Неслужебный роман Кретова Евгения

4

Я едва дождалась окончания ужина, схватила стопку тарелок и умчалась их мыть на кухню.

Вода успокаивала. Хотя мне казалось, что от соприкосновения с ней от рук пойдет пар – так все кипело внутри.

Я наклонилась, умыв горячее лицо. Кажется, щеки даже припухли. Из головы не выходила самодовольная физиономия Столбова, длинные тощие руки, нескладная шея.

И, черт возьми, что он здесь делает? Какого беса приперся, да еще и с тетушкой в виде тяжелой артиллерии? Я только сейчас с ужасом поняла, что ни он, ни тетя Света особо никуда не торопятся, и есть риск, что они останутся на ночь!

– Это уж дудки! – вырвалось у меня. Хотя от меня ничего не зависит, без меня все решили.

– Лид, ты здесь? – через коридор прошуршали мамины шаги. – Ты чего в темноте?

Точно, я даже свет забыла включить.

– Не надо, мам, – торопливо сказала я. Мамина рука повисла в воздухе в сантиметре от выключателя.

Она подошла ко мне, обняла за плечи, прижалась лбом к моей прямой как палка спине.

– Лидок, так нельзя.

– Что именно нельзя?

Мама вздохнула:

– Столько лет прошло. Люди ведь меняются.

– С чего бы это Столбову меняться? Какие такие катаклизмы в его судьбе произошли, чтобы он стал другим?

– Почему именно катаклизмы? Ты опять все драматизируешь, дочь. Люди просто умнеют. Это им свойственно, понимаешь? А ты Паше даже шанса не даешь.

Я постаралась ровнее дышать. Ему, значит, надо еще и шанс дать.

– То есть ты на его стороне?

Мама потерлась лбом о мою спину:

– Глупая. Я всегда за тебя. Просто, иногда надо посмотреть на ситуацию со стороны, чтобы увидеть главное. Я могу. А ты, видимо, нет. И это мне еще раз подсказывает, что я права: у тебя что-то осталось к нему, к Паше. И это должно либо снова вас сблизить, либо перегореть в пепел. Понимаешь?

Она отстранилась от меня, шумно чмокнув в шею.

– За плечами не должно оставаться незавершенных дел. А это, видимо, не завершено, – отозвалась она уже на выходе из кухни. И голос ее растворялся в сгущающихся сумерках.

– Мам, а если всё еще больно?

Она помолчала. Тихо выдохнула.

– Тем более.

Мгновение, и скрипнула входная дверь, впустив внутрь тихий ручеек беседы, доносившейся из беседки и тонкий запах костра.

Вдоль дома мелькнула сутулая тень, и через мгновение раздался тихий стук по стеклу:

– Лид, ты здесь?

Пашка. Быстро вытерла лицо полотенцем, уже на ходу приглаживая волосы и выскользнула во двор.

– Чего барабанишь? – бросила я в темноту. Пашка выплыл из-за угла дома на мой голос.

– Тебя ищу, естессно, – я вздрогнула. «Естессно» – любимое Пашкино выражение. Когда-то меня забавило. А сейчас?

– Зачем?

Пашка приобнял меня за плечи, увлекая дальше от беседки с ее неторопливым разговором.

– Пойдем, пройдемся, что ль.

Я пошла.

Мы пересекли укрытый синевой двор и вышли за ворота. Ноги утопали в мягком, сыром песке, не просохшем еще за день. Звуки путались в ветвях, любопытно прислушиваясь к нашим неторопливым шагам. А редкие фонари подслеповато подглядывали за нами.

Мы миновали нашу улицу. По скользкой, покрытой вечерней росой, траве вышли к ручью. Я поежилась: то ли от нервов, то ли от прохладной сырости, тянувшейся с медленным течением.

Пашка понял это по-своему. Снял джемпер, протянул мне, пытаясь заботливо укутать. Привлек меня к себе, плотнее прижимая.

Его руки. Я уже забыла, какие у него руки.

Он ведь очень высокий, Пашка. Высокий и худой как жердь. И руки у него длинные и жесткие.

Когда-то я их называла волевыми.

Я выставила вперед локти, не позволив себя обнять. Он немного обмяк, чуть отстранился. И плотнее запахнул на мне свой джемпер.

– Замерзнешь, – голос с хрипотцой, когда-то сводивший меня с ума.

– Не дождешься.

Я отошла ближе к ручью. Ежедневные дожди почти превратили его в полноценную речку. Еще чуть-чуть – и можно купаться. Пашка встал рядом.

– Ты зачем приехал?

– Соскучился?

Я вздернула бровь:

– Это ты у меня спрашиваешь?

– Просто не знаю, какой ответ тебя устроит.

Я подняла с земли пару камней, бросила в воду:

– Меня устроит правда. Так зачем?

Пашка молчал. Тоже наклонился, взял несколько камней, запустил в струящийся поток. Кашлянул:

– Ты вообще как живешь? – в желтом свете уличного фонаря он был похож на птицу.

Я скрестила руки на груди:

– То есть ты появился через шесть лет для того, чтобы поинтересоваться как я живу? Так? Нормально живу. Об этом мог бы спросить и у свой тетки. Не пришлось бы вечер убивать, тащиться в такую даль.

Его руки скользнули по моей талии, обвивая ее. Рывок – и он уже прижимает к себе мою голову, нежно гладит шею. Горячее дыхание в ухо:

– Брось, Лид. Я скучал без тебя.

В голове шумело. Сильные, волевые руки. Знакомый, въевшийся в подкорку аромат. Ноги подкосились. Он подхватил, еще крепче прижимая к себе.

– А что же твой Галчонок?

Его грудь напряглась. Руки словно окаменели.

– Так что, как же Галчонок позволила тебе скучать-то по мне целых шесть лет?

Пашка отстранился. Посмотрел на меня сверху вниз внимательно. Даже с удивлением.

– Ты раньше такой не была.

– Раньше? – я прищурилась. – Раньше я дурой была влюбленной.

– А сейчас, значит, не дура?

– А сейчас, значит, не влюбленная.

Я направилась к дому.

– Погоди.

Пашка присел на сырое бревно.

– По-дурацки как-то вышло. Я ведь очень старался, чтобы всё хорошо сложилось. Мы встречались. Любили друг друга, – он коротко глянул в мою сторону, – знаю, ты меня любила, и, что бы ты ни думала сейчас, я тоже тебя любил. Планы были… Мечты…

– А потом тебе стало ясно, что серьезную карьеру, о которой ты мечтал, без связей и блата не построишь, – продолжила я. – И появилась Галочка.

Пашка нахмурился. О, эта темя ему неприятна! Легкое чувство победы… нет: удовлетворения… захлестнуло меня:

– И девочка Лида тебе оказалась уже не нужна. Как и совместные с ней планы и мечты.

Пашка поднял голову, посмотрел на меня с вызовом:

– Мы же так оба решили! Что надо набраться опыта. Построить карьеру. Добиться чего-то в жизни.

Я кивнула:

– Оба. Ты говорил, а я кивала.

– Ты могла и не кивать.

– И что бы это изменило? – я посмотрела на него. – Так ты не ответил, что твоя Галочка?

– Она во Франции, замужем за нашим пресс-атташе.

Вторая волна удовлетворения меня уже прям согрела:

– Бог мой, неужели, ты рожей не вышел?

Пашка встал.

– Лид, прекрати. Я же понимаю: ты злишься, что у нас с тобой ничего не вышло. Но, знаешь, я всё понял. Давай попробуем еще раз?

Он взял меня за руку, привычным жестом перебирая мои пальцы. Сейчас он походил на эльфа, которого играл Орландо Блум. Сердце томительно сжалось. Голос предательски дрогнул:

– Слушай, Паш. Ты же сейчас за столом говорил, что у тебя карьера в гору пошла. Тебе же нужна более перспективная невеста. Зачем тебе я?

Пашка смутился. Выпустил мои руки. Отвернулся к реке. Сорвал травинку, долго молчал, отбивая ею такт по поваленному бревну.

– Должность Павлова мне не дадут, пока я холост.

Меня словно ледяной водой окатило.

– И что? При чем здесь я?! – Хотя, конечно, я уже догадывалась, при чем.

Столбов резко повернулся ко мне:

– Лид, прекрати ерничать, – он приблизил ко мне лицо, с трудом подбирая слова, из-за чего они выходили медленно, словно под давлением. – У нас же любовь была. Не могло же всё… перегореть.

Я посмотрела ему в глаза. Впервые за этот вечер. Серый омут цвета ртути.

– Почему не могло? – я тоже приблизила к нему свое лицо. Теперь нас разделяло несколько сантиметров. – Чему гореть-то особо было?

В его глазах мелькнуло сомнение. Ртуть всколыхнулась, пропуская отблески сине-черного.

– Паш, ты о чем вообще? – третья волна дала мне силы. – Ты бросил меня, помнишь? Решил найти подходящую партию. И тебя всё устраивало. Никаких мук. Никакой тоски и страданий. И теперь, когда наклевывается новая должность, ты вспомнил обо мне. Зачем? С чего ты решил, что я клюну на всю эту ересь?

Шах и мат. Я приперла его к стене, взяла за ворот рубашки, не давая отстраниться, уйти от ответа. Хотя я его уже знала.

– Мне сказали, что у тебя никого нет.

Я застыла. Легонько оттолкнув от себя, выпустила его рубашку.

– Легкая добыча, значит? Типа, ты – последний герой, и я за тобой, без оглядки? Так?! Говори!

– Ты всё неправильно понимаешь, – он стал опять похож на птицу. Только теперь мокрую и даже слегка побитую.

– Говори, сказала!

– Брось, Лид. Ты любила меня, я же знаю. Я хочу начать всё с начала. Ты умная женщина, хорошая хозяйка, не куришь-не пьешь.

– То есть я тебе подхожу… Паш, так ты жену себе выбираешь или модный гаджет? А?

Пашка моргнул.

– Уезжай.

5

Прорываясь тяжелой поступью сквозь сон, над ухом гудел «Танец маленьких лебедей».

Семь тридцать утра. Суббота.

Чашка кофе, толстый кусок белого хлеба с увесистым кружком колбасы. И в офис.

Руслан Федорович Лебедев с силой выдернул себя из постели, стряхивая с широких плеч остатки сна. Прозрачным шлейфом улетучился образ рыжеволосой незнакомки со старомодным именем Лида и бомбической сумкой непередаваемого зеленого цвета. Кажется, во сне она ему что-то рассказывала. А, да, точно! Делилась рецептами приготовления круассанов. И, кажется, говорила по-французски. Он, конечно, не особо силен в языках, но очаровательную картавость сложно с чем-то спутать.

«Красивая девочка Лида, что в доме напротив живет», – пульсировало в висках.

Руслан, покачиваясь, зашел в ванную. Привычным жестом дернул вверх короткий рычажок душа, размашисто похлопал себя по небритым щекам:

– Подъем, – коротко скомандовал себе, окончательно просыпаясь. Холодный душ, торопливые сборы, и времени на чашку кофе опять в обрез.

Быстро проглотив обжигающе-горький напиток, он схватил ключи от машины, увесистый портфель, и выскочил на лестничную площадку.

В кармане завибрировал сотовый. Уже забегая в лифт, Руслан глянул на экран: Борис.

– Алло, Борь, буду через двадцать минут, – коротко бросил он в трубку, – без меня не начинай.

Хотя и так ясно – будет ждать.

Уже через восемнадцать минут, спасибо еще спящей Москве, он вышел из темно-синего «крайслера», оставив его на полупустой стоянке Делового центра.

Огромные стеклянные двери распахнулись перед ним почтительно и услужливо, впуская внутрь просторного холла: серо-голубые панели, тонкие вставки зеркал и аскетичные люстры. Темные диваны в клиентской зоне пусты, что еще раз доказывало – сегодня никто не будет отвлекать.

Зеркальный лифт мягко увлек его вверх, на родной пятый этаж, в офис, в котором он проводит гораздо больше часов, чем дома. Который, по сути, и является его домом. В крохотном «пожарном» чемоданчике припасен бритвенный набор, чистая рубашка, носовой платок и носки.

«Адвокатское бюро «Стерх», офис 512. Прозрачные стены отделяют холл от зоны ресепшн, владений офис-менеджера и его помощницы, Арнии Николаевны.

Если бы у адвокатских контор было официальное лицо, то Арния Николаевна с легкостью прошла бы кастинг: высокая, стройная, несмотря на свои пятьдесят с большим «хвостиком» лет, всегда в безупречно белой, словно перо стерха, блузке и узкой черной юбке ниже колен. Модная стрижка, аккуратный маникюр, изысканные аметисты в серебре. И увлеченность молодым, немного сумасшедшим коллективом.

– Арния Николаевна! – увидев ее величественное лицо, воскликнул Руслан виновато. – Выходной же! Отчего Вы не дома?

Пожилая дама удивленно посмотрела на него сквозь свои очки-половинки:

– Что? Сидеть дома и варить борщ внукам? Грешно не воспользоваться случаем и не сбежать, когда от тебя меньше всего этого ждут…

Руслан просиял:

– Что, дочка опять собралась в отпуск без детей?

Арния Николаевна сняла очки – половинки, доверительно наклонившись к Руслану:

– Более того, она решила, что мне уже пора на пенсию! – и она выразительно подняла вверх указательный палец, что свидетельствовало о высшей степени возмущения.

Арния Николаевна была из тех женщин, которые категорически отказывались стареть.

Она вернула на переносицу тонкую оправу и протягивая ему толстую стопку бумаг с торчащими в разные стороны, словно зубы дракона, зажимами для бумаги:

– Руслан Федорович, все откэнонила, как вы просили, письмо в прокуратуру отправила, – торжественно отчиталась она.

Последнее особенно порадовало Руслана – письмо было срочное, но подготовили его поздно, местное почтовое отделение уже не работало, а через Главпочтамт отправлять – целая история:

– Успели?! – воскликнул он, перехватывая тяжелую стопку документов. – Вы, Арния Николаевна, верно, волшебница.

Пожилая дама просияла, уклончиво кивнула на длинную квитанцию об отправлении:

– Я же говорила, у меня связи на Главпочтамте.

Руслану оставалось только понимающе улыбнуться.

– Я вам сейчас кофе сварю, – Арния Николаевна величественно поднялась и направилась в небольшую комнату без окон, гордо именуемую обитателями адвокатской конторы кухней, а Руслан пошел в сторону своего кабинета.

Его уже ждал Борис – худощавый парень с рыжей шевелюрой и конопатым носом. На его горе и фамилия у него была соответствующая – Рыжиков.

– Руслан Федорович, здравствуйте, – помощник почтительно привстал, протянул узкую ладонь с тонкими красноватыми пальцами. Его светло-голубые глаза сияли и сам он излучал нетерпение. По всему видно: что-то нарыл.

Чтобы ответить на приветствие, Руслану пришлось положить на стол папку с бумагами и бросить на стул портфель:

– Приветствую, Борис Иванович, что накопали?

Боря тут же покраснел, протягивая через стол Руслану стопку истрепанных распечаток, сплошь исчерченных желтым и оранжевым текстовыделителем.

– Ого, – Руслан глянул на помощника. – Ты сегодня спал вообще?

Борис уклончиво мотнул головой. Ясно, не спал парень.

– Давай, рассказывай.

Борис выскочил из-за стола:

– Во-первых, это не первое аналогичное дело в Москве…

– Но это и так ясно, схема стара как мир, – отметил Руслан, пробегая глазами фрагменты отмеченного текста.

– Более того, – Борис торопился, из-за чего «проглатывал» буквы и даже слоги. Руслан поднял от бумаг спокойный взгляд: он уже знал, что увидел Боря в документах. И то, что тот не увидел – тоже. Но не дать парню договорить было бы жестоко: – Несколько дел дошли до суда, и везде фигурирует наше ЗАО «Родимич». Все дела рассматривались первым судейским составом, судья…

– Ибрагимова, – кивнул Руслан, раскладывая врученные Борисом бумаги на брифинг-приставке.

– Точно! – Борис победоносно умолк.

Руслан уперся кулаками в столешницу.

…Чуть больше месяца назад в офис адвокатской конторы пришла пожилая дама: седые волосы убраны в аккуратный пучок, безупречный брючный костюм, по всему видно – не на соседку-кошатницу жаловаться пришла. Она долго ожидала в холле, наотрез отказываясь общаться с другими адвокатами.

– Мне посоветовали обратиться именно к Руслану Федоровичу, – безапелляционно сообщила она.

Руслан освободился около шести вечера.

– Иди, Борь, день сегодня сумасшедший, – глянув через стеклянную перегородку на даму в брючном костюме, он попытался отправить помощника домой.

Борис остался.

Настойчивая клиентка, войдя в кабинет, подозрительно на него посмотрела.

– Это мой помощник, очень талантливый юрист, Борис Иванович Рыжиков.

Дама вздернула брови, придвинулась ближе к столу, поправила изумрудно зеленую сумочку.

– Руслан Федорович, – начала она. Голос у нее оказался неожиданно низким. – Мне Вас порекомендовала Дарья Йоминг, моя сокурсница и ближайшая подруга вот уже пятьдесят с лишним лет… Даже страшно подумать, – дама кокетливо улыбнулась.

Дарья Йоминг. И имя запоминающееся, и его обладательница. Руслан откашлялся, вспомнив сложный бракоразводный процесс этой самой мадам Йоминг: ее сорокалетний супруг очень желал заполучить московскую квартиру, обещанную ему Дарьей в качестве свадебного подарка. Сам господин Йоминг, конечно, в Москве не проживал, имел приличный бизнес по производству шампуней в Корее, но то ли дела шли не очень, то ли очень уже хотелось насолить бывшей супруге… В общем, дело дошло до суда. Господин Йоминг оказался продуманным товарищем, приобщил к материалам дела аудиозапись их телефонного разговора, в котором Дарья и бросила злополучную фразу: «Я задумала сделать тебе шикарный подарок к свадьбе, я думаю, тебе понравится. Я сейчас как раз в нем нахожусь». Она имела ввиду ретро-ужин в московском ресторане, он подумал про квартиру. Благо, наше законодательство такие моменты разделяет точно. А то бы пришлось Дарье Йоминг проживать со своей дочкой в Бирюлево.

– Простите, как мне к вам обращаться? – уточнил Руслан, расположившись напротив клиентки.

– Ах, простите, право слово, так не удобно! Меня зовут Марья Антоновна Золотарева.

Руслан прищурился:

– Простите за любопытство, Марья Антоновна. Иван Золотарев, музыкант – вам родственник?

Марья Антоновна гордо улыбнулась:

– Сын, да. Вы знакомы?

– Нет, что вы, – Руслан поднял руки к потолку и широко улыбнулся. – Но мне очень нравится то, что он делает. Может, вы не откажетесь от чашечки кофе или китайского зеленого чая?

Марья Антоновна кокетливо отшатнулась:

– О, нет! Я, пока вас ожидала, поглотила норму выработки небольшой колумбийской кофейной плантации, – и она бережно опустила сумочку на стол.

– Тогда, может, поведаете мне, что вас ко мне привело?

Пожилая дама сразу стала серьезной.

– Очень удачно, что вы спросили о моем сыне, – она повозилась, достала из сумочки носовой платок, – вы наверняка знаете, что Иван последние годы живет в Штатах, много выступает, у него записи, концерты, поклонники, – Руслан понимающе кивнул. – Так случилось, что порядка шести лет назад на пороге моей квартиры оказалась женщина. Она утверждала, что у нее дочь от моего Ванечки. Я, конечно, хотела ее прогнать, но девочка, действительно, была очень похожа на сына, – Мария Анатольевна нервно комкала носовой платок, то закручивая уголок, то разглаживая его вновь. – Сперва Ваня ничего слышать не хотел. С той женщиной, Ириной, он расстался как-то очень нехорошо, я до сих пор не знаю подробностей. Но Ольга, та девочка, действительно оказалась его дочкой, анализы подтвердили…

Пожилая дама тяжело вздохнула. Снова опасливо оглянулась на Бориса, но через мгновение продолжила: