Девушка с татуировкой дракона Ларссон Стиг
Эрика Бергер удивленно вскинула брови, когда ближе к концу рабочего дня в редакции возник основательно продрогший Микаэль Блумквист. Редакция «Миллениума» располагалась прямо в самой середине Гётгатан, на офисном этаже, над помещениями «Гринписа». С «Миллениума» явно требовали завышенную арендную плату, но Эрика, Микаэль и Кристер все-таки дружно держались за этот офис.
Эрика взглянула на часы. Еще только десять минут шестого, а тьма уже давно укутала Стокгольм. Она ждала Микаэля ближе к обеду.
– Прости, – произнес он, прежде чем она успела что-либо сказать. – Меня настолько потряс этот суд, что мне не хотелось ни с кем разговаривать. Я долго бесцельно шатался и обо всем размышлял.
– Я услышала решение суда по радио. Звонила «Та, с канала ТВ4»; ей хотелось, чтобы я прокомментировала эти события.
– А ты что сказала?
– Как мы и договаривались! Я сказала, что нам надо сперва ознакомиться с текстом приговора, а уж потом мы сможем высказываться. То есть я ничего не сказала. Но все же настаиваю: это порочная стратегия. Мы будем выглядеть как проигравшая сторона и потеряем поддержку в прессе. А ты наверняка попадешь в вечерние сводки телевизионных новостей…
Блумквист кивнул. У него был потерянный вид.
– Ну и как ты себя чувствуешь?
Микаэль пожал плечами и опустился в свое любимое кресло, у окна, в кабинете Эрики. Ее кабинет выглядел по-спартански аскетично: письменный стол, вместительные книжные стеллажи и практичная офисная мебель. Все покупалось в магазине «ИКЕА», за исключением двух комфортабельных экстравагантных кресел и столика у стены. («Они соответствуют моему воспитанию», – обычно шутила Эрика.) Часто она читала, сидя в кресле и поджав под себя ноги.
Микаэль посмотрел вниз, на Гётгатан, – в темноте маячили силуэты прохожих. Рождественский ажиотаж набирал обороты.
– Конечно, пройдет и это, – сказал он. – Но я не могу избавиться от чувства, будто мне выдали по полной программе.
– Да, я тебя понимаю. Нам всем изрядно досталось. Даже Янне Дальман сегодня ушел домой пораньше.
– Наверняка он не согласен с решением суда.
– Ты его знаешь, он ведь далеко не оптимист.
Микаэль покачал головой. Янне Дальман работал ответственным секретарем в «Миллениуме» вот уже девять месяцев, и появился он как раз в самом начале дела Веннерстрёма. Редакция переживала не самые лучшие времена. Микаэль пытался припомнить, почему они с Эрикой решили принять его на работу. Они считали, что у Янне высокий профессиональный уровень, – он уже успел поработать в Телеграфном агентстве, в вечерних газетах и в программе новостей на радио. Однако ему не хватало бойцовских качеств. За прошедший год Микаэлю не раз пришлось сожалеть о том, что они взяли к себе Дальмана: тот все видел в самых мрачных тонах, и порой это очень раздражало.
– Что слышно от Кристера? – спросил Микаэль, все еще глядя на улицу.
Кристер Мальм занимался в «Миллениуме» художественным оформлением и версткой. Вместе с Эрикой и Микаэлем он являлся совладельцем журнала, но сейчас находился со своим бойфрендом за границей.
– Звонил. Просил передавать приветы.
– Теперь ему придется взять на себя обязанности ответственного редактора.
– Ладно тебе, Микке. Как ответственный редактор, ты должен быть готов к тому, что время от времени будешь получать щелбаны. Это – часть твоих повседневных обязанностей.
– Согласен. Но теперь выходит, что я и автор текста, и ответственный редактор журнала, который этот текст опубликовал. Это все меняет. Я не могу судить здраво.
Эрика Бергер почувствовала, что тревога, которая не покидала ее весь день, нарастает. Накануне судебных слушаний Микаэль Блумквист и так, мягко говоря, был не в лучшем настроении, однако он не казался ей таким мрачным и потерянным, как сейчас, когда потерпел фиаско. Эрика обошла письменный стол, уселась на колени к Блумквисту и обняла за шею.
– Послушай, Микаэль. Мы оба с тобой абсолютно точно знаем, как все это произошло. Я так же ответственна, как и ты. Просто нужно переждать, пока шторм уляжется.
– Да что тут пережидать-то? Этим приговором меня буквально казнили. Мне нельзя оставаться ответственным редактором «Миллениума». Нужно спасать репутацию журнала, и мы должны свести потери к минимуму. И ты понимаешь это не хуже меня.
– Я не позволю тебе взвалить на себя всю вину. Неужели за все эти годы ты так меня и не раскусил?
– Я прекрасно тебя раскусил, Рикки. Ты чересчур лояльна к своим сотрудникам. Будь твоя воля, ты бы сцепилась с адвокатами Веннерстрёма и дралась бы до потери пульса. Но нам надо быть мудрее.
– По-твоему, это мудро – бросить сейчас «Миллениум» и сделать вид, что я тебя выгнала?
– Мы уже сотни раз обсуждали это. Теперь только ты сможешь спасти «Миллениум». Кристер – парень что надо, но без хватки; он дока по части иллюстраций и верстки, но в битве с миллиардерами ему не сдюжить. Мне придется на время покинуть «Миллениум» – и как редактору и журналисту, и как члену правления. Моя доля перейдет к тебе. Веннерстрём в курсе, что я знаю о нем все, и он попытается прихлопнуть журнал, пока я нахожусь рядом с «Миллениумом». Такая борьба нам не по силам.
– А почему бы нам не выступить с публикацией о том, что произошло? Или – или!
– Потому что мы ни черта не сможем доказать и потому что я утратил доверие. Этот раунд выиграл Веннерстрём. Все позади, забудь.
– Хорошо, допустим, ты уйдешь отсюда. А что ты будешь делать?
– Мне просто нужен тайм-аут. Я совершенно измотан.Мне надо прийти в себя, а там посмотрим.
Эрика обняла Микаэля и крепко прижала его голову к своей груди. Несколько минут они сидели молча.
– Хочешь, я сегодня побуду с тобой? – спросила она.
Блумквист кивнул.
– Хорошо. Я уже позвонила Грегеру и сказала, что переночую у тебя.
Комнату освещал только уличный фонарь, отражавшийся в углу окна. Эрика уснула после двух часов ночи, а Микаэль лежал и в полумраке изучал ее профиль. Одеяло укрывало ее почти до талии, и он смотрел, как вздымается и опускается ее грудь. Он успокоился, ком в солнечном сплетении растворился. Эрика всегда влияла на него благотворно. И он знал, что и он так же влияет на нее.
«Надо же, целых двадцать лет», – подумал Микаэль.
Двадцать лет они вместе. И он не против, чтобы они занимались сексом по крайней мере еще столько же. Они никогда не пытались скрывать свою связь, хотя порой это очень осложняло им общение с окружающими. Блумквист знал, что всех вокруг интересует, какие у них на самом деле отношения. Они с Эрикой отделывались загадочными ответами и не обращали внимания на сплетни.
Они познакомились на вечеринке у общих знакомых. Тогда оба учились на втором курсе Высшей школы журналистики, и каждый из них имел постоянного партнера. В тот вечер они провоцировали друг друга и держались весьма фривольно. Возможно, они и флиртовать-то друг с другом начали шутки ради, он даже не помнил. Но прощаясь, они обменялись телефонами. Оба не сомневались, что окажутся в одной постели. Не прошло и недели, как они осуществили свои планы, втайне от своих партнеров.
Микаэль был уверен, что любовь здесь ни при чем – по крайней мере, в общепринятом ее понимании. Это не была любовь, которая ведет к общему дому, совместному погашению кредитов, рождественской елке и детям. В 80е годы, когда оба чувствовали себя свободными, они подумывали начать жить вместе. Микаэль был не прочь, но Эрика в последний момент всегда давала задний ход. Она говорила, что ничего хорошего у них все равно не получится, а уж если они полюбят друг друга, то их отношения будут безнадежно испорчены.
Они оба считали, что их связь держится на сексе, или, точнее, на сексуальном помешательстве. Микаэль часто задумывался о том, возможно ли испытывать к женщине более страстное чувственное тяготение, чем он питал к Эрике. Они просто идеально подходили друг другу, а их отношения можно было сравнить с наркозависимостью.
Иногда они встречались очень часто и напоминали дружную пару, а иногда подолгу не виделись – целые недели и даже месяцы. Но как алкоголики, которые после вынужденного воздержания штурмуют винные прилавки, так и они всегда возвращались друг к другу – чтобы утолить жажду.
Конечно, это было чревато осложнениями. Подобные связи неизбежно причиняют боль. Они оба буквально сжигали за собой мосты – и оставляли позади несбывшиеся надежды и разочарования. Микаэль так и не смог заставить себя отказаться от Эрики – и в итоге ушел из семьи. Он, правда, никогда и не скрывал от своей жены Моники, что его связывают близкие отношения с Эрикой. Но жена наивно надеялась, что, раз они поженились и у них родилась дочь, он опомнится. Кстати, и Эрика почти тогда же вышла замуж за Грегера Бекмана.
Микаэль тоже так считал и в первые годы после женитьбы встречался с Эрикой только в связи с профессиональными вопросами. Потом они основали издательство «Миллениум» и после этого выдержали лишь неделю карантина. Как-то поздним вечером они занимались сексом прямо на ее письменном столе. После этого наступил мучительный период, когда Микаэлю хотелось жить с семьей и наблюдать, как подрастает его дочурка. Хотя в то же время его непреодолимо тянуло к Эрике, и он не мог себя контролировать. Конечно, если бы он по-настоящему захотел, то смог бы совладать с собою. Лисбет Саландер не ошиблась, предполагая, что Моника развелась с ним именно из-за его супружеской неверности.
Невозможно даже представить, но Грегера Бекмана эта ситуация, похоже, вполне устраивала. Эрика никогда не скрывала своих отношений с Микаэлем и немедленно призналась мужу в том, что связь возобновилась. Возможно, Грегер – слишком деликатная и художественно одаренная личность – был полностью поглощен собственным творчеством и сосредоточен только на самом себе, и поэтому он смирился с тем, что у его жены есть другой мужчина и она даже отпуск распределяет так, чтобы провести пару недель с любовником на его даче в Сандхамне. Грегер не слишком нравился Микаэлю, и он никак не мог понять, что связывает с ним Эрику. Но его все же радовало, что Бекман не возражает против того, чтобы его жена любила одновременно их обоих.
Он подозревал, что, с точки зрения Грегера, связь жены с ее давним знакомым придает их браку особую пикантность. Впрочем, они эту тему никогда не обсуждали.
Микаэль никак не мог заснуть и около четырех часов утра понял, что ему это так и не удастся. Он сидел на кухне и еще раз, от начала до конца, внимательно изучал приговор. Ему казалось, что встреча на Архольме имела для него буквально судьбоносное значение. Он так и не разобрался, с какой целью Роберт Линдберг поделился с ним и выложил все про махинации Веннерстрёма – просто чтобы о чем-то потрепаться за рюмкой в каюте или специально допустил утечку информации.
Микаэль склонялся к первому варианту, но с таким же успехом Роберт из сугубо личных или коммерческих соображений мог пожелать навредить Веннерстрёму и просто воспользовался удобным случаем, когда к нему на яхту попал знакомый и вполне внушаемый журналист. Впрочем, Роберт не был слишком пьян и в разгар беседы заставил Микаэля поклясться, что тот его не выдаст. И тогда Линдберг из сплетника превратился в анонимный источник информации. А значит, он мог говорить все, что угодно, но Микаэль не имел права его выдать.
Впрочем, Блумквист не сомневался: если какие-нибудь заговорщики специально устроили встречу на Архольме с целью привлечь его внимание, то Роберт – просто неподражаемый интриган. Однако их пути пересеклись там совершенно случайно.
Роберт даже не подозревал, насколько Микаэлю претят люди типа Ханса Эрика Веннерстрёма. По своему многолетнему опыту Блумквист знал, что почти все директора банков или знаменитые топ-менеджеры – негодяи и мошенники.
О Лисбет Саландер Микаэль никогда не слышал и пребывал в счастливом неведении относительно того, что в тот день она представила на него досье. Но если бы он ее послушал, то наверняка согласился бы с ней, когда Лисбет заявила, что его откровенное отвращение к денежным мешкам не связано с симпатиями к левым радикалам. Микаэля нельзя было назвать политически индифферентным, но к разным политическим «измам» он относился с большой настороженностью. Блумквист голосовал на выборах в риксдаг лишь однажды – в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Тогда он отдал свой голос за социал-демократов, и то только потому, что, на его взгляд, невозможно было бы терпеть еще три года Йосту Бумана[32] в качестве министра финансов, а Турбьёрна Фельдина[33] или, например, Улу Ульстена[34] – на посту премьер-министра. Поэтому он, хотя и без особого энтузиазма, проголосовал за Улофа Пальме[35]. А потом после убийства премьер-министра – за «Бофорс» и Эббе Карлссона[36].
Микаэль терпеть не мог экономических обозревателей. Они, с его точки зрения, пренебрегали элементарными требованиями морали. Он считал, что уравнение решается очень просто. Директора банка, который растратил сто миллионов, увлекшись безрассудными спекуляциями, надо просто гнать в шею с работы. Предпринимателей, которые создают «дутые» компании, следует посадить за решетку. Домовладельца, который вынуждает молодежь оплачивать черным налом однушку с сортиром, необходимо подвергнуть общественному порицанию.
По мнению Блумквиста, задача экономической журналистики состоит в том, чтобы выявлять и разоблачать финансовых бонз, которые провоцируют банковские кризисы и растрачивают капиталы миноритарных ационеров на скупку бесконечных интернет-компаний. Он полагал, что экономические обозреватели обязаны наблюдать за главами предприятий с тем же неусыпным вниманием, с каким политические репортеры следят за каждым шагом министров и депутатов риксдага, каждая промашка которых может очень дорого им обойтись.
Политические журналисты никогда бы не поклонялись никакому лидеру партии, как иконе. И Микаэль не мог понять, почему многие экономические обозреватели из ведущих средств массовой информации относятся к бездарным биржевым дельцам с обожанием, как к каким-нибудь рок-звездам.
Занимая столь нетипичную для экономической журналистики позицию, Блумквист когда-то рассорился с коллегами, причем конфликт этот стал достоянием общественности. Некоторые из них, в первую очередь Уильям Борг, стали его злейшими врагами. Микаэль посмел критиковать своих собратьев по журналистскому цеху за то, что те предают интересы своей профессии и потворствуют преуспевающим молодым финансистам. Вместе с ролью критика общественных пороков, разумеется, Микаэль заработал дополнительные очки. Его стали приглашать в качестве оппонента на телепередачи, чтобы он прокомментировал разоблачение какого-нибудь главы компании, растратившего миллиард или около того. Однако одновременно он нажил себе целую когорту непримиримых врагов.
Микаэль даже не сомневался, что нынешним вечером в редакциях некоторых средств массовой информации откупоривали бутылки шампанского. Его поражение многие воспринимали со злорадством.
Эрика разделяла его взгляды на роль журналистики. Когда-то, еще студентами факультета журналистики, они фантазировали, что будут работать в издании, которое будет придерживаться определенных принципов.
Конечно, Микаэль просто не мог представить себе другого шефа, кроме Эрики. Со своими коллегами она поддерживала теплые и доверительные отношения. И в то же время не избегала конфронтации и при необходимости проявляла железную волю. Благодаря хладнокровию и профессиональной интуиции Эрика безошибочно принимала решение о содержании нового номера.
Далеко не всегда они с Микаэлем придерживались единого мнения. Напротив, часто ссорились, но при этом безоговорочно доверяли друг другу и вдвоем составляли непобедимую команду. При этом Микаэль, настоящий трудоголик, добывал материалы, а она обрабатывала и обрамляла их.
«Миллениум» стал их общим детищем, но, как проект, никогда бы не реализовался, если б она не раздобыла источники финансирования. Микаэль, выходец из рабочей среды, и Эрика, представительница высшего класса, составляли удачный союз. Она унаследовала кое-какие капиталы, которые вложила в этот проект, а потом уговорила отца и некоторых знакомых внести туда значительные суммы.
Микаэль часто размышлял над тем, почему Эрика занялась именно «Миллениумом». Конечно, быть совладельцем, а тем более мажоритарным владельцем и главным редактором собственного журнала – престижно. Тем более что никакое другое рабочее место не могло бы обеспечить ей журналистскую независимость. Окончив Высшую школу журналистики, Эрика, в отличие от Микаэля, дебютировала на телевидении. В ней был драйв, она была на редкость телегенична и могла бы бросить вызов кому угодно. Кроме того, она успешно контактировала с чиновниками и бюрократами. Останься Эрика на телевидении, то, бесспорно, сделала бы головокружительную карьеру на одном из каналов и зарабатывала бы куда больше, чем сейчас.
Вместо этого она добровольно выбрала «Миллениум» – очень рискованный, буквально на грани провального, проект, который начинался у черта на рогах – в тесных обшарпанных подвалах в районе Мидсоммаркрансен. Впрочем, «Миллениум» вполне преуспел. И в самом начале 1990х годов они перебрались в центр, в просторные комфортабельные и уютные помещения на холме Гётгатсбаккен, на Сёдермальме[37].
Кстати, Эрика уговорила стать совладельцем журнала Кристера Мальма – знаменитого гея, который периодически устраивал сеансы эксгибиционизма, позировал репортерам со своим бойфрендом и часто фигурировал на страницах гламурных изданий. Он стал героем светской хроники после того, как съехался с Арнольдом Магнуссоном, называемым Арн, – артистом, который дебютировал в Королевском драматическом театре, но успеха добился, лишь когда согласился сыграть самого себя в модном реалити-шоу. Отношения Кристера с Арном стали в прессе чем-то вроде нескончаемого сериала.
К тридцати шести годам Кристер Мальм обрел популярность как профессиональный фотограф и дизайнер. Он придал выпускам «Миллениума» привлекательный и современный графический вид. Его собственный офис располагался на том же этаже, что и редакция «Миллениума», а в журнале он работал по совместительству, одну неделю в месяц.
В редакции на постоянной основе трудились два сотрудника, и еще трое – по совместительству. Еще одна должность предназначалась для практикантов, которые постоянно менялись.
«Миллениум» по-настоящему никогда не был коммерческим проектом, но благодаря сотрудникам, которые любят свою работу, он завоевал свое место в издательской нише.
Ощутимой прибыли от «Миллениума» ждать не приходилось, но свои расходы журнал окупал, а тираж и доходы от рекламы постоянно росли. Журнал заслужил репутацию серьезного и надежного издания, вызывающего доверие.
Но теперь, похоже, ситуация изменится. Микаэль еще раз пробежал глазами краткий пресс-релиз, который они с Эрикой составили накануне вечером и передали через телеграфное агентство «ТТ», его уже выложили на сайте газеты «Афтонбладет».
ОСУЖДЕННЫЙ РЕПОРТЕР ПОКИДАЕТ «МИЛЛЕНИУМ»Стокгольм («ТТ»). Журналист Микаэль Блумквист покидает пост ответственного издателя журнала «Миллениум», сообщает Эрика Бергер, главный редактор и основной владелец издания.
Микаэль Блумквист решил оставить «Миллениум» по собственному желанию.
По словам Эрики Бергер, которая теперь взяла на себя роль ответственного издателя журнала, его потрясли драматические события последнего времени, и ему пришлось сделать перерыв.
Микаэль Блумквист стал в 1990 году одним из основателей журнала «Миллениум». По мнению Эрики Бергер, так называемое дело Веннерстрёма не окажет негативного влияния на будущее журнала.
«В следующем месяце журнал выйдет согласно графику, – уверяет Эрика Бергер. – Роль Микаэля Блумквиста в жизни и становлении журнала трудно переоценить, но теперь мы перелистываем эту страницу».
Эрика Бергер считает дело Веннерстрёма просто роковым стечением обстоятельств. Она сожалеет о неприятностях, доставленных Хансу Эрику Веннерстрёму. Получить комментарии от Микаэля Блумквиста не удалось.
– Это просто кошмар какой-то, – сказала Эрика, после того как они отослали пресс-релиз по электронной почте. – Большинство решит, что ты просто лох и дурень, а я хладнокровная змеюка, которая воспользовалась случаем, чтобы тебя ужалить.
– Если учесть, какие слухи о нас и без того ходят, наши друзья обрадуются – мы подбросили им новый повод для сплетен, – попытался отшутиться Микаэль.
Но Эрике было не до шуток.
– У меня нет другого плана, но, по-моему, мы делаем что-то не так.
– У нас просто нет выхода, – возразил Блумквист. – Если журнал разорится, то все наши усилия окажутся напрасны. Ты ведь знаешь, что мы уже потеряли львиную долю доходов… Кстати, что там у нас с компьютерной фирмой?
Эрика вздохнула:
– Утром они заявили, что не будут размещать рекламу в январском номере.
– Веннерстрём владеет у них солидным пакетом акций. Этого следовало ожидать.
– Ничего страшного, есть и другие клиенты. Веннерстрём хоть и финансовый магнат, но все-таки он владеет не всем и не всеми… У нас есть и свои контакты.
Микаэль обнял Эрику и притянул к себе:
– Наступит день, и мы так врежем Хансу Эрику Веннерстрёму, что на Уолл-стрит все вздрогнут. Но не сегодня. Сейчас мы обязаны вывести «Миллениум» из-под удара, чтобы читатели не утратили доверия к журналу. Этим мы не можем рисковать.
– Я все понимаю! Но если мы с тобой сделаем вид, что расстаемся, то я буду выглдеть жуткой стервой… Да и ты окажешься в нелепой ситуации.
– Рикки, у нас есть шанс, пока мы с тобой доверяем друг другу. Будем действовать, полагаясь на интуицию… А пока нам придется отступить.
Ей пришлось согласиться. Невозможно было устоять перед хладнокровной и суровой логикой Микаэля.
Глава 4
Понедельник, 23 декабря – четверг, 26 декабря
На выходные Эрика осталась у Микаэля. Постель они покидали в основном лишь для того, чтобы сбегать в туалет и приготовить поесть. Но занимались они не только любовью. Часами лежали, обсуждая будущее, оценивали разные варианты, взвешивали свои возможности и шансы. В понедельник, как только рассвело и наступил канун Сочельника, Эрика поцеловала его, попрощалась до следующего раза – и отправилась домой, к мужу.
Блумквист провел понедельник очень плодотворно – он мыл посуду и убирал квартиру, а затем отправился в редакцию, чтобы забрать свои вещи из кабинета. Микаэль ни секунды не сомневался, что еще вернется в журнал. Просто ему в конце концов удалось убедить Эрику, что он вынужден на некоторое время отдалиться от «Миллениума». А пока он намерен работать, сидя у себя дома, на Бельмансгатан.
Микаэль находился в редакции один. Офис уже закрыли на Рождество, и все сотрудники разбежались – кто куда. Он сортировал бумаги и книги, укладывая их в коробку, чтобы взять с собой.
Вдруг зазвонил телефон.
– Я хотел бы поговорить с Микаэлем Блумквистом. Это возможно? – робко спросил незнакомый голос на другом конце провода.
– Я слушаю.
– Извините, что беспокою вас накануне праздника. Меня зовут Дирк Фруде.
Микаэль машинально записал имя собеседника и время звонка.
– Я адвокат и представляю клиента, который очень хотел бы с вами встретиться.
– Ну так попросите его позвонить мне.
– Я имею в виду, что он хотел бы встретиться с вами лично.
– Хорошо, давайте назначим время, и пусть он подойдет ко мне в офис. Только поспешите – я как раз освобождаю свое рабочее место.
– Мой клиент очень просит вас приехать к нему. Он живет в Хедестаде – на поезде всего три часа.
Микаэль буквально остолбенел – он даже перестал перебирать бумаги. Массмедиа обычно притягивают самых разных маньяков, которые звонят по поводу и без. В редакциях газет и журналов, телерадиовещательных компаний и информагентств постоянно раздаются звонки от уфологов, графологов, сайентологов, конспирологов и попросту параноиков. И так по всему земному шару.
Однажды в Образовательном центре Микаэль слушал лекцию писателя Карла Альвара Нильссона[38], посвященную годовщине убийства премьер-министра Улофа Пальме. Лекция была вполне серьезная, на ней присутствовали Леннарт Будстрём[39] и другие старые друзья Пальме. Но там же присутствовало и несметное количество «частных сыщиков». В их числе была женщина примерно сорока лет, которая, как только докладчику начали задавать вопросы, схватила микрофон и понизила голос до еле слышного шепота, что само по себе предвещало драматическое развитие событий. И никто даже не удивился, когда женщина заявила: «Я знаю, кто убил Улофа Пальме». С трибуны ей подыграли: уж коль скоро женщина обладает такой уникальной информацией, не согласится ли она поделиться ею с комиссией, расследующей убийство Пальме? Но женщина немедленно парировала, также шепотом: «Не могу – это слишком опасно!»
Микаэль предположил, что, возможно, Дирк Фруде – один из таких дотошных правдоискателей и, возможно, он стремится сообщить о суперсекретной психушке, где служба госбезопасности проводит эксперименты по контролю над мозгом.
– Я не езжу к клиентам, – коротко ответил Микаэль.
– Но я вас очень прошу: сделайте, пожалуйста, исключение. Моему клиенту за восемьдесят, и поездка в Стокгольм для него чрезвычайно утомительна. Если вы будете настаивать, мы, разумеется, сможем устроить все как-нибудь по-другому, но было бы очень желательно, чтобы именно вы пошли нам навстречу…
– Кто ваш клиент?
– Подозреваю, что вам доводилось слышать о нем. Мой клиент – Хенрик Вангер.
Ошеломленный Микаэль откинулся на спинку кресла. Разумеется, он слышал о Хенрике Вангере – промышленнике и экс-генеральном директоре концерна «Вангер». Его имя и фамилия в свое время ассоциировались с лесопилками, добычей полезных ископаемых, металлургией и легкой промышленностью, производством и экспортными операциями. В свое время Хенрик Вангер был вполне преуспевающим предпринимателем, у него была репутация порядочного и старомодного патриарха, не подвластного никаким новым веяниям. Он был одним из столпов шведской экономики и самых респектабельных представителей старой школы. Можно сказать, что в период пребывания социал-демократов у власти он наряду с Маттсом Карлгреном[40] из бумажного концерна «МоДо» и Хансом Вертеном[41] из старого «Электролюкса» составлял становой хребет шведской промышленности.
Однако за последние четверть века концерн «Вангер», который все еще являлся семейным предприятием, утратил былое величие – структурные трансформации, биржевые кризисы, крахи инвестиций, конкуренты из Азии, экспортные неурядицы и другие беды изрядно потрепали клан Вангеров. Сегодня предприятие возглавлял Мартин Вангер – это имя у Микаэля ассоциировалось с корпулентным и пышноволосым мужчиной, как-то раз промелькнувшим на телеэкране, хотя он и представлял его себе довольно смутно. Хенрик Вангер уже наверняка лет двадцать как вышел в тираж, и Микаэль даже не знал, что тот еще жив.
– С какой стати Хенрик Вангер хочет со мной встретиться? – с искренним изумлением спросил он.
– Простите меня. Я – адвокат Хенрика Вангера уже много лет, но поделиться с вами своими планами он должен сам. Я лишь уполномочен сообщить, что Хенрик Вангер намерен предложить вам работу.
– Работу? Но я вовсе не намерен работать на Хенрика Вангера. Вам что, нужен пресс-секретарь?
– Нет-нет, речь идет о другой работе. Не знаю, как объяснить… Могу лишь сказать, что Хенрик Вангер очень хотел бы встретиться с вами и получить консультацию по личному вопросу.
– Звучит не слишком понятно.
– Простите меня. Но могу ли я все же надеяться уговорить вас приехать в Хедестад? Разумеется, мы компенсируем дорожные расходы и выплатим вам достойный гонорар.
– Сказать по правде, ваш звонок сейчас не очень кстати. Я страшно занят… Вы наверняка знаете, что обо мне пишут в последние дни?
– Вы о деле Веннерстрёма? – Дирк Фруде на другом конце провода усмехнулся. – Да-да, конечно. Все это очень занимательно. Но, честно говоря, именно резонанс от процесса и привлек к вам внимание Хенрика Вангера.
– Вот как? И когда же Хенрик Вангер хотел бы, чтобы я нанес ему визит? – поинтересовался Микаэль.
– Чем раньше, тем лучше. Завтра Сочельник, и это время вряд ли будет удобным. А как насчет второго дня Рождества? Или между Рождеством и Новым годом?
– То есть это срочно. Сожалею, но раз вы не можете сказать мне о цели визита ничего конкретного, то…
– О, уверяю вас, что все это очень серьезно. Никаких розыгрышей. Хенрик Вангер хочет получить консультацию от вас, и ни от кого другого. Если вас это заинтересует, он готов поручить вам важное задание. Я всего лишь посредник. Он сам вам все объяснит.
– Давно я не вел таких бессмысленных разговоров… Мне нужно подумать. Как я могу с вами связаться?
Микаэль положил трубку на рычаг и по-прежнему сидел, созерцая беспорядок на столе. Он никак не мог взять в толк, с какой стати понадобился Хенрику Вангеру. Собственно говоря, ему вовсе не хотелось ехать в Хедестад, но адвокат Дирк Фруде слишком заинтриговал его.
Блумквист включил компьютер, загрузил «Гугл» и ввел в поле поиска «предприятия Вангера». Ему в ответ выдали сотни сайтов и ссылок – концерн «Вангер» хоть и сдал свои позиции, но по-прежнему ежедневно привлекал внимание прессы. Микаэль скопировал примерно дюжину статей, в которых анализировалась деятельность концерна. А затем по очереди набрал в графе «поиск» имена Дирка Фруде, Хенрика Вангера и Мартина Вангера.
Последний многократно упоминался в качестве нового генерального директора предприятий Вангера. Об адвокате Дирке Фруде удалось раздобыть не так много информации: он оказался членом правления гольф-клуба в Хедестаде и о нем упоминали в связи с «Ротари-клубом»[42]. А Хенрик Вангер стал историческим персонажем: он фигурировал только в материалах о прошлом концерна. А еще региональная газета «Хедестадс-курирен» два года назад в связи с восьмидесятилетним юбилеем экс-магната опубликовала его краткую биографию. Микаэль распечатал несколько текстов, в которых, как ему показалось, содержалось самое важное, и у него получилось досье страниц на пятьдесят. Затем он наконец разобрал свой стол, упаковал коробки для перевозки и отправился домой. Блумквист не знал, когда вернется сюда, – да и не был уверен, вернется ли вообще.
А Лисбет Саландер в вечер Сочельника находилась в реабилитационной клинике «Эппельвикен» в городке Уппландс-Весбю[43]. Она накупила рождественские подарки: туалетную воду «Диор» и английский рождественский бисквит из супермаркета «Оленс». Лисбет пила кофе и смотрела на сорокашестилетнюю женщину, которая пыталась развязать узелок на упаковке подарка. Саландер смотрела на нее с нежностью, хотя по-прежнему не могла поверить в то, что эта чужая женщина напротив – ее мать. При всем желании она не могла найти никакого сходства – ни внешнего, ни внутреннего.
Мать отчаялась развязать узелок и теперь сидела, беспомощно уставясь на пакет с подарками. Да, не повезло ей… Лисбет протянула ей ножницы, все время лежавшие на столе на самом видном месте, и мать расцвела в улыбке, словно вынырнула из забытья.
– Ты, наверное, считаешь меня дурехой!
– Нет, мама. Никакая ты не дуреха. Просто нет в жизни справедливости.
– Ты виделась с сестрой?
– Очень давно.
– Она меня никогда не навещает.
– Знаю. Меня она тоже не навещает.
– Ты работаешь?
– Да, мама. У меня все нормально.
– А где ты живешь? Я ведь даже не знаю, где ты живешь.
– Я живу в твоей старой квартире на Лундагатан. Уже несколько лет. Я заключила контракт на свое имя.
– Может, летом я навещу тебя…
– Конечно-конечно. Летом обязательно.
Мать наконец распаковала пакет и теперь с удовольствием вдыхала аромат туалетной воды.
– Спасибо, Камилла, – сказала она.
– Мама, я Лисбет. Камилла – это моя сестра.
Мать смутилась, и Лисбет предложила ей пойти посмотреть телевизор.
А Микаэль Блумквист проводил Сочельник с дочерью Перниллой на вилле в пригороде Соллентуна – у бывшей жены Моники и ее нового мужа. Они смотрели диснеевские мультики про Калле Анку. Микаэль привез Пернилле рождественские подарки. Они с Моникой посоветовались и решили подарить дочери цифровой mp3плеер – айпод, размером чуть больше спичечного коробка, который тем не менее мог вместить всю коллекцию дисков Перниллы. А коллекция у нее была весьма обширная, вот и подарок оказался довольно дорогим.
Отец с дочерью провели вдвоем около часа в детской на втором этаже. Микаэль развелся с Моникой, когда дочери было пять лет, а в семь лет у нее появился новый папа. Блумквист не избегал контактов с дочерью – они с Перниллой встречались примерно раз в месяц. Летом дочь проводила неделю на его даче в Сандхамне. Моника не пыталась препятствовать контактам дочери с отцом, да и Пернилла с удовольствием общалась с Микаэлем. Как правило, они прекрасно ладили. Но Блумквист оставлял за дочерью право решать, насколько часто она хочет с ним общаться, особенно после второго брака Моники. Когда у Перниллы наступил тинейджерский возраст, они почти не виделись. Но в последние годы ей хотелось чаще встречаться с отцом.
Дочь следила за судебным процессом и не сомневалась, что все обстоит именно так, как твердил Микаэль: он невиновен, но доказать обратное не смог.
Она поделилась с ним: у нее, возможно, появился бойфренд из параллельного класса гимназии. Микаэля потрясло то, что она считает себя верующей и начала посещать местную церковную общину. Но он воздержался от комментариев.
Микаэля пригласили остаться на ужин, но он отказался, поскольку уже условился с сестрой, что проведет Сочельник с ее семьей на вилле, расположенной в респектабельном районе Стэкет.
Утром Микаэля также пригласили отпраздновать Рождество с Эрикой и ее мужем в пригороде Сальтшёбаден[44]. Он отказался, считая, что хотя Грегер Бекман и снисходительно относится к любовным треугольникам, но все-таки не следует преступать черту. И лично ему не хотелось выяснять, где именно находится эта черта. Эрика спорила с ним: приглашение исходит как раз от ее мужа, «а ты, дорогой, как раз избегаешь настоящего треугольника». Микаэль засмеялся – Эрика знала, что он исключительно гетеросексуален. И все же отказался проводить Сочельник в компании с ее супругом.
В конце концов Микаэль позвонил в дверь своей сестре – Аннике Блумквист, в замужестве Джаннини. Она, ее итальянский муж, двое детей и многочисленная родня мужа как раз разрезали рождественский окорок. За ужином он отвечал на вопросы о суде и выслушивал разные доброжелательные и совершенно бестолковые советы.
И только сестра Микаэля не комментировала приговор – но, с другой стороны, в этой компании она была единственным адвокатом. Изучив юриспруденцию, Анника несколько лет работала в качестве секретаря судьи и помощника прокурора, а затем вместе с несколькими друзьями открыла собственную адвокатскую контору с офисом в самом центре Стокгольма, в Кунгсхольмене. Анника стала специалистом по семейному праву, и Микаэль даже не обратил внимания, как это произошло, – но его младшая сестра начала появляться в газетах и на телеэкране в качестве известной феминистки и адвоката. Она часто защищала права женщин, которых преследовали или которым угрожали бывшие мужья или бойфренды.
Когда Микаэль помогал сестре приготовить кофе, она взяла его под локоть и спросила, как он себя чувствует. Блумквист ответил: «Как мешок с дерьмом».
– В следующий раз нанимай грамотного адвоката, – дала она совет.
– В моем случае адвокат вряд ли помог бы.
– Но что, собственно говоря, произошло?
– Давай поговорим об этом в следующий раз, сестричка.
Анника обняла его и поцеловала в щеку, после чего они присоединились ко всей компании, держа в руках кофейные чашки и рождественские бисквиты.
Около семи вечера Микаэль извинился и попросил разрешения воспользоваться телефоном на кухне. Он позвонил Дирку Фруде. В трубке у того раздавались чьи-то голоса.
– Поздравляю вас с Рождеством! – приветствовал его адвокат. – Ну и что вы решили?
– Я сейчас не у дел, а вам удалось меня заинтриговать. Если вы не возражаете, я приеду сразу после Рождества.
– Что ж, это просто здорово! Вы меня очень обрадовали… Простите, но у меня сейчас гости – дети и внуки, и я почти ничего не слышу из того, что вы говорите. Если позволите, я позвоню вам завтра и мы договоримся о времени.
Позже Микаэль сожалел о своем решении; он уже тем же вечером передумал ехать в Хедебю, но позвонить и отменить свой визит постеснялся. Так что утром, на второй день Рождества Блумквист сел на поезд, идущий на север. У него были водительские права, но купить машину он так и не собрался.
Фруде оказался прав – добирался Микаэль недолго. Проехав Уппсалу, поезд помчался мимо промышленных городков вдоль побережья Ботнического залива. Хедестад оказался самым крошечным из них; он находился примерно в часе езды к северу от Евле.
Ночью разыгралась нешуточная метель, но когда Блумквист вышел из поезда, все стихло. Морозный воздух обжигал кожу. Микаэль пожалел о том, что оделся слишком легко – не по погоде для зимнего Норрланда, – но Дирк Фруде, который сразу же узнал его, перехватил его на перроне и усадил в теплый «Мерседес».
Большие снегоуборочные машины заполонили улицы Хедестада, и Фруде осторожно лавировал между ними. Снег, в отличие от Стокгольма, придавал окрестностям прчудливый вид, словно здесь был какой-то чужой, совершенно другой мир. А ведь Микаэль находился всего в трех часах езды от Сергельсторгет[45]. Он взглянул на адвоката: угловатое лицо, редкие, коротко остриженные седые волосы, очки с толстыми стеклами на внушительном носу.
– Вы впервые в Хедестаде? – спросил Фруде.
Микаэль кивнул.
– Старый индустриальный портовый город… Народу здесь живет немного, всего двадцать четыре тысячи жителей. Но людям здесь нравится. Хенрик живет в Хедебю – прямо на въезде в город, с южной стороны.
– И вы тоже там живете?
– Да, я тоже, так уж получилось. Я родился в Сконе[46] и пришел работать к Вангеру сразу же после университета, в шестьдесят втором году. Я юрист в области бизнеса, и с годами мы с Хенриком подружились. Сейчас я уже на пенсии, и Хенрик – мой единственный клиент. Он, естественно, тоже пенсионер и не слишком часто ангажирует меня.
– Но иногда вам все же приходится хватать за шкирку журналистов с подмоченной репутацией…
– Не переживайте. Вы не первый и не последний, кто проиграл в матче против Ханса Эрика Веннерстрёма.
Микаэль покосился на Фруде, не зная, как ему отнестись к этой реплике.
– Вы пригласили меня сюда в связи с Веннерстрёмом? – спросил он.
– Нет, – ответил Фруде. – Но Хенрик Вангер не относится к кругу друзей Веннерстрёма. Он с интересом следил за процессом. Однако с вами он хочет встретиться совсем не по этому поводу.
– Вы что-то темните…
– Вовсе нет. Просто я не уполномочен рассказывать об этом. Вы сможете переночевать в доме у Хенрика Вангера. Если же не захотите, мы снимем вам номер в гостинице; это в самом центре города.
– Возможно, сегодня же вечером я вернусь в Стокгольм.
Когда они въезжали в Хедебю, снег еще не убрали, и Фруде с трудом вел машину по скользкой снежной трассе. Вдоль Ботнического залива выстроились классические деревянные здания, старые, столь свойственные заводским поселениям побережья. Их окружали виллы – более внушительные и более новые. Город начинался на материке, а затем продолжался за мостом на холмистом острове. На материковой стороне, возле опоры моста, располагалась маленькая церковь из белого камня, а напротив светилась допотопная неоновая реклама «Кафе и пекарня Сусанны». Машина проехала еще примерно сотню метров и, свернув налево, оказалась во дворе, расчищенном от снега. Каменная усадьба была не слишком велика по сравнению с окружающими постройками, но ее солидный вид явно указывал на то, что в ней обитает настоящий хозяин.
– Ну, вот и владения Вангеров, – сказал Дирк Фруде. – Когда-то здесь было много народу и кипела жизнь, а сейчас в доме живут только Хенрик и домоправительница. Но в гостевых комнатах недостатка нет.
Они вышли из машины. Фруде показал на север:
– Традиционно глава концерна «Вангер» всегда жил здесь, но Мартин – приверженец современных тенденций, вот и построил себе другую виллу, в самом конце мыса.
Микаэль огляделся. Он никак не мог понять, с какой стати согласился принять приглашение адвоката Дирка Фруде. И решил во что бы то ни стало вернуться в Стокгольм этим же вечером.
Они еще не успели подняться по каменной лестнице, ведущей к дому, как перед ними отворилась дверь. Микаэль сразу узнал Хенрика Вангера – он видел его фотографии в Сети.
Судя по фотографиям, он должен был выглядеть моложе, но для своих восьмидесяти двух лет старик и сейчас казался на редкость подтянутым: стройный, со скульптурным обветренным лицом и зачесанной назад пышной сединой, – мужчины в его семье явно не были склонны к облысению. Он был одет в безупречно отглаженные темные брюки, белую рубашку и видавший виды коричневый свитер. Лицо его украшали тонкие усы и изящные очки в стальной оправе.
– Я – Хенрик Вангер, – поздоровался он. – Спасибо, что согласились приехать.
– Привет! Ваше приглашение оказалось для меня полной неожиданностью.
– Проходите в дом, здесь тепло. Я приготовил для вас гостевую комнату. Не хотите ли немного освежиться? Ужинать будем попозже. Это Анна Нюгрен, она опекает меня и заботится обо мне.
Микаэль коротко пожал руку миниатюрной женщине лет шестидесяти. Та взяла его пальто, повесила в шкаф и предложила Микаэлю тапочки – как защиту от холода и сквозняков.
Микаэль поблагодарил ее и повернулся к Хенрику Вангеру:
– Не уверен, что останусь на ужин. Но все будет в какой-то степени зависеть от того, что вы задумали.
Хенрик Вангер и Дирк Фруде переглянулись. Похоже, эти двое понимают друг друга без слов.
– Боюсь, что мне придется оставить вас, – сказал адвокат. – Мне пора домой, иначе мои внуки раздраконят весь дом. – Обращаясь к Микаэлю, он пояснил: – Я живу за мостом направо, в пяти минутах ходьбы. Это за кондитерской, третий дом в сторону воды. Если я буду нужен, звоните.
Между тем Микаэль опустил руку в карман и включил магнитофон.
«Что со мной? Неужели я уже стал параноиком?» – подумал он.
Блумквист даже не догадывался, что от него могло понадобиться Хенрику Вангеру. Но после склоки с Хансом Эриком Веннерстрёмом он решил фиксировать все происходящие вокруг него из ряда вон выходящие события, а неожиданное приглашение в Хедестад определенно было именно таким.
Читать бесплатно другие книги:
