Община Святого Георгия. Второй сезон Соломатина Татьяна

Прошу наверх! С хозяйкой опять припадок сделался.

Вера стремительно поднимается по лестнице, в решительном настроении. Господский Лакей за ней.

Господский Лакей:

Горничная шлялась неизвестно где. А как явилась – так ей, вишь, нехорошо. Чаем покрепче и послаще, понятно, отпоили.

Вера резко останавливается, Господский Лакей на неё натыкается.

Вера:

Кого?!

Господский Лакей:

Горничную, знамо дело. Хозяйке прежний ваш доктор сказал крепкого и сладкого не пить. Не возбуждать нервенную систему.

Вера быстрей наверх – в куда большей тревоге (приехала она в решительности навалять господам за ложные вызовы по пустякам; очевидно, её теперь больше беспокоит горничная).

Все окна в столовой нараспашку, холодно. Хозяйка лежит на кушетке, вокруг неё собралась прислуга, в числе прочих – Бельцева (белая, как мука). Вера стремительно заходит (за ней семенит Господский Лакей) в столовую, видит Бельцеву. Бельцева её узнаёт, но, как и обещано – виду не подаёт. Вера идёт прямиком к Бельцевой, игнорируя Хозяйку, молча берёт её запястье, щупает пульс, глядя на свои часы.

Хозяйка:

Душно! Жарко! Задыхаюсь! Кто ещё здесь?!

Вера рекомендуется холодно, в пространство, для пущего весу, хотя не любит титулы, но тут как раз тот случай, когда они необходимы:

Вера:

Княгиня Данзайр, доктор медицины, глава клиники Святого Георгия.

Хозяин:

(К Вере) Помогите жене, ей плохо!

Вера сканирует взглядом Хозяина, смотрит на Бельцеву – отмечает и его мельком взгляд на Бельцеву, слишком уж обеспокоенный, но вовсе не состоянием девушки (равно и состоянием жены он не слишком озабочен, для проформы суетится), трусливый взгляд, нашкодивший.

Вера:

(демонстративно громко, в сторону Хозяйки) Когда последняя менструация?!

Прислуга смущается, опускает глаза; хозяйка громко ахает таковой бестактности, театрально «лишается чувств», откинувшись на подушки.

Хозяйка:

Ах!

Вера:

Понятно. Пятьдесят пять уже есть. Вот и жарко. (к Хозяину) Приливы у вашей драгоценной супруги.

Бельцева беззвучно валится кулём, Вера подхватывает её на руки, идёт с ней на выход. Громко обращаясь к Хозяину.

Вера:

Я и помогаю тому, кому плохо. Госпитализирую вашу горничную в Царско-Сельскую клинику. Мы пока закрыты. Счёт вам присылать?

Красноречиво смотрит на Хозяина. На него же из-под прищуренного глаза смотрит и Хозяйка – похоже, она в курсе, или подозревает мужа в связи с горничной. Но выйти из «обморока» пока не считает приличным. Хозяин, на лице которого промелькнула гамма чувств, предпочитает почти незаметно утвердительно кивнуть. Вера на выход с Бельцевой. Хозяин идёт за Верой, тихо:

Хозяин:

С женой-то что делать?

Вера отвечает тоже тихо, но жёстко, красноречиво кивая на бесчувственную Бельцеву:

Вера:

То, что, вот, с ней делали. И желательно – регулярно. Жене уже и приплод не грозит.

Жена не слышит, что там они говорят у дверей, громко охнув, «выходит» из обморока.

Хозяйка:

Мне кто-нибудь поможет?!

Вера:

(громко, полуобернувшись) Конюх помоложе!

Выходит. Хозяйка грозно глядит на Хозяина. Потупившаяся прислуга пытается сдерживать злорадные ухмылки.

Госпитальный Извозчик и Георгий (принимает носилки) выносят Бельцеву из кареты. Вера сопровождает, все её беспокойства сейчас о пациентке и о том, как выкрутиться из щекотливой, опасной для неё и для Белозерского, ситуации с абортом; ситуации, опасной и для самой Бельцевой. Группа идёт ко входу. Мимо, в числе прочих, проходит господин Покровский (крепкий породистый мужчина лет пятидесяти пяти-шестидесяти). Вера ни на что и ни на кого не обращает внимания. Господин Покровский тоже в своих мыслях. Поравнялись… И тут Бельцева открывает глаза: пришла в себя. Вера приостанавливает носилки, к Бельцевой (следующие её вопросы выглядят, будто она проверяет сохранность ментальной функции пациентки):

Вера:

Какой сегодня день?!

Бельцева:

Вторник.

Господин Покровский, услышав голос Веры, застывает на месте, хотя уже прошёл. Но пока не оборачивается.

Вера:

(к Бельцевой) Знаешь, кто я?

Бельцева – сообразительная, – через короткую паузу она отрицательно качает головой (хотя глаза говорят: «да; но я всё помню и всё понимаю»)

Бельцева:

Нет.

Вера:

Я – врач. У тебя случился выкидыш. Ты потеряла ребёнка.

Вера, несмотря на жёсткий тон, ласково гладит Бельцеву по руке. Та благодарно пожимает пальцы Веры в ответ, закрывает глаза, стекает слеза – выглядит всё естественно. Впрочем, Бельцева действительно переживает то, что потеряла ребёнка, грех гложет её душу – она воспитана в традициях; но и благодарность к Вере она испытывает. Вера молча кивает. Трогает Георгия (у головного конца носилок) за плечо: пошли. Покровский оборачивается. Смотрит Вере вслед. Вера чувствует взгляд – как чувствует пристальный заинтересованный взгляд любой человек, тем более такой опытный и чувствительный, как Вера. Она оборачивается – видит посреди прочих, – только спину удаляющегося Покровского. Не узнаёт. Хмурится, не понимая почему. Заходят в клинику с носилками.

Врач Клиники, мужчина средних лет. Бельцева лежит на кушетке. Врач записывает с Вериных слов.

Вера:

Поступил телефонный звонок, горничная Бельцева, из обслуживаемого нами дома. Жалобы на слабость, кровотечение. Самопроизвольный выкидыш.

Врач клиники:

Не замужем?

Горничная краснеет. Вера строго, «объясняя» то, что и так понятно врачу: была бы замужем – не служила бы горничной.

Вера:

Горничная!.. Осмотрена мною. Необходимые назначения: эргометрин, холод на низ живота.

Врач клиники:

Зачем госпитализировали?

Вера:

Для восстановления организма. Кровопотеря. Соответственно – слабость. А у господ нынче балы, покоя не будет.

Врач клиники:

Всё-таки… Не замужем. Выкидыш. Мы в таких случаях обязаны сообщать…

Вера:

(перебивает) Вы подвергаете сомнению МОИ слова?

Врач клиники:

Скорее… (запинается)

Вера:

Скорее: слова этой несчастной девушки, которую вы укоряете тем, что она не замужем?! Или… Если я вас верно поняла – и ещё чем похуже?! Преступными намерениями?!

Врач Клиники под тоном Веры невольно поднимается, чуть не вытягивается во фрунт, смущён. В Царскосельской больнице все хорошо знают, кто такая княгиня Данзайр и отлично осведомлены о её дружбе с императрицей.

Врач клиники:

Что вы, Вера Игнатьевна! Я сам всю эту полицейскую возню не люблю! Да и они эти случаи не горят желанием разбирать…

Вера:

(холодно, насмешливо) Можно ведь и разобраться ненароком!

Врач Клиники понимающе кивает, печально усмехается, расслабляется, садится, пишет, проговаривая.

Врач клиники:

Эргометрин, холод, покой. Три дня.

Вера, глянув на Бельцеву, измождённую от трудов и нервов, не говоря уже об операции аборта и кровотечении:

Вера:

Пять. Пять дней полного покоя. И стол пропишите офицерский.

Врач хочет возразить, но Вера ангельски уставилась на портрет государыни императрицы (которая и осуществляет патронат Царскосельского госпиталя). Врач кивает.

Вера:

(к Врачу Клиники) Оставьте нас наедине.

Врач клиники:

(вставая) Конечно, княгиня!

Выходит. Вера подходит к Бельцевой, садится на край кушетки, берёт её за руку. Бельцева бросается целовать Вере руку.

Вера:

Прекрати немедленно, дура! Я не тебя спасаю! Я себя спасаю! И молодого доктора! Как выпишут – приходи. Вот… (достаёт из кармана визитную карточку, отдаёт Бельцевой) Нам нужны сёстры милосердия.

Бельцева благодарно смотрит на Веру, начинает плакать, шепчет:

Бельцева:

Спасибо!.. Меня хозяйка со свету сживала. Идти некуда…

Вера встаёт, качает головой, смотрит в окно. Взгляд печальный, холодный, жёсткий.

Бельцева:

Я хотела его родить… Но – как? Куда? На что жить?

Вера:

Я знаю одну чудесную женщину – она смогла. Но какой ценой?! Продавая себя…

Бельцева:

Ей пришлось… торговать своим телом?

Вера, не оборачиваясь, горько усмехается. Моргает, скатываются слёзы.

Вера:

Хуже… Душой.

Оборачивается, видит перепуганный взгляд Бельцевой.

Вера:

Она хотела спасать женщин. Но… женщины не хотели спасаться. И она вынуждена была пойти на сделку с собственной совестью. По ряду причин. В том числе – из-за своего дитя. Так что, может, как у тебя – не худший исход. Ты – свободна.

Бельцева:

Почему же вы плачете?

Вера:

Потому что я… свободна.

Лариса Алексеевна пишет письмо, довольная, радостная. В гостиную входит Яков Семёнович Сапожников.

Сапожников:

Девицы осмотрены, дражайшая Лариса Алексеевна. Клёпа на удивление быстро идёт на поправку, но к господам её ещё нельзя.

Лариса Алексеевна:

Сама долго не захочет. Она теперь решила в порядочные женщины податься.

Сапожников:

(с ехидной готовностью) А и слава богу! Так и представляю Клёпу сельской учительницей. Или… сестрой милосердия.

Хихикает. Лариса Алексеевна поднимает на него суровый взгляд.

Сапожников:

Молчу, молчу! Да только вы лучше меня знаете, любезная, кто в это ремесло попал – другой жизни не захочет. Как бы тяжко ни было – это надо сбой иметь здесь (показывает на голову) и здесь (прикладывает руку к груди). (меняя тему)… Как сынок?

Лариса Алексеевна:

Прекрасно! Первый ученик на курсе. Уж русский забывать стал. Вот выучится – и к нему поеду.

Сапожников:

И чем займётесь?

Лариса Алексеевна:

Внуков буду растить.

Сапожников:

Хорошо бы! Да только деткам мы нужны пока им помогать способны. А внуков тех ещё иди знай, когда получите. И получите ли вообще. Стали бы вы этим (жест, имея в виду бордель) заниматься, если бы не нужды сына?

Лариса откладывает письмо, уставляется сурово на врача.

Лариса Алексеевна:

Я же надеюсь…

Сапожников:

Вашу тайну знают только присутствовавшие на родах: я и Вера Игнатьевна. За княгиню Данзайр поручаться не надо. А я, может и не такой уж чести человек, но испытываю невероятное удовольствие все эти годы наблюдать всеведающего самодовольного Андрея Прокофьевича.

Лариса знает, что Яков Семёнович куда добрее, чем желает показаться. И любит её. Встаёт, идёт к нему, обнимает.

Лариса Алексеевна:

Сейчас чаю попьём, старый дурак.

Он обнимает её в ответ, говорит с горечью:

Сапожников:

Избаловала ты сына, Ляля. Страшно избаловала. Ни в чём отказу не знал, и не знает. Он хорош собой, умён и очень эгоистичен. Весь в папашу. Как бы беды ни вышло.

Лариса отстраняется, шутливо стукает его кулачками по груди. Крестится, при этом трижды сплёвывая через левое плечо.

Лариса Алексеевна:

Не каркай!.. Мальчишка и должен быть красив, умён и эгоистичен. Вон, Сашка Белозерский каков? И никаких бед!

Лариса ещё раз плюёт через левое плечо. Яков Семёнович смотрит на Ларису с печалью. Прикладывает руку к груди – как когда говорил о проститутках.

Сапожников:

У наследника императора кондитеров здесь не сбоит.

Бригадир (в возрасте, из 1-й сцены) курит на крыльце. Из клиники выходит Белозерский – ему сейчас заняться нечем, а подмеченная им у Бригадира анизокория не даёт ему покоя. Бригадир скорее весел, чем зол, но к доктору относится с покровительственным пренебрежением. Как и к медицине в целом.

Белозерский:

Перекур? Хорошее дело. Позвольте, я вас осмотрю. Считай, две папиросы выкурили. Это не больно, недолго, и к тому же – бесплатно!

Бригадир:

Что ж вы ко мне, доктор, прицепились-то, как репей до собаки! Говорю ж вам, я здоров! Да и толку от вас, докторов!.. У меня доктора племяша зарезали.

Белозерский:

Это как?!

Бригадир:

А так! Лечили-лечили, надоело, видать. Так они: хрясь по горлу – и зарезали!

Белозерский:

Это очень печально. Но разрешу себе усомниться в вине врачей. Предполагаю, у вашего племянника был дифтерит. Вероятно, плёнками забило дыхательные пути и доктор выполнил трахеотомию…

Бригадир начинает раздражаться. Во двор заезжает госпитальная карета.

Бригадир:

Не знаю, что там разрешу, предполагаю и вероятно, однако к вечеру, как утром зарезали, племяш отмучился.

Белозерский незаметно выдыхает: то есть он прав, и ребёнок умер от дифтерита, а не от «хрясь по горлу». Карета уже подъехала. Из салона выходит Вера, идёт к крыльцу, доставая портсигар. Смотрит на Бригадира – тоже подмечает анизокорию, на свету она сильнее, чем в коридорах клиники. Смотрит на Белозерского вопросительно – тот пожимает плечами.

Белозерский:

Вот, Вера Игнатьевна. Хочу обследовать, а он отказывается. Не верит в медицину и докторов.

С козел тем временем спускается Георгий, несколько медленнее, чем это бы делал совершенно здоровый человек. Госпитальный Извозчик спрыгивает быстрее и ловчее. Белозерский тихо, к Вере, кивая на Георгия:

Белозерский:

Как он?

Вера:

Ничего. У него с головой всё в порядке. (К бригадиру) А вот у тебя…

Вера задумывается. То, что на него с тревогой смотрит глава клиники – настораживает Бригадира.

Бригадир:

Всё у меня в порядке! Особенно с головой! И руками я соображаю получше, чем эти ваши, после университетов, в форменных тужурках. Будто мундир чего добавить может. (выразительно стучит по лбу)

Вера:

(своим мыслям, рассеянно)… Или убавить… (К Бригадиру) Слушай, Матвей, ты – человек мастеровой, с инженерным складом ума. Совет твой нужен, мы тут с одной штукой не до конца разобрались.

Вера незаметно подмигивает Белозерскому. Бригадира раздуло от гордости – глава клиники оценила его и совета просит.

Бригадир:

Это – всегда пожалуйста с нашим удовольствием!

Заходят в комнату с рентген-аппаратом. Белозерский надеется, что агрегат удивит Бригадира, всё-таки чудо научной мысли, воплощённое в реальную технику. У того же, напротив, скептическое выражение лица. Подходит поближе, рассматривает тумблеры.

Бригадир:

Знаком мне подобный агрегат. В девяносто шестом году мы в Кронштадтском госпитале работали. Я инженеру Попову аккурат такой собирал… У вас тут хоть и буквочки заграничные, а так – точь-в-точь.

Белозерский:

Попову?! Александру Степановичу?

Бригадир:

Кому ж ещё?

Белозерский:

Почётному инженеру-электрику, ректору Санкт-Петербургского императорского электротехнического института Александра Третьего? Статскому советнику Попову?!

Бригадир:

Ему, батюшка, ему! Только в девяносто шестом он ещё попроще был, вроде вас сейчас. Так уж я его многому научил…

Вера только беззвучно смеётся, Белозерский глаза таращит: «ну ты и наглый…». Бригадир очень важный.

Бригадир:

Что вам, господа доктора, с этой хреновиной непонятно?!

Бригадир лежит на цинковом столе, над головой – мобильный модуль с лучевой трубкой. Белозерский устраивает Бригадиру голову поудобней.

Вера:

Ты, Матвей Макарович, нам шайтан-машину наладил – на тебе и пробуем.

Бригадир с наигранным недовольством русского умельца, который нисколько в себе не сомневается, бит жизнью.

Бригадир:

Вот всё у нас так: кто дело делает – тот и в ответе. А ничего не делай – и будешь всегда правым!

Белозерский: