Ангел с человеческим сердцем Леваниди Ванда

– Прости, я разбудил тебя… – обжигая мои губы своей близостью, сказал он, и я с трудом удержала себя от поцелуя.

Пытаясь сдержать свое обещание, что он не узнает о моих чувствах, я мягко отстранила его и сказала:

– Поговори со мной еще.

– Элизабет, тебе надо отдохнуть, иначе ты завтра снова будешь спать на парах,– он тут же осекся.

– Это твоих рук дело? – улыбнулась я, вспомнив тот день и мистера Мейсона, который даже не подозревал, что я сплю на его паре.

«Представляю его лицо, если бы он меня увидел».

– Просто ты была расстроена и выдалась хорошая возможность дать тебе отдохнуть.

Мы оба рассмеялись.

– Голова болит? – спустя пару минут поинтересовался он.

– Почти нет, – я машинально потерла затылок и совсем не удивилась, что на нем кроме почти зажившей ранки ничего не осталось, только волосы немного слиплись от крови.

– А вампир может убить Хранителя?– решила сменить тему я.

– Да, если у Хранителя бьется сердце.

– А как становятся Хранителями? Обычный человек может стать им?

– Может только ребенок не больше трех лет, при условии, что один из родителей Хранитель. Нас долго воспитывают в другом мире и с раннего детства готовят к тому, что мы созданы для людей; учат их охранять, отучают от сна и человеческой пищи. Но изначально мы происходим от ангелов.

– Ты сказал, «нас учат», когда говорил о человеческих детях, ты что, был человеком???

– Я не знаю, кем был, даже если и человеком, это не имеет никакого значения. Все равно я ничего не помню о человеческой жизни! Я же сказал, что детей берут совсем маленькими, – мне показалось, что он злится.

– Да, но у тебя бьется сердце, – неуверенно надавила я.

– Так бывает у некоторых из нас.

– Кто родился ребенком, а не ангелом!– я не желала отступать.

– Элизабет, это не имеет значения! Ложись спать, уже четыре утра!

Он встал с кровати, и я, больше не пререкаясь, закуталась в одеяло.

Глава 10. Первая любовь.

Эту ночь мне удалось поспать всего пару часов, но утром я проснулась бодрой и в хорошем настроении. Больной еще вечером затылок, почти не давал о себе знать, и это радовало.

Его, как обычно, не было видно, и, не удержавшись, я посмотрела на подоконник. Как и предполагалось – никого, но я огорчилась.

«Я здесь, милая!», – произнес его голос в моей голове.

– Как ты это делаешь?– не успев скрыть счастливую улыбку, прошептала я.

«Делаю что?»

– Как ты разговариваешь со мной через мои мысли?

«Это иллюзия, я говорю обычным голосом, но ты меня не видишь, поэтому тебе кажется, что это звучит в твоих мыслях».

– А где ты сейчас?

«Сижу там, куда ты смотришь! Знаешь, мне на мгновение показалось, что способности уже появились, и я видим, потому что ты смотришь мне прямо в глаза».

– Почему ты постоянно там сидишь? – пытаясь скрыть смущение, спросила я.

«Питаюсь энергией. Луну не видно, но она на небе. Я получаю то, что хочу, хоть и в мизерном количестве».

Я улыбнулась и не спеша встала с кровати, направляясь в душ. Сегодня занятий намечалось немного, и это внушало надежду на хороший день.

Спускаясь вниз по лестнице, я удивилась, увидев маму на кухне.

– Мам, а который час? Ты не опаздываешь?

– Я попросила Нотеллу постоять за меня пару часов, – неуверенно произнесла она, с любопытством разглядывая меня, – Я просто ждала, пока ты проснешься, чтобы убедиться, что тебе уже лучше.

– О, мама! Мне так неудобно, прости! – искренне раскаиваясь, протянула я.

– Иди ко мне, Элизабет, – Мэри раскрыла объятия, совсем как в детстве, когда провинившись и в ожидании наказания, я оказывалась в ее объятиях. Она всегда делала так, чтоб я не испытывала чувства вины.

Я подошла и позволила ей обнять себя, вновь очутившись в беззаботном детстве, пахнущем мамиными духами и ее любящими поцелуями. Она никогда не была сентиментальна и плакала в очень крайних случаях, как тот, что случился недавно, когда мои друзья вернулись без меня, чтоб сообщить ей, что я пропала.

«Бедная мамочка, что ей пришлось пережить…»

Мы выпили чай и стали собираться. Мама работала в магазине детской одежды недалеко от дома, но, несмотря на то, что идти до работы было совсем немного, она охотно согласилась на мое предложение подвезти ее, учитывая тот факт, что ее сменщица сидела сверхурочно уже два часа за нее.

Мы подъехали к магазину, но мама задержалась и, повернувшись ко мне, спросила:

– Элизабет, ты влюбилась?

До меня не сразу дошел смысл вопроса, настолько он был неожиданным. Мы с мамой никогда не говорили об этом, и я просто понятия не имела, что ответить.

"Если скажу «да», Дэвид услышит, и я нарушу обещание, данное себе. Но врать маме тоже не хочется."

– Ма-ма! – затянула я, заставив себя улыбнуться.

– Я просто не вижу другого объяснения, ты постоянно сама не своя, то ты сияешь, то тебе плохо без всякой причины… Если ты влюбилась, то можешь поделиться со мной. Я смогу тебе помочь, – она смотрела на меня в упор суровым и любящим взглядом, полным переживания за собственное чадо.

– Знаю. Когда мне будет необходима помощь, я приду к тебе за советом. Спасибо, я люблю тебя, мамочка!

Вроде бы ответ получился неоднозначный, так что я осталась довольна собой.

Она поцеловала меня и вышла из машины, а я нервно надавила на газ, оставляя следы шин на мокром, от ночного дождя, асфальте.

Встретившись у входа в университет, мы как всегда, постояли немного, обсуждая, кто и чем займется вечером, и разошлись по кабинетам.

Ник уселся со мной. Мы всего несколько дней, как стали друзьями, а я уже привыкла к его обществу. Он необычный парень: немного обидчивый, зато верный и с глубокой душой.

Мы переписывались первые две пары, исписав пятнадцать листов из его тетрадки, и все равно не наговорились.

«Ты так и будешь все время одна или, наконец, найдешь себе пару?» – он придвинул ко мне тетрадь и отвернулся, улыбаясь одними глазами.

Мне ужасно хотелось написать, что уже нашла, но я удержалась, снова вспомнив свое обещание.

« Не везет с этим делом…»

«Хочешь, познакомлю?»

Я опешила и около минуты грызла кончик ручки. Ник не выдержал и вопросительно посмотрел на меня.

«С кем?» – наконец нашлась с ответом я.

«Есть ребята, такие же, как ты… Слегка не в себе…»

Он отвернулся и засмеялся, прикрыв рот рукой, а я толкнула его в плечо. Оставляя вопрос без ответа, я написала:

«Ты точно больше на меня не в обиде, Ник?»

Он не стал ничего писать, просто сдвинул брови к переносице, и улыбнулся.

Прозвенел звонок, и мы с ним рванули в столовую, по пути толкая друг друга и смеясь, как дети. Я влетела в столовую, с визгом расталкивая толпу, и уселась на стул, рядом с Робом, спрятав голову под столом на его коленях. Следом ворвался Ник, весь взъерошенный и со словами:

– Где эта зараза, – тяжело дыша, сел рядом с Лорен.

Время пролетело незаметно, и, перекусив, мы направились по кабинетам. У ребят было хорошее настроение, у всех, кроме Роба. Весь перерыв он вел себя очень странно, почти не улыбался и все время смотрел сквозь меня, в окно.

На последних двух парах переписываться было некогда, мы много конспектировали, и к моему счастью, вопрос Ника о его «интересных» друзьях остался без ответа.

Я всегда считала себя способной девушкой: мне достаточно внимательно слушать и конспектировать лекции, вчитываясь в каждое слово, и тогда можно к экзаменам уже не готовиться. Но сегодня вчитываться не получилось, ни на первых двух парах, когда мы с Ником устроили письменные переговоры, ни на последних, когда все мои мысли кружились вокруг Дэвида.

«Я счастлива, что вечером увижу его, что он сейчас рядом и смотрит на меня. Не уверена, конечно, в его чувствах ко мне, больше склонна к тому, что он просто выполняет свою работу, но меня это не тревожит. Он, не зная о моих порывах и не любя, дает мне все, необходимое для подпитывания моей любви, и за это я благодарна. Главное, чтобы у Лорен все было хорошо с Ником и у Сони с Робом, а моя любовь греет меня и без взаимности. Роберт…»

Имя друга я произнесла уже шепотом и резко выпрямилась на стуле от того, что меня буквально пронзила своей внезапностью догадка, в которую было трудно поверить. Соединив в голове два имени – Роба и Дэвида, я поняла, почему Роб так странно вел себя на перерыве.

«Роб в столовой смотрел не сквозь меня, а конкретно на…Дэвида. Он смотрел не в окно, как мне казалось, а на подоконник, на котором постоянно сидит Дэвид. Неужели он, как и я, его видит? Но тогда Дэвид сказал бы мне об этом раньше… Значит, он тоже Хранитель?! Поверить в это трудно, но другого объяснения я не нахожу. Чей он Хранитель? Сони? Дэвид говорил, что охраняет меня месяц… и ровно месяц назад Роб перевелся на факультет Сони! Значит, это Роб был моим Хранителем! И это объясняет совпадения, когда ему удавалось оказываться рядом в опасных ситуациях и выручать меня еще со школы!»

В голове не укладывалось. Я неспособна была усидеть на месте до конца занятий и, отпросившись, выбежала из кабинета под пристальным и ничего не понимающим взглядом Ника.

Уверенная, что Дэвид испугался и сейчас следует за мной, я, не сворачивая в сторону уборной, побежала вниз по лестнице.

Здание нашего университета было построено еще до Гражданской войны, поэтому большинство кабинетов на цокольном этаже не использовались из-за сырости и аварийности. Они служили архивами. В одном из таких кабинетов студенты сорвали старый замок и поставили свой, имеющий только вид нормального замка, на самом деле открывающийся даже без ключа. Я ни разу там не была, но знала, где находится этот кабинет и что он заставлен старыми партами, картами и прочим хламом. Я не хотела думать о том, кем и в каких целях использовалось это место, мне просто было необходимо срочно увидеть Дэвида и поговорить с ним наедине.

Пока я бежала туда по лестнице, моя голова раскалывалась от его допросов:

«В чем дело, Элизабет?! Куда ты? Остановись».

Я его не игнорировала, просто не могла ответить вслух. Разговаривать "с собой", когда вокруг столько людей не очень правильно. Поэтому я перепрыгивала через ступени, чтобы скорее оказаться на месте и не слышать его переживаний.

Я свернула в пустынный темный коридор, по которому пробираться можно было только на ощупь, по причине отсутствия электричества. Его не тратили на этот этаж попусту, потому что сюда спускались редко, только за архивными материалами.

Дэвид возник рядом, словно из ниоткуда и молча, прошел за мной до нужной двери. Он выглядел просто великолепно: густые черные волосы зачесаны назад, одет во все черное. Поверх черной водолазки, облегающей его тело и выступающие мышцы, была надета толстовка с широким капюшоном и на змейке, застегнутой до середины грудной клетки. Черные джинсы и черные кроссовки завершали без того сводящий с ума образ. Я так бы и стояла, нагло разглядывая и восхищаясь, если бы не его вопрос, вернувший меня к жизни:

– Может, объяснишь?

Развернувшись к замку, я стала его судорожно дергать, понимая, что ни разу не интересовалась, как он открывается. Осознав, что мне его не открыть, я прошипела:

– Нам нужно поговорить, но не здесь.

Он правой рукой притянул меня к себе. Я вспыхнула от такой неожиданной близости, и в следующий момент мы оказались внутри кабинета. На какое-то время я потеряла дар речи и уж точно не собиралась его отталкивать, а он держал меня, на тот случай, если не смогу устоять с непривычки. Я вспомнила, как он исчезал у меня на глазах с той женщиной на руках и произнесла:

– Вот это класс…

Ощущения были сродни тем, что испытываешь на аттракционах, которые высоко забрасывают тебя вверх и заставляют сердце замирать от страха и восторга.

– Элизабет, зачем мы здесь? Ты снова видела Эрика?

Я пришла в себя, и от воспоминаний об Эрике по спине поползли мурашки.

– Нет-нет! Это не то! Я просто… не знаю, как сказать…

Черные глаза не выражали нетерпения, только обеспокоенность.

– В общем, я знаю, кто был моим Хранителем до тебя. Это Роб, ведь так?

Он расслабился, и его широкие плечи опустились вниз, отпуская напряжение, в котором он находился все эти минуты.

– Но как?

Я быстро объяснила:

– Догадалась. Он всю перемену в столовой пялился в окно. Я не сразу поняла, что он на тебя смотрит, но потом сопоставила твои рассказы о том, что ты охраняешь меня месяц и тому подобное и все сошлось.

– На самом деле он ушел от тебя не от усталости, это глупое оправдание, – помолчав, сказал он, – Просто ничего умнее я не придумал. Когда умерла мама Сони, эта девушка нуждалась в опытном Хранителе, но к ней отправили меня. Я был с ней со дня смерти ее мамы, и понял, что не справляюсь. Мы с Робом попросили разрешения у Старейшин, а затем обменялись подопечными.

– А почему он на тебя так смотрел в столовой?

– Мы можем читать мысли друг друга. Он недоволен тем, что ты знаешь все, и боится за нас обоих.

Я искренне удивилась:

– А за меня-то почему?

– Я говорил тебе, что Роб – Хранитель трижды дольше меня и знал Эрика лично. Он слышал, что Старейшины скоро появятся, желая убедиться, что мы справляемся с новыми подопечными, и когда они прочтут наши с тобой мысли, он ничем не сможет помочь. По его словам, я повторяю ошибку Эрика. Он переживает.

– Я слишком много знаю, да?

– Не паникуй, Элизабет. Тебе нечего бояться. Тебе ничего не сделают.

– Я не о себе волнуюсь! Сотри мне память на время, пока они не уйдут!

– Это не поможет, – его голос стал тише.

– Но почему???

– Потому что даже если ты не будешь помнить меня, я буду постоянно думать о тебе, не как о подопечной!

Я молчала и пыталась понять смысл его слов. Мне было трудно поверить в то, что он говорит. Его глубокие большие глаза с густыми пышными ресницами смотрели мне прямо в душу, не давая пошевелиться.

Он облокотился на стену и продолжил:

– Они все равно накажут меня и заставят корректировать твою память. Так подари мне хотя бы эти несколько дней до их прихода, дай мне побыть с тобой, милая, не проси меня стереть тебе память!!!

«Я сплю? Неужели это он ко мне обращается?»

Было ощущение, что на меня ведро холодной воды вылили после его слов. Я была настолько слепа с мыслью о своей безответной любви к нему, что не замечала той нежности, с которой он прикасался ко мне, и которая наполняла этот старый кабинет. Я прошептала:

– Я люблю тебя.

Он застыл статуей на некоторое время, а потом последовал удар кулаком о стену:

– Я не думал, что ты тоже. Ты даже не представляешь, во что я втянул тебя! Ты не знаешь, что делает любовь к Хранителю! Когда тебе сотрут память, ты еще долго не сможешь никого любить! – он чеканил слова, – При каждой влюбленности тебе будет рвать грудную клетку от боли, и ни один врач не сможет назвать причину. Это будет до тех пор, пока я буду рядом. А я не смогу тебя покинуть, ближайшие лет тридцать, пока за тобой не перестанут охотиться. Другого Хранителя тебе не дадут, и ты постоянно будешь в опасности! – он почти сорвался в крик.

Я притихла, прошептав:

– Лорен… – и вспомнила суматоху вокруг нее в кафе, когда она от боли не могла дышать.

– Я знаю, что ты помнишь это. У тебя будет так же. А я не смогу уйти, зная, что ты в опасности.

Я перебила его движением руки:

– Все, Дэвид, хватит! Мне все равно, что у меня будет болеть, и кто будет за мной охотиться! То, что я чувствую сейчас к тебе – вот что важно, и ответное чувство с твоей стороны для меня меняет все! – я не привыкла произносить такие слова, точнее ни разу и никому не говорила их.

Он подошел ко мне уверенным шагом и снова прижал к себе. Перед глазами все поплыло, то ли от энергии, которая заполнила все мое существо, то ли от близости и аромата его тела. Через секунду мы оказались в коридоре, и он отпустил меня, убедившись, что я твердо стою на ногах.

– Тебя нет уже двадцать минут. Скажи, что тебе было плохо, но с пары не отпрашивайся, увидимся вечером.

И он исчез. Опустошенная и в тоже время наполненная, я направилась в кабинет.

Не в состоянии о чем-либо думать, я с трудом удерживала себя на месте до конца пары. Во мне боролись два чувства – безумная радость, что он любит меня, и боль, что у нас с ним совсем не остается времени.

Мне требовалось немало усилий, чтоб стараться выглядеть обычной и делать вид, что все нормально.

– Где ты была, Элизабет, что случилось? Ты вылетела из кабинета, как ошпаренная! – улучив момент, спросил Ник.

– Мне стало нехорошо, – шепотом ответила я.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но его любопытство прервала мисс Морган, задав ему вопрос по теме, которую мы проходили на прошлом занятии. Он нашелся с ответом, и больше уже ко мне не приставал до конца пары.

Со звонком я сразу вскочила и собралась, только и успев чмокнуть Ника в щечку, сославшись на неотложные дела.

– До завтра, – кинула я, выбегая из кабинета.

– Хорошо, но я был прав, говоря, что ты не в себе! – крикнул он вслед. Чтоб хоть как-то ему возразить, я показала язык.

Всю дорогу до машины, я шептала:

– Знаю, ты слышишь меня! Неважно, что сейчас только два часа дня – как только я буду дома, ТЫ сделаешь что угодно, но я должна тебя увидеть!

Я запрыгнула в машину, и завела мотор:

– У нас и так немного времени, и я не могу сидеть и ждать, пока тебя отберут у меня!!!

Непрошеные слезы хлынули из глаз, и я нажала на газ. Незваная тишина стояла между нами, она и послужила мне ответом.

Глава 11. Биение сердца.

      Подъехав к дому, я посмотрелась в зеркало заднего вида и вытерла слезы. Дождь струился непрерывными линиями, но мне не страшно было промокнуть. Я вышла из машины, и, захлопнув дверь, не спеша пошла по аллее. Ощущение того, что он рядом и молча разделяет мое внутреннее состояние, делало меня счастливой. Капли дождя смешивались с моими слезами и водой стекали вниз, на мокрый безразличный асфальт.

До прихода мамы была уйма времени, и этот факт немного повлиял на мое настроение. Не хотелось, чтобы она видела меня такой угрюмой. Я успела вымокнуть, и, прихватив в своей комнате сухие вещи, прошла в ванную. Расчесывая волосы, я рассматривала свое растерянное лицо в зеркале. Переодевшись в сухое и автоматически закинув вещи в корзину, я вышла.

– Дэвид…

Расхаживая по комнате в попытках успокоиться, я собирала и раскладывала по местам разбросанные повсюду вещи.

«Я здесь».

– Мне мало этого, я хочу тебя видеть!

«Это невозможно еще полдня до того, как луну станет видно».

– Скажи мне, где ты? – немного успокоившись, спросила я.

«Как всегда, сижу на подоконнике».

Я стояла в нескольких шагах от окна и пыталась вспомнить в деталях, как именно он обычно сидит на подоконнике. Черты его лица легко всплывали в памяти, неестественно красивые, наполненные и ставшие родными за такой маленький срок.

Волнение так и плескалось в области солнечного сплетения, словно хотело пробить меня изнутри. Ощущения, наполняющие меня, были непередаваемы – я представляла его так четко, как будто видела на самом деле. Мне хотелось прикоснуться к нему прямо сейчас, почувствовать на губах его дыхание снова. Если бы раньше я знала, что мои чувства взаимны, то не сдерживала бы тогда своего порыва.

«Элизабет, о чем ты думаешь?», – прервал он мои мысли.

Я совершенно забыла, что стою и смотрю на него.

«Сколько я уже так стою?»

– О тебе… когда я тебя не вижу, мне кажется, что все было сном.

Он рассмеялся.

«Прислушайся, ты должна услышать…»

– Услышать что?

Я вслушалась в тишину, пытаясь уловить каждый звук, чтобы понять, о чем он говорит. Все было как обычно: шум машин за окном, удары капель о крышу и подоконник снаружи, шелест ливня на тротуаре, шум работающей сплит-системы. Что еще я должна была услышать?

«Я стою совсем рядом, между нами не более тридцати сантиметров. Я чувствую запах твоих волос, смешанный со свежестью дождя, тепло твоего дыхания и слышу, как бьется твое…»