Хока Холодова Любовь
– Юлечка, успокойся, – опустилась перед ней на колени Нина, – тут уже ничего поделать нельзя.
– Но почему? За что? Кто ее убил? Она же птица, она должна летать! А она мертвая…лежит, такая несчастная. – Юля рыдала во весь голос.
Вокруг столпились знакомые и незнакомые. Нина обняла подругу и принялась гладить ее по голове:
– Да, Юля, хорошая была птица, она летала с ветки на ветку со своими друзьями и была счастлива, – Юля слушала ее, постепенно затихая, только редкие всхлипывания перебивали мягкую речь Нины, – а потом она умерла. Ее никто не убил, просто пришло ее время, такова жизнь. Хочешь, мы вместе ее похороним? – Юля кивнула головой.
В это время, расталкивая ребят, к подругам приближалась Сурьмина. Она быстро поняла, в чем тут дело, и кривая улыбочка начала появляться на ее лице, приняв надменную позу, она открыла было рот, но замолчала, так его и не закрыв. Из-за Юлиного плеча на Сурьмину в упор смотрела Нина, ее пылающие гневом глаза испускали такие молнии, что Сурьмина опешила и отступила, прячась за спинами ребят.
Грача хоронили всем классом. Это стало новой страницей их школьной истории, даже притихшая Сурьмина где-то маячила на обочине их траурного ритуала.
Вечером, убежав от всех, Нина сидела на берегу лесной речушки. Шопот листвы, неслышное журчание воды умиротворяло.
Вдруг, она услышала, что кто-то идет в ее сторону, загребая ногами листья. Из-за деревьев показался Гурин.
– Вот Вы где. А я думаю, куда это Вы подевались? Уже начал беспокоиться. – Владислав Игоревич улыбался.
– Мне хотелось побыть одной.
– Я выходит Вам помешал? Простите. Я могу уйти, я теперь знаю, где Вы. – Он уже собрался уходить.
– Нет, прошу Вас, останьтесь, – сказала Нина. – Места много.
Гурин присел на высохшую траву.
– Я не могу понять, как в Вас уживаются две такие разные натуры, чуткая и нежная и, в тоже время, отчаянная и агрессивная? Это для меня загадка.
Улыбнувшись, Нина ответила:
– В женщине должна быть загадка, не так ли?
– Что-то в этом есть, покачал головой Влад, – но так не бывает, так не должно быть, – тут же поправился он. Я знаю, что Ваша агрессия это напускное, но зачем? Я видел Вас около мертвой вороны.
– Грача.
– Ну, грача. Конечно, Вы не такая ранимая, как Юля Скороходова, но не жестокая!
– Жестокая? Я – жестокая?
– Да! И это не столько огорчает, сколько удивляет.
– Это как же проявляется моя жестокость? К кому я жестока?
– Ну, хотя бы к мальчишкам. Да, Вы с ними не деретесь, почти, – Гурин выразительно посмотрел на Нину, – но здесь Ваша жестокость проявляется в словах. Я знаю, что Скворцов приглашал Вас в кино, что Вы ему сказали? Чтобы он сначала подрос! Да, роста он небольшого, но он хороший человек, добрый. Нельзя же так. А Чумакову, что сказали? Чтобы он, первым делом, в зеркало на себя посмотрел! Лосеву – что он Вас с лосихой перепутал.
Нина смеялась, очень ее развеселил такой анализ.
– Я понимаю, – сказал Гурин, – Вы не хотите ни с кем из них встречаться. О! Я это прекрасно понимаю! – он посмотрел пристально на девушку, – но нельзя из-за этого обижать ребят. Они же не виноваты в том, что Вам нравится другой.
– А что я им должна была сказать?
– Ну, например, что Вы пока не готовы ни с кем встречаться, что он хороший парень, и если Вы захотите с кем-нибудь встречаться, то обязательно это будет он. Или что-то в этом роде. И им не так обидно будет…
– …и мосты за собой не сожгу, вдруг у меня с Вами не сложится? Так, Владислав Игоревич?
– Ну, Вы даете, от Вашей прямоты, хочется кричать.
– Да? – с любопытством взглянула Нина, – а что же это, Вы мне, нотации читаете, воспитываете? И держите все время меня на расстоянии? А может, это у Вас такой педагогический приемчик, влюбить в себя ученицу и перевоспитывать потихоньку? Вот именно так у Вас отличницы получаются?
– Нина!
– Ну, я – Нина, и что? – она взяла с берега реки голыш и с силой бросила его в воду.
– Зачем же Вы так! Вы же совсем другая, добрая!
– А добро должно быть с кулаками. – В воду полетел еще один камень.
– Вы мне напоминаете ежика, который в минуты опасности выставляет иголки. Но он защищается. А Вы зачем выставляете иголки, от кого защищаетесь? Вам ничего не угрожает.
– На всякий случай, ведь ежик тоже не всегда знает, когда его собираются съесть.
– Я знаю, откуда взялась эта бесконечная защита, – сказал Гурин, – это из-за родителей. Из-за того, что они Вас бросили.
– Они меня не бросали, – зло ответила Нина, – они поехали в Африку работать!
– Да. Но Вы считаете, что они Вас бросили.
Кто кого перевоспитывал, то ли Влад Нину, то ли Нина его, но они пережили свои маленькие успехи и теперь стояли на качающейся палубе, отмечая вступление в новый этап жизни.
– Смотри: Василий! – потянула за рукав Влада Нина.
К ним двигался мужчина недюжинной комплекции, лохматый, с бородой, на его солидном животе висел большой крест. Он был похож то ли на священника, то ли на рокера.
От него сильно разило водкой, судя по мутным глазам, можно было догадаться, что выпил он много, но двигался уверенно и степенно.
– Давно ты начал молиться? – спросил Влад.
Василий многозначительно поднял палец:
– Бог любит раскаявшихся больше, нежели тех, кто не грешил! Вот я и раскаиваюсь. А потом опять грешу, – хохотнул он.
– А в колокола ты бьешь, когда грешишь или когда раскаиваешься?
– Это я нечисть отгоняю. Смущают они меня, – потупился отец Василий.
– Вась, а ты что же их видишь?
– Вижу, вот те крест, вижу, – Василий размашисто перекрестился, – их же тьма тьмущая. А сколько ж они всего творят! – он покачал головой, – я на страже с колоколами, нечистые жуть как их боятся.
Он достал откуда-то из глубины пиджака бутылку водки, жестом предложил Владу и Нине, а потом приложился к горлышку.
– Думаете, почему церковь никак не могут восстановить? Мешают! Я так отцу Олегу и сказал. Молиться надо, дети мои, – добавил он так зычно, что все вокруг обернулись. Отец Василий поправил на животе крест и уверенно двинулся дальше.
– Сегодня ночью снова будет чертей отгонять, – сказала Нина, и они рассмеялись.
Влад на минуту задумался. Нина дотронулась до его плеча:
– У тебя неприятности?
– С чего ты взяла?
– Не отвечай вопросом на вопрос, – сморщила носик девушка, – я же вижу.
– Я не хотел тебе портить сегодня настроение, но кое-что действительно случилось. Помнишь, я рассказывал тебе, что во время ремонта школы мы нашли статуэтку…
– Да, помню. Я очень хочу на нее посмотреть, ты говорил, что она очень необычная.
Влад посмотрел на Нину.
– Посмотреть не получится. Ее украли.
– Когда?
– Три дня назад.
– Но кто мог? Ведь ее почти никто не видел.
– Я не хочу сейчас строить догадки. Сегодня у нас праздник, давай забудем о неприятностях.
Но разговор все время возвращался к пропаже.
– Да не расстраивайся так, полиция твою статуэтку обязательно найдет.
– Вряд ли.
– Почему ты так думаешь? Что, плохой следователь попался?
– Следователь, может, и не плохой, да подход у него не тот.
– А ты объясни ему то, чего он не знает.
– Я попытался.
– И что?
– Он не просто не знает, он не хочет знать.
– Влад, – сказала Нина, – ну если не найдут ее, ничего же не случится. Жаль, конечно, но жизнь на этом не кончается.
– В том-то и дело, что может и кончается. Раз мы уже окончательно испортили наш сегодняшний праздник, давай я тебе кое-что расскажу.
И он начал рассказывать историю-легенду о происшествиях в городе, связанных с Черным идолом.
– И что самое интересное, – продолжил Влад, – что при тщательном изучении исторических документов, эта легенда, частично, подтверждается.
– Я слышала об этом идоле. Думала, что это так, сказки.
– Нет, это не сказки, теперь я это точно могу сказать. Вчера я случайно узнал, что в нашем городе произошел удивительный случай: заснули две девушки. Шли с дискотеки вместе со всеми и, вдруг, упали и заснули. Подружки вызвали «скорую», думали: может, плохо стало? Приехала «скорая», девчонок осмотрели. Все нормально. Фельдшер, моя старая знакомая, говорит: «Представляешь, они, оказывается, спят!”. Этому случаю значения не придали. До сих пор пытаются их разбудить.
– И что?
– Да ничего, не получается.
– Вот это – да!
Они медленно допивали шампанское и задумчиво смотрели на текущую навстречу воду, говорить не хотелось.
Домой шли, не разговаривая, веселье, как рукой сняло.
Молодежь расходилась после дискотеки небольшими группками. Всюду слышались смех, музыка.
Нина с Владом свернули с центральной улицы, их тянуло побыть одним, предчувствие чего-то враждебного, неотвратимо надвигающегося охватило их.
– А если походить по домам? – предложила Нина, – ведь мы можем организовать от твоего музея поиски реликвий?
– Тот, кому понадобился этот идол, вряд ли нам его покажет.
– Может, обойдется? – с надеждой в голосе спросила Нина.
– Давай смотреть правде в глаза: материальной ценности статуэтка никакой не представляет, ее историческая ценность очень сомнительна. Значит, тот, кто ее похитил, знал о ее, предположительно, уникальных свойствах наверняка. И это основная причина ее пропажи.
Он остановился, сложил руки за спиной и стал прохаживаться взад-вперед, словно в классе перед доской.
– И, самое главное, у нас есть случай с засыпанием. Очень хочется, чтобы этот случай не был связан с нашим экспонатом. Этот идол, в свое время, привлек внимание к себе тем, что мог исполнять любое желание, думаю, что и сейчас он понадобился именно для этого. – Влад начал раскручивать нить рассуждения, ведущую к реализации возможных поисков, – я думаю, что некто, похитивший идола, может себя обнаружить.
– Да, ты прав, но это только в том случае, если этот «некто» начнет действовать, и действовать неосмотрительно. А если тот, кто украл идола, имел совсем другие причины?
– Какие, например?
– Язычество. Идол мог бы быть чьим-то божеством. Тогда вор никак себя не обнаружит.
– Есть еще проблема, любимый, – Нина прислонилась к молодому мужчине, – если об этом кому-нибудь рассказать – нам не поверят.
Глава третья
Солнце стояло невысоко, до полуденного зноя было еще далеко. Природа спешила жить, чтобы вновь замереть с наступлением жары.
Пыльное облачко вздымалось под тяпкой. В шортах, майке и с кепкой на голове, Нина полола огород. Она весело переговаривалась через забор с соседкой, бабой Пашей, которая тоже решила поработать по прохладе.
Всегда угрюмая, неразговорчивая, сегодня была «в ударе», если можно так сказать о старушке. Нина отметила, что она очень даже неплохо может поддержать любую тему разговора. Девушка подумала, что если бы разговор пошел бы о молодежных течениях, баба Паша, скорее всего, обнаружила бы знания и в этой области. Нина усмехнулась своим мыслям.
– Надо же, как Вы много знаете. Ох, и умна Вы, баба Паша!
– Я давно на свете живу, – сказала очень серьезно, старушка. Она посмотрела на Нину внимательно, словно пыталась увидеть, что у нее внутри.
Вдруг, тяпка в руках у девушки выскользнула из рук, продолжая двигаться по инерции, и врезалась с размаху в ногу. Нина упала, прижимая рану руками.
Баба Паша подбежала к Нине.
– Дай, посмотрю, – сказала она,
Старушка промокнула кровь, промыла рану водой и перебинтовала случайно прихваченным бинтом.
– Ничего-ничего, – суетилась баба Паша, – все заживет. Тебе беречь себя надо, не одна ведь уже.
– Что? – Нина чуть было не раскрыла рот, – Вы о чем?
– Да так, не слушай меня, я стара стала, мало ли что сдуру брякну. Пойдем, я помогу тебе дойти. Она засунула окровавленные бинты в карман своего передника, помогла девушке подняться и дойти до дома, их встретила взволнованная бабушка Нины, Антонина Ивановна.
– Бабушка, я по ноге тяпкой попала, – сказала Нина, доковыляв до кресла.
– Павлина Алексеевна, как хорошо, что ты оказалась рядом, спасибо тебе, – бабушка утирала фартуком повлажневшие глаза.
– Да ты не плачь, все заживет. Я ей, по всем правилам, ранку промыла, и листочек нужный приложила. Так что не трогай ничего. Я завтра приду и сама перевяжу ногу. Береги внучку, – сказала старушка и заспешила к выходу.
– Смотри, какая соседка у нас хорошая, плохо, что живем рядом и ничего о ней не знаем, – разговаривала с внучкой бабушка.
Нина слушала ее, а думала о другом. То, что она беременна, не знал никто, да и сама Нина только сейчас об этом подумала. Так много событий навалилось на нее в последнее время: диплом, выпускной, приезд домой, новая работа – все так закружилось, что о себе самой думать как-то забылось. Ведь действительно, сроки должны быть уже такие, что ее беременность не вызывала сомнения.
«Но откуда об этом знала баба Паша? У меня что, на лбу написано?» – Нина нервозно заерзала в кресле. Боль о себе сразу дала знать. Она поморщилась.
– Ну, как же ты так тяпкой попала? – в сердцах сказала бабушка.
«Да, попала, – подумала Нина, – нужно сказать Владу, все равно собирались пожениться. Сначала, конечно, нужно сделать тест».
После посещения врача, к вечеру, боль стала не такой острой. Нина, развернув с бабушкиной помощью кресло, устроилась у окна. Яркими красками акварели полыхал закат, провожая уходящий день. Вид из окна успокаивал, располагал к размышлениям. Нина любила смотреть на закат, в эти минуты она забывала обо всех волнениях, которые доставали ее в течение дня. Такие вечера давали ей силы, после них, она чувствовала себя спокойной и обновленной.
Длинные тени пирамидальных тополей полосками лежали поперек тротуара, превращая его в фантастическую лестницу-стремянку. По ней кто-то шел.
«Интересно, – подумала Нина, – вверх или вниз?»
Ей стало смешно, она улыбнулась своим мыслям. Фигура приближалась, сгорбленная, вся в черном.
«Да это же баба Паша!» – узнала соседку девушка. Старушка шла очень быстро, торопливо скрылась в своем доме.
«Зачем может так спешить одинокая бабулька, если дома ее никто не ждет?» – подумала отстраненно Нина, стараясь снова настроиться на лирический лад.
Но через некоторое время все на той же лестнице, которая начинала поглощаться темнотой, показались точно такие же фигуры похожие друг на друга, каждая опиралась на клюку. Они шли со всех сторон, и «сверху» и «снизу». Это были пожилые женщины. «Как черные вороны», – отметила Нина. Они шли поодиночке, не общаясь между собой, направляясь к дому бабы Паши. Двери открывались, пропуская очередную «ворону», и поспешно закрывались, мелькая тусклой полоской света.
– Бабушка, – почему-то негромко позвала девушка, – иди сюда.
Антонина Ивановна подошла к креслу, облокачиваясь на спинку локтями.
– Что случилось? – спросила она внучку.
– Смотри, бабушка, там что-то происходит.
– Сколько раз я просила тебя не лезть в чужую жизнь! – строго сказала бабушка, – это тебя не касается.
– Бабушка, пожалуйста, посмотри в окно! – взмолилась Нина.
Антонина Ивановна приоткрыла занавеску.
– Ну и что там такого?
– Старух видишь?
– Вижу. Может быть, у Павлины Алексеевны день рождения? Может, она собрать своих знакомых?
– Может. Только, глядя на ее знакомых становится страшновато, бабушка.
«Действительно, что я нашла здесь необычного? – решила Нина, – это фантазии. Нужно ложиться спать». Но заснуть она долго не могла, почему-то мысль о гостях бабы Паши не давала ей покоя. А еще ей чудились голоса, протяжные, с завываниями. Это было похоже на молитву муэдзина с минарета мечети, ей однажды приходилось это слышать; иногда хор голосов заглушался странным грохотом, которому Нина, как не старалась, не смогла найти аналогию. Звуки были настолько невероятны, что девушка подумала, что у нее расшатались нервы, и решила никому об этом не рассказывать.
А между тем, в соседнем доме действительно происходили удивительные события, если бы Нина могла взглянуть на все происходящее хоть одним глазком, то нисколько бы не сомневалась в реальности существования услышанных ею звуков.
Сейчас нельзя было узнать бабу Пашу в красивой, хоть и немолодой, женщине с величественной статью. Она будто стала выше ростом. Чуть вскинутый подбородок делал ее немного надменной, глубокий пронизывающий насквозь взгляд говорил о незаурядности этой сильной личности. Словно античная статуя, стояла она в середине сборища старух одетых в черные одежды, не шевелясь, едва заметно улыбаясь, как улыбается сфинкс с высоты вечности, которую познал.
Все прибывшие рассаживались на скамьи, расположенные по периметру большой комнаты. Дверь все открывалась и закрывалась, пропуская все новых и новых гостей. Их было много, намного больше, чем могла вместить комната, но стены удивительным образом раздвигались, и комната росла. Она стала такой большой, что уже начала походить на зрительный зал небольшого кинотеатра.
И вместе с тем, постепенно менялась обстановка: весь незамысловатый скарб ветхого домика превращался в богатую обстановку старинного образца. Вместо деревянных скамей, почерневших от времени, появились кресла, топчаны, стулья. Окна завесились богатыми шторами с навороченными ламбрекенами. На полу появился роскошный ковер, а на потолке хрустальная люстра, которая не была зажжена, но сверкала отраженным светом от горящих свечей в бронзовых канделябрах.
Старухи удивленно крутили головами, однако, при этом, не нарушая своего молчания.
Наконец, по-видимому, собрались все, потому, что дверь перестала открываться, и закрылась так, что ее совсем нельзя было найти.
– Сестры мои и преданные слуги нашей Госпожи! – негромко сказала хозяйка дома, но ее сильный голос был слышен даже в самом дальнем углу этого громадного зала. – Сегодня начинается Великая Ночь, которая продлится до полнолуния. Каждая и нас ждала этого события всю жизнь. Мы трепетно и с подобострастием служили Госпоже и ждали. И вот, настало время, теперь мы должны помочь ей взойти на трон нашей реалии земного мира.
Вы увидите ее своими глазами, и каждую из вас она осыплет своими щедротами. Самое заветное желание, которое вы лелеяли многие годы, исполнится. Кроме того, госпожа не намерена задерживаться в нашем мире, она оставит здесь своих воинов, власть она доверит мне. А, значит, и вам, мои любимые сестры. Вы готовы сегодня совершить таинство, ради которого мы родились и которому мы посвятили все наши жизни?
– Мы готовы сделать все, что ты скажешь, Мудрая Павлина, – ответила за всех высокая, мужеподобная женщина, – говори!
– Все вы обладаете черной магической силой. Я хочу, чтобы вы отдали ее мне добровольно, на одну только Великую ночь, чтобы соединенная сила черной магии помогла нашей Госпоже пройти сквозь пространства. Доверитесь ли вы мне, сестры мои?
– Доверимся, – снова ответила за всех все та же женщина.
Мудрая Павлина обвела взглядом всех, сидящих вокруг нее, зрачки ее черных глаз не упустили ни одного лица, заглянули в самые темные уголки грешной души каждой ведьмы.
– Так тому и быть, – сказала она, уже больше для себя, чем для других, потому, что «сестры» уже не могли ее слышать. Они утратили свое сознание, где оно было, трудно было сказать, но только не здесь, в этом месте, где негромко начинала звучать музыка и странный, всепоглощающий ритм, где их тела непроизвольно двигались, повинуясь звукам, где их равнодушные лица ничего не выражали, и вместе с тем, глаза жили отдельно, пораженные неестественной одержимостью.
Музыка звучала все громче, ритм нарастал, старухи, встав в круг, и не выпуская из рук своих клюк, танцевали странный танец, подбрасывая поочередно ноги.
«Там-там; там-там», вибрировал потолок, «там-там, там-там», покачивались стены. Самая маленькая и, видимо, самая старая ведьма, которая еле доковыляла до места сборища, лихо махала старческими лодыжками, при этом, подпрыгивая так высоко, что была похожа на резиновый мячик.
В центре, замерев, стояла Мудрая Павлина. Глаза ее были закрыты, руки с растопыренными пальцами раскинуты в стороны только, едва заметно, вздрагивали запястья, словно дирижерская палочка руководила танцевальным коллективом.
Ее ноги утопали в пушистом ковре в середине пентаграммы, которая светилась из глубины ворса. Ни она из ведьм не наступала на светящиеся линии.
Кисти Мудрой Павлины взмахнули в воздухе, и, неожиданно, ведьмы запели на непонятном языке нудную песню, протяжно и визгливо. Они подняли свои, до удивления одинаковые, клюки и одновременно ударили ими в пол. Грохот заглушил песню.
Медленно проявляясь, материализовался высокий постамент. На его вершине стояла статуэтка Черного идола. Он спал, веки были полуопущены. Крупные полные губы кривились в гримасе пренебрежения.
В руках баба Паша держала окровавленные бинты, которыми обрабатывала рану Нине. Ее сильный голос разрезал шум, заставил замолчать песню шабаша. Она начала читать молитву на незнакомом языке, обращаясь к каменной фигуре. Что-то громко прокричав, она приложила бинты к губам Черного идола. Через некоторое время каменные веки приоткрылись, чуть колыхнулся жирный живот. Главная ведьма с силой стала натирать черную статую кровью молодой девушки.
Грянул хор старческих голосов, деревянные палки снова грохнулись в пол, бешеный ритм вновь понес престарелую самодеятельность по волнам Терпсихоры.
В своей постели от смутного беспокойства проснулась Нина. Ей казалось, что кто-то пристально смотрит на нее. От этого вторжения в области груди пробежал холодок.
Странные звуки неслись среди ночи. Хотелось плакать, на душе было тревожно. Она встала, подошла к окну, но ничего необычного увидеть не смогла. А звуки все усиливались, Нине казалось, что рождаются они в ее мозгу.
Она села в кресло и охватила голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону в такт мелодии. потом попыталась успокоиться, сказав себе, что это ей только чудится, что это – нервы.
Потом она попыталась отвлечься и принялась вспоминать их встречу с Владом, но ничего хорошего из этого не вышло: ей пришла мысль о Черном идоле, и к чувству тревоги добавилась паника. Интуитивно девушка чувствовала, что существует связь между событиями этой ночи и пропавшей статуэткой. Все-таки она вновь попыталась заснуть.
Сон был коротким, она все время убегала от кого-то и везде, куда бы она ни спряталась, в воздухе висели два глаза и, не мигая, следили за ней, поэтому, преследователи всегда знали, где она. Страх нарастал и нарастал, и казалось, что страшнее уже не может быть, но с каждой секундой становилось еще более жутко.
Все время Нина слышала топот множества бегущих ног. Звуки неслись ритмично, «Там-там, там-там», и что-то ей напоминали. Из ниоткуда выплыла сгорбленная фигура бабы Паши, она ехидно улыбнулась и погрозила ей своей деревянной палкой.
Нина закричала.
– Проснись, – теребила ее бабушка. Нина проснулась, продолжая слышать все то же, «там-там».
– Бабушка, а ты это слышишь? – подняла указательный палец Нина, с затаенной надеждой, что она не сошла с ума, а странная музыка действительно существует. Она приоткрыла рот, чтобы лучше слышать.
Бабушка прислушалась. Ночью все чувства обостряются, и Антонина Ивановна услышала едва уловимые звуки.
– Это, наверное, из бара слышна музыка, – ответила она.
– А который час? – спросила Нина, хотя знала, что было уже слишком поздно для бара.
– Да-а-а, – протянула Антонина Алексеевна, – так кто же тогда в такое время музыку крутит?
Сейчас Нине было все равно, кто «музыку крутит», главное, что это был не плод ее болезненных фантазий, и что она не сошла с ума.
Девушка пожала плечами.
– Что-нибудь страшное приснилось? – участливо спросила бабушка. – Ты кричала.
– Да, что-то очень страшное, только не помню, что, – слукавила она. – Оставь, пожалуйста, свет.
Нина задумалась, она, конечно, помнила свой сон, но расстраивать бабушку не стала. Рана начала ныть и снова вернула мысль о бабе Паше.
«Странная она», – подумала Нина. Ей, вдруг, начало казаться, что все между собой связано: и ее травма, и сама баба Паша и, даже эта ужасно надоевшая музыка. Над всем этим, словно незримый призрак, витал образ Черного идола.
– Я завтра об этом хорошенько подумаю, – сказала себе Нина и закрыла глаза, с трудом отпуская плохие мысли.
Глава четвертая
Первый сон
Она вышла из дома, не открывая дверей. Что-то было не так. Серый свет, непонятно из какого источника, давил на психику. Было пустынно. На улице не было даже кошек и собак. Тишина стояла, как правду говорят, ватная, и Нине показалось, что она оглохла, были не слышны даже ее собственные шаги. Куда она шла, девушка и сама не знала: туда, куда вели ее ноги. А они вели уверенно по тротуару вдоль пустых глазниц домов, от которых веяло чем-то чуждым, заставляющим замереть сердце от страха.
Все было знакомо с детства: и эти дома, и дорога, по которой она шла, но, вместе с тем, Нина уверена была, что все здесь ненастоящее, как камуфляж.
Ей, вдруг, острым приступом захотелось вернуться, накрыться в постели одеялом с головой, как в детстве, когда она пряталась от деда Бабая или Хоки, и замереть, приглушая дыхание. В каждом темном углу, из-под стола, из-за бабушкиной машинки, в складках темных штор она видела разных невероятно страшных существ. Если ей среди ночи вдруг хотелось в туалет или просто пить, она не могла встать с постели потому, что под кроватью тоже могло быть чудище. Оно там сидело и ждало, когда же Нина опустит ногу на пол, чтобы схватить ее. Приходилось терпеть до самого утра, пока комната не зальется солнечным светом.
Нина не вернулась, потому, что сейчас был сон, и управлять им она не умела. Ей оставалось только следовать сценарию, написанному неведомой силой.
Девушка зашла в одно из зданий, поднялась по витой старинной лестнице на второй этаж. В доме было пустынно, как и на улице. Ощущение было такое, будто все люди внезапно покинули свое жилище. На плите общественной кухни коммунальной квартиры стояла кастрюля, и их нее шел пар. Нине даже показалось, что пахнет бульоном. В коридоре у окна стоял большой фикус, девушка потрогала пальчиком землю в горшке, влажная. Куда все подевались? Она подошла к первой попавшейся двери и открыла ее.
В пустой комнате с бордовыми тяжелыми шторами стоял большой стол, покрытый тоже бордовой плюшевой скатертью с кистями. Посреди стола на тарелке стоял стеклянный графин с круглой крышечкой и граненые перевернутые стаканы.
За столом сидели странные существа, кожа их была смуглая до насыщенно коричневого цвета с редкой порослью шерсти, нос заканчивался свиным пятачком, который беспрестанно двигался, а на голове, над непривычно крупными ушами, торчали изогнутые рога.
Нина отшатнулась, собираясь закрыть дверь, но тут из-за стола выскочил самый маленький и жестом предложил войти со словами:
– Заходи, мы ждем тебя.
Сидящие за столом, приветливо закивали, располагая к общению.
Войдя, она села на предложенный стул. Напряженно повисла пауза – все молчали. Некоторое время девушка изучала компанию существ, и чем больше всматривалась, тем больше понимала, кто перед ней. К горлу подступила волна холода.
– Ну, вот и познакомились, – сказал среди них, видимо, главный, потому, что сидел посередине и был толще других, – а теперь давай поговорим.
Уже немного осмелев, девушка кивнула. «Это только сон, – успокоила она себя, – здесь все как в сказке, понарошку, так что бояться нечего». Страх начал проходить, и она с любопытством ждала продолжения сна, как развязки приключенческого романа.
«Интересно, кто они»? – подумала Нина.
– Называй нас, как хочешь, но мы не мистические персонажи из вашего народного фольклора, мы мыслящая раса, населяющая Землю, но в другом измерении поэтому, мы не можем видеть друг друга, разве, что иногда, случайно. Такие редкие случаи и породили в вашем мире самые разные о нас представления, – главный сделал паузу, видимо для того, чтобы девушка могла усвоить информацию, – я ответил на твой вопрос?
– Я и не спрашивала, – удивленно произнесла Нина.
– Спрашивала. А теперь о том, почему ты здесь. Мы очень могущественны и можем наградить многим. Чего ты хочешь? Может, сделать отличную карьеру, стать главным редактором какого-нибудь крупного издания, или даже его владельцем? Хочешь тихий уютный домик, скажем, в предместьях Парижа, большая счастливая семья? Все это возможно.
– Я так понимаю, что не бескорыстно, – наконец начала приходить в себя Нина.
– Разумеется, за все в жизни надо платить. Тебе придется сделать, совсем малюсенькую, услугу, – он даже показал пальцами, какую, малюсенькую. Мы заключим небольшую сделку, тебе это ничего не будет стоить.
Все согласно закивали, заговорили, пытаясь убедить Нину, что и делать-то почти ничего не надо. Тот, который пригласил ее войти, принес откуда-то лист бумаги, гусиное перо и огромную иголку.
Читать бесплатно другие книги:
