Абсолютное доказательство Джеймс Питер

Глава 5

Июль 2009 года

Десять дней спустя – четыре из них он провел в госпитале, а остальные дожидался вылета – Росс наконец вернулся в Англию на армейском самолете. Приземлился в военном аэропорту Брайз-Нортон в Оксфордшире. Вылетел на день раньше, чем ему обещали, и решил не предупреждать Имоджен – сделать сюрприз. Она ждала его лишь завтра.

Вскоре после полудня он вышел из поезда в Брайтоне. Моросил дождь. Росс поймал такси, первым делом остановил его у цветочного магазина и купил огромный букет цветов, затем – у винной лавки, где приобрел бутылку «Вдовы Клико», любимого шампанского Имоджен.

Около трех часов дня такси остановилось перед довольно обшарпанным четырехэтажным домом неподалеку от «Семи циферблатов». Здесь, на верхнем этаже, жил Росс с женой. Он заплатил, дал щедрые чаевые, выгрузился и – с вещмешком, цветами и шампанским – вошел в знакомый подъезд, с вечным запахом сырости и гремящей на первом этаже музыкой.

Как странно оказаться дома! Есть в этом что-то сюрреалистическое. Как будто все прошедшие недели обернулись просто дурным сном. Но нет – о том, что все это реальность, напоминал шрам на голове, напоминала боль в ноге и хромота. И ужасы, что являлись ему, стоило закрыть глаза.

Росс взглянул на часы. Имоджен – она сейчас вела сайт интернет-магазина в Брайтоне – должно быть, на работе и вернется через пару часов. Значит, будет время принять душ, побриться, поставить цветы в вазу, а шампанское – в ведерко со льдом. До чего не терпится увидеть Имоджен! Сжать ее в объятиях, с облегчением возвращаясь к нормальной жизни. Заняться любовью – как же давно они этого не делали! А потом просто разговаривать, долго-долго. Рассказывать об ужасах, встретившихся ему в Афганистане – и о том, как он преодолел все, потому что думал о ней. Потому что больше всего на свете хотел к ней вернуться.

А вечером, быть может, они отправятся отпраздновать его возвращение в какой-нибудь индийский ресторанчик – ведь оба любят пряную индийскую еду…

Росс преодолел три лестничных пролета, добрался до верхнего этажа, открыл дверь своим ключом. Шагнув в прихожую с книжными полками у стен, услышал музыку. «Зе Фрэй» – одна из тех групп, записи которых дала ему с собой Имоджен. Странно. Выходит, она дома?

Он вошел в гостиную – и обнаружил на кофейном столике открытую бутылку вина и два полупустых бокала. На диване валялась кожаная куртка. И покрой, и размер явно не женский.

Росс нахмурился.

Музыка доносилась откуда-то из глубины квартиры.

– Имоджен! Милая! – позвал он.

Слова застряли у него в горле, и внутри вдруг похолодело.

Он поставил на пол вещмешок и шампанское, положил цветы. Снова вышел в прихожую и направился к спальне. Музыка доносилась оттуда – и вместе с музыкой он теперь различал и другие звуки. Стоны.

Мгновение поколебавшись, Росс толкнул дверь.

И увидел, как его жена, совершенно голая, с выражением блаженства на лице, оседлала здоровенного бородатого мужика и подпрыгивает на нем, и небольшие округлые груди ее подскакивают в такт.

А потом Имоджен увидела мужа.

Глава 6

Девять лет спустя

Среда, 1 февраля

Старик пробирался во тьме по холмистым склонам Сомерсета. Тяжелый груз лежал у него на сердце – груз всей человеческой истории. Вечная борьба добра и зла. Любовь Божья, гнев Божий – и насмешки Сатаны.

Не замечая глаз, внимательно следящих за ним в бинокль ночного видения, старик шел по высокой мокрой траве, ведомый лишь слабым светом фонарика, координатами GPS в телефоне и сознанием важности своей миссии.

Судьба призвала его сюда.

Ноги его давно промокли, пронзительный ветер залетал под тонкий плащ и леденил до костей. Холод липнул к коже припаркой из мокрых листьев. С собой старик нес металлодетектор и лопату.

Было три часа ночи.

Над его головой быстро неслись тучи. Порой в их прорехи проглядывал холодный, равнодушный свет полной луны – и в этом свете старик различал невдалеке от себя, справа, на вершине холма смутные очертания полуразрушенной башни. Ощущалось в этой ночи нечто неестественное – словно в старом голливудском фильме. Как в той сцене, где Грейс Келли и Кэри Грант мчатся в открытом автомобиле, и мимо проносятся пейзажи, однако прическа у обоих остается безупречной – волосок к волоску.

Впрочем, о старых фильмах он сейчас не вспоминал. Он думал только об одном.

О своей миссии.

Сегодня начинается его путешествие. Он стар, слаб и не ведает, сколько ему осталось. Слишком долго он ждал Зова – так долго, что уже начал терять надежду. Но Зов явился – как бывает всегда, странным и таинственным путем.

Ему сказали: есть еще один человек, тот, кто ему поможет. Однако этого человека он пока найти не смог – а время утекало, как вода сквозь пальцы, так что старик решил действовать один.

Воздух, напоенный энергией, щекотал кожу; о чем-то шептал ветер, но старик не понимал его язык. Он вдыхал сладкий запах травы. Где-то рядом послышался пронзительный визг. Лиса поймала кролика; визг оборвался на жалобной ноте и затих.

Постоянно меняющиеся координаты в телефоне старик сверял с другими, записанными на клочке бумаги. Ближе… еще ближе…

Почти пришел!

Старик остановился, шумно переводя дыхание; несмотря на промозглый холод, он весь вспотел. Долгих два с половиной часа заняла дорога сюда. Потом – утомительная прогулка вдоль ограды, в поисках места, где можно было бы проникнуть внутрь через забор. Перчатки он забыл в машине, но решил за ними не возвращаться.

Снова достав из кармана клочок бумаги, старик вгляделся в координаты, выведенные мелким, чуть дрожащим старческим почерком.

51°0840»N 2°4155»W

Он на месте!.. В этот миг тучи разошлись, и с неба озарил старика холодный и ясный лунный луч. Словно кто-то там, наверху, подавал ему знак.

Все верно! Ты нашел то, что искал!

Сжав замерзшими, шишковатыми от артрита пальцами рукоять лопаты, он принялся лихорадочно копать – так быстро, как только мог. Вывернул подмерзший ком земли, отбросил его в сторону. На обнажившейся темной почве шевелились черви. Старик снова вонзил лопату в землю.

И тут его ослепил яркий свет, явившийся словно из ниоткуда. Не луны, не его слабосильного фонарика – нет, свет мощного фонаря. Даже двух. И голос – сердитый мужской голос:

– Эй! Эй, ты!

Старик повернулся. Яркий свет на мгновение ослепил его; заморгав, он посветил вперед собственным фонариком. Луч выхватил из тьмы растерянную физиономию молодого полицейского в форме, а рядом с ним – разъяренного мужчину средних лет в куртке на меху.

– Он здесь, – проговорил старик. – Здесь, где я копаю. Прямо у меня под ногами!

– Что вы, черт побери, тут вытворяете? С ума сошли?

– Я спасаю мир.

– Вломились на частную территорию, что-то тут роете…

– Пожалуйста, послушайте меня!

– Нет, это вы меня послушайте, – прервал его человек в куртке. – Вы на территории заповедника! Кто, черт возьми, дал вам право среди ночи заниматься здесь, на священной земле, какими-то раскопками?

– Бог, – просто ответил старик.

Глава 7

Четверг, 16 февраля

Над деревянной дверью одной из келий картезианского монастыря Святого Гуго, что располагался в сассекской глубинке, в пятнадцати милях к северу от Брайтона, красовалось латинское изречение: «Mihi enim vivere CHRISTUS est, et mori lucrum».

По-английски это означало: «Ибо для меня жизнь есть Христос, и смерть – приобретение».

За дверью, в тишине по-спартански убранной кельи сидел за столом брат Ангус, погруженный в чтение.

Уже много лет вел он здесь уединенное существование, по много часов в день – и семь дней в неделю – проводя в своей крошечной молитвенной комнатке на коленях, в обращении к Богу.

Но в последние месяцы что-то изменилось. Все чаще брат Ангус выходил из кельи и шел по галерее в огромную, обшитую дубовыми панелями монастырскую библиотеку. И каждый раз оставался там надолго. Тщательно выбирал он книги среди множества тяжелых томов в кожаных переплетах – многие из них были старше первого печатного станка – и забирал к себе в келью столько, сколько мог унести.

Любой монах здесь мог при желании никогда не выходить из своей кельи. Пищу затворникам готовили братья и подавали каждое утро через окошечко в двери. Много лет брат Ангус не испытывал потребности в общении. Но в последнее время множество вопросов смущали его ум – и он от души жалел об обете молчания, нарушать который позволялось лишь раз в неделю, в воскресенье, на часовой прогулке.

В следующем месяце брату Ангусу исполнялось шестьдесят три года. Он не знал, сколько еще прослужит Господу. Вряд ли долго. Он болен – и, быть может, не увидит даже следующей зимы. А может быть, не доживет и до лета.

До недавних пор брат Ангус был вполне доволен своей монашеской жизнью – хотя, казалось бы, ничто в его бурной юности не предвещало такого конца. Дитя шестидесятых, когда-то он наслаждался жизнью на полную катушку! Изгнанный из университета, жалеть об этом не стал, а сделался гитаристом в хэви-металлической группе под названием «Симол веры Сатаны»; и дальше много лет его жизнь состояла из концертных туров, в основном по Германии, выступлений в клубах и на открытом воздухе, безудержного пьянства, наркотиков и секса с фанатками.

Так он и жил, пока не увидел свет.

Несколько раз. Сперва – фонарик врача, проверяющего его зрачки после того, как Ангуса откачали от передоза (а он даже не мог вспомнить, что принял и сколько). Потом – яркие лампы в операционной. И наконец – иной свет. Ярче всего. И всего прекраснее. Тот свет, что позвал его за собой.

Медсестра-гречанка в больнице на севере Лондона, где ему спасли жизнь, рассказала как-то, что ее брат – монах, живет в православном монастыре на святой горе Афон. Ангусу всегда нравилась Греция – и сейчас рассказы о православии чем-то неодолимо его привлекли. С помощью медсестры и ее брата он получил гостевую визу.

Поехал на Афон на пять дней – а остался там на пять лет. В суровой монашеской жизни, в неустанных трудах, молчании, ночных богослужениях и постоянной молитве открылось для него ни с чем не сравнимое очарование, перед которым Ангус не смог устоять. Уехал он не скоро и не по своей воле. Бог призвал его домой – в Хоршем; мать Ангуса заболела и нуждалась в нем.

Семь лет Ангус ухаживал за матерью, у которой малу-помалу отнимала рассудок болезнь Альцгеймера. Но вот она умерла. Ангус думал вернуться на Афон – а на следующий день после похорон случайно проезжал мимо ворот картезианского монастыря Святого Гуго. В этот миг он увидел свет, еще ярче, чем в прошлый раз. Ангус развернулся, въехал в ворота и сказал настоятелю, что хочет остаться здесь. Машину он попросил продать и пустить выручку на нужды монастыря.

И с тех пор не покидал этого места. Монастырь Святого Гуго стал его домом – или, точнее, временным пристанищем, пока…

Пока брат Ангус не вернется на свою небесную Родину.

Монастырь Святого Гуго был построен в тучные дни как убежище для французских монахов, бежавших от ужасов Революции. Однако почти никто из французов сюда не добрался. Как и многие монастыри в наше время, этот, изначально рассчитанный на две сотни монахов, почти опустел: старики умирали, и некому было их заменить. Сейчас в обители жили всего двадцать три насельника, включая аббата и его заместителя – и большинство из них приехали сюда со всех концов света. Картезианский обет молчания соблюдался между ними, так сказать, естественным образом, ибо из двадцати трех семнадцать говорили на разных языках. Страдая от безлюдья, «Святой Гуго» принимал к себе монахов всех орденов.

Однако немногие задерживались здесь надолго: принятый в монастыре режим и распорядок дня казался им слишком уж суровым. В постель рекомендовалось ложиться в восемь вечера – а уже в половине двенадцатого монахи поднимались на следующую молитву, либо в тиши своих келий, либо в общей часовне, под руководством аббата.

Келья брата Ангуса была, по монастырским стандартам, необычно просторной – занимала два этажа, и при ней имелся огороженный садик, где брат Ангус выращивал овощи. На первом этаже располагалась его маленькая личная часовня, с иконой Христа и статуэткой девы Марии, покоящейся на подставке из древесного ствола. Здесь же, чуть дальше по коридору, имелась мастерская, где брат Ангус хранил инструменты, необходимые для работы в келье и в саду.

Наверху располагались два помещения со скудной меблировкой – стол, скамья, жесткая кровать – и молитвенная комнатка. Имелась здесь и умывальная, где Ангус обливался из бутылки нагретой водой – в этом состояли все его гигиенические процедуры, – и печка, дающая кое-какое тепло долгими зимними ночами. И сейчас, быть может, стоило бы затопить печку: Ангус дрожал, и ряса с капюшоном не слишком-то защищала от укусов промозглого холода. Однако книга на староанглийском языке поглотила все его внимание, и холода он не замечал.

Сидя за столом, обложившись со всех сторон молитвенниками и старинными книгами в кожаных переплетах, порой брат Ангус поднимал взор к окну и видел раскинувшееся за оградой сада мирное монастырское кладбище. Ряды простых, безымянных деревянных крестов отмечали там места последнего упокоения монахов прошлого. Настанет день – уже недолго ждать – и его бренное тело ляжет с ними рядом. Однако куда отправится дух?

До недавнего времени вопрос этот не вызывал затруднений. Но вот уже несколько раз он говорил об этом с аббатом – и слова аббата с каждым разом все меньше его убеждали. Чем больше он читал и размышлял, тем большим испытаниям подвергалась его вера. «Что, – спрашивал себя все чаще и чаще брат Ангус, – если там, за пределами жизни сей, ничего нет? Совсем ничего?»

Что, если все эти годы он потратил впустую, молясь Великому Ничто?

И сейчас брат Ангус торопливо листал страницы книги, надеясь, что Бог укажет ему строки, где найдется ответ. Иначе – что же ему остается? Мир за стенами монастыря стал для него чужим. Слишком многое изменилось с тех пор, как он принял святые обеты. Еще ухаживая за матерью, он сторонился новых технологий и чувствовал себя отставшим от жизни. В последние десятилетия мир двигался вперед стремительными шагами – а брат Ангус и телефоном-то почти не пользовался, хотя в последнее время овладел Интернетом.

Он страшился, что скоро исчезнет с лица земли, что кости его сгниют под безымянным крестом, как и кости всех его предшественников… неужели все это напрасно? Затем – несколько месяцев назад – получил послание. И встревожился, даже испугался, еще сильнее, ибо послание это было слишком неясно.

Что-то происходило. В мире нарастало религиозное брожение, какого не случалось уже столетиями. Каждую ночь, во сне, Бог посылал Ангусу знаки и послания. Это Бог приказал ему выйти в Интернет и начать следить за событиями в мире. Но последние новости ничего не прояснили, а лишь еще больше всё запутали.

Бывали дни, даже недели, когда знаки и послания сливались в какую-то непроглядную муть; тогда от религиозных текстов брат Ангус обращался к научным. Как правило, монахи предпочитали обходиться без достижений современной науки и техники, однако он теперь не раз ловил себя на том, что с интересом изучает мысли своих противников-материалистов. Особенно жадно читал американского профессора по имени Дэнни Хиллис, создателя параллельного процессора и сооснователя компании «Корпорация думающих машин». Слоган компании звучал так: «Мы создаем машину, которая будет нами гордиться».

Некоторые слова этого изобретателя отзывались у Ангуса глубоко в сердце. Особенно запомнился ему отрывок из интервью, которое дал Хиллис еще в 1990-х: «Человек ищет Бога – но не думаю, что Его стоит искать в полутьме готического собора. Скорее, мы найдем Его в киберпространстве. Быть может, высокие технологии откроют нам Его волну».

Рискуя навлечь на себя гнев аббата и даже изгнание из монастыря, Ангус попросил снабдить всех монахов компьютерами с доступом в Интернет – вместо одного дряхлого, давно устаревшего компьютера в библиотеке. Настоятель и слышать об этом не желал. Просто отмахнулся, добавив: «Все, что нужно знать, сообщает нам Бог. В тот день, когда мы перестанем в это верить, – перестанем быть монахами. Брат Ангус, может, у тебя кризис веры? Просто помни: все, что тебе нужно, у тебя уже есть. Оно здесь, в Боге. Ищи – и обрящешь. Спрашивай – и Он ответит».

И брат Ангус спрашивал – в ежедневных своих молитвах задавал Богу все более и более настоятельные вопросы. Ответ же был лишь один: скоро, очень скоро произойдет нечто. Нечто необъяснимое и неописуемое. Событие чрезвычайной важности, для христианского мира сравнимое с Пришествием Христа.

Второе Пришествие?

Или явление Антихриста?

Глава 8

Четверг, 16 февраля

Этот звонок Росс Хантер едва не сбросил. На мониторе высветилось «номер скрыт». Должно быть, очередной автоматический телефонный спам, из тех номеров, что все получатели сразу заносят в черный список. А Росс Хантер как раз дописывал статью для отдела расследований «Санди таймс» – о том, как шестеро футболистов из Премьер-лиги оказались замешаны в отмывании денег через киносъемки. Было двадцать минут пятого – и дэдлайн наступил ровно двадцать минут назад.

Монморенси, темно-серый метис лабрадора, лежал на полу у письменного стола и шумно грыз кость. У него были свои дэдлайны – целых два: во-первых, успеет ли он догрызть, прежде чем хозяин поведет его на прогулку? И во-вторых, успеют ли они пойти погулять, пока не стемнело?

Впоследствии Росс не раз спрашивал себя, что же заставило его ответить на звонок. Впрочем, если б и не ответил, старик звонил бы снова и снова, пока не сумел бы к нему пробиться. Было и еще одно: Росс к этому времени стал довольно известен – и отлично знал, что сенсации являются к репортерам именно из случайных звонков. Так произошел его первый прорыв, еще в брайтонском «Аргусе». Началось со звонка от незнакомца – а закончилось секс-скандалом, в результате которого пришлось выйти в отставку члену парламента.

– Росс Хантер, – проговорил он в трубку, окидывая усталым взором темнеющее окно и улицу за ним.

В этот дом в Патнеме Росс и его жена Имоджен переехали, чтобы начать все сначала. После того кошмарного дня, когда он вернулся из Афганистана и застал ее в постели с другим.

Имоджен молила о прощении. Говорила, что МИД объявил его погибшим, что она была в отчаянии и бросилась искать утешения в объятиях старого друга. Отчаянно желая вернуться к нормальной жизни, Росс принял это объяснение и простил ее. Потом оказалось, что все это было вранье: их роман начался гораздо раньше. Отношения так и не стали прежними. Все равно что склеенная фарфоровая чашка: на первый взгляд целая, а приглядишься – сразу заметны трещинки. Они переехали в собственный дом, Имоджен забеременела, однако Росс все не находил покоя.

Он просто не мог больше ей доверять. Всегда оставался червячок сомнения. Иногда жена задерживалась на работе, приходила с какими-то объяснениями – и Росс понимал, что не вполне ей верит. Или вдруг вешала трубку, стоило ему войти на кухню. Каждый раз перед глазами вставала та же картина: голая Имоджен, в их супружеской спальне, верхом на бородатом мужике…

Мимо неторопливо проехал грузовик доставки: он уже включил фары. К соседнему дому подъехала соседка и, открыв заднюю дверь, принялась высаживать из машины детишек. В мягком электрическом свете Росс видел, как она расстегивает ремень безопасности на своем младшем сыне – на редкость, надо сказать, противном визгливом пацане.

– Это мистер Хантер, журналист?

Голос в трубке звучал очень интеллигентно. Голос культурного, образованного пожилого человека. Нет, пожалуй, даже старика.

– Да, а кто это?

– Слава Богу, наконец-то я вас нашел! Мне пришлось обзвонить всех Р. Хантеров, что значатся в телефонном справочнике Сассекса.

– Со мной легко связаться в социальных сетях – я веду странички в «Твиттере» и «Фейсбуке». Или по электронной почте – она указана в подписи ко всем моим текстам, – проговорил Росс, прихлебывая чай из кружки.

– Мистер Хантер, я не мог доверить этот вопрос электронной почте или социальным сетям. Техника ненадежна, а рисковать нельзя. Я прочел немало ваших статей. Очень впечатлило меня несколько лет назад ваше расследование для «Санди таймс» о том, как правительство подводит наши войска в Афганистане.

– Вы это читали?

– В провинции Гельманд погиб мой сын. По их взводу стреляли свои. Был убит дружественным огнем — кажется, так это у них называется. Будь у него один из тех маячков, о которых вы писали, это спасло бы ему жизнь.

– Соболезную вашей потере.

– Я звоню не поэтому – но благодарю вас. Мы с женой постарались это пережить.

Росс покосился на часы, с тоской думая о неоконченной статье.

– Просто хочу, мистер Хантер, чтобы вы убедились, что я не сумасшедший.

– Приятно слышать, – откликнулся Росс.

– Меня зовут доктор Гарри Ф. Кук. Служил в Вооруженных силах Великобритании, затем преподавал историю искусства в Бирмингемском университете. Сейчас на пенсии. Как ни странно, недавно я получил абсолютное доказательство бытия Божия; мне сказали, что есть писатель, уважаемый журналист по имени Росс Хантер, который поможет добиться того, чтобы ко мне отнеслись серьезно.

– Э-э… что?

– Да, понимаю. Я же сказал: как ни странно.

– Ну… вообще-то да. – Росс на секунду задумался. – Доказательство бытия какого Бога?

– Бог един, мистер Хантер. Есть много пророков, много разных вер, но лишь один Бог.

– Могу я поинтересоваться, кто посоветовал вам обратиться ко мне? – спросил Росс, рассеянно следя за тем, как соседка загоняет детей домой.

– Сам Бог и посоветовал, – просто ответил Гарри Ф. Кук. – Вы сможете уделить мне пару минут?

Росс взглянул на часы, отсчитывающие драгоценные минуты.

– Боюсь, доктор Кук, вам придется изложить свою историю очень быстро. Мне пора сдавать статью, и я уже опаздываю.

– Что ж, буду так краток, как только смогу. Или, может быть, мне перезвонить попозже?

– Нет-нет, говорите.

Росс взял карандаш, нацарапал на чистом листе имя: «Др. Гарри Ф. Кук, б. военный, унр. Бирмингем, ист. пенс.» и снова отхлебнул быстро остывающий чай.

– Думаю, мистер Хантер, мне необходимо с вами встретиться и подробно все объяснить. Уверяю вас, вы не потратите время зря. Не сомневаюсь, вас осаждают люди со всякого рода странностями – но я не из таких. Не могли бы вы уделить мне всего полчаса? Подъеду в любое место, куда вам удобно. Я должен сообщить вам нечто действительно важное – нечто такое, что, уверен, вы захотите услышать. У меня есть для вас послание.

– Послание? От кого?

– От вашего брата Рикки.

Несколько мгновений Росс сидел, словно громом пораженный, спрашивая себя, верно ли расслышал.

– У вас есть послание для меня от Рикки?

– Вот именно.

– Какое же?

– Не по телефону, мистер Хантер.

По темнеющей улице за окном промчалась, мигая синими огнями и завывая сиреной, машина «скорой помощи» – и на миг Россу показалось, что все это нереально. Что весь разговор ему снится.

– Доктор Кук, кто вы такой?

«Скорая помощь» растворилась в сумерках.

– Пожалуйста, поверьте мне: я самый обычный человек – и делаю только то, что было мне велено. Прошу вас, мистер Хантер, даже умоляю: можем мы встретиться?

Сумасшедшие с фантастическими историями и в самом деле являлись к Россу нередко. Однако в этом старике – в его интеллигентном голосе – было что-то особенное. Глубокая убежденность, предельная серьезность, от которой нельзя просто так отмахнуться.

– Хорошо. Встретимся и выпьем по чашке чая. Я дам вам полчаса. Договорились?

– Что ж, очень любезно с вашей стороны. Как уже сказал, я готов подъехать, куда вам удобнее. Просто скажите, где и когда.

Глава 9

Четверг, 16 февраля

Борис, развалившись за письменным столом посреди своей просторной клетки, со всей мочи колотил обеими лапами по клавиатуре.

Борис – обезьяна-капуцин, с круглой морщинистой мордочкой, кремовой гривой и длинным коричневым хвостом – по обезьяньим стандартам был очень умен. Хотя и недостаточно умен, чтобы понимать, как из стучания по клавишам рождается текст. На ползущую из принтера бумагу, на которой печаталась какая-то нелепица, он никакого внимания не обращал, а думал лишь о том, что за стук по клавишам его регулярно вознаграждают арахисом, банановыми чипсами или еще каким-нибудь лакомством.

По опыту Борис знал: если перестать стучать, поток лакомств иссякнет. Тот же трехнедельный опыт подсказывал ему, что, если пописать или нагадить на клавиатуру, после этого долго, долго не получишь угощения.

Доктор Эйнсли Блур, бывший профессор биологии в Брайтонском университете, несколько лет назад продал душу фармацевтическому бизнесу и теперь занимал должность гендиректора одного из самых крупных и быстро развивающихся фармацевтических гигантов – «Керр Клуге». Сокращенное наименование компании несколько напоминало «Ку-клукс-клан», что не ускользнуло от взора самых рьяных ее критиков. Поговаривали – и не без оснований, – что между ними нет никакой разницы.

Борис, разумеется, ничего этого не знал и не ведал – просто колотил себе по клавишам и ждал угощения.

Эйнсли Блур прославился как один из самых воинствующих атеистов в Великобритании. Этот моложавый человек пятидесяти пяти лет от роду, с серебристой сединой в слишком длинных для бизнесмена волосах, с ястребиным лицом и пронзительными серыми глазами был преданным учеником группы проповедников атеизма, которых журналисты прозвали Четырьмя Всадниками Дез-апокалипсиса: Ричарда Докинза, Дэниела Деннета, Кристофера Хитченса и Сэма Харриса.

Некоторые из его предшественников на ниве Нового Атеизма пытались доказать на практике знаменитую теорию «обезьяны и пишущей машинки»: по их мнению, эта теория прекрасно объясняла, каким образом мир возник сам собой, по чистой случайности, без всякого участия так называемого Разумного Замысла.

Теория была проста и изящна. Предположим, у нас есть бесконечное количество времени – и бесконечное количество обезьян, бездумно стучащих по клавишам пишущих машинок. Какова вероятность, что рано или поздно одна из них напечатает полное собрание сочинений Шекспира?

До сих пор у всех, кто пытался проверить это на практике, ничего не выходило. Коллега одного из самых знаменитых атеистов в Великобритании, покойного профессора Энтони Флю, попробовал – и пришел к выводу, что количество элементарных частиц во Вселенной на много порядков меньше, чем требовалось бы, чтобы дать обезьяне возможность напечатать хоть один шекспировский сонет. Отчасти из-за этих своих умозаключений коллега Флю отошел от атеизма и признал существование Разумного Замысла.

В молодости Блур опубликовал три книги, в которых высмеивал само понятие Творца: «Великий Боженька», «Кто был отцом Бога-Отца?» и «Божественная арифметика». Аргументация его была стара как мир. Она восходила еще к Аристотелю, затем – к Блезу Паскалю, Джонатану Свифту, Эмилю Борелю и Артуру Эддингтону: все они пытались объяснить возникновение жизни на Земле с помощью вычислений и теории случайных событий.

Однако, по мнению Блура, в том, как понимали эту теорию Энтони Флю и прочие, заключалась фатальная ошибка.

Все они упускали из виду важнейший элемент.

Десять лет разработки компьютерного алгоритма, три недели возни с обезьянами – и, кажется, что-то начало вырисовываться…

Конечно, эксперимент еще в самом начале. Но прогресс налицо. Да, несомненный прогресс!

Из шести обезьян, поселенных в шести клетках в оранжерее на заднем дворе дома, где жил Эйнсли Блур с женой, Борис оказался самым талантливым. Просто восходящей звездой!

«Путь в тысячу ли, – думал Блур. – Как там говорил Лао- цзы: “Путь в тысячу ли начинается с первого шага…” Или с первого удара по клавишам».

Глава 10

Понедельник, 20 февраля

В 15.50, за десять минут до прихода доктора Гарри Ф. Кука, Росс стоял у окна своего кабинета на втором этаже, задумчиво смотрел на улицу и обдумывал следующую статью – статью, от которой сильно поморщится кое-кто в Министерстве здравоохранения. Он видел, как подъехал и остановился у тротуара безупречно белый «Ниссан Микра».

Пискнул мобильник.

Росс взял телефон в руки и прочел эсэмэску от Имоджен:

Задерживаюсь, буду около 7. Хочешь, захвачу по дороге тайской еды? Осторожнее со своим психом – не хочу найти тебя порезанным на части в морозилке!

Люблю тебя. XXX

Он ответил:

Конечно! Сатай из цыпленка и зеленый карри с рыбой, пжлст. Я вооружен до зубов! Люблю тебя. XXX

Затем попытался сосредоточиться и вернуться к работе, но не смог. Снова «задерживается». Почему? Где она на самом деле – и… быть может, стоит спросить, с кем?

Из белого «Ниссана» вылез человек. Росс поспешил в прихожую, к дверям, – и за долю секунды до четырех часов в дверь позвонили.

Открыв, журналист увидел перед собой высокого, очень приличного на вид старика с большим портфелем в руках. Гостю было лет семьдесят пять: совершенно седой, в безукоризненном полосатом костюме с галстуком, с торчащим из кармана носовым платком.

– Мистер Хантер? – Он протянул руку.

– Доктор Кук? Нормально меня нашли?

– Да, без малейшего труда, спасибо чудесам спутниковой навигации.

Пожимая Россу руку, Кук подался вперед и проговорил, глядя на него грустными слезящимися глазами:

– Очень рад, что вы согласились со мной встретиться, мистер Хантер. Вы понимаете, что мы с вами должны спасти мир?

– Ну… сделаю все возможное! – Росс не слишком уверенно улыбнулся. Глядя на безупречно одетого гостя, сам он пожалел, что на нем джинсы, мешковатый домашний свитер и шлепанцы.

– Мистер Хантер, не могу выразить, как много это значит для меня – и для всего человечества!

Журналист улыбнулся в ответ.

– Давайте посмотрим. Присаживайтесь. Хотите чего-нибудь?

– С вашего позволения, не откажусь от чашки чая.

Из кухни донеслось громкое басовитое: «Гав!»

– Тихо, Монти! – крикнул Росс.

Кудлатый метис лабрадора вышел из-за угла, приблизился к гостю, с явным сомнением виляя хвостом. Кук смотрел на него с опаской. Росс похлопал пса по холке.

– Он у нас добрейшее создание. Вы нормально ладите с собаками?

– Да, да, прекрасно. Вы сказали, Монти?

– Верно. Уменьшительное от Монморенси.

– Монморенси? Кажется, так звали пса в «Троих в лодке»? Чудесная книга.

– Оттуда мы и взяли ему кличку. Это придумала моя жена, она очень любит Джерома.

«Троих в лодке» они с Имоджен взяли с собой на медовый месяц в Италию и читали в гостиничном номере: он – впервые, она – в третий или четвертый раз, но с таким же восторгом, как в первый. Много смеялись, особенно над первой главой, где герой жалуется на то, как его укачивает на море. Росс и Имоджен отправились в плавание бесплатно, благодаря отделу путешествий того журнала, где она в то время работала. В Бискайском заливе попали в шторм и первые два дня лежали в каюте пластом.

– Мы с женой всегда предпочитали кошек, – заметил Кук.

– И у нас был кот. Из приюта. Звали его Космо. Странный был парень, неуживчивый, обожал гулять сам по себе… Где-то пропадал целыми днями…

– Никогда не знаешь, что у кошки на уме.