Девушка с татуировкой дракона Ларссон Стиг

Глава 6

Четверг, 26 декабря

Лимит времени в тридцать минут, который Микаэль Блумквист отвел своему собеседнику, давно был исчерпан. Часы показывали половину пятого, и на первый вечерний поезд он явно опоздал. Хотя, конечно, Микаэль еще мог бы успеть на другой вечерний поезд, который уходил в половине десятого. Стоя у окна, он массировал себе шею и рассматривал освещенный фасад церкви по другую сторону моста.

Хенрик Вангер демонстрировал ему вырезки из местных и центральных газет со статьями о происшествии. Какое-то время оно явно находилось в центре внимания прессы. Еще бы: история исчезновения девушки из семьи известных промышленников – просто находка для репортеров всех мастей. Но поскольку тело так и не обнаружили, а поиски преступника окончились ничем, пресса скоро потеряла интерес к этому событию. А теперь, когда прошло более тридцати шести лет, дело Харриет Вангер и вовсе предали забвению. И неважно, что речь шла о бесследном исчезновении близкой родственницы одного из крупных промышленных магнатов. В статьях, написанных в конце шестидесятых годов, похоже, преобладала версия, согласно которой девушка утонула, а тело ее унесло в море – от подобной трагедии не застрахована ни одна семья на свете.

Микаэль, похоже, вопреки своим первоначальным намерениям, по-настоящему увлекся рассказом Хенрика Вангера, но после того как он взял краткий тайм-аут и посетил туалет, к нему вернулся прежний скептический настрой. Однако Хенрик еще не закончил свой рассказ, а Микаэль обещал дослушать историю до конца.

– А сами-то вы как считаете? Что с ней случилось, по-вашему? – спросил он, когда Вангер вернулся в комнату.

– Обычно здесь жили человек двадцать пять, но в тот день – в связи с семейной встречей – на острове находилось около шестидесяти человек. Из них можно, скажем, исключить двадцать – двадцать пять. И я считаю, что кто-то из тех, кто остался – скорее всего, кто-то из членов нашей семьи, – убил Харриет и спрятал тело.

– Я могу выдвинуть дюжину возражений.

– Хотелось бы услышать.

– Самое главное: если, как вы говорите, поиски велись так упорно и так тщательно, тело обязательно нашли бы, даже если кто-то его спрятал.

– Честно говоря, поиски были еще более масштабными, чем я рассказал. Впервые мне пришло в голову, что Харриет убили, только когда я представил себе несколько ситуаций, как могло исчезнуть ее тело. У меня нет доказательств, но в своих предположениях я опираюсь на хронику реальных событий.

– Поделитесь, пожалуйста.

– Харриет исчезла около трех часов дня. Примерно в два пятьдесят пять ее видел пастор Отто Фальк, который спешил на место аварии. Приблизительно в это же время приехал фотограф из местной газеты, который в последующий час сделал множество снимков. Мы – то есть я и полиция – просмотрели все пленки и убедились, что ни на одном из снимков Харриет нет. Зато все остальные люди, находившиеся здесь, за исключением самых маленьких детей, запечатлены хотя бы на одном кадре.

Хенрик Вангер принес новый альбом и положил его на стол перед Микаэлем.

– Здесь фотографии, сделанные в тот самый день. Первый снимок снят в Хедестаде во время детского шествия тем же фотографом примерно в час пятнадцать дня, и на нем присутствует Харриет.

Фотограф снимал, находясь на втором этаже дома; на снимке была видна улица, по которой только что проехали грузовики с клоунами и девицами в купальных костюмах. На тротуаре столпились зрители.

Хенрик Вангер показал на одну из девушек в толпе.

– Это Харриет. Примерно через два часа она исчезнет, а пока гуляет по городу вместе с одноклассниками. Это ее последняя фотография. Но здесь есть еще один очень любопытный снимок.

Он стал листать дальше. На оставшихся страницах в альбоме разместилось около ста восьмидесяти фотографий с шести пленок, посвященных катастрофе на мосту. После услышанного Микаэлю даже стало немного не по себе, когда он увидел Харриет, зафиксированную на резких черно-белых снимках. Фотограф вполне профессионально запечатлел на снимках возникший хаос. Многие фото изображали то, что происходило рядом с перевернутой автоцистерной. Микаэль сразу узнал жестикулирующего сорокашестилетнего Хенрика Вангера. Он был перепачкан мазутом.

– Это мой брат Харальд.

Хенрик указал на мужчину в пиджаке; тот наклонился вперед и показывал на что-то в разбитой машине, где сидел заблокированный Аронссон.

– Мой брат Харальд не внушает симпатии, но, на мой взгляд, его можно исключить из списка подозреваемых. Он все время находился на мосту, за исключением нескольких минут, когда ему пришлось сбегать в усадьбу, чтобы переобуться.

Вангер продолжил листать альбом. Снимки были самые разные. Вот автоцистерна. На берег стекаются зеваки. Аронссон зажат в покореженной машине. Панорамные снимки. Крупные планы.

– Взгляни сюда, – сказал Хенрик. – Насколько нам удалось установить, этот снимок сделан приблизительно в пятнадцать сорок или пятнадцать сорок пять, то есть примерно через сорок пять минут после того, как Харриет столкнулась с Отто Фальком. А вот наш дом, среднее окно на втором этаже. Это комната Харриет. На предыдущем снимке окно закрыто. А здесь оно открыто.

– Значит, кто-то в этот момент находился в комнате Харриет?

– Я спрашивал всех. Но никто не признался, что открывал окно.

– Следовательно, либо его открыла сама Харриет – и, значит, в этот момент она была еще жива, – либо вам солгали. Но зачем убийце заходить к ней в комнату и открывать окно? И зачем кому-то понадобилось лгать?

Хенрик Вангер покачал головой. У него не нашлось ответов на эти вопросы.

– Харриет исчезла в пятнадцать ноль-ноль или чуть позже. По этим фотографиям можно вычислить, где в это время находилась публика. Так что я могу снять подозрения с части присутствовавших. И, кстати, по той же причине люди, которые отсутствуют на снимках, должны быть включены в число подозреваемых.

– Но вы так и не ответили на вопрос о том, каким образом, по вашему мнению, могло исчезнуть тело… Думаю, что на него есть вполне рациональный ответ. Наверняка кто-то провернул трюк из набора иллюзионистов.

– На самом деле существуют различные рациональные варианты. Убийца принял решение где-то около пятнадцати ноль-ноль. Он или она вряд ли использовали какое-нибудь оружие – иначе мы, конечно, обнаружили бы следы крови. Я предполагаю, что Харриет задушили. И произошло это здесь, во дворе, за стеной. Это место не видно фотографу, и из дома оно не просматривается. Там есть удобная тропинка, ведущая коротким путем от пасторской усадьбы, где Харриет видели в последний раз, на пути обратно к дому. Сейчас там газон и кое-какая растительность, а в шестидесятые годы была засыпанная гравием площадка под автопарковку. Убийце оставалось только открыть багажник и засунуть туда труп Харриет. Ведь, когда на следующий день мы начали поиски, никто и не думал, что совершено преступление, – мы сосредоточились на осмотре береговой линии, строений и ближайшего к нам участка леса.

– Значит, багажники никто не проверял…

– А на следующий вечер убийца мог спокойно сесть в свой автомобиль, переехать через мост и перепрятать тело в другом месте.

Микаэль кивнул:

– Прямо под носом у тех, кто искал девушку. В таком случае речь идет об очень хладнокровном ублюдке.

Хенрик Вангер горько усмехнулся.

– Ты даже не представляешь, насколько точно сейчас охарактеризовал многих членов семейства Вангеров.

В шесть часов вечера они продолжали беседовать. Анна приготовила к обеду жареного зайца со смородиновым желе и картошкой. Хенрик Вангер поставил на стол дорогое красное вино. Микаэль по-прежнему вполне мог успеть на последний поезд.

«Пора бы и честь знать», – подумал он.

– Я согласен, вы рассказали леденящую душу историю. Но я никак не понимаю, с какой целью.

– А ведь я уже объяснил. Я должен узнать, какая сволочь убила мою внучатую племянницу. И я рассчитываю на твою помощь.

– Но как я могу вам помочь?

Хенрик Вангер отложил нож и вилку.

– Микаэль, скоро тридцать семь лет, как меня мучает вопрос, что произошло с Харриет. С годами я уделяю ее поискам все больше времени.

Он замолчал, снял очки и стал рассматривать какое-то невидимое пятнышко на линзе. Потом взглянул на Микаэля:

– Если уж быть до конца откровенным, именно из-за исчезновения Харриет я постепенно отказался от своих властных полномочий в концерне. Мне было не по себе. Я знал, что убийца находится где-то рядом. Моя рефлексия и погоня за истиной стали мешать работе. И самое страшное, что с годами эта ноша не стала легче. Скорее, наоборот. Примерно в семидесятом году наступило время, когда я желал лишь одного: чтобы меня оставили в покое. К тому времени Мартин уже стал членом правления, и ему приходилось все больше и больше работать за меня. В семьдесят шестом году я подал в отставку, и Мартин стал генеральным директором. Мое место в правлении остается за мною, но после своего пятидесятилетия я мало что сделал, находясь на нем. За последние тридцать шесть лет не было ни одного дня, чтобы я не размышлял об исчезновении Харриет. Можешь обвинить меня в том, что я просто-напросто помешан на этом… во всяком случае, так считают большинство моих родственников. Впрочем, так оно и есть, скорее всего.

– Леденящая душу история…

– Более того, это событие сломило меня. И с годами мне становится все сложнее смириться с тем, что случилось. Я сам от себя этого не ожидал. Понимаешь ли ты, что я имею в виду?

– Надеюсь, что понимаю.

– Все, что случилось, не отпускает меня. С годами мое восприятие изменилось. В самом начале я не мог опомниться от горя и скорби. Я хотел найти ее и хотя бы похоронить. Тогда душа Харриет обрела бы покой.

– Но что-то изменилось?

– Теперь для меня, пожалуй, стало важнее найти этого хладнокровного ублюдка. Чем старше я становлюсь, тем больше меня поглощает эта идея – найти и отомстить. Это стало как маниакальное хобби.

– Как хобби?

– Ну да, как хобби. Я умышленно употребляю именно это слово. Даже когда полицейское расследование зашло в тупик, я не смог остановиться. Пытался систематизировать всю информацию, все источники и сведения, какие только оказались доступны, – фотографии, результаты полицейского расследования… Расспросил и записал все показания свидетелей о том, что они делали в тот день… Так что почти половину своей жизни я занимаюсь сбором информации об одном-единственном дне.

– Но вы, надеюсь, понимаете, что за тридцать шесть лет убийца, возможно, и сам давно умер и похоронен?

– Не думаю.

Микаэль поднял брови.

– Давай закончим обед и снова поднимемся наверх. Чтобы завершить эту историю, мне не хватает одной детали. Кстати, самой невероятной.

Лисбет припарковала «Тойоту Королла» с автоматической коробкой передач у железнодорожной станции в Сундбюберге[54]. Она взяла ее в гараже фирмы «Милтон секьюрити». Особого разрешения Саландер не спрашивала, но, опять-таки, Арманский никогда не запрещал ей пользоваться казенным транспортом. «Хочешь не хочешь, придется покупать собственную тачку», – подумала она. Автомобиля у нее не было, но зато был байк – видавший виды «Кавасаки» с двигателем в сто двадцать пять «кубиков», на котором она рассекала летом. А зимой он хранился в подвале.

Лисбет прогулялась до Хёгклинтавеген и позвонила в домофон ровно в шесть часов вечера. Через несколько секунд замок запищал, и она поднялась по лестнице на второй этаж, где на табличке стояла заурядная фамилия: «Свенссон». Саландер понятия не имела, кто такой Свенссон и жил ли когда-нибудь в этой квартире человек с такой фамилией.

– Здорово, Чума, – поздоровалась она.

– Оса… Ты приходишь в гости, лишь когда тебе что-то нужно.

Парень, на три года старше Лисбет Саландер, был ростом 189 сантиметров при весе 152 килограмма. Сама она была ростом 154 сантиметра и весила 42 килограмма, так что рядом с Чумой чувствовала себя карлицей. Как всегда, в квартире было темно. Слабый свет от единственной горящей лампочки пробирался в прихожую из спальни, по совместительству рабочего кабинета Чумы. Воздух был спертым.

– Видишь ли, ты никогда не ходишь в душ, поэтому у тебя пахнет, как в клетке с обезьянами. Если когда-нибудь соберешься выбраться наружу, я могу проконсультировать тебя насчет мыла. Продается в «Консуме».

Он натянуто улыбнулся, но ничего не ответил и жестом пригласил ее за собой на кухню. Там Чума уселся за стол. Свет здесь тоже не горел, и помещение освещал лишь уличный фонарь за окном.

– Я имею в виду, что и сама не слишком-то люблю убирать, но когда старые пакеты из-под молока начинают пахнуть трупными червями, я собираю их и выбрасываю.

– Я ведь пенсионер по нетрудоспособности, – сказал Чума, – я социально не адаптирован.

– Именно поэтому государство выделило тебе квартиру – и вычеркнуло из списков. А ты не боишься, что когда-нибудь на тебя пожалуются соседи и вызовут социальную службу? И тогда тебя отправят прямиком в дурку.

– Лучше покажи, что принесла.

Лисбет Саландер расстегнула «молнию» на куртке и вытащила пять тысяч крон.

– Это все, что я могу тебе выделить. Мои личные деньги. Мне не хотелось бы заносить тебя в декларацию о служебных расходах.

– Что нужно?

– Манжетку, о которой ты рассказал мне два месяца назад. Ты собрал ее?

Чума улыбнулся и положил перед ней на стол какую-то вещь.

– Расскажи, как с ней обращаться.

Целый час Лисбет Саландер внимательно слушала. Потом она апробировала манжетку. Возможно, Чума и относится к социально неприспособленным слоям; но вообще-то он, конечно, гений.

Хенрик Вангер стоял возле письменного стола, в ожидании момента, когда Микаэль снова обратит на него внимание.

Блумквист взглянул на свои наручные часы:

– Вы упоминали о какой-то детали?

Хенрик кивнул.

– Я родился первого ноября. Когда Харриет было восемь лет, она подарила мне картинку – засушенный цветок в простой застекленной рамке.

Вангер обошел вокруг письменного стола и показал на первый цветок – колокольчик. Он был вставлен в рамку не слишком аккуратно.

– Эту первую картинку я получил в подарок в пятьдесят восьмом году.

Он показал на следующую рамку:

– Пятьдесят девятый год – лютик. Шестидесятый год – маргаритка. Такая сложилась традиция. Она готовила картинку летом и держала ее до моего дня рождения. Я всегда вешал их здесь, на стене. В шестьдесят шестом году она исчезла, и традиции вроде как настал конец.

Хенрик умолк и показал на пустое место в ряду картин. Микаэль вдруг почувствовал, как у него шевелятся волосы на затылке. Всю стену занимали засушенные цветы в рамках.

– В шестьдесят седьмом, через год после ее исчезновения, я получил ко дню рождения этот цветок. Фиалку.

– Но как вам его доставили? – спросил потрясенный Микаэль.

– По почте. Он был завернут в подарочную упаковку, в плотном конверте. Его прислали из Стокгольма. Без обратного адреса и без записки.

– Вы хотите сказать… – Микаэль махнул рукой.

– Да-да, именно. К моему дню рождения, каждый год, черт побери! Представляешь себе, каково мое состояние? Ведь все это направлено против меня, словно убийца специально изводит меня. И я не могу избавиться от ощущения, что, возможно, Харриет убили именно потому, что кто-то хотел добраться до меня. Я ни от кого не скрывал, что отношусь к Харриет по-особенному и что она для меня стала родной дочерью.

– Но что я могу для вас сделать? – спросил Микаэль; голос его дрогнул.

Поставив «Короллу» обратно в гараж, расположенный под зданием «Милтон секьюрити», Лисбет Саландер решила заодно зайти в офисный туалет. Она воспользовалась своим магнитным пропуском и поднялась на лифте сразу на третий этаж, минуя главный вход на втором этаже, где сидели дежурные. После туалета она навестила кофейный автомат, оторый поставил Драган Арманский, осознав наконец, что Лисбет не станет варить кофе лишь потому, что от нее этого ждут. Затем она зашла к себе в кабинет и повесила кожаную куртку на спинку стула.

Ее кабинетик – размером два на три метра – упирался в стеклянную стену. Интерьер составляли письменный стол с видавшим виды компьютером «Делл», офисный стул, корзина для бумаг, телефон и книжная полка. На полке расположилось несколько телефонных справочников и три чистых блокнота. В двух ящиках письменного стола лежали несколько использованных шариковых ручек, скрепки и блокнот. На окне стоял увядший цветок с коричневыми поблекшими листьями. Лисбет внимательно разглядывала цветок, словно увидела его впервые, а потом схватила его и швырнула в корзину для бумаг.

Свой кабинет она посещала редко, не больше шести раз в год, и то в основном когда ей требовалось посидеть в одиночестве и доработать какой-нибудь отчет непосредственно перед тем, как его сдавать. Драган Арманский настаивал на том, чтобы обеспечить ее собственным рабочим местом. Ему казалось, что тогда она будет чувствовать себя частью команды, даже если у нее статус фрилансера. А сама Лисбет подозревала, что Арманский рассчитывал получить таким образом возможность наблюдать за ней и лезть в ее личные дела. Сперва ей выделили комнату побольше и подальше по коридору – правда, этот кабинет она должна была делить с коллегой. Но поскольку Лисбет там никогда не появлялась, начальник в конце концов распорядился перевести ее в эту каморку.

Лисбет Саландер вытащила манжетку, полученную от Чумы, положила перед собой на стол и принялась ее разглядывать, закусив губу и размышляя. Дело шло к полуночи, и она была одна на всем этаже. Ей вдруг стало очень скучно.

Спустя какое-то время она встала, дошла до конца коридора и подергала дверь в кабинет Арманского. Та оказалась запертой. Лисбет огляделась. Конечно же, вряд ли кто-нибудь появится в коридоре в полночь на второй день Рождества. Саландер отперла дверь копией главного ключа, который предусмотрительно сделала для себя несколько лет назад.

В просторном кабинете Арманского, кроме письменного стола и кресел для посетителей, в углу стоял стол для конференций, за которым умещались восемь человек. Здесь все сложено очень аккуратно. Лисбет уже давно не рылась в бумагах Арманского, но раз уж она все равно зашла в его офис…

Она провела у его письменного стола примерно час и за это время разжилась сведениями об охоте на типа, которого подозревали в промышленном шпионаже. А также узнала о том, что кто-то из ее коллег в строжайшей тайне внедрился на предприятие, где шуровала банда воров. И о мерах по защите клиентки, боявшейся похищения своих детей их собственным отцом.

Наконец Саландер аккуратно вернула все бумаги на место, разложила их так, как они и лежали, закрыла кабинет и отправилась пешком домой на Лундагатан. Она была вполне довольна собой.

Микаэль Блумквист снова покачал головой. Хенрик Вангер, сидя за письменным столом, спокойно наблюдал за ним, словно уже подготовился к любым его возражениям.

– Я не знаю, докопаемся ли мы когда-нибудь до истины, но я не хочу отправиться в могилу, не предприняв последней попытки, – сказал Хенрик Вангер. – Я хочу нанять тебя только для того, чтобы ты еще раз проанализировал все материалы.

– Сдается мне, зря вы все это затеяли, – подытожил Микаэль.

– Почему?

– Я уже немало выслушал. Хенрик, я очень сочувствую вашему горю, но давайте будем откровенны… Фактически вы склоняете меня к пустой трате времени и денег. Вы просите, чтобы я каким-то чудом разгадал загадку, над которой не один год бились уголовная полиция и профессиональные следователи, у которых было куда больше полномочий и возможностей. Вы просите меня раскрыть преступление почти сорокалетней давности. Как я могу это сделать?

– Мы еще не обсуждали твою ставку, – произнес Хенрик Вангер.

– Но это и не требуется.

– Конечно, я не могу тебя заставить, если ты категорически отказываешься. Но послушай, что я предлагаю… Дирк Фруде уже составил контракт. Мы можем обсудить подробности, но там все просто, и не хватает лишь твоей подписи.

– Хенрик, это не имеет смысла. Я не смогу раскрыть тайну исчезновения Харриет.

– Согласно контракту, я и не требую этого от тебя. Я лишь хочу, чтобы ты приложил к этому максимум усилий. Если у тебя не получится, значит, это не угодно Богу. Или, если ты в Него не веришь, – не судьба.

Микаэль вздохнул. Он чувствовал себя не в своей тарелке и хотел поскорее уехать из Хедебю, но все-таки уступил.

– Так что я, по-вашему, должен делать?

– Я хочу, чтобы ты в течение года жил и работал здесь, в Хедебю. Я хочу, чтобы ты изучил все досье по исчезновению Харриет, документ за документом, чтобы ты на все взглянул свежим незамыленным глазом. Я хочу, чтобы ты подверг сомнению все прежде сделанные выводы, как настоящий журналист из отдела расследований. Я хочу, чтобы ты искал то, что упустили остальные – и я, и полиция, и все, кто занимался расследованием.

– Вы просите меня забыть о моей жизни и о карьере и целый год посвятить бесплодным безрезультатным изысканиям?

Хенрик Вангер улыбнулся.

– Мне показалось, что сейчас твоя карьера не на самом пике.

Микаэль даже не стал парировать.

– Я хочу заплатить тебе за год твоей жизни и твоей работы. Я назначаю тебе зарплату, которая будет выше, чем ты когда-либо рассчитывал получить. Я буду платить тебе по двести тысяч крон в месяц. Итого ты получишь два миллиона четыреста тысяч крон, если согласишься и останешься здесь на год.

Микаэль сидел, не зная, что сказать.

– У меня нет никаких иллюзий. Я знаю, что шансы что-либо разузнать минимальны. Но если тебе, вопреки ожиданиям, удастся решить эту головоломку, я выплачу тебе в качестве бонуса двойное вознаграждение, то есть четыре миллиона восемьсот тысяч крон. Впрочем, не будем мелочными и округлим до пяти миллионов.

Хенрик Вангер откинулся на спинку кресла и склонил голову набок.

– Я могу перевести деньги на любой указанный тобой банковский счет, в любую точку мира. Ты можешь также получать деньги наличными, в сумке, и сам решать, вносить их в налоговую декларацию или нет.

– Но ведь это же сумасбродство, – сказал Микаэль.

– Почему?

Хенрик Вангер казался спокойным.

– Мне за восемьдесят лет, но я по-прежнему пребываю в здравом уме и трезвой памяти. У меня колоссальный личный капитал, которым я распоряжаюсь самостоятельно. Детей у меня нет. И нет также ни малейшего желания дарить деньги родственникам, которых я ненавижу. Я уже составил завещание, согласно которому основная часть моих средств перейдет Всемирному фонду дикой природы. Приличные суммы получат и несколько близких мне людей, в частности, Анна, которую ты уже знаешь.

Блумквист покачал головой.

– Я хотел бы, чтобы ты меня понял. Я стар и скоро отойду в мир иной. На свете мне нужно только одно – получить ответ на вопрос, который не дает мне покоя уже почти четыре десятилетия. Не уверен, что смогу разгадать эту тайну, но, во всяком случае, мое личное состояние позволяет мне хотя бы предпринять последнюю попытку. Так что ничего особенного, если я решил потратить часть своего состояния во имя этой цели… Я считаю, что это мой долг перед Харриет. И перед самим собой.

– Вы собираетесь заплатить мне несколько миллионов крон просто так, ни за что? Ведь я могу подписать контракт – а потом целый год ни черта не делать.

– А вот и нет. Бездельничать тебе не придется. Напротив, ты будешь работать более усердно, чем всегда.

– Откуда такая уверенность?

– Я могу предложить тебе нечто, чего ты не купишь ни за какие деньги, но хочешь больше всего на свете.

– Что же это?

Глаза Хенрика сузились.

– Ханс Эрик Веннерстрём. Я могу сдать его тебе с потрохами. У меня есть доказательства, что он мошенник. Ведь тридцать пять лет назад он начинал свою карьеру здесь, у меня. Так что я могу преподнести тебе его голову на блюде. Разгадай мою загадку, и твое поражение в суде может обернуться полной победой, самым сенсационным событием года.

Глава 7

Пятница, 3 января

Эрика поставила чашку с кофе на стол и повернулась спиной к Микаэлю. Она стояла в его квартире у окна и созерцала вид Старого города. Третье января, девять часов утра. После новогодних праздников от снега не осталось и следа – его смыло дождем.

– Мне всегда нравились эти виды, – сказала она. – Ради такой квартиры я могла бы покинуть Сальтшёбаден.

– У тебя же есть ключи. Пожалуйста, переезжай сюда из своей привилегированной резервации, – предложил Блумквист.

Он закрыл чемодан и поставил его в холле. Эрика обернулась и разочарованно посмотрела на Микаэля.

– Неужели ты все уже решил? – произнесла она. – Не могу поверить своим глазам: мы – на грани банкротства, а ты пакуешь два чемодана и отправляешься жить к черту на рога.

– В Хедестад. Всего в нескольких часах езды на поезде. Да и уезжаю я не навеки.

– А почему бы тебе не отправиться в Улан-Батор? Неужели ты не понимаешь, что это выглядит так, словно ты сбегаешь, поджав хвост?

– А я именно сбегаю, поджав хвост. К тому же в этом году мне еще предстоит отсидеть в тюрьме.

Свидетелем этой сцены был Кристер Мальм, сидевший тут же, на диване. Ему стало не по себе. Впервые с тех пор, как «Миллениум» появился на свет, Микаэль и Эрика ссорились у него на глазах. Все эти годы они жили и работали душа в душу. Конечно, иногда ссорились не на шутку, но в основном в связи с работой. А потом, когда они устраняли все недоразумения, в обнимку отправлялись в ресторан. Или в постель. Последняя осень и без того выдалась не слишком веселой, а теперь уже казалось, что перед ними разверзлась преисподняя. Кристер Мальм решил, что он присутствует при конце «Миллениума».

– У меня нет выбора, – сказал Микаэль. – Вернее, у нас нет выбора.

Он налил себе кофе и опустился на стул за кухонный стол. Эрика покачала головой, села напротив и спросила:

– Кристер, а что думаешь ты?

Кристер Мальм развел руками. Он ждал подобного вопроса и боялся этого мгновения – ведь ему сейчас придется занять какую-то позицию. Кристер являлся третьим совладельцем издательского дома, но все они знали, что «Миллениум» – это прежде всего Микаэль и Эрика. С Кристером советовались исключительно тогда, когда Микаэль с Эрикой не могли прийти к общему решению.

– По правде, – начал Мальм, – вы оба знаете: мое мнение никакой роли не играет.

Он умолк. Ему нравилось работать над изображениями и создавать графические формы. Кристер никогда не считал себя художником, но знал, что он – дизайнер от бога. А что касается интриг и участия в принятии серьезных решений, то тут он не мастак.

«Похоже, это не просто ссора, – думал Мальм. – Похоже, это разрыв».

Микаэль нарушил молчание:

– Хорошо, я готов еще раз озвучить свою позицию. – Он не отрываясь смотрел на Эрику. – Это не значит, что я покидаю «Миллениум». Мы слишком много работали, чтобы сейчас так запросто все бросить.

– Но ведь ты больше не будешь присутствовать в редакции… Так что нам с Кристером придется вкалывать за троих. Ты хоть понимаешь, что сам себя отправляешь в изгнание?

– Это не самое главное. Эрика, мне нужен тайм-аут. Я выдохся и сейчас ни на что не годен. И, может быть, оплаченный отпуск в Хедестаде – это как раз то, что мне сейчас нужно.

– Но все это просто чистое безумие, Микаэль. Ты мог бы с таким же успехом переквалифицироваться в уфологи.

– Подумаешь… Зато мне заплатят почти два с половиной миллиона, чтобы я целый год просиживал штаны. Впрочем, бездействовать я не собираюсь. И потом… Я проиграл первый раунд против Веннерстрёма; он выиграл и послал меня в нокаут. Второй раунд сейчас в разгаре – он попытается утопить «Миллениум». Ведь он прекрасно понимает, что пока существует журнал, существуют и журналисты, которые знают всю его подноготную.

– Точно подмечено. Я это вижу по ежемесячным падениям доходов от рекламы в последние полгода.

– Именно. Поэтому мне необходимо сейчас покинуть редакцию. Я для него – как красная тряпка для быка. Веннерстрём как настоящий параноик. Пока я здесь, он будет нас преследовать. А сейчас нам нужно подготовиться к третьему раунду. Чтобы иметь хотя бы малейший шанс на успех в борьбе против Веннерстрёма, мы должны временно отступить – и разработать совершенно новую стратегию. Нам необходимо найти новое орудие борьбы. Этим я и намерен заниматься весь предстоящий год.

– Я все понимаю, – ответила Эрика. – Но ты можешь взять отпуск. Поезжай за границу, посиди месяцок на испанском побережье. Ты вполне мог бы изучить любовные игры испанок. Расслабься, побудь у себя в Сандхамне, глядя на волны…

– Но так ничего не изменится. И когда я вернусь, Веннерстрём сокрушит «Миллениум». Ведь ты это понимаешь. Только если мы разузнаем о нем что-то, что сможем использовать против него… Это единственное, что может его остановить.

– И ты намерен раздобыть такую информацию в Хедестаде?

– Я просмотрел разные газетные материалы. Веннерстрём работал в концерне «Вангер» с шестьдесят девятого по семьдесят второй год. Он сидел в администрации концерна и отвечал за стратегические инвестиции. А потом как-то очень резко уволился. Так что не исключено, что у Хенрика Вангера на него действительно есть компромат.

– Но если он что-то натворил тридцать лет назад, вряд ли мы сможем доказать это сейчас.

– Хенрик Вангер обещал дать мне интервью и выложить все, что знает. Его не оставляет в покое судьба его исчезнувшей родственницы; похоже, это единственное, что его вообще интересует. И если ему потребуется разоблачить Веннерстрёма, вполне вероятно, что он это сделает. В любом случае мы не можем упустить такой шанс. Вангер – первый человек, кто согласился публично выложить все о Веннерстрёме.

– Даже если ты раздобудешь доказательства того, что девушку задушил Веннерстрём, мы не сможем дать им ход. Слишком много времени прошло, и он размажет нас по стенке во время суда.

– Такая мысль посещала меня. Но, увы, когда она исчезла, он учился в Стокгольмском институте торговли и не имел никакого отношения к концерну «Вангер»… – Микаэль сделал паузу, затем продолжил: – Эрика, я ни за что не оставлю «Миллениум». Но мы обязаны притвориться, будто я его оставил. Вы с Кристером будете продолжать выпускать журнал. Если удастся – если вам представится такая возможность, – заключите мир с Веннерстрёмом. А это получится, только если духу моего не будет поблизости.

– Допустим. Ситуация хуже некуда, но ты едешь в Хедестад. Теперь для тебя это та самая соломинка, за которую ты ухватился.

– Ты хочешь сказать, что у тебя есть идея получше?

Эрика пожала плечами.

– Нам бы следовало сейчас найти новые источники – и информации, и финансирования. Начать все сначала – и на этот раз уже не прогадать.

– Рикки, все это уже в прошлом. Забудь!

Эрика сидела, положив руки на стол и в отчаянии уронив на них голову. Потом она заговорила, стараясь не встречаться с Микаэлем взглядом:

– Я зла на тебя как черт. Не за то, что тебе не следовало публиковать эту статью – в этом есть и моя доля вины. И не за то, что ты оставляешь должность ответственного редактора – в данный момент это верное решение. Я даже согласна разыграть спектакль – словно мы с тобой решили расстаться и разделить наши интересы. Это вполне оправданно, если нам надо заставить Веннерстрёма поверить в то, что я бездарь и полная дебилка, а настоящая угроза исходит от тебя.

Она сделала паузу и внимательно посмотрела ему в глаза:

– Но, по-моему, ты ошибаешься. Нам не удастся сблефовать перед Веннерстрёмом. Он и дальше будет стараться похоронить «Миллениум». Разница лишь в том, что с этого момента мне придется сражаться с ним в одиночку, и ты знаешь, что сейчас ты нужен мне в редакции, как никогда. Что ж, я готова вести войну с Веннерстрёмом. Но я не могу смириться с тем, что ты, капитан, так легко покидаешь корабль. Ты уходишь в самый ответственный момент.

Микаэль погладил ее по голове.

– Ты не одна. У тебя есть Кристер и все остальные.

– Янне Дальман не в счет. Кстати, по-моему, зря мы взяли его на работу в штат. Он вполне компетентен, но неприятностей от него больше, чем пользы. Я не могу на него опереться. Всю осень злословил и злорадствовал. Не знаю, может, он рассчитывал занять твое место… Или у него психологическая несовместимость со всеми остальными сотрудниками редакции…

– Боюсь, что ты права, – сказал Микаэль.

– Но что же мне делать? Вытурить его?

– Эрика, ты – главный редактор и основной владелец «Миллениума». Если нужно его вытурить – давай.

– Но мы еще никого не увольняли, Микке. А теперь ты даже это решение возлагаешь на меня… Представляешь, мне стало тяжело попросту приходить утром в редакцию.

Тут Кристер Мальм внезапно поднялся на ноги:

– Если ты хочешь успеть на поезд, нам надо поторапливаться.

Эрика запротестовала, но он поднял руку:

– Подожди, Эрика. Ты хотела услышать мое мнение. Я считаю, что ситуация у нас просто катастрофическая. Но если дела обстоят так, как говорит Микаэль, – что он слишком устал от всей этой кутерьмы, – то ему действительно надо ехать. Просто ради самого себя. И мы просто обязаны его отпустить.

Микаэль и Эрика изумленно смотрели на Кристера, а тот смущенно поглядывал на Блумквиста.

– Вы оба знаете, что «Миллениум» – это вы. Я тоже совладелец, и вы всегда были честны со мной. Я очень люблю журнал и все, что с ним связано, но ведь вы запросто могли заменить меня любым другим художником. Однако для вас было важно мое мнение, и вы всегда со мной считались. Что же касается Янне Дальмана, то я солидарен с вами. Если ты, Эрика, хочешь его выставить, я позабочусь об этом. Нужно только все грамотно оформить.

После короткой паузы он продолжил:

– Я согласен с тобой: конечно, жаль, что Микаэль уезжает именно сейчас. Но что поделать: выбора у нас нет. – Посмотрел на Микаэля: – Я отвезу тебя на вокзал. Мы с Эрикой будем держать удар, а потом ты вернешься.

Блумквист задумчиво кивнул.

– Боюсь, Микаэль уже не вернется, – еле слышно произнесла Эрика Бергер.

В два часа дня Драган Арманский позвонил Лисбет Саландер, разбудив ее.

– Что случилось? – сонно спросила она. Во рту у нее стоял привкус смолы.

– Микаэль Блумквист. Я только что говорил о нем с нашим заказчиком, адвокатом Фруде.