На Черной реке Старостенко Геннадий

Нил Тихарев путался во всем этом паучьем переплетении потоков. Как путался и в условиях нефтяного маркетинга вообще – во всей его казуистике, которую он и осилил бы, кабы время было на это…

Кто бы, например, объяснил – почему, по условиям торговых соглашений «окончательная цена нефти на экспорт определяется в течение трех рабочих дней после месяца поставки по каждой прокачке…»

Почему «сумма услуг таможенного брокера определяется после 20-го числа, следующего за месяцем прокачки…»

И почему «сумма агентского вознаграждения ТРАНСНЕФТИ становится известной после 10-го числа следующего месяца…»

Его, впрочем, давно уже проинформировали: так надо, парень, и не вникай – у тебя другая задача. И вообще – это игра с другими правилами, в нее играют люди не глупее твоего, а ты всего лишь глава компании-оператора, которая производит меньше одной сотой всей нефти России… или одну тысячную всей энергетической величины планеты… И даже сверх-вообще: о планете-то как раз говорить и уместно, потому что уже нет ничего в этой отрасли, что не управлялось бы в планетарном масштабе…

Однако соразмерив себя с масштабами планеты, Нил всякий раз преисполнялся уважения к себе. Нет, надо пока не поздно попытаться подчинить деятельность маркетинговой службы. И сделать это так, чтобы его амбиции в этом деле никому не лезли в глаз.

Для этого Нил Тихарев придумал следующий ход: теперь все стратегические бюджетные вопросы и по всем отделам будут подтверждаться и корректироваться ежемесячно. На собраниях Совета директоров. Те из его, Тихарева, ребят-директоров, у кого голова посвежее, воленс-ноленс полезут и к Шварцу с расспросами, будут санкционировать не только крупные приобретения, но и косвенно продажи. Вот и станешь ты, Сеня Шварц, пополиткорректнее, так сказать, гы-гы-гы…

Нет, пожалуй, этот полячек все же ничего не имел в виду. Равновесие души помалу возвращалось к Нилу Тихареву. А исчерпав тарелку горохового со свиными ребрышками, Нил ощутил ту абсолютную внутриутробную статичность, обретение которой и было назначением бытия.

Впрочем, в последнее время появилась еще одна тема, которая была способна поколебать эту безмятежность. Это знал и Шварц.

– Подавать рагу? – спросила секретарша.

Нил кивнул, не глядя в ее сторону. Нечего отвлекаться от дум, на эти московские дерзкие попки засматриваться. Да оно и не дефицит по нынешним временам.

– А помнишь, неделю назад я просил, чтоб ты релиз по СМИ сделал? Твоим ведь отсюда видней – из Москвы-то. Какой у нас имидж?

Шварц пожелал бы уклониться от темы. У него был принцип: от Семена Шварца – только хорошие вести. Он набрал три цифры по внутреннему телефону, попросил:

– Зайди.

Вошла сотрудница, которую Тихарев давно уже окрестил про себя Вундеркиндом. Классический очкарик, только в юбке. Но юбку носить не любит. Просто знала, что Тихарев глубоко презирает всех, кто неверно себя позиционирует в половом вопросе. При ее появлении гендиректор поморщился. Да уж, прогнило что-то в Королевстве Датском… смешалось что-то в ж… у Облонских…

Вундеркинд ядовито затараторила:

– Если не считать наших заказных статей в региональной печати, то наш имидж как нефтяной компании скорее в минусе, чем в плюсе. Две недели тому назад на ЦТ прошел короткометражный фильм о плохой экологии на нефтепромысловых объектах ДЕЛЬТАНЕФТИ…

– Ну, не увлекайтесь, Галина, – спохватился Шварц. – Не преувеличивайте. Я видел этот фильм. Там было не только о нашей компании, там вообще о северах.

Тихареву показалось – ту замечание шефа кольнуло. Из ее бронхиальной щели стали вырываться пары иприта, как у ведущей «Слабого звена» на телевидении:

– Я видела свою задачу в том, чтобы рассказать правду. Какой у нас сегодня имидж… Три дня назад газета «Время вестей» дала дайджест о том, что у нас… смелые схемы ухода от налогов…

Цитату она отчеканила с предельной химической активностью в голосе. Кажется, у Шварца не все гладко с помощницей. Взять на заметку… Что ж – может, вовсе не такая плохая девчонка, и фиг с ней, с этой ориентацией. Та продолжала:

– … мы уже работаем по автору. Нехорошая статья прошла в англоязычной New Moscow…

– Это уж вообще непонятно, – вставил Шварц, демонстрируя руками наив.

– Не уверена, дано ли мне как аналитику комментировать…

– Дано, дано, милая. – Кивнул Тихарев.

– …но думаю, с этим связано и временное падение котировок на бирже.

– Стоп. – Тихарев поднял руку. В конце концов у него и своя структурка есть, которая ему все анализирует. – На мозоль не дави. Это мы разберемся. В другом месте. Говори – что еще там печатают… эти раззвездяи…

– Думаю, сэкономлю ваше время, Нил Станиславович, если скажу: баланс не в пользу ДЕЛЬТАНЕФТИ. На поверхности все может выглядеть незначительным, но накопление негатива может вызвать кумулятивный эффект. В интернете пошли сообщения об отравленных оленеводах. А главное – сейчас пока трудно определить общий источник этих публикаций. Но мы работаем…

– Мы тоже не сидим. – Тихарев косо прищурился.

Что он имел в виду? Легкая напряженность, поблуждав по тугому лицу Шварца слабыми токами, тут же исчезла. Ассистентша была уже год в его команде, и со временем он, безусловно, будет посвящать ее в «тайны двора», но не сейчас. Впрочем, понятлива и связана с ним, Шварцем, родственными отношениями. Ей хватило и намека – «особо не усердствуй» – чтобы понять, в какие моменты подпрыгивать абы не оказаться между молотом и наковальней. Мнимо независима от шефа – и Тихарев, кажется, уже строит в башке свою какую-то корявенькую схемку…

Она ушла, двое мужчин закончили трапезу, и Шварц сказал – синкопируя и прихотливо смещая акценты, путая «ты» и «вы»:

– Ну, а по тем нашим делам, которые вы предлагаете – чтоб директора ежемесячно по бюджету… Разумно и правильно, но, Нил Станиславич, ты пойми, я-то здесь один у себя сижу – в отрыве от вас, один на один с рыночными ценами, которые скачут, как бешеные, туда-сюда…

– И что? – Щурился Тихарев.

– Да то, что за день эти цены могут процентов на пятнадцать пролететь… всякое в торговле сырцом…

– И что?

– Ну как что – я не могу зависеть от месячных собраний… мне оперативность нужна – принимать решения…

– Ну, и принимай пока. – Лучился и добрился на него Нил Тихарев, поднимаясь из-за стола в сытости. А про себя прикидывал: если меня турнут с позором, а разведка подтвердит, что за тобой неладное, Сеня Шварц, то валяться тебе в крови с контрольным в голову. Как в старые добрые времена… уж не знаю – добрые ли…

Нил Тихарев спешил на встречу с Бариновым, своим человеком в Минприроды и Роснедрах. Тот обещал ему сюрприз – только и глазком, гад, не намекнул, что он за сюрприз такой будет.

Ну ничего, вечер у него свободен, и завтрашний день, кажется, обещает быть без напрягов – но познавательным. А сегодня он зальет себе в скважину раствор на спиртовой основе… брр-р – только бы не тот, которого нахлебались те аборигены…

И вовсе не причуды и не прихоти-похоти ради он потискал вопросами этого Вундеркинда, эту «шварц-ассистентку». Он еще в прошлом году озаботился общественным имиджем ДЕЛЬТАНЕФТИ – когда кому-то захотелось поссорить его с Госэкоэкспертизой и заслать бригаду телесъемщиков к этим чумовым оленеводам…

У него и в Усинске была надежная схема слежения за происходящим. В лице – но прежде всего в глазах и ушах – начальника службы режима и контроля Тофика Мамедова. (Только двойной контроль – надежный контроль). Этот мониторил все подряд – от досье и высказываний служащих до сообщений в СМИ.

Двойным же оказался и сюрприз от Баринова. Уже не вспомнить, как оно случилось впервые, и теперь уже стало традицией, что примерно раз в три года Сашка Баринов знакомил его с какой-нибудь шикарной московской субреткой.

Вот и сегодня – по мягкости интонаций, сочившихся в мобильную трубку, Нил Тихарев запредвкушал роскошный вечер и восторженную ночь.

– Встречаемся без четверти шесть у Кутафьей башни…

– Где – где? Ты что – меня в Кремль потащишь? Что я там забыл? – Терялся в резонах Тихарев, но Баринов уже отключился.

Ровно в назначенное время из облепленной пушистым снегом полумглы – со стороны площади Лужкова-Церетели – выплыл Сашка Баринов с брюнеткой в сочном теле и мехах. Представил – Оля. Чресла гендиректора окатило мелкой дрожью.

В иные дни и в нужных обстоятельствах этот плут умел казаться невзрачным и даже невысоким. Сущий акакий акакиевич. Но раз – и преобразится в повесу, в сутенера, в рубаху-мужика, во что угодно – особенно при дамах. Талантище – и только. И как чиновник неоценим – в том смысле, что иногда за содействие «цены сам просил немалые…»