Блеск шелка Перри Энн
Зоя осторожно потянулась к распятию и сняла его с крючка. Ей не нужно было на него смотреть, она и так знала каждую линию, каждый изгиб этого произведения. Женщина нежно, осторожно ощупывала распятие, словно лицо любимого, – хотя на самом деле ею двигала не любовь, а ненависть: она снова и снова представляла, как будет мстить, изощренно, медленно и жестоко.
Вверху, над фигурой Христа, был изображен герб семьи Вататзес, правившей Византией в прошлом. Он был зеленого цвета, с золотым двуглавым орлом. Над каждой головой была серебряная звезда. Когда пришли крестоносцы, Вататзесы предали Константинополь – бежали из захваченного города, забрав с собой бесценные иконы, но не для того, чтобы спасти их от латинян, а чтобы выгодно продать. Они удирали, как трусы, грабя святилища и бросая на землю то, что не могли унести.
На правой руке Христа был герб семьи Дукас. Они также были в свое время у власти. На их гербе на синем поле были изображены имперская корона и двуглавый орел с серебряным мечом в каждой лапе. Дукасы тоже оказались предателями: грабили ограбленных, лишившихся дома и беспомощных. В свое время и они узнают, что такое муки голода.
На левой руке был герб Кантакузенов, венценосной семьи, правящей до сих пор; их герб – золотой двуглавый орел на красном поле. Алчные святотатцы без стыда и чести. Они будут расплачиваться за это до четвертого колена. Константинополь не простит поругания своей души.
Посредине был герб самого мерзкого из всех, венецианского дожа Дандоло – простой ромб, разделенный по горизонтали на две части, сверху белая, внизу – красная. Именно дож Энрико Дандоло, девяностолетний слепец, стоял на носу головного корабля венецианского флота, прибывшего, чтобы захватить, разграбить, а после – сжечь Царь-город. Когда никто из его приспешников не решился первым ступить на берег, незрячий старец спрыгнул на песок и двинулся вперед. Семья Дандоло будет расплачиваться за это, пока шрамы пожарищ не исчезнут с камней Константинополя.
Зоя услышала, как кто-то позади нее откашлялся, прочищая горло. Это была Фомаис, ее чернокожая служанка с коротко остриженными вьющимися волосами и грациозным гибким телом.
– В чем дело? – спросила Зоя, не отрывая взгляда от распятия.
– К вам пришла госпожа Елена, – ответила Фомаис. – Попросить ее, пусть подождет?
Зоя аккуратно повесила крест на стену и отступила, чтобы им полюбоваться. За годы, прошедшие после ее возвращения из изгнания, она сотни раз вешала его на стену, и всегда идеально ровно.
– Не торопись, – ответила она. – Принеси ей вина, а затем приведи сюда.
Фомаис ушла, чтобы исполнить приказание. Зоя хотела заставить Елену подождать. Ей не следует являться сюда по собственной прихоти, думая, что ее тотчас же примут. Елена была единственной дочерью Зои, и мать с колыбели лепила ее характер. Как бы Елена ни старалась, она никогда не сможет перехитрить мать.
Спустя несколько минут Елена тихо вошла в комнату. Ее лицо было сердитым. Слова были почтительными – слова, но отнюдь не тон. Как и полагалось, она по-прежнему носила траур по убитому мужу, поэтому с некоторым раздражением воззрилась на янтарную тунику матери. Складки одеяния подчеркивали высокий рост Зои, которым сама Елена похвастаться не могла.
– Добрый вечер, мама. Надеюсь, ты в добром здравии?
– Все хорошо, спасибо, – ответила Зоя с легкой снисходительной улыбкой, лишенной теплоты. – Ты слишком бледна. Но траур для того и предназначен. Недавно овдовевшая женщина должна выглядеть так, словно только что плакала, даже если на самом деле это неправда.
Елена проигнорировала это замечание.
– Ко мне приходил епископ Константин.
– В этом нет ничего удивительного, – ответила Зоя, изящно опускаясь на скамью. – Учитывая статус Виссариона, навещать тебя – его обязанность. Если бы он этого не сделал, это было бы упущением с его стороны. Он сказал тебе что-нибудь интересное?
Елена отвернулась, и теперь Зоя не видела ее лица.
– Епископ попытался разузнать, как много мне известно о смерти Виссариона. – Дочь бросила на Зою быстрый красноречивый взгляд. – А что я могла ему сказать?! Глупец! – еле слышно добавила она, и мать услышала в ее голосе страх.
– У Константина нет выхода: он вынужден выступать против союза с Римом, – резко ответила мать. – Епископ евнух. Если Рим захватит власть, он потеряет свое влияние. А если Константин останется во главе православной церкви, тебе многое сойдет с рук.
– Это цинично, – распахнула глаза Елена.
– Такова реальность, – ответила Зоя. – Главное, что это разумно. Мы византийцы, никогда не забывай об этом, – строго произнесла она. – Мы – сердце и мозг христианства, светоч мудрости всего цивилизованного мира. Утратив собственную идентичность, мы потеряем смысл жизни.
– Знаю, – ответила Елена. – Вопрос в том, знает ли об этом Константин? Чего он на самом деле хочет?
Зоя посмотрела на нее с презрением:
– Разумеется власти.
– Он евнух! – выплюнула Елена. – Давно миновали дни, когда евнух мог стать императором. Неужели Константин настолько глуп, что не осознает этого?
– В трудные времена мы обращаемся к тому, кто, по нашему мнению, сможет нас спасти, – тихо произнесла Зоя. – Не забывай и об этом. Константин умен, и он нуждается в любви. Не недооценивай его, Елена. Он, так же как и ты, падок на лесть, но смелее тебя. А ты сможешь польстить даже евнуху, если используешь свой ум так же, как женские прелести. На самом деле было бы замечательно, если бы, общаясь с мужчинами, ты в первую очередь использовала мозги.
Щеки Елены вспыхнули.
– Это говорит мудрая и добродетельная женщина, которая слишком стара, чтобы пользоваться другими средствами, – усмехнулась она.
Елена провела руками по тонкой талии и плоскому животу и расправила плечи, чтобы подчеркнуть свои соблазнительные формы.
Насмешка дочери больно ужалила Зою. При взгляде в зеркало собственные подбородок и шея ее раздражали, верхняя часть предплечий и бедра уже утратили упругость, которую сохраняли еще несколько лет назад.
– Пользуйся красотой, пока можешь, – ответила Зоя. – Больше у тебя все равно ничего нет. А с твоим-то ростом, как только ты прибавишь в талии, сразу же станешь квадратной, и твои груди улягутся на животе.
Елена схватила со стула длинное шелковое покрывало и замахнулась им на Зою, словно плетью. Конец покрывала зацепил высокую бронзовую подставку светильника и перевернул ее, и горящая смола растеклась по полу. В ту же секунду туника Зои вспыхнула. Она почувствовала, как жар обжигает ее ноги.
Боль была невыносимой. Женщина задыхалась от дыма. Ее легкие разрывались от надсадного кашля. Она поняла, что пронзительный звук, который чуть не оглушил ее, – это ее собственный крик. Память вдруг отбросила Зою далеко в прошлое, в тот ужасный день, когда на ее долю выпало тяжелое испытание. Со всех сторон темноту освещали красные отблески пожаров. Грохотали рушащиеся стены, падали камни, ревело пламя, повсюду царили ужас и смятение; ее горло и грудь опалил невыносимый жар…
Елена была рядом с матерью. Она пыталась затушить пламя водой и что-то кричала. В ее голосе слышалась паника, но мысли Зои по-прежнему были далеко. Она, маленькая девочка, цепляется за руку матери, бежит, падает, спотыкаясь об обломки стен, о разрубленные обгорелые тела. Потоки крови заливают мостовые. Зоя чувствует запах горящей человеческой плоти.
Она снова падает, больно разбив коленки. А когда ей удается встать, матери рядом уже нет. Потом Зоя все-таки видит ее: один из крестоносцев хватает мать, поднимает ее и швыряет о стену. Мечом распарывает ее тунику и набрасывается на женщину, яростно двигая бедрами. Зоя понимает, что именно он делает. Ей кажется, что это ее тело подвергается насилию. Остановившись, крестоносец перерезал матери горло, и она осела на землю, заливая камни фонтаном алой крови.
Отец нашел их слишком поздно. Зоя сидела на земле неподвижно, как будто тоже была мертва.
Потом были боль и чувство утраты. Они с отцом оказались в незнакомых местах, мучились от голода, опустошенности и обездоленности. Зоя никак не могла избавиться от страха. А затем пришла ненависть… Она колола душу, наполняя ее неистовой яростью.
Елена чем-то укрыла мать. Языки пламени потухли, но ткань еще тлела, обжигая Зою невыносимым жаром. Ноги и бедра пульсировали жуткой болью. Только теперь она смогла разобрать слова: голос Елены дрожал от страха.
– Ты в безопасности! В безопасности! Фомаис пошла за лекарем. Есть тут один из Никеи, переехал совсем недавно… Он специализируется на ожогах… С тобой все будет в порядке.
Зое хотелось кричать, хотелось ругать дочь за этот глупый злой поступок, хотелось придумать такую месть, которая покажется страшнее смерти. Но горло женщины сжалось, и она не могла говорить. От боли у Зои перехватывало дыхание.
Она потеряла счет времени. Зоя снова и снова переживала события прошлого, видела лицо матери, ее истекающее кровью тело, чувствовала запах паленого мяса. Наконец кто-то пришел и заговорил с ней женским голосом. Незнакомка стала разматывать ткань, которой перевязала ожоги Елена. Боль была просто чудовищной. Зое казалось, что ее кожа все еще горит. Женщина до крови кусала губы, чтобы не закричать. Проклятая Елена! Черт бы ее побрал!
Незнакомка снова касалась ее тела, на сей раз чем-то прохладным. Жжение стало слабее. Зоя открыла глаза и увидела лицо. Перед ней была не женщина, а евнух. У него было гладкое лицо с тонкими чертами, в котором чувствовалась сила, а жесты и уверенность, с которой он двигался, были, несомненно, мужскими.
– Вам больно, но ожоги неглубокие, – сказал он спокойно. – Если лечить их правильно, скоро все заживет. Я дам вам мазь, которая снимет жар.
Но Зою сейчас беспокоил вовсе не жар, а мысль о шрамах. Она опасалась уродства. Женщина захрипела, но не смогла выдавить из себя ни слова. Ее спина выгнулась, словно она боролась.
– Сделай что-нибудь! – закричала Елена лекарю. – Ей же больно!
Евнух даже не обернулся к ней. Он посмотрел в глаза Зои, как будто пытаясь разглядеть ее страх. У него были серые глаза. Он был красив какой-то женственной красотой. Правильные черты, ровные зубы. Жаль, что его оскопили. Зоя снова попыталась заговорить. Если она сможет побеседовать с лекарем, то ей удастся справиться с паникой, кипевшей в душе.
– Сделай же что-нибудь, идиот! – повторила Елена евнуху. – Разве ты не видишь, как она мучается? Что ты стоишь? Неужели ты ничего не умеешь?!
Лекарь по-прежнему не обращал на нее внимания. Он внимательно изучал лицо Зои.
– Убирайся! – воскликнула Елена. – Мы найдем кого-нибудь другого.
– Принесите мне кубок легкого вина с двумя ложками меда, – сказал ей евнух. – Пусть мед хорошенько растворится.
Елена заколебалась.
– Пожалуйста, поторопись, – попросил он.
Елена развернулась и ушла.
Евнух снова принялся наносить мазь на ожоги, потом стал накладывать повязки. Он оказался прав: мазь сняла жар, и постепенно боль начала стихать. Елена вернулась, неся кубок с вином. Лекарь взял его и осторожно помог Зое сесть, чтобы она смогла выпить вино. Сначала ее горло саднило, но с каждым глотком ей становилось все легче, и к тому моменту, когда кубок опустел наполовину, Зоя уже могла говорить.
– Спасибо, – произнесла она хрипло. – Шрамы будут очень глубокими?
– Если вы станете держать раны в чистоте и регулярно наносить на них мазь, их не будет вовсе, – ответил лекарь.
Но после ожогов всегда остаются шрамы – Зоя знала это, потому что не раз видела людей с обожженной кожей.
– Лжец! – процедила она сквозь зубы. Ее тело снова напряглось под его рукой, придерживающей ее за спину. – В детстве я стала свидетелем того, как крестоносцы грабили Константинополь, и знаю, что такое ожоги. Я помню запах горящей человеческой плоти и вид тел, которые невозможно опознать.
В глазах евнуха промелькнула жалость, но Зоя не была уверена, что ей сейчас хотелось именно этого.
– Все настолько плохо? – просипела она.
– Я вам уже сказал, – спокойно ответил евнух. – Если будете следить за ранами и пользоваться мазью, шрамов не останется. Вы должны тщательно обрабатывать ожоги. Они не глубокие, именно поэтому вам так больно. Глубокие ожоги болят меньше, но хуже заживают.
– Полагаю, ты хочешь вернуться сюда через пару дней, надеясь, что тебе заплатят дважды? – фыркнула Зоя.
Лекарь улыбнулся: ее слова его развеселили.
– Конечно. Это вас беспокоит?
Зоя отклонилась немного назад. Она вдруг ощутила нечеловеческую усталость. Боль ослабела настолько, что можно было вовсе о ней не думать.
– Ничуть. Моя служанка тебя проводит.
Зоя закрыла глаза, и Анна поняла, что это – знак удалиться.
Зоя забылась на несколько часов. Когда она проснулась в своей кровати, был уже полдень следующего дня. Елена стояла рядом с ее постелью, глядя на мать сверху вниз. Свет из окна падал ей прямо на лицо. Кожа дочери была безупречна, но яркий свет подчеркивал жесткую линию рта и слегка обвисшую кожу под подбородком. Елена озабоченно хмурила брови. Но, как только она поняла, что Зоя проснулась, озабоченность исчезла с лица.
Зоя холодно посмотрела на дочь. Пусть понервничает. Зоя снова закрыла глаза, словно не желая видеть Елену. Баланс сил изменился. Дочь причинила ей боль и, что еще хуже, заставила испугаться. Ни одна из них об этом не забудет.
Боль от ожога теперь доставляла Зое легкий дискомфорт, не более. Евнух и вправду оказался хорошим лекарем. Если он не солгал и шрамов действительно не останется, она щедро его наградит. Не помешает продолжить с ним знакомство и вызвать у него чувство признательности, найдя ему пациентов. Лекари иногда вхожи в такие места, куда другим путь заказан. Они видят людей беспомощными, узнают их слабости и страхи, а также сильные стороны. Именно по ним можно наносить удары, ведь никто этого не ожидает. Люди не осознают, что их сильные стороны могут стать ахиллесовой пятой.
Зоя прекрасно понимала, что этот ожог мог обезобразить и даже убить ее. Если она будет и дальше откладывать свою месть, в конце концов может оказаться слишком поздно. С ней может еще что-нибудь случиться.
Не исключен еще один нежелательный вариант: ее враги умрут естественной смертью, лишив ее законной победы. Она ждала так долго только для того, чтобы в полной мере насладиться местью. Не было смысла расправляться со своими врагами, прежде чем они возвратятся из изгнания и вернут себе власть и богатство. Если им будет нечего терять, месть не будет такой сладостной.
Зоя протяжно вздохнула и улыбнулась. Пора начинать.
Глава 6
Анна покинула дом Зои Хрисафес, испытывая пьянящее чувство торжества. Наконец-то она смогла продемонстрировать, что умеет лечить тяжелые ожоги, шрамы от которых без колхидской мази остались бы навсегда. Отец Анны привез рецепт этого снадобья из путешествия по побережью Черного моря, по земле легендарной Медеи, от имени которой и появилось слово «медицина». Исцеление Зои может привлечь к Анне новых пациентов, и, если повезет, среди них будут люди, которые знали Виссариона и, соответственно, Юстиниана, Антонина и того, кто на самом деле совершил убийство.
Возвращаясь вечером в свое новое жилище, Анна думала о доме, который только что покинула. Зоя необыкновенная женщина. Она была испугана и мучилась от боли, но ее напряжение, накал чувств в ее душе вызывали тревогу.
Что же стало причиной пожара в этой великолепной комнате с коваными подставками для светильников и богатыми коврами? Неужели он был устроен преднамеренно? Именно поэтому Елена была так напугана?
Анна ускорила шаг, думая о выгоде, которую можно извлечь из представившейся возможности. На евнуха, как и на слуг, обычно никто не обращает внимания. Она сможет услышать отрывки разговоров, сложить их вместе, словно части головоломки, и сделать определенные выводы.
Первую неделю Анна приходила в дом к Зое каждый день. Визиты были краткими – только для того, чтобы убедиться, что процесс заживления идет как положено. Судя по состоянию кожи Зои и по насыщенному цвету ее волос, она и сама умела обращаться с травами и мазями. Конечно, Анна никогда не говорила об этом вслух – это было бы бестактно. Придя в четвертый раз, она застала у Зои Елену. Та явилась, чтобы навестить мать.
Анна сидела на краю кровати пациентки, покрывая ее раны мазью с довольно резким запахом.
– Воняет, – заметила Елена, сморщив нос. – У большинства твоих масел и притирок запах более приятный.
Зоя сердито сузила глаза:
– Тебе следует научиться ими пользоваться и узнать ценность благовоний. Красота лишь поначалу божий дар. Ты приближаешься к возрасту, когда она становится искусством.
– А затем наступает время, когда красота – уже чудо, – фыркнула Елена.
Зоя изумленно распахнула золотисто-карие глаза.
– Тому, у кого нет души, трудно поверить в чудо.
– Может быть, я поверю в него, когда оно мне понадобится.
Зоя окинула дочь взглядом снизу доверху.
– Смотри, как бы не было поздно, – прошептала она.
Улыбка Елены сочилась тайным удовлетворением.
– Все не так, как ты думаешь. В мои намерения входило добиться того, чтобы ты не сомневалась, будто все знаешь, – но это не так. Тебе до сих пор многое неизвестно.
Мать постаралась не выказать удивления, но Анна все же его заметила.
– Если ты имеешь в виду покушения на Виссариона, – ответила Зоя, – то они для меня не тайна. Отравление и потом – удар ножом на улице. Чувствуется твоя рука. Оба покушения закончились неудачей. Они были плохо спланированы. – Она привстала, оттолкнув Анну в сторону и сосредоточив внимание на дочери. – И кто теперь, по-твоему, займет место Виссариона, дурочка? Юстиниан? Деметриос? Так и есть – Деметриос! Думаю, мне следует благодарить за это Ирину.
Это было утверждение, а не вопрос. Зоя снова откинулась на подушки, и ее лицо сморщилось от боли. Елена вышла из комнаты.
Продолжая обрабатывать раны пациентки, Анна обдумывала услышанное. Значит, были и другие покушения на жизнь Виссариона. Кто их организовал? Зоя считала, что за ними стоит Елена. Почему? Кто такой Деметриос? Кто такая Ирина? Теперь у нее появился след.
Анна закончила бинтовать ожоги, изо всех сил стараясь, чтобы ее руки не дрожали.
Разузнать все было несложно. Ирина Вататзес была личностью довольно известной. Некрасивая, умная, наследница старинной знатной семьи – по рождению она принадлежала к роду Дукас. Ходили слухи, что именно благодаря ей состояние ее мужа неуклонно растет, несмотря на то что он еще не вернулся из изгнания, бльшую часть которого провел в Александрии.
У Ирины был единственный сын – Деметриос. На этом сведения заканчивались. Анна не решалась разузнавать дальше. Связи, которые она сейчас искала, могли быть опасными.
К августу ожоги Зои почти полностью зажили. Благодаря ее покровительству у Анны появились новые пациенты. Некоторые из них были богатыми купцами, торговавшими пушниной, специями, серебром, драгоценными камнями и шелком. Они с радостью платили два или три солида за травы и профессиональную помощь по первому требованию.
Анна велела Симонис купить ягнятину или козлятину – это мясо рекомендовалось есть только в первой половине месяца. С тех пор как они приехали в Византию (это произошло в начале марта), их питание было довольно скудным. Теперь пришла пора отпраздновать успех. Мясо следовало подать горячим, с медом, уксусом и, возможно, со свежей тыквой.
– Ты знаешь, какие овощи надо есть в августе, – добавила Анна. – И еще подай желтые сливы.
– Я принесу розовое вино.
Последнее слово всегда было за Симонис.
Анна зашла в местную лавку, где торговали шелком, и выбрала отрез ткани, который ей так приглянулся. Она пропустила мягкую прохладную ткань между пальцами. Шелк стекал, словно вода. Анна любовалась тем, как играет ткань под лучами солнца, медленно поворачивая ее то в одну, то в другую сторону. Сначала шелк казался янтарным, потом – абрикосовым, потом цвета пламени. Он шевелился и трепетал на ветру, как живой. То же самое люди говорили о евнухах: что их сущность неуловима и изменчива. Это было своеобразным упреком – принято считать, что на евнухов нельзя положиться, они ненадежны.
Анна же понимала причину этого: евнухам приходилось притворяться, чтобы выжить. Они были такими же, как и все прочие, – со своими желаниями, страхами и мечтами. И тоже чувствовали боль.
Анна решила сшить из шелка далматику и приняла предложение лавочника, когда тот вызвался раскроить и сшить ее, а потом доставить ей домой. Женщина поблагодарила его и ушла, улыбаясь. У нее было отличное настроение, несмотря на жару и пыль – в городе уже много дней не было дождя.
Потом Анна заглянула в лавки на улице Меса. Она купила новые льняные туники и плащи для Льва и Симонис, попросив, чтобы их доставили прямо домой.
Каждое воскресенье Анна посещала ближайшую церковь, за исключением тех случаев, когда пациент требовал ее неотлучного присутствия. Но теперь ей захотелось нанять лодку и поехать в собор Святой Софии – Премудрости Божией. Он стоял на возвышении, в самом конце Месы, между Акрополем и Ипподромом.
Опустился вечер. Было тихо, тепло и душно, даже на воде. Солнце садилось все ниже, воды Золотого Рога сверкали в его лучах, словно шелк. Залив получил свое название именно из-за отражения солнечных лучей в его водах на восходе и на закате.
Лодка причалила к берегу уже в сумерках, и Анна пошла по круто поднимающейся от гавани улице, освещенной фонарями и факелами.
Она с трепетом приблизилась к Святой Софии, теперь казавшейся черной на фоне блекнущего неба. Вот уже тысячу лет он стоял на этом месте, самый большой храм христианского мира. Айя-София была полностью уничтожена в результате пожара в 532 году. В 558 году огромный купол рухнул во время мощного землетрясения. Почти тотчас его заменили новым, и теперь он высился темной громадой на фоне гаснущего неба. Конечно, Анна много раз видела этот храм снаружи. Само здание было более двухсот пятидесяти футов в любом направлении. Красноватая штукатурка в лучах восходящего или заходящего солнца светилась так ярко, что моряки, подходя к берегу, видели храм еще издалека.
Анна вошла в бронзовые двери и в изумлении остановилась. Огромный собор купался в свете бесчисленных свечей. Анна словно находилась внутри драгоценного камня. Колонны из кроваво-красного порфира… Отец рассказывал ей, что древние прекрасные, бесценные колонны изначально были доставлены из египетского храма в Гелиополисе. Полихромный мрамор холодного зеленого и белого цветов доставили из Греции или Италии. Белый мрамор был инкрустирован слоновой костью и жемчугом. На стенах – золотые иконы из древних храмов Эфеса. Красоту убранства трудно было описать словами.
Создавалось впечатление, будто свет повсюду, а вся конструкция парит в воздухе, не нуждаясь в точках опоры. Арки были покрыты мозаикой, поражавшей своей красотой, – темно-синие, серые и коричневые фрагменты на фоне бесчисленных крошечных золотых пластинок. На ней были изображены святые и ангелы, Дева Мария с младенцем Христом, пророки и мученики. Когда началась служба, Анна заставила себя отвести взгляд от прекрасной мозаики. Голоса певчих зазвучали громче, мелодично и слаженно.
Движимая верой и страстным желанием ощутить причастность к происходящему, Анна направилась к ступеням, ведущим на верхние галереи храма. Склонив голову, она стала подниматься вместе с другими прихожанами. Эот ритуал был знаком ей с раннего детства. Еще маленькой девочкой Анна с матерью направлялась в женскую половину их церкви в Никее, а Юстиниан с отцом и другими мужчинами шел в главную часть храма.
Анна поднялась наверх и остановилась вместе со всеми, глядя вниз, в сердце храма, где священники с благоговением проводили причастие святых тайн Тела и Крови Христовой, данное людям во искупление грехов. Обряд был полностью византийский, строгий и тонкий, древний, как доверие между человеком и Богом.
Проповедь была посвящена вере Гедеона, ведшего армии детей Израилевых против сил, казавшихся неодолимыми. Снова и снова Господь велел Гедеону сократить его скудную армию, пока сама попытка ввязываться в битву не стала казаться абсурдной. Священник подчеркнул, что это было сделано для того, чтобы, одержав победу, израильтяне знали: это стало возможно только благодаря Господу. Они бы чувствовали себя победителями, но в то же время вели себя смиренно и с благодарностью. Они знали бы, на кого опираться в будущем. Повинуйся Господу, и для тебя не будет ничего невозможного.
Имел ли священник в виду угрозу их Церкви, исходящую от союза с Римом, или повторное вторжение крестоносцев, если Византия откажется от союза и латиняне вернутся, жестокие и кровавые, как прежде?
После того как стихли последние звуки, Анна повернулась, готовая уйти, и тут ее обуял несказанный ужас. Она бессознательно последовала на женскую половину церкви, забыв о том, что притворяется евнухом. Что же делать? Как ей теперь уйти отсюда? Тело Анны покрылось холодным птом. Всем известно, что балконы верхнего этажа предназначены для женщин. Анне стало мучительно стыдно. Опустив глаза, мимо нее проходили женщины, у которых, в отличие от нее, были покрыты головы. Никто из них не оглянулся туда, где она стояла, – цепляясь за перила, чуть покачиваясь, словно от сильного головокружения. Нужно найти какое-то оправдание, но какое? Ничто не могло объяснить ее присутствие здесь.
Рядом с Анной остановилась усталая пожилая женщина. О боже, она собирается требовать объяснений? Ее лицо было мертвенно-бледным. Она сейчас потеряет сознание и привлечет внимание всей толпы!
Старуха покачнулась и надсадно закашлялась; на ее губах появилась кровь.
Ответ пришел, словно озарение свыше. Приобняв женщину, Анна помогла ей сесть на ступени и мягко сказала:
– Я лекарь. Я провожу вас домой.
Женщина помоложе обернулась и заметила их. Она быстро поднялась по ступеням.
– Я лекарь, – быстро повторила Анна. – Я увидел, что эта женщина выглядит больной, и поднялся, чтобы ей помочь. Я отведу ее домой.
Анна помогла пожилой женщине подняться и обняла ее за плечи, поддерживая.
– Идемте, – подбодрила она старуху. – Показывайте дорогу.
Молодая женщина улыбнулась, одобрительно кивнув Анне.
Тем не менее, вернувшись домой, Анна все еще дрожала от пережитого волнения. Симонис с тревогой смотрела на нее, понимая, что что-то произошло, но Анне было слишком стыдно за свою глупость, и она не стала рассказывать о случившемся.
– Тебе удалось еще что-нибудь узнать? – спросила Симонис, протягивая хозяйке стакан с вином, и поставила перед ней блюдо с хлебом и зеленым луком.
– Нет, – тихо ответила Анна. – Еще нет.
Симонис ничего не сказала, но ее взгляд был красноречивее слов. Они рисковали жизнью вдали от дома вовсе не для того, чтобы Анна могла попрактиковаться в медицине. По мнению Симонис, у Анны и в Никее было достаточно пациентов. Единственная причина, по которой они оставили родной дом и друзей, – это желание спасти Юстиниана.
– Новые туники очень хороши, – тихо сказала Симонис. – Спасибо. Должно быть, у тебя появились новые пациенты. Богатые.
Анна почувствовала неодобрение в ее напряженных плечах, в том, как служанка сосредоточенно перемалывает зерна горчицы, которые собиралась добавить завтра в соус для камбалы.
– То, что они богаты, случайность, – ответила Анна. – Эти люди были знакомы с Юстинианом и Виссарионом. Я узнаю у них о друзьях своего брата и, возможно, о врагах Виссариона.
Симонис подняла на хозяйку заблестевшие глаза и коротко улыбнулась; это все, что она могла себе позволить, боясь накликать неудачу.
– Хорошо, – кивнула служанка. – Я понимаю.
– Тебе не нравится этот город, да? – тихо спросила Анна. – Знаю, ты скучаешь по людям, которые остались в Никее. Я тоже.
– Мы здесь по необходимости, – ответила Симонис. – Мы должны выяснить правду, узнать, что произошло на самом деле, и спасти Юстиниана. Не останавливайся. Я найду себе новых друзей. А теперь отправляйся спать – уже поздно.
Глава 7
В начале октября Зоя послала к Анне слугу с просьбой приехать к ней незамедлительно. Зоя была похожа на огонь – опасный, непредсказуемый, временами разрушительный, но прежде всего ослепительно яркий. Она остро нуждалась в помощи Анны, которая могла разузнать у нее необходимые сведения.
Как только Анна явилась, Зоя тут же приняла ее, что, конечно, должно было польстить самолюбию гостьи. Сегодня на хозяйке была бордовая туника, поверх которой была надета более легкая красная далматика, украшенная огромной брошью из золота и янтаря. Золото и янтарь были также в ушах и на шее Зои, и еще на вышитом подоле ее роскошного одеяния. Хозяйка дома была поистине неотразима.
– Ах, Анастасий! – возбужденно воскликнула она, с улыбкой направляясь к Анне. – Как продвигаются твои дела? От своих друзей я постоянно слышу хвалебные отзывы о тебе. – Она сказала это из вежливости, хотя и не без энтузиазма.
Своим вопросом она также напомнила Анне о том, что большинство ее состоятельных пациентов, которые платили вовремя и рекомендовали ее своим друзьям, появились у нее благодаря Зое.
– Чем дальше, тем лучше. Я благодарен вам за рекомендации.
– Рада, что они оказались тебе полезны. – Зоя взмахнула украшенной кольцами изящной рукой, указывая на стол, на котором стоял кувшин с вином, несколько кубков и ваза зеленого стекла с миндалем.
– Спасибо, – сказала Анна, как бы принимая приглашение, но не сделав к столу ни шага.
Она была слишком напряжена, потому что не знала, чего от нее хочет Зоя. Хозяйка дома прекрасно выглядела благодаря своим бальзамам, настойкам и огромной силе воли.
– Чем могу быть вам полезен? – спросила Анна.
Она научилась не рассыпаться в комплиментах женщинам, как будто и в самом деле была евнухом.
Зоя довольно улыбнулась.
– Давай перейдем сразу к делу, Анастасий. Я оторвала тебя от пациента?
Она прощупывала почву, пытаясь увидеть, как Анастасий будет балансировать между лестью и правдой, сохраняя достоинство и гордость за свою ученость и в то же время всегда с готовностью выполняя ее желания. Анна все еще не могла позволить себе ей отказать, и они обе об этом знали. Но Зоя уже не была ее пациенткой и к тому же держалась с Анастасием крайне высокомерно. Анна даже представить себе не могла, что они могли бы быть друзьями. Анастасий – простой евнух из провинции, самостоятельно зарабатывающий на жизнь. Зоя же происходила из аристократической семьи и была не просто коренной жительницей этого города, но и его душой.
Анна слегка улыбалась, тщательно подбирая слова:
– Это касается моего ремесла?
Золотистые глаза Зои насмешливо сверкнули:
– Разумеется. У моей подруги, молодой женщины по имени Евфросиния Далассена, кожное заболевание, которое очень ее беспокоит. Вижу, ты поднаторел в лечении таких недугов. Я пообещала, что ты к ней зайдешь.
Анна привыкла к высокомерию этой аристократки, поэтому проигнорировала очередной укол своему самолюбию. Тем не менее Зоя заметила блеск в глазах лекаря и поняла, что он означает. Это ее обрадовало.
Она медленно кивнула и назвала улицу и номер дома.
– Отправляйся туда немедленно. Тщательно обследуй Евфросинию, не только тело, но и рассудок. Меня беспокоит ее состояние. Понимаешь?
– Я с удовольствием доложу вам об этом, – ответила Анна.
– На самом деле мне плевать на состояние ее кожи! – отрезала Зоя. – Не сомневаюсь: ты о ней позаботишься. Евфросиния недавно овдовела… Меня волнует е душевный настрой и сила ее духа.
Анна замешкалась, опасаясь гнева Зои, и наконец решила промолчать. Не следовало сердить Зою без особой на то причины. Она позже решит, что именно ей рассказать.
– Я без промедления пойду туда, – любезно сказала Анна.
– Спасибо, – поблагодарила ее Зоя с улыбкой.
Евфросинии Далассене было около тридцати, но она выглядела моложе своих лет. У нее были прелестные черты лица, и ее можно было бы назвать красавицей, если бы она не была такой вялой. Анна решила, что, скорее всего, это связано с ее болезнью. Евфросиния лежала на кушетке. В ее светло-каштановых волосах не было украшений, кожа напоминала воск. Анна вошла в незатейливо обставленную комнату в сопровождении служанки, которая осталась стоять у двери.
Анна представилась и задала положенные вопросы, чтобы выяснить симптомы. Затем осмотрела болезненную сыпь на спине и нижней части живота пациентки. Ей показалось, что у Евфросинии небольшая температура. Анну смутило и огорчило состояние женщины, которая, приподнявшись на постели, не сводила глаз с ее лица, со страхом ожидая вердикта.
В конце концов Ефросиния не выдержала.
– Я через день бываю на исповеди. У меня не осталось ни одного греха, в котором бы я не покаялась, – сказала она. – Я соблюдаю посты, молюсь… Не понимаю, за что мне это наказание.
– Господь не карает за то, с чем человек не в состоянии справиться, – выпалила Анна и тут же, удивившись собственной дерзости, спросила себя, было ли это ее собственным убеждением или она только что озвучила церковную доктрину.
Она почувствовала, что покраснела.
– Значит, я смогу с этим справиться, – грустно произнесла Евфросиния. Ее логика была безупречной. – Что же я упустила? Я молилась Георгию Победоносцу, святому покровителю больных, страдающих кожными заболеваниями, но он покровительствует и многим другим. Я также молилась святому архимандриту Антонию, на всякий случай, об исцелении кожных недугов. Каждый день я бываю в церкви, исповедуюсь, подаю милостыню бедным и делаю пожертвования Церкви. Отчего же со мной все это произошло? Не понимаю. – Она снова откинулась на кушетку.
Анна вдохнула. Ей хотелось сказать Евфросинии, что ее болезнь не имела ни малейшего отношения ни к грехам, ни к ошибкам, ни к судьбе, но осознала, что ее слова могут счесть ересью.
Евфросиния продолжала наблюдать за ней. Пот выступил у нее на коже, влажные волосы распрямились. Нужно ей ответить, иначе пациентка разуверится в профессионализме приглашенного лекаря.
– Может быть, ваш грех заключается в том, что вы недостаточно уверены в любви Господа? – произнесла Анна и замерла, потрясенная собственными словами. – Я дам вам лекарства, которые вы будете принимать, и мазь, которой служанка будет смазывать вашу сыпь. Каждый раз, когда вы будете выполнять мои предписания, молитесь и верьте, что Господь любит вас, именно вас.
– Разве это правда? – с горечью проговорила Евфросиния. – Мой муж умер молодым, не достигнув и половины того, чего мог бы достичь, а я даже не смогла родить ему ребенка! Меня изуродовала болезнь, и я уже не смогу понравиться мужчинам. Разве Господь меня любит? Я совершаю какую-то чудовищную ошибку, но не понимаю какую.
– Да, вы правы! – сердито воскликнула Анна. – Как вы посмели назвать себя уродливой? Господь не ждет, что вы всегда будете поступать правильно, потому что это невозможно, но Он надеется, что вы будете Ему доверять.
Евфросиния с удивлением уставилась на лекаря.
– Я поняла, – сказала она с замешательством. – Я немедленно исповедуюсь.
– И не забывайте принимать лекарства, – напомнила ей Анна. – Господь дал нам лекарственные травы и масла, а также разум, чтобы понять их предназначение. Не пренебрегайте Его дарами – это будет неблагодарностью с вашей стороны и, несомненно, тяжким грехом.
И, конечно, перечеркнет все усилия лекаря, но об этом Анна ей не сказала.
– Я буду выполнять ваши предписания! Обязательно буду! – с жаром пообещала Евфросиния.
Спустя неделю Евфросиния полностью исцелилась, и Анна пришла к выводу, что, скорее всего, ее лихорадка была вызвана страхом перед воображаемым прегрешением.
Как и обещала, Анна отправилась с докладом к Зое. На этот раз ей пришлось ждать не менее получаса. Увидев лицо хозяйки дома, Анна сразу же поняла: той уже известно о выздоровлении Евфросинии. Вполне вероятно, Зоя также знала, сколько заплатили лекарю, но вынуждена была скрывать свое раздражение. Анна еще раз поблагодарила ее за рекомендацию.
– Что ты о ней думаешь? – небрежно спросила Зоя.
Сегодня на ней был темно-синий, отделанный золотом наряд, который в сочетании с прекрасными волосами и глазами производил неотразимый эффект. Бывали моменты, когда Анна страстно, почти до физической боли желала вновь надеть женское платье и украсить свои волосы. Тогда бы она выглядела не хуже Зои. Анна заставила себя вспомнить о Юстиниане, который находился сейчас в бесплодной иудейской пустыне, возможно, в рубище, и причину, почему она оказалась здесь, выдавая себя за евнуха. Не думает ли ее брат, что она его забыла?
Зоя с нетерпением ждала ответа.
– Неужели у тебя сложилось о ней настолько плохое мнение, что ты не можешь ответить прямо? Ты должен быть откровенен со мной, Анастасий.
– Это доверчивая, приятная молодая женщина, – ответила Анна, – болезненно честная, легко поддающаяся убеждениям. Покорная – боится ослушаться.
Золотистые глаза Зои широко открылись.
– А у тебя острый язык, – весело сказала она. – Но будь внимателен – ты должен быть осторожен.
Кожа Анны покрылась птом, но она не отвела взгляд. Она знала, что ей нельзя проявлять слабость в присутствии Зои.
– Вы хотели знать правду. Мне следует быть менее откровенным?
– Ни в коем случае, – ответила Зоя. Ее глаза загорелись и стали похожи на самоцветы. – Или, если будешь лгать, делай это так искусно, чтобы я не смогла догадаться.
– Сомневаюсь, что у меня это получится, – улыбнулась Анна.
– А ты, оказывается, достаточно мудр, раз сказал такое, – протянула Зоя вкрадчиво. – Мне бы хотелось, чтобы ты кое-что для меня сделал. Если купец по имени Косьма Кантакузен будет интересоваться твоим мнением о характере Евфросинии, ты сможешь ответить ему искренне? Скажи ему, что она честная, простодушная и послушная.
– Конечно, – ответила Анна. – А я был бы вам признателен, если бы вы рассказали мне больше о Виссарионе Комненосе.
Эти слова прозвучали довольно дерзко. Анна не успела придумать объяснение своему интересу. Но Зоя тоже не удосужилась объяснить, почему она хотела, чтобы Косьме порекомендовали Евфросинию.
Зоя подошла к окну и стала рассматривать запутанный узор из крыш.
– Полагаю, ты хочешь узнать о его смерти, – сухо сказала она. – Жизнь Виссариона была ничем не примечательна. Он женился на моей дочери, но оказался занудой, ханжой и святошей.
Читать бесплатно другие книги:
