Память Вавилона Дабо Кристель

Выбор

Время словно затаило дыхание внутри Розы Ветров. Офелия, безуспешно пытавшаяся вырвать шарф из когтей Балды, обвела взглядом Гаэль, Ренара, Арчибальда и тетушку Розелину: похоже, все они ждали от нее ответов на самые насущные вопросы бытия.

– Перед тем как отправиться в путь, – сказал Арчибальд, присев бочком на стол с маршрутами, – вы должны ясно понять, чт нас здесь объединило. Мы расследуем смерть Матушки Хильдегард. Вы, Офелия, если не считать Торна, – единственный оставшийся в живых свидетель ее последних мгновений. И вы же единственный человек, который знает, что реально скрывается за тайной писем с упоминанием Бога, к которой она была причастна.

Слово «Бог» отдалось в Розе Ветров гулким эхом, точно в старинном соборе. В тот же миг Офелия вспомнила барона Мельхиора, его смертоносный шантаж, Матушку Хильдегард, канувшую в глубину своего кармана, трупы в «Иллюзионе», перебитые пальцы Торна.

Да, она точно знала, в чем состоит загадка. Ей до сих пор все это являлось в ночных кошмарах.

– А кроме того, был еще и случай с Фаруком, – продолжал Арчибальд так беззаботно, словно речь шла о веселой шутке. – Весь двор стал свидетелем необъяснимого поведения монсеньора и того, как вы его усмирили. Вы одна! Несколькими словами!

«Книга – только начало твоей истории, Один. И только ты можешь дописать ее до конца!» Да, Офелия прекрасно помнила эти слова. Вот только не она их придумала: то были слова Бога, изреченные Им в давние, незапамятные времена.

– С тех пор Фарук сам на себя не похож, – заключил Арчибальд. – То есть он все такой же отрешенный и беспамятный, однако в том, что касается Семьи, проявляет… как бы поточнее выразиться… почти заинтересованность.

– Вообще-то мы собирались поговорить о Матушке, – нетерпеливо прервала его Гаэль.

Обогнув стол, она подошла вплотную к Офелии. И тут девушка заметила, что Гаэль нашила на свою шапку – правда, довольно неумело – оранжевый лоскуток в виде апельсина, эмблему Матушки Хильдегард.

– Слушай меня внимательно, девочка. Матушка знала, что дни ее сочтены.Знала, что существует нечто другое, не очень-то приглядное, но гораздо более могущественное, чем Духи Семей. Матушка пыталась обсудить это со мной, подготовить меня, но я, дура набитая, ее не слушала. Мне хотелось смирно сидеть в своей норке, чтоб меня не трогали. Я боялась, что иначе меня прикончат, как весь мой клан.

Наступило внезапное молчание – молчание, населенное призраками погибших Нигилистов. Прежде Офелия удивлялась тому, что Гаэль так резко говорила с ней, но теперь поняла: ее гнев был направлен против себя самой.

– Ты лишила меня монокля, – буркнула Гаэль. – За такую потерю тебе следовало бы извиниться передо мной. А я за то же самое должна тебя благодарить: без монокля я уже не могла скрывать от других, кто я на самом деле. Мне понадобился именно такой пинок под зад, чтобы опомниться. Матушка заменила мне семью, и я не хочу быть неблагодарной. Так вот, ты должна сказать прямо сейчас, не увиливая: существует ли Бог, и если да, то из-за Него ли умерла Матушка?

– Да.

Ответ вызвал у всех бурную реакцию. Гаэль разразилась проклятиями, Ренар поднял на лоб очки, Арчибальд расхохотался, а тетушка Розелина оскорбленно поджала губы. Одна только Виктория продолжала невозмутимо чиркать карандашом по рисунку.

Офелия собралась с духом. Торн в последние минуты перед исчезновением советовал девушке ни с кем не обсуждать то, что ей стало известно, но теперь она не имела права молчать.

– Вы помните «Караван Карнавала»?

– Циркачей, что ли? – удивленно спросил Ренар. – Это где вы гуляли с вашим братишкой?

– Так вот, Бог путешествовал вместе с ними, выдавая себя за циркача.

Офелия кашлянула, пытаясь прочистить горло. Всякий раз при воспоминании о ночной сцене в камере Торна ей неизменно чудилось, что она наглоталась песка.

– Он нечто большее, чем просто циркач. Бог может точно воспроизводить облик, голос и семейные свойства всех, с кем встречается. Именно поэтому Он и хотел увидеть Матушку Хильдегард: Он жаждал перенять у нее власть над пространством. И по той же причине Матушка Хильдегард затаилась в укрытии, отгородившись лентой от всех остальных: она знала, что, если Бог посмеет нарушить эту границу, Он станет еще опаснее. Я скажу вам еще кое- что, – продолжала девушка, снова откашлявшись. – Бог создал Духов Семей и потому считает себя прародителем всех нас. Он втайне навязывает людям свои законы через сообщников – мужчин и женщин, которых называет Попечителями. Да, и вот еще что, – поспешно добавила она с горькой усмешкой, – когти Торна оказались бессильны против Него.

Она сделала паузу в ожидании ответной реакции, но ничего не услышала – все остолбенели от страха; даже Арчибальд, только что возбужденно потиравший руки, замер на месте.

– Хочу вас предупредить, – продолжала Офелия, – что, поделившись с вами такой тайной, я уже подвергла вас опасности. Не знаю, каковы ваши дальнейшие планы, но будьте предельно осторожны. Попечители – глаза и уши Бога, они обитают на всех ковчегах. Но определить, кто служит Ему, а кто нет, невозможно. Говорю так лишь потому, что доверяю вам больше, чем кому бы то ни было.

Первой нарушила всеобщее оцепенение тетушка Розелина. Она энергичной походкой прошлась по залу, пытаясь успокоиться; ее каблуки так звонко стучали по мозаичному полу, что эхо шагов взлетало к самому куполу. Затем она потерла лоб и тяжко вздохнула:

– Как это на тебя похоже! Коли уж ты решила попасть в передрягу, то на полпути не остановишься.

Офелия стиснула зубы. Ее крестная даже не подозревала, насколько она права. Если Бог сказал правду, Он был не самым опасным в этом деле. Существовал Другой – некто безымянный, неопределимый, освобожденный ею из зеркального плена. Он расколол мир и теперь, если верить Богу, готовился продолжить свои жуткие деяния.

«Рано или поздно, хочешь ты этого или нет, но ты приведешь меня к нему».

Неужто между Офелией и Другим существовала реальная связь? Единственным сохранившимся воспоминанием, далеким и смутным, было ее отражение в зеркале детской в ту ночь, когда она впервые прошла сквозь него. Однако с тех пор, вопреки утверждениям Бога, не разрушился ни один ковчег. Разумеется, иногда от них отрывались и улетали в пустоту отдельные глыбы, но это вполне могло быть следствием естественной эрозии. В общем, чем больше Офелия размышляла, тем больше убеждалась, что не стоит пугать окружающих невразумительными историями о Другом.

Внезапно, заметив выжидательную позу Арчибальда, девушка поняла, что он задал ей какой-то вопрос.

– Простите, что вы сказали?

– Что все это весьма сомнительно. С одной стороны, вы утверждаете, что Бог создал Духов Семей. С другой, уверяете, что Он же зарится на их семейные свойства. Что-то я совсем запутался.

– Да я и сама многого не понимаю, – призналась Офелия. – Почему, например, Бог некогда уверил Духов Семей, что они свободны в своем выборе, а затем превратил их в покорных марионеток? Значит, по какой-то причине Его планы изменились?

Арчибальд ограничился коротким кивком. Он сидел на столе с маршрутами, обхватив руками колени, в небрежной позе человека, который беззаботно болтает о приятных пустяках.

– А как выглядит лицо Бога, когда Он не выступает в человеческом облике?

– Я его не видела, – ответила Офелия. – Даже не знаю, есть ли оно у Него. Зато я знаю, что Он нигде не отражается. И что Он иногда допускает странные ляпсусы в речи, – осторожно добавила она, – правда, мне неизвестно, в какой мере это может служить надежным отличительным признаком.

Арчибальд спрыгнул со стола, многозначительно переглянулся с Ренаром и Гаэль и лишь потом обратился к Офелии:

– А вы не хотели бы поискать Аркантерру вместе с нами?

– Аркантерру?

– Это родной ковчег мадам Хильдегард.

– Я знаю, но при чем здесь Аркантерра?

– При том, что Матушка Хильдегард знала о существовании Бога, и есть основания полагать, что ее Семья – тоже. Видите ли, жители Аркантерры содержат Розы Ветров на каждом ковчеге и на протяжении многих веков наблюдают за тем, что происходит в мире. Но странная вещь: какое-то время назад все они покинули Розы Ветров. По крайней мере, мы пока нигде не обнаружили ни одного из них. – Арчибальд не глядя выдвинул ящик стола и извлек оттуда множество бумаг: открыток, марок, паспортов, дипломов – таким хозяйским жестом, словно те принадлежали ему. – И вот теперь мы решили искать их повсюду, вплоть до самой Аркантерры, если понадобится!

– И вы ждали меня именно для этого? – удивилась Офелия.

Арчибальд так энергично замотал головой, что его светлые волосы разлетелись во все стороны.

– Мы вообще вас не ждали. На самом деле мы их давно уже ищем. Вернее, в настоящий момент мы действуем на ощупь, наугад, вслепую. Именно так нам удалось отыскать путь к Аниме. Технические подробности я предоставляю другим.

И Арчибальд отдал поклон Гаэль, которая бесцеремонно оттолкнула его и стукнула кулаком по столу.

– Мы уже столько недель изучаем эти комбинации! Здесь целая куча проклятых путей, которые обслуживают двадцать главных ковчегов, восемьдесят мелких и уйму осколков, летающих вокруг них. Но ни один из них не ведет к Аркантерре! – рявкнула она, прожигая взглядом путаницу линий на столе. – Ее жители надежно хранят тайну этого маршрута. А долететь туда на дирижабле невозможно.

– Но разве вы сами не бывали много раз на Аркантерре? – удивленно спросила Офелия. – Я помню, однажды вы даже привезли оттуда апельсины.

– Это был прямой путь, который потом бесследно исчез, – пояснил Арчибальд вместо Гаэль. – Я умею открывать заблокированные пути, но не могу воссоздавать те, что уничтожены.

Офелия долго смотрела на круглый стол, испещренный хаотически набросанными цифрами и спутанными линиями.

– Но зачем? – прошептала она наконец. – Зачем вы так упорно над этим трудитесь?

Улыбка Арчибальда стала шире, а голубые глаза заблестели еще ярче. Офелии никогда не приходилось видеть на его лице такой решимости.

– Ну как вы не понимаете?! Хильдегард была вздорной старухой, она то и дело навлекала на меня неприятности, но состояла под моим покровительством. И если в ее смерти повинен Бог, то Он должен лично ответить мне за свое злодеяние. Ну-с, а теперь мне пора вернуть эту юную особу ее матери, – вздохнув, продолжал он, поглаживая белые волосы Виктории, которая в конце концов заснула на стойке, так и не выпустив из руки карандаш. – Вы находитесь в Розе Ветров, мадам Торн, вам и выбирать свой путь! Хотите – оставайтесь на Аниме, в лоне семьи. Хотите – возвращайтесь на Полюс вместе со своей крестницей. Или вы предпочтете отправиться с нами на Аркантерру?

– Конечно, на Полюс! – не колеблясь воскликнула тетушка Розелина. – Мы вернемся к Беренильде, не правда ли?

Офелия закусила губу. Как было бы легко согласиться с теткой или с Арчибальдом. Или остаться здесь, рядом с тем, что ей близко и знакомо, хотя такое решение лишь усугубило бы ее внутреннюю опустошенность. Ее захлестнула буря эмоций – тех, от которых сжимается сердце путешественника, когда он садится в первый попавшийся поезд, не зная, куда приедет и сможет ли вернуться назад.

И девушка еще раз обвела взглядом мраморный стол с выгравированной Розой Ветров и линиями, ведущими к ковчегам.

Анима, ковчег Артемиды, властительницы предметов.

Полюс, ковчег Фарука, властителя духов.

Тотем, ковчег Венеры, властительницы животного мира.

Циклоп, ковчег Урана, властителя магнетизма.

Флора, ковчег Белизамы, властительницы растений.

Пломбор, ковчег Мидаса, властителя превращений.

Фарос, ковчег Гора, властителя обольщения.

Серениссима, ковчег Фамы, властительницы пророчеств.

Гелиополис, ковчег Люцифера, властителя молний.

Вавилон, ковчег близнецов Поллукса и Елены, властителей чувств.

Дезерт, ковчег Джинна, властителя термализма.

Тартар, ковчег Гайи, властительницы теллуризма.

Зефир, ковчег Олимпа, властителя ветров.

Титан, ковчег Инь, властительницы массы.

Корполис, ковчег Зевса, властителя метаморфозы.

Ситэ, ковчег Персефоны, властительницы температуры.

Селена, ковчег Морфея, властителя ониризма.

Весперал, ковчег Виракочи, властителя фантомов.

Аль-Андалузия, ковчег Ра, властителя эмпатии.

Звезда, нейтральный ковчег, центр Межсемейных институтов власти.

И, конечно, Аркантерра – ковчег Януса, властителя пространства, который отсутствовал на карте, ибо его местоположение было неизвестно.

Офелия два с лишним года изучала их – эти двадцать ковчегов и еще один, далекий и недоступный, – укрывшись в своей тесной спаленке. Изучала старательно, все подряд, но теперь ей казалось, что она так ничего и не разведала.

И девушка вынула из кармана открытку старого крестного. Фотография тоже пострадала в туалетном потопе, но на ней все-таки было отчетливо видно монументальное здание XXII Межсемейной выставки.

– Вот он, мой путь, – сказала она наконец, ко всеобщему изумлению. – Я должна отправиться на Вавилон. И притом одна.

Расставание

Прижав к груди шарф, Офелия глядела на дверь Розы Ветров. Едва Арчибальд, подмигнув на прощанье, закрыл ее за девушкой, как мерцающий свет в щелях дверного проема угас. Офелия нажала на ручку и осторожно приоткрыла створку: просторный круглый зал ротонды сменила какая-то убогая хижина. Путь назад был закрыт, и закрыт надежно.

«Я одна», – внезапно осознала Офелия, обводя широко раскрытыми глазами темное помещение. Одна в незнакомом месте, в тысячах километров от дома, с единственным путеводителем в виде почтовой открытки шестидесятилетней давности. Почти три года она мечтала об этой минуте, а теперь, когда поняла, что цель достигнута, у нее закружилась голова.

И все же девушка решительно переступила порог. Ей было страшно – что верно, то верно, – но она ни о чем не жалела.

Вот оно, место, куда ее доставила Роза Ветров. В белесом свете, сочившемся сквозь мутное стекло входной двери, смутно виднелись лопаты, грабли, заступы и глиняные горшки. Похоже, Офелия очутилась в садовой сторожке, неизвестно кому принадлежавшей. Но в любом случае она не хотела бы встретиться с ее хозяином. Даже на Аниме, где все было общим, не полагалось являться куда-нибудь без приглашения.

Девушка бесшумно вышла за порог, но тут же остановилась как вкопанная: снаружи не было ничего. Одна только белизна, невероятная, неумолимая белизна, словно кто-то стер внешний мир огромной резинкой, оставив вместо него чистый лист бумаги.

Офелия с возрастающей тревогой смотрела во все стороны. Сторожка ни к чему не примыкала, просто торчала в пустоте, нелепая и заброшенная. От влажной удушливой жары девушка в своем пальто сразу взмокла, а ее очки запотели. Неужто Гаэль и Ренар ошиблись в расчетах? Или, может быть, Арчибальд, положившись на свой новый дар, промахнулся и послал ее не туда?

– Куда же это меня отправили? – прошептала Офелия.

– Ботанический сад Поллукса.

Девушка вздрогнула и обернулась. Голос – какой-то потусторонний, не похожий ни на один когда-либо ею слышанный, – прозвучал сзади, из глубины сторожки.

– Извините, – пролепетала Офелия, ища глазами говорившего. – Я заблудилась и не могу…

– Посетителям не рекомендуется посещать сад в период туманов. Всему свое время. Нынче дождь, а завтра вёдро[2], – прервал ее тот же голос.

Наконец Офелия поняла, откуда он исходит. У стены стоял робот, такой маленький и неподвижный, что она не заметила его среди лопат и прочего инвентаря. Голос шел из его живота, усеянного мелкими дырочками; глаза, нос и рот отсутствовали, одежда тоже, если не считать фуражки, какие обычно носят начальники вокзалов, с вышитыми на тулье словами «Экскурсия с гидом».

Офелия видела такого же робота лишь однажды, он сопровождал знаменитого путешественника Лазаруса.

– Значит, всему свое время? – спросила она.

Робот не ответил. Офелия снова огляделась и наконец поняла, что окружавшая ее белизна – просто туман, правда, необыкновенно густой. Она слегка успокоилась. Раз это сад Поллукса, значит, она попала по назначению: Поллукс и его сестра Елена, Духи Семьи, управляли Вавилоном.

– А когда же наступит вёдро? – спросила она, повторив слово, произнесенное роботом.

– Ботанический сад Поллукса открыт ежедневно в летние дни, с рассвета до заката, – монотонно произнес робот, все так же навытяжку стоя у стены. – Всему свое время. Кто ждет, тот дождется.

Значит, на Вавилоне пока еще лето? Офелия подумала: «Видно, я невнимательно читала учебники географии». Она вернулась в сторожку, вынула открытку крестного и поднесла ее к голове робота, не очень-то понимая зачем, поскольку в этой голове не было ничего похожего на глаза.

– Мне нужно найти место, где состоялась Двадцать вторая Межсемейная выставка. Фотография слегка устарела, но, надеюсь, здание еще сохранилось. Вы можете мне указать, куда…

– Ботанический сад Поллукса, – тотчас откликнулся робот.

Офелия присела на перевернутую кадку и поймала свое отражение в стекле оранжерейной рамы, прислоненной к стене. Она увидела в нем потемневшие очки, длинную спутанную косу, взволнованный шарф, и ей вдруг стало ясно, с чего нужно начать: «Я слишком похожа на саму себя. Что, если меня кто-то узнает?!»

И она начала покусывать шов своей перчатки чтицы, размышляя над этой проблемой. Теоретически маловероятно, что Бог тоже прибыл сюда, сумев ее опередить. Она ведь избрала свой маршрут по таким мелким, вторичным признакам, как золотистая мимоза, статуя безглавого солдата и старая школа. Именно эти три образа, возникшие при чтении Книги Фарука, и привели ее на Вавилон.

Три образа, о которых Офелия рассказала только одному человеку – Торну.

Все ее поиски и выводы указывали на то, что история – великая история Духов Семей, их Книг, Бога и Раскола – началась тут, на Вавилоне. Возможно, Офелия смогла бы раскрыть эту тайну, последовав за Арчибальдом на Аркантерру, но вряд ли она отыскала бы там Торна. Если он пришел к тем же выводам, что и она, если ему удалось покинуть Полюс (а Офелия считала Торна способным и на то, и на другое), значит, он непременно должен оказаться на Вавилоне.

Тут она вдруг вспомнила, что у нее всего одна пара перчаток, и перестала их покусывать.

– Нет, все-таки я слишком похожа на саму себя, – повторила она, встряхивая очки, чтобы они потеряли окраску.

Теперь, когда Настоятельницы упустили ее, они срочно известят об этом Бога. А Он почти наверняка внедрил Попечителей на Вавилон, и те, конечно, получат точное описание ее внешности и приказ разыскать беглянку. Значит, нужно принять самые срочные меры, чтобы остаться незамеченной. Она не может избавиться от своей близорукости и маленького роста, но в остальном…

Порывшись в садовом инвентаре, Офелия без труда отыскала большие ножницы для стрижки живых изгородей и неловким, но решительным жестом отрезала косу, которая тяжело, как сноп, упала к ее ногам. Она взглянула на себя в стекло рамы, и ей показалось, что ее голова украсилась множеством вопросительных знаков: волосы, получив свободу, встали крутыми завитками. Девушка отращивала косу с самого детства, но, странное дело, ровно ничего не почувствовала, сунув ее в мешок с сорняками. Как будто эта коса была не украшением, а канатом, привязывавшим ее к прошлому.

Затем Офелия спрятала пальто под стопкой садовых фартуков: раз уж на Вавилоне стоит лето, оно ей не понадобится. Но, когда она стала развязывать шарф, тот оказал яростное сопротивление.

– Послушай, ты слишком бросаешься в глаза. Не глупи, я ведь не собираюсь тебя бросать. Ты останешься со мной, только в сумке.

И Офелия раскрыла сумку на ремешке, которую вручил ей Ренар при прощании. В ней лежали кое-какие вещи, собранные тетушкой Розелиной, печенье и пластиковая бутылка газированной воды, а также фальшивые документы, изготовленные для нее Арчибальдом в ротонде Розы Ветров, – там хватало бланков для любых подделок.

– Меня зовут Евлалия, – объявила себе Офелия, глядя в удостоверение личности. – Я анимистка в восьмом поколении, но саму Аниму никогда не посещала.

Все это звучало вполне правдоподобно, если не вдаваться в подробности. Девушка слышала от двоюродного деда, что несколько их кузенов и в самом деле жили на разных ковчегах, рассеянных в пространстве.

– Меня зовут Евлалия… – задумчиво повторила она.

Почему Евлалия? Когда Арчибальд предложил ей выбрать себе новое имя, она не колеблясь назвала себя именно так. Однако теперь, по здравом размышлении, девушка сочла этот выбор неудачным. Новое имя слишком уж походило на ее собственное.

Офелия устроилась поудобнее между двумя мешками с удобрениями. «А Торн? – подумала она, закрыв глаза. – Удалось ли ему вернуть себе подлинное имя после бегства? Живет ли он в достойных условиях? И ест ли досыта? У него такой скверный аппетит…»

Девушка вздрогнула, когда ей в лицо ударил яркий свет. Оказывается, она незаметно для себя задремала. Прикрыв глаза ладонью, она увидела в щелку между пальцами выходившего из сторожки робота. В открытую дверь ворвалось ослепительное солнечное сияние. Офелия подняла с пола сумку и вышла наружу. Едва она ступила за порог, как у нее перехватило дыхание от чудовищной жары. Туман давно разошелся, и за его растаявшей завесой открылась настоящая фантасмагория ярких красок, зелени и фонтанов, фруктов, птиц и насекомых.

Какой бы ошеломляющей ни была буйная красота ботанического сада, Офелия недолго ею тешилась: от экзотических ароматов она неудержимо расчихалась, и этот приступ длился все время, пока она шла за роботом через заросли папоротников. Даже расставшись с пальто, она изнемогала в знойной, влажной атмосфере; взмокшее от пота платье липло к телу. Где она, серая зимняя непогода далекой Анимы?!

– Как мне выйти из сада? – спросила она робота-гида.

– Групповая экскурсия по ботаническому саду начинается в дендрарии! – объявил тот, не оборачиваясь. – Просьба держаться вместе!

Офелия решила сбежать от него. Пока она искала выход, ей встретились и другие роботы: одни подстригали живые изгороди, другие очищали от мха дорожки, мощенные плиткой. На все вопросы девушки они отвечали афоризмами типа «Отправляясь в дальний путь, снарядиться не забудь!» или «Все пути ведут в Вавилон», что не очень-то помогало ей найти дорогу. Куда же подевались настоящие жители Вавилона? Не все же они роботы?!

Офелия поднялась по каменной лестнице, обрамленной пышными ветвями бугенвиллей. Сверху она смогла оценить гигантские размеры сада – великолепной симфонии деревьев, цветов и плодов. Лишь внизу последние клочья тумана еще цеплялись за стволы пальм.

Но Офелию озадачило отсутствие мимозы – а ведь прошлое Бога так или иначе было связано с этим растением. Девушка никогда в жизни не видела мимозу, но в учебнике географии говорилось, что ее легко распознать по пышным золотистым соцветиям и что она растет на очень немногих ковчегах. Если учебник не врал, в их число входил и Вавилон.

В конце концов Офелия выбралась к ограде ботанического сада, роскошной и затейливой, словно решетки восточных дворцов. И тут ей почудилось, что она попала из одного мира в другой. Широкий, как бульвар, мост соединял сад с необъятным рынком, где между навесами палаток текла, подобно бурной реке, шумная толпа. Девушка обвела ее взглядом, щурясь от яркого, уже высоко стоявшего солнца. Над этим муравейником, среди мужчин, женщин и роботов, возвышались слоны и жирафы, на которых никто не обращал внимания, словно так оно и полагалось.

Каким же убогим казался теперь девушке Праздник часов!

Едва Офелия ступила на мост, как у нее закружилась голова от пряных ароматов специй, а рука судорожно вцепилась в ремешок сумки: мост под ее ногами висел в пустоте. Согласно учебнику географии, Вавилон состоял из нескольких ковчегов – главного и нескольких спутников поменьше, – но это никак не подготовило девушку к развернувшемуся перед ней зрелищу. В небе, вернее, в море ослепительно белых облаков плавали воздушные острова. На самых крупных из них виднелись целые городки. На других едва хватало места для одного маленького домика. И все эти сооружения с их причудливой архитектурой так естественно сочетались с пышной растительностью, словно камень и зелень составляли единое целое. Центральный ковчег и его ближайшие мелкие спутники связывала сложная система мостов и акведуков; к более удаленным летели какие-то воздушные аппараты, незнакомые Офелии, – они походили на крылатые поезда.

Офелия храбро замешалась в гущу толпы. Ее тотчас оглушили крики торговцев; в глазах замелькали яркие ткани, украшения, бобы, чечевица, приправы, яйца, арбузы и дыни, манго, бананы и множество других фруктов, о которых она и понятия не имела; желудок слегка заныл, напоминая, что неплохо бы озаботиться и подкормить его.

– Вы не могли бы указать мне это место? – спрашивала она окружающих, протягивая им открытку.

Ее тоненький голосок терялся в общем гомоне, но тщетно девушка пыталась говорить громче: ответа не было, люди проходили мимо, глядя прямо перед собой, – казалось, они не желают иметь с ней дела.

Растерянная Офелия подошла к фонтану с водоемом, в котором стояли на длинных ногах розовые фламинго. Смочив платок, она вытерла вспотевшее лицо и отпила газировки из своей бутылки. Потом присела на бортик фонтана, поглаживая шарф, свернувшийся клубком на дне раскрытой сумки, и с интересом разглядывая рыночное сборище. Судя по многообразию цветов кожи и наречий, здешнее население состояло из множества самых разнородных Семей. И, однако, все они вели себя как один сплоченный народ, а с Офелией обходились как с непрошеной гостьей.

Девушка решила не задерживаться на площади. Сквозь толпу проходил патруль, состоявший из мужчин и женщин. Поверх туник стражники носили кирасы[3], а на головах – шлемы с назатыльниками, и доспехи придавали им весьма воинственный вид. Они бросали на людей если не враждебные, то довольно суровые взгляды; их зрачки отливали золотом. Этот неестественный блеск свидетельствовал об их семейном свойстве – всевидении: от глаз стражников не могла укрыться даже муха.

Офелия предпочла не обращаться к ним с вопросами: все близкое к власти вполне могло иметь отношение и к Богу. Она прошла через весь рынок и увидела трамвай на воздушной подушке, который уже готовился отойти. Его борта были оклеены рекламными афишами с изображением солнца и словами «Светлейшие Лорды». Вошедшие пассажиры прикладывали билеты к валидатору. Убедившись, что в трамвае нет контролера, Офелия поспешила войти в вагон, но не успела опомниться, как один из пассажиров встал с места и мягко вытеснил ее обратно на тротуар.

– Не сочтите за оскорбление, miss, – вежливо извинился он. – Но у вас нет билета, а значит, вы нарушили правила; я всего лишь выполнил свой гражданский долг.

– Послушайте, мне обязательно нужно попасть вот сюда! – воскликнула девушка, размахивая своей открыткой. – Не могли бы вы сказать мне, где…

Но тут автоматическая дверь закрылась, положив конец этому диалогу. Досада Офелии перешла в ужас, когда она почувствовала, что трамвай тащит ее за собой: ремешок сумки застрял в двери! Девушка изо всех сил дернула сумку к себе, но пошатнулась и упала; трамвай проволок ее по мостовой еще несколько метров, и она поневоле выпустила ремешок из рук.

– Нет! – в отчаянии прошептала Офелия, глядя вслед трамваю, увозившему за собой злополучную сумку.

Сумку, в которой остался ее шарф.

Таксвист

Офелия со всех ног бежала вдоль рельсов за ушедшим трамваем. Пот заливал ей глаза; руки, расцарапанные при падении, саднило, поврежденное ребро разболелось не на шутку, а легкие горели огнем. После моста и нескольких улиц трамвайные пути раздвоились. В какую же сторону свернул ее трамвай? Девушка озиралась в поисках указателя, но видела вокруг себя, в галдящей толпе, только горожан, омнибусы, коляски рикш, велосипеды, животных и роботов.

В этой всеобщей сумятице Офелия чувствовала себя безнадежно одинокой. Как ей теперь найти свой шарф? Как разыскать Торна? И как она могла так необдуманно пойти на эту авантюру, вообразив, что справится без посторонней помощи?! Ведь и тетушка Розелина, и Арчибальд, и Гаэль с Ренаром умоляли ее потерпеть, но Офелию гнало вперед нетерпение.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к рикше, – как мне найти конечную остановку трамвая, идущего от рынка?

Но когда тот повернул к ней безликую голову, Офелия поняла, что разговаривает с роботом. Его пассажирка, дремавшая под навесом коляски, сонно ответила вместо него:

– Девушка, вам следует наводить справки у гида-постового.

– У какого… гида?

Пассажирка приоткрыла глаза, и ее нос, в котором поблескивало кольцо, внезапно вздрогнул, словно принюхивался к Офелии на расстоянии.

– Гиды-постовые стоят на всех перекрестках, они информируют людей. Я вижу, вы нездешняя, так позвольте дать вам совет: оденьтесь поприличнее.

Офелия удивленно смотрела вслед коляске. Ее скромное серое платьице было, конечно, не первой свежести, но все-таки… ведь не разгуливает же она голая! Оглядевшись, девушка увидела на перекрестке железную статую – высокого робота с восемью руками, которые указывали в разные стороны; видимо, это и был тот самый гид-постовой.

– Ээ-э… как мне найти трамвайное депо? – спросила у него Офелия.

Постовой молчал. Но тут девушка заметила в цоколе статуи, окруженной цветником, ручку – примерно такими, только поменьше, заводят музыкальные шкатулки. Раздвинув зелень, она взялась за ручку и несколько раз повернула ее.

– ЗАДАЙТЕ СВОЙ ВОПРОС! – громко произнесла статуя.

– Скажите, где находится конечная остановка трамваев, идущих от рынка?

– КОНЕЦ – ДЕЛУ ВЕНЕЦ!

– Ну, или бюро находок?

– ЧТО ИЩЕШЬ, ТО ВСЕГДА НАЙДЕШЬ!

– Или здание Двадцать второй Межсемейной выставки?

– МЕЖ СЛЕПЫХ И КРИВОЙ – КОРОЛЬ!

– Ээ-э… спасибо, конечно…

Офелия в полном разочаровании прислонилась к умолкнувшей статуе. Теперь при ней остались только часы Торна да старая почтовая открытка. Она лишилась и документов, и сменной одежды, и своего шарфа – ну как он, бедный, выживет один в этом непостижимом городе?!

«Что, если кто-нибудь найдет мою сумку, – подумала Офелия, яростно массируя веки. – Найдет и передаст ее жандармам Поллукса. Тогда, вполне возможно, Бог узнает о том, что на Вавилоне появился живой шарф».

И, значит, едва попав на Вавилон, она утратит все шансы на успех.

– Судя по вашей реакции, miss, попытка оказалась неудачной?

Девушка удивилась, услышав обращенный к ней человеческий голос. Она поправила очки и увидела перед собой мальчика-подростка, сидевшего в деревянном резном кресле под сенью прикрепленного к спинке большого солнечного зонта. Ослепительная белизна одежды подчеркивала бронзовый цвет его кожи. В этом юноше чувствовалось нечто странное – Офелия не могла определить, что именно. На самом деле он выглядел бы гораздо уместнее в светском салоне, нежели посреди улицы, в галдящей толпе. Но он не обращал на прохожих никакого внимания, его любопытство привлекла именно Офелия.