Книга гор: Рыцари сорока островов. Лорд с планеты Земля. Мальчик и тьма. Лукьяненко Сергей
Я почти бежал к себе. Нашел на столе спички, зажег свечу. Сел на кровати, глядя на неохотно разгорающийся язычок пламени. По комнате поплыл уютный запах расплавленного стеарина.
– Что случилось? – Крис беззвучно вошел в комнату.
Вид у него был самый обычный. Джинсы, футболка, старые кроссовки, меч у пояса.
– Посмотри… – Я протянул ему листки. – Это план замка. На нем все комнаты и коридоры, которые нам известны.
Он даже не стал смотреть – понял и так.
– Которые нам известны?
– В центре замка остается белое пятно. Между Тронным залом и кухней. Там помещение – пять на пять метров, – в которое не ведет ни одна дверь.
Крис молчал очень долго. Я не удивился бы, скажи он, что ему давным-давно известно про это «белое пятно». Но Крис сказал другое:
– Предлагаешь пробраться туда?
– Да. Сломаем стену.
– А нам разрешат?
Я посмотрел в глаза Крису. Мне стало не по себе от этого простого вопроса. Крис, командир наш, самый храбрый и сильный на острове… Неужели ты смирился?
– А мы никого не спросим, – очень твердо сказал я.
– Дима, иногда пришельцы запрещают самые безобидные вещи. Они, например, не против занятий сексом. А вот если парень с девушкой любят друг друга, то с ними случаются неприятности. Их быстро убивают на мостах… или они случайно падают в море… или вообще исчезают среди ночи. У нас очень трудно любить. Я думаю, не потому, что пришельцам не нравится чья-то любовь. Наоборот, они ее прекрасно используют. Человеком, который любит, управлять проще, чем тем, кто боится за себя.
Вот оно что. Я отвернулся и тихо ответил:
– Тогда решай сам. Или посоветуйся…
Прошла секунда, другая. Потом Крис сказал ласково и насмешливо:
– Глупый… Нам с Риткой все равно немного осталось. Таким взрослым, как мы, жить на Островах запрещено. Я думал о тебе с Ингой, вы можете спокойно выдержать года три-четыре.
Я хотел возмутиться: при чем тут Инга? Но сказал, неожиданно для самого себя:
– Спасибо, но мы не хотим сдаваться им просто так…
Три года – это слишком мало, чтобы их прожить, и слишком много, чтобы их выдержать.
– Тогда буди ребят, Димка, – с непонятным облегчением предложил Крис.
Поискать дверь предложил Толик. Он же ее и нашел.
Эта часть стены немного выделялась на общем фоне. То ли немного светлее были камни, то ли чуть по-иному выложены.
Тимур с Ильей сходили в подвал за ломами – их там было две или три штуки. Подвал мы перестали закрывать с неделю назад – если среди нас и оставался наблюдатель пришельцев, сообщать ему было нечего. Заговоры на Тридцать шестом острове кончились.
Потом мы ломали стену. Камни были скреплены цементным раствором, на наше счастье – некачественным, с годами не затвердевшим, а, наоборот, осыпавшимся.
Вначале мы пытались расколоть камни, потом сообразили, что надо выбивать цемент, вставлять в отверстие лом и, раскачивая его, выковыривать отдельные булыжники. После этого работа пошла быстрее.
Когда в окна начали неторопливо вползать солнечные лучи, Крис озабоченно сказал:
– Ребята, давайте поторопимся. Через полчаса сойдутся мосты.
– Разминки сегодня не будет? – хрипло спросил Тимур, поднимая лом для нового удара.
– Разминайтесь за работой, – отрезал Крис.
– Ясно. – Тимур размахнулся и ударил по стене. Лом выбил здоровенный камень и провалился в образовавшуюся дыру. Тимур едва успел его выпустить, чтобы не ободрать руки о край пролома. Мы замерли.
Первым опомнился Крис. Он отобрал у Толика второй лом и несколькими ударами расширил отверстие. Стоило каменной кладке утратить свою целостность, как она стала разваливаться от малейших толчков. Сила любой стены в ее монолитности. Утратив ее – стена обречена…
Камни с грохотом проваливались в расширяющееся отверстие. В него уже можно было пролезть, но мы не спешили. Под нашими ударами стал проявляться заложенный когда-то дверной проем. Я выждал, когда Крис, отдыхая, опустил свое орудие, и подошел к проему. Нагнулся, заглядывая в него. Меня никто не останавливал. Заглянуть в темноту – это, оказывается, не менее трудно, чем разрушить стену.
Вначале я ничего не видел – глаза привыкали. Из отверстия тянуло застоялым воздухом – не душным и не спертым, просто застоялым. Им никто не дышал десятки лет, вот в чем все дело. В каменной клетке умирает даже воздух.
– Что там? – тихо спросил Меломан.
А я молчал. Из темноты на меня смотрели чьи-то глаза. Живые и мертвые одновременно. Печальные, усталые глаза.
– Здесь портрет, ребята, – сказал я наконец. – У противоположной стены стоит большой портрет. Дайте факел.
Мне всунули в руки палку, обмотанную просмоленной, жадно пылающей тканью. Держа факел перед собой, я протиснулся в проем.
Помещение оказалось довольно большим. Те самые пять на пять метров, которых не хватало на плане. Вверху стены сужались, так что получалось нечто вроде усеченной четырехгранной пирамиды. Ни окон, ни других дверей в комнате не было. На двух дощатых ящиках у противоположной стены косо стояла картина в деревянной раме. Бородатый мужчина в терновом венке. Иисус Христос. На стене висело еще несколько икон.
– Это церковь, часовня, – растерянно сказал я пролезающему за мной следом Крису. Посветил факелом вокруг.
Бочка. Рассохшаяся, опрокинутая набок. Еще несколько ящиков. Пустые жестянки – из-под консервов, что ли? И что-то белое, рассыпанное по полу, прикрытое полусгнившими остатками одежды. Меня замутило.
Их было трое или четверо – те, кто умер в замурованной наглухо часовне. Двое лежали рядом со мной, обнявшись или прижавшись друг к другу. У стены виднелись еще несколько маленьких жалких кучек тряпья и костей.
– Жестоко, – вполголоса сказал Крис и взял меня за руку. Он тоже увидел скелеты. – Их жестоко убили, Димка.
– Они сами себя убили, – растерянно ответил я.
У стены стояло проржавевшее ведро с окаменевшими остатками раствора на дне. Рядом – несколько булыжников. Дверь замуровывали изнутри, а снаружи ее лишь оштукатурили.
Крис медленно нагнулся, поднял что-то с пола.
– Тетрадь, Дима.
Нам повезло, бумага почти не пострадала. Тетрадь пожелтела, разодранная посередке обложка покоробилась, но буквы были видны даже при свете факела.
Оказавшийся в часовне вслед за нами Тимур присвистнул при виде скелетов, подошел к ящикам. С хрустом оторвал одну из досок. Восторженно произнес:
– Крис! Тут, кажется, оружие!
Почему-то нас это даже не взволновало. Не сговариваясь, мы с Крисом стали выбираться наружу. На смену нам мгновенно нырнули Толик с Меломаном. Крис молча подошел к окну, оглянулся, протянул мне тетрадь.
– Давай… Читай.
Вокруг нас были лишь девчонки, ребята рылись среди ящиков. Трещали отдираемые доски. Чему-то шумно восхищался Илья.
– Читай, Дим, – робко сказал Малёк. Он тоже не полез в часовню. Может быть, и у него появилось охватившее нас чувство: написанное в тетради важнее любых находок.
Почерк был округлым, девчоночьим. Чернила от времени не выцвели, а, наоборот, потемнели.
– «Шестое июля тысяча девятьсот сорок седьмого года, – прочитал я. – Двадцать дней назад мы создали наш Союз…»
Я запнулся. Выглянувший из проема Тимур гордо выкрикнул:
– Крис, здесь два автомата!
– «В окружении враждебных сил капиталистического мира наш остров решил не сдаваться, а поднять знамя пролетарской революции».
Мне было и грустно, и смешно. Но больше, наверное, грустно.
8. Дневник Коммунаров
Этим ребятам, жившим на Островах сорок пять лет назад, пришельцы представлялись марсианами. Да еще они считали, что находятся на Земле, в Тихом океане. Вот и все отличия. Остальное было почти таким же, как у нас. Командир, такой же решительный и смелый, как Крис, – только звали его Мишей. Решение объединить острова – не в Конфедерацию, а в Союз. Даже свой корабль у них был – чуть больше «Дерзкого». И свой предатель, говоривший с пришельцами по «радио в подвале». И мятеж, после которого ребята – они называли себя Коммунарами – оказались запертыми на острове.
А еще у них было оружие, попавшее на остров во время войны. И гибли они чаще – новенькие появлялись на Тридцать шестом каждые два-три дня.
Мы словно шли одной и той же дорогой. Только называли вещи разными именами – у этих ребят были в ходу слова: «вредители», «враги народа», «капиталистические наймиты». История Островов шла по спирали. Даже у этих ребят попытка объединения оказалась не самой первой в истории Островов. Но мы, наверное, не смогли бы заживо замуроваться в самой неприступной комнате замка – часовне, среди старых икон, почему-то не выброшенных Коммунарами. Они сумели, когда поняли, что победить не смогут. Не знаю зачем. Девчонка по имени Катя, писавшая дневник, об этом не упомянула. Словно строчка «мы решили забаррикадироваться в часовне» объясняла все.
Я перелистывал сухие, ломкие страницы и вздрагивал, когда наталкивался на знакомые эпизоды. «Эдик и Витя с Двенадцатого острова затащили Динку в свою комнату и изнасиловали. Тогда Миша с Ринатом взяли автоматы и пошли на мост…»
«Когда мы отступали, Вилли выстрелил из лука и убил Семена. А мы совсем не остерегались, потому что знали, у них патронов нет. А еще думали, что Вилли сын рабочего и с нами. Он оказался фашистом. Ребята взяли мечи и пошли врукопашную…»
«Нас атакуют каждый день. Кричат, что мы затеяли всю эту кашу. Мы хотели лучше, но ничего не получилось…»
Я читал вслух, и вокруг меня собрались все. И Тимур с автоматом ППШ в руках, и Илья, вертевший тяжелый желтый брусок, пока Меломан не предположил, что это – динамит. И девчонки. Оля тихо ревела, прижимаясь к Инге. А Ритка сидела злая и мрачная, как никогда.
«Ник сказал, что я последняя девчонка на острове и должна их всех воодушевлять. Миша сказал, пусть я сама решаю. И я согласилась, только мне противно и совсем не приятно. А Пак смотрит на меня обиженно и говорит, что не хочет. Он это зря, на него я не обижусь…»
«Сегодня кончилась вода, и Ник попытался разобрать камни. Миша молчал, а Пак стал помогать. Но цемент засох, и у них ничего не получилось. Мы, наверное, от голода слабые…»
«Пак вчера застрелился из Мишкиного пистолета. Коммунары так не поступают, но мне его жалко. Я весь день реву».
«Очень воняет, и болит голова. Миша сказал, что свечка последняя, и я больше писать не смогу. Мы старались быть настоящими комсомольцами, но, кажется, у нас не вышло. Если… Когда нас найдет Красная Армия, пусть они разыщут тех, кто назывался марсианцами, и убьют их. Или сделают большой суд, а потом убьют. Меня звали Катя, я училась в седьмом классе. Все».
Записи обрывались. Я посмотрел на Криса, словно он мог что-то добавить. А Крис взглянул на часы.
– На мост! – коротко приказал он. – Нас сейчас накроют прямо в замке.
Тимур, с автоматом наперевес, пошел к двери. За ним потянулись остальные. Прежде чем выйти, я бережно положил дневник на стол.
…Нас не накрыли в замке. Перешедшие уже на нашу половину мостов ребята бросились назад, едва увидев автоматы. Пистолет Тома успел научить их уважению к огнестрельному оружию. Тимур, не выпускающий ППШ из рук, как-то странно смотрел им вслед.
– Жалеешь, что не вышло драки? – спросил я.
– Не жалею. – Тимур протянул мне автомат. – Он не выстрелит, затвор проржавел насквозь.
Я посмотрел на маячившие в безопасном отдалении фигурки. Солнце светило им в спины, превращая в прекрасные мишени.
– Дня через два они это поймут.
– Значит, за два дня нужно придумать что-то другое, – невозмутимо сказал Тимур.
Вечер был из тех неудачных вечеров, в которые устаешь ждать. Нам всем хотелось темноты, перерыва в дежурстве, но солнце все не садилось. А когда наконец наступил вечер и мосты начали, поскрипывая, расходиться, идти в замок уже не хотелось. Толик с Меломаном пошли купаться, Крис с Тимуром уединились на мосту – обсудить военные планы… Я поднялся на сторожевую башню.
Интересно, почему в замках непременно делают башни? Неужели только для наблюдения, для дозора? Мне кажется, что башня в массивном, огромном замке – это как бы противовес его неуклюжей громаде. Замок обязан быть грозным и неприступным, замок не дом, а комфортабельный вариант блиндажа. Но за толстыми стенами, за тоннами камня и металла остается мечта о красоте. Вот тогда-то и строятся сторожевые башни – каменные иглы, воткнувшиеся в небо, пытающиеся доказать, что и в военной крепости может быть кружевная хрупкость средневековых дворцов. Наверное, даже войне хочется казаться красивой. Даже смерти неприятно ходить в драном саване и с тупой косой…
Я стоял, облокотившись о каменные перила, гладкие от тысяч прикасавшихся к ним рук. Стоял и думал о мальчишках, сражавшихся здесь полвека назад. Им наверняка было еще труднее. Никогда не слышавшие про инопланетных захватчиков, знакомых нам хотя бы по книжкам и фильмам, не подозревавшие о том, что на Земле остались их копии… Что чувствовали они, попавшие на Острова из разоренных, прошедших войну стран? Может быть, вначале даже восхищались окружающим великолепием: море, острова, замки, сказочное оружие. А потом понимали, что война снова догнала их, что придется убивать и гибнуть под жарким солнцем, над ласковыми волнами, на овеваемых теплым ветерком мраморных петлях мостов…
– Димка…
Я обернулся. Инга подошла так тихо, что я не услышал ее шагов. Мы с ней давно не оказывались вдвоем, и я вдруг запоздало удивился этому. Словно мы избегали друг друга, стеснялись оказаться наедине.
– Ты грустишь?
– С чего ты взяла?
Увы, отрицания в моем встречном вопросе не получилось. Наоборот.
– Мне тоже грустно.
– Из-за дневника, да? – тихо спросил я.
Инга кивнула.
– Они все продумали, Димка. Пришельцы знают любой наш ход, и не потому, что среди нас есть предатели. Просто все на Островах повторяется. Они изучили нашу реакцию в самых разных ситуациях.
– Может быть, им это и нужно.
Может быть.
Я смотрел Инге в глаза. И думал о том, что почти совсем не боюсь за себя. Не боюсь за Криса или Ритку. Но, если что-то случится с Ингой, я брошусь вниз с моста. Я ее почти люблю и не должен об этом думать. Иначе «почти» исчезнет, и я не решусь нарушить ни одного правила Игры. Я смирюсь с теми тремя-четырьмя годами, которые мы сможем прожить на острове. Любовь делает свободного человека еще свободнее, но она же превращает заключенного в раба. Я не могу тебя любить, девчонка, которую знал многие годы, а полюбил за несколько недель на Островах. Не должен.
– Димка, придумай что-нибудь. Ты сможешь, я знаю. Мы не должны палить из автоматов по своим соседям, это подло. И не должны пытаться всех объединить, это глупо. Придумай что-то другое, Димка.
Она шагнула к лестнице. Я пытался ответить и не мог. Лишь когда Инга скрылась внизу, беспомощно выдавил:
– Я попробую. Я постараюсь, честно…
Она права, мы не сможем победить по правилам пришельцев. Мы не сможем изменить правила пришельцев. Мы должны разрушить всю систему правил, мы должны разорвать круг…
Мы должны взорвать мосты.
Динамит – это очень странная взрывчатка. Мы убедились в этом, перетаскав на западный мост почти полный ящик желтых брусков и соорудив фитиль из просмоленной пакли. Наши противники хмуро наблюдали за приготовлениями, стоя метрах в двадцати дальше по мосту. Но, когда Крис принялся поджигать фитиль, они дружно бросились бежать. Мы тоже не задержались возле взрывчатки.
Фитиль медленно догорел… и ничего не случилось. Мы ждали взрыва минут пятнадцать, потом Тимур подошел поближе. Секунду он рассматривал сложенные горкой «кирпичики», отступив на несколько шагов… И принялся выбрасывать динамитные шашки вниз. В воду унеслись пять или шесть брусков, затем Тимур махнул рукой, подзывая нас.
– Дерьмо это, а не динамит, – презрительно сказал он. – Даже не собирался взрываться, хотя и горел.
– Горел? – растерянно спросил я.
– Горел. Протух, наверное, вместе с оружием. Не взрывчатка, а манная каша.
– Манная каша не горит, – обиженно возразил Илья, которому идея со взрывом понравилась больше всех.
Пока мы стояли возле неудавшейся мины, переживая свое поражение, Том принялся что-то объяснять Крису. Вначале Крис не обращал на него никакого внимания, потом оживился.
– Ребята, Том сказал интересную вещь. Не вся взрывчатка срабатывает от огня. Для некоторых видов нужен детонатор.
Я с удивлением посмотрел на смущенного специалиста. Том после происшествия с наркотиками явно жаждал реабилитации.
– А где взять детонатор?
– Попробуем сделать из пороха. Автоматы испорчены, но патроны-то целы.
Патронов действительно было много. Если высыпать из них порох, его могло набраться больше килограмма…
Я пожал плечами. Возражений не последовало, даже Тимур, все еще пытающийся восстановить автоматы, не спорил. Он с Крисом отправился в замок, готовить детонатор, а все остальные продолжали толкаться на мосту. Только Меломан с Игорьком на соседнем мосту «держали оборону». У них был наш единственный исправный пистолет, это делало задачу вполне разрешимой.
Идея взорвать мост прошла легко. Видимо, потому, что все помнили наш рассказ о французском острове, уже многие годы пользующемся преимуществами двух мостов вместо трех. И у меня не было никаких сомнений в правильности своего плана… А вот сейчас, когда суета приготовлений осталась позади, я вдруг задумался. Ведь мы не знали, что последовало за взрывом моста на Четвертом острове: возможно, какое-то наказание и было. А наш остров, после затеи с Конфедерацией и разоблачения Игорька, наверняка был на особом счету у пришельцев. Может быть, и не стоило нам так торопиться?
Но отступать было уже поздно: Тимур с Крисом возвращались. В руках у Тимура виднелась маленькая жестяная баночка из-под яблочного сока.
– Пойдет?
Я заглянул в жестянку – на три четверти ее наполнял буровато-зеленый порошок.
– Это порох?
Мне почему-то казалось, что порох должен быть белым, как мука или сахар. Не знаю, как представляли себе порох остальные, но Тимур ответил серьезно:
– Порох. Мы высыпали из одного патрона и подожгли. Видишь?
Он протянул ладонь. Кончики пальцев покраснели и потемнели от копоти.
– Не успел руку отдернуть. А там было совсем чуть-чуть.
Тимур принялся устанавливать баночку среди динамитных брусков. Я посмотрел на ребят: Толик с Томом наклонились вперед, едва не уткнувшись носами в «детонатор», Крис меланхолично разглядывал наших врагов, позорно сбежавших с моста. Они стояли возле своего замка, явно ожидая развязки. Нет, отступать теперь невозможно…
Илья тронул меня за плечо.
– Дима, может, лучше взорвать мост у самого основания? Вот грохоту будет!
Я покачал головой. Грохот в нашу задачу не входил, надо было лишь вывести мост из строя. Чем меньше окажутся разрушения, тем меньше возможный гнев наших хозяев. Наверное, этим руководствовались и французы, взрывая свой мост посередине.
Тимур закончил обкладывать жестянку динамитом и вставил в нее новый фитиль.
– Готово.
Все молчали. Странно, перед предыдущей попыткой взрыва мы словно бы подсознательно предчувствовали неудачу. А сейчас самодельный фугас выглядел достаточно серьезно…
– Сваливайте, – сказал наконец Толик. – Я подожгу.
Спорить никто не стал: Толька бегал лучше всех нас. Тем более по мостам, где бег временами был похож не то на слалом, не то на прыжки с трамплина.
Мы спустились почти до самого замка, но совсем уходить с моста не стали. В этом был какой-то вызов пришельцам… А может, и простая беспечность.
Толик выждал несколько минут и начал возиться с фитилем. Я вдруг испугался: появилось дурацкое чувство, что взрыв произойдет прямо сейчас. Мгновенная вспышка, удар, и Толька навсегда исчезнет…
Но все шло нормально. Толик поджег фитиль и бросился к нам. Через пару минут мы уже стояли вместе.
– Сейчас, – тяжело дыша, заявил Толик. – Сейчас рванет.
Мы замерли. Шли секунды.
– Если опять не вышло, то я туда не пойду, – хмуро сказал Тимур. – Вдруг фитиль тлеет и взорвется минут через…
Мост вздрогнул.
Я понимаю, что вначале мы должны были увидеть вспышку. Скорость света куда больше скорости ударной волны. Но мне взрыв запомнился именно таким.
Мраморные плиты под ногами затряслись, мост качнулся, выгибаясь в предсмертной судороге. На середине моста закружился багровый огненный клубок. Он разрастался, словно наматывал на себя из воздуха вначале невидимую, а потом мутнеющую оранжево-черную нить. Мы пригнулись, а сверху на нас навалился грохот. Словно все каменные плиты, рушащиеся сейчас в воду, падали прямо на нас.
Мы недооценили мощность динамитных шашек. Для взрыва моста хватило бы и половины приготовленного количества.
Сознание оставалось четким. Я видел, как валится вниз оторванный взрывом кусок моста: огромный, метров десять длиной. Потом раздался всплеск, и вверх вскинулся пенный фонтан… Пришельцы уничтожали все, падающее с мостов в море. Исключение сделали лишь для самого моста.
– Ребята! – отчаянно крикнул Илья. Я повернулся.
Он то ли не удержался при толчке, то ли просто поскользнулся. Илья висел над водой, цепляясь за столбик ограждения.
На первый взгляд ничего страшного не произошло. Мы находились на самой низкой части моста, на высоте пяти-шести метров. Кому из мальчишек не доводилось нырять с пятиметровой вышки?
Но мы были не в бассейне, и падать Илье предстояло не с вышки – с моста. А все падения заканчивались одинаково.
Я бросился к нему. Но меня опередил Крис. В несколько секунд он оказался рядом с Ильей, втащил его обратно на мост. Но что-то в лице Ильи неуловимо изменилось за эти секунды. Он казался теперь куда младше и смотрел на нас, как-то растерянно щурясь.
– Очки упали, – с ужасом сказал он. – Ребята, что делать?
Крис беспомощно пожал плечами.
– Главное, что сам цел, – успокоил Илью Толик.
Кивнув, Илья поморщился. Мне показалось, что он готов заплакать. Но вместо этого он спросил:
– А мост? Я не вижу.
– Мосту крышка, – злорадно сказал Тимур.
Две половинки моста теперь разделял проем метров в двадцать, заполненный лишь медленно рассеивающимся дымом и оседающим облаком каменной крошки. На этом мосту Игра кончилась.
– А что дальше? – требовательно спросил Илья.
Никто не ответил.
9. Холода
Я проснулся от того, что мне больше не хотелось спать. Ощущение было немного странным – за время жизни на Островах я привык не высыпаться. Вчера мы тоже засиделись допоздна: сказалось нервное возбуждение после успешной «диверсии». Лишь в первом часу ночи Крис велел всем расходиться.
Оторвав лицо от подушки, я взглянул в окно. Было светло, очень светло. Мосты давно должны были сойтись. Почему же меня не позвали на дежурство?
Соскочив с кровати, я начал одеваться. Может быть, Крис решил теперь обходиться меньшими силами, ведь западного моста не существует? Но почему неожиданный отдых дали именно мне, а не Илье или раненному накануне Меломану? В этом было что-то обидное.
Я взял меч, вдел его в петлю на поясе. Сейчас надо все выяснить и…
Что-то было не так. Я крутанулся на месте, подозрительно оглядывая знакомую комнатку. Подошел к окну. Ничего особенного. Спокойное море, сероватое сумрачное небо. Я даже принюхался: тревога, казалось, была разлита в воздухе. Почувствовал лишь привычный, слегка аптечный запах моря.
Меня пробила мелкая дрожь. Но не от страха – от холода. Обычно, одевшись, я всегда согревался, даже самым ранним утром, когда еще не выглянуло солнце…
Так вот в чем дело! В комнате было непривычно холодно, градусов десять, не больше. Так сильно на Островах я еще не мерз, даже ночью, в дождь, под пронизывающим ветром. Сейчас же погода казалась вполне приличной.
Я открыл окно, в смутной надежде, что холод скопился лишь в замке, спрятался в каменных стенах моей комнаты. Но дохнувший снаружи воздух оказался еще холоднее, меня снова охватила дрожь. Дул слабый, едва заметный ветерок, который с каждой секундой казался все холоднее. Я перемахнул через подоконник на террасу. И сразу увидел Криса.
Выглядел он непривычно – на нем был канареечно-желтый шерстяной свитер с закатанными рукавами. Крис, запрокинув голову, всматривался в небо.
Я подошел, встал рядом. Крис покосился на меня, но продолжал стоять, задрав голову.
– Где ребята? – хмуро спросил я.
– Илюшка с Томом ловят рыбу. Остальные спят, – безразлично ответил Крис.
– А кто на мостах? – растерялся я.
Крис усмехнулся.
– Никого. Холодно ведь, мосты и не думают сходиться.
Действительно. Я совсем забыл, что мосты сходятся лишь после того, как их нагреет солнце.
– Никогда не думал, что здесь бывают такие холода, – словно извиняясь за свой тон, сказал я.
Крис кивнул и задумчиво произнес:
– Я тоже не думал.
Мне стало неуютно. Словно вдобавок к прохладному ветру окатили ведром ледяной воды.
– Такого раньше не было?
– Нет. Впрочем, мы и мостов раньше не взрывали.
Я обхватил руками плечи. Глупый жест, словно от него может стать теплее. Когда-то так ежился Том, оказавшись на острове среди незнакомых мальчишек и девчонок.
– Крис, а еще теплая одежда есть?
– Спроси у Ритки, она найдет что-нибудь.
Кивнув, я пошел к ближайшей двери. Уже на пороге не удержался:
– Что ты высматриваешь? Пришельцев?
Крис покачал головой, словно я спрашивал его всерьез. И ответил:
– Солнце. Облака реденькие, а солнца нигде не видно. Странно, правда?
Дождь пошел после обеда. Он начался так тихо, лениво, что мы не сразу заметили сеющуюся с неба мелкую морось. Собравшись в Тронном зале с самого утра, мы болтали, пили чай и старались не обращать внимания на пронизывающий до костей холод. Ритка раздала все запасы теплой одежды, которые нашлись в замке, и мы оделись в свитера, куртки, плащи, принадлежавшие прежним обитателям острова, попавшим на него среди зимы. Мне досталась отличная теплая куртка – из черной и серебристо-серой ткани, с отстегивающимися рукавами и капюшоном, множеством замков и карманов. Выглядела она почти как космический скафандр – появись я в ней дома, все мальчишки лопнули бы от зависти. Куртка оказалась чуть маловата, но сидела от этого, по-моему, еще лучше. Я сразу решил, что в бою можно отстегнуть рукава, и движениям ничего не будет мешать. Впрочем, какие драки в такую погоду? Щель между мостами не только не сократилась, наоборот, увеличилась на метр-полтора.
Девчонки куда-то на минуту вышли, и Меломан воспользовался этим, чтобы рассказать анекдот про Шерлока Холмса и его скверную привычку курить трубку перед завтраком. Анекдот оказался ужасно смешным, и мы хохотали как сумасшедшие. Потом Крис перевел анекдот для Тома, и мы снова принялись хохотать, глядя на его запоздалый смех. А когда замолчали в полном изнеможении от неожиданного веселья, в зале наступила полная тишина. И сразу стал слышен шорох дождя.
Дождь шел почти незаметно для глаз. Крошечные капли, растертые ветром в невесомую водяную пыль, мокрой сыпью ложились на мрамор. Через несколько минут на плитах террасы словно ниоткуда проступили лужицы. Казалось, вода в них дрожит, покрытая сплошной рябью падающих капелек.
Прижимаясь к холодным стеклам, мы смотрели на дождь. Потом Толик решительно потянул на себя оконную створку. Окно нехотя – неужели уже успело разбухнуть? – открылось. Толик, закутанный в пару рубашек и шерстяную олимпийку, поежился. Крис негромко произнес:
– Ого…
Стало еще холоднее, по-осеннему зябко и неуютно. А небо до самого горизонта застилала неподвижная пелена туч. Никто не произнес больше ни слова, пока Толик не захлопнул окно: зло, сильно, даже стекла звякнули.
– А может, здесь зима такая? – неуверенно спросил Илья. Часто моргая и щурясь, он переводил взгляд с одного на другого. Я подумал, что в таком полумраке и без очков Илья не отличит Меломана от Толика, а меня от Тимура…
– Да, зима, – подхватил Тимур. – Пятьдесят лет было лето, а теперь пятьдесят будет зима.
– Между зимой и летом обычно случается осень, – очень тихо сказал Крис. – И ни на одной планете осень не может наступить так внезапно.
– Нас наказывают.
Наверное, мы успели отвыкнуть от этого голоса: он прозвучал неожиданно для всех. Игорек давно уже не участвовал в общих беседах, хотя и старался держаться на виду. Сидел где-нибудь в уголке, вздрагивая, когда к нему обращались.
– Что ты хочешь сказать? – резко спросил Крис. – Ты что-то знаешь?
Читать бесплатно другие книги:
