Гарри Поттер и принц-полукровка Роулинг Джоан Кэтлин
– Он унаследовал дом? – жадно сузив глазки, переспросил дядя Вернон, но ему никто не ответил.
– Пусть там останется штаб-квартира, – пробормотал Гарри. – Мне все равно. Пользуйтесь, мне ничего не нужно. – Ему и под страхом смерти не хотелось возвращаться в особняк Блэков, где его бесконечно преследовали бы воспоминания о Сириусе, который считал этот мрачный, замшелый дом своей тюрьмой.
– Благородное решение, – отозвался Думбльдор. – Тем не менее нам пришлось временно выехать.
– Почему?
– Видишь ли, – сказал Думбльдор, не обращая внимания на бубнеж дяди Вернона, которого долбил по голове настырный кубок с медом, – по традиции фамильный особняк должен перейти к следующему представителю рода Блэков по мужской линии. Сириус был последним: его младший брат Регул умер раньше, и оба не имели детей. В завещании ясно сказано, что дом остается тебе, однако не исключено, что он защищен заклятиями и владельцем может стать только чистокровный Блэк.
Гарри живо вспомнил вопящий и плюющийся портрет матери Сириуса в холле номера 12.
– Да уж наверняка, – буркнул он.
– Вот-вот, – кивнул Думбльдор. – И если так, дом, вероятнее всего, отойдет старшему из ныне здравствующих родственников Сириуса, а именно его кузине Беллатрикс Лестранж.
Гарри сам не заметил, как вскочил с кресла; телескоп и кроссовки, лежавшие у него на коленях, покатились по полу. Беллатрикс Лестранж, убийца Сириуса, унаследует его дом?
– Нет.
– Нам бы тоже не хотелось, чтобы она его получила, – спокойно проговорил Думбльдор. – Но тут полно сложностей. Например, мы не знаем, удержится ли наша собственная защита теперь, когда дом больше не принадлежит Сириусу. Вдруг Беллатрикс в любой момент может появиться на пороге? Естественно, нам пришлось выехать, пока положение не прояснится.
– Но как узнать, мой дом или нет?
– К счастью, – ответил Думбльдор, – проверить довольно просто.
Он отставил пустой кубок на столик рядом с креслом, но больше ничего сделать не успел, потому что дядя Вернон истошно заорал:
– Может, уберете эти проклятущие штуки?
Гарри оглянулся. Дурслеи прикрывали головы руками: кубки выплясывали у них на макушках, во все стороны разбрызгивая мед.
– Ах, простите, виноват, – промолвил Думбльдор и поднял волшебную палочку. Кубки исчезли. – Только, знаете, гораздо вежливей было бы выпить.
Судя по лицу дяди Вернона, у него на языке вертелось множество ядовитых ответов, но он лишь сильнее вжался в спинку дивана рядом с женой и сыном и промолчал, не сводя поросячьих глазок с волшебной палочки.
– Понимаешь, – Думбльдор снова повернулся к Гарри, – если ты правда унаследовал дом, то тебе достался и…
Он в пятый раз взмахнул палочкой. Раздался громкий треск, и на ворсистом ковре гостиной появился домовый эльф в каких-то грязных тряпках. У него были большие, как у летучей мыши, уши, нос-хоботок и огромные, в кровавых прожилках, глаза. Тетя Петуния пронзительно завизжала: такая пакость да на ее ковре! Дудли мигом подобрал большие босые ноги и поднял их чуть ли не выше головы, словно опасаясь, что гадкое существо влезет на него по пижамным штанам. А дядя Вернон громко зарычал:
– Это что еще за мразь?
– Шкверчок, – договорил наконец Думбльдор.
– Шкверчок не пойдет, не пойдет, не пойдет! – скрипуче и почти так же громко, как дядя Вернон, затараторил домовый эльф. Он топал длинными шишковатыми ступнями и исступленно тянул себя за уши. – Шкверчок служит мисс Беллатрикс, да-да-да, Шкверчок служит Блэкам, Шкверчок хочет к новой хозяйке и не пойдет служить поганому Поттеру, не пойдет, не пойдет, не пойдет!
– Как видишь, Гарри, – повысив голос, чтобы заглушить непрерывное «не пойдет, не пойдет, не пойдет», сказал Думбльдор, – Шкверчок выражает нежелание переходить под твое покрови-ельство.
– Ну и наплевать, – буркнул Гарри, гадливо посмотрев, как эльф корчится и топает ногами. – Мне он не нужен.
– Не пойдет, не пойдет, не пойдет, не пойдет…
– Ты предпочтешь, чтобы он достался Беллатрикс Лестранж? Зная, что весь последний год он жил при штаб-квартире Ордена Феникса?
– Не пойдет, не пойдет, не пойдет, не пойдет…
Гарри поглядел на Думбльдора. Ясно, что Шкверчка нельзя отдавать Беллатрикс, но… Стать хозяином и отвечать за того, кто предал Сириуса? Самая мысль отвратительна.
– Отдай ему какой-нибудь приказ, – предложил Думбльдор. – Если Шкверчок теперь твой, он будет вынужден повиноваться. А если нет, нам придется найти способ не пустить его к законной хозяйке.
– Не пойдет, не пойдет, не пойдет, НЕ ПОЙДЕТ!
Крики перешли в завывания, и Гарри не придумал ничего лучше, кроме как цыкнуть:
– Шкверчок, заткнись!
Тот словно подавился. Он выпучил глаза и, не переставая разевать рот, схватился за горло. Несколько секунд эльф судорожно пытался сглотнуть, а потом бросился лицом на ковер (тетя Петуния горестно заскулила) и в отчаянной, хоть и абсолютно безмолвной истерике заколотил по полу руками и ногами.
– Что ж, это все упрощает, – обрадовался Думбльдор. – Сириус знал, что делает. Гарри, ты – законный владелец дома номер двенадцать по площади Мракэнтлен и Шкверчка.
– А обязательно… чтобы он жил со мной? – Гарри в ужасе посмотрел на эльфа, извивающе-гося у него под ногами.
– Нет, раз ты этого не хочешь, – ответил Думбльдор. – Если не возражаешь, предлагаю отправить его в «Хогварц», на кухню. Там он будет под присмотром у наших эльфов.
– Да, – с облегчением согласился Гарри, – так и сделаем. Эмм… Шкверчок! Хочу, чтобы ты отправился в «Хогварц» и работал на кухне вместе с другими эльфами.
Шкверчок – он теперь лежал на спине и сосредоточенно сучил сразу всеми конечностями – окинул Гарри взором, полным невыразимого омерзения, и с громким хлопком исчез.
– Прекрасно, – сказал Думбльдор. – Но есть еще гиппогриф, Конькур. После смерти Сириуса за ним приглядывал Огрид, но теперь Конькур твой, и если у тебя есть иные соображения…
– Нет, – сразу ответил Гарри, – пусть остается с Огридом. По-моему, самому Конькуру тоже так лучше.
– Огрид будет в восторге, – улыбнулся Думбльдор. – Он так радовался встрече. Кстати, в интересах безопасности мы решили временно переименовать Конькура в Курокрыла, хотя вряд ли в министерстве догадаются, что это тот самый гиппогриф, которому они когда-то вынесли смертный приговор. Ну-с, Гарри, ты упаковал вещи?
– Э-э-э…
– Сомневался, что я появлюсь? – усмехнулся проницательный Думбльдор.
– Я сейчас… мигом… закончу, – выпалил Гарри, хватая с пола телескоп и кроссовки.
На сборы ушло чуть больше десяти минут. Наконец Гарри выудил из-под кровати плащ-невидимку, завинтил пузырек с разноцветными чернилами, сунул их в сундук, водрузил поверх котел и с трудом закрыл крышку. После чего, одной рукой волоча сундук, а в другой держа клетку с Хедвигой, спустился на первый этаж.
Он огорчился, не обнаружив в холле Думбльдора, – придется еще раз заходить в гостиную.
Там все молчали. Думбльдор тихонько напевал и явно чувствовал себя вполне комфортно, но в целом атмосфера густотой напоминала застывший заварной крем. Гарри, не осмеливаясь взглянуть на родственников, сказал:
– Профессор, я готов.
– Прекрасно, – отозвался Думбльдор. – Остается последнее. – Он повернулся к Дурслеям: – Вам, без сомнения, известно, что через год Гарри станет совершеннолетним…
– Нет, – возразила тетя Петуния. Это было первое, что она произнесла за все время.
– Простите? – вежливо переспросил Думбльдор.
– Не достигнет. Он на месяц младше Дудлика, а тому восемнадцать только через два года.
– Вот как, – любезно проговорил Думбльдор. – Но колдуны достигают совершеннолетия в семнадцать.
Дядя Вернон пробормотал «вот придурки», но Думбльдор проигнорировал это замечание.
– Далее. Вы знаете, что в страну вернулся пресловутый лорд Вольдеморт. В колдовском сообществе идет война. Гарри, которого лорд Вольдеморт неоднократно пытался убить, грозит опасность – куда большая, чем пятнадцать лет назад, когда я оставил его на вашем пороге с письмом, где рассказывалось о гибели его родителей. Помнится, я выразил надежду, что вы будете заботиться о мальчике как о собственном сыне.
Думбльдор помолчал. Он говорил размеренно и спокойно, без гнева, но сейчас от него ощутимо повеяло холодом, и Гарри заметил, что Дурслеи теснее прижались друг к другу.
– Вы не выполнили мою просьбу; никогда не считали Гарри своим. Он не видел от вас ничего, кроме пренебрежения, а зачастую и жестокости. Тем не менее хорошо уже то, что вы не сумели навредить ему столь же страшно, как несчастному мальчику, который сидит между вами.
Тетя Петуния и дядя Вернон инстинктивно повернули головы к Дудли, точно между ними мог оказаться не он, а кто-то другой.
– Мы – Дудлику?! Да что вы такое?.. – гневно начал дядя Вернон, но Думбльдор поднял палец, призывая к молчанию, и дядю Вернона словно поразила немота.
– Волшебная защита, которую я создал пятнадцать лет назад, обеспечивает безопасность Гарри до тех пор, пока он может называть ваш дом своим. Он был здесь несчастен, не нужен, обижен, но вы, пусть и скрепя сердце, давали ему кров. Защита перестанет действовать в тот миг, когда Гарри исполнится семнадцать; другими словами, как только он станет мужчиной. Я прошу об одном: разрешить Гарри вернуться к вам еще один раз, чтобы защитить его хотя бы до семнадцатилетия.
Дурслеи молчали. Дудли хмурился, точно пытался понять, когда и как ему навредили. У дяди Вернона будто кусок застрял в горле, а тетя Петуния странно раскраснелась.
– Что же, Гарри… нам пора. – Думбльдор встал и расправил длинный плащ. – До встречи, – сказал он Дурслеям, которые, похоже, горячо пожелали, чтобы встреча никогда не состоялась, затем надел шляпу и вышел из комнаты.
– До свидания, – торопливо бросил Гарри и поспешил за Думбльдором. Тот задержался у сундука, на котором стояла клетка с Хедвигой.
– Это нам будет мешать. – Он опять достал волшебную палочку. – Я отошлю твои вещи в «Гнездо». Впрочем, плащ-невидимку лучше захватить… на всякий случай.
Гарри не без труда извлек из сундука плащ, постаравшись, чтобы Думбльдор не заметил беспорядка внутри. Потом спрятал плащ во внутренний карман куртки, и Думбльдор взмахнул палочкой. Сундук и клетка исчезли. Думбльдор повел палочкой еще раз. Дверь распахнулась. За ней чернела холодная туманная мгла.
– Ну-с, Гарри, вперед, в ночь, за этой ветреной искусительницей – авантюрой.
Глава четвертая
Гораций Дивангард
Последние несколько дней Гарри только и делал, что ждал встречи с Думбльдором, но теперь, когда они оказались вдвоем, очень смутился. Раньше они общались только в школе, и обычно их разделял письменный стол. А воспоминание о последней встрече лишь добавляло неловкости: в тот раз Гарри много кричал и вдобавок расколотил немало ценных для Думбльдора вещей.
Однако Думбльдора это, по всей видимости, не заботило.
– Держи палочку наготове, Гарри, – жизнерадостно приказал он.
– Мне же нельзя колдовать вне школы…
– Если на нас нападут, – сказал Думбльдор, – разрешаю тебе воспользоваться любым контрзаклятием или контрпорчей, какие придут в голову. Впрочем, сегодня тебе вряд ли стоит опасаться.
– Почему, сэр?
– Потому что ты со мной, – просто ответил Думбльдор. – Этого достаточно.
Он остановился на углу Бирючинной улицы и спросил:
– Ты еще не сдавал на аппарирование?
– Нет, – помотал головой Гарри, – это же только с семнадцати.
– Верно, – отозвался Думбльдор. – Тогда просто крепко держись за мою руку. Левую, если не возражаешь; ты, вероятно, заметил, что правая у меня слегка не в порядке.
Гарри ухватился за его руку.
– Замечательно, – произнес Думбльдор, – поехали.
Гарри почувствовал, что рука Думбльдора вырывается из пальцев, и усилил хватку. В следующий миг все вокруг почернело; Гарри сжало со всех сторон. Он не мог дышать, ребра стянуло железным обручем; глаза и уши словно вдавливало внутрь черепа, а потом…
Он несколько раз судорожно глотнул холодный ночной воздух и открыл слезящиеся глаза. Его как будто пропихнули через очень узкую резиновую трубу, и он не сразу осознал, что Бирючинной улицы больше нет. Они с Думбльдором очутились на пустынной деревенской площади с военным мемориалом и парой скамеек. Как только мозги встали на место, Гарри понял, что ему впервые в жизни довелось аппарировать.
– Ты как? – поинтересовался Думбльдор. – К этому ощущению надо привыкнуть.
– Я нормально. – Гарри растирал уши, явно неохотно расставшиеся с Бирючинной улицей. – Но, честно говоря, на метле лучше.
Думбльдор улыбнулся, плотнее запахнул воротник, сказал:
– Нам сюда, – и быстро пошел вперед, мимо пустой гостиницы и жилых домов. На часах церкви неподалеку стрелки приближались к полуночи.
– А скажи, пожалуйста, Гарри, – заговорил Думбльдор, – твой шрам… он вообще болит?
Гарри машинально потер зигзагообразную отметину на лбу.
– Нет, – пробормотал он, – я еще удивлялся. Думал, от него теперь покоя не будет, раз Вольдеморт набирает силу.
Он поднял глаза на Думбльдора и увидел, что тот доволен ответом.
– Я-то как раз думал иначе, – сказал Думбльдор. – Лорд Вольдеморт наконец понял, что у тебя есть счастливая возможность проникать в его мысли и чувства. И, похоже, решил защититься от тебя посредством окклуменции.
– Вот и великолепно, – буркнул Гарри. Он нисколько не скучал по ночным кошмарам и неожиданным провалам в сознание Вольдеморта.
Они завернули за угол, прошли мимо телефонной будки и автобусной остановки. Гарри искоса поглядел на Думбльдора:
– Профессор…
– Да, Гарри?
– А… где это мы?
– В очаровательной деревушке под названием Бадли-Баббертон.
– А зачем?
– Ах да, я же не сказал! – воскликнул Думбльдор. – Я столько раз это говорил, что потерял счет: наша школа вновь осталась без учителя. Мы с тобой здесь, чтобы уговорить одного моего бывшего коллегу оставить заслуженный отдых и вернуться в «Хогварц».
– А чем я могу вам помочь, сэр?
– Я уверен, ты непременно пригодишься, – неопределенно ответил Думбльдор. – Здесь налево, Гарри.
Они шли вверх по узкой крутой улочке между плотными рядами домов. Свет нигде не горел. Странный туман, вот уже две недели окутывавший Бирючинную улицу, стоял и здесь. Гарри невольно вспомнил о дементорах, опасливо оглянулся и крепче сжал в кармане волшебную палочку.
– Профессор, а почему нельзя было аппарировать прямо в дом вашего коллеги?
– Но это же все равно что вышибить входную дверь, – объяснил Думбльдор. – Правила хорошего тона требуют предоставлять людям право не принимать гостей, если им не хочется. И потом, большинство колдовских жилищ защищены от нежелательного вторжения. Например в «Хогварц»…
– Нельзя аппарировать, ни в здание, ни на территорию, – бойко отчеканил Гарри. – Мне Гермиона Грейнджер говорила.
– И это истинная правда. Тут снова налево.
Где-то позади церковные часы пробили двенадцать. Гарри хотелось спросить, почему Думбльдор не считает невежливым являться в гости за полночь, но сейчас, когда у них завязалась нормальная беседа, он решил обсудить вопросы поважнее.
– Сэр, я прочел в «Оракуле», что Фуджа уволили…
– Это так. – Думбльдор свернул в переулок, резко уходивший вверх. – Не сомневаюсь, ты знаешь и о том, что на его место пришел Руфус Скримджер, который раньше возглавлял дивизион авроров.
– А как по-вашему, он хороший?
– Интересный вопрос, – произнес Думбльдор. – Он на многое способен. Личность, безусловно, решительнее и напористее, чем Корнелиус.
– Да, но я имел в виду…
– Я знаю, что ты имел в виду. Руфус – человек дела. Он почти всю сознательную жизнь борется с силами зла и не может недооценивать лорда Вольдеморта.
Гарри ждал, что Думбльдор заговорит о своих разногласиях со Скримджером, упомянутых в «Оракуле», но тот молчал. Сам Гарри не осмелился спросить, а потому сменил тему:
– А еще, сэр… я прочел про мадам Боунс.
– Да, – тихо сказал Думбльдор. – Ужасная потеря. Выдающаяся была ведьма. Вот сюда, вверх, по-моему… ой. – Он покалеченной рукой указал, куда идти.
– Профессор, а что у вас с…
– Сейчас нет времени объяснять, – перебил Думбльдор. – Не хотелось бы комкать столь леденящую историю.
Он улыбнулся, давая понять, что вовсе не хотел осадить Гарри – дескать, если есть другие вопросы, задавай.
– Сэр… мне совиной почтой прислали министерскую листовку про меры безопасности против Упивающихся Смертью…
– Я и сам такую получил, – снова улыбнулся Думбльдор. – Ты извлек из нее что-нибудь полезное?
– Не особенно.
– Я уж вижу. Например, ты не спросил, какое варенье я люблю больше всего, и не убедился, что я действительно профессор Думбльдор, а не какой-нибудь самозванец.
– Я не… – начал Гарри, не вполне понимая, всерьез его укоряют или нет.
– Кстати, на будущее – малиновое. Но, разумеется, любой Упивающийся Смертью, прежде чем принимать мой облик, постарался бы выяснить про варенье.
– Э-э… конечно, – кивнул Гарри. – Но в листовке говорилось про каких-то инферний. Это кто? Там было непонятно.
– Это трупы, – невозмутимо ответил Думбльдор. – Заколдованные мертвецы, действующие по указке черных колдунов. Давненько не появлялись, с той поры, когда Вольдеморт был в силе… Естественно, он стольких поубивал, что хватит на целую армию. Вот дом, который нам нужен, Гарри, сюда…
Они подошли к аккуратному домику с небольшим садиком. Гарри был настолько потрясен рассказом об инферниях, что ничего не замечал и тут же наткнулся на Думбльдора, когда тот внезапно остановился у калитки.
– О небо. О пресвятое небо.
Гарри проследил за его взглядом, и у него оборвалось сердце. Входная дверь криво свисала с петель.
Думбльдор быстро осмотрел улицу: везде было пусто.
– Достань палочку и следуй за мной, – тихо приказал он.
Затем открыл калитку и молча, стремительно зашагал по ухоженной садовой дорожке. Гарри не отставал. Думбльдор осторожно открыл дверь, держа наготове волшебную палочку.
– Люмос.
Палочка засветилась. Они увидели узкий коридор и слева – открытую дверь. Думбльдор, высоко держа палочку, прошел в гостиную. Гарри следовал за ним по пятам.
Их взглядам открылась картина абсолютного разора. Прямо под ногами лежали большие напольные часы с треснувшим корпусом и расколотым циферблатом, чуть поодаль валялся маятник, точно оброненный меч. Пианино перевернуто набок, кругом рассыпаны клавиши. Рядом отсвечивал искорками покореженный канделябр. Жестоко израненные подушки истекают перьями; все вокруг припудрено осколками стекла и фарфора. Думбльдор поднял палочку выше и осветил стены. Обои были забрызганы чем-то клейким, темно-красным. Гарри тихонько ахнул. Думбльдор обернулся.
– Жуткое зрелище, – мрачно произнес он. – Здесь произошло что-то страшное.
Он медленно вышел на середину комнаты, внимательно разглядывая обломки под ногами. Гарри шел за ним и испуганно озирался, опасаясь, что за сломанным пианино или перевернутым диваном вот-вот обнаружится нечто чудовищное, однако трупа нигде не было.
– Может, случилась драка, а потом они его… утащили? – пролепетал Гарри. Он старался не думать о том, каковы должны быть раны, если стены забрызганы кровью чуть ли не до середины.
– Едва ли, – задумчиво пробормотал Думбльдор, всматриваясь в опрокинутое набок пухлое кресло.
– Вы хотите сказать, что он…
– Где-то здесь? Да.
Тут Думбльдор безо всякого предупреждения наклонился и ткнул палочкой в сиденье кресла. Оно завизжало.
– Добрый вечер, Гораций, – поздоровался Думбльдор, выпрямляясь.
У Гарри отвисла челюсть. На месте кресла сидел на корточках немыслимо толстый лысый старикашка. Он потирал низ живота, оскорбленно глядя на Думбльдора водянистыми глазками.
– Чуть не проткнул, – тяжело заворочавшись, недовольно пробурчал он. – Больно же.
Его лысина, выпуклые глаза и густые серебристые моржовые усы глянцево поблескивали в свете волшебной палочки, как и полированные пуговицы бордовой бархатной куртки, надетой поверх лиловой шелковой пижамы.
– Ну и чем же я себя выдал? – ворчливо поинтересовался хозяин дома и, не переставая массировать низ живота, с кряхтеньем поднялся. Макушкой он едва доставал Думбльдору до подбородка, и для человека, который только что притворялся креслом, вид у него был на редкость невозмутимый.
– Мой дорогой Гораций, – чуть насмешливо сказал Думбльдор, – если б здесь и впрямь побывали Упивающиеся Смертью, над домом висел бы Смертный Знак.
Гораций хлопнул себя пухлой ладошкой по высокому лбу.
– Смертный Знак, – пробормотал он. – Так и знал, обязательно что-нибудь… ну да ладно. Времени все равно не было. Я еще со своей обивкой не закончил, а вы уже вошли.
Он испустил тяжкий вздох, и кончики его усов затрепетали.
– Помочь прибраться? – любезно предложил Думбльдор.
– Если не трудно, – ответил Гораций.
Колдуны встали спина к спине, худой дылда и толстый коротышка, и синхронно взмахнули волшебными палочками.
Мебель тут же разлетелась по местам; украшения и прочие предметы интерьера вновь возникли прямо из воздуха; перья набились в подушки; порванные книги склеились еще по дороге к полкам; богатая коллекция фотографий, сверкая изу веченными серебряными рамками, пролетела через всю комнату и собралась на письменном столе, целая и невредимая; всевозможные дыры, трещины и разрывы залатались и затянулись; стены очистились.
– Кстати, что за кровь? – полюбопытствовал Думбльдор. Ему пришлось сильно повысить голос – восстановленные напольные часы принялись громко бить.
– На стенах? Драконья, – прокричал в ответ Гораций. Канделябр тем временем, оглушительно скрежеща, ввинтился обратно в потолок.
Напоследок блямкнуло пианино, и воцарилась тишина.
– Да, драконья! – задумчиво повторил колдун. – Заметим, последняя бутылка, а цены сейчас о-го-го какие. Впрочем, не исключено, что ее можно снова использовать.
Он грузно протопал к буфету, взял в руки хрустальную бутылочку с густой жидкостью и посмотрел на свет:
– Хм-м. Пыли насобирала.
Гораций поставил бутылочку на место, вздохнул и лишь тогда заметил Гарри.
– Ого, – сказал он, и его большие круглые глаза метнулись к шраму. – Ого!
– Это, – Думбльдор шагнул ближе, – Гарри Поттер. Гарри, познакомься – мой старый друг и коллега Гораций Дивангард.
Дивангард проницательно посмотрел на Думбльдора:
– Вот, значит, чем ты рассчитывал меня пронять? Все равно мой ответ «нет», Альбус.
Гораций, толкнув Гарри плечом, отошел – судя по лицу, он твердо решил не поддаваться искушению.
– Может, хоть по стаканчику? – предложил Думбльдор. – За старые добрые времена?
Дивангард нерешительно замер.
– Если только чуть-чуть, – нелюбезно пробурчал он.
Думбльдор улыбнулся Гарри и указал на кресло, очень похожее на то, каким недавно прикидывался Дивангард. Оно стояло возле вновь разожженного камина; рядом ярко горела масляная лампа. Гарри сел, понимая: Думбльдору зачем-то нужно, чтобы он был на виду. Хозяин дома повозился с графинами и кубками, повернулся лицом к комнате, естественно, наткнулся взглядом на Гарри, фыркнул и моментально отвел глаза, словно опасаясь их обжечь.
– Прошу. – Дивангард передал кубок Думбльдору, который уселся без приглашения. Затем хозяин ткнул подносом в сторону Гарри и утонул в подушках восстановленного дивана и сумрачном молчании. Его коротенькие ножки не доставали до пола.
– Как поживаешь, дорогой Гораций? – вежливо поинтересовался Думбльдор.
– Так себе, – сразу ответил Дивангард. – Слабые легкие. Одышка. Еще ревматизм. Передвигаюсь с трудом. Впрочем, чего ожидать? Старость. Переутомление.
– Между тем, чтобы подготовиться к нашему приходу, тебе явно пришлось посуетиться, – заметил Думбльдор. – У тебя ведь было не более трех минут.
Дивангард раздраженно, однако с гордостью уточнил:
– Две. Я не услышал чаросигнализацию – ванну принимал. Но, – сурово продолжил он, спохватившись, – факт остается фактом, Альбус, я – пожилой, усталый человек. Я заслужил право на тихую и хоть сколько-нибудь комфортную жизнь.
Что-что, а это у него есть, подумал Гарри, окинув взглядом комнату. Душная, конечно, и захламленная, но неудобной никак не назовешь: тут тебе и кресла, и пуфы, книги и разные напитки, коробки с шоколадными конфетами и мягкие подушки. Не зная, кто здесь живет, Гарри подумал бы, что хозяйка – богатая и капризная старуха.
– Ты ведь моложе меня, Гораций, – сказал Думбльдор.
– Так и тебе давно пора на покой, – бесцеремонно ответил Дивангард. Его бледные крыжовенные глаза остановились на больной руке Думбльдора. – Видишь, реакция-то уже не ахти.
Читать бесплатно другие книги:
