человеку возможность искупить свою вину, и увидите, что хорошее в нём возьмёт вверх; любовь к Родине, к своему народу, стремление во что бы то ни стало вернуть их доверие сделают его отважным бойцом».

«В июле, – констатировал в мемуарах Г. К. Жуков, – обстановка на всех направлениях стала ещё сложнее. Несмотря на ввод в сражения большого количества соединений, прибывших из внутренних округов, нам не удалось создать устойчивый фронт стратегической обороны. Противник, хотя и нёс большие потери, по-прежнему на решающих направлениях имел трёх-четырёхкратное превосходство, не говоря уже о танках.

Железнодорожные перевозки наших войск по ряду причин (воинскими эшелонами были забиты все пути. – В. С.) осуществлялись с перебоями. Прибывающие войска зачастую вводились в дело без полного сосредоточения, что отрицательно сказывалось на политико-моральном состоянии частей и их боевой устойчивости».

Лукавит маршал. Он объясняет слабость нашей оперативно-тактической обороны отсутствием сил и средств для её глубокого эшелонирования. Дело не в этом, а в том, что в укрепрайонах она была заблаговременно создана, но потом, в надежде на наш наступательный успех на чужой территории, во многих местах по разным причинам уничтожена. Зачастую для расширения пространства готовящихся к наступлению армий. Такая ситуация, в частности, сложилась в районе Смоленска, где фашисты планировали окружить основную группу войск и открыть путь на Москву. Сражение за Смоленск длилось два месяца. 5-й и 6-й корпуса немцев пошли в обход города с северо-запада и прорвались к Могилёву. Оборонявшая его 13-я армия и наступление 21-й армии под Бобруйском затормозили продвижение фашистских войск на Рославльском направлении, но сдержать напор не смогли. Смоленск был сдан. В сражении за него гитлеровцы потеряли 250 тысяч солдат и офицеров. Под столицей Белоруссии Красная Армия впервые применила реактивные миномёты «катюша». Здесь родилась советская гвардия.

Измотанные ожесточёнными боями противоборствующие стороны снизили накал страстей, приводя войска в порядок перед грядущими сражениями. Но бои в районе Ельни, где немцы захватили плацдарм, с которого было удобно наступать на Москву, продолжались, как и на других направлениях советско-германского фронта. Неизменный успех сопутствовал гитлеровским войскам в молодых советских Прибалтийских республиках, создание которых в предвоенные годы не столько отодвинуло Советский Союз от врага, сколько приблизило к нему. За три первые недели боёв войска Северо-Западного фронта отступили в глубину советской территории до 450 километров, оставив почти всю Прибалтику. Фронт потерял свыше 90 тысяч человек, более тысячи танков и самолётов, 4 тысячи орудий и миномётов. По этой причине командованию 24-го стрелкового корпуса пришлось уже 7 июля убрать всех без исключения командиров и почти 1,5 тысячи солдат, главным образом латышской национальности.

Не утихали ожесточённые бои оборонительного характера на Украине, которые вели войска юго-западного направления. Со стратегической точки зрения завоевание Украины важно было немцам не только для пополнения своей ресурсной базы, но и для поддержки с юга центральной группировки вермахта, перед которой по-прежнему стояла главная задача овладеть Москвой, а не ввязываться в затяжные бои, которые навязывают ему Советы. А значит, хоть блицкриг уже не состоялся, надо ускорять завоевание этого строптивого народа. Не сумев пробиться к Киеву с севера, часть сил немцы направили на юг, в тыл 6-й, 120-й и 18-й советских армий, которые в результате этого манёвра попали в окружение. Командующие этих армий (за исключением последней) были пленены.

Для совершенствования работы армейского руководства 10 июля Государственный Комитет Обороны преобразовал Ставку Главнокомандования в Ставку Верховного Главнокомандования, в состав которой вошли Сталин, Молотов, Тимошенко, Будённый, Ворошилов, Шапошников, Жуков. Так что с этого момента все претензии по поводу стратегических просчётов Красной Армии вы можете относить на их счёт. А некоторые – персонально на счёт Сталина, который 19 июля был назначен народным комиссаром обороны, а с 8 августа стал Верховным Главнокомандующим Вооружёнными Силами СССР и мог принимать самостоятельные решения, чего ему не хватало для того, чтобы проявить свой полководческий талант, в котором он не сомневался, игнорируя иногда рекомендации своих генштабовских стратегов. «Мы сами с усами», – коротко осаживал он их в этих случаях. А свои эмоции по этому поводу они чаще всего выражали в послевоенных мемуарах.

5

Юго-Западный фронт, которым командовал генерал М. П. Кирпонос, был одной из наиболее сильных войсковых группировок, сосредоточенных Советским Союзом на западных границах. В случае нападения Германии на этом направлении ему отводилась главная роль в разгроме вермахта. Группа немецких армий «Юг», которой командовал фельдмаршал Рундштедт, в отличие от «Центра», начавшего наступление в Белоруссии, играла вторую роль. Она должна была выполнять оборонительные задачи, если внезапное нападение вермахта будет отбито Красной Армией и немецкие войска будут вынуждены отступать. Тем не менее её второстепенность тоже имела серьёзное значение. У войск Рундштедта был приказ уничтожить отступающие советские части на Правобережной Украине, не допустив их отхода за Днепр. Юго-Западный фронт имел достаточно сил, чтобы противостоять немецкому фельдмаршалу. Но он не сумел оказать должного сопротивления опытному германскому военачальнику, который нанёс удар севернее Львова превосходящими силами: 6 стрелковых советских дивизий и 1 кавалерийская упорно сопротивлялись 17 пехотным и 2 танковым дивизиям противника. 24 июня ему удалось окружить две наши дивизии. В обороне образовалась 79-километровая брешь, через которую немецкие танки устремились на Луцк, а потом и на Перемышль и далее. 30 июня советские войска оставили Львов, получив в этот же день приказ сосредоточиться к 9 июля в Коростенском, Новоград-Волынском и Летичевском укреплённых районах для «упорной обороны». За 8 суток надо было отойти на 200 километров в глубь территорий, разумеется, не без боёв.

Немецкие танки достигли указанных пунктов раньше отступавших советских частей. Короче говоря, Львовско-Черновицкая стратегическая оборонительная операция, как впоследствии стали называть эти бои на Западной Украине, закончилась поражением Красной Армии. Гитлеровцы начали готовиться к взятию Киева, одновременно разрабатывая операцию по окружению советских войск на этом направлении.

«Одна из причин трагического исхода начального периода войны, – считают современные историки, – это грубейший просчёт политического и военного руководства Советского Союза в отношении сроков агрессии, которая оказалась для Красной Армии внезапной. В результате войска первого оперативного эшелона попали в исключительно тяжёлое положение. Противник громил советские войска по частям: сначала расположенные вдоль границы и не приведённые в боевую готовность соединения первого эшелона армий прикрытия, затем встречными ударами – их вторые эшелоны, а после, развивая наступление, он упреждал советские войска в занятии выгодных рубежей в глубине, с ходу овладевая ими. В итоге советские войска оказывались расчленёнными и попадали в окружение.

Попытки советского командования нанести ответные удары, предпринятые им на второй день войны, уже не соответствовали возможностям войск и, по сути, явились одной из причин неудачного исхода пограничных сражений. Запоздалым оказалось и решение о переходе к стратегической обороне, предпринятое лишь на восьмой день войны. К тому же этот переход происходил слишком нерешительно и разновременно. Он потребовал переноса основных усилий с юго-западного направления на западное, где противник наносил свой главный удар. В результате значительная часть советских войск не столько сражалась, сколько перемещалась с одного направления на другое. Это давало возможность противнику громить соединения и даже объединения по частям, по мере их подхода к району сосредоточения» (Великая Отечественная война 1941 – 1945. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 165 – 166).

В самом конце июля, оценив сложившуюся обстановку на всех направлениях и сделав для себя прогноз дальнейшего развития фронтовых событий, который для Красной Армии в ближайшее время не сулил ничего утешительного: силы разбросаны на огромных расстояниях и в случае намечавшегося поражения на одном участке фронта ему трудно будет оказать оперативную помощь, передислоцировав войска с другого участка, переполненный вариантами решений и сомнений, Г. К. Жуков напросился по телефону на встречу со Сталиным. Тот не возражал. В сталинском кабинете, помимо его хозяина, присутствовал Л. З. Мехлис, начальник Главного политического управления Красной Армии и, на мой взгляд, «по совместительству» один из главных осведомителей вождя по всякого рода склочным делам, в которых он любил копаться.

Жуков не терпел этого слизняка, но откровенного презрения не выказывал. Увидев Мехлиса, Жуков потерял всякое желание рассказывать о своих планах и сомнениях, потому что этот главначпуровец обязательно сунется со своими замечаниями и поправками «с точки зрения политического работника», как он любил предварять свои выступления. И в редких случаях эта точка зрения совпадала со здравым смыслом.

– Ну, докладывайте, что у вас, – сказал Иосиф Виссарионович.

Разложив на столе карты и документы, подтверждающие те факты, о которых собирался доложить, Жуков одёрнул китель, показал расположение войск противника и наших и начал высказывать свои предположения о стратегических действиях германских войск. Сталин, подымливая трубкой, внимательно разглядывал карты и всякие пометки. Когда речь зашла о немецких планах, Мехлис тут же всунулся с вопросом:

– А откуда вам известно, как будут действовать немецкие войска?

Я бы на месте Жукова отшил любознательного комиссара репликой:

– Из конфиденциального разговора с Адольфом Алоизовичем…

Жуков же невозмутимо ответил:

– Мне неизвестны планы, по которым будут действовать немецкие войска, но, исходя из анализа обстановки, они могут действовать именно так, а не иначе. Наши предположения основаны на анализе состояния и дислокации немецких войск, и прежде всего бронетанковых механизированных групп, являющихся ведущими в их стратегических операциях.

– Продолжайте докладывать, – сказал Сталин, не любивший, когда его перебивают и не поощрявший тех, кто мешает говорить другим.

Зыркнув неприязненно на Мехлиса, начальник Генерального штаба продолжил:

– На Московском стратегическом направлении немцы в ближайшие дни не смогут вести наступательную операцию, так как они понесли слишком большие потери. У них нет здесь крупных стратегических резервов для обеспечения правого и левого крыла группы армий «Центр». На Ленинградском направлении без дополнительных сил немцы не смогут начать операции по захвату Ленинграда и соединению с финнами. На Украине главные сражения могут разыграться где-то в районе Днепропетровска, Кременчуга, куда вышла главная группировка бронетанковых войск противника группы армий «Юг». Наиболее слабым и опасным участком наших фронтов является Центральный фронт. Армии, прикрывающие направления на Унечу, Гомель, очень малочисленны и технически слабы. Немцы могут воспользоваться этим слабым местом и ударить во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта.

– Что вы предлагаете? – помедлив, спросил Сталин, внимательно слушавший Жукова.

– Прежде всего, укрепить Центральный фронт, передав ему не менее трёх армий, усиленных артиллерией. Одну армию за счёт западного направления (всё равно война там уже была проиграна. – В. С.), другую за счёт Юго-Западного фронта, третью из резерва Ставки. Поставить во главе фронта опытного и энергичного главнокомандующего. Конкретно предлагаю Ватутина.

– Вы что же, считаете возможным ослабить направление на Москву? – с трудно скрываемым недовольством спросил Иосиф Виссарионович.

– Нет, не считаю. Через 12 – 15 дней мы можем перебросить с Дальнего Востока не менее 8 вполне боеспособных дивизий, в том числе 1 танковую. Такая группа войск не ослабит, а усилит Московское направление.

– А Дальний Восток отдадим японцам? – вновь перебил Жукова язвительным вопросом политстратег.

Жуков промолчал, не шевельнув бровью, потом досказал мысль, в которой сам не был уверен до конца:

– Юго-Западный фронт необходимо целиком отвести за Днепр…

Это означало, что его песенка спета и может быть продолжена не сейчас, а в другое время, когда решится вопрос с Москвой и Ленинградом, которые, считал Жуков, сдавать врагу ни в коем случае нельзя.

– За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов, – чуть помедлив, продолжил начальник Генштаба, – надо сосредоточить не менее 5 усиленных дивизий.

– А как же Киев? – спросил Сталин, цепко глядя в глаза Жукову, ошеломлённый последним предложением.

– Киев придётся оставить, – невозмутимо произнёс Георгий Константинович, хотя знал, что может последовать за этим. – На западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа. Этот плацдарм противник может использовать для удара на Москву.

– Какие там ещё контрудары, что за чепуха? – взорвался Сталин. – Как вы могли додуматься отдать врагу Киев?

Сталин не допускал мысли, что кто-то может быть умнее него, хотя не демонстрировал этого. Он умел сдерживать свои эмоции. Но в минуты гнева, как в этот раз, у него это иногда прорывалось.

Тут уже не сдержался и Жуков.

– Если вы считаете, что начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине.

– Вы не горячитесь, – заговорил Сталин, в первую минуту решивший пойти на мировую, но тут же передумал. – А впрочем, если вы так ставите вопрос, мы без вас можем обойтись…

Мехлис в знак одобрения сталинского решения подскочил на своём стуле, намереваясь изобразить аплодисменты, но Сталин укротил его взглядом.

Жуков, как бы подводя итог своему докладу, добавил:

– Я выражаю здесь не только свою точку зрения, но и Генерального штаба.

– Идите, работайте, – сухо проронил Иосиф Виссарионович, – мы тут посоветуемся и тогда позовём.

Собрав карты и документацию, Жуков твёрдым шагом вышел в сталинскую приёмную, где сидел Поскребышев.

– Все проблемы решены? – чтобы не молчать, спросил тот посмурневшего Жукова.

– Все проблемы может решить только война, – сурово сказал бывший начальник Генерального штаба. – Ожидаю нового назначения.

Минут через сорок в приёмной раздался телефонный звонок. Поскребышев поднял трубку, потом обратился к Жукову:

– Георгий Константинович, Иосиф Виссарионович приглашает вас…

С кем советовался Сталин, неизвестно. Но с места в карьер он сказал:

– Мы посоветовались (с кем не знаю, но не с Мехлисом же. – В. С.) и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба. Они вам, видимо, не по силам. Начальником Генерального штаба назначим Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не всё в порядке. Но ничего, мы ему поможем.

– Куда прикажете мне отправиться? Могу выполнять любую работу. Могу командовать дивизией, корпусом, армией, фронтом.

– Не горячитесь, не горячитесь! Вы вот говорили об организации контрудара под Ельней. Ну и возьмитесь за это дело. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?

– Через час.

– В Генштаб скоро прибудет Шапошников, сдайте ему дела и выезжайте. Имейте в виду, вы остаётесь членом Ставки Верховного Главнокомандования…

– Разрешите отбыть? – Георгий Константинович вытянулся в струнку, как надлежало подчинённому командиру.

– Садитесь и выпейте с нами чаю, – сменив гнев на милость, сказал, улыбаясь, Сталин. – Мы ещё кое о чём поговорим.

Жукову захотелось без промедления уйти. У него не было никакого желания продолжать разговор. Но сталинское приглашение – это приказ.

Сели за стол, однако разговор не клеился. Чтобы не пренебречь гостеприимством кавказского человека, что у горцев воспринимается как серьёзное оскорбление, Жуков не без удовольствия выпил чашку чая (вроде не волновался, но во рту пересохло) и перекинулся с Верховным несколькими фразами. Тот понял, что командующему Резервным фронтом не до разговоров, и не стал его задерживать. Жуков пожал Сталину руку и, щёлкнув каблуками, вышел. Напутственных слов Иосиф Виссарионович не произнёс. Передав в приёмной дела Шапошникову, Жуков в этот же день выехал в район Гжатска, где находился штаб незадолго до этого созданного Резервного фронта.

Причину и повод смещения Жукова никто, кроме, пожалуй, Мехлиса, не знал. Толковали по-разному. Одни видели повод для опалы начальника Генштаба в неудовлетворённости Сталина оборонительными операциями советских войск на западном и юго-западном направлениях. Другие, поразумнее, считали, что после завоевания немцами западных территорий эпицентр рукотворного катаклизма сместится, как предполагал и Жуков, в центральную часть России для захвата русских столиц – Ленинграда и Москвы, поскольку шёл второй месяц войны, а гитлеровское задание было ещё далеко от выполнения. Кто так думал, был ближе к истине, рассматривая новую фронтовую должность Жукова как очередное спецзадание Сталина, если выразиться современным слогом, кризисному менеджеру. Никто, конечно, не догадывался, что в Ельню Жуков напросился сам, исходя из стратегических интересов страны. Жаль, что таких «добровольцев», которые рвались в самые напряжённые точки советско-германских сражений, среди крупных военачальников было мало. Это вполне объяснимо.

Чтобы быть успешным стратегом, надо выработать в себе чувство самоограничения и с методической последовательностью подчиняться ему, соизмеряя свои силы с возможностями и не распыляя себя на тысячу параллельно выполняемых дел (что было девизом советской армии), потому что половина из них обязательно окажется неосуществленной. Мера и вера в успех ходят рядом. Если одно дело доведено до конца, рождается вера в то, что и следующее дело закончится успешно. Гитлер и Сталин – в силу своей эксцентричности и неумения умерять свои желания (у них было достаточно много общих психологических черт) – хотели, чтобы всё делалось сразу и одновременно. Поэтому первый, назовём его «одноразовый многоцелевик», потерпел во Второй мировой войне поражение. У второго, казалось бы, был ограничитель – Ставка Верховного Главнокомандования, которая должна была бы по замыслу вырабатывать коллективные решения. Но редко кто осмеливался перечить вождю, за исключением Жукова и Василевского, который был заместителем начальника Генерального штаба. А Жуков впоследствии стал заместителем Верховного Главнокомандующего. И в роли ограничителя сталинских стратегических замыслов чаще всего (к неудовольствию вождя) выступал Жуков. Он никогда не гонялся сразу за двумя зайцами, прекрасно зная, что из этого получается. Когда же Верховный единовластно определял стратегические планы, чаще всего возникали непредвиденные ситуации, которые влекли за собой, мягко говоря, неблагополучный исход, о чём речь впереди.

Окажись Жуков в ситуации с Киевом более податливым, не могу сказать, чем бы закончились битвы за Москву и Ленинград. Отказавшись от идеи во что бы то ни стало отстоять украинскую столицу именно в той ситуации, которая не сулила успеха, Жуков не сдал Ленинград и сохранил Москву. Спасибо за это товарищу Сталину!

Какие же чрезвычайные обстоятельства потребовали срочного вмешательства Г. К. Жукова?

После разговора Жукова со Сталиным, который состоялся 29 июля, бои на Киевском направлении продолжались. Июльские контрудары советских войск, оборонявших Киев, несколько охладили воинственный пыл немцев и не позволили им с ходу захватить город. Вермахт вынужден был начать обход столицы Украины с двух сторон. 1-я танковая группа повернула на юг, а главные силы 6-й армии, которая через год войдёт в Сталинград, сосредоточились в Коростене. 30 июля немецкие войска силами 5 пехотных дивизий, усиленных танками, возобновили наступление и 10 августа ворвались в юго-западные пригороды Киева. Однако 37-я армия, сформированная из войск, оборонявших Киев, и присоединившихся к ней ополченцев 16 августа восстановила положение. Вторая попытка немцев овладеть Киевом провалилась.

Для усиления войск, осаждавших Киев, фашистское командование вынуждено было снять часть подразделений из группы армий «Центр», действовавшей на Московском направлении, и направить на юг против Юго-Западного фронта, выполнявшего задачу Ставки не пустить врага на правый берег Днепра. Эту задачу советским войскам выполнить не удалось. 15 сентября киевская группировка Красной Армии в составе трёх дивизий была окружена. Немногим удалось пробиться на восток. При выходе из окружения погибли командующий фронтом генерал-полковник Кирпонос, член Военного совета фронта Бурмистенко и начальник штаба фронта Гупиков. За три недели, прошедшие со дня встречи Жукова со Сталиным, наши войска понесли тяжёлые потери, вынуждены были сдать Киев и уже в значительно обескровленном составе начали отход на восток. А ведь Верховный мог бы и прислушаться к словам начальника Генштаба и не умножать жертвы, планово отвести войска из-под фашистского уничтожения. Ведь итог оказался тем же самым, который прогнозировался Жуковым, только омрачённым гибелью нескольких армий. Цена упрямства Верховного Главнокомандующего. За такие стратегические решения снимают погоны.

Развал Юго-Западного фронта, который понёс большие потери и лишился верхушки фронтового руководства, начинавшего оборонительные действия с первых дней войны, позволил гитлеровскому командованию переключить усилия армейских групп «Центр» и «Север» на выполнение главной задачи, поставленной фюрером: уничтожение советских войск в районе Смоленска для наступления на Москву и скорейшего захвата Ленинграда. 2-я танковая группа Гудериана и 2-я полевая армия Вейхса должны были поддерживать наступление группы армий «Юг» с целью удара в тыл киевской группировке советских войск и постоянно висеть на хвосте Красной Армии, угрожая в любой момент окружению её частей с юга. 3-я танковая группа Гота должна была поддерживать войска на Ленинградском направлении.

Бои в районе Смоленска шли с 10 июля с переменным успехом, но перевес оказался на стороне немцев, сумевших окружить 16-ю и 20-ю армии Западного фронта и захватить Оршу, Ельню, Кричев и часть областного центра. 21 июля войска Западного фронта, получив подкрепление, предприняли контрнаступление в направлении Смоленска, совершили кавалерийский рейд в тыл группы армий «Центр», заставив её 30 июля перейти к обороне, и помогли окружённым армиям выйти за Днепр. Не афишируя особых достижений Красной Армии в Смоленском сражении, длившемся более двух недель, современные историки с удовлетворением отмечают, что «несмотря на значительные потери, советской армии удалось вынудить немецкие войска впервые в ходе Второй мировой войны (курсив мой. – В. С.) перейти к обороне на главном направлении». Если вы обратили внимание, случилось это на следующий день после посещения Сталина Жуковым, который не стал рассусоливать с ним и распивать чаи, а помчался в штаб Резервного фронта.

Будьте внимательны: 30 августа, ровно через месяц после встречи Жукова со Сталиным, началась тщательно подготовленная бывшим начальником Генштаба Ельнинская операция, проведённая по всем правилам военного искусства. После артподготовки, в которой были использованы все наличные танки, артиллерия и гвардейские миномёты «катюша», вся имевшаяся на Смоленском направлении авиация, в бой пошли 6 стрелковых, 2 мотострелковые и 2 танковые дивизии. Одновременно, чтобы предотвратить переброску подвижных соединений противника, советские войска наносили второстепенные удары по войскам группы армий «Центр» в районе Смоленска и Рославля. Операция заняла меньше недели. Утром 6 сентября Ельня вновь стала наша. В ходе боёв в районе Ельни было разгромлено 5 немецких пехотных дивизий, которые в это время не имели танковой поддержки (то есть армейская разведка не дремала, момент был выбран удачно). Потери немцев составили около 50 тысяч убитых и раненых. Фашисты лишились ельнинского выступа, с которого собирались наступать на Москву.

Это вам, Иосиф Виссарионович, жуковский урок, чтобы вы говорили, да не заговаривались… Гордым человеком был Георгий Константинович! Да опростоволосился в победный год с несусветными германскими трофеями. И это при Сталине, который не терпел барахольщиков.