Сёгун Клавелл Джеймс
– Сколько времени мы на берегу, Баккус? – спросил Блэкторн.
– Третий день. – Ван Некк опять придвинулся вплотную, присев на корточки. – Я не очень хорошо помню, как мы прибыли, но, когда я проснулся, туземцы были на борту, очень вежливые и добрые. Дали нам еды и горячей воды. Убрали мертвых и бросили якорь. Я многого не помню, но думаю, они отбуксировали нас в безопасное место для стоянки. Вы были в горячке, когда вас перенесли на берег. Мы хотели, чтобы вы остались с нами, но они не позволили. Один из них знал несколько слов по-португальски. Видимо, он у них главный – у него седые волосы. Он понимает слово «капитан». Совершенно очевидно, что он хотел отделить от нас нашего капитана, но сказал, чтобы мы не беспокоились – за вами будут хорошо присматривать. За нами тоже. Потом он проводил нас сюда, вернее, велел перенести и запретил покидать дом, пока не приедет его «капитан». Мы не хотели отпускать вас с ним, но ничего не могли поделать. Вы не попросите у старосты вина или бренди, капитан? – Ван Некк облизал губы, как будто хотел пить, потом добавил: – Теперь я думаю вот о чем: он упомянул также даймё. Что произойдет, когда даймё появится?
– У кого-нибудь есть нож или пистолет?
– Нет. – Ван Некк сказал это, с отсутствующим видом вылавливая вшей из головы. – Они забрали все наше платье, чтобы вычистить его, и не вернули оружие. Я тогда как-то не задумался об этом. Вместе с пистолетами они взяли мои ключи. Я держал их все на кольце. От кладовой и сундуков с деньгами.
– На борту все заперто. Об этом не стоит беспокоиться.
– Мне не хотелось бы остаться без моих ключей. Это нервирует меня. Черт побери, я мог бы прямо сейчас выпить бренди! Даже бутылку эля.
– Святой Боже! Самири изрубил его на куски, да? – изрек Сонк, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Ради Бога, заткнись! Не самири, а самурай. Ты умеешь вывести человека из себя, – обозлился Гинсель.
– Надеюсь, этот негодяй-священник не появится здесь, – произнес Винк.
– Мы в безопасности во власти нашего доброго Бога. – Ван Некк все еще пытался придать уверенность своему голосу. – Когда даймё появится, нас выпустят. Мы получим назад корабль и оружие. Вот увидите. Мы продадим все наши товары и вернемся в Голландию богатыми и невредимыми. Мы станем первыми голландцами, которые обошли вокруг земного шара. Католики попадут в ад, такой их ждет конец.
– Если бы… – вздохнул Винк. – От папистов у меня идут мурашки по коже. Мочи нет. И еще эти конкистадоры. Думаете, их здесь много появится, капитан?
– Не знаю. Думаю, да. Хотел бы я иметь здесь всю нашу эскадру.
– Бедняги, – опечалился Винк, – мы-то, по крайней мере, живы.
Матсюккер предположил:
– Может быть, они вернулись домой? Может, повернули обратно в Магеллановом проливе, когда мы потерялись во время шторма?
– Надеюсь, ты прав, – откликнулся Блэкторн. – Но думаю, корабли и экипажи погибли.
Гинсель вздрогнул:
– По крайней мере, мы живы.
– Здесь, среди папистов и этих варваров с их ужасными нравами, я не дам за наши жизни и дырку старой проститутки.
– Будь проклят тот день, когда я покинул Голландию! – пробормотал Питерзон. – Черт бы побрал этот грог! Если бы во время вербовки я не был пьянее уличной шлюхи, лежал бы сейчас со своей старушкой в Амстердаме.
– Будь проклят ты сам, Питерзон! Но не проклинай выпивку. Это эликсир жизни!
– Мы по уши в дерьме, и оно поднимается все выше. – Винк закатил глаза. – Да, очень быстро.
– Я никогда не думал, что мы доберемся до богатых земель, – сообщил Матсюккер. Он был похож на хорька, несмотря на отсутствие зубов. – Никогда. Меньше всего до Японии. Вшивые паписты! Мы никогда не выберемся отсюда живыми. Эх, если б у нас было оружие… Что за гнилая земля! Я ничего не имею в виду, капитан, – отыграл он быстро под взглядом Блэкторна. – Просто не везет, и все.
Слуги принесли еду. Все те же овощи, вареные и сырые, с небольшим количеством уксуса, рыбный суп и пшеничную или ячневую кашу. Моряки отказались от маленьких кусочков сырой рыбы и попросили мяса и спиртного. Но их не поняли. Позже, перед заходом солнца, Блэкторн ушел. Он устал от страхов, ненависти и ругани. Сказал, что вернется с рассветом.
Лавки на тесных улицах были полны. Он нашел свой проулок, ворота знакомого дома. Пятна крови на земле затерли, останки исчезли. «Как будто мне все это приснилось», – подумал он. Садовая калитка открылась, прежде чем он успел прикоснуться к ней.
Старый садовник, все еще в набедренной повязке, хотя дул ветер и было холодно, поклонился с улыбкой:
– Конбанва[18].
– Хэлло, – сказал Блэкторн бездумно.
Он поднялся по ступеням, но остановился, вспомнив о башмаках. Снял их, прошел босиком на веранду, шагнул в коридор, но не смог найти свою комнату.
– Онна! – позвал он.
Появилась старуха:
– Хай?
– Где Онна?
Старая женщина нахмурилась и показала на себя:
– Онна!
– О, ради Бога! – вспылил Блэкторн. – Где моя комната? Где Онна? – Он отодвинул другую решетчатую дверь.
На полу вокруг низкого столика сидели за ужином четыре японца. Он узнал одного из них, седоволосого деревенского старосту, который был со священником. Все четверо поклонились.
– О, извините, – буркнул Блэкторн, закрыл дверь и снова позвал: – Онна!
Старуха подумала с минуту, потом поманила его к себе. Он прошел за ней в другой коридор. Она открыла дверь, и он по распятию узнал свою комнату… Стеганые одеяла уже были аккуратно разложены.
– Спасибо, – поблагодарил он, успокоившись. – Теперь сходи за Онной.
Старая женщина ушла. Он сел на одеяло. Голова и тело болели. Очень хотелось сесть на обычный стул. Блэкторн раздумывал, где их держат. Как попасть на борт судна? Как достать оружие? Должен быть какой-то выход. Снова послышались шаги, и теперь появились три японки: старуха, молодая круглолицая девушка и женщина средних лет.
Старая женщина указала на молодую, которая казалась несколько испуганной:
– Онна.
– Нет! – Раздраженный Блэкторн встал и показал пальцем на женщину средних лет: – Вот Онна, Боже мой! Ты не знаешь своего имени? Онна! Я проголодался. Могу ли я поесть?
Он потер живот, дав понять, что голоден. Японки поглядели друг на друга. Потом женщина средних лет пожала плечами, сказала что-то рассмешившее всех, подошла к постели и начала раздеваться. Две другие сидели на корточках, широко открыв глаза и чего-то ожидая.
Блэкторн пришел в смятение:
– Что ты собираешься делать?
– Икимасё![19] – сказала она, снимая пояс и распахивая кимоно. Ее груди были плоскими и сухими, а живот огромным.
Стало совершенно ясно, что она собиралась лечь с ним в постель. Он покачал головой и велел ей одеться. Все три японки начали тараторить и жестикулировать, а отвергнутая очень рассердилась. Она скинула длинную нижнюю юбку и, голая, попыталась залезть в постель.
Тут в коридоре появился хозяин, и болтовня тотчас прекратилась, женщины стали кланяться.
– Нан дзя? Нан дзя?[20] – спросил хозяин.
Старая женщина объяснила, в чем дело.
– Вы хотите эту женщину? – спросил он недоверчиво по-португальски с таким сильным акцентом, что слова едва можно было понять.
– Нет-нет, конечно нет! Я только хотел, чтобы Онна дала мне чего-нибудь поесть. – Блэкторн нетерпеливо указал на нее: – Онна!
– Онна означает «женщина». – Японец указал на всех трех: – Онна – онна – онна. Вы хотите онну?
Блэкторн устало покачал головой:
– Нет-нет, спасибо. Я ошибся. Извините. А как ее зовут?
– Да?
– Как ее имя?
– А! Ее имя Хаку. Хаку.
– Хаку?
– Да. Хаку!
– Извини, Хаку-сан. Я думал, онна – твое имя.
Староста объяснил недоразумение Хаку, и она была не очень обрадована. Но он сказал еще что-то, все поглядели на Блэкторна и захихикали, прикрывая рот ладонью, а потом ушли. Хаку вышла голая, перекинув кимоно через руку, с огромным чувством достоинства.
– Спасибо, – промямлил Блэкторн, взбешенный собственной глупостью.
– Это мой дом. Мое имя – Мура.
– Мура-сан. Мое – Блэкторн.
– Извините?
– Мое имя – Блэкторн.
– А!.. Берр-ракк-фон. – Мура несколько раз попытался произнести это, но не смог.
Наконец он встал и уставился на колосса перед собой. Это был первый варвар, которого он когда-либо видел, не считая отца Себастио и другого священника, много лет назад. «Но священники, – думал он, – темноволосые, темноглазые и нормального роста. А этот человек высокий, с золотистыми волосами и бородой, голубоглазый, и кожа его отчего-то бледна там, где скрыта одеждой, и красна там, где на нее светило солнце. Удивительно! Я думал, все мужчины черноволосые и с темными глазами. Мы все такие. Китайцы такие, а разве Китай не весь мир, за исключением земли южных португальских варваров? Удивительно. И почему отец Себастио так ненавидит этого человека? Потому что он поклоняется Сатане? Я бы так не сказал – отец Себастио мог придумать про Дьявола, если бы захотел. О, я никогда не видел святого отца таким сердитым. Никогда. Удивительно! Так голубые глаза и золотистые волосы – метка Сатаны?»
Мура поглядел на Блэкторна и вспомнил, как пытался допросить капитана на борту корабля, а потом, когда тот упал без сознания, велел перенести его в свой дом: предводитель варваров должен находиться под особым присмотром. Его положили на одеяла и раздели, скорее всего, просто из любопытства.
– Его мужское естество довольно впечатляюще, а? – сказала мать Муры, Сэйко. – Интересно, какой величины оно будет, когда встанет?
– Большой, – ответил Мура, и все засмеялись: его мать, жена, друзья, слуги и лекарь.
– Думаю, их жены должны быть очень выносливы, – вставила его жена Нидзи.
– Вздор, дочка! – отмахнулась мать. – Любая наша госпожа, искусная в любви, сумеет к этому приспособиться. – Она покачала головой в удивлении. – Никогда в жизни не видела ничего подобного. Правда странно, а?
Капитана вымыли, но он так и не пришел в сознание. Лекарь думал, что неразумно окунать его в ванну, пока он не придет в себя.
– Следует помнить, Мура-сан, что мы толком не знаем, каковы эти варвары, – изрек он с мудрой осмотрительностью. – Поэтому можем погубить его по ошибке. Очевидно, силы варвара на пределе. Нам следует проявить терпение.
– Но как быть со вшами в его волосах? – спросил Мура.
– Они там останутся на какое-то время. Я так понимаю, они есть у всех варваров. Извините. Я советую потерпеть.
– Вы не думаете, что нам следует вымыть ему голову? – спросила жена Муры. – Мы будем очень осторожны. Я уверена, госпожа присмотрит за нашей работой. Это поможет варвару и сохранит наш дом в чистоте.
– Я согласна. Вы можете вымыть его, – объявила мать Муры. – Но хотелось бы знать, какой величины будет его мужское достоинство, когда встанет.
Сейчас Мура непроизвольно оглядел Блэкторна. Потом вспомнил, что священник говорил об этих слугах Сатаны и пиратах. «Бог Отец защитит нас от этого дьявола, – подумал он. – Если бы я знал, что он так ужасен, никогда бы не допустил его в свой дом. Нет, – сказал он себе. – Мы вынуждены обращаться с ним как с гостем, пока Оми-сан не прикажет иного. Но было мудро известить немедленно священника и Оми-сана. Очень мудро. Я староста, я защищаю деревню и один отвечаю за все. И несу ответ перед Оми-саном за смерть этим утром и непочтительность погибшего, и это совершенно правильно».
– Не будь глупцом, Тамадзаки! Ты рискуешь добрым именем деревни! – предупреждал он друга-рыбака десятки раз. – Умерь свою нетерпимость. Оми-сан не имеет иного выбора, кроме как осмеивать христиан. Разве наш даймё не ненавидит христиан? Что еще может сделать Оми-сан?
– Ничего, я согласен. Мура-сан, пожалуйста, извини меня. – Тамадзаки всегда отвечал так. – Но буддисты должны быть терпимы, а? Разве оба они не дзен-буддисты?
Дзен-буддизм учил самообладанию, самосовершенствованию через контроль над собой и медитацию ради просветления. Большинство самураев были дзен-буддистами, как и подобает гордым, ищущим смерти воинам.
– Да, буддизм учит терпению. Но сколько можно напоминать, что они самураи, и это Идзу, а не Кюсю, и, даже если бы мы жили на Кюсю, ты все равно не прав. Всегда. А?
– Да. Пожалуйста, извини меня, я знаю, что не прав. Но иногда чувствую, что не могу таить в себе стыд, когда Оми-сан оскорбляет истинную веру.
«А теперь, Тамадзаки, ты мертв, ибо сделал собственный выбор, оскорбив Оми-сана, отказавшись кланяться ему, оттого что он сказал: „Этот вонючий священник служит чужому Богу“. Пусть от священника пахнет и истинная вера – чужеземная. Мой бедный друг, эта вера не прокормит твою семью и не смоет позора с моей деревни. О Мадонна, благослови моего старого друга и пошли ему радость на небесах!»
«Ожидай от Оми-сана много горя, – сказал себе Мура. – И это еще полбеды, ведь приедет даймё».
Растущее беспокойство овладевало им, когда бы он ни подумал о своем феодале Касиги Ябу, даймё Идзу, дяде Оми. «Жестокость и бесчестие – вот обычай этого человека. Он обманывает все деревни при выделении им законной доли улова рыбы, урожая и муки при помоле. Когда придет война, – спрашивал себя Мура, – чью сторону примет Ябу – господина Исидо или господина Торанаги? Мы в ловушке между двумя гигантами, в заложниках у обоих.
Северный, Торанага – самый крупный из ныне живущих военачальников, повелитель Канто, Восьми Провинций, самый важный даймё в стране, ему подвластны все войска на востоке. К западу расположены земли Исидо – он хозяин замка в Осаке, завоеватель Кореи, защитник наследника, полководец западного воинства… А дальше к северу проходит Токайдо, Великий прибрежный путь, который связывает Эдо, главный город Торанаги, с Осакой, главным городом Исидо, – триста миль, которые должны преодолеть их полки. Кто победит? Неизвестно. Война опять охватит всю страну, союзы распадутся, провинции будут биться между собой, пока далее деревни не пойдут войной друг на друга, как уже бывало. Если не считать последние десять лет. За последние десять лет, и это невероятно, не случалось ни одной войны, мир по всей Японии, впервые в истории. Мне начинает нравиться мир.
Но человек, который добился мира, мертв. Крестьянин, который стал самураем, потом простым военачальником, а после – самым главным из них и, наконец, тайко, великим правителем Японии. Он умер год назад, а его семилетний сын слишком мал, чтобы наследовать верховную власть. Так что мальчик, как и мы, заложник. У двух гигантов. И война неизбежна… Теперь никто не сможет защитить любимого сына тайко, его династию, его наследство или его империю.
Может быть, так и следовало. Тайко покорил земли, добился мира, вынудил всех даймё в стране пресмыкаться перед ним, как простых крестьян, перераспределил владения согласно своим желаниям, возвышая одних и свергая других, а потом умер. Он был гигант среди пигмеев. Но может быть, это правильно, что все его свершения и величие должны были умереть вместе с ним? Разве человек не цветок, сорванный ветром, и только горы и море, звезды и эта Земля богов вечны?
Мы все в западне, и это непреложная истина, что война начнется скоро и что Ябу один будет решать, на чьей мы стороне. И столь же истинно, что деревня всегда будет деревней, потому что рисовые поля здесь плодородные, а море богато рыбой».
Мура упорно обращался мыслями к варвару, пирату, стоящему перед ним. «Ты дьявол, насланный на нас, как чума, – думал он. – Приносишь одни беды, с тех пор как появился здесь. Почему ты не попал в другую деревню?»
– Капитан-сан хочет женщину? – спросил он дружелюбно.
По его предложению совет деревни распорядился, чтобы варвары не знали отказа у женщин – этого требовала вежливость, да и благоразумие: надо же чем-то занять чужаков до приезда властей? Деревня хотя бы потешится пересудами о любовных забавах с иноземцами, ибо на денежное воздаяние надежды нет.
– Женщину? – повторил он, видимо подразумевая, что если пират твердо стоит на ногах, то и прочие его члены должны быть в порядке, его «небесное копье» укутали перед сном, все приготовления сделаны.
– Нет! – Блэкторн хотел только спать. Но, зная, что должен склонить японца на свою сторону, заставил себя улыбнуться и указал на распятие: – Вы христианин?
Мура кивнул.
– И я христианин.
– Священник говорит, что нет. Не христианин.
– Я христианин. Не католик. Но тем не менее христианин.
Этого Мура понять не мог. И Блэкторн не нашел способа объяснить, как ни старался.
– Хотите онна?
– Димё когда приедет?
– Димё? Не понимаю.
– Димё… Ах да! Даймё.
– А, даймё! Хай, даймё! – Мура пожал плечами. – Даймё приедет, когда приедет. Спите. Сначала помойтесь, пожалуйста.
– Что?
– Помойтесь. Примите ванну, пожалуйста.
– Я не понимаю.
Мура подошел ближе и брезгливо поморщился:
– Воняет. Плохо. Как от португальцев. Вымойтесь. У нас чистый дом.
– Я буду мыться когда захочу, и от меня не пахнет! – Блэкторн разозлился. – Каждый знает, что ванны опасны. Хочешь, чтобы я схватил простуду? Ты думаешь, я Богом проклятый глупец? Убирайся отсюда и дай мне поспать!
– Вымойтесь! – приказал Мура, пораженный гневом варвара: разве можно так ронять себя?
Не то чтобы от варвара действительно воняло, но, по сведениям Муры, тот не мылся целых три дня, и никакая женщина не ляжет с ним, сколько ни заплати. «Эти ужасные иноземцы, – подумал Мура, – их не поймешь. Что за мерзкие привычки! Ну ничего. Я отвечаю за тебя. Ты научишься достойному поведению. Будешь мыться в ванне по-человечески, и госпожа, моя мать, узнает то, что ее так занимало».
– Помойтесь!
– А теперь убирайся, не то я разорву тебя на куски! – Блэкторн обжег японца свирепым взглядом, указывая на дверь.
Наступила короткая пауза, появились еще три японца и три японки. Мура коротко объяснил им, в чем дело, потом обратился к Блэкторну:
– Ванна. Пожалуйста.
– Убирайся!
Мура один вошел в комнату. Блэкторн оттолкнул его, не желая причинить вреда – только отпихнуть. И взвыл. Мура ударил его по локтю ребром ладони, и рука Блэкторна повисла плетью, онемев. Разозленный, он попытался атаковать. Но комната закружилась, и он упал ничком. Тут его спину пронзила парализующая боль, он больше уже не мог двигаться.
– Боже мой…
Он попытался встать, но ноги подгибались. Мура спокойно протянул маленький, но твердый, как железо, палец и дотронулся до шеи Блэкторна. У того в глазах потемнело.
– Боже мой…
– Ванну? Пожалуйста?
– Да-да, – выдохнул Блэкторн, ошеломленный тем, что его так легко одолел этот маленький человек и он лежит теперь беспомощный как ребенок, готовый к тому, что ему перережут горло.
Много лет назад Мура обучился искусству карате и дзюдо, так же как владению мечом и копьем. Это было, когда он воевал за Накамуру, крестьянского военачальника, тайко – задолго до того, как тот стал тайко, – когда крестьяне могли быть самураями и самураи могли быть крестьянами, или лодочниками, или даже презренными купцами и снова воинами. «Странно, – подумал Мура, отсутствующе глядя на упавшего гиганта, – едва ли не первое, что сделал тайко, когда приобрел такую силу, – это приказал всем крестьянам вернуться к мирным занятиям и сразу же сдать все оружие. Тайко навсегда запретил им иметь оружие и установил жесткую сословную систему, которая теперь определяет все в жизни страны: самураи выше всех, ниже их крестьяне, затем лодочники, купцы, за ними актеры, парии и разбойники и, наконец, в самом низу – эта, нелюди, те, кто имеет дело с мертвыми телами, обработкой кожи и мертвыми животными, а также исполняет работу палачей, клеймовщиков и заплечных дел мастеров. Конечно, любой варвар ниже всех на этой лестнице».
– Пожалуйста, извините меня, капитан-сан, – сказал Мура, низко кланяясь, стыдясь того, что варвар потерял лицо, упал, стеная, как грудной ребенок.
«Да, я очень сожалею, – подумал он, – но это должно было произойти. Ты испытывал мое терпение своим бессмысленным упорством, чрезмерным даже для варвара. Ты кричал как безумный, вывел из равновесия мою мать, лишил мой дом покоя, обижал слуг, и моя жена должна была поменять сломанное тобой сёдзи. Нельзя было оставить без внимания столь явный недостаток манер. Или позволить тебе поступать в моем доме против моих желаний. Это сделано для твоего же блага. Даже вы, варвары, не должны терять лицо. За исключением священников – они совсем другое дело. Все ужасно пахнут, но помазаны Богом Отцом, так что имеют великое лицо. Но ты… ты лжец, ты пират, лишенный чести. Как удивительно! Заявить, что он – христианин. К сожалению, это тебе совсем не поможет. Наш даймё ненавидит истинную веру и варваров и терпит их только поневоле. Но ты не португалец и не христианин, следовательно, не защищен законом, да? Так что, хотя ты, можно считать, и мертвый человек – или, по крайней мере, увечный, – моя обязанность следить, чтобы ты встретил свою судьбу чистым. Мыться очень хорошо!»
Он помог остальным мужчинам перенести все еще находящегося в полубессознательном состоянии Блэкторна через весь дом в сад вдоль крытого перехода, которым очень гордился, в баню. Женщины шли за ним.
Это стало одним из самых больших событий в его жизни. Он знал, что ему придется рассказывать и пересказывать эту историю недоверчивым друзьям за согретым саке, рыбакам, сельским жителям, своим детям, которые не сразу поверят ему. Они же в свою очередь будут потчевать этой байкой своих детей, и имя Муры, рыбака, будет вечно жить в деревне Андзиро, расположенной в провинции Идзу на юго-восточном побережье главного острова Хонсю. Все потому, что он, рыбак Мура, имел счастье быть старостой в первый год после смерти тайко и временно отвечал за вождя незнакомых варваров, которые приплыли с востока.
Глава 2
– Даймё Касиги Ябу, повелитель Идзу, хочет знать, кто вы, откуда прибыли, как оказались здесь и какие акты пиратства совершили, – сказал отец Себастио.
– Я продолжаю утверждать, что мы не пираты.
Утро было ясное и теплое. Блэкторн стоял на коленях перед помостом на деревенской площади, его голова все еще болела от удара. «Успокойся и заставь свои мозги работать, – внушал он себе. – Сейчас на карту поставлены ваши жизни. Ты адвокат, и все. Иезуит – твой враг, и он единственный имеющийся здесь переводчик, а ты не способен узнать, как он переводит твои слова, но можешь быть уверен, что он тебе не поможет… „Собери все свои мозги, – он почти слышал голос старого Альбана Карадока. – Когда море несет смерть и штормы свирепствуют, нужны все твои знания. Вот что сохранит тебе жизнь и удержит твой корабль на плаву – если ты капитан. Собери все свои знания и выжми сок из каждого дня…“ Сок сегодняшнего дня – это желчь, – мрачно подумал Блэкторн. – Почему я так отчетливо слышу голос Альбана?»
– Сначала скажите даймё, что мы с вами враги, что мы в состоянии войны, – потребовал он. – Скажите ему, что Англия и Нидерланды воюют с Испанией и Португалией.
– Я снова предупреждаю вас, чтобы вы говорили просто и не извращали истину. Нидерланды, или Голландия, или Соединенные провинции, как бы ни называли их вы, мерзкие мятежники, не более чем маленькая мятежная провинция великой испанской империи. Вы вождь изменников, которые подняли мятеж против своего законного короля.
– Англия находится в состоянии войны, и Нидерланды… – Блэкторн не стал продолжать, потому что священник больше не слушал его, а переводил.
Даймё был на помосте, невысокий, плотный и очень важный. Он сидел, поджав под себя согнутые в коленях ноги, пятки были аккуратно подобраны; по бокам стояли четыре помощника – одним из них был Касиги Оми, его племянник и вассал. Все они носили шелковые кимоно, а поверх них – разукрашенные накидки, перехваченные выше талии широкими поясами. С огромными, как крылья, накрахмаленными плечами. И конечно, у каждого имелись мечи.
Мура стоял на коленях в грязи. Он был тут единственным из деревенских жителей, а остальные – самураи – пришли с даймё. Они сидели безмолвные, правильными рядами. Команда парусника располагалась позади Блэкторна и, как и он, стояла на коленях, сбоку маячила стража. Им пришлось принести генерал-капитана, хотя тот и был очень болен. Ему, едва сознававшему, что происходит, позволили лечь в грязь. Блэкторн поклонился вместе с остальными, когда они подошли к даймё, но этого оказалось недостаточно. Самураи пинками заставили их встать на колени и уткнуться лбом в грязь, как крестьян. Блэкторн пытался сопротивляться и крикнул священнику, что это противно обычаям его страны, что он командир и посланец своей державы и с ним должны обращаться соответственно. Но тычок рукояткой меча заставил его подчиниться. Его люди сгрудились в мгновенном порыве, но он приказал им остановиться и встать на колени. К счастью, они послушались. Даймё издал какой-то гортанный звук, и священник перевел это как предупреждение говорить правду и не мешкать с ответом. Блэкторн попросил стул, но священник сообщил, что японцы не пользуются стульями – во всей Японии не сыщешь ни одного.
Блэкторн сосредоточил все свое внимание на священнике, который говорил с даймё. Как найти подход к японцу, как преодолеть опасность?
«В лице даймё чувствуются высокомерие и жестокость, – подумал он. – Держу пари, что он настоящий негодяй. Священник не очень хорошо говорит по-японски. О, видишь это? Возбуждение и нетерпение. Даймё потребовал уточнений. Думаю, что так. Почему иезуит носит оранжевые одежды? Даймё – католик! Смотри, иезуит изменился в лице, его пот прошиб. Держу пари, даймё не католик. Будь осторожнее! Может быть, он не католик. В любом случае пощады не жди. Как использовать этого негодяя? Как поговорить с ним напрямую? Как переиграть священника? Как опорочить его? На что он клюнет? Ну же, думай! Ты достаточно знаешь об иезуитах».
– Даймё говорит, чтобы вы поторопились с ответом.
– Да, конечно. Прошу прощения. Мое имя Джон Блэкторн. Я англичанин, главный штурман нидерландской флотилии и капитан одного из кораблей. Наш порт – Амстердам.
– Флотилии? Какой флотилии? Вы лжете. Никакой флотилии нет. Откуда взялся английский капитан на голландском корабле?
– Все в свое время. Пожалуйста, переведите, что я сказал.
– Почему вы стали капитаном голландского капера? Быстрее!
Блэкторн решил блефовать. Его голос внезапно стал твердым – он так и прорезал теплый утренний воздух:
– Дьявол! Сначала переведи, что я сказал, испанец! Ну!
Священник вспыхнул:
– Я португалец. Я уже говорил об этом. Отвечайте на вопросы.
– Я здесь, чтобы говорить с даймё, а не с вами. Переводи то, что я сказал, безродное отребье!
Блэкторн видел, что священник покраснел еще больше и это не ускользнуло от внимания даймё. «Будь осторожен, – предупредил он себя. – Этот желтолицый негодяй разорвет тебя на кусочки быстрее, чем стая акул, если выйдешь из себя».
– Скажите господину даймё!
Блэкторн умышленно низко поклонился в сторону помоста и почувствовал, как холодный пот начал собираться в капли. Теперь он определился с тем, что делать.
Отец Себастио знал, что неуязвим для оскорблений пирата. Он твердо решил очернить англичанина перед даймё. Но это не сработало, и он растерялся. Когда посланец от Муры принес ему в миссию в соседней провинции известие о корабле, он мучился в догадках. «Это не может быть голландский или английский корабль! – думал он. – В Тихом океане еще не бывало кораблей еретиков, за исключением этого архидьявола пирата Дрейка, и никогда ни один не наведывался в Азию. Морские пути держат в секрете и стерегут». Он сразу приготовился к отъезду и отправил с почтовым голубем весточку в Осаку своему настоятелю, с которым собирался посоветоваться, зная, что сам еще молод, неопытен. В Японии он новичок, пробыл здесь всего два года, еще даже не посвящен в духовный сан[21] и несведущ в таком опасном деле. Он бросился в Андзиро, надеясь и молясь, чтобы новость оказалась ложной. Но судно было голландским, и капитан – англичанином, и все отвращение отца Себастио к сатанинским еретикам Лютеру, Кальвину, Генриху VIII и чертовой Елизавете, его незаконнорожденной дочери, всколыхнулось в нем. И поглотило разум.
– Священник, переведи то, что говорит пират, – услышал он приказ даймё.
«О благословенная Матерь Божия, помоги мне выполнить Твою волю! Помоги не обнаружить слабость перед даймё и дай мне способности к языкам, дай мне обратить их в истинную веру!»
Отец Себастио собрал все свои силы и заговорил более уверенно.
Блэкторн слушал внимательно, пытаясь вникнуть в смысл слов. Священник упомянул Англию и Блэкторна и указал на корабль, который спокойно стоял на якоре в гавани.
– Как вы попали сюда? – спросил отец Себастио.
– Через Магелланов пролив. Это в ста тридцати шести днях пути отсюда. Скажите даймё…
– Вы лжете. Магелланов пролив секретный. Вы прошли вокруг Африки и Индии. Вы должны сейчас же сказать правду. Они будут вас пытать.
– Пролив был секретным. Португалец продал нам руттер. Один из ваших собственных людей продал нам его за золото, как Иуда. Вы все дерьмо! Теперь все английские и нидерландские военные суда знают путь через Тихий океан. Эскадра из двадцати шестидесятипушечных английских линейных кораблей сейчас атакует Манилу. Вашему господству конец.
– Ты врешь!
«Да, – подумал Блэкторн, – но есть только один способ доказать, что это ложь, – сплавать в Манилу».
– Эта эскадра будет нападать на ваши торговые пути и захватывать ваши колонии. Еще один флот уже на подходе. Испано-португальская свинья опять в своем свинарнике, и член главы вашего иезуитского ордена, вашего генерала, у нее в заднице, где ему и место! – Он отвернулся и низко поклонился даймё.
– Бог проклянет тебя и твой недостойный род.
– Ано моно ва нани и имаситэ ору?[22] – нетерпеливо бросил даймё.
Священник заговорил быстрее и тверже, помянув Магеллана и Манилу, но Блэкторн подумал, что даймё и его приближенные не очень хорошо понимают иезуита.
Ябу устал от разбирательства. Он глянул на гавань, на корабль, который занимал его мысли с тех пор, как он получил тайное послание от Оми, и подумал, не подарок ли это богов, как он надеялся.
– Ты уже осмотрел груз, Оми-сан? – спросил он этим утром, как только прибыл, забрызганный грязью и усталый.
– Нет, господин. Я подумал, что лучше всего опечатать корабль до вашего приезда, но трюмы забиты ящиками и тюками. Надеюсь, я поступил правильно. Вот все их ключи. Я их изъял.
– Хорошо. – Ябу приехал из Эдо, столицы Торанаги, расположенной более чем в ста милях отсюда, в крайней спешке, тайком и с большим риском для себя, и это было очень важно, что он добрался так быстро. Путешествие по отвратительным дорогам, через разлившиеся весной ручьи, частью верхом, частью в паланкине, заняло два дня. – Я сразу поеду на корабль.
– Вам следовало бы повидать иноземцев, господин, – сказал Оми со смехом. – Они невозможны. У большинства голубые глаза, как у сиамских кошек, золотистые волосы. Но лучшая новость из всех – то, что они пираты…
Оми пересказал ему все, что священник сообщил о морских разбойниках, и что сказал пират, и что случилось, и возбуждение Ябу утроилось. Он подавил нетерпеливое желание подняться на борт корабля и сорвать печати. Вместо этого он помылся, переоделся и приказал привести к нему варваров.
– Ты, священник, – проговорил он, его голос был резок, и смысл едва доходил до отца Себастио, плохо знающего язык, – почему он так зол на тебя?
– Он дьявол. Пират. Он поклоняется Сатане.
Ябу наклонился к Оми, сидящему слева:
– Можешь ты понять, что он говорит, племянник? Он врет? Что ты думаешь?
– Я не знаю, господин. Кто знает, во что на самом деле верят варвары? Я допускаю, что священник думает, будто пират действительно поклонник дьявола. Конечно, все это вздор.
Ябу снова повернулся к священнику, которого ненавидел. Будь его воля, он сегодня же распял бы иезуита и уничтожил христианство в подвластных ему землях раз и навсегда. Но он не мог. Хотя даймё имели полную власть над своими провинциями, они подчинялись Совету регентов, которому тайко официально передал все полномочия до совершеннолетия своего сына, и следовали указам, которые тот издал в свое правление и которые еще оставались в силе. Один из них, выпущенный много лет назад, касался португальских варваров и указывал, что в пределах разумного к их религии надо проявлять терпимость и не препятствовать тому, чтобы их священники обращали людей в свою веру.
– Ты, священник! Что еще говорит пират? Что он сказал тебе? Быстрее! Ты проглотил язык?
– Пират принес плохие новости. Плохие. О том, что сюда плывут другие пиратские корабли – и много.
– О чем он толкует?
– Извините, господин, я не понял.
– Пират говорит, другие военные корабли подошли к Маниле, на Филиппинах.
– Оми-сан, ты понимаешь, о чем он говорит?
– Нет, господин. Его выговор ужасен, это почти непонятная речь. Он говорил, восточнее Японии есть еще пиратские корабли?
– Да, священник! Есть еще пиратские корабли в море? Восточнее? А?
– Да, господин. Но я думаю, он врет. Он говорит, в Маниле.
– Я не понимаю, где находится Манила?
– На востоке. Много дней пути.
– Если какие-то пиратские корабли придут сюда, мы устроим им приятную встречу, где бы ни была эта Манила.
– Пожалуйста, извините меня. Я не понимаю.
– Не важно, – сказал Ябу.
Его терпение истощилось, он уже решил, что варвары должны умереть, и наслаждался предстоящим. Очевидно, что эти люди не подпадали под указ тайко, который упоминал «португальских варваров», и к тому же они были пираты. Сколько себя помнил, он ненавидел этих дикарей, их зловоние и грязь, их омерзительную привычку есть мясо, их глупую религию, высокомерие и отвратительные манеры. Еще более его, как каждого даймё, раздражала их одержимость Землей богов. Китай и Япония столетиями оставались в состоянии войны. Китай не хотел торговать. Китайская шелковая одежда была жизненно необходима для того, чтобы перенести длинное, жаркое и влажное японское лето. В Японию ее попадало крайне мало, и за нее запрашивали огромную цену. Потом, шестьдесят с чем-то лет назад, впервые появились варвары. Китайский император в Пекине позволил им обосноваться в Макао, на юге Китая, и согласился продавать шелк за серебро. Япония была богата серебром. Вскоре торговля стала процветать. Обе страны благоденствовали. Посредники, португальцы, становились богачами, и их священники – преимущественно иезуиты – сделались необходимы для торговли. Только священники могли выучиться говорить по-китайски и по-японски и, следовательно, выступать как комиссионеры и переводчики. По мере того как торговля шла в гору, священники становились все нужнее и нужнее. Теперь годовой торговый оборот был огромен и отражался на жизни каждого самурая. Поэтому приходилось терпеть священников и распространение их религии, иначе варвары могли уплыть и торговля бы прекратилась.
Читать бесплатно другие книги:
