Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя Корчевский Юрий

Никита смотрел в окно, на стремительно пролетающий пейзаж. Похоже, что скорость большая, явно больше ста километров в час.

Попутчики уткнулись в нетбуки, ноутбуки, планшетники, папки с бумагами, единицы читали газеты. Прямо какой-то офис на колесах, а не вагон.

Часа через два народ утомился. Люди сложили свои электронные гаджеты, откинулись на спинки кресел. Позади осталась напряженная трудовая неделя, люди устали. Кое-кто даже начал слегка похрапывать.

Сосед Никиты посмотрел на часы, потом взглянул за окно.

– Скоро Бологое, остановка. Дождь льет.

– Не промокнем, – поддержал разговор Никита.

Но беседа не клеилась, мужчина в строгом костюме явно не желал разговаривать со случайным попутчиком. Никита по одежде и сам видел разницу в их положении – материальном, да, скорее всего, и социальном.

Сосед прикрыл глаза. Никита посмотрел на часы, решая – вздремнуть или нет.

Поезд прибывает в Санкт-Петербург на Московский вокзал в 23.30, сейчас 21.30, следовательно, еще два часа есть.

И в это время раздался удар, вагон сильно тряхнуло, по ушам резанул скрежет и потух свет. Вагон стало сильно трясти, и он начал заваливаться набок. Закричали и завизжали женщины.

Вагон упал, послышался звон стекла, жуткий, леденящий душу скрежет. От резкого торможения стенкой о щебень и землю вагон начал терять скорость. Кресла, не выдержав нагрузки, стали отрываться от пола и по инерции, кувыркаясь и калеча пассажиров, понеслись к передней по ходу движения поезда стенке вагона. Скрежет железа, хруст костей, крики раненых слились в жуткую какофонию.

Вокруг тишина, хоть глаз выколи. И почему-то поезда не видно, совсем. Хоть и произошло крушение – это он помнил четко, но должны же быть хоть какие-то огоньки? Фонари проводников – да хоть зажигалки пассажиров, подсвечивающих себе. К тому же тишина. Ну не может быть тишины! Раненые должны стонать, уцелевшие кричать от пережитого страха и ужаса, призывать на помощь. Или его так далеко отбросило от вагона?

Никита немного походил вправо-влево, надеясь выйти к железной дороге, но наткнулся на дерево и расцарапал себе лицо. Плюнув на бесплодные попытки, крикнул: «Ау!», но только эхо откликнулось. Отчаявшись, он уселся под дерево, на сухое место. Что бродить в темноте, так можно и в барсучью нору угодить, ногу сломать. Некстати вспомнился недавно услышанный анекдот: мужик заблудился, идет по лесу и кричит «Ау!». Сзади медведь подошел, по плечу лапой похлопал: «Мужик, ты чего кричишь?» А тот отвечает: «Заблудился, вдруг кто-нибудь услышит, поможет». А медведь: «Ну, я услышал. Тебе легче стало?»

Несмотря на то, что была осень и он был в ветровке, а к утру озяб, чай не Кавказ, прохладно.

Постепенно темень начала рассеиваться, сереть. Солнце над горизонтом еще не поднялось, но стало видно хотя бы метров на десять-пятнадцать.

Никита направился в одну сторону, потом в другую. Далеко он не уходил – не могло же его на двести метров из вагона выбросить? Если его с такой силой вышвырнуло бы, он бы от удара о деревья убился. А на нем – ни одной царапины, руки-ноги целы, и не болит нигде.

Тем не менее поиски его увенчались успехом – он наткнулся на проселочную дорогу. По ней и пошел: любая дорога все равно к жилью выведет.

Километра через три-четыре бодрого хода впереди показалось село, поскольку в центре его Никита увидел церковь с высокой колокольней. Что скрывать – обрадовался. Сейчас он в милицию позвонит, в МЧС. О катастрофе поезда, конечно, уже известно, небось службы вовсю работают, но о себе заявить надо, чтобы не числился без вести пропавшим.

У первого же встречного спросил, где найти начальство. Крестьянин выглядел одетым довольно бедно, и это невольно бросилось в глаза, но Никите было не до анализа одежды неизвестного.

– Это ты про волостеля? У церкви его изба.

Никита направился по улице в указанную сторону. На ходу достал телефон. Вот досада! Ни ночью, ни сейчас сигнала нет, идет поиск сети. Ориентир у него отличный, церковь со всех сторон села видна.

У добротной избы стоял тарантас, а рядом – несколько мужиков. На подходящего Никиту они уставились, как на невидаль. Оно и понятно: в деревне все свои, любой чужак любопытство вызывает. Да и одежда на нем городская – джинсы, ветровка, футболка и кроссовки. И в городе в такой одежде удобно, и в поезде.

Из избы выскочил разъяренный бородатый мужик в длиннополом пиджаке и широких штанах, заправленных в сапоги.

– Я этого так не оставлю! – кричал он. – Я управу найду! До самого князя дойду! В город еду!

Никита сразу сообразил, что ему тоже в город надо – неважно, какой.

Мужик вскочил на тарантас, взял в руки вожжи.

Никита подбежал, встал на подножку:

– Возьмите до города, мне тоже туда надо.

– Садись.

Мужик крикнул «Но!», лошадь тронула, и Никита буквально упал на сиденье.

– Вот же кровопивец! – не унимался мужик. – Взял и подсунул воск в бочках. Сверху отменного качества, а внутри…

Мужик махнул рукой.

– Меня на торгу едва не побили. Позор-то какой! Отродясь со мной такого не было! Меня Федором звать, – вдруг резко сменил он тему.

– Меня Никитой.

– Что-то я тебя здесь раньше не видел.

– Так я не местный, сам впервые в этих краях оказался. Проездом из Москвы.

– Правильно, честному человеку в этом селе делать нечего. А волостель – мошенник! Так князю и скажу.

Никита сначала подумал, что волостель – это фамилия такая. У наших людей таких фамилий не бывает: и редкие, и заковыристые. Но все оказалось проще. Волостель – управляющий в деревне или в селе.

– Ты чем на жизнь зарабатываешь? – поинтересовался Федор.

– Доктор.

Мужик посмотрел на Никиту непонимающе.

– Лекарь, если так понятнее.

– Чего ж тут не понять? Врешь, зубы заговариваешь или, как цирюльник, кровь пускаешь?

– Все-таки пускаю.

Какие-то замшелые они тут, в селе своем. И словечки-то старинные – цирюльник. Неужели цивилизация не дошла?

– То-то я смотрю – одежа на тебе странная. Да и обувка тоже. Вот я купец – и одет, как купец. Если боярин – так и его по одежке сразу угадать можно.

– Разве лекари по-особому одеваются?

– Да, верно.

Они выехали на более широкую дорогу, где было движение – впереди виднелась попутная телега, навстречу другая ехала.

Постепенно Никита стал замечать, что не видно столбов и проводов – электрических, телефонных. Да и машин на дороге нет. На селе лошадь до сих пор в почете – сена привезти, картошки, участок небольшой вскопать, на котором на тракторе не развернуться. Но где машины?

– До города далеко?

– Верст пять еще, и Владимир.

Никита подумал, что ослышался. Ведь катастрофа «Невского экспресса» произошла между Питером и Москвой, а Владимир в другой стороне от столицы.

– Федор, Владимир этот между Москвой и Нижним?

– Конечно! А где же ему еще быть? Испокон веков тут стоял.

Мозги отказывались принимать информацию. Ему же в Питер надо! Какой Владимир? И как он здесь очутился?

– Подожди, а год сейчас какой?

– Семь тысяч сто шестидесятый от сотворения мира.

Блин, это же сколько по современному лето-счислению – от Рождества Христова, которое Петр I ввел с первого января одна тысяча семисотого года?

– Ну да, – кивнул Никита, стараясь не показать своего изумления. – А кто же нынче великий князь?

– Да уж семь лет Алексей Михайлович.

Верилось в услышанное с трудом. Какой-то бред сумасшедшего.

Показался город. Был он большей частью деревянным, хотя храмы и дома в центре были каменные. Столбов и проводов – так же, как машин и прочих примет двадцать первого века, нигде не было видно.

Никита вздохнул. Получалось, все, что говорил купец Федор, было истинной правдой. Осознать, а главное – принять эту правду было нелегко. Выходит, у него нет ни дома, ни работы, ни родни – как, впрочем, и всего другого, что делало жизнь налаженной и стабильной. А теперь он никто, бомж.

Федор остановил тарантас в центре.

– Приехали.

– Спасибо.

Никита выбрался из тарантаса и остановился в задумчивости. Куда идти, что делать, где и на какие деньги есть и спать? Перед ним встало множество вопросов, и пока никаких перспектив. А кушать уже хотелось – хоть на паперть иди попрошайничать. И церковь рядом была. Ноги сами понесли его туда.

Только он успел шагнуть во двор, как послышались крики, двери храма с треском распахнулись, и на ступени храма, а потом и во двор вывалилась группка дерущихся мужчин.

Никита замер в удивлении – сроду в храмах не дрались! Святотатство это! Храм не место для выяснения отношений.

Несколько мужчин, довольно прилично одетых, лупцевали зрелых лет мужика.

Откуда Никите было знать, что взошедший в этом году на Патриарший престол Никон (в миру Никита Минов – из новгородских митрополитов, сменивший почившего патриарха Иосифа) издал Указ «чтобы все тремя перстами крестились». Три перста, собранных воедино – Бог-Отец, Бог-Сын и Бог – Дух Святой.

Только вот единства не получилось, паства и священничество раскололись. Те, кто не принял нововведений, выделились в старообрядцев. В дальнейшем и гонения на них были, заставившие людей уйти в Сибирь и другие глухие места.

Но это уже после. А сейчас Никита не мог остаться в стороне, видя, как дюжина мужчин бьют одного. Его уже повалили наземь. Даже бойцы в кулачных боях не бьют упавшего – это считается ниже собственного достоинства.

Никита роста был выше среднего даже среди современников, а уж в этом времени – на голову выше всех, просто гигант. Он подбежал к дерущимся и расшвырял их всех в стороны.

– Чего вы упавшего бьете? – вскричал он.

Избивавшие смотрели на него злобно, но продолжать драку побаивались.

Никита помог подняться упавшему. Глаз у того заплыл, губа была разбита и кровила.

Мужик поднялся, но когда Никита взял его за левую руку, вскрикнул. «Или вывих, или перелом», – подумал Никита.

Мужик стоял на ногах нетвердо, хотя спиртным от него не пахло.

– Идем домой, я помогу, – предложил Никита.

Они вышли со двора.

– Тебе куда?

– В Ямскую слободу, – прошамкал разбитыми губами пострадавший.

– Это где? Я не местный, города не знаю.

– За Золотыми воротами, я покажу.

Через какое-то время мужик пришел в себя и пошел тверже, а потом и вовсе отстранился от Никиты.

– Я сам. Рука только болит, спасу нет.

– До дома доведу, там посмотрим. Я лекарь, – успокоил его Никита.

– Сам Господь послал мне тебя за веру мою. Если бы не ты – забили бы до смерти.

– За что тебя?

– Отказался тремя перстами креститься. Деды и отцы наши двумя перстами крестились, и я так же буду. Как новый патриарх пришел, так устои начал рушить.

Вступать с ним в полемику Никита не стал – слишком мало он знал об этой жизни.

Потихоньку они добрели до дома пострадавшего. Изба, в которой он жил, была деревянной, но большой и добротной – пятистенка с обширным двором.

Едва страдалец показался во дворе, как к нему кинулась родня, в основном женщины. Они заохали, запричитали.

– В постелю! – скомандовал мужик.

Как только они вошли в избу, домочадцы стянули с него сапоги, сняли одежду, бережно уложили.

Никита отошел в сторону, чтобы не мешать. Потом подошел к страдальцу и начал его осматривать. Ну, подбитый глаз и разбитая губа – мелочь.

Он решил осмотреть руку. Перелома не было, но вывих в плечевом суставе наличествовал. Рука висела плетью, и двигать ею пострадавший не мог из-за сильной боли.

– Поворачивайся на живот, – скомандовал Никита.

Мужик, кряхтя и охая, стал медленно поворачиваться. Зато домочадцы возмутились.

– Ты кто такой, чтобы побитого ворочать? Ему отдохнуть надо!

– Лекарь я, потому командовать буду. Вывих надо вправить, а то рукой владеть не будет.

Женщины успокоились.

– Тебя как звать-то? – спросил мужика Никита.

– Куприян.

– Скажи своим – пусть выйдут.

– Не слыхали разве, что лекарь сказал? – прикрикнул Куприян.

Домочадцы не спеша вышли. На Никиту они поглядывали неприязненно.

Когда Куприян перевернулся на живот, Никита попросил:

– Опусти руку вниз, пусть повиснет.

– Больно.

– Терпи, я же для твоего блага прошу.

Никита уселся на табурет и стал ждать, когда под действием веса руки расслабятся все мышцы. Чтобы занять время, он стал разговаривать.

– Куприян, ты чем на жизнь зарабатываешь?

– Купец я, лавка у меня на торгу своя. Ой, плечо болит!

– Терпи, вправлю скоро. В городе-то лекари есть?

– Как не быть? Всех мастей: знахари, травники, цирюльники – но они больше кровь отворяют. Еще бабки-повитухи есть. А еще ведуны да врали разные.

– Врали?

– Ну да, что зубы заговаривают.

Ну, однако, и медицина во Владимире! Средневековая какая-то! Впрочем, и впрямь Средневековье. А ведь для него благо: непаханое поле работы – и почти никакой конкуренции. Только и препонов много. Избы, где принимать пациентов, нет, инструментов никаких – так же, как и лекарств и перевязочных материалов. Стало быть, о сложных операциях забыть надо. Да, далеко хватил. На сегодняшний день есть нечего и спать негде, а у него планы наполеоновские.

Тем временем прошло уже с полчаса. Никита ощупал руку, плечевой сустав. Уперся в грудную клетку Куприяна коленом, руку плавно потянул, прилагая изрядную силу, а потом вдруг резко повернул в сторону. В плече хрустнуло, головка плечевой кости вправилась.

Куприян заорал истошно, но потом смолк.

В комнату ворвались женщины.

– Да что же он тебя мучает, кормилец? – спросила та, что постарше, наверное – жена.

– Отпустило! – обрадованно сказал Куприян. – Ей-богу, отпустило!

Он сел на постели, подвигал рукой.

– Ты погоди рукой двигать, – остановил его Никита, – на несколько дней покой ей дать надо. Косынка есть?

Куприян правой рукой стянул с одной из женщин шаль.

– Сойдет? Бабы, идите отсель. Стол готовьте, обедать пора.

Никита подвесил руку на косынку, обездвижив ее.

– Удобно?

– Навроде.

– Лучше неделю так поносить. На ночь снимай, а днем руку береги.

– Благодарствую. Пойдем обедать, небось уже стол накрыли.

Выглядел Куприян страшновато, но после вправления сустава сразу повеселел, поднялся бодро. Никита – за ним.

Длинный стол в трапезной был уже заставлен яствами. Парил суп в горшке, на блюде горкой лежали куриные потрошки с разной начинкой. А уж холодных закусок вроде моченых яблок, квашеной капусты, соленых огурцов и копченой рыбы нескольких видов было полно. Рядом с местом главы семьи, в торце, стоял жбан с пивом.

Семья чинно расселась – каждый на своем месте. Никите место тоже досталось в торце стола, только напротив хозяина.

Сначала хозяин скороговоркой и невнятно – из-за разбитой губы – счел молитву. Все дружно сказали «аминь» и приступили к еде.

Суп с потрошками был вполне неплох.

Потом кухарка подала гречневую кашу с мясом. Попробовав ее, Никита с сожалением констатировал, что в его время так ее готовить не умеют.

После каши Куприян собственноручно разлил пиво, причем тост хозяин сказал за помощь лекаря.

– Я тебе вдвойне обязан: драчунов от меня отогнал у церкви и руку вправил. Не каждый к незнакомцу на выручку бросится. Что-то я тебя раньше не видел?

– Говорил же – не местный, только сегодня приехал.

– Откуда же? – полюбопытствовал Куприян.

– Из Литвы, – соврал Никита. Не говорить же, что с Кавминвод! В это время там еще кавказцы воевали.

– Едва ноги унес от поляков, в чем был бежал – без денег и нажитого добра.

– Как есть злодеи, – понимающе кивнул Куприян.

Смутное время безвластия, Лжедмитрий, польское нашествие было еще свежо в памяти народной, и упоминание о поляках ничего, кроме ненависти, не вызывало.

– Так у тебя и жить негде? – всплеснула руками жена Куприяна.

– Именно так.

– Кормилец, человек тебя выручил – помоги и ты ему. Свободная комната у нас есть, пусть поживет, пока на ноги не встанет.

Купец только крякнул с досады.

– Вечно наперед лезешь, язык – как помело! Я и сам предложить хотел. Как, принимаешь?

– Согласен, – просто сказал Никита. – У меня знакомых здесь нет, а в кармане – вошь на аркане.

Купец засмеялся:

– Аркадия, покажи лекарю его комнату.

Никита встал, сказал «спасибо».

Комната оказалась угловой, небольшой – топчан да сундук для вещей. Более чем скромно. Одно радовало: на топчане – пуховая перина и пуховая же подушка. Хоть спать будет удобно.

– Мы после обеда отдыхаем, – сказала на прощанье Аркадия.

Никита намек понял. Он разулся, разделся и лег в постель, утонув в мягкой перине. Неплохо купцы живут!

Однако сон не шел. В голове крутились одни и те же мысли – чем заняться, на что жить? Купцу спасибо, приютил на первое время. Никита ничего в жизни не умел – только лечить, для этого учился. Все остальные умения, вроде вождения автомобиля, здесь были напрочь не нужны. Вот он и решил остановиться на своей профессии. Деньги только на первое время нужны – инструмент купить, избу какую-нибудь снять. К тому же в ней и жить можно, не стесняя Куприяна. Гость хорош, когда он вовремя уходит. Эх, не расспросил купца, есть ли в городе какие-то лекарки, а не только базарные травники. И у купца деньги просить придется в долг – тут без вариантов, иначе просто дело не осилить. У самого гроша ломаного в кармане нет.

Дом затих. Незаметно уснул и Никита.

Проснулся он через час отдохнувшим, по коридору были слышны тихие шаги домочадцев. Никита поднялся, оделся-обулся и вышел.

Куприян сидел в трапезной и пил горячий отвар иван-чая – была такая травка на Руси. Настоящий чай из Китая позже придет, но доступен будет только людям состоятельным – больно доставка дорог.

Увидев Никиту, Куприян молча показал на лавку – садись, мол.

– Баранки будешь? Свежайшие!

– Возьму одну, – не отказался от угощения Никита.

Баранки на самом деле оказались вкусные, с маком.

– Куприян, просьба у меня к тебе.

– Если смогу.

– Денег мне в долг дать.

– Не вопрос. Сколько и надолго ли? Сам понимаешь, деньги крутиться должны, прибыль приносить.

– Даже не знаю. Избу снять надо, желательно – ближе к бойкому месту, инструменты купить.

– С избой помогу. Правда, в самом центре дорого будет, лучше недалеко от торга. Хоть и не центр, но место бойкое. Насчет инструмента – тут я тебе не помощник. Пройдись по торгу, приценись. Не найдешь – так у кузнецов заказать можно, они за деньги что хочешь сделать могут. Есть такие искусные – о!

– За подсказку и помощь спасибо. Завтра с утра и начну.

– И я насчет избы завтра обскажу.

Вечером, уже при свечах, они выпили яблочного узвара с бубликами – вроде ужина – и легли спать.

– Чего глаза при свечах портить? – резонно рассудил Куприян.

Вставали рано, едва свет в слюдяных окошках забрезжил. По улице уже прогромыхала первая телега.

Сначала помолились всей семьей у иконы в красном углу, затем завтракать сели. Вареные яйца, вчерашний узвар с бубликами вволю.

Никита направился на торг. В кармане звенели медяки – целый алтын дал Куприян на инструменты. Много это или мало, Никита не представлял.

Торг был многолюден и оглушил его криками зазывал, шумом торгующих.

Никита шел по рядам, присматриваясь. Вот пошли лавки кузнецов и оружейников. Ножей полно – длинных боевых, коротких обеденных, из плохонькой стали и из отличной шведской, немецкой или испанской. Но все они не годились, так как имели рукояти из дерева, рога, или наборные, из кожи. Такую рукоять простерилизовать невозможно. Двое ножниц купил, а с ножами – никак. Устав от бесплодных поисков, он спросил в одной лавке:

– Ножик хотел бы заказать. Сможете сделать?

– А эти чем плохи? – оружейник повел рукой в сторону прилавка.

– Мне не такие надобны. – Никита объяснил.

– Лезвие всего вершок? – удивился оружейник.

– Да, и рукоять железная. Лучше всего из шведской стали.

– Чудно. Да таким даже хлеба не нарежешь.

– Я им не хлеб резать буду. Лекарь я.

– Понял, кровь отворять. Ланцет называется. Слыхал про такой, но сам никогда не делал и не видел. Сделаю в лучшем виде. Приходи через три дня, только задаток оставь.

Они сговорились о цене.

Никита купил на торгу беленого полотна. Распустит на полосы – будут бинты. Спирта бы купить, на худой конец – самогона, но на торгу такой товар не продавался.

Он заявился к Куприяну домой:

– Куприян, подскажи. Мне нужен спирт, водка – не знаю, как назвать. Вроде вина, только очень крепкое, даже гореть должно.

– Ужель такое пьешь?

– Нет, мне для работы.

– Болящих поить-увеселять хочешь?

– Я что, сам на больного похож? Для дезинфекции.