Хроника смертельного лета Терехова Юлия

– Катрин, будь благоразумной, – сказал Антон. – Прекрати это безобразие.

– Безобразие? – шепотом возмутилась она. – Ты лучше на этого козла посмотри!

Ланской повернулся – на подлокотник кресла, в котором развалился Орлов, пристроилась Полина. Обнаженные руки девушки обвились вокруг его шеи. Тут Катрин увидела нечто, от чего взбеленилась окончательно. Рука Орлова, до этого безжизненно свисавшая почти до пола, лениво скользнула Полине под короткую юбку.

– Пошли, – вцепилась Катрин в Мигеля. Он мгновенно обхватил рукой ее талию.

– Танцевать?

– Нет, пошли на лоджию, пусть думает, что мы трахаемся! – выпалив эту непристойность, она потащила его прочь из гостиной.

– Как скажешь, – пробормотал Мигель себе под нос, следуя за ней. – Трахаемся, значит.

– Антон, надо что-то делать, – прошептала Анна. – Может, мне с ним поговорить?

– Не ввязывайся, – зло бросил Ланской. – Сам разберусь.

С этими словами он направился к Орлову, который жадно и с каким-то остервенением целовал прижавшуюся к нему Полину. Ее прямые светлые волосы скрывали их лица, словно занавесью. Антон кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

– Друзья, – начал он. – Почему бы вам не уединиться? Комнат много.

Орлов оторвался от Полины и вытаращился на него.

– Что?!

– Я говорю – почему бы вам не пойти в спальню? – продолжал Ланской совершенно серьезно, даже с ноткой заботы в голосе. – Там вам никто не помешает. А то вы подаете дурной пример юному поколению, – он кивнул на Алену, мирно танцующую с Сергеем посреди гостиной. – Девушка совсем еще зеленая, не надо ее шокировать.

– Ну да, шокировать… – злобно хмыкнул Орлов и добавил с угрозой: – Значит, я шокирую публику! А шлюха эта – публику не шокирует?! – вдруг зарычал он в ярости, отпихивая от себя Полину так резко, что она упала с кресла на пол.

– Я тебя спрашиваю!

– Полина! – кинулась к ней Анна. – Ты не ушиблась?

– Нет… Вроде. – испуганно ответила та. – Андрей, ты с ума сошел? Что я сделала?

– Он не о тебе. Пойдем, я все объясню!

– Давай! – рявкнул Орлов. – Объясни ей! Объясни ей все про свою суку-подружку! Где она?!

Анна возмутилась:

– Ты же сам виноват!

– Не хочу ничего слушать! – заорал Орлов. – Я ухожу! Передай этой стерве, что она мне не нужна и никогда не была нужна! В гробу я ее видал! Ненавижу!

– Андрей, – воскликнула Полина, – а как же я?

Потерянная и несчастная, она попыталась взять Орлова за руку, но он в исступлении оттолкнул ее.

– И ты! Отвали от меня. Тебя только не хватало!

Девушка заплакала, не понимая, за что этот мужчина так обижает ее.

– Я – домой, – заявил Орлов, поднимаясь с кресла. – Мне тут все опротивело.

– Уже поздно, Андрюша, а ты не в себе, – ласково проговорила Анна. Орлов нервно сглотнул.

– Единственный человек в этом гадюшнике. Анька, ну почему ты не со мной? Пойдем! – он с силой потянул ее за руку.

На этом терпение Ланского иссякло, и он повернулся к Булгакову:

– Серж, mon ami[10]. Помоги транспортировать этого господина в спальню. Пусть проспится.

Вдвоем они попытались скрутить Орлова, но тот, худой с виду, отшвырнул их от себя. Однако руку Анны выпустил.

– Отстаньте от меня! Анна! Запри за мной, я ухожу! – отрывисто бросил он.

Анна в нерешительности повернулась к Ланскому.

– Пусть катится к черту! – сухо проронил Антон. – Проспишься – позвони!

Анна последовала за Орловым в прихожую. Видимо, в ее глазах мелькнула жалость, потому что он вышел, не попрощавшись и хлопнув дверью с такой силой, что Анна вздрогнула. „Вот ведь гад!“ – подумала она, но отвлеклась на зеркало, вернее, на свое отражение. Пару минут девушка внимательно разглядывала себя, выискивая только ей заметные несовершенства. От этого занятия ее отвлек звонок домофона.

– Орлов, иди домой, – произнесла Анна в микрофон.

– Это не Орлов, Аннушка, – услышала она в ответ. – Это я, Олег.

– Ах, Олег, – живо откликнулась она. – Входи. Наконец-то.

Анна искренне обрадовалась его приходу, надеясь, что он разрядит обстановку. Олег это умел.

Через минуту из лифта появился Рыков. Все в этом холеном молодом мужчине было немного слишком – слишком долговязый, слишком худощавый, слишком длинные золотисто-русые волосы, густые и волнистые, забранные в пышный хвост. Светло-голубые глаза с ироничным прищуром за дорогими круглыми очками в золотой оправе, высокий лоб без единой морщины, прихотливо очерченный рот, всегда готовый мягко улыбнуться и продемонстрировать отличные ровные зубы. Безукоризненный смокинг и безупречные манеры. Он умудрялся не вступать ни с кем в конфликты – но никто бы не смог вспомнить случая, чтобы Рыков вышел из спора побежденным. Айтишник c блестящим образованием и IQ под 200 баллов, он являл собой желанную добычу для хедхантеров.

– Привет, Аннушка, – Олег переступил порог и вручил Анне крупную багровую розу на длинном стебле. Со словами „Осторожно, не уколись“, он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Где Тоха, где все?

Анна неопределенно махнула рукой в сторону гостиной:

– Все там! Спасибо за розу – прелесть. А что ты так поздно?

– Прости, раньше никак не мог. А Орлов почему ушел? Я его встретил у лифта – пьян в хлам, злой как собака!

– С Катрин поцапался, – ответила Анна, не вдаваясь в подробности.

– Ну, с кем же еще, – фыркнул Рыков и, вытерев ноги в идеально чистых ботинках, проследовал в гостиную. Через несколько мгновений Анна услышала оттуда дружный смех и, покачав головой, отправилась в так называемую „родительскую“ спальню. Там на лоджии она обнаружила Катрин, которая курила крепкую сигарету, позаимствованную у испанца, и плакала, размазывая тушь по щекам. Мигель обнимал ее за плечи, посмеиваясь.

– Он ушел, – сообщила Анна.

– Как?! – ахнула Катрин.

– Уймись, он ушел один и совершенно взбешенный. Обзывал тебя шлюхой и сукой. Велел передать, что он тебя ненавидит. Передаю. Можешь быть довольна. Ты довольна?

Мигель хмыкнул.

– Я его тоже ненавижу, – произнесла Катрин с чувством. – Пусть провалится.

Она сделала паузу. А потом спросила:

– А эта?..

– Осталась, – кивнула Анна. – Как это в духе Орлова! Бросить ее на нас! – и не удержалась от сарказма: – Устроили вы Антону день рождения… Спасибо, родные. Фу, навоняли тут своим Голуазом[11].

– Я не виновата, – пробурчала Катрин. – Не я первая начала.

– Детский сад какой-то, – Анна устало покачала головой. – Ведь взрослые люди.

– А роза откуда? – спросила Катрин мрачно.

– Олег подарил. Прелесть, правда?

Мигель оживился.

– Пойду, поздороваюсь. Сто лет его не видел. Я тебе еще нужен, Катрин? – он взял ее руку и поднес к губам.

– Спасибо, дорогой, – всхлипнула Катрин.

– Спасибо, дорогой! – передразнила ее Анна. – Иди, иди. Все, что мог, ты уже совершил!

– Надеюсь, не все… – пробормотал испанец и ушел.

– Ну что? – резко спросила Анна. – Добилась, чего хотела?

– Я ничего подобного не хотела, – мотнула головой Катрин. – Но почему я должна все это терпеть?

– Пойди умойся, и приведи себя в порядок, – раздраженно посоветовала Анна.

– На кого ты похожа. У меня в ванной косметика лежит. И перестань ныть!

– Что же мне делать, Анька?! Я люблю его… Я жить без него не могу… – Катрин снова расплакалась.

Анна, ничего не ответив, вздохнула. А что она могла сказать – „Как вы мне оба надоели“?

Спустя несколько часов все разбрелись по комнатам спать. Катрин злорадно отметила, что Олег Рыков, не будучи свидетелем безобразной сцены, разыгравшейся перед его приходом, лихо подкатил к новенькой, совершенно свободной девушке. И предложил ей, недолго думая, разделить с ним роскошный, размером с небольшую комнату, диван в гостиной. „Так этому козлу и надо“ – подумала Катрин, имея в виду, конечно, Орлова, и отправилась на кухню.

Нашпигованная современной техникой и обставленная дорогой итальянской мебелью темного дерева, просторная кухня Ланских не была похожа на типичную московскую кухню, где обычно собираются близкие друзья – ее совсем не приспособили для этого. Ни удобного диванчика, ни кресел, где можно, расслабившись, поболтать с приятелями – ничего такого. В центре возвышался гигантский стол для разделки и готовки с гладкой мраморной столешницей черного цвета.

Катрин сбросила высоченные шпильки и, не помня себя от злости, швырнула их в угол кухни. Примостилась на высоком барном табурете, стараясь не касаться ногами холодного мраморного пола. Макияж она подправила, но если б так же легко, с помощью туши и помады, можно было привести в порядок чувства – припудрить любовь, подкрасить нежность.

Три года назад она бросила курить, но тут, не справившись с переполнявшими ее горечью и унижением, выпросила пачку у Анны. Жадно затягиваясь, Катрин курила сигарету за сигаретой, щедро заливая алкоголем еще тлевшую обиду. На столе возвышалось серебряное ведерко со льдом и бутылкой, а прямо перед Катрин – высокий бокал цветного венецианского стекла.

Старинные часы в холле пробили три. Катрин повертела в руках пустой бокал. Зачерпнув льда прямо из ведерка, вновь до краев наполнила его мартини. Закурила очередную сигарету, соскользнула с табурета, немного поежилась – пол прохладный – и с бокалом в руке подошла к окну. На улице начинался сильный ветер – деревья оглушительно шумели листвой, а по небу гнались друг за другом облака, время от времени закрывая собой ярчайший узкий серп луны. Катрин прислонилась лбом к оконной раме, стараясь сдержать малодушные слезы. Но тщетно – вот они уже текут по лицу. Одним глотком махнув половину бокала, она тыльной стороной ладони вытерла щеки и выглянула за окно. Облака опять на какое-то время рассеялись, и стало настолько светло, что, казалось, можно спокойно читать. Тоска охватила Катрин с такой силой, что ей захотелось завыть на эту луну, как голодной волчице.

„Может, уехать домой?.. – подумала она. – Нет, безумие… так поздно… Я совсем пьяная… А может, все ж уехать?.. Надо вызвать такси. Но пока это такси приедет, я напьюсь до положения риз. Не хочу здесь оставаться. Что это там, внизу?.. Кто это там расселся?.. Ой!“

Катрин перегнулась через подоконник, и порывы ветра стали трепать ее волосы. Она пыталась удержать их рукой, но у нее это плохо получалось. Локтем она задела стекло, и человек на скамейке около дома, поднял голову. Ну вот, теперь можно праздновать настоящую победу. Он вернулся. Враг разбит.

Орлов увидел ее у окна. Катрин подняла руку и, чуть помедлив, поманила его. Сначала он резко отвернулся, но потом медленно, словно нехотя, встал и зашел в подъезд. Отперев дверь, Катрин подождала, и, когда из лифта показался Орлов, не сказав ни слова, бесшумно прошла обратно на кухню. Орлов последовал за ней, прикрыв за собой дверь с затейливым цветным витражом.

– Ну, и?.. – уронил он, подойдя к ней вплотную. Она повернулась и подняла на него торжествующие темные глаза. То, что она увидела, Катрин не понравилось. Выражение его лица было жестким и презрительным. Он разглядывал ее, словно уродливое экзотическое насекомое.

– Где Кортес? – спокойно произнес он, но в его безразличном голосе Катрин услышала что-то зловещее.

– Спит, я полагаю… – прошептала она.

– А ты?

– Я? – растерялась Катрин. – Я тут мартини уничтожаю.

– Алкоголичка, – пригвоздил Орлов и сухо добавил: – Ты же не сомневалась, что я вернусь?

– Я не думала об этом. – Катрин была почти уверена, что говорит правду. Его возвращение говорило ей о многом. А прежде всего о том, что она для него – главное. Хотя, наверно, не сама Катрин, а то, что она – не в постели Мигеля.

– Не думала?!

Неожиданно Орлов толкнул Катрин к кухонному столу, прижав ее своим телом. Край столешницы впился ей в поясницу. – А о чем, с твоего позволения, ты думала? О чем ты думала, когда разыгрывала свой омерзительный спектакль? Ты уверена – я схожу с ума от ревности?! Дорогая, ты глубоко заблуждаешься! Да мне плевать, трахаешься ты с этим кретином или нет!

– Плевать? – уронила ядовито Катрин. – О да, я обратила внимание – тебе плевать! Так, знаешь, бросается в глаза. А ну, отпусти меня, – Катрин попыталась освободиться. Хоть она и храбрилась, ее сердце колотилось с такой силой, что ей казалось – он должен слышать его удары. С одной стороны, ситуация ее забавляла – дразнить его было интересно, а с другой – в воздухе разливалась опасность – так нарастает удушливая тяжесть перед грозой.

– Отпусти, – повторила Катрин и искоса посмотрела на Орлова из-под длинных ресниц. Этот возможно и неосознанно манящий взгляд взбесил его окончательно.

– Сейчас, – глухо откликнулся Орлов. Он запустил палец за вырез ее платья и слегка потянул. Катрин замерла, польщенная щекочущей самолюбие мыслью – ну, может, и не покорный раб, но все же оторваться от нее не в силах, как бы ни грызла его проклятая ревность.

– Значит, плевать? – Ее насмешка уже не маскировалась под невинность.

Он помедлил лишь одну секунду, а потом рванул вниз декольте. Тонкий шелк моментально треснул.

– Ты порвал мне платье! – завизжала Катрин в гневе. – Убери руки, скотина! Уматывай к своей проститутке!

Лицо Орлова перекосила язвительная ухмылка.

– Что, Кортес делает это лучше меня? Аккуратнее? – пробормотал он. – Но если он притомился и спит, почему бы тебе не дать мне?

– Дать тебе?! – ее губы свела нервная гримаса. – Это что за тон?.. Пошел вон!

Она уперлась руками ему в грудь и попыталась отстраниться – не получилось. Но тут произошло нечто, чего Катрин совсем не ожидала. Орлов ударил ее по лицу, настолько сильно, что у нее зазвенело в голове. Такое он позволил себе впервые за долгие годы их связи.

– Скотина, – она держалась рукой за немеющую щеку, – пьяная скотина.

– Да, я скотина, – он выламывал ей плечи с такой силой, что она вскрикнула:

– Мне больно!

– Больно? Ах, тебе больно? – хищно оскалился он и засмеялся. – Ты еще не поняла – как тебе сейчас будет больно, прекрасная и гордая Катрин… Ты ведь гордая? Тогда ты заткнешься, и будешь терпеть. А впрочем, можешь орать – все равно тебя никто не услышит.

Как ни печально, но Катрин знала, что он прав. Кричать бесполезно – отец Антона давным-давно отгородился от шумной компании сына идеальной звукоизоляцией, угробив на нее уйму денег. Витражная дверь кухни – единственная брешь в этом бастионе, но с учетом остальных преград практически бесполезная. Катрин чуть не расплакалась. Плохи ее дела. Но возможно, ей удастся образумить его?

– Андрей, давай поговорим, – дрожащим голоском произнесла она, но он ее не слышал. Орлов был занят. Его рука оказалась у нее под платьем, и он опять злобно ухмыльнулся.

– Ого, принцесса! Что у тебя здесь? Для кого ты это нацепила? – он начал сдирать с нее чулок.

– Пусти! – Катрин попыталась лягнуть его ногой, но неудачно. Тончайшая паутинка неслышно упала на мрамор. Потом туда же полетело и ее белье.

– Так-то лучше! Ближе к твоей сути. И кто же здесь, с позволения сказать – про-сти-тут-ка? – последнее слово он произнес с видимым удовольствием, отчеканив его по слогам прямо ей в лицо. – Быстро, Катрин, ноги раздвинь. У тебя это хорошо получается.

– Да как ты смеешь! – оскорбилась Катрин, все еще пытаясь отпихнуть его. – Я уж и чулки надеть не имею права без того, чтобы меня обозвали шлюхой?!

– О правах ты хорошо помнишь. А как насчет обязанностей? Ты собираешься выполнять обязанности? Обслужила Кортеса? Теперь моя очередь.

– Андрей, что ты говоришь, ради бога! – взмолилась Катрин. Наконец до нее дошло, что в стремлении отплатить ему она явно перестаралась. У Орлова, похоже, помутился рассудок. Грубость любовника не просто удивляла, Катрин по-настоящему испугалась. Она не знала его таким. Ироничный и язвительный, он никогда не был жестоким, словно революционный матрос. Его взгляд, неподвижный и ледяной, в котором вообще отсутствовали какие-либо чувства, приводил Катрин в ужас.

– Не надо. – прошептала она без всякой надежды, что он ее услышит. Но он услышал и натянуто рассмеялся.

– Не надо? То есть как? Ну ты и лицемерка, Катрин! Весь вечер вела себя, как течная кошка – так сейчас ты у меня получишь!

– Тебе следует поучиться хорошим манерам, – процедила она. – Мне осточертело твое хамство.

– Неужели?..

Тут он ударил Катрин в грудь и опрокинул ее на холодную мраморную столешницу – прямо обнаженной спиной, грубо задирая на ней платье. Что-то с грохотом упало на пол и разбилось. Ее колье, намотанное на руку, порвалось, и жемчуг фонтаном разлетелся по кухне, щелкая по мрамору и рикошетя от всего подряд, словно пулеметная очередь. Несколько жемчужин хрустнули под его ногами.

– Пусти меня, – вновь рванулась она, но он держал ее крепко, будто в тисках.

– Не дергайся, – прохрипел Орлов. – Может, еще на помощь позовешь, устроишь представление для всей компании? Ну, давай зови! Они прибегут и спасут тебя… Мне надают по физиономии. Не-ет, не прибегут. Никто тебя не услышит.

Катрин отчаянно пыталась освободиться из его рук, понимая – он унижает ее намеренно и безжалостно.

– Ты только бесишь меня, идиотка, – тихо сказал Орлов, зажимая Катрин так, что она с трудом могла дышать. – Я же тебе сказал – не дергайся. Тогда, может, будет не так больно.

От его холодных слов Катрин стало совсем страшно. Но к страху примешалось гадливое ощущение постороннего присутствия. Ей удалось немного повернуть голову, и сфокусировать мутный взгляд на двери. Жаркая волна стыда затопила Катрин, когда она различила неясный силуэт, замерший в темноте за полупрозрачным пейзажем в кухонной двери. Кто-то осмелился наблюдать за тем, как Орлов мучает ее. „Помоги-и.“ – с губ сорвался невнятный крик, и тут же был впечатан в ее рот железной рукой.

– Пшел вон, урод, – прорычал Орлов. – Я здесь мою женщину люблю…

И тень растаяла в глубине темной квартиры, не издав ни звука, словно тот, кому она принадлежала, был бестелесным призраком.

– Ты вот это называешь любовью? – прорыдала она.

– Прости, оговорился, – он с треском разорвал ее дорогое платье, а вернее – окончательно превратил его в жалкие лохмотья. – Следовало сказать – я тебя здесь. – гнусная брань завершила хамскую фразу.

Катрин оцепенела. Ее вдруг охватила апатия. Осталось одно лишь вялое тусклое желание – чтобы этот кошмар поскорее остался позади. Она закрыла глаза и постаралась выбросить из памяти всю мерзость, исторгнутую им, все оскорбления, ей нанесенные. В конце концов, она любила этого человека долгие пятнадцать лет и любит до сих пор – если только жалкий страх перед ним можно назвать любовью.

– Я умоляю тебя, Андрей, – выдавила она. – Остановись.

– Заглохни.

Он сипел ей прямо в лицо, и Катрин начала задыхаться от перегара и острого запаха его пота. Еще немного и ее стошнит. Нет, она не может, не должна терпеть, ей надо избежать этого любыми средствами. Она вцепилась зубами в его плечо – как разъяренный зверь, которому уже нечего терять, кроме своей шкуры.

– Сука! – взвыл Орлов и ударил ее наотмашь. – Ты пожалеешь!

Он швырнул Катрин на черный мраморный пол, так, что она стукнулась затылком. В последней отчаянной попытке защититься она выставила перед собой руки, но безуспешно – он несколько раз ударил ее ногой, целясь в лицо. Кровь ручьем хлынула из разбитого носа. Орлов, обрушившись на Катрин, распластал ее по полу, словно бабочку, наколотую на булавку. Он выворачивал ей бедра под невозможным углом, впиваясь жестокими пальцами в ее тело и игнорируя хруст суставов. Заливаясь слезами, Катрин кусала губы и старалась сдерживать рвущийся из груди крик, когда металлическая молния его джинсов вгрызалась в нежную кожу. Чуть слышно жалобно скулила: „Не надо, пожалуйста, не надо“. Это продолжалось бесконечно долго, словно он никак не мог утолить свою злобу. Наконец, тяжело переводя дыхание, Орлов скатился с нее и произнес:

– Вот так. Сама виновата…

Казалось, безумие постепенно отпускало его, как отпускает болезненная судорога. Он окинул взглядом Катрин – кровь все еще текла из носа и разбитой скулы. Дыхание хрипло срывалось с ее пересохших губ. Катрин повернулась со спины на бок, закрыла окровавленное лицо руками и со стоном сжалась на мраморных плитах. Ее объял невыносимый холод, а низ живота свело тянущей болью.

Орлову стало неуютно. Все его торжество – удалось же подчинить эту женщину, заставившую терзаться от столь оскорбительной для него ревности – все торжество улетучилось, и от мстительного чувства не осталось и следа. Он повторял в уме все доводы в пользу совершенного им насилия, но омерзение к самому себе не отпускало.

– Послушай меня…

– Я тебя ненавижу, – он еле разобрал ее шепот.

– Неправда, – лениво возразил он. – Ты меня любишь. Просто ты шлюха.

– Я тебя ненавижу, – повторила она, и горло ее перехватил спазм.

– Ну, ну, – буркнул Орлов, поднимаясь и застегивая молнию на джинсах. Пару мгновений он брезгливо смотрел на нее, раздавленную и смятую, словно грязный клочок бумаги, а потом, взяв с барной стойки бокал, плеснул туда мартини и опрокинул в себя одним махом. Скривился – фу, гадость.

– Вставай! – приказал он.

– Я тебя ненавижу, – вновь услышал он в ответ – словно это были единственные слова, оставшиеся в ее лексиконе.

– Я сказал, вставай, – упрямо повторил Орлов, пытаясь заглушить в себе страх, поднимавшийся в груди холодной волной. Больше всего ему хотелось повернуться и бежать со всех ног из этой квартиры, но он не мог оставить ее так лежать на полу. – Поднимайся, иначе я тебя понесу.

Он потянулся к ней, но Катрин в ужасе отпрянула: – Не трогай меня!

– Тогда вставай, – уже довольно грубо велел он.

Катрин попыталась – ее влажные пальцы скользили по мрамору, не давая даже приподняться. Чудом ей удалось встать на подламывающихся ногах – она качалась, словно былинка. Орлов метнулся поддержать ее, но Катрин вновь отбросила его руки: – Прочь!

И, согнувшись пополам, побрела с кухни. Орлов медленно шел за ней. За порогом она смогла сделать всего несколько шагов и стала оседать на пол – Орлов еле успел подхватить ее. И потащил в спальню родителей Антона. Часто оставаясь ночевать у друга после вечеринок, Андрей и Катрин в отсутствие родителей обычно занимали именно ее, и Анна по привычке постелила подруге там.

К спальне примыкала отдельная ванная. Затолкав Катрин в душевую кабину, Орлов сорвал с нее лоскуты, оставшиеся от платья, и открыл воду.

Она вскрикнула и опустилась на корточки, мгновенно сжавшись, и струи воды били по ее телу, смывая кровь и слезы. Катрин смотрела в одну точку, и продолжала трястись в ознобе под горячим душем. Орлов стоял рядом и наблюдал за ней, пока ему это не надоело, и тогда он, схватив Катрин за руку, выволок ее из кабинки.

Оказавшись на кровати, Катрин повернулась к Орлову спиной. Она не хотела его видеть, не хотела его слышать, не хотела чувствовать его запах. Орлов был растерян – он не представлял, что ему делать дальше. Выключив свет, лег рядом, осторожно обнял ее за талию и прижался лицом к узкой спине.

Женщина содрогнулась от его прикосновений, и он понял, что она все же плачет.

– Катрин, – позвал он шепотом. Она не ответила.

– Катрин, – повторил он, – поговори со мной.

– За что? – бесцветным голосом произнесла она. – Боже мой, за что? Что я сделала?

– А ты так и не поняла? – спросил он, искренне удивляясь. – Неужели так и не поняла? Сама же спровоцировала меня. Ты прекрасно осознавала, на что идешь.

– Неправда, – всхлипнула Катрин, – это неправда.

– Правда, – сухо сказал Орлов. Ему чертовски не хотелось оправдываться. Он чувствовал сожаление, что применил свое жестокое право сеньора, но не чувствовал вины, поскольку искренне полагал, что это его право.

– Надеюсь, случившееся послужит тебе уроком, – холодно проронил, словно подводя итог. Орлов старался, чтобы голос его звучал максимально уверенно – главное не показать ей, что он сожалеет, что ему тревожно.

А Катрин казалось, что если она сейчас начнет перечить ему, то он вновь придет в ярость. Еще одной вспышки его гнева ей не выдержать. Больше всего хотелось освободиться от обхвативших ее грубых рук – и немедленно. Но на это тоже требовались силы – а она была словно убитый и освежеванный зверь. В конце концов выпитый мартини сделал свое дело – она заснула тяжелым, пьяным сном.

…Ей снился тяжкий кошмар – она, маленькая девочка, бредет по незнакомым улицам, прижимая к себе плюшевую собачку. Ей страшно и неуютно – она заблудилась, а улицы темны и безлюдны: одни только черные подворотни и заколоченные подъезды. И ее неотступно преследует ощущение, что кто-то крадется за ней, она слышит чужие шаги, но посмотреть назад страшно… а шаги все слышнее и отчетливее… кто-то зовет ее маняще и бархатно: „Катрин… Катрин…“. А шаги по асфальту все ближе и ближе… А у липкого ужаса, сжимающего ее сердце, такие холодные пальцы. Она хочет обернуться, но обернуться не может, понимая, что когда увидит того, кто крадется за ней и зовет ее этим мягким низким голосом – это будет последняя минута в ее жизни.

13 июня 2010 года, Москва, 25 °C

Ее разбудил деликатный стук в дверь, и в комнату заглянула Анна, свежая, словно весенний лист. На ее милом лице не осталось и следа от вчерашней вечеринки.

– Катрин, вставай! – она осеклась, увидев рядом с подругой Орлова. – Ничего себе, – присвистнула Анна.

– Шокирует? – усмехаясь, спросил он. Катрин тем временем резко отвернулась, чтобы Анна не заметила плачевное состояние ее лица.

– Ничего, дело, как говорится, житейское. Ладно, поднимайтесь! – улыбнулась она, в общем-то, довольная, что конфликт между „этой парочкой“ исчерпан.

– Завтракать идите.

– А как начет завтрака в постель? – Орлов с хрустом потянулся.

– Обойдешься. Вконец уже обнаглел. У меня, представь, сервировочный столик сломался. Так что вставайте. Я вам что, ночной портье, каждого будить?

– Послушай, – Анна уже собиралась выйти, но Орлов ее остановил: – Ты не могла бы… словом, вчера Катрин вылила кофе на платье… Найди ей, что надеть.

Анна удивленно посмотрела сначала на него, потом – на подругу, все так же прятавшуюся под простыней. – Когда это ты кофе пила?

– Ночью, – пробубнила Катрин.

– Ночью, говоришь? – Анна с сомнением покачала головой. – И что же случилось?

– Ты действительно хочешь знать? Уверена? – осклабился Орлов.

– Еще как, – Анна рассердилась. – Это моя кухня и я желаю знать, что на ней происходит. Что за погром вы там устроили? Бокал расколотили! Просто слов нет. Катрин, твой жемчуг я собрала и высыпала в банку…

Туфли – в прихожей. Ну и ну…Чем вы там занимались?

– Так как насчет одежды? – нетерпеливо перебил ее Орлов. Ему крайне не хотелось развивать тему ночных событий.

– Мои шмотки на нее не налезут. Я у Антона что-нибудь поищу, – с этими словами она вышла.

– Катрин, – Орлов потряс ее за плечо. – Кажется, я нагрубил тебе вчера…

Катрин не шевелилась. „Ему кажется, черт возьми, – пронеслось у нее в голове. – Он это называет грубостью!“ Ей захотелось оказаться как можно дальше от него, на другом конце света, ну, или хотя бы на другом конце города – а лучше всего, дома. И может, получится убедить себя, что все произошедшее ночью случилось не с ней, а с другой женщиной – по легкомыслию перебравшей алкоголя.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – Катрин услышала напряженный голос Орлова. – Это касается Кортеса. Будь осторожна в своих играх с ним. Он не такой, каким кажется. Ты многого о нем не знаешь.

– Неужели? – пробормотала она.

– Слушай меня внимательно, Катрин! – он снова начал злиться. – Ты считаешь его другом, так? Напрасно. Он испытывает к тебе не больше дружеских чувств, чем к бездомной кошке.

– Иди к черту, – прошептала она.

– Он, не задумываясь, затащил бы тебя в постель, просто из спортивного интереса, – отчеканил Орлов. – Вспомни ночной клуб – когда нас замели за драку.

– При чем тут ваша драка?..

– Уже забыла, как он провоцировал тебя? Ему было абсолютно все равно, чем все для тебя кончится. И вчера ему было плевать!

– Чтоб ты провалился, – Катрин снова зарылась лицом в простыни.

Орлов сел на кровати, и, развернув ее к себе лицом, весьма ощутимо встряхнул. Она отвернулась, не желая видеть его презрительных серых глаз.

– Слушай меня! – рявкнул он. – Повторять не стану. Не дойдет – тебе же хуже. Да, я не твержу, как попка, что люблю тебя. Думаешь, не вижу, как ты лопаешься от злости? Не твержу и не собираюсь: любовь, да еще любовь к тебе – это что-то из разряда невыносимых извращений. Иногда мне кажется, что я тебя люблю, и мне становится страшно, иногда – я просто хочу твое тело, иногда ты меня элементарно раздражаешь и бесишь. Но если узнаю, что ты мне изменила – убью. И это не фигура речи. Поняла?

Катрин резко опустила руки. Орлов хмуро смотрел на нее – с запекшейся кровью на распухших губах и разбитой скулой. Но еще больше его поразил ее тон – раздраженный и холодный.

– Я что – твоя собственность? – сухо спросила она.

– Если тебя больше устраивает такая формулировка – то да, ты моя собственность. И я моей собственностью не собираюсь ни с кем делиться.

– А ты? – спросила она серьезно. – А ты – мой? Или ничей? Я – имею на тебя право?? Или я должна любить тебя? Зачем я живу на свете, как не для того, чтобы любить вас, Ваше Величество Андрей Орлов? А когда посмею отказать тебе – ты меня проучишь парой пощечин?!

– Честно говоря, не понимаю, чем ты недовольна, – сухо произнес он. – Мы пытались жить вместе, и только ты виновата в том, что ничего не получилось. Я прекрасно помню, как ты вышвырнула мои вещи из своего дома. Думал, ты и меня решила выкинуть из жизни.

– Так может, настало время?

Неужели она это сказала?! Катрин перевела дух.

– Как я смогу остаться с тобой после того, что ты сделал?

Лицо Орлова потемнело, а пальцы, которыми он сжимал ее плечи, свела судорога. – Что?!

– Что слышал! А ты думал, я это проглочу, и все будет как прежде, словно ничего не произошло? Ты действительно так думал? – Катрин горько усмехнулась. – Потрясающе!

Орлов не успел ничего ответить. Катрин снова нырнула в укрытие, так как вернулась Анна с ворохом одежды.

– Выбирай, – и, кинув вещи в кресло, заявила: – Я жду вас через пятнадцать минут, голуби. Кстати, Орлов, что это у тебя на плече, а?

Орлов машинально скосил глаза к правому плечу, куда взглядом указала Анна, и, пока за ней закрывалась дверь, с возмущением оглядел фиолетовый след.