Немой свидетель Кристи Агата
Эмили Аранделл благожелательно улыбнулась племяннику. Похоже, ее порадовала его тактика, и она тонко намекает, что ему следует продолжать в том же духе.
Настроение Чарльза улучшилось. Возможно, до отъезда ему еще улыбнется удача. Чарльз оставался неисправимым оптимистом.
После полудня за Терезой заехал на машине доктор Дональдсон, и они отправились в Уортемское аббатство – одну из живописных местных достопримечательностей. Осмотрев аббатство, молодые люди углубились в лес.
Во время прогулки Рекс подробно ознакомил Терезу со своими научными изысканиями, в деталях рассказав о последних экспериментах. Она почти ничего не поняла, но слушала завороженно, думая про себя: «До чего же Рекс умен… и он просто очарователен!»
Ее жених вдруг умолк и неуверенно спросил:
– Боюсь, Тереза, я вас утомил своими скучными разговорами?
– Ничуть, любимый, они потрясающе интересны, – уверенно ответила Тереза. – Продолжайте. Значит, вы сделали анализ крови зараженного кролика и?..
Выслушав все до конца, Тереза со вздохом заметила:
– Ах, дорогой мой, видимо, работа поглощает львиную долю вашего времени.
– Естественно, – кивнул доктор Дональдсон.
Терезе это вовсе не казалось естественным. Мало кто из ее друзей вообще работал, а уж если им приходилось иногда этим заниматься, то они изображали таких страдальцев, словно вынуждены были разгружать баржи в порту.
Она подумала, как уже думала не раз, о странной нелепости своей любви к Рексу Дональдсону. За что ей такое наказание? Почему с человеком вообще такое случается? Впрочем, эти размышления бесполезны, коли уж это безумие на тебя нашло.
Задумавшись, Тереза нахмурилась. Ее окружали сплошь весельчаки и беспечные циники. Любовные похождения – это вполне нормально, но разве стоит воспринимать их всерьез? Любовь приходит и уходит, но жизнь-то продолжается.
Однако к Рексу Дональдсону она испытывала иное чувство, более глубокое. Интуитивно девушка чувствовала, что оно непреходяще. Общение с Рексом стало для нее важной жизненной потребностью. Терезу восхищало в нем все. Его спокойствие и отстраненность, так разительно отличавшиеся от ее собственной лихорадочной непоседливости; четкая, логическая беспристрастность его научного склада ума и еще нечто, не до конца понятое, некая тайная внутренняя сила этого человека, скрытая под несколько педантичными манерами. Каким-то внутренним чутьем Тереза угадывала глубинную мощь его натуры.
Рекс Дональдсон обладал подлинным талантом. А то, что профессия была главной в его жизни, а возлюбленная составляла лишь часть бытия, пусть и необходимую, еще больше усиливало в глазах Терезы его привлекательность. Впервые в жизни она вдруг обнаружила, что готова быть на вторых ролях. И это полностью ее устраивало.
Ради Рекса она готова буквально на все!
– Из-за нехватки денег столько проблем, – раздраженно проговорила она. – Вот если бы тетушка Эмили умерла, мы могли бы сразу пожениться. Вы бы перебрались в Лондон, обзавелись лабораторией с пробирками и подопытными кроликами, вам больше не пришлось бы бездарно тратить силы на лечение детей, болеющих свинкой, и престарелых дам, страдающих атрофией печени.
– У вашей тетушки нет причин думать о скорой кончине, при бережном отношении к здоровью, разумеется.
– Да уж, я знаю, – уныло согласилась Тереза.
Чета Таниосов встретилась в большой комнате с двуспальной кроватью, обставленной старомодной дубовой мебелью.
– По-моему, я неплохо подготовил почву, – обратился к жене доктор Таниос. – Теперь, дорогая, твоя очередь.
Он налил воды из старинного медного кувшина в фарфоровую раковину, украшенную изящным орнаментом из роз.
Белла Таниос сидела за туалетным столиком и, укладывая волосы в такую же, как у Терезы, прическу, раздумывала, почему у нее не получается так же красиво, как у кузины.
– Не думаю, что мне следует, – помедлив, возразила она, – просить денег у тетушки Эмили.
– Но ведь не для себя, Белла, а для детей. Наши денежные вложения, к сожалению, оказались весьма неудачными.
Таниос стоял к жене спиной и не мог видеть, как она украдкой изучающе глянула на него.
– И все-таки, по-моему, мне лучше ничего не просить, – с мягкой настойчивостью произнесла Белла. – У тетушки Эмили сложный характер. Она может проявить щедрость, но не любит, когда к ней пристают с просьбами.
Вытирая руки, Таниос отошел от столика с умывальными принадлежностями.
– На самом деле, Белла, тебе не стоит быть такой несговорчивой. В конце концов, вспомни, ради чего мы сюда приехали?
– Я не подозревала, что мы едем за деньгами… – тихо заметила женщина.
– Однако ты признала, что наша единственная надежда дать детям достойное образование детей заключается в согласии твоей тетушки прийти нам на выручку.
Белла промолчала, лишь нервно передернув плечами.
Но на ее лице сохранилось прежнее выражение спокойного упрямства, цену которому знают многие умные мужья глупых жен.
– Возможно, тетушка Эмили сама пожелает нам помочь, – предположила она.
– Да, возможно, но до сих пор я не заметил в ней ни малейшего признака такого желания.
– Вот если бы мы привезли с собой детей, – продолжила Белла, – тетушка Эмили не смогла бы отказать в помощи нашей милой Мэри. И Эдвард уже стал очень сообразительным мальчиком.
– Не думаю, что твоя тетушка обожает детишек. Пожалуй, даже к лучшему, что их здесь нет.
– Ну что ты, Джейкоб…
– Да-да, милая моя. Я понимаю твои чувства. Но эти высохшие старые девы совершенно бесчеловечны. Разве мы не готовы сделать все возможное и даже невозможное ради наших Мэри и Эдварда? И мисс Аранделл, право, не составит никакого труда немного помочь нам.
Миссис Таниос обернулась, ее щеки заметно покраснели.
– Пожалуйста, прошу тебя, Джейкоб, только не в этот раз. Я уверена, что это будет неразумно. По-моему, гораздо предпочтительнее пока ничего не просить.
Подойдя к жене сзади, Таниос обхватил ее плечи. Белла вздрогнула, а потом замерла, точно одеревенела.
– И все же, Белла, я полагаю… – произнес он спокойным и благодушным тоном, – да-да, я полагаю, что ты поступишь так, как я прошу. Обычно, как тебе известно, в итоге так и бывает. Думаю, ты выполнишь мою просьбу.
Глава 3
Несчастный случай
Вторник близился к вечеру. Боковая дверь в сад была открыта. Мисс Аранделл стояла на пороге и, играя с Бобом, в очередной раз бросила мяч на садовую дорожку. Фокстерьер помчался за ним.
– Последний раз, Боб, – сказала пожилая дама. – Будь умницей.
И вновь мяч полетел на дорожку, а Боб стремглав помчался за ним.
Мисс Аранделл наклонилась, подняла положенный Бобом у ее ног мяч и вошла в дом вместе со следующим за ней по пятам псом. Закрыв боковую дверь, она направилась в гостиную, по-прежнему в сопровождении Боба, и убрала мяч в ящик бюро.
Взгляд упал на часы, стоящие на каминной полке. Цифры показывали половину седьмого.
– Полагаю, Боб, пора немного передохнуть перед ужином.
Мисс Аранделл поднялась по лестнице в свою спальню. Боб по-прежнему следовал за ней. Расположившись на широкой кушетке, обитой английским ситцем, пожилая дама вздохнула. Боб устроился у нее в ногах. Эмили порадовалась тому, что наступил вторник и завтра гости разъедутся. Эти выходные не открыли ей ничего нового сверх того, что она уже знала. Скорее даже, ей не слишком учтиво об этом напоминали.
«Наверное, я старею, – рассеянно подумала мисс Аранделл и внезапно с легким потрясением подумала: – Да я уже давно состарилась!»
С полчаса Эмили пролежала с закрытыми глазами, потом Эллен, давно служившая у нее пожилая горничная, принесла горячей воды, чтобы хозяйка могла привести себя в порядок и переодеться к ужину.
Сегодня вечером к ним собирался прийти доктор Дональдсон. Эмили Аранделл хотелось иметь возможность оценить его в непосредственном общении. Ей по-прежнему казалось немыслимым, что экстравагантная в своих пристрастиях Тереза решила выйти замуж за этого довольно холодного и педантичного молодого человека. И также немного странно, что доктор захотел жениться на взбалмошной Терезе.
Вечер был в самом разгаре, а мисс Аранделл так и не поняла, что же такого особенного в этом докторе Дональдсоне. Он вел себя исключительно вежливо, строго официально и, на ее взгляд, весьма занудно. Мысленно она согласилась с мнением мисс Пибоди. И у нее тоже мелькнула грустная мысль: «Да, во времена нашей молодости кавалеры выглядели гораздо импозантнее».
Доктор Дональдсон не стал засиживаться допоздна. В десять часов вечера он уже откланялся. После его ухода Эмили Аранделл заявила, что собирается лечь спать. Она поднялась к себе, и молодые родственники последовали ее примеру. Все они за ужином выглядели несколько подавленными. Мисс Лоусон задержалась внизу, выполняя свои привычные обязанности: выпустила Боба побегать, разгребла остатки углей, установила экран и скатала коврик перед камином, чтобы избежать случайного попадания на ворс тлеющих углей.
Минут через пять, слегка запыхавшись, она заглянула в комнату своей хозяйки.
– По-моему, я все сделала, – сказала она, раскладывая по местам мотки шерсти, сумку с рукоделием и библиотечную книгу. – Надеюсь, книжка вам понравится. Из тех, что вы указали в списке, на полках ни одной не оказалось, но библиотекарша заверила, что этот новый роман придется вам по вкусу.
– Наша юная библиотекарша глупа, – возразила Эмили Аранделл. – Я еще не встречала человека со столь дурным литературным вкусом.
– О боже, простите… Наверное, мне следовало…
– Ерунда, это же не ваша вина, – добродушно отозвалась Эмили. – Надеюсь, сегодня вам удалось повеселиться?
Лицо мисс Лоусон просветлело. Она оживилась и даже помолодела.
– О да, огромное вам спасибо! С вашей стороны было так любезно предоставить мне выходной. Я провела удивительный вечер. По правде говоря, сегодня на планшетке у нас оказались написаны на редкость интересные слова. Мы получили несколько сообщений! Разумеется, на настоящих спиритических сеансах все выходит несколько иначе, но Джулия Трипп преуспела именно в привлечении духов к своей планшетке. Несколько посланий мы получили от тех, кто уже переселился в мир иной. Я буквально преисполнена чувства благодарности. Как славно, что такие устройства дают возможность…
– Лучше не упоминайте об этом при встрече с викарием, – с легкой улыбкой посоветовала Эмили.
– Но право же, дорогая мисс Аранделл, я уверена… полностью уверена, что в этом занятии нет ничего плохого. Очень хотелось бы, чтобы и почтенный мистер Лонсдейл мог исследовать этот предмет. По-моему, только весьма ограниченный человек способен осуждать то, что не попытался изучить. Безусловно, Джулия и Изабель Трипп обладают невероятной духовной силой.
– Не слишком ли велик груз духовности для жизни в реальном мире? – язвительно заметила мисс Аранделл.
Ее мало волновала судьба Джулии и Изабель Трипп. Она считала их наряды нелепыми, вегетарианство и сыроедение абсурдными, а манеры жеманными и показными. Эти сестры не придерживались традиций, не имели корней и, в сущности, не получили никакого воспитания! Но ее забавляла их претензия на важность, и, будучи по натуре женщиной добросердечной, она не стала высказывать своего мнения, решив, что не стоит портить бедняжке Минни удовольствие от общения с ними.
Бедняжка Минни! Эмили Аранделл взглянула на свою компаньонку со смешанным чувством симпатии и презрения. Она отлично понимала своих часто сменявшихся немолодых компаньонок. Невзирая на глупость, они изо всех сил пытались услужить ей. Как же они походили друг на друга – неизменно добрые, суетливые, раболепные и почти все прискорбно глупые!
А бедняжка Минни выглядела сегодня вечером такой воодушевленной. Ее глаза сияли. Она бестолково сновала по комнате, рассеянно раскладывая вещи, при этом взгляд ее горел загадочным огнем.
– Хотелось бы мне, чтобы и вы… чтобы и вы присоединились к нашему обществу, – нервно запинаясь, произнесла она. – Правда, пока, я чувствую, вы еще не верите в реальность связи с духами. Однако сегодня мы получили одно сообщение для… Э. А., причем инициалы были видны совершенно отчетливо. Его передал человек, давно, очень давно покинувший земной мир… это был военный исключительно привлекательной наружности. Изабель видела его как наяву. Должно быть, к нам явился уважаемый дух самого генерала Аранделла. Он принес чудесное послание, исполненное любви и утешения, и еще дал указание, как можно достичь процветания благодаря терпению и…
– Терпение никогда не входило в число добродетелей папы, – мгновенно откликнулась мисс Аранделл.
– О, но ведь наши незабвенные близкие так меняются там, в потустороннем мире, где царят небесная любовь и согласие. А еще на планшетке упоминался какой-то ключ… По-моему, это ключ от вашего красивого шкафчика с резными дверцами…
– Ключ от шкафчика? – В голосе Эмили послышалась заинтересованность.
– Кажется, да. Я подумала, может, дух намекал на какие-то важные документы… или что-то в этом роде. Между прочим, зачастую люди действительно обнаруживали утраченные завещания, заглянув в те предметы мебели, о которых говорилось в посланиях духов.
– Но в шкафчике с резными дверцами отродясь не хранилось никаких документов, – возразила мисс Аранделл и резко добавила: – Ладно, Минни, отправляйтесь-ка лучше спать. Вы явно переутомились. Так же как и я. Как-нибудь вечерком на днях мы пригласим к себе сестер Трипп.
– О, какая замечательная идея! Спокойной ночи, дорогая. Вы уверены, что вам больше ничего не нужно? Надеюсь, толпа гостей не доставила неприятностей. Надо будет сказать Эллен, чтобы завтра хорошенько проветрила гостиную и вытряхнула шторы, а то запах курева быстро въедается в ткань. На мой взгляд, позвольте заметить, вы проявили излишнюю снисходительность, позволив им курить в гостиной!
– Приходится делать уступки современным веяниям, – вяло ответила Эмили Аранделл. – Спокойной ночи, Минни.
Когда компаньонка удалилась, Эмили Аранделл задумалась, так ли уж полезны для Минни эти спиритические сеансы. Ее глаза горели каким-то странным огнем, и сама она выглядела слишком встревоженной и возбужденной.
«И что за дурацкое сообщение про этот шкафчик?» – подумала Эмили, укладываясь в постель. С мрачной улыбкой она вспомнила один давний эпизод. Потерянный ключ нашелся сразу после папиной смерти, и когда им открыли нижнее отделение шкафчика, оттуда выкатилось несколько пустых бутылок из-под бренди! О таких мелочах из ее прошлой жизни вряд ли могла знать Минни Лоусон, и уж тем более Изабель или Джулия Трипп, что наводило на мысль о том, не стоит ли все-таки более серьезно отнестись к спиритуалистическим сферам…
Сон никак не шел. Эмили лежала под балдахином, глядя в темноту. В последнее время засыпать было все труднее. Но она отвергла искушающее предложение доктора Грейнджера принимать снотворное. Сонными порошками пользуются только слабовольные люди, неспособные вытерпеть даже занозу в пальце, не говоря уже о зубной боли или томительной тоске бессонницы.
Зачастую, когда не спалось, Эмили вставала и тихо бродила по дому, листала книги или перебирала декоративные безделушки, переставляла цветы в вазах или писала письма. В эти ночные часы она острее осознавала чужое присутствие. Эти блуждания вызывали неприятные ощущения. Казалось, ее окружали призраки: призраки ее сестер, Арабеллы, Матильды и Агнес, призрак брата Томаса, ее славного брата, каким он был до того, как им завладела та женщина! Даже призрак самого генерала Чарльза Лейвертона Аранделла, домашнего тирана с чудесными манерами, который любил покричать, запугивая своих дочерей, но, тем не менее, они гордились им, гордились его подвигами во время Индийского восстания[2]и его обширными познаниями. Пусть даже бывали дни, когда папа чувствовал себя «не вполне здоровым» – как уклончиво определяли его состояние дочери.
Мысли вернулись к жениху племянницы, и мисс Аранделл подумала: «Вот уж этот, пожалуй, никогда не пристрастится к выпивке! Весь вечер пил ячменный отвар, тоже мне мужчина! Ячменный отвар! А ведь я велела подать любимый папин портвейн». Зато Чарльз в полной мере отдал должное портвейну. Ах, если бы только Чарльзу можно было доверять. Если бы только он уже не обманул доверия…
Размышления Эмили стали обрывочными. Перед внутренним взором мелькнули события минувших выходных. Все они вызывали смутное беспокойство.
Она попыталась выбросить тревожные мысли из головы.
Бесполезно.
Приподнявшись, Эмили оперлась на локоть и взглянула на часы, освещаемые привычным светом ночника, всегда горевшего в изящной подставке.
Уже час ночи, а сна ни в одном глазу.
Встав с кровати, хозяйка дома сунула ноги в тапочки и накинула теплый халат. Ей захотелось спуститься и просто проверить счета в книге расходов, выписав те, которые надо оплатить завтра утром.
Бесшумно, как тень, она выскользнула из спальни и медленно прошла по коридору. Он освещался одной электрической лампочкой, горевшей обычно до утра. Пожилая дама вышла на лестничную площадку, протянула руку к перилам и вдруг каким-то непостижимым образом оступилась. Она попыталась восстановить равновесие, но в итоге не удержалась и упала, кубарем скатившись по ступенькам.
Шум падения и крики хозяйки разбудили весь дом. Захлопали двери, вспыхнули светильники.
Мисс Лоусон выскочила из своей комнаты прямо на площадку. Издав тихий стон, она зашлепала вниз по ступенькам. Один за другим подтягивались и другие домочадцы. Появился Чарльз в роскошном халате, прикрывая зевок рукой. Тереза, запахивающая полы темного шелкового пеньюара. Белла в темно-синем кимоно, с головой, ощетинившейся гребнями «для создания локонов».
Потрясенная Эмили Аранделл в полубессознательном состоянии неподвижно лежала на полу в холле. Она чувствовала боль в плече и лодыжке, все тело нещадно ныло. Она осознавала, что все столпились вокруг нее, что глупая Минни плачет и бессмысленно всплескивает руками, Тереза потрясенно взирает на тетушку, а Белла стоит с открытым ртом в каком-то оцепенелом ожидании. Откуда-то издалека, как ей показалось, донесся невнятный голос Чарльза:
– Во всем виноват этот дурацкий мячик! Должно быть, Боб оставил его на площадке, а тетушка поскользнулась на проклятой игрушке. Видите? Вот он лежит!
Чуть позже Эмили осознала, что кто-то властно отстранил собравшихся и, опустившись на колени, начал ощупывать ее умелыми опытными руками.
По телу прокатилась волна облегчения. Теперь все будет хорошо.
– Нет, все в порядке, – произнес уверенный и твердый голос доктора Таниоса. – Все кости целы… Просто сильные ушибы и сотрясение… и, разумеется, мисс Аранделл в глубоком шоке. Упала она, однако, на редкость удачно, могло быть гораздо хуже.
Расчистив путь, он легко поднял пожилую даму на руки и отнес наверх в ее спальню, где осторожно положил на кровать и, завладев запястьем, измерил пульс. Затем понимающе кивнул головой и послал Минни (та продолжала всхлипывать и по своему обыкновению бестолково суетилась) за бренди и горячей водой для грелки.
Смущенная, потрясенная и терзаемая болью, в этот момент Эмили испытала огромную благодарность к Джейкобу Таниосу. Его помощь оказалась очень кстати. Он излучал уверенность и надежду, которых так ждешь от доктора.
Эмили что-то беспокоило, но что именно, она никак не могла уразуметь. Ее охватила какая-то смутная тревога, но ум отказывался служить ей. Да, она выпьет бренди и уснет, как ей и сказали.
Но, несомненно, ей не хватало чего-то… или кого-то.
Впрочем, думать сейчас ни о чем не хотелось: плечо немилосердно ныло. Пожилая дама выпила предложенный напиток.
А затем она услышала голос доктора Таниоса, его успокаивающий, ровный тон:
– Теперь с ней все будет в порядке.
Эмили закрыла глаза.
Ее разбудили привычные звуки – тихий, приглушенный лай.
И через минуту Эмили сбросила остатки сна.
Боб… непослушный Боб! Он лаял в саду перед входной дверью – тем особым виноватым и смущенным лаем. «Да, не удержался, прогулял всю ночь, но мне очень стыдно», – казалось, повторял он, надеясь на прощение.
Мисс Аранделл прислушалась. Да, все в порядке. Она услышала, как Минни спускается, чтобы впустить пса. До нее донеслись скрип открывшейся входной двери, довольное собачье ворчание, бесполезные упреки Минни:
– Ах ты, непослушный песик, ну просто горе с тобой, малыш Бобби…
Эмили услышала, как открылась дверь в буфетную. Там под столом находилась мягкая подстилка Боба.
И в этот момент Эмили сообразила, что именно его ей подсознательно не хватало в момент злосчастного падения с лестницы. Именно Боба. Всеобщее волнение и суматоха – грохот, топот ног домочадцев… обычно Боб на любой переполох реагировал оглушительным лаем из буфетной.
Так вот что смутно тревожило ее. Но теперь все объяснилось. Боба вчера вечером выпустили побегать перед сном, а он бесстыдно решил побродить всю ночь в свое удовольствие. Время от времени у него случались такие грехопадения, хотя потом следовали бурные извинения, сопровождавшиеся образцовым поведением.
Так, значит, Эмили напрасно беспокоилась? Но действительно ли напрасно? Что-то еще тревожило ее, порождая в глубине души смутные подозрения. Этот несчастный случай… что-то, связанное с лестницей.
Ах да, кто-то говорил – вроде бы Чарльз, – что она наткнулась на мячик Боба, оставленный на лестничной площадке. И показал мяч. Да, Чарльз держал его в руке.
Голова нещадно болела. Плечо простреливала пульсирующая боль. Ломота от ушибов ощущалась во всем теле.
Однако, несмотря на телесные мучения, ум работал четко и рассудительно. Эмили быстро оправилась от потрясения. Ее воспоминания были совершенно ясными.
Пожилая дама мысленно перебрала в памяти все события с шести часов вчерашнего вечера. Она восстановила каждое свое действие до того момента, как вышла на лестничную площадку и покатилась по ступенькам…
Ее пронзили страх и невероятный ужас.
Нет, разумеется, она ошибается. После подобных событий часто возникают странные фантазии. Она усиленно попыталась вспомнить ощущение круглого бока мяча под своей ногой…
Но ничего такого не смогла вспомнить.
Вместо этого…
– Нет, просто нервы расшатались, – сказала Эмили Аранделл вслух. – Глупые фантазии.
Но ее проницательный викторианский ум не мог допустить подобной слабости даже на мгновение. Викторианцы никогда не страдали нелепым оптимизмом. Гораздо легче им верилось в худшее.
Эмили Аранделл поверила в худшее.
Глава 4
Мисс Аранделл пишет письмо
Наступила пятница. Родственники разъехались. Они отбыли в среду, как и планировали изначально. Все до одного предложили свою помощь. И каждому из них твердо отказали. Мисс Аранделл пояснила, что для восстановления сил ей нужен «полный покой».
Целых два дня после их отъезда Эмили Аранделл пребывала в тревожной задумчивости. Зачастую она даже не слышала, что говорила ей Минни Лоусон. Она могла вдруг пристально взглянуть на компаньонку и отрывисто потребовать все повторить.
– Бедняжка перенесла страшный шок, – заключила мисс Лоусон. И добавила, с мрачным удовольствием смакуя несчастье, лишившее скуки их однообразную жизнь: – Позволю себе заметить, что она теперь вряд ли оправится.
Зато доктор Грейнджер добродушно подшучивал над своей пациенткой. Он пообещал, что к концу недели она может спуститься вниз, попытавшись еще разок свалиться с лестницы. Ведь ее предыдущее падение просто смехотворно: она ничего себе не сломала, а посему не представляет никакого научного интереса. Если все его пациенты обретут ее ловкость, то ему придется повыкидывать все свои шины и спицы для лечения переломов.
Эмили Аранделл отвечала в том же шутливом тоне, ведь они с доктором Грейнджером были давними друзьями. Он стращал ее, она не обращала внимания на его угрозы, и они всегда получали удовольствие от общения друг с другом.
Но сейчас, после того как доктор удалился тяжелой походкой, пожилая дама лежала с мрачным видом, погрузившись в размышления и рассеянно внимая причитаниям Минни Лоусон, исполненной самых благих намерений, как вдруг слова компаньонки заставили ее насторожиться.
– Какой же ты злосчастный шалун, Бобби, – прощебетала Минни, склонившись над псом, которому постелили коврик у кровати хозяйки. – Разве не расстроился бы наш шалун Бобби, если бы понял, что сотворил со своей бедной несчастной благодетельницей?
– Что за идиотские обвинения, Минни! – возмущенно бросила мисс Аранделл. – Вы разве забыли наши английские представления о справедливости? Вы разве не знаете, что в нашей стране никто не может считаться виновным, пока не будет доказана его вина?
– Простите, но мы же знаем…
– Ничего мы не знаем, – отрезала Эмили. – И перестаньте дергаться, Минни. Довольно уже ныть по любому поводу. Вы вообще имеете хоть какое-то представление о том, как следует вести себя в комнате больной? Уходите и пришлите ко мне Эллен.
Мисс Лоусон смиренно опустила голову и неслышно направилась к двери.
Эмили Аранделл глянула ей вслед, испытав легкий укол совести. Как бы ни вела себя Минни, она старалась угодить хозяйке изо всех сил.
Хмурая задумчивость вновь омрачила старческое лицо.
Мисс Аранделл пребывала в состоянии печального отчаяния. Будучи дамой решительной и энергичной, она терпеть не могла бездействовать. Но сейчас ситуация сложилась особая, и Эмили никак не могла решить, какую линию поведения выбрать. Бывали моменты, когда она начинала сомневаться в своих собственных способностях, сомневаться в точности своих воспоминаний. И она не знала никого, ни единой души, которой могла бы полностью довериться.
Спустя полчаса послышался скрип двери. Мисс Лоусон на цыпочках вошла в комнату больной с чашкой крепкого бульона и остановилась в нерешительности, заметив, что хозяйка лежит с закрытыми глазами. В этот момент Эмили Аранделл внезапно произнесла два слова так громко и решительно, что компаньонка едва не выронила чашку.
– Мэри Фокс, – четко произнесла мисс Аранделл.
– Какой флокс, дорогая? – удивилась мисс Лоусон. – Вы сказали, что вам нужен какой-то флокс?
– Пожалуй, вы начали глохнуть, Минни. Я не упоминала никакого флокса. Я сказала: «Мэри Фокс». В прошлом году я познакомилась с этой дамой в Челтнеме. Ее брат еще служил в соборе Эксетера. Передайте мне чашку. Вы уже расплескали бульон по блюдцу. И не надо бродить по дому на цыпочках. Вы не представляете, как меня это раздражает. А теперь ступайте вниз и принесите мне телефонную книгу Лондона.
– Дорогая, может, я найду для вас нужный номер? Или адрес?
– Если бы я этого хотела, то так бы и сказала. Делайте, что вам говорят. Принесите справочник и еще положите сюда, на столик, мои письменные принадлежности.
Мисс Лоусон живо исполнила распоряжения.
Сделав все, что требовалось, она уже направилась к выходу, но ее остановил голос хозяйки:
– Минни, вы доброе и преданное создание. Не обращайте внимания на мою брань. Я только лаю, но не кусаюсь. Вы исключительно терпеливы и добры со мной.
Мисс Лоусон, заметно порозовев от удовольствия и пробормотав что-то бессвязное, вышла из комнаты.
Эмили Аранделл села в кровати, подложив под спину подушки, и принялась писать письмо. Писала она медленно, с частыми задумчивыми паузами и многочисленными подчеркиваниями. Она зачеркивала и исправляла некоторые слова, поскольку в школе ее приучили не тратить попусту почтовую бумагу. Наконец, удовлетворенно вздохнув, она поставила подпись, вложила бумагу в конверт и надписала имя адресата. Затем взяла новый лист бумаги. На сей раз Эмили сначала набросала черновик, перечитала его, внесла нужные поправки и изменения, а потом переписала письмо начисто. Крайне внимательно проверив чистовик, убедилась, что определенно выразила все свои пожелания, после чего вложила письмо в следующий конверт и адресовала эсквайру Уильяму Первису из адвокатской конторы Харчестера «Первис, Первис, Чарльзуорт и Первис».
Вновь взяв первый конверт, адресованный мистеру Эркюлю Пуаро, пожилая дама открыла телефонный справочник. Отыскав нужный адрес, она дописала его на конверте.
Послышался стук в дверь.
Мисс Аранделл быстро спрятала в кармашек бювара[3]письмо с только что надписанным адресом Эркюля Пуаро.
Ей не хотелось возбуждать интерес Минни. Компаньонка и без того отличалась излишним любопытством.
– Войдите, – разрешила она и, облегченно вздохнув, откинулась на подушки.
Что ж, меры, необходимые для разрешения столь щекотливой ситуации, приняты.
Глава 5
Эркюль Пуаро получает письмо
Описанные выше события я узнал, естественно, значительно позднее. Но подробно расспросив разных членов семьи, по-моему, я изложил предысторию вполне точно.
Мы с Пуаро занялись этим делом как раз благодаря письму, полученному от мисс Аранделл.
Я отлично запомнил тот день. Письмо доставили жарким и душным утром в конце июня.
Проверяя утреннюю корреспонденцию, Пуаро с привычной педантичностью совершал давно сложившийся ритуал. Беря каждое письмо, он тщательно изучал конверт, потом аккуратно вскрывал его ножом для разрезания бумаги. Содержимое конвертов внимательно прочитывалось, и каждое письмо отправлялось в одну из четырех стопок, выложенных на столе за чашкой с шоколадом. (На завтрак Пуаро неизменно пил шоколад – отвратительная привычка.) И такой утренний ритуал исполнялся почти с машинальной методичностью!
Точно так же произошло и в данном случае, разве что однажды пристальное внимание к чьему-то посланию слегка замедлило ритм раскладки.
Я сидел возле окна, поглядывая на проезжающие по улице автомобили. Недавно вернувшись из Аргентины, я с особым волнением воспринимал суматошное движение лондонской жизни.
Повернув голову, я с улыбкой заметил:
– Пуаро, в качестве скромного Ватсона я рискну сделать один логический вывод.
– Очаровательно, друг мой. И какой же?
Приняв соответствующую случаю позу, я напыщенно заявил:
– Сегодня утром вы получили одно необычайно заинтересовавшее вас письмо!
– Браво, вы можете соперничать с самим Шерлоком Холмсом! Да, вы совершенно правы.
– Вот видите, Пуаро, – рассмеявшись, добавил я, – как хорошо я изучил ваши привычки. Если вы перечитываете письмо, то сие означает, что оно вызвало особый интерес.
– Да, Гастингс, вот посудите сами.
И мой друг, улыбнувшись, передал мне то самое распечатанное письмо.
Весьма заинтригованный, я взглянул на него, но через мгновение слегка скривился. Убористый неразборчивый почерк свидетельствовал о старомодном стиле отправителя, и к тому же послание занимало целых две страницы.
– И мне обязательно надо все это прочесть, Пуаро? – жалобно спросил я.
– Ах, нет, никакого принуждения. Разумеется, необязательно.
– Может, вы сообщите мне, о чем тут говорится?
– Я предпочел бы, чтобы вы сделали собственное заключение. Но не беспокойтесь, если вам не хочется затрудняться.
– Нет-нет, мне просто хочется понять, о чем там речь, – поспешно возразил я.
– Едва ли вы поймете, – сухо заметил мой друг. – В сущности, это послание совсем ничего не проясняет.
Месье Эркюлю Пуаро
Уважаемый сэр!
После долгих сомнений и колебаний я решилась написать (последние два слова перечеркнуты и написаны новые) набралась мужества написать вам в надежде, что вы сумеете помочь мне в деле сугубо личного характера (слова «сугубо личного» подчеркнуты трижды). Признаюсь, что ваше имя мне небезызвестно. О ваших талантах упомянула мисс Фокс из Эксетера, и хотя мисс Фокс тоже не знакома с вами лично, но жена ее брата (чье имя, простите, я не могу назвать, никак не припомню) в высшей степени одобрительно отзывалась о вашей доброжелательности и осмотрительности («в высшей степени одобрительно» подчеркнуто одной линией). Я не спрашивала, разумеется, о том, какого рода («какого рода» подчеркнуто) расследование вы проводили для нее, но со слов мисс Фокс поняла, что дело имело тягостный и конфиденциальный характер (последние четыре слова подчеркнуты жирной линией).
Я оторвался от чтения этих закорючек.
– Пуаро, мне продолжать разбираться? – спросил я. – Она когда-нибудь доберется до сути?
– Продолжайте, друг мой. Терпение.
– Терпение! – проворчал я. – Такое впечатление, что паук искупался в чернильнице, а потом отправился в долгую прогулку по листу почтовой бумаги! Помнится, моя двоюродная бабушка Мэри строчила мне письма примерно такими же каракулями!
И я вновь углубился в расшифровку послания.
Попав сейчас в затруднительное положение, я вдруг подумала, что, возможно, вы согласитесь предпринять для меня жизненно необходимое расследование. Дело таково, как вы без труда поймете, что требует крайней осмотрительности и, вероятно, в сущности, едва ли мне стоит даже упоминать, насколько искренни мои надежды и мольбы («мольбы» подчеркнуто дважды) о том, чтобы возникшие у меня ужасные подозрения объяснились совершенно невинно. Порой люди склонны придавать слишком большое значение фактам, кои могут иметь совсем другое, весьма тривиальное объяснение.
– Не хватает какого-то листа? – озадаченно пробормотал я.
– Нет-нет, всего хватает, – усмехнулся Пуаро.
– Но такое окончание не имеет никакого смысла. О чем, собственно, она говорила?
– Continuez toujours…[4]
– «Дело таково, как вы без труда поймете…» Нет, это я уже читал. Ах, вот еще новые строчки. – И я углубился в чтение.
В данных обстоятельствах мне решительно не с кем посоветоваться у нас в Маркет-Бейсинге (я глянул на обратный адрес: графство Беркшир, Маркет-Бейсинг, Литлгрин-хаус), но в то же время вы, естественно, поймете, насколько я встревожена («встревожена» подчеркнуто). За последние дни я не раз упрекала себя в чрезмерном воображении («воображение» подчеркнуто трижды), но тревога моя продолжала нарастать. Возможно, я придаю неуместно большое значение тому, чему на поверку найдется пустяковое объяснение («пустяковое» подчеркнуто дважды), но меня не покидает ощущение смутной опасности. Я четко понимаю, что мне необходимо окончательно разрешить все сомнения. Тревога выматывает мою душу и наносит ущерб здоровью, и я пребываю в сложном положении, поскольку не могу никому здесь довериться («никому здесь» подчеркнуто жирными линиями). По здравом рассуждении вам, конечно, может показаться, что мои смутные опасения не стоят выеденного яйца. Фактической ситуации, возможно, найдется самое невинное объяснение («невинное» подчеркнуто). Тем не менее, каким бы обыденным ни казался этот несчастный случай с мячиком моего питомца, я испытываю все большие сомнения и опасения. И поэтому мне крайне желательно узнать ваше мнение и рекомендации по данному делу. Надеюсь, вы не откажете мне в любезности и сообщите, какое вас устроит вознаграждение и что вы посоветуете мне предпринять в данной ситуации?
Должна подчеркнуть еще раз, что никто здесь не знает о моих подозрениях. Известные мне факты кажутся на редкость простыми и незначительными, но здоровье мое пошатнулось, и я лишилась привычного самообладания. Я уверена, что беспокойство такого рода весьма плачевно сказывается на моем состоянии, и чем больше я размышляю о случившемся, тем глубже осознаю, что мои подозрения оправданны и никакой ошибки тут быть не может. Разумеется, я не могу и помыслить о том, чтобы поделиться ими с кем-то из моего ближайшего окружения. Надеюсь как можно скорее получить ваш совет по данному делу.
С совершенным почтением,
Эмили Аранделл
Я перевернул листы и пробежал пристальным взглядом по каждой странице.
Читать бесплатно другие книги:
