Медный всадник Лукаш Иван
– Не знаю, зачем это… Что ей взбрело в голову устроиться на завод? Это так далеко, а она еще совсем девчонка, – вмешалась мать.
– Ничего, ты всю жизнь все за нее делала, пора ей самой о себе позаботиться, – отрезал отец.
– Таня! – крикнула мать. – Ты все равно толчешься на кухне, так вымой хотя бы посуду!
Татьяна убрала все продукты в шкаф. Перенося ящики, она все время украдкой поглядывала на спину Александра. Карелия, финны, граница, танки, превосходство в живой силе и технике, предательские болотистые леса, через которые так трудно пробираться, зима тридцать девятого…
Она все еще была на кухне, когда из комнаты вышли Даша, Александр и Дмитрий. Александр не смотрел на Татьяну. Словно Даша перекрыла невидимый кран и вода, та вода, которая давала Татьяне радость и жизнь, иссякла.
– Таня, попрощайся! – крикнула Даша. – Они уходят.
Татьяне ужасно хотелось стать невидимкой, но увы…
– До свидания, – сказала она, не двигаясь с места и вытирая выпачканные мукой руки о свое белое платье с розами. – Еще раз спасибо за помощь.
– Я провожу тебя, – объявила Даша, взяв Александра за руку.
Дмитрий подошел к Татьяне и спросил, может ли он снова зайти к ней. Наверное, она сказала «да» или кивнула. Она почти не слышала его.
Александр наконец поднял на нее глаза:
– Рад был познакомиться с тобой, Татьяна.
Она, кажется, что-то ответила. А может, и нет.
Все трое ушли, а Татьяна еще долго стояла на кухне. Пока не появилась мать и не сказала:
– Офицер забыл фуражку.
Татьяна взяла у нее фуражку, но прежде, чем успела шагнуть в коридор, вернулся Александр – один.
– Фуражку забыл, – пояснил он.
Татьяна молча, не глядя на него, протянула ему фуражку.
Их пальцы на мгновение встретились. Татьяна вдруг вскинула голову и грустно на него посмотрела. Что делают взрослые в таком случае? Ей хотелось плакать. Но она умудрилась сглотнуть колючий комок и удержаться от слез.
– Прости, – сказал Александр так тихо, что Татьяна не была уверена, правильно ли его расслышала. Он повернулся и вышел.
– Что это ты вытворяешь? – нахмурилась мать.
– Ах, мама, скажи спасибо, что нам удалось хоть что-то достать! – огрызнулась Татьяна и, вспомнив, что хотела есть, намазала маслом кусочек хлеба, рассеянно откусила и выбросила остальное.
Идти было некуда. Везде люди. Как бы она хотела забиться в крохотную каморку, где можно было бы остаться одной и без помех заняться дневником.
У Татьяны не было своей комнаты и, следовательно, дневника тоже. Насколько она поняла из прочитанного, в дневниках содержались очень личные мысли, которыми не следовало делиться с посторонними. А ей приходилось держать свои сокровенные мысли при себе. Не станешь же ты выкладывать их той, с кем спишь в одной постели, даже если это твоя родная сестра! Лев Толстой, один из ее любимых писателей, всю жизнь, с самого детства, вел дневники. Но он писал их специально для того, чтобы их читали тысячи людей. Такие дневники Татьяне ни к чему. В своем дневнике она хотела бы сто раз подряд написать имя Александра и чтобы никто, кроме нее, не мог его прочитать. Хотела бы иметь комнату, в которой могла бы произносить его имя вслух с утра до вечера, и чтобы никто, кроме нее, не услышал бы ее.
Александр.
Татьяна понуро побрела в комнату, села рядом с матерью и сжевала печенье.
Родители говорили о деньгах, которые Даша так и не смогла снять со счета в закрывшейся раньше времени сберкассе. Немного потолковали об эвакуации, но ни словом не упомянули о Паше, да и как можно… А Татьяна ни словом не обмолвилась об Александре, да и как можно…
Отец нахваливал Дмитрия, очевидно считая его прекрасным молодым человеком. Татьяна молча слушала, стараясь не давать воли чувствам. Вернулась Даша и поманила сестру в спальню. Та послушно поднялась.
Закрыв за собой дверь, Даша возбужденно выпалила:
– Ну, что ты думаешь?
– О чем? – устало пробормотала Татьяна.
– О нем, конечно! Что ты думаешь о нем?
– Симпатичный.
– Симпатичный? И это все? Брось! Уж лучше признайся, что не встречала мужчины красивее.
Татьяна натянуто улыбнулась.
– Ну что, я была права? Верно?
– Права, права, – кивнула Таня.
– Просто невероятно, что вы с ним встретились вот так, в автобусе!
– Невероятно, – эхом отозвалась Татьяна, вставая и делая шаг к двери.
Но Даша резко загородила ей дорогу. Противостоять сестре у Татьяны сейчас не было сил. Впрочем, как всегда. Даша на семь лет старше. Умнее. Красивее. Привлекательнее. И всегда побеждает.
Татьяна обреченно опустилась на кровать. Даша устроилась рядом:
– А Дмитрий? Он тебе понравился?
– Наверное. Послушай, Даша, не стоит обо мне волноваться.
– А кто волнуется? – хмыкнула сестра, ероша ее волосы. – Присмотрись к нему. Похоже, ты ему приглянулась. – Судя по тону, сестра была немало удивлена. – Должно быть, твое платье помогло.
– Должно быть. Знаешь, я еле на ногах держусь. Полгорода пешком обошла.
Даша обняла сестру:
– А вот мне Александр нравится. Так сильно, что даже сказать не могу.
У Татьяны все внутри заледенело. Встретившись с Александром, гуляя с Александром, улыбаясь Александру, Татьяна успела понять, что его отношения с Дашей не просто мимолетный флирт из тех, что затевают в садах Петергофа или на ступенях Адмиралтейства. В этот раз, кажется, все серьезно.
– Не стоит ничего объяснять, – обронила она едва слышно.
– Когда-нибудь, Танечка, ты станешь взрослой и все поймешь.
Татьяна искоса посмотрела на сестру, открыла рот… Но запал прошел так же внезапно, как появился.
Она хотела крикнуть: «Александр перешел улицу ради меня! Сел в автобус ради меня! Добрался до самых окраин ради меня!»
Но сказать этого старшей сестре она не могла.
А вот другое…
«Даша, у тебя и без того много парней. Ты можешь завести нового в любую минуту, и он будет от тебя без ума. Ты красавица, умница, и все тебя любят. Отдай мне Александра!»
А вот другое…
«Что, если я ему нравлюсь больше?»
Татьяна ничего не сказала.
Потому что не была уверена, так ли это. Особенно последняя часть. Как может Татьяна нравиться больше Даши? Стоит только взглянуть на Дашу с ее волосами и фигурой! Может, Александр переходил улицу и ради Даши? Пересек город, переправился через реку ради Даши в три часа белой ленинградской ночи, когда мосты были разведены?
Татьяне было нечего сказать. Она закрыла рот. Все впустую. Все напрасно.
Даша не сводила с нее глаз.
– Таня, Дима – солдат. Военные – люди особые. Тебе он может показаться… грубоватым.
– О чем ты?
– Да так, ни о чем. Но наверное, придется немного привести тебя в порядок.
– В порядок? – задохнулась Татьяна; упрямое сердце снова рванулось к самому горлу.
– Тебе надо немного прихорошиться! Может, чуть-чуть помады… новая прическа… – Даша коснулась Татьяниных волос.
– Может быть. Только не сейчас, ладно?
И она, как была в белом платье с алыми розами, повалилась на кровать и отвернулась лицом к стене.
Александр быстро шел по Лиговскому проспекту.
Они долго молчали, прежде чем Дмитрий, еще не отдышавшись, заметил:
– Дружная семья.
– Очень, – спокойно отозвался Александр.
Быстрая ходьба ничуть его не утомляла. Но говорить с Дмитрием о Метановых он не хотел.
– Я помню Дашу, – продолжал Дмитрий, едва поспевая за Александром. – Видел тебя с ней несколько раз в «Садко». Верно?
– Да.
– Но ее сестра не хуже, не находишь?
Александр не ответил.
– Георгий Васильевич сказал, что Тане почти семнадцать. – Он нервно дернул головой. – Семнадцать! Помнишь нас в семнадцать лет, Саша?
Александр ответил не сразу.
– Слишком хорошо.
Жаль, что у него такая долгая память.
Задумавшись, он пропустил мимо ушей реплику Дмитрия.
– Я не расслышал. Ты о чем?
– Как по-твоему, – терпеливо повторил тот, – она чересчур молодая или чересчур взрослая для семнадцати?
– В любом случае для тебя она чересчур молодая, – холодно обронил Александр.
Дмитрий долго молчал.
– Но какая хорошенькая! – протянул он наконец.
– Да. И все же чересчур молодая для тебя.
– А тебе какое дело? Ты занялся старшей сестрой, а я хочу получше узнать младшую, – хмыкнул Дмитрий. – Почему нет? Из нас может выйти слаженный квартет, не считаешь? Два лучших друга, две сестры… в этом есть некая симметрия…
– Дима, – перебил Александр, – ты уже забыл про Елену и вчерашний вечер? Кстати, Елена призналась, что ты ей понравился.
Дмитрий пренебрежительно отмахнулся:
– Неужели ты успел поговорить с Еленой? Нет, таких, как она, – тринадцать на дюжину. Не то что Татьяна. Это совсем другой коленкор.
Он плотоядно потер руки и ухмыльнулся.
На лице Александра не дрогнул ни единый мускул. Не дернулся глаз, не сжались губы, не сошлись брови. Только шаги все убыстрялись.
Дмитрий перешел на рысь:
– Саша, подожди! Насчет Тани… я только хотел убедиться, что ты… не возражаешь…
– Разумеется, нет. С чего бы? – бесстрастно ответил он.
– Верно! – воскликнул Дмитрий, хлопая друга по плечу. – Ты настоящий друг. Кстати, хочешь, организую вечеринку, повеселимся немного…
– Нет!
– Но ты всю ночь будешь на дежурстве. Брось, нужно же развлечься, как всегда…
– Нет. Не сегодня! – отрезал Александр и, помедлив, добавил: – И никогда, договорились?
– Но…
– Я опаздываю. Побегу, пожалуй. Увидимся в казарме.
Подводные течения
Первое, что представила Татьяна, проснувшись на следующее утро, было лицо Александра. С Дашей она не разговаривала, старалась даже не смотреть на сестру. Уходя, та небрежно бросила:
– С днем рождения.
– Да, Танечка, с днем рождения, – повторила мать, спеша к выходу. – Не забудь закрыть дверь.
Папа поцеловал ее в лоб и не преминул заметить:
– Твоему брату сегодня тоже семнадцать.
– Я помню, папа.
Отец работал инженером-технологом на ленинградском «Водоканале». Мама была швеей. На их предприятии шили халаты для больниц. Даша два года назад бросила университет и устроилась медсестрой у зубного врача. Поначалу между ними было что-то вроде пылкого романа, но все давно закончилось. Однако Даша не ушла, потому что работа ей нравилась. Непыльная и платят неплохо.
Татьяна отправилась на завод, где все утро провела на собрании. Начальник цеха Сергей Красенко спрашивал, кто хочет вступить в добровольческие отряды, которые будут рыть окопы, чтобы помочь Красной армии отогнать проклятых фашистов.
Татьяна почти не слушала. Окопы… отряды… все казалось таким далеким. Вчера она встретила Александра.
Красенко продолжал говорить. Оказалось, что укрепления к северу от Ленинграда, тянувшиеся по старой границе с Финляндией, необходимо как можно скорее привести в порядок. Опасались, что Финляндия попытается вернуть себе Карелию.
Татьяна навострила уши. Карелия… Карельский перешеек… Александр вчера что-то говорил об этом. Александр…
Татьяна поникла.
Женщины молча слушали Красенко. Ни одна не вызвалась рыть окопы. Ни одна, кроме Тамары, той, что сидела последней на конвейере.
– Что я теряю? – прошептала она, вскакивая с места. Наверное, ей до чертиков надоела ее работа.
Перед обедом Татьяне выдали очки, косынку и коричневый халат. Ложки и вилки куда-то исчезли. Теперь по конвейерной ленте плыли патроны. Они рядами ложились в маленькие картонные коробки, а она должна была укладывать коробки в большие деревянные ящики.
Ровно в пять Татьяна сняла халат, косынку и очки, плеснула в лицо водой, аккуратно стянула волосы резинкой и вышла за ворота. Предстояло шагать по проспекту Стачек, вдоль знаменитой заводской стены, бетонного сооружения высотой семь метров, тянувшегося на пятнадцать кварталов. До ее остановки было всего три.
А на остановке ее ждал Александр.
При виде его высокой фигуры лицо Татьяны озарилось невольной радостью.
Положив руку на грудь, она на секунду остановилась, но он улыбнулся; покраснев, Татьяна проглотила уже привычный комок в горле и пошла ему навстречу. И лишь краем сознания отметила, что он держит фуражку в руках. Жаль, что она так небрежно умылась.
В голове теснилось столько слов, что она не могла говорить. И это как раз в ту минуту, когда уместнее всего было бы заговорить как ни в чем не бывало.
– Что ты здесь делаешь? – пролепетала она.
– Знаешь, началась война. Со мной все может случиться в любой момент, так что не время притворяться, – твердо произнес он.
И опять у Татьяны не нашлось слов.
– С днем рождения.
– Спасибо.
– Будешь праздновать?
– Не знаю. Сегодня понедельник, все усталые, злые… Поужинаем. Может, выпьем.
Она вздохнула. В другом мире, возможно, стоило бы набраться храбрости и пригласить его на именинный ужин. Но это в другом мире. Не в этом.
Они ждали. Вокруг толпились мрачные люди. Но Татьяна не испытывала ни грусти, ни горечи. Может, она и была бы такой, как они, если бы стояла одна. Если бы рядом не было его.
И вдруг она вспомнила о войне. Как пойдет дальше ее жизнь?
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Твой отец сказал, что ты работаешь на Кировском. Вот я и рискнул – в надежде, что ты еще не успела уехать.
– Почему? – беспечно бросила она. – Или у нас уже входит в привычку встречаться в автобусах?
– У нас? Советских людей? Или у нас с тобой?
Она вспыхнула.
Подошел переполненный автобус, куда, однако, смогли втиснуться два десятка счастливчиков. Молодые люди даже не пытались включиться в общую свалку.
– Пойдем, – решил он наконец, уводя ее с остановки.
– Куда?
– Я провожу тебя до дома. Нам нужно поговорить.
Девушка с сомнением покачала головой.
– До дома километров восемь, не меньше, – заметила она, поглядывая на свои ноги.
– Сегодня ты в удобных туфлях? – неожиданно спросил он.
Татьяна кивнула, проклиная свою ребяческую неловкость.
– Вот что, давай доберемся до улицы Говорова, а там сядем на первый трамвай. Сможешь пройти один длинный квартал? Здесь слишком много народа, и все ждут автобуса или троллейбуса. На трамвайной остановке людей поменьше.
– Но он не идет до моего дома, – возразила Татьяна.
– Зато идет до Варшавского вокзала, где можно пересесть на шестнадцатый трамвай, который как раз останавливается на углу Греческого и Пятой Советской. Или вместе со мной поедешь на втором трамвае. Я сойду у казарм, а ты – у Русского музея. – Он помедлил. – Или пойдем пешком.
– Ни за что! – решительно отказалась Татьяна. – Даже если бы на мне были лапти. Идем на трамвай.
Она уже знала, что не станет пересаживаться ни у какого вокзала, чтобы вернуться домой в одиночестве.
Прождав трамвай минут двадцать, она согласилась пройти несколько километров до шестнадцатого трамвая. С улицы Говорова они свернули на улицу Шкапина, которая шла по диагонали к набережной Обводного канала.
Татьяна не хотела садиться в свой трамвай. Не хотела, чтобы он садился в свой. Она просто хотела идти и идти вдоль канала. Но как ему сказать об этом? Были и другие вещи, о которых ей хотелось поговорить. Она всегда старалась не быть навязчивой. Всегда долго подбирала слова, боялась показаться дурочкой и вообще предпочитала молчать, поэтому порой выглядела либо болезненно застенчивой, либо попросту воображалой. Вот Даша ни о чем подобном не беспокоилась. Говорила первое, что в голову придет.
Но сейчас, пожалуй, стоит прислушаться к внутреннему голосу.
Ее просто подмывало спросить Александра о Даше.
Он начал первым:
– Не знаю, как тебе сказать… Ты можешь считать, что я вмешиваюсь не в свои дела, но…
Александр нерешительно замолчал.
Татьяна вопросительно уставилась на него.
– Может быть, это и так, – заметила она, – но все равно говори.
– Таня, скажи отцу, чтобы забрал твоего брата из Толмачева.
Татьяна почти не слышала его, потому что они как раз добрались до здания Варшавского вокзала, тожественного и нарядного, и она мельком подумала, как, должно быть, хорошо сесть в поезд, увидеть Варшаву, Люблин и Святокрест… Но тут в голове у нее отпечатались отдельные слова: «брат», «Толмачево», «забрать»…
Татьяна этого не ожидала, хотя сама не знала, чего ожидать. Александр упомянул о Паше, которого не знал и даже никогда не видел.
– Почему? – спросила она наконец.
– Есть опасность, – ответил Александр после короткой паузы, – что немцы займут Толмачево.
– О чем ты?
Она не понимала. А если бы и понимала… Предпочла бы не понимать. Боялась еще больше расстроиться. Она была так счастлива, что Александр сам, сам пришел встретить ее! И все же что-то в его голосе: «Паша», «Толмачево», «немцы» – все эти слова объединялись в одно связное предложение, произнесенное почти незнакомцем с теплыми глазами и холодным голосом. Неужели он не поленился добраться до Кировского, чтобы напугать ее? Для чего?
– Но что я могу сделать?
– Поговорить с отцом. Пусть срочно забирает Пашу из Толмачева. Зачем он вообще туда его отправил? – воскликнул Александр. – Решил, что это безопасное место?
Он вздрогнул, и по лицу пробежала быстрая тень. Татьяна пристально наблюдала за ним, ожидая объяснений. Но он молчал. Татьяна откашлялась.
– Там лагерь. Там много лагерей.
– Знаю, – кивнул Александр. – Многие ленинградцы отослали туда своих мальчишек.
Его лицо ничего не выражало.
– Но ведь немцы еще в Крыму, – удивилась Татьяна. – Так сказал товарищ Молотов. Разве ты не слышал его речь?
– Да, они в Крыму. Но граница с Европой тянется на две тысячи километров. И гитлеровская армия заняла каждый метр этой границы, к югу от Болгарии, к северу до Польши.
Он помолчал. Она ничего не ответила.
– Пока что самое безопасное место для Паши – Ленинград.
– Откуда такая уверенность? – скептически бросила оживившаяся Татьяна. – Почему же по радио все время твердят, что Красная армия всех сильней? У нас есть танки, самолеты, пушки. Ты не согласен? – Она укоризненно покачала головой.
– Таня, Таня, Таня… – вздохнул Александр.
– Что, что, что? – протараторила она, и Александр, несмотря на серьезность положения, едва не рассмеялся. Она тоже улыбнулась.
– Таня, Ленинград так долго жил в соседстве с враждебной Финляндией – граница проходит всего в двадцати километрах отсюда, к северу, – что мы забыли вооружить юг. Там и кроется опасность.
– Если это так, почему ты отправил Дмитрия в сторону Финляндии, где, как ты говоришь, сейчас все спокойно?
– Но разведка все равно необходима, – возразил Александр, и Татьяна почувствовала, что он чего-то недоговаривает. – Видишь ли, я считаю, что с севера Ленинград достаточно защищен, а вот на юге и юго-западе нет ни одной дивизии, ни одного полка, даже батальона. Понимаешь, о чем я?
– Нет, – ответила она вызывающе.
– Поговори с отцом насчет Паши, – повторил Александр.
Оба замолчали, шагая бок о бок по притихшим улицам. Даже солнечный свет казался приглушенным, даже листья не шевелились, и только Александр и Татьяна медленно двигались вперед, приостанавливаясь на каждом перекрестке, не поднимая глаз от тротуара. «Хоть бы это никогда не кончалось», – подумала Татьяна. А о чем думал он?
– Послушай, – почти прошептал Александр, – насчет вчерашнего… Прости, что так вышло. Что я мог сделать? Твоя сестра и я… я не знал, что она твоя сестра. Мы встретились в «Садко»…
– Понимаю. Конечно. Не стоит объяснять, – перебила Татьяна. Он сам заговорил о Даше… и это главное.
– Стоит! Прости, если… если я тебя расстроил.
– Нет, вовсе нет. Все в порядке. Она рассказывала о тебе. Она и ты… – Татьяна хотела было сказать, что она рада за них, но слова застряли в горле. – Кстати, о Дмитрии. Он симпатичный, правда? Когда он вернется из Карелии?
Зачем она все это говорит? Чтобы позлить его? Татьяна сама не знала. Просто хотела сменить тему.
– Понятия не имею. Когда выполнит задание. Через несколько дней.
– Что-то я устала. Давай дождемся трамвая.
– Разумеется, – отозвался Александр. – Здесь рядом остановка шестнадцатого.
Они уже сидели в трамвае, когда он снова заговорил:
– Татьяна, у нас с твоей сестрой ничего серьезного нет. Я скажу ей…
– Нет! – вскрикнула она чересчур громко; двое немолодых мужчин, сидевших впереди, обернулись и как по команде подняли брови. – Нет, – повторила она уже спокойнее, но не менее решительно. – Это невозможно. – Она прижала руки к щекам, но тут же отняла. – Она моя старшая сестра, неужели ты не понимаешь?
– Я был единственным ребенком у родителей.
Его слова эхом отозвались в ее груди.
Читать бесплатно другие книги:
