In Memoriam. Сборник воспоминаний, статей, иных материалов Лебедев Сергей
При внешней строгости Виталия Алексеевича манера преподавания у него всегда была артистичной. Цитируя римских гладиаторов, которые провозглашали: «Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» (Ave, Caesar, morituri te salutant), он мог сделать соответствующий жест. Он очень много говорил о римских традициях, о системе права, об именитых юристах, рассказывал истории о том, как жил Рим. Виталий Алексеевич оживлял этот сухой предмет, превращал его в увлекательное повествование. Но вот о себе он никогда не рассказывал, хотя мы знали, что он фронтовик. Такой он скромный человек. Хотя мы все больше и больше узнавали о нем: знали, что он горел в танке, был тяжело ранен. Это вызывало огромное уважение, и мы относились к нему не как к обычному преподавателю, а как к герою. Я поступил в институт после армии, и при встрече в коридоре мне всякий раз хотелось отдать ему честь. Ощущение было такое, что перед тобой живой герой. Он даже внешне был похож на благородного римлянина.
Без римского права в юриспруденции никуда. Благодаря Виталию Алексеевичу, который смог меня им увлечь, я довольно часто пользовался этими знаниями не только в профессии, но и в жизни.
Геннадий Цицишвили, выпускник международно-правового факультета (1976), управляющий партнер адвокатского бюро «Блищенко и партнеры»
Л. Январева: Виталий Алексеевич смотрел на студента так, будто давно его знал…
На нашей самой первой лекции по истории римского права мы увидели высокого, стройного, красивого мужчину, который приветствовал нас, но держал по швам руки… в черных кожаных перчатках. Позже мы узнали о тяжелом ранении Виталия Алексеевича…
Лекции его были настолько интересными (послушать их, кстати, приходили студенты разных курсов), что в зале стояла мертвая тишина, а мы, вытянув шеи, внимательно слушали незнакомые слова и понятия, иногда даже забывая записывать их в тетрадки. Голос у Виталия Алексеевича был негромкий, но мы отчетливо слышали каждое слово. Обычно он внимательно следил за залом и, когда видел, что кто-то отвлекся, просто замолкал и ждал, когда студент наконец переключит на него свое внимание. Однажды он заметил на первом ряду спящую монгольскую студентку и остановил лекцию, сказав шепотом: «Давайте немного помолчим, чтобы не разбудить девушку!» Зал взорвался от смеха, разбудив студентку, которая, проснувшись и не поняв, что смеются над ней, нисколько не смутившись, приготовилась внимать непонятному языку дальше.
Мы благоговели перед этим человеком. У Виталия Алексеевича было удивительное свойство: он смотрел на студента так, будто давно его знал. Помню, я стояла за ним в очереди в буфет. Вдруг он повернулся ко мне и, улыбнувшись своей обаятельной улыбкой, протянул обе руки, попросив взять из [портмоне] мелочь и купить ему кофе. Много лет спустя, когда я поздоровалась с ним на заседании Арбитражного суда, я опять увидела эту улыбку. Он, конечно же, не узнал меня, но улыбнулся так, будто мы были давно знакомы.
Человек глубокой порядочности, влюбленный в свое дело, пришедший к творческому успеху своим путем, а главное, упорным трудом, – такой он, наш Виталий Алексеевич Кабатов! Мы всегда помним о нем и гордимся, что живем с ним в одно время.
Любовь Январева, выпускница международно-правового факультета (1978)
З.М. Каневский
Жить для возвращения: Автобиографическая повесть
(2001 г.)
[фрагмент о В.А. Кабатове]
Зиновий Михайлович Каневский (1932–1996) – российский полярный исследователь, географ, писатель.
В 1955 г. окончил географический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. В ходе зимовки на Новой Земле в 1959 г. попал в ураган. В результате обморожения лишился обеих рук ниже локтей и пальцев на ногах. Лауреат Всесоюзного конкурса на лучшее произведение научно-популярной литературы (1973 г.). Член Союза писателей СССР (1979 г.), многолетний сотрудник редакции журнала «Знание – сила».
<…>
Возвратившись из Крыма, Наташа наведалась в Институт протезирования и неожиданно получила имя, отчество, фамилию и телефон человека, который согласился помочь мне советом. Судьба распорядилась так, что жил он рядом с нами, в десяти минутах ходьбы, что тринадцать лет спустя мы одновременно переехали на другой конец Москвы и вновь оказались по соседству, ну а главное, с первой минуты знакомства сблизились, подружились, перешли на «ты», несмотря на восьмилетнюю разницу в возрасте.
Виталий Алексеевич Кабатов в девятнадцать лет потерял обе руки ниже локтей в страшной битве на Курской дуге, на окраине Белгорода. Он был ранен осколками снаряда и, пройдя медсанбаты и тыловые госпитали всех видов, вернулся в Москву инвалидом, имеющим за плечами одну десятилетку. Нет, не только. Помимо средней школы он еще, как и я, ходил в музыкальную (по классу скрипки), и в июне 1941 года поступил в Гнесинское училище… Ему предстояло получить высшее образование, жениться, родить дочку и стать доктором юридических наук, профессором Института международных отношений. Мы познакомились с ним, когда ему было тридцать пять, а за несколько лет до этого он защитил кандидатскую диссертацию.
Виталий, Талик, родился тринадцатым по счету ребенком в семье, где к тому времени в живых остались только три девочки. Согласно домашнему преданию, его отец, узнав о рождении сына, на радостях даже выпил рюмку, впервые в жизни! Израненный Талик, вернувшись с фронта, поступил под опеку одной из старших сестер, Александры Алексеевны, Али, многоопытной медсестры. Она ухаживала за ним, сопровождала в санатории, помогала учиться в МГУ.
Однажды Аля кормила его бутербродами на лужайке возле какого-то подмосковного пансионата для инвалидов. Еще продолжалась война, на территории работали пленные немцы. Один, такой же двадцатилетний, как Талик, только здоровый, с жадностью глянул на хлеб с колбасой, и Виталий попросил сестру поделиться с немцем. Позднее, обсуждая с ней этот эпизод, он говорил:
– А ты можешь себе представить, что это я мог бы быть на его месте, родись я в Германии…
(Эпизод этот воспроизвожу со слов Александры Алексеевны, человека истово верующего, безупречно правдивого и безмерно обожавшего младшего брата.)
Я восхищаюсь им почти сорок лет. Всегда спокойный, сдержанный, он верен в любви и дружбе, чуток ко всему новому в науке и прогрессивен в политических взглядах. За столом общителен и весел, не чуждается рюмки, но никогда не преступает грань. Ездит на велосипеде (в протезах), плавает на байдарке (со специальными приспособлениями), прекрасно ныряет и держится на воде (без протезов), всю зиму ходит на лыжах (без палок), бегает на коньках и даже был чуть ли не чемпионом МГУ! Стоит по-йоговски на голове, в свои семьдесят с лишним не имеет ни жиринки. Объехал весь мир в командировках и в туристических круизах, вместе с женой Саидой воспитал дочку Лену, которая тоже вот-вот станет доктором юриспруденции, лелеет внука, ровесника моего собственного.
Первое, что он сказал мне при знакомстве:
– Ты наверняка стесняешься своих черных перчаток, прячешь руки, засовываешь их в карманы плаща или пальто. Так вот, избавься от этого раз и навсегда! Глазеют? Пусть глазеют, равнодушно смотри им в лицо, долго не выдержат. И в транспорт спокойно входи без билета. Нет, вовсе не одни воевавшие имеют на это право, а и любой инвалид первой группы.
Скажу сразу: ни одной из этих заповедей я не выполнил и по сей день. Даже проходя мимо контролера в метро, отчего-то робею и тычком показываю ему руки – дескать, имеем право на бесплатный проезд.
В первый же день нашего знакомства Виталий Алексеевич легко и непринужденно, за какие-нибудь час-полтора научил меня, скажу без преувеличения, почти всем премудростям инвалидного быта. Например, вилку и ложку нужно втыкать черенком между указательным и средним пальцами кисти, помещая его над большим пальцем, и тогда охват будет исключительно прочным. А самую мучительную проблему – туалетную – можно решить с помощью специального крючка, который легко надевается на универсальную гильзу – так называемый рабочий протез. Этот протез был предназначен для того, чтобы пилить-строгать, паять, копать землю, проводить в доме малярные работы. Его придумал один из «бездвуруких», Дмитрий Сергеевич Рещиков. Правда, ни Виталию, ни мне эта конструкция в полном объеме была ни к чему, мы рукомеслом не занимались. А вот приспособить рабочий протез для байдарочных весел, а также для пинг-понговой ракетки (Талик прекрасно играл в настольный теннис и обучил этому делу меня, когда мы одно лето вместе жили на подмосковной даче) – это с превеликим удовольствием.
Брился Виталий Алексеевич привычной безопасной бритвой – меня же пользовала электробритвой Наташа, переходить на лезвия мне очень не хотелось. Что ж, пришлось прямо здесь, в квартире новых друзей, изобретать для меня нехитрое устройство для электробритвы, которое можно было бы надевать на тот же рабочий протез. Мой арктический друг со времен «Русской Гавани» Миша Фокин, осевший после Арктики и Антарктики в недальнем Обнинске, выточил для меня на своем заводе это устройство.
Другой мой товарищ, географ и прирожденный изобретатель Женя Цыкин, соорудил мне из плексигласа молоточки для печатания на машинке, предварительно купив и притащив в наш дом саму машинку – немецкую портативную «Оптиму». Тридцать пять лет спустя, сегодня, я отстукиваю на ней эти строки все теми же легкими и прочными молоточками, заменившими мне два пальца, и скорость печатания довольно высока – до пяти-шести страниц в час, хотя из-за усталости «машиниста» скорость эта в течение дня заметно падает! Ужасно горжусь тем, что со временем сам Виталий воспринял примерно такую же конструкцию и много лет спустя окончательно перешел на пишущую машинку.
А в тот первый вечер он потряс меня еще вот чем. Подошел к роялю, откинул крышку и начал… играть! Звучали свободные импровизации на темы известных классических мелодий. Он играл культями, не смущался, когда попадал мимо клавиш, широко использовал ножную педаль. Ампутация у него была заметно выше, чем у меня, сантиметров на пять, и справляться с клавиатурой, естественно, было куда как нелегко, однако он играл, музыка звучала, а я… Ну как вы думаете, что было со мной? Я вел себя неприлично, хотел, чтобы он поскорее встал со стула, чтобы занять его место и заиграть самому, впервые за четыре с лишним года, впервые – не пальцами, а «великолепными культями»! Ведь по возвращении из больницы я ни разу не подошел к своему пианино марки «Рёниш», даже не глядел в его сторону…
Едва мы с Наташей, окрыленные, явились домой, я бросился искать свои ноты, мне не терпелось попробовать сыграть первую часть «Лунной сонаты», я прекрасно помнил, что это сделать несложно всего двумя «пальцами» (разумеется, с помощью педали и некоторых ухищрений). Нот нигде не было.
Я подступился с расспросами к тете Соне. Неожиданно она расплакалась и призналась в страшном преступлении: накануне моего приезда из больницы, терзаясь душевно и безумно боясь моих терзаний, она связала все ноты в пачки и вынесла их из дома в мусорные контейнеры, чтобы ничто больше не выворачивало душу ее обожаемого племянника-сына, утратившего навсегда возможность прикоснуться к фортепианным клавишам…
Забегая вперед, скажу, что нотами я обзавелся. Помогла моя любимая Александра Мартиновна, чья жизнь, увы, завершалась все в той же бывшей келье Новодевичьего монастыря. Года два набирался я решимости предстать перед ее почти уже ничего не видящими глазами. Предстал. Она попросила меня подойти поближе и долго пыталась непослушными артрозными пальцами ощупать протезы. Отчаянные были минуты, я внезапно скинул всю амуницию, сел к роялю и принялся наигрывать и напевать, как тогда говорили, «песни советских авторов», поскольку и в самом деле песню пишут двое – композитор и поэт. Александра Мартиновна окаменела, я, напротив, размягчился до безобразия и плакал. Хороший получился вечерок!
<…>
Печатается по: Каневский З.М. Жить для возвращения:Автобиографическая повесть / Подготовка текста и послесловиеН.В. Давидович-Каневской. – М.: Аграф, 2001. С. 256–261.
2. Воспоминания о С.Н. Лебедеве
См. также ниже иные разделы в настоящей части, в которых могут содержаться воспоминания о С.Н. Лебедеве.
А.Н. Гальперина. Alassio
Мнемозина помогает мне отвлечься и описать одну историю из нашей жизни. Это было время, когда мы легкомысленно не использовали сотовую связь, отправляясь на отдых. Мы – я, Сергей мой, Лена и Колечка – отдыхали в Alassio на Лигурийском побережье. Отдыхали безмятежно и приятно. Но всему наступает конец, и надо было возвращаться.
Путь был начертан: от Alassio до Милана поездом, от Милана до Москвы самолетом. Мы купили билеты на поезд и приехали на вокзал. Узнали, какими вагонами по номерам он останавливается вдоль платформы. По билетам вагон № 2 должен был остановиться по ходу поезда справа.
У нас два тяжелых чемодана и несколько пакетов. Сергея освободили от вещей. Коля с большим чемоданом, я с чемоданом поменьше, Леночка с пакетами.
Наконец, идет поезд, и мы видим, что по его ходу передние вагоны имеют нумерацию последних.
Поезд стоит три минуты. Мы на дикой скорости начали бег по платформе, грохоча чемоданами, но через две минуты стало понятно, что добежать до второго вагона невозможно. Головной вагон дал гудок. Мы решили садиться в тот вагон, который был перед нами.
Леночка с трудом, с нашим подталкиванием сзади, была уже в тамбуре, и тут, обернувшись, мы поняли, что Сергей исчез. Платформа была с изгибом, поэтому было совершенно невозможно просмотреть ее.
«Леночка, выходи», – и Леночка опять с этими пакетами выходит из вагона.
Начинается моросящий дождь. Мы бежим по платформе, опять грохоча чемоданами, чтобы увидеть Сергея. Поезд плавно набирает скорость, открывается вид на всю платформу. Сергея нигде нет.
Мы помчались куда-то вниз, где был город и кассы, грохоча чемоданами.
В кассах Alassio сидели безмятежные итальянцы и никто из них не говорил по-английски. Мы побежали к такси.
В Милан мы приехали одновременно с поездом, в котором, как было понятно, уехал Сергей без денег, без паспорта, но с билетами «Alassio – Милан».
Коленька побежал к платформе, к которой прибыл поезд из Alassio, а мы с Леночкой остались на площади перед Миланским вокзалом с чемоданами и пакетами.
Коленьки нет и нет, вокруг нас начинают ходить очень подозрительные итальянцы.
Моросит дождь, идут полицейские, внимательно смотрят на нас. Мы кидаемся к ним, и Леночка начинает очень путанно, ужасно волнуясь, рассказывать нашу историю: «Му daddy…» и т.п. Они просят: «Мы не поняли, начните сначала». – «Му daddy…» и т.п. Их, полупонявших, начинает разбирать смех. Так было, пока через час не появился Коленька, который – как тоже пропавший, но уже в Милане – был участником Леночкиного рассказа очередным полицейским.
Все бригады полицейских советовали нам идти в участок на вокзале.
И когда Коленька, который бегал по платформам в поисках своего деда, наконец пришел, мы, грохоча чемоданами, пошли на вокзал, ни на что не надеясь, в поисках полицейского участка.
Вывеска гласила: «Полиция». Вошли, Леночка успела воскликнуть: «My daddy!» – полицейский повернулся и, увидев нас, сразу же сказал: «Идите за мной».
Мы отправились за ним, грохоча чемоданами, и пришли в другое отделение полиции, где в комнате спиной к нам сидел Сергей, а три женщины-полицейские с ним беседовали.
Сергей не разговаривал с нами по пути от Милана до аэропорта и в самолете «Милан – Москва».
P.S. Он с нами заговорил в Москве.
Он сел в тот вагон, который остановился перед ним, а когда поезд тронулся, он наконец обернулся и увидел, что нас нет.
Все проводники были подняты на ноги; они звонили в Alassio, там безмятежные итальянцы заверили, что мы скоро приедем в Милан. В Милане он сразу же пошел в полицейский участок.
Ася Николаевна Гальперина, супруга С.Н. Лебедева
Т.Е. Абова: Он любил внешнюю торговлю, международное частное право и арбитраж: морской, МКАС – любой!
Ниже приведены отрывки из интервью Тамары Евгеньевны Абовой, которое она дала в 2016 г. В.В. Хвалею для документального фильма «Посвящается памяти Сергея Николаевича Лебедева (07.08.1934 – 11.04.2016)», выпущенного в 2017 г. Ассоциацией участников по содействию в развитии третейского разбирательства (см. диалоги и тексты из него в данном разделе ниже). См. также: http://arbitrations.ru/press-centr/news/pamyati-lebedeva-sergeya-nikolaevicha; https://www.youtube.com/watch?v=qJPTg_Xk2r8.
В указанный фильм вошло из этого интервью не все.
Как о человеке я могу сказать, что я испытывала на себе его очень доброе, по-настоящему доброе отношение. Однажды, когда к нам пришел работать Николай Николаевич Остроумов (он тоже транспортник), он у меня забрал какие-то куски в транспортном праве, а я говорю: «Сергей Николаевич, а давайте, я ему отдам все транспортное право, пусть он читает». Он мне сказал: «Тамара Евгеньева, я его пригласил, чтобы помогать друг другу, а не заменять». На этом разговор был закончен.
И всякий раз, когда я порывалась уйти, он мне говорил: «Ни в коем случае!» Ни за что не хотел отпускать. Но потом, когда уже был Алексей Александрович Костин, это можно было сделать. А он был в это время за границей, в ЮНСИТРАЛе работал. Вот когда он вернулся, он мне говорит: «Тамара Евгеньевна, как же это так? Нет, ну что, пойти мне к ректору?» Я говорю: «Нет, Сергей Николаевич, я ушла по доброй воле, воспользовавшись возможностью, и я не хочу возвращаться: устала я уже». Это был девятый [2009] год. Сорок лет я у них проработала. Сорок лет.
Но он очень огорчился, что я ушла. И я испытывала такое… Казалось бы, я много старше него, но все же…
И вот такой был забавный эпизод, который я хотела рассказать. Мы были на юбилее Ивана Семеновича Зыкина, ему исполнилось шестьдесят лет, и он пригласил меня и других на свой юбилей, и был там Городисский Андрей еще – это же однокурсники. И Андрей, значит, и кто-то подняли тост: «За учителей!» И Андрей, выступая, говорит: «Тамара Евгеньевна, я отлично помню, как Вы у нас преподавали трудовое право». Я говорю: «Ты что – транспортное!» – «Да нет, трудовое право!» – «Ну как я могла читать трудовое право?» Сидит Сергей Николаевич рядом со мной. Я спрашиваю: «Сергей Николаевич, ну разве я читала когда-нибудь трудовое право?» Он отвечает: «Тамара Евгеньевна, Вы все читали!»
Вот как я стала морским арбитром – это я могу рассказать. Я же работала всегда в Институте государства и права. Но однажды один из наших профессоров, который, видимо, у нас работал на полставки – Яичков Константин Константинович – мне сказал: «Тамара Евгеньевна, Вы не могли бы у нас, в МГИМО, почитать транспортное право?» Их лектор уехал в командировку в длинную, в Англию. Я говорю: «Но я же только железнодорожное знаю». Он говорит: «Ну и читай железнодорожное!»
И так я пришла в МГИМО со своим железнодорожным правом, а остальное – морское право, автомобильное – читали другие люди. Но вскорости другие люди отказались читать, они посчитали, что им мало платят. И пришлось читать все уже мне. И так постепенно я вникала в морское право, не так, как я его знала – как студенткой, допустим, там, а уже вникать в морское право значительно больше. Но это было уже позднее, это были уже семидесятые годы. Шестьдесят девятый, да, в семидесятые годы.
И вот однажды, в семьдесят третьем году, я прихожу, прихожу в МГИМО, как всегда, читать лекции. Вот прихожу и мне говорит Сергей Николаевич… [Кстати,] Константин Константинович Яичков, к сожалению, через два года после того, как к ним я пришла, умер. Вот, надо сказать, что очень заботливым человеком тогда был Сергей Николаевич и он очень скорбел о том, что он умер, и всю жизнь жалел, что он умер рано. Ну а потом стал заведующим кафедрой Сергей Николаевич.
И вот я прихожу на работу, он мне говорит: «Тамара Евгеньевна, мы вот Вас единодушно, значит, включили в число морских арбитров». Я говорю: «Сергей Николаевич, побойтесь Бога, ну какой я морской арбитр? Вы бы меня сначала докладчиком сделали!» А он мне говорит: «Нет, Тамара Евгеньевна, – арбитром!» И так я стала арбитром Морской арбитражной комиссии. Но очень быстро освоилась.
Я потом говорила, рассказывала тоже, как я стала вот морским арбитром… Я говорю, что, когда я начинала, я была юнгой. А один ехидный у нас научный сотрудник был, профессор, он мне говорит: «А что, сейчас капитаном стала?» Я: «Нет, боцманом!»
Его очень часто, очень часто выбирали суперарбитром. И вот он как человек – ну крупный специалист, во-первых, – он всегда стремился к тому, чтобы был какой-то компромисс, понимаешь? Он всегда старался как-то примирить стороны.
Мы тоже всегда предлагали, конечно, помириться и все, но он именно вот, будучи суперарбитром, старался вот эти все разногласия свести как-то, мнения сблизить и всегда принимал решение в конце концов он, когда удовлетворенной оказывалась и та, и другая сторона. Вот со мной это бывало часто, когда мы, допустим, с арбитром другим не договорились, а потом он приходит и говорит: «А у меня есть третья точка зрения». И таким образом мы согласны с ним, для того чтобы не продолжалось опять такое разногласие.
…бывает в МКАСе, когда три мнения – у председателя и у двух арбитров – разные. Вот такое бывает. А Сергей Николаевич стремился к тому, чтобы предложить такой вариант решения, который устроил бы обоих арбитров.
Он любил свою внешнюю торговлю. Это было одно из его любимейших направлений: это экономические отношения во внешней торговле и, конечно, арбитраж. И международное частное [право]. Вот три направления: внешняя торговля, международное частное [право] и арбитраж: морской, МКАС – любой!
В.В. Видер: Профессор Лебедев был неутомимым распространителем знаний…
Выдержка из статьи В.В. Видера «По следам профессора Б.Э. Ноль-де», приводимой ниже в части II «Профессора МГИМО В.А. Кабатов и С.Н. Лебедев. Статьи in memoriam» настоящего сборника. Перевод на русский язык выполнен С.М. Мельниковой-Рэйч.
Профессор Сергей Николаевич Лебедев, как и все великие учителя истории права, был неутомимым распространителем знаний, посеявшим на почву этой науки множество семян. Он глубоко осознавал значение наследия прошлого для настоящего, без которого нельзя проложить путь к будущему. Выражаясь словами английского историка права Ф.У. Мейтланда, «сегодня мы изучаем то, что было позавчера, для того, чтобы вчерашние события не парализовали нас сегодня, а сегодняшние – завтра». Зачастую мимоходом и всегда в форме вопросов, неизбежно приводящих собеседников в изумление, профессор Лебедев упоминал какое-либо малоизвестное событие, книгу или человека, которые оказывались недостающим звеном в той или иной головоломке обширной юридической истории.
В течение нашей 35-летней дружбы он не раз изумлял и меня, ссылаясь то на детали проекта закона об арбитраже Временного правительства России (1917) или арбитражного разбирательства по делу «Лена Голдфилдс» (1930), то на влияние лондонского арбитража на создание Морской арбитражной комиссии СССР (1930) или раннюю историю Международного совета по коммерческому арбитражу (1961).
Такие его «вопрошающие» ссылки, требовавшие нахождения ответа, заставляли его учеников и последователей в свою очередь заботливо взращивать посеянные им семена знаний.
<…>
Ван Вехтен Видер, QC, Essex Court Chambers, London
Hans Danelius. Sergei Lebedev: In Memoriam
Professor Sergei Nikolaevich Lebedev, born in 1934, was for a long time a well-known personality in the Swedish arbitration community. He had actively participated in the preparations of the Agreement of 1977 between the USSR Chamber of Commerce and Industry and the American Arbitration Association which recommended that disputes between Soviet and US companies should be referred for arbitration under the aegis of the Arbitration Institute of the Stockholm Chamber of Commerce (SCC). This agreement gradually and significantly contributed to making the SCC a frequently used forum not only for arbitrations in Soviet-US commercial disputes but also for East-West arbitrations in general. Sergei’s involvement in the work on the 1977 Agreement achieved wide recognition and appreciation. It was therefore not surprising that he was frequently asked to serve as an arbitrator in cases regarding business transactions between Russian and Western companies.
I first met Sergei in 1995 when we both served as arbitrators in a case involving one Swedish company and two Russian companies. The case was dealt with by the SCC. Sergei had been appointed arbitrator by the Russian parties and a Swedish lawyer had been appointed by the Swedish party. On the basis of the SCC Arbitration Rules, the Governing Board of the SCC had appointed me as chairman of the arbitral tribunal. During the following years Sergei and I repeatedly sat together as arbitrators in various cases regarding disputes between Russian and Western parties, the last time in a case in which the proceedings lasted for several years and ended in 2011.
Since the cases in which Sergei was involved as arbitrator often concerned business transactions involving Russian companies, it was a clear advantage for the non-Russian members of the tribunals to have through Sergei easy access to reliable information about Russian commercial law and business practices. But it was no less important for the smooth running of the proceedings that Sergei’s personal qualities and, not least, his subtle sense of humour facilitated the deliberations and mostly made it possible to reach a unanimous opinion on the legal issues and on the elements on which the awards should be based.
At the personal level, I came to regard Sergei as a good friend. I was invited by him and his wife Asya to their dacha south of Moscow, and my wife and I also enjoyed having them both as dinner guests at our home in Stockholm.
The services that Sergei rendered to the Swedish arbitration community received a well-deserved recognition when in 2003 King Carl XVI Gustaf bestowed on him the insignia as Commander of the Royal Order of the Polar Star, a distinction of which he was rightly proud.
On 19 and 20 January 2017, the Arbitration Institute of the SCC celebrated in solemn forms its 100th anniversary. Although Sergei was no longer alive, his work as an arbitrator, often under the aegis of the SCC, had not been forgotten during the celebrations. A film enh2d “Quiet Triumph: How Arbitration Changed the World” and depicting the SCC and its growing activities since its creation had been prepared and had its premiere on 19 January 2017 at a well-known cinema in central Stockholm. Several persons who had made important contributions to the activities of the SCC appeared on the screen and told the public of their experiences. One of them was Sergei. His role as one of the originators of the 1977 Agreement was emphasized in the film as well as the recognition he received in 2003 by being appointed Commander of the Order of the Polar Star.
Sergei was a true gentleman and there are many lawyers in Sweden and in other countries who will remember him as a good friend and a pleasant companion in pursuit of a fair outcome of complex commercial disputes. There can be no doubt that his death is a heavy loss for the international arbitration community.
Justice Hans Danelius, Former Justice of the Supreme Court of Sweden
А.И. Лобода: Сергей Николаевич был способен буквально заражать людей рядом с собой своей манерой поведения…
Выдержка из приводимой в разделе 7 настоящей части статьи А.И. Лободы «С.Н. Лебедев – ученый, практик, педагог, дипломат».
<…> Ценно еще и то, что профессор Лебедев оказывает на своих учеников и другое, неявное, но не менее сильное воздействие. Я имею в виду стилистическое влияние Сергея Николаевича на наше профессиональное сословие. Я бы, пожалуй, даже рискнул назвать его «иконой стиля» юриста-международника. Дело в том, что Сергей Николаевич способен с годами буквально заражать людей рядом с собой своей манерой поведения.
Расскажу, пожалуй, об одном забавном примере его влияния лично на меня. В 1996 г. студенческая команда МГИМО впервые принимала участие в конкурсе по международному коммерческому арбитражу имени Виллема Корнелиса Виса. Это был третий по счету конкурс, и в нем в то время принимало участие совсем небольшое число команд из разных университетов мира. Слушания в то время проходили в Торговой палате Австрии, здание которой еще могло вместить участников конкурса. Подготовкой нашей команды руководил Алексей Александрович Костин, который был со студентами в Вене. Профессор Лебедев сумел выбраться в Вену лишь на пару дней для того, чтобы поддержать наше выступление. Дело было уже в последние дни конкурса. Для группы уважаемых специалистов по праву международной торговли и коммерческого арбитража организовали посещение Венской оперы. Для них было заранее приобретено несколько билетов на хорошие места на оперу «Андре Шенье». Но не все судьи конкурса смогли прийти в оперу, и устроители конкурса вывесили маленькое объявление о том, что они продают несколько оставшихся билетов в оперу на вечер. Никто не обращал на него внимания. Почему – непонятно. Возможно, все были заняты в этот вечер или значение имело то, что объявление было составлено на немецком языке, а большинство участников конкурса владело только английским. Я осведомился, сколько стоит билет. Мне сказали, что его цена – 120 долларов. Для студенческих суточных сумма была невообразимая, и я расстроенно сказал, что билет мне не по карману. Тогда любезные дамы, которые продавали эти лишние билеты, сказали, что если до 6 часов вечера один из билетов останется некупленным, то его можно будет получить за половину этой цены.
Но и 60 долларов были для меня более чем значительными деньгами. Я пребывал в некоторых сомнениях в отношении того, стоит ли мне рисковать остаться без еды в последний день пребывания в Вене. В этот момент я и встретился с Сергеем Николаевичем. У него я спросил, что он думает о Венской опере. В ответ он обстоятельно и убедительно рассказал мне, что Венская опера некогда была действительно великой, а сейчас находится в состоянии известного упадка, но теперь следует скорее говорить о том, что заслуживает внимания здание оперы, так что можно обойтись и без посещения постановок в ней. На это я обрадованно сказал, что мой собеседник помог разрешить мои сомнения и я не лишусь громадной суммы в 60 долларов.
Сергей Николаевич удивленно спросил, значит ли это, что у меня есть возможность попасть в оперу. Я рассказал ему об истории с билетом. Услышав это, Сергей Николаевич, не меняя выражения лица, столь же убежденно сказал, чтобы я, конечно, шел в театр, ведь поход туда даст мне потом возможность небрежно ронять в разговоре: «Был я в той Венской опере – ничего особенного». С тех пор я не раз бывал в Венской опере и до сих пор не уверен, что оперная постановка, которую я посетил в тот вечер, стоила того, чтобы начинать с нее знакомство с оперным искусством. Однако неожиданно для самого себя я обзавелся приговоркой, которой я также заразил многих своих знакомых: «Был я в той Венской опере (или подставить любое иное явление окружающей реальности) – ничего особенного». Сейчас этот оборот уже осваивают и мои дети.
<…>
Андрей Иванович Лобода, выпускник международно-правового факультета (1996), кандидат юридических наук, доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО МИД России, арбитр МАК при ТПП РФ, адвокатское бюро «Лобода, Филимонов и партнеры»
А.И. Медовой: Сергей Николаевич умел радоваться жизни и привносил радость в жизнь сам…
Наше знакомство стало случайным, но знаковым событием. Сергей Николаевич Лебедев пришел работать в Институт тогда, когда в него слились три вуза: международный факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, преобразованный в самостоятельный Институт 14 октября 1944 г., Московский институт востоковедения, присоединившийся к МГИМО в 1954 г., и Институт внешней торговли МВТ СССР, вошедший в состав МГИМО в 1958 г. в качестве его третьей, теперь уже неотъемлемой, составляющей.
Когда в Институте я впервые увидел Сергея Николаевича, он сразу же мне понравился: одет со вкусом, похож на актера О.П. Табакова. До недавнего времени мы с ним оставались единственными преподавателями поколения слияния трех вузов.
Быть может, поэтому у нас были общие взгляды на вопросы искусства, культуры, науки, образования. В центре тем, которые мы обсуждали, стояли экономика, право, оценка политической ситуации в стране, смена формаций. В общении друг с другом мы находили большое удовольствие: не в споре, но в согласии… – такое нечасто бывает! Нас объединяло то, что мы были патриотами Института: мы из МГИМО! С годами наша взращенная на профессиональной ниве дружба крепла. У людей, познакомившихся в наступающей юности или, как говорится в «Золотом теленке» Ильи Ильфа и Евгения Петрова, «в последнем приступе молодости», дружба крепка.
Хотя наши интересы пересекались довольно часто, работать вместе нам не приходилось. Наше деловое сотрудничество сводилось к тому, что мы были членами одного дачного кооператива и жили по соседству. Будучи председателем этого кооператива, я звал преподавателей Института строить там загородные дома. Вечерами мы собирались у камина и обменивались впечатлениями от прожитого дня. С нами была и супруга Сергея Николаевича – Ася Николаевна, заботливая и поистине любящая и любимая жена. Сергея Николаевича мы называли Сережей. Он был очень воспитанным и деликатным человеком. Его воспитанность была не нахватанная, а врожденная. Человек с глубокими знаниями. Он умел радоваться жизни и привносил радость в жизнь сам.
Александр Иосифович Медовой, кандидат экономических наук, профессор кафедры мировой экономики МГИМО МИД России
Gustaf Mller. Some Recollections of Contacts with Professor Sergei Lebedev
1. Introduction
The first time I met Professor Sergei Lebedev was at a meeting of the Working Group preparing the UNCITRAL Model Law on International Commercial Arbitration. His name had, however, become well-known to me already about a decade before UNCITRAL entrusted its Working Group on International Contract Practices with the mandate to prepare a draft Model Law on International Commercial Arbitration (Model Law). This was due to the fact that the civil procedure in general and in particular commercial arbitration had for a long time been one of my main interests. It goes without saying that nobody who is sincerely interested in international commercial arbitration could have avoided coming across the name Sergei Lebedev, since he was already in the Soviet-era probably the internationally best known Russian expert in international commercial arbitration. He had written extensively on the subject also in English. For me as a lawyer from a country with a long common border with Russia of course Russian law, as well as an authoritative Russian view, on international commercial arbitration was of particular interest.
2. Working with professor Lebedev in UNCITRAL
When I had been appointed as a representative of Finland to participate in the work on the Model Law, I was looking forward to working with some of the foremost experts in international commercial arbitration, among those Professor Lebedev. He did, however, not attend the first meetings of the working group but he played later a very active and constructive role in particular at UNCITRAL’s 18th session, where the work was finalised and the Model Law was adopted on 21 June 1985. In particular I remember that he, in despite of his hesitations, in the spirit of compromise accepted the provision in Art. 1(3)(c) of the Model Law according to which an arbitration is international and thus the Model Law is applicable, if the parties have expressly agreed that the subject matter of the arbitration agreement relates to more than one country.
On its 31st session, which was held in 1998, i.e. forty years after the adoption of the New York Convention on the Recognition and Enforcement of Foreign Arbitral Awards (Convention), UNCITRAL held a special commemorative New York Convention Day in order to celebrate the fortieth anniversary of the Convention. Speeches were first given by Professor Pieter Sanders and Dr. Ottoarndt Glossner who had participated in the diplomatic conference that adopted the Convention. In addition leading experts, among those of course Professor Lebedev, gave reports on matters relating to the significance of the Convention; its promotion, enactment and application; the interplay between the Convention and other international legal texts on international commercial arbitration (such as the Model Law and the European Convention on International Commercial Arbitration) and legal issues that were not covered by the Convention. In the reports, various suggestions were made for presenting to UNCITRAL some of the problems identified in practice so as to enable UNCITRAL to consider whether any work by UNCITRAL would be desirable and feasible. The topic of Professor Lebedev’s report was “Court Assistance with Interim Measures”. When the Model Law was amended in 2006 the most important amendments concerned the interim measures.
The Commission considered at its 31stsession that it would be useful to engage in such a consideration of possible future work at its 32th session in 1999 and requested the Secretariat to prepare, for that session a note that would serve as a basis for the consideration of the Commission.
At its 32nd session in 1999 the Commission had before it the requested note. The Commission generally considered that the time had come to assess the extensive and favourable experience with national enactments of the Model Law as well as the use of the UNCITRAL Arbitration Rules and the UNCITRAL Conciliation Rules, and to evaluate in the universal forum of the Commission the acceptability of ideas and proposals for improvement of arbitration laws, rules and practices. The Commission entrusted the work to one of its working groups, which it named Working Group on Arbitration (later renamed, Working Group on Arbitration and Conciliation; Working Group II Arbitration and Conciliation and now called Working Group II Dispute Settlement) and decided that the priority items for the Working Group should be conciliation, requirement of written form for the arbitration agreement, enforceability of interim measures of protection, and possible enforceability of an award that had been set aside.
The Working Group prepared the UNCITRAL Model Law on International Commercial Conciliation (2002), the amendments to the UNCITRAL Model Law on International Commercial Arbitration (1985) adopted in 2006, the UNCITRAL Arbitration Rules (as revised in 2010), the UNCITRAL Arbitration Rules (with new Article 1(4) as adopted in 2013), the UNCITRAL Rules on Transparency in reaty-Based Investor-State Arbitration (effective date 1 April 2014), the Convention on Transparency in Treaty-Based Investor-State Arbitration, also referred to as the “Mauritius Convention on Transparency” (New York, 2014) and the UNCITRAL Notes on Organizing Arbitral Proceedings (2016). Since 2015 the Working Group has considered the topic of enforceability of international commercial settlement agreements resulting from conciliation.
Professor Lebedev participated as a representative of the Russian Federation actively in the work of this Working Group as well as in the deliberations that took place when the products of the Working Group were before the Commission. His interventions were always constructive and balanced. He also had the ability to listen to and to take into account arguments presented by others. His contribution to the achievements of the Working Group was considerable, in particular when the Model Law and the UNCITRAL Arbitration Rules were revised.
3. Professor Lebedev as Сo-arbitrator
From 2004 to 2007 I had the honour and the pleasure to chair an arbitral tribunal where Professor Lebedev was one of the two party-appointed arbitrators. The case became public, since the Claimant brought an action for setting aside the final award before the Svea Court of Appeal.
The case concerned a contract for the purchase and resale of uranium from nuclear weapons from the former Soviet Union. The claimant Globe Nuclear Services and Supply (GNSS) had purchased such uranium from AO Techsnabexport (Tenex) for resale. Tenex was responsible for all of Russia’s exports of uranium products and uranium services and was wholly-owned by the Russian state. GNSS was formed as a joint venture between Tenex and a Swiss company, to support Tenex with marketing and distribution. The ownership of GNSS had since then changed and it was now privately held.
The tribunal found by majority that the circumstances in which the contract between GNSS and Tenex was made were such, that it would having knowledge of these circumstances be inequitable to enforce that contract. Since GNSS was aware of these circumstances when the contract was concluded, the tribunal held that that GNSS was not enh2d to rely on that contract and that GNSS’s claim for damages because of breach of contract was not made out. On this ground the tribunal dismissed all GNSS’s claims.
Although the grounds on which the arbitral tribunal eventually dismissed GNSS’s claims from a legal point of view may seem rather simple, several quite complicated legal issues were discussed in the parties’ pleadings. The arbitral tribunal rendered on 31 August 2006 a partial award on liability issues. As Professor Lebedev said in his dissenting opinion with regard to this partial award, the case was a very complicated one in view of numerous arguments and counter-arguments put forward by the parties, and the need to assess a variety of facts and actions taken by them and by other persons and authorities, and to interpret a whole set of documentation and evidence submitted to the arbitral tribunal.
In the partial award the tribunal decided inter alia questions relating to arbitrability, the law applicable to the merits, whether the GNSS-Tenex Contact according to the Agreement between the Government of the United States of America and the Government of the Russian Federation Concerning the Disposition of Highly Enriched Uranium Extracted from Nuclear Weapons required approval of the US and Russian Governments, whether GNSS was enh2d to purchase UF6Feed Component from Tenex and whether Tenex was eligible to sell the component to GNSS, whether the termination of sales to GNSS was due to an Act of State and whether liability for force majeure was excluded by the GNSS-Tenex Contract.
After this partial award had been rendered, Tenex submitted new evidence, which had come up in ongoing criminal investigation in Russia and in the United States of America. The tribunal decided in December 2006 to allow this evidence. The Tribunal’s decision to dismiss the Claimant’s claims on the grounds mentioned above was mainly based on the evidence that cane up in the aforementioned investigation and that was presented by Tenex after the above mentioned partial award on liability issues had been rendered.
Given the tribunal’s findings in the final award, the Tribunal did not have to consider GNSS’s request to confirm that the GNSS-Tenex Contract was avoided effective 5 November 2004 or any quantum issues, including the qualification of the Contract. Neither did the Tribunal need to consider Tenex’s arguments that the GNSS-Tenex Contract was invalid by virtue of the Swedish law principle of underlying assumptions, or because of the fact that it violates law or is contrary to good practice (pactum turpe), or as a matter of international public policy.
In its action for setting aside the award before the Svea Court of Appeal GNSS argued that the award should be set aside 1) since the arbitral tribunal addressed and decided a criminal law matter and 2) since the tribunal had exceeded its mandate in seven different respects, each of which was a sufficient ground to set aside the award. In any event, said GNSS, the arbitrators’ conduct in each of those situations (1 and 2) was an irregularity in the course of the proceedings which probably influenced the outcome of the case.
After a detailed review of the allegations made, the Court of Appeal concluded that the arbitral tribunal had not exceeded its mandate and had not committed any procedural errors. Further, since GNSS had not, during the arbitral proceedings, objected in enough detail with regard to some of the alleged irregularities, they were, in any event, time-barred from invoking them in support of their claim. Therefore the Svea Court of Appeal dismissed GNSS’s claim that the award shall be declared invalid or set aside. The Court did not grant leave to appeal its judgment.
To work together with Professor Lebedev in this case was a very pleasant experience. Although we in the above-mentioned partial award did not agree on all issues and Professor Lebedev wrote a dissenting opinion, this did in no way adversely affect the good spirit of cooperation that prevailed in the arbitral tribunal. On the contrary, we respected each other’s views also when we could not reach an agreement.
4. Other occasions to meet professor Lebedev
In addition to working with Professor Lebedev in UNCITRAL and as an arbitrator, I had the pleasure to meet Professor Lebedev on many other more informal occasions. We met, inter alia, on some ICCA congresses and Professor Lebedev visited Finland many times and gave there also some lectures on international commercial arbitration in Russia. He also visited my home in Helsinki for an informal dinner during which we discussed mainly other things than arbitration or other legal issues, inter alia the history of Russia and Finland. We were both wondering whether historical studies could ever be totally objective.
Further, I also had the pleasure to participate as a speaker together with him and some other Russian and Finnish lawyers, among others Professor Nina Vilkova and Professor Hannu Honka in a seminar on international commercial arbitration which took place in Kaliningrad.
These more informal events gave me an opportunity to get to know Professor Lebedev better also as a private person and not only as a lawyer. He was not only a brilliant lawyer but also a very cultivated person very knowledgeable, inter alia in history and art.
When Professor Lebedev passed away the legal community in general and the arbitration community in particular lost one of its most prominent personalities. Personally, I am missing a good friend.
Justice Gustaf Mller, Former Member of the Finnish Supreme Court
Ю.Э. Монастырский: Сергей Николаевич был «окошком» в увлекательный мир правового осмысления международного коммерческого оборота…
Мои воспоминания о профессоре Лебедеве приобретают больший смысл в контексте других памятных отзывов о нем, в первую очередь – его коллег, описывающих его человеческие качества, награды, профессиональные достижения. Я же попробую воспроизвести свой взгляд и впечатления студента 1985–1990 гг. международно-правового факультета МГИМО и первого года моего нахождения на кафедре международного частного и гражданского права. Хотя я и в дальнейшем эпизодически сталкивался с Сергеем Николаевичем на конференциях, в третейских процессах и всегда читал его публикации.
Профессор Лебедев – видная личность в истории отечественной юриспруденции. У него не слишком высокая ученая степень (кандидат юридических наук), нельзя сказать, что он оставил огромное количество научных трудов и что они носят фундаментальный характер, что у него большое количество учеников, как у других, равного уровня авторитетов. Его величие в другом – в том, что он, во-первых, сыграл самую значительную роль в становлении и развитии международного коммерческого арбитража и третейского разбирательства в нашей стране и, во-вторых, всю свою творческую и профессиональную жизнь заслуженно считался элитарным юристом и правоведом. Профессор Лебедев также уникален тем, что он оставался в своем неизменном амплуа три эпохи подряд: в огосударствленном, позднесоветском и современном состоянии нашей правовой системы и юридической среды.
Более высокая ученая степень явно не была его целью, зато имелось много очень плодотворной нормотворческой, организационной и другой практической работы руководителя в сфере арбитража. Труды Сергея Николаевича поражают глубиной юридической мысли и правового анализа. Их нужно перечитывать, наслаждаясь эстетикой языка, манерой изложения. Припоминается кулуарная ремарка профессора Бориса Матвеевича Ашавского, что «Лебедев – очень свежий ученый». Я знаю, что все протеже профессора Лебедева ныне являются яркими, неординарными и успешными специалистами, за исключением единиц, которые выпали из моего поля зрения, так как сменили профессию.
Сергей Николаевич во главе кафедры международного частного и гражданского права задавал высочайшие стандарты преподавания всем ее членам, на десятилетия заложив традиции научной добросовестности и качества обучения.
Нельзя сказать, что профессор Лебедев, занятой и в частых командировках, был легко доступен каждому. Мысли Сергея Николаевича, регулярно избираемого для разрешения сложнейших коммерческих споров и в нашей стране, и за рубежом, были постоянно погружены в обдумывание сложных дел, не считая ежедневной рутины, связанной с учебным процессом. Между тем с ним искали контакта и получали руководство и наставления самые увлекающиеся арбитражем, юриспруденцией молодые люди – и студенты, и преподаватели – и небезуспешно. Кроме того, Лебедеву – в этом со мной согласятся многие – были присущи большое личное обаяние, утонченность манер, красота обычной разговорной речи, большая художественность юмора. Переломное влияние Сергея Николаевича в 80-х для многих студентов заключалось в том, что он в прямом смысле был «окошком» в увлекательный мир правового осмысления международного коммерческого оборота. Он олицетворял ярчайший и личный пример того, как важен в профессии английский – язык международного общения юристов.
Сергей Николаевич имел качество, свойственное большому руководителю: он, что называется, вполне видел людей и мог оценить сразу их возможности и научный потенциал. Он давал общие установки и не упускал в дальнейшем интересоваться, как идет саморазвивающая работа.
Не знаю, как в дальнейшем складывался учебный график Сергея Николаевича. В период моей учебы Сергей Николаевич читал нам свои незабываемые лекции последние три года, стабильно раз в неделю. На нашем курсе – и я знаю, что также и на других, – сложился костяк его обожателей. Я увидел уже спустя 26 лет многих из них в апреле 2016 г. на его похоронах.
Дела Сергея Николаевича живут в его воплощенных трудах и людях, которые продолжают его начинания. Вечная память!
Юрий Эдуардович Монастырский, выпускник международно-правового факультета (1990), кандидат юридических наук, коллегия адвокатов «Монастырский, Зюба, Степанов & Партнеры»
А.И. Муранов: Сергей Николаевич не был принципиален в незначимых мелочах, но никогда не был мелочен в принципах…
Как я уже писал в воспоминаниях о В.А. Кабатове, первый интерес к праву во мне пробудили именно его лекции по римскому праву.
Однако впоследствии к занятиям я относился достаточно формально, в пределах того минимума, который был необходим для сдачи зачетов и экзаменов на уровне оценки не ниже «хорошо». Иными словами, тогда я не вполне понимал, что изучаю и зачем.
И получилось так, что впервые интерес к праву – причем весьма и весьма осознанный – я почувствовал на четвертом курсе после лекций и семинаров Сергея Николаевича Лебедева по международному частному праву. Его же курс международного коммерческого арбитража такой интерес лишь усилил.
Почему? Мне кажется, что сыграло свою роль то, что в его рассказах и действиях было нечто необычное, увлекательное, недосказанное, завораживающее (это он умел). Он так показывал общую картину с одновременной демонстрацией отдельных деталей, что уже на уровне ощущений, интуиции хотелось разглядеть и все иные нюансы красок.
Он любил свой родной город Севастополь, свою страну, но и остальной мир интересовал его очень сильно. Мир отвечал ему взаимностью. В каком-то смысле С.Н. Лебедев был citoyen du monde. И этот его интерес, очарование иностранными правом и практикой были настолько сильны, что невольно передавались и другим.
Помню, после одного из семинаров с ним я пришел в библиотеку, а там был шкаф с полкой с иностранными книгами по международному частному праву (немного их было, но все же). Начал листать и увидел, что после лекций и семинаров понимаю в целом логику, систему изложения в них, описываемые проблемы; почувствовал, что это увлекательно.
После этого я взялся внимательно читать трехтомник Л.А. Лунца по международному частному праву. А затем серьезно принялся за дипломную работу, которую С.Н. Лебедев отметил.
Потом он поддержал меня в ходе поступления в аспирантуру по кафедре; согласился быть научным руководителем моей диссертации; пригласил преподавать на кафедре в 1996 г.; позвал докладчиком в МАК при ТПП РФ (а затем я стал докладчиком и в МКАС при ТПП РФ). Иными словами, привлекал ко многим любопытным вещам, занимающим меня отчасти и сейчас.
Разве можно после такого не быть благодарным?
И Сергей Николаевич лично меня после студенчества букве права не учил. Да и не надо было это: он всегда видел, что к чему со знаниями у тех, кто рядом.
Он был силен в ином: он наглядно показывал действиями и словами вариативность подходов к праву, а также его национальные и международные измерения. Это были уроки многоаспектности и «цветущей сложности». Помимо того, это также была сдержанная (и от этого тем более яркая) демонстрация технологии и методологии обращения с правом, равно как и четко осознанного отношения к тому делу, которым занимаешься.
Помню одно из первых своих разбирательств в МАК в качестве докладчика. Уж как только я ни изучил все его материалы и ни выстроил конструкции. А потом в ходе обсуждения он невзначай обратил мое внимание на одну строчку в коносаменте, которая все мои построения серьезно обрушала. Незаметная такая строчка. Но его комментарии в ее отношении стали важной частью в окончательном арбитражном решении. Хороший был урок – с тех пор я всегда помню о таких строчках.
И именно Сергей Николаевич обратил мое внимание на важность знания и понимания истоков нынешних событий, сущностных, узловых моментов в прошлом, определяющих лицо современности. Делал он это не пространными объяснениями или теоретизированием, а во многом загадочными, но в то же время четкимисловами. Он знал больше, чем говорил. За это я ему особенно благодарен: он показал, что нужно видеть исходные пункты важного, а также дал понять, где искать (а этого достаточно).
Сергей Николаевич был больше практиком – не теоретиком, особенно после распада СССР.
Однако его труды советского периода – впечатляющие примеры теоретического подхода (без ущерба для прагматизма), равно как и техники исследования.
Взять его работу «Международное сотрудничество в области коммерческого арбитража: международные конвенции, соглашения и другие документы по вопросам арбитража» (ТПП СССР, Секция права – Секция торгового мореплавания. – М., 1979 (облож. 1980). – 216 с.).
В то время это была уникальная вещь. В ней были такие теоретические и практические сведения, о которых мало кто знал. Очень узкая, очень «нишевая» и очень профессиональная работа для того времени, на уровень выше многих. Выделялась она и за счет тех источников, которые были в ней приведены.
То же самое можно сказать и о следующем труде С.Н. Лебедева, изданном в 1988 г.
Уровень этих работ, на мой взгляд, уже превышал тот, который требовался тогда для докторской диссертации. Однако по ряду внешних причин защитить ее не получилось.
При этом в первой из указанных работ есть некоторые материалы, которые оказались актуальными и шесть лет назад: они были использованы для подготовки заключения в адрес Конституционного Суда России по делу, завершившемуся известным постановлением от 26 мая 2011 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 11 Гражданского кодекса Российской Федерации, пункта 2 статьи 1 Федерального закона „О третейских судах в Российской Федерации“, статьи 28 Федерального закона „О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним“, пункта 1 статьи 33 и статьи 51 Федерального закона „Об ипотеке (залоге недвижимости)“ в связи с запросом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации».
Конституционный Суд России занял тогда более чем «проарбитражную» позицию (лично на мой взгляд, так даже и «перегнул палку», руководствуясь якобы той, по его выражению, «имеющейся в конкретный исторический момент необходимостью»). Впрочем, в целом Конституционный Суд в указанном Постановлении был все же прав, нежели неправ. И в том, что и С.Н. Лебедев своими трудами внес так или иначе свой вклад в объявленные Конституционным Судом РФ правовые позиции, сомнений нет.
И как не вспомнить, что именно он в 1978 г. добился того, чтобы в названии нашей кафедры фигурировало указание на международное частное право?
При этом именно прагматический подход С.Н. Лебедева к методологии обучения и исследований серьезно определил лицо нашей кафедры, ее достижения, сформировал ее в том виде, в каком она функционирует и сегодня (среди ее характерных черт, развитых именно им: атмосфера либерализма и доброжелательности, что всегда важно).
Я также уверен, что до сих пор в России до конца так и не осознан вклад Сергея Николаевича в разработку важнейших документов ЮНСИТРАЛ, среди которых я субъективно отдаю первое место даже не Венской конвенции 1980 г. или Типовому закону 1985 г., а Арбитражному регламенту ЮНСИТРАЛ1.
А как не помнить его многолетние усилия (очень аккуратные) по отстаиванию того, чтобы указание на «международное частное право» в Номенклатуре специальностей научных работников находилось рядом с указанием именно на цивилистику, в специальности 12.00.03, а не иначе? Это отдельная история, известная немногим (об этом, кстати, косвенно упоминает в своих воспоминаниях в данном сборнике и Н.Н. Остроумов). И понятно: Сергей Николаевич занимался как раз особенными, редкими вещами.
Нельзя забыть и то, как он, заботясь о максимально глубокой подготовке команды МГИМО к конкурсу по международному коммерческому арбитражу им. В. Виса в Вене, каждый год приносил членам команды книги на английском языке известных западных юристов, причем с дарственными надписями авторов. Увидеть такие автографы во второй половине 90-х годов (в доинтернетовскую эру) было впечатляюще.
Что его еще отличало?
Сила и последовательность воли. Он был непростым человеком и очень интересным, с сильным характером, при этом дипломатичным. Нередко он предпочитал отойти в сторону по собственным принципиальным соображениям, нежели безвольно лавировать, подобно многим известным юристам (как ранее, так и сегодня), «между струйками», или же оказываться «свадебным генералом» с занятием по просьбе других разных постов и т.д. (Хотя, безусловно, он был лидером и руководство его всегда влекло. О том, каким он был руководителем, можно написать отдельную статью. Сейчас же достаточно сказать, что он, как и подобает настоящему руководителю, не занимался мелочной опекой, умел как делегировать, так и контролировать, а также создавать самоподдерживающиеся социальные механизмы).
Еще работоспособность, само собой, как бы ему ни было тяжело. Я только сейчас начал понимать, сколько сложностей со здоровьем он преодолел, чтобы продолжать заниматься любимыми делами, степенно и неспешно.
При этом он никогда ни на что не жаловался – признак сильного характера. Как бы несправедливо по отношению к нему, на его взгляд, ни поступили – не лез в споры, в перепалки, избегал лишних и пустых слов.
Он с юности всегда стремился к своим целям, которые были ему четко видны.
Еще, конечно, спокойное величие духа, без опыта и знаний невозможное. В этом с Виталием Алексеевичем Кабатовым они были очень похожи, в данном плане друг друга поддерживали.
Не могу не сказать отдельно и о таком его увлечении, как сбор различных юридических раритетов, поиск редкой информации. Если это и на В.В. Видера сильно повлияло (см. его статью в настоящем сборнике), то что уж обо мне говорить?
Метод общения Сергея Николаевича был, как мне представляется, в чем-то и отчасти сократическим. Он мог при необходимости (в том числе в ходе разных мероприятий, президиумов и т.д.) легко умерить зазнайство собеседника, несколькими словами показав тому, что тот многое еще не знает, и даже более того, не подозревает о своем незнании (с опытом Сергея Николаевича это было несложно). Однако все же в подавляющем большинстве случаев он ориентировал собеседников на самопознание, а также на поиски того, что оставалось скрытым, неясным, дремлющим. Один из таких методов Сократ называл «ирония». И уж чего, а иронии Сергею Николаевичу было не занимать. Очень тонкой. В общении с ним это было замечательно. И он также видел, чувствовал иронию других, мог это оценить.
Наверное, и второй подход, и уж тем более первый могли иногда задевать кого-то. Они могли считать Сергея Николаевича излишне скрытным или чрезмерно высокомерным (или даже полагать, что он на них якобы как-то «давил»). Но мне кажется, что все несколько иначе (считать так могли скорее лишь те, у кого имелись определенные комплексы). Просто тем самым он как бы призывал быть сильнее, смотреть глубже и рефлексировать. А ему самому интереснее и важнее было идти вперед.
И вот еще важный момент, особенно в наше непростое время в отечественных реалиях, – его независимость. Он как арбитр, безусловно, знал и понимал значимость компромиссов. Он не был принципиален в незначимых мелочах, если надо было завершить какое-то важное дело. Но он никогда не был мелочен в принципах, всегда оказывался независимым. Его сила воли вкупе с его же независимостью впечатляли. На него никто не мог давить, чего-то требовать (и некоторых ответственных лиц это могло немало раздражать).
А ведь такая независимость всегда очень важна (и вчера, и сегодня, и завтра), особенно в сфере арбитража. Немногие в этом плане могут с ним сейчас в РФ сравниться.
А.И. Муранов, выпускник международно-правового факультета (1994), кандидат юридических наук, доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО МИД России, заместитель председателя МАК при ТПП РФ, арбитр МКАС при ТПП РФ, коллегия адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры»
Воспоминания Л.П. Савицкого, В.С. Толкунова, одногруппников С.Н. Лебедева
С 1952 г. по 1957 г. мы учились вместе в Институте внешней торговли, хорошо знаю его самого с того времени. Сергей Николаевич всегда рвался к знаниям, относился к занятиям серьезно, имел хорошие результаты. Он был отличником, отличным товарищем, и все его любили. Не было у него совершенно никаких отрицательных качеств. Он всегда был первым во всех делах. Всегда он был доступным, разговорчивым, часто звал выехать за город.
Леонид Петрович Савицкий, заместитель торгового представителя России в Норвегии, начальник одного из отделов Министерства экономики России (до 1998 г.)
Мы вместе учились в Институте внешней торговли на юридическом факультете. Тогда в Институте были три факультета: юридический, финансовый и коммерческий. На юридическом факультете были две группы, в каждой по 30 человек. Старостой Сергей Николаевич не был. Был отличником. Больше я с ним стал общаться во время работы в МАК при ТПП РФ. Это он меня туда привел в качестве докладчика «по старой дружбе». Потом Сергей Николаевич предложил мне стать там арбитром, и я долгое время им был.
Сергей Николаевич был как магнит, мы к нему тянулись. Он умел легко собрать нас вместе, даже под предлогом «давно не виделись». Он, несомненно, был лидером.
Виктор Сергеевич Толкунов, арбитр МАК при ТПП РФ (до 2017 г.)
Wim Albert Timmermans. Some Personal Memories of Professor Lebedev
Ниже речь идет о следующей работе: Timmermans W.A. Carriage of Goods by Sea in the Practice of the USSR Maritime Arbitration Commission. – Dordrecht [etc.]: Kluwer Academic Publishers, Martinus Nijhoff Publihers, 1990. – 350 p. – (Law in Eastern Europe: no. 43).
The first time I heard of Professor Lebedev was when in the eighties of last century I decided to write my doctor’s thesis on maritime arbitration in the then USSR. I learnt that he was the chairman of the USSR Maritime Arbitration Commission, the arbitral awards of which I was going to use for highlighting the practice of maritime law in the Soviet Union. So, when I first wrote an article on MAC and procedural aspects of arbitrating before MAC, I sent a copy thereof to Professor Lebedev and to my great pleasure he wrote me a very nice and encouraging answer back. When I finished my doctor’s thesis in 1990, again I sent a copy to Sergei Nikolaevich and he wrote me back and congratulated me with receiving the doctor’s grade at Leiden University. Also, he wrote a very positive review of my thesis. Later, in the 90s I had a chance to meet him in person, as I got involved in various legal reform projects in Russia and the other CIS countries. In that frame, I visited Russia many times and had the chance to meet him and have a chat with him. I paid him a visit at MGIMO, where he received me with his usual friendliness, giving me a tour through the lecturing rooms, the library and office spaces. We discussed the draft bankruptcy law being the subject I was involved in at the time. But as always, he was very much interested in how I was doing and in what kind of other projects and work I was engaged. Later on, when I was appointed arbitrator with ICAC and MAC, I had a chance to meet him more often and watch his excellent performance and sharp wit in various arbitration proceedings – not only in Moscow but also at other venues such as Stockholm. In one such an arbitration we both acted as experts but on opposite sides. At that occasion, too, he remained warm and friendly, even complimented me on my knowledge of Russian law.
Apart from an impressive academic career, Professor Lebedev was also very much engaged in international legislative work, for instance, in the preparation of the Rotterdam Rules. He participated in the international conference in Rotterdam where the Rotterdam Rules were officially launched. There, he was greatly praised and lauded for his contributions.
Professor Lebedev will be greatly missed by his family, colleagues, friends and the international shipping law and arbitration community. May his memory be a blessing for us all.
Dr. Wim Albert Timmermans, Advocaat, Leiden, The Netherlands; Lecturer (em.), Leiden University; Arbitrator with (inter alia) the ICAC and the MAC at the Russian Chamber of Commerce and Industry
Расшифровка документального фильма В.В. Хвалея «Посвящается памяти Сергея Николаевича Лебедева (07.08.1934 – 11.04.2016)»
Ниже приводятся диалоги, монологи и тексты из документального фильма «Посвящается памяти Сергея Николаевича Лебедева (07.08.1934 – 11.04.2016)», выпущенного в 2017 г. Ассоциацией участников по содействию в развитии третейского разбирательства (автор сценария, режиссер и интервьюер – В.В. Хвалей).
Длительность фильма: 1 час 15 минут 45 секунд.
Съемки производились в Москве, Лондоне, Севастополе, Стокгольме (как и в иных городах). Ниже, как правило, не указывается, где производилась съемка (часто это ясно из контекста).
В фильме активно используются фрагменты из телепрограммы «О личном. С.Н. Лебедев» телеканала «Закон-ТВ» (см. о ней ниже в разделе 5 настоящей части).
Ниже не всегда описываются те фотографии, которые демонстрируются в фильме. Иногда составителем добавлялись пояснения и комментарии. Все слова в квадратных скобках добавлены также составителем.
Все диалоги, монологи и тексты из этого фильма приводятся максимально точно (не считая некоторых незначительных правок, сделанных составителем). Эмоции, выражавшиеся интервьюируемыми и иными лицами (улыбки, смех и т.д.), не указываются.
В том случае, когда интервью давалось на иностранном языке, текст приводится по русским субтитрам в фильме.
Тексты в круглых скобках, идущие за указаниями на имена, отчества и фамилии соответствующих лиц, воспроизводят текстовые вставки в фильме. Во вставках в фильме использован курсив (кроме указаний на имена, отчества и фамилии). Ниже текст, воспроизводящий такие вставки, выделен составителем полужирным шрифтом, хотя во вставках в фильме он отсутствует.
Вид этих вставок в фильме отличается от приводимого ниже. В них составителем также добавлены точки. В остальном такие вставки воспроизводятся, включая размер букв в них, без изменений.
Расшифровка диалогов и монологов, подготовка всего текста обеспечена составителем.
Источник: http://arbitrations.ru/press-centr/news/pamyati-lebedeva-sergeya-nikolaevicha; https://www.youtube.com/watch?v=qJPTg_Xk2r8.
Звучит отрывок из песни «Легендарный Севастополь» в исполнении хора Черноморского Флота. Демонстрируется стела «Севастополь» и затем фрагмент клипа с указанной песней.
Фрагмент из телепрограммы «О личном. С.Н. Лебедев» телеканала «Закон-ТВ». Титры: «Интервью С.Н. Лебедева, 2009 г.» [они демонстрируются и впоследствии, но ниже на это уже не указывается].
В ходе рассказа С.Н. Лебедева демонстрируется фотография участников празднования юбилея школы № 3.
С.Н. Лебедев: Я родился в Севастополе. Недавно у нас было сто тридцатилетие окончания школы, э-э… создания школы, которую я окончил в Севастополе, – школы номер три.
Вид школы № 3, фасад, вход и вывеска (наши дни). Звучит отрывок из песни «Легендарный Севастополь» в исполнении хора Черноморского Флота.
В ходе рассказа Б.Н. Гельмана демонстрируются фотография фасада школы до 1917 г., затем фотография учеников, переходящих дорогу на фоне фасада школы (наши дни).
Борис [Никодимович] Гельман (Школьный друг Сергея Николаевича): Третья школа была открыта в тысяча девятьсот сорок восьмом году. До этого я учил…, успел поучиться в двух школах – в восьмой и пятой, а Сергей тоже учился в двух школах, но мы друг друга до третьей школы не знали.
Читать бесплатно другие книги:
